А. В. ЕЛИСѢЕВЪ.
Страничка изъ воспоминаній.
править
I.
правитьЖаръ только что свалилъ. Дачники, прятавшіеся по своимъ дачнымъ трущобамъ, выходили подышать свѣжимъ воздухомъ. Особенно много было публики на Муринскомъ проспектѣ, около лѣтняго клуба, гдѣ лѣтніе артисты давали спектакль. Я отправился въ театръ, чтобы въ антрактахъ подышать свѣжимъ воздухомъ въ клубномъ саду. Въ Лѣсномъ въ жаркіе дни и душно, и пыльно, а вечеромъ поднимается самая предательская сырость. Это не значитъ, что Лѣсное хуже другихъ дачныхъ мѣстностей въ окрестностяхъ Петербурга, — такая же сырость, духота и пыль вездѣ.
Не помню, какая шла пьеса, но въ одинъ изъ антрактовъ знакомые указали на извѣстнаго уже тогда путешественника, д-ра Елисѣева, который гулялъ по аллеѣ вмѣстѣ съ остальной публикой. Я читалъ его статьи въ «Вѣстникѣ Европы» и какъ-то было странно видѣть этого смѣлаго изслѣдователя далекаго Востока въ какомъ-то Лѣсномъ, которое ни въ географическомъ, ни въ этнографическомъ, и ни въ какомъ вообще отношеніи не замѣчательно. Черезъ минуту мы были представлены другъ другу и сидѣли на садовой террасѣ.
— Я никакъ не ожидалъ васъ встрѣтить именно здѣсь, — удивлялся я, по привычкѣ, наблюдая новаго человѣка. — Даже какъ-то странно…
— И я тоже удивляюсь, что встрѣтилъ васъ въ Лѣсномъ. У меня здѣсь постоянное мѣстожительство…
— Да? А я нанялъ здѣсь дачу.
— Какъ дачное мѣсто, Лѣсное, пожалуй, неудобно. Очень много лѣтомъ набирается публики, а мы начинаемъ жить, когда дачники разъѣдутся, т.-е. поздней осенью. Главное удобство — безусловная тишина, а это самое важное при работѣ.
По своей наружности д-ръ Елисѣевъ ни чѣмъ особеннымъ не выдѣлялся. Средняго роста, бѣлокурый, съ сѣрыми глазами, съ русскимъ лицомъ — и только. Онъ былъ одѣтъ въ бѣлый военный китель и походилъ на армейскаго офицера. На первый взглядъ нѣсколько поражала торопливость его движеній и какая-то особенная быстрота взгляда, точно онъ постоянно куда-то спѣшилъ. Наружность «извѣстныхъ людей» рѣдко совпадаетъ съ тѣмъ представленіемъ о нихъ, какое составляешь о нихъ по ихъ сочиненіямъ. Такъ было и здѣсь. Первое впечатлѣніе меня, вообще, не удовлетворило, и я понялъ его, какъ типъ, только познакомившись съ нимъ ближе, въ его рабочемъ кабинетѣ, среди его коллекцій, книгъ и разныхъ рѣдкостей, собранныхъ со всего свѣта. Только въ этой обстановкѣ онъ дѣлался самимъ собой, тѣмъ Елисѣевынъ, котораго я уже ранѣе зналъ по книгамъ. Это былъ, если можно такъ выразиться, неисправимый путешественникъ, жертвовавшій всѣмъ для любимаго дѣла и десятки разъ рисковавшій для него собственной жизнью.
Кто изъ насъ въ дѣтствѣ не зачитывался путешествіями и кто не мечталъ сдѣлаться знаменитымъ путешественникомъ? Дѣтскій умъ рѣшаетъ вопросы «очень просто», и мы время отъ времени встрѣчаемъ въ газетахъ трагикомическія исторіи съ юными путешественниками, начитавшимися романовъ Майнъ-Рида, Густава Эмара и Купера. Эти милые мальчуганы, сбѣжавъ съ урока латинскаго языка, обыкновенно прямымъ путемъ отправляются въ Америку искать опасностей, приключеній и еще опасностей. Такія смѣлыя предпріятія заканчиваются обыкновенно путешествіемъ въ лодкѣ или поѣздкой по желѣзной дорогѣ, а затѣмъ путешественниковъ возвращаютъ по мѣсту жительства. Но и большіе люди очень часто мечтаютъ о путешествіяхъ. Отчего бы въ самомъ дѣлѣ не махнуть куда-нибудь на Цейлонъ или на Огненную землю? Но эти мечты не осуществляются въ большинствѣ случаевъ просто потому, что русскій человѣкъ и географію плохо знаетъ, и съ языками знакомъ изъ пятаго въ десятое, и необходимой подготовки не имѣетъ, да еще и страшно притомъ. Оно, конечно, отчего не попутешествовать, а какъ васъ зарѣжетъ какой-нибудь хунгузъ, или, еще хуже, съѣдятъ людоѣды… Я именно съ этой точки зрѣнія и смотрѣлъ на Александра Васильевича. Вотъ человѣкъ, который осуществилъ то, о чемъ другіе едва смѣютъ мечтать. Кромѣ спеціальной подготовки къ каждому путешествію, нужна еще смѣлость.
— Скажите, Александръ Васильевичъ, неужели вы не испытывали страха, забираясь въ глухую сибирскую тайгу или на охотѣ за африканскими львами въ горахъ Атласа? — откровенно задалъ я вопросъ.
— И да, и нѣтъ… Все зависитъ отъ натуры, а затѣмъ отъ выдержки характера. Развѣ рабочій порохового завода, водоливъ, шахтарь, аэронавтъ, а больше всѣхъ врачъ — не рискуютъ каждую минуту? По моему мнѣнію, можно себя пріучить и закалить… Въ этомъ вся штука. А главное, путешественниками родятся, а не дѣлаются… Это какая-то мертвая тяга въ далекія неизслѣдованныя страны, даже тяга къ опасностямъ.
— Но, вѣдь, есть паническій страхъ, который внѣ воли человѣка?
— Право, не могу ничего сказать… Отчаяннымъ храбрецомъ себя не считаю, но особенно и бояться не приходилось. Вѣдь нѣтъ такого положенія, изъ котораго не было бы выхода… Все дѣло даже не въ какой-то храбрости или прямой отчаянности, а въ простомъ умѣньи разсчитать обстоятельства и сохранить во время опасности извѣстное хладнокровіе. Большинство, вѣдь, погибаетъ не отъ опасности, а отъ того, что люди теряютъ голову…
Для меня все-таки оставался неяснымъ вопросъ о храбрости, необходимой для каждаго путешественника. Истинно смѣлые люди, какимъ былъ покойный д-ръ Елисѣевъ, вѣроятно, не замѣчаютъ въ самихъ себѣ этого необходимаго достоинства, какъ здоровые не замѣчаютъ своего здоровья. Кстати, я припомнилъ очень трогательный разсказъ о какихъ-то франдузахъ-аэронавтахъ, которые перелетѣли на воздушномъ шарѣ въ Швецію. Шаръ опустился въ окрестностяхъ какого-то маленькаго городка, и матери приводили дѣтей, чтобы смѣльчаки-аэронавты благословили ихъ. Описывая Уссурійскій край, Александръ Васильевичъ говоритъ: «Опасности, быть можетъ, потому и привлекаютъ человѣка, что онѣ слишкомъ обаятельны». Это уже поэзія опасностей…
II.
правитьВсе лѣто 1891 года мнѣ пришлось провести въ Лѣсномъ, и мы встрѣчались съ Александромъ Васильевичемъ почти каждый день. Онъ особенно любилъ устраивать прогулки пѣшкомъ, причемъ отличался замѣчательной неутомимостью. Кстати, человѣкъ, который охотился на африканскихъ львовъ и амурскихъ тигровъ, какъ мнѣ казалось, побаивался простыхъ дворовыхъ собаченокъ и поэтому постоянно ходилъ съ толстой японской палкой. Впрочемъ, это, кажется, уже область идіосинкразіи, — по преданію, Петръ Великій боялся черныхъ таракановъ, а кажется, человѣкъ былъ не изъ трусливаго десятка.
По вечерамъ Александръ Васильевичъ частенько завертывалъ ко мнѣ посидѣть на садовой террасѣ, поговорить, напиться чаю. У него только не было русской привычки засиживаться подолгу, завернувъ на одну минутку. Онъ самое большее могъ позволить себѣ свободный одинъ часъ — это былъ его законный отдыхъ. Было всегда жаль, когда онъ уходилъ, потому что онъ такъ хорошо разсказывалъ о своихъ странствованіяхъ по бѣлу свѣту, такъ много видѣлъ и умѣлъ видѣть, такъ много зналъ по разнымъ отраслямъ разныхъ наукъ.
— Да останьтесь, Александръ Васильевичъ… Посидите.
— Ахъ, нѣтъ, не могу… Работа, работа, работа!..
— Готовитесь опять къ экспедиціи?
— О, да…
Послѣднее онъ говорилъ такимъ удивленнымъ тономъ, точно всѣ люди должны были готовиться къ какой-нибудь экспедиціи.
Всего рельефнѣе обрисовывался Александръ Васильевичъ, конечно, у себя дома, въ той обстановкѣ, которая создавалась такимъ неустаннымъ трудомъ. Было что-то даже нерусское въ этой систематизированной и выдержанной до послѣднихъ мелочей работѣ — не русское потому, что русскій человѣкъ съиспоконъ вѣковъ работаетъ какими-то взрывами, вѣрнѣе — не работаетъ даже, а страдуетъ. Александръ Васильевичъ выходитъ изъ дому только по необходимости — нужно сдѣлать визитъ больному, съѣздить на засѣданіе ученаго общества, сдѣлать необходимый моціонъ для поддержанія мускульной энергіи, а тамъ опять въ свою скорлупу, за свое любимое дѣло. И такъ изо дня въ день, цѣлые года, пока этотъ неустанный трудъ не прерывался какой-нибудь новой экспедиціей.
Если обстановка, вообще, до извѣстной степени характеризуетъ своего хозяина, то Александръ Васильевичъ былъ весь въ этой обстановкѣ, онъ жилъ ей, потому что каждая мелочь здѣсь напоминала ему то Японію, то Африку, то Аравію, то Цейлонъ, то тундры далекаго сѣвера, сибирскую тайгу и т. д. Это былъ цѣлый музей, составленный не случайно, а съ строгимъ выборомъ — тутъ были и ботаническіе препараты, и коллекціи по энтомологіи, и зоологическіе раритеты и unicum’ы, и масса этнографическаго матеріала, и предметы ежедневнаго обихода разныхъ племенъ, ткани, матеріи, игрушки, артикли и такъ безъ конца. Все это было расположено въ самомъ строгомъ порядкѣ и напоминало хозяину о его далекихъ путешествіяхъ. Особое мѣсто занимала спеціальная библіотека изъ книгъ на трехъ языкахъ. Здѣсь сосредоточивалась главная подготовительная работа, и здѣсь-то Александръ Васильевичъ реализировалъ результаты своихъ путешествій въ цѣломъ рядѣ статей. Онъ работалъ много, постоянно и упорно, не имѣя свободнаго времени для такъ называемыхъ удовольствій. Было величайшей рѣдкостью встрѣтить его гдѣ-нибудь на гуляньи или въ театрѣ. Когда же гулять и отдыхать, когда работы такъ много, а жизнь такъ коротка. Вообще, по своей трудоспособности Александръ Васильевичъ представлялъ очень рѣдкій и крайне отрадный примѣръ.
Была еще одна особенность этой обстановки, точно неодушевленныя вещи требовали живого голоса, движенія, вообще живой иллюстраціи. Въ квартирѣ Александра Васильевича цѣлая комната была отведена птицамъ. Центръ занимала громадная проволочная клѣтка, гдѣ жили маленькія птицы, а затѣмъ отдѣльныя клѣтки съ экземплярами покрупнѣе. Тутъ-то на подставкахъ бормотали какаду и сѣрые попугаи. Однимъ словомъ, цѣлый птичникъ, напоминавшій опять о далекихъ странахъ. Эта живая зоологія трещала, пѣла, свистала на всѣ лады, и Александръ Васильевичъ находилъ время ухаживать за своими любимцами. Въ этомъ скромномъ занятіи сказывалась страстная любовь къ живой природѣ, къ постоянной привычкѣ наблюдать эту живую природу и, такъ сказать, научнымъ развлеченіямъ.
— Это мои друзья, — объяснялъ онъ не безъ гордости. — Обратите вниманіе вонъ на эту чету зеленыхъ африканскихъ попугайчиковъ… Самая трогательная супружеская пара. Какъ говорятъ, они не переживаютъ другъ друга — умретъ одинъ, и другой умираетъ отъ тоски. А вотъ эта парочка кардиналовъ? А японскія чечотки съ красными хохолками на головѣ?..
Къ числу друзей принадлежалъ и рыжій сеттеръ, и жирный котъ, ласково поглядывавшій на клѣтки съ птицами, и охотничья двустволка, и неизмѣнная спутница во всѣхъ путешествіяхъ винтовка.
Именно въ этой обстановкѣ какъ-то особенно хорошо велись разговоры о предстоящей экспедиціи, къ которой готовился Александръ Васильевичъ. Онъ почти бредилъ Суданомъ и махдистомъ.
— Непремѣнно проберусь туда, — повторялъ онъ съ мягкой улыбкой.
— И опять въ единственномъ числѣ?
— Какъ всегда… Я, вѣдь, путешествую всегда на свои личныя средства и не имѣю возможности взять съ собой даже русскаго проводника.
Кстати, характерно то, что Александръ Васильевичъ, не смотря на свои многочисленные печатные труды и доклады въ разныхъ ученыхъ обществахъ, не могъ добиться какой-нибудь командировки съ спеціальной цѣлью. Живя въ Лѣсномъ, онъ заработывалъ опредѣленную сумму тяжелымъ трудомъ вольнопрактикующаго врача, отказывалъ себѣ во всемъ и на самыя скромныя средства отправлялся въ экспедицію за свой личный рискъ и страхъ. Это служило вѣчной помѣхой для послѣдовательности его изслѣдованій, отнимало напрасно много дорогого времени и составляло больное мѣсто. По своей скромности, Александръ Васильевичъ не могъ добиться никакой оффиціальной командировки, потому что такія командировки доставались другимъ… Онъ не ропталъ, не завидовалъ болѣе счастливымъ путешественникамъ и продолжалъ съ завидною настойчивостью дѣлать свое дѣло.
— Все это только подготовительныя работы, — объяснялъ онъ. — А можетъ быть, когда-нибудь и добьюсь посторонней помощи… Конечно, жаль, когда приходится тратить столько времени буквально на собираніе грошей. Что же, у каждаго человѣка своя орбита, по которой онъ движется.
Дѣйствительно, у Александра Васильевича была своя собственная орбита, и онъ двигался по ней съ большимъ упорствомъ. Кстати, меня интересовало, почему онъ остановился на центральной Африкѣ, а не на Индіи или другихъ малоизслѣдованныхъ странахъ.
— Чорный материкъ теперь перевиваетъ самое боевое время, — объяснялъ Александръ Васильевичъ. — Европейцы рвутъ его по частямъ, и, по моему, въ недалекомъ будущемъ ему предстоитъ громадная роль, о которой сейчасъ можно только догадываться… Во всякомъ случаѣ, здѣсь есть серьезная работа.
Но прежде, чѣмъ попасть въ Суданъ, Александръ Васильевичъ получилъ казенную командировку на голодный тифъ, свирѣпствовавшій въ Челябинскомъ уѣздѣ, Пермской губ., въ 1892 г. и въ томъ же году на ревизію врачебныхъ заведеній Западнаго края, а въ 1893 г. въ Бессарабію съ той же цѣлью.
III.
правитьСвои путешествія Александръ Васильевичъ началъ еще будучи гимназистомъ, когда дѣлалъ продолжительныя экскурсіи по Новгородской и Псковской губерніямъ, а затѣмъ пѣшкомъ обошелъ часть Финляндіи, пробравшись черезъ Кояну въ Улеаборгъ. Это было въ 1875 г. Въ слѣдующемъ 1876 году мы его встрѣчаемъ уже въ Западной Европѣ, которую онъ объѣхалъ почти всю, за исключеніемъ Англіи и Балканскаго полуострова. Въ 1877 г. онъ опять цѣлыхъ три мѣсяца провелъ въ Финляндіи и Кореліи, все лѣто 1878 г. провелъ въ губерніяхъ Олонецкой, Вологодской и Архангельской, въ 1879 г. пробрался на сѣверный Уралъ и въ верховья Печоры. Лѣто 1880 года занимался въ дебряхъ новгородскихъ лѣсовъ изслѣдованіемъ мѣстныхъ кургановъ. Въ 1881 году, будучи студентомъ медико-хирургической академіи, въ первый разъ отправился на Востокъ, — былъ въ Египтѣ, доходилъ до Сіута, а затѣмъ, черезъ Каменистую Аравію прошелъ на верблюдѣ въ Палестину. Въ 1882 году совершилъ поѣздку въ Скандинавію и Лапландію, а въ 1883 году опять отправился въ Египетъ, дошелъ до первыхъ пороговъ на Нилѣ, перешелъ пустыню отъ Кеннэ до Коссейра, объѣхалъ берега Краснаго моря, опять прошелъ черезъ Синайскую пустыню. Въ 1884 году онъ опять былъ въ Палестинѣ, по порученію Палестинскаго Общества изслѣдовать положеніе русскихъ паломниковъ, отсюда отправился въ Триполи, чтобы пробраться въ Феццанъ, но послѣднее не удалось, и онъ, объѣхавъ Тунисъ и Алжиръ, совершилъ двухмѣсячную экскурсію въ Сахару до Гадамеса. Въ 1886 году перешелъ поперекъ Малую Азію, въ 1889 году совершилъ поѣздку на дальній Востокъ, причемъ объѣхалъ Южно-Уссурійскій край, пробылъ полтора мѣсяца въ Японіи и на обратномъ пути экскурсировалъ на Цейлонъ. Послѣдней экспедиціей Александра Васильевича была его попытка пробраться въ 1894 году въ Суданъ, занятый махдистами, это предпріятіе закончилось полнымъ разгромомъ. Смѣлый путешественникъ едва спасся.
— Если бы не хорошій верблюдъ — я и самъ не ушелъ бы живъ, — разсказывалъ онъ мнѣ прошлымъ лѣтомъ въ Лѣсномъ, — онъ получилъ рану въ голову и ходилъ въ черной шелковой шапочкѣ. — А тутъ добрался до Нила, бросилъ верблюда и переправился на лодкѣ на другой берегъ… Всѣ вещи, коллекціи и деньги погибли. Это была моя первая неудача…
Эта неудача однако не остановила Александра Васильевича и онъ въ прошломъ году опять отправился въ страну махдистовъ, и опять неудача — его постигъ солнечный ударъ и онъ долженъ былъ вернуться въ свое Лѣсное, гдѣ долго лѣчился. Но, немного оправившись, онъ въ томъ же 1894 году, осенью, предпринялъ новую экспедицію въ Африку, вмѣстѣ съ г. Леонтьевымъ и вернулся въ Петербургъ только весной нынѣшняго года. Преждевременная смерть застала его въ приготовленіяхъ къ новой африканской экспедиціи, которая должна была осуществиться осенью нынѣшняго года.
Къ этимъ многочисленнымъ путешествіямъ нужно еще прибавить его службу въ качествѣ военнаго врача въ Туркестанѣ и на Кавказѣ. Однимъ словомъ, покойный путешественникъ въ теченіе своей короткой жизни — онъ умеръ всего 36 лѣтъ — исколесилъ почти весь Старый Свѣтъ по всѣмъ направленіямъ. Онъ точно предчувствовалъ роковой конецъ и ловилъ каждую минуту.
Родился докторъ Елисѣевъ въ Свеаборгѣ въ 1858 году и, въ качествѣ сына армейскаго офицера, съ ранняго дѣтства привыкъ къ скитальческой жизни, полной всевозможныхъ лишеній. Вѣроятно, благодаря этому, сложилась его неутомимая энергія и страсть къ путешествіямъ. Первоначальное образованіе онъ получилъ въ кронштадтской гимназіи, а затѣмъ поступилъ въ петербургскій университетъ, на физико-математической факультетъ. Закончилъ онъ свое образованіе въ медико-хирургической академіи. По окончаніи курса онъ долгое время служилъ военнымъ врачемъ, путешествовалъ и работалъ надъ своими статьями, помѣщенными, большею частью, въ разныхъ спеціальныхъ изданіяхъ. О каждомъ своемъ путешествіи онъ давалъ читающей русской публикѣ подробный и обстоятельный отчетъ. Изъ его работъ назовемъ: «Къ археологіи и антропологіи Ильменскаго бассейна» («Журн. Мин. Нар. Просв.»), "Обитатели каменистой Аравіи " (Ibid.), затѣмъ въ «Изв. Географ. Общ.» имъ напечатаны: «Антропологическія замѣтки о финнахъ», «Антропологическія экскурсіи поперекъ Малой Азіи», отчетъ о путешествіи на далекій Востокъ, «Магдизмъ и современное положеніе дѣлъ въ Суданѣ»; въ «Трудахъ антропол. отд. Общ. люб. естеств.» статья «Борьба Великаго Новгорода со шведами и финнами по народнымъ сказаніямъ». Въ общихъ журналахъ имъ напечатанъ цѣлый рядъ статей: въ «Вѣстп. Евр.» описанія путешествія по берегамъ Краснаго моря, въ «Сѣв. Вѣстн.» — «Положеніе женщины на Востокѣ», «Среди поклонниковъ дьявола», въ «Историч. Вѣстн.» — статья «Значеніе малой Азіи для Россіи». Особое мѣсто занимаютъ его статьи: «Опытъ раціональной географіи» и «Къ вопросу о хвостатыхъ людяхъ». Мы перечислили только небольшую часть его работъ, разбросанныхъ въ десяткѣ изданій. Только незадолго до своей смерти Александръ Васильевичъ сдѣлалъ сборникъ своихъ путешествій подъ общимъ заголовкомъ: «По бѣлу свѣту», два компактныхъ, прекрасно иллюстрированныхъ тома. Ко всему этому слѣдуетъ прибавить еще доклады въ ученыхъ обществахъ, отчеты по казеннымъ командировкамъ, публичныя лекціи и цѣлый рядъ газетныхъ статей. Все это доказываетъ, какъ покойный поработалъ въ такой короткій срокъ своей молодой жизни..
Подводя итоги всему сказанному, намъ больно было читать напечатанную въ одной газетѣ выдержку изъ автобіографіи Александра Васильевича, написанной имъ въ альбомъ пріятеля въ 1894 году: «Не много лѣтъ хватитъ моихъ силъ на этотъ безпрестанный каторжный трудъ, лишенный всякой поддержки, не только матеріальной, но и нравственной… Съ каждымъ годомъ чувствую, что силы начинаютъ измѣнять и нельзя безнаказанно злоупотреблять даже богатыми запасами, данными природою, не давая организму и недѣли полнаго отдыха безъ труда и безъ заботъ». Это было роковое предчувствіе, разрѣшившееся роковой катастрофой… Отдыхъ былъ уже близокъ.
Каждый авторъ отдаетъ лучшую часть самого себя своимъ произведеніямъ, которыя такимъ образомъ являются его лучшей характеристикой. Поэтому не могу удержаться, чтобы не привести довольно длиннаго описанія далекой уссурійской тайги, которое всего лучше характеризируетъ покойнаго Александра Васильевича, какъ человѣка съ чуткой душой, тонкаго наблюдателя, окрыленнаго всесторонними знаніями, какъ, наконецъ, страстнаго и глубокаго любителя природы, понимавшаго самыя тончайшія проявленія ея многосложной жизни и находившаго въ нихъ отвѣтъ на глубокіе запросы изъ другого міра. Вотъ это описаніе, которое можетъ служить лучшимъ портретомъ автора: «Великолѣпная снаружи, тайга еще болѣе поражаетъ въ своей таинственной глубинѣ. Въ глухихъ нѣдрахъ этого лѣсного океана, какъ подъ сводами древняго величественнаго храма, царитъ вѣчная торжественная тишина. Подъ сѣнью вѣковыхъ великановъ, подъ защитой непроницаемыхъ стѣнъ заросли, за прочными баррикадами старыхъ пней и стволовъ поваленныхъ деревъ, перевитыхъ виноградомъ и плющемъ — творятся незримо и беззвучно всѣ жизненные процессы тайги. Атмосфера тутъ пропитана дыханіемъ лѣса, испареніями почвы, своеобразнымъ ароматомъ тайги; запахъ хвои, перегнившей листвы, свѣжей зелени, благовонія позднихъ цвѣтовъ и особый, свойственный лишь глухому лѣсу, недоступному прямымъ лучамъ солнца, одуряющій ароматъ — наполняютъ глубину тайги. Тутъ любятъ гнѣздиться лишь мхи, лишайники и грибы; избѣгая солнца, они прячутся подъ сѣнь растеній, тянущихся къ теплу и свѣту. Здѣсь, въ недоступной глубинѣ, помѣщается настоящая лабораторія природы, изъ ничего создающей жизнь и чудеса; таинственные процессы жизни, круговоротъ превращенія матеріи, рожденіе и смерть, разрушеніе и созиданіе, — всѣ тайны природы, лишь отчасти доступныя человѣку, совершаются въ этихъ мрачныхъ уголкахъ, гдѣ такъ пахнетъ сыростью и грибами. Весною и осенью особенно дѣятельно идутъ эти процессы жизни, лабораторія природы работаетъ тогда энергичнѣе, чтобы усвоить и обработать матеріалъ, изъ котораго родится и выростаетъ тайга. Если весною идетъ усиленное созиданіе жизни изъ накопленной энергіи солнца, то осенью тутъ подводятся итоги, заготовляется матеріалъ для будущаго обновленія жизни — радостнаго воскресенія природы послѣ временнаго успокоенія и сна. Сюда, въ эти тихіе и безмолвные, мрачные, какъ могила, уголки, приходи искать разрѣшенія своихъ жизненныхъ загадокъ и сомнѣній, человѣкъ!.. Тутъ яснѣе, чѣмъ во всѣхъ книгахъ міра, можно познавать тайны мірозданія, понимать тѣ мудрые законы, по которымъ движется, живетъ и обновляется міръ. Тутъ нѣтъ мѣста для мрачнаго пессимизма; природа сама — великій оптимистъ, излишними и смѣшными кажутся предъ лицомъ ея стенанія праздныхъ людей о міровомъ горѣ, будто бы парализующемъ ихъ геніальныя силы. Борьба, движеніе и трудъ разлиты въ самой природѣ; они созидаютъ и міръ, и жизнь, и самого человѣка въ благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова. Къ чему плакать, скорбѣть и отчаяваться, когда нужно работать, не покладая рукъ, когда искомое человѣчествомъ счастье заключается въ его коллективномъ, разумно направленномъ трудѣ. Природа сама указываетъ человѣку его счастье… Тотъ не мудрецъ, кто, понадѣявшись на одну творческую силу своего особаго одиночнаго ума, не умѣетъ наблюдать природы, понимать ея тайнъ или по крайней мѣрѣ читать въ той великой, полной тайнъ и загадокъ, книгѣ, которую представляетъ сама природа… Призывъ къ жизни, а не къ смерти несется изъ каждаго уголка зеленаго царства; жажда жизни и наслажденія ею слышатся въ каждомъ звукѣ, раздающемся въ тысячеголосой тайгѣ; шумъ лѣса, ревъ бури, журчаніе веселыхъ лѣсныхъ ручейковъ, вой дикихъ зрѣрей, пѣсни птицъ — все это различные призывы въ жизни… Даже тамъ, въ тѣхъ таинственныхъ лабораторіяхъ, гдѣ беззвучно совершаются жизненные процессы лѣса обновленіе беретъ верхъ надъ разрушеніемъ, жизнь царитъ надъ смертью, временами совершенно заглушая ее. Не успѣетъ упасть одинъ изъ великановъ лѣса, не успѣетъ сорваться отжившій листокъ, не успѣетъ погибнуть въ борьбѣ за существованіе одно изъ самыхъ ничтожныхъ существъ лѣса, какъ на трупахъ ихъ уже начинаетъ теплиться искорка новой жизни, словно разрушеніе одного организма есть возрожденіе многихъ другихъ. На трупѣ крошечнаго насѣкомаго, на обломкѣ отжившаго листка, въ кусочкѣ гніющей древесины копошатся уже безчисленныя юныя существа, которыхъ все назначеніе — служить посредниками въ великомъ круговоротѣ жизни».
Полагаемъ, что это чудное описаніе не нуждается въ комментаріяхъ…
IV.
правитьСмерть застигла Александра Васильевича совершенно неожиданно, точно порвалась туго натянутая струна. Еще 10 мая онъ дѣлалъ докладъ въ географическомъ обществѣ о своей послѣдней поѣздкѣ въ Абиссинію, хотя и чувствовалъ нѣкоторое недомоганіе, которое приписывалъ легкой формѣ ангины. Но оказалось впослѣдствіи, что именно въ этотъ день на его рукахъ умеръ ребенокъ отъ круппа, слюна котораго попала ему прямо въ ротъ. Сначала Александръ Васильевичъ не обращалъ вниманія на свое недомоганіе, а когда обратился за помощью къ товарищамъ по профессіи, оказалось уже поздно — круппозный процессъ заполонилъ уже всѣ бронхи. Больной все время былъ на ногахъ и только слегъ въ самый день смерти. Умеръ онъ въ полномъ сознаніи. Надежда на выздоровленіе покинула его только за 10 минутъ до смерти, когда онъ сказалъ: «Теперь все кончено»…
Умеръ Александръ Васильевичъ 22 мая, а 26 похороненъ на Смоленскомъ кладбищѣ. Самая смерть такихъ людей является живымъ примѣромъ, какъ надо жить… Скажемъ послѣднее прости этому неутомимому труженику и смѣлому изслѣдователю, который могъ еще такъ долго и много работать на общую пользу, въ чемъ видѣлъ все счастье, смыслъ и цѣль жизни! Онъ умеръ, какъ солдатъ, на своемъ посту…