Афинейскому витязю (Державин)

Афинейскому витязю
автор Гавриил Романович Державин (1743—1816)
См. Стихотворения 1796. Дата создания: 1796. Источник: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1864. — Т. 1. Стихотворения. Часть I. — С. 761—775.

АФИНЕЙСКОМУ ВИТЯЗЮ

1.Сидевша об руку царя
Чрез поприще на колеснице,
Державшего в своей деснице
С оливой гром, иль чрез моря
Протекшего в венце Нептуна,
Или с улыбкою Фортуна
Кому жемчужный нектар свой
Носила в чаше золотой —
Блажен, кто путь устлал цветами[1]
И окурял алоем вкруг,
И лиры громкими струнами
Утешил, бранный славя дух.

2.Испытывал своих я сил
И пел могущих человеков;
А чтоб вдали грядущих веков
Ярчей их в мраке блеск светил
И я не осуждался б в лести,
Для прочности, к их громкой чести
Примешивал я правды глас[2] ;
Звучал моей трубой Парнасс.
Но ах! познал, познал я смертных,
Что и великие из них
Не могут снесть лучей небесных:
Мрачит бог света очи их.

3.Так пусть Фортуны чада,
Возлегши на цветах,
Среди обилий сада,
Курений в облаках,
Наместо чиста злата,
Шумихи любят блеск[3];
Пусть лира торовата
Их умножает плеск:
Я руки умываю
И лести не коснусь;
Власть сильных почитаю, —
Богов в них чтить боюсь.

4.Я славить мужа днесь избрал,
Который сшел с театра славы,
Который удержал те нравы,
Какими древний век блистал;
Не горд — и жизнь ведет простую,
Не лжив — и истину святую,
Внимая, исполняет сам;
Почтен от всех не по чинам;
Честь, в службе снисканну, свободой
Не расточил, а приобрел;
Он взглядом, мужеством, породой,
Заслугой, силою — орел.

5.Снискать я от него
Не льщусь ни хвал, ни уваженья;
Из одного благодаренья[4],
По чувству сердца моего,
Я песнь ему пою простую,
Ту вспоминая быль святую,
В его как богатырски дни[5],
Лет несколько назад, в тени
Премудрой той жены небесной,
Которой бодрый дух младой[6]
Садил в Афинах сад прелестной,
И век катился золотой, —

6.Как мысль моя, подобно
Пчеле, полна отрад,
Шумливо, но не злобно
Облетывала сад
Предметов ей любезных
И, взяв с них сок и цвет,
Искусством струн священных
Преобращала в мед:
Текли восторгов реки
Из чувств души моей;
Все были человеки
В стране счастливы сей.

7.На бурном видел я коне[7]
В ристаньи моего героя;
С ним брат его, вся Троя,
Полк витязей явились мне!
Их брони, шлемы позлащенны,
Как лесом, перьем осененны,
Мне тмили взор; а с копий их, с мечей,
Сквозь пыль сверкал пожар лучей;
Прекрасных вслед Пентезилее[8]
Строй дев их украшали чин;
Венцы Ахилла мой бодрее
Низал на дротик исполин.

8.Я зрел, как жилистой рукой
Он шесть коней на ипподроме
Вмиг осаждал в бегу; как в громе
Он, колесницы с гор бедрой
Своей препнув склоненье,
Минерву удержал в паденье[9];
Я зрел, как в дыме пред полком
Он, в ранах светел, бодр лицом[10],
В единоборстве хитр, проворен,
На огнескачущих волнах
Был в мрачной буре тих, спокоен,
Горела молния в очах.

9.Его покой — движенье[11],
Игра — борьба и бег,
Забавы — пляска, пенье
И сельских тьма утех
Для укрепленья тела.
Его был дом — друзей,
Кто приходил для дела, —
Не запирал дверей;
Души и сердца пища
Его — несчастным щит;
Не пышныя жилища:
В них он был знаменит.

10.Я зрел в Ареопаге сонм[12]
Богатырей, ему подобных,
Седых, правдивых, благородных,
Весы державших, пальму, гром.
Они, восседши за зерцалом,
В великом деле или малом,
Не зря на власть, богатств покров,
Произрекали суд богов;
А где рукою руку мыли,
Желая сильному помочь, —
Дьяки, взяв шапку, выходили[13]
С поклоном от неправды прочь.

11.Тогда не прихоть чли, — закон;
Лишь благу общему радели;
Той подлой мысли не имели,
Чтоб только свой набить мамон[14] .
Венцы стяжали, звуки славы,
А деньги берегли и нравы[15],
И всякую свою ступень
Не оценяли всякий день[16];
Хоть был и недруг кто друг другу, —
Усердие вело, не месть:
Умели чтить в врагах заслугу
И отдавать достойным честь.

12.Тогда по счетам знали,
Что десять и что ноль;
Пиявиц унимали[17],
На них посыпав соль;
В день ясный не сердились,
Зря на небе пятно[18];
С ладьи лишь торопились
Снять вздуто полотно;
Кубарить не любили
Дел со дня на другой[19];
Что можно, вмиг творили,
Оставя свой покой.

13.Тогда Кулибинский фонарь[20],
Что светел издали, близ темен,
Был не во всех местах потребен[21];
Горел кристал, горел от зарь;
Стоял в столпах гранит средь дома:
Опрись на них, и — не солома.
В спартанской коже Персов дух
Не обаял сердца и слух;
Не по опушке добродетель,
Не по ходулям великан:
Так мой герой был благодетель
Не по улыбке, — по делам.

14.О ты, что правишь небесами,
И манием колеблешь мир,
Подъемлешь скиптр на злых с громами,
А добрым припасаешь пир,
Юпитер! О Нептун, что бурным,
Как скатертям, морям лазурным
Разлиться по земле велел;
Брега поставив им в предел!
И ты, Вулкан, что пред горнами
В дне ада молнию куешь!
И ты, о, Феб, что нам стрелами
Златыми свет и жизнь лиешь!

15.Внемлите все молитву,
О боги! вы мою:
Зверей, рыб, птиц ловитву
И благодать свою
На нивы там пошлите,
Где отставной герой
Мой будет жить. — Продлите
Век, здравье и покой
Ему вы безмятежной.
И ты, о милый Вакх!
Под час у нимфы нежной
Позволь спать на грудях.

1796

Комментарий Я. Грота

Графу Алексею Григорьевичу Орлову, которого, по доблести его, по красоте, атлетической силе и ловкости, поэт представляет себе в виде древнего Грека.

В рукописи эта ода, как написанная в подражание славному фивскому лирику, названа пиндарической, и временем ея сочинения показан сентябрь 1796 г. (22 числа было коронование императрицы). Подражание Пиндару не ограничивается духом и содержанием оды, но распространяется в некоторой степени и на форму ея: от начала до конца она состоит из отделов, которые идут один за другим по три, как строфа, антистрофа и эпод. Впоследствии Державин перевел две оды Пиндара (см. под 1800 и 1804 г.). Желая воспеть графа А. Г. Орлова, он очень кстати вспомнил о Пиндаре, с героями которого, победителями на греческих играх, этот увенчанный лаврами атлет и любитель конских ристалищ представлял большое сходство, так что на него могли быть перенесены без всякой натяжки многие выражения Пиндара.

Граф Орлов-Чесменский (род. 1737 г.), третий из знаменитых пяти братьев, придававших такой блеск двору Екатерины II в первое время ея царствования, удалился в Москву после того, как брат его князь Григорий утратил свое значение, и жил там (под Донским монастырем) до самой смерти своей в 1808. В начале второй турецкой войны императрица предлагала графам Алексею и Федору принять снова участие в военных действиях на море, но по получении от них ответа она писала Потемкину 13 января 1788:

«Графы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, гр. Алексей Григорьевич сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении; но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многих подробностей, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужное толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт ехать за границу к водам, но не взяв оный уехал к Москве» (П. Лебедева Материалы).

Страстный охотник до лошадей и владетель знаменитых конских заводов, гр. Алексей Орлов, живя в этом городе, каждое воскресенье тешил народ перед своим домом скачками или бегами (Ср. выше, стр. 137, примеч. 13 к Фелице). По словам биографа его, Ушакова[22]), ряд домов, занятых Орловыми в Москве, «составил целую новую улицу, представлявшую редкое сочетание красот природы с прелестями вымысла, вкуса, богатства и ума». Лучшею характеристикой московской жизни Орлова может служить следующий отрывок из Записок современника (Жихарева, стр. 88), описывающий эпизод гулянья в Сокольниках 1 мая 1805 года: «... Вдруг толпа зашевелилась, и радостный крик: «Едет! едет!» пронесся по окрестности... Впереди, на статном, фаворитном коне своем, Свирепом, как его называли, ехал граф Орлов в парадном мундире и обвешанный орденами. Азиятская сбруя, седло, мундштук и чапрак были, буквально, залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. Немного поодаль на прекраснейших серых лошадях ехали дочь его (известная Анна Алексеевна, кончившая дни в Юрьевом монастыре) и несколько дам, которых сопровождали А. А. Чесменской (побочный сын графа), А. В. Новосильцов, И. Ф. Новосильцов, кн. Хилков, Д. М. Полторацкий и множество других неизвестных мне особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Наконец потянулись и графские экипажи, кареты, коляски и одноколки, запряженные цугами и четверками одномастных лошадей... Сказывают, что граф и не одним своим богатством и великолепием снискал любовь и уважение Москвичей, что он доступен, радушен и, как настоящий русский барин, пользуясь любимыми своими увеселениями, обращает их также в потеху народа и как будто разделяет с ним преимущества, судьбою ему предоставленные». На другой день была блестящая скачка, после которой перед беседкою гр. Орлова пели и плясали цыгане. «По окончании всех этих проделок граф сел с дочерью в подвезенную одноколку, запряженную четырьмя гнедыми скакунами в ряд, ловко подобрал вожжи и, гикнув на лошадей, пустился во весь опор по скаковому кругу и, обскакав его два раза, круто повернул на дорогу к дому и исчез, как ураган какой. Смотря на этого, до сих пор еще могучего витязя, я вспомнил стихи к нему Державина».

Ода Афинейскому витязю напечатана в издании 1808 г., ч, II, XXI.

Содержание приложенных рисунков: 1) Под сению мира покоится поэт; играя на лире, он поет военную песнь и следит за орлом, парящим к солнцу и указывающим путь к праведной славе; 2) Гений мира, сложив орудия свои у подножия простого жертвенника, совершает на нем возлияние, при чем Марсов шлем служит ему чашею (Об. Д.). — Из другой рукописи, писанной рукою В. Капниста, видно, что сперва предполагалось сделать к этой оде другие рисунки, и именно: «1) Представить ристалище, на котором Минерва с высоты по отлогости катится на колеснице: одно из ея колес сошло с места, колесница клонится, и опасное падение кажется неизбежно. Но витязь, мускуловатою рукою схватив колесо, поддерживает богиню с опасностию собственной жизни. 2) Два борца в полном действии их членов». В третьей рукописи выражено еще другое предположение: «Приделать у орла медальон с силуэтом графа».

  1. Блажен, кто путь устлал цветами. — Расположение периода в этой строфе затрудняет понимание ея; вот естественный порядок слов: «Блажен, кто устлал цветами путь сидевшего об руку царя» и т. д. Стих Чрез поприще на колеснице относится к переезду Екатерины с графом А. Г. Орловым из Петергофа в Петербург (Об. Д.). Словами Притекшего в венце Нептуна означаются подвиги Орлова на море в первую турецкую войну.
  2. Примешивал я правды глас. — Здесь слово правда употреблено отчасти в смысле нравоучения, уроков мудрости, с которыми поэт часто обращался к тем, кого хвалил. К последнему стиху строфы он присоединил примечание: «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д.).
  3. Шумихи любят блеск. — Это относится ко всем любимцам императрицы — особенно же к последнему из них, графу Зубову, — «которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д.).
  4. Из одного благодаренья. — «Автор был уже сенатором и до отставного графа Орлова не имел никакого дела», но помнил добро, которое тот сделал ему в начале его поприща. Еще при Петре III оба встретились в преображенском полку, где Державин был солдатом, а Орлов майором. Обойденный при производстве товарищей в унтер-офицеры, наш будущий поэт за несколько дней до наступления нового царствования отправился к своему майору с просьбой и был произведен в капралы (Об. Д. и Записки его).
  5. В его как богатырски дни. — В первоначальные дни царствования Екатерины, когда двор, гвардия и сенат состояли из людей видных, крепких, как духом, так и телом (Об. Д.).
  6. Которой бодрый дух младой и проч. — «Императрица Екатерина, будучи молода, имела дух мужественный: решась взойти на престол, сама предводительствовала гвардией и была каждую неделю раза по два в сенате, слушая и реша сама все дела, в первые годы ея царствования» (Об. Д.).
  7. На бурном видел я коне и проч. — Вся эта строфа посвящена воспоминанию о знаменитом каруселе, бывшем на дворцовой площади (перед Зимним дворцом) 14 июня 1766 года и устроенном «по предложению графов Орловых, как искусных ездоков», говорит Державин (Об.). На этом каруселе увидели не только всадников в боевых доспехах, но и «дам благородных в броне военной на колесницах, по древнему обыкновению каждого народа устроенных... Одеянье кавалеров богато блистало драгоценными каменьями, но на дамских уборах сокровища явились неисчетные» (Спб. Ведомости 1766 г., 27 июня, № 51). Григорий Орлов предводительствовал римскою кадрилью, а Алексей — турецкою. К этому же пышному торжеству относится 21 строфа в Изображении Фелицы (см. выше, стр. 280, примеч. 18.). В Жизни графа А. Г. Орлова-Чесменского, соч. С. Ушаковым (Спб. 1811, ч. I, стр. 7), упомянуто о слухе, что причиною учреждения каруселя было желание «несколько развлечь Россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение».
  8. Прекрасных вслед Пентезилее. — С этой амазонской царицей, сражавшейся против Греков за Приама и наконец побежденной Ахиллом, «сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д.). Считаем нелишним пояснит, что естественный порядок слов в двух последних стихах 7-й строфы был бы следующий: «Мой исполин, бодрее Ахилла, низал на дротик венцы».
  9. Минерву удержал в паденье. — «Граф Орлов мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо». Он спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда на устроенных в Царском Селе[* 1] высоких деревянных горах она катилась в колеснице и медное колесо выскочило из колеи. Граф Орлов, стоя на запятках, на всем раскате спустил ногу на ту сторону, где была опасность, а рукой схватился за перила и таким образом удержал колесницу (Об. Д.).
  10. Он, в ранах светел, бодр лицом и проч. — В семилетнюю войну гр. Орлов, в то время еще весьма молодой офицер, был ранен и перенес боль с великим хладнокровием. Выражение «на огнескачущих волнах» относится к подвигу при Чесме (Об. Д.).
  11. Его покой — движенье и проч. — «В сем куплете описывается образ жизни графа Орлова, т. е. что он любил простую русскую жизнь, песни, пляски и все другие забавы простонародные, так что обращался с друзьями без церемонии и быль благотворителен» (Об. Д.). Это свидетельство подтверждает и биограф графа А. Г. Орлова, говоря, что он «истинно любил все коренное русское», что «дыша, так сказать, русским, он любил до страсти все отечественные обряды, нравы и веселости. Бойцы, борцы, силачи, песельники, плясуны, скакуны и ездоки на лошадях, словом, все, что только означало мужество, силу, твердость, достоинство и искусство Русского, стекалось в дом его» (С. Ушакова Жизнь Орлова, ч. II, стр. 104). Тут же упоминается о его благотворительности: «он полагал первейшим своим удовольствием даже предупреждать просьбы ищущих его покровительства».
  12. Я зрел в Ареопаге сонм. — Выше (примеч. 6) сказано, что в сенате были люди мужественные, производившие дела, по тогдашнему времени, с возможною справедливостью и бескорыстием (Об. Д.).
  13. Дьяки, взяв шапку, выходили. — «В инструкции дьяков, или обер-секретарей, сказано, чтоб они объясняли сенаторам законы, а когда те не послушают, то, не подписав определения, репортовали бы по своей команде, и потому при Петре Великом нередко случалось, что обер-секретари, увидев несправедливую резолюцию, данную сенаторами, — взяв шапку и поклонясь присутствующим, выходили из сената» (Об. Д.). Поэт, чувствуя несообразность слов: за зерцалом и дьяки рядом с названием Ареопага, отметил в одной рукописи против первого: «На греческом языке сказано: за скрижалями, или перед доской, где законы были написаны», а против последнего: «На греческом — письмоводцы». В Объяснениях прибавлено, что при Ареопаге были чиновники подобные дьякам.
  14. Чтоб только свой набить мамон. — Слово мамон употреблено здесь вместо карман на том основании, что в евангельском изречении: «Не можете служить Богу и мамоне» (Ев. Матфея, VI, 24) под словом этим должно разуметь корыстолюбие (Об. Д.) или, вернее, земное богатство.
  15. А деньги берегли и нравы. — «При начале царствования императрицы весьма скупы были в государственных делах на деньги и держались крепко русских нравов. Князь Вяземский, быв генерал-прокурором, то и другое рачительно наблюдал до 1780 года, в который нашел князь Потемкин чрез купца (?) Фалеева (ср, выше, стр, 452)[* 2] услужить ему на Днепре деревнями, склонил его к своей партии, и с тех пор приметно час от часу слабее стала наблюдаться экономия и правосудие» (Об. Д.).
  16. ... Не оценяли всякий день. — «За заслуги свои никто не осмеливался требовать награждения, так как и автор, написавший должность экспедиции государственных доходов (Зап. Д., Р. Б., стр. 236) и инструкции о размежевании в Саратове земель и рассмотря множество больших дел, не требовал никакого награждения и награжден не был; а после между министров вошло в обычай, что за безделку, как то например за сделанный откуп и другие неважные работы, докучали о награждениях и получали оные иногда в году не один раз» (Об. Д.)!
  17. Пиявиц унимали и проч. — Под этим разумеется, что взятки строго наказывались в первые годы царствования императрицы, наприм. в Калуге воевода Мясоедов привязан был к позорному столбу; «а под конец царствования так было послаблено сие злоупотребление, что, можно сказать, на словах запрещалось, а на деле поощрялось» (Об. Д.). Из последнего замечания видно, что в этой и следующих строфах Державин противопоставляет между собой начало и конец царствования Екатерины II. Ср. сказанное по этому же предмету в Записках его (Р. Б., стр. 387).
  18. Зря на небе пятно. — «В дни благополучные, когда предусматривалась какая-нибудь опасность, то не сердились за то, что о ней докладывали; но подбирали паруса, как делают мореходцы, завидя черное пятно или малое облако, называемое коровьим глазом» (Об. Д.).
  19. ... Дел со дня на другой. — «Не посылали из рук в руки, т. е. министр к министру, а делал один, кому препоручено было, и не увеличивали, как снежный кубарь, ненужною перепискою бумаг» (Об. Д.).
  20. Тогда Кулибинский фонарь... — Иван Петрович Кулибин, нижегородский купеческий сын (род. 1735, ум. 1818), одарен был гениальными способностями к механике и без учения достиг изумительного совершенства не только в устройстве, но и в изобретении самых сложных механизмов, так что в короткое время снискал милость Екатерины, внимание всего ея двора и громкую славу. Он получил место механика при академии наук. Особенно известны два его произведения: модель постоянного моста чрез Неву (1776), находящаяся ныне в здании корпуса путей сообщения, и фонарь (1779), который с помощью обыкновенной свечки светил удивительно ярко и бросал свет чрезвычайно далеко. Новое в то время устройство его заключалось в том, что за свечкой был вогнутый круг, сделанный из множества кусочков зеркала, так что свет огня, чрез отражение в зеркальных частицах, увеличивался во столько раз, сколько было в круге этих кусков. Употребление Кулибинского фонаря было особенно выгодно для освещения длинных коридоров, больших мастерских, маяков и т. п. Это изобретение доставило Кулибину множество посетителей и заказов; но большое число заготовленных им фонарей осталось у него на руках. Однакож и тут его изобретательность помогла ему выйти из затруднения: он выпросил позволение устроить во дворце, с помощию всех этих фонарей, особого рода фейерверк без пороха и дыма. Этот оптический фейерверк вполне удался, и Екатерина наградила Кулибина (П. Свиньина Жизнь Кулибина в Сыне Отеч. 1819 г. № XXVII—XXIX (ч. 55), Нижегородск. губ. Вед. 1845 г., № 11—16, и Ремезова Механик-самоучка, Спб., 1862). Державин объясняет, что Кулибинский фонарь «производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но чем ближе подходишь, свет уменьшается и наконец у самого фонаря совсем темно». Этим свойством его намекается на «знатного человека или министра, который вдали гремит своим умом и своими способностями; но коль скоро короче его узнаешь, то увидишь, что он ничего собственного не имеет, а ум его и таланты заимствуются от окружающих его людей, т. е. секретарей и т. п.». Тут поэт особенно разумеет тогдашнего «генерал-прокурора Самойлова, который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало». Что же касается до возможного возражения критики, что в Афинах не было Кулибина, то Державин напоминает, что «Архимед еще в древнейшие времена имел понятие об оптике и диоптрике, ибо делал такие стекла, которые вдали сжигать могли флоты», почему здесь имя Кулибина и употреблено иносказательно вместо Архимедова.
  21. Был не во всех местах потребен. — Самойлову поручены были многие должности: он заведывал сенатом, экспедициею государственных доходов (государственным казначейством), банками ассигнационным и заемным, монетною экспедициею, тайною канцеляриею и другими учреждениями, так что о нем можно было сказать по пословице: гоняясь за многими зайцами, ни одного не поймал. — В той же строфе выражение: Горел кристал, горел от зарь значит: имел таланты, данные свыше. — Под столпами разумеются подпоры государства, — люди твердые, не так как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, когда кто на нее опирался, «ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать». — В спартанской коже Персов дух, т. е. в русском теле французский дух. — Не по опушке добродетель, т. е. не лентами отличалось достоинство, а делами. — Не по ходулям великан, т. е. не по чинам, титлам и званиям признаваем был человек великим, но по его уму и деяниям (Об. Д.).
  22. Цитуя Ушакова, мы должны заметить, что приводимые нами как здесь, так и ниже строки из его Жизни Орлова заимствованы им почти слово в слово из книжки Н. Страхова Мои петербургские сумерки, Спб. 1810.

Примечания

  1. В Царском Селе со времен Елисаветы Петровны была каменная катальная гора, подобная существующей до сих пор в Ораниенбауме. Около того же места, близ турецкой киоски, вдоль нынешних березовых аллей устроены были при Екатерине II деревянные горы, продолжавшиеся через пруд на сваях до залы на острову, — средняя прямая, а две боковые овальные с перекатами; в 1777 году было повелено снимать их (Георги-Безак, Опис. Спб., ч. III, стр 694, и Яковкина Описание Села Царского. стр. 118).
  2. «Некоторые из современников Потемкина полагали, будто он действовал под непосредственным влиянием Попова и Фалеева, содержавшего винный откуп в Крыму» (С. Глинки Русск. Чтение, ч. I, стр. 80).