Атлантический океан (Циммерман)/ДО

Атлантический океан
авторъ Эдуард Романович Циммерман

Опубл.: 1859. Источникъ: az.lib.ru

Изданіе М. О. Вольфа

АТЛАНТИЧЕСКІЙ ОКЕАНЪ.

РАЗСКАЗЪ ДЛЯ ДѢТЕЙ. ИЗВЛЕЧЕНО ИЗЪ СОЧИНЕНІЯ Циммермана. САНКТПЕТЕРБУРГЪ. ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА И ТИПОГРАФА МАВРИКІЯ ОСИПОВИЧА ВОЛЬФА, въ Гостиномъ Дворѣ № 19.

1859.

I.
АТЛАНТИЧЕСКІЙ ОКЕАНЪ.

Статья первая.

Атлантическимъ океаномъ называется море, лежащее на западѣ Европы и Африки, на востокѣ Америки, съ сѣвера же и юга ограниченное Ледовитымъ моремъ. Имя это очень древнее и произошло или отъ горнаго хребта Атласа, мимо котораго шелъ морской путь Финикіянъ и Грековъ, или отъ баснословной земли Атлантиды, которая, по мнѣнію послѣднихъ, находилась въ этомъ морѣ и которой остатки думали видѣть въ островахъ Зеленаго мыса и Канарскихъ.

ДРЕВНІЯ ИЗВѢСТІЯ.

Судоходство по Атлантическому океану существовало еще въ глубокой древности, ибо уже во время Соломона, слѣд. за 4,000 лѣтъ до Рождества Христова, Финикійскіе корабли, по желанію мудраго царя и на его счетъ, ходили въ Офиръ^[1], что видно изъ трехъ мѣстъ третьей книги Царствъ: гл. IX ст. 27 «и посла Хирамъ на кораблѣ отъ отрокъ своихъ мужы корабелники управляти вѣдущихъ море со отроки Соломони. И пріидоша въ Софиръ, и взяша оттуду злата четыре ста и двадесять талантъ, и принесоша царю Соломону.» Далѣе: гл. X ст. 11 «И корабль Хирамль, приносящій злато изъ Софира, принесе древа нетесана многа зѣло и каменіе драгое.» Наконецъ, при описаніи богатыхъ золотыхъ сосудовъ, которые царь повелѣлъ сдѣлать: гл. X ст. 22 «Корабль бо Ѳарсійскій царю Соломону на мори съ корабли Хирамлими: единою въ трехъ лѣтѣхъ прихождаше цареви корабль изъ Ѳарсиса, и приношаше злато и сребро, и зубы слоновы, и пнеики (обезьяны), и павы, и каменіе точеное и тесаное.»

Впрочемъ, нельзя съ достовѣрностью опредѣлить, гдѣ именно лежалъ этотъ Офиръ; но такъ какъ привезенныя изъ него сокровища всѣ находятся въ Азіи, то его вѣроятно должно искать тамъ. Равнымъ образомъ іудейскій историкъ Іосифъ говоритъ опредѣлительно, что корабли ходили въ Индію, въ тотъ край ея, который прежде назывался Офиромъ, а теперь слыветъ Золотою землею. Во времена Птолемея, полуостровъ по ту сторону Ганга называли Золотымъ полуостровомъ. Эти и многія другія показанія заставляютъ съ достовѣрностью предполагать, что Африка была обойдена кругомъ еще въ древнія времена. То же можно заключить и изъ извѣстій Геродота, который разсказываетъ, что царь, египетскій Нехао или Нехо послалъ изъ Чермнаго моря корабли, которые на третій годъ достигли Столповъ Геркулесовыхъ (Гибральтарскаго пролива). При этомъ онъ говоритъ о недостовѣрности извѣстія, привезеннаго этими кораблями, будто бы они, въ большей части своего путешествія (направляясь съ востока на западъ), имѣли солнце на правой сторонѣ. Въ сѣверномъ полушаріи солнце у насъ всегда на лѣвой рукѣ, если идемъ съ востока на западъ; но этимъ-то именно и подтверждается мнѣніе, что Африка была обойдена кругомъ: корабли эти, достигнувъ 36 градуса южной широты, должны были во все время, пока находились по ту сторону экватора, имѣть солнце на правой сторонѣ.

По словамъ того же историка, въ правленіе Ксеркса было поручено сыну сестры Дарія, именемъ Сатаспу, объѣхать Африку отъ Столповъ Геркулесвыхъ до Чермнаго моря: онъ тяжело оскорбилъ сестру Зопира и за это преступленіе долженствовалъ быть наказанъ смертью — посаженъ на колъ; мать его выпросила позволеніе придумать ему другое наказаніе и наложила на него вышеупомянутое. Пройдя Гибральтарскій проливъ и мысъ Солоэсъ (мысъ Спартель, или мысъ Боядоръ, лежащій 10 градусами южнѣе), Сатаспъ направилъ свой путь къ югу; по истеченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, не видя конца путешествію, онъ воротился назадъ и представилъ въ свое оправданіе, что корабль не можетъ идти дальше и постоянно возвращается назадъ. Ксерксъ не повѣрилъ этому разсказу, и, разгнѣванный тѣмъ, что Сатаспъ не достигъ предположенной ему цѣли, отъ которой зависѣло его помилованіе, велѣлъ посадить его на колъ.

Изъ нашихъ теперешнихъ познаній объ этомъ морѣ видно, что оправданіе Сатаспа было очень достаточно, ибо отъ мыса Доброй Надежды до экватора идетъ, въ направленіи къ сѣверу, такое сильное теченіе, что даже наши парусные корабли не могутъ плыть противъ него, если нѣтъ сильнаго попутнаго вѣтра. Непонятно, какимъ образомъ слабыя гребныя суда того времени были въ состояніи идти противъ теченія; оправданіе, представленное Сатаспомъ, сколь бы невѣроятнымъ ни казалось оно Ксерксу, служитъ намъ доказательствомъ, что Сатаспъ дѣйствительно перешелъ покрайней мѣрѣ за экваторъ.

Къ этому факту присоединяется множество другихъ, которыми доказывается, что до самыхъ временъ Александра и даже до Рождества Христова Атлантическій океанъ былъ нѣсколько разъ обойденъ тогдашними удальцами или торговцами. Но ни одного путешествія не было предпринято съ намѣреніемъ пройти поперегъ этотъ океанъ, хотя и несомнѣнно, что Финикіяне были въ Америкѣ задолго до открытія ея Христофоромъ Колумбомъ, и поселились тамъ, вѣроятно потому, что не могли вернуться назадъ, по причинѣ пассатныхъ вѣтровъ, которые пригнали ихъ въ тѣ края: поселеніе ихъ доказывается существованіемъ финикійской колоній Гуэгуэ Каплаланъ.

ОТКРЫТІЕ АМЕРИКИ.

Плаваніе по всему Атлантическому океану и переходъ черезъ него, также какъ и открытіе Америки, безспорно принадлежатъ средневѣковой эпохѣ. Въ 895 году Норманны, изъ Исландіи, открыли сѣверную полярную землю, Гренландію, принадлежащую, по своему положенію, къ Америкѣ. Смѣлые искатели приключеній, не нашедши тамъ того, чего искали, т. е. добычи, богатства, битвъ и военной славы, оставили свое открытіе незамѣченнымъ и не изслѣдовали его далѣе, ибо ихъ привелъ туда не духъ изслѣдованія и не жажда знаній; какъ бы то ни было, извѣстіе о существованіи этой земли уже было получено и не потерялось впродолженіи ста лѣтъ, такъ что въ 982 году Исландцы послали туда колонію, которая избрала мѣстомъ жительства восточный берегъ Гренландіи, сдѣлавшійся теперь, по причинѣ льдовъ, необитаемымъ; такимъ образохмъ переселили на американскую почву Европейцевъ, а вмѣстѣ съ ними и христіанство.

Съ этого времени, одно открытіе слѣдовало за другимъ. Неутомимые мореплаватели изъ восточной Гренландіи отправились на юго-западъ и открыли тамъ гораздо лучшую землю, гдѣ они нашли ягоды, похожія на виноградъ, а потому назвали эту землю Winland или Weinland (винною землею). Въ 1001 году, Норманецъ, по имени Біэрнъ, случайно попалъ въ этотъ Винландъ; его соотечественники воспользовались этимъ открытіемъ, и съ тѣхъ поръ между восточною Гренландіею и Винландомъ существовало постоянное сообщеніе, до тѣхъ поръ, пока сама Гренландія не исчезла изъ исторіи. Тамъ даже были основаны норманскія колоніи, и въ 1221 году датскій епископъ Эрихъ отправился туда изъ Гренландіи для обращенія своихъ одичавшихъ соотечественниковъ въ христіанство; но онъ не воротился назадъ. Къ какой части Америки принадлежалъ этотъ Винландъ, остается недоказаннымъ. Аншпахъ, въ своемъ описаніи Ньюфаундленда, говоритъ, что именно Ньюфаундлендъ былъ этою землею, въ которой росли виноградныя лозы и черемуха различныхъ цвѣтовъ и величины. Но виноградъ находится также въ Новой Шотландіи и Лабрадорѣ. Во всякомъ случаѣ, гдѣ бы ни была эта земля, Норманнамъ принадлежитъ честь перваго открытія твердой земли на западѣ.

Впослѣдствіи братья Зени, въ 1388—90 годахъ, предприняли путешествіе по сѣверному Атлантическому океану; въ этомъ путешествіи Николай Зени потерпѣлъ кораблекрушеніе у загадочнаго Фрисланда; однако матросы были спасены. Потомъ, оба брата изслѣдовали одну часть сѣверо-восточной Америки, которую они весьма подробно и отчетливо описали подъ именемъ Дрогео (вѣроятно Новую Шотландію или Новую Англію); но о землѣ Эстоти или Ньюфаундлендѣ говорятъ они по описанію одного Фрисландскаго корабельщика, совершившаго туда путешествіе.

Описаніе этого путешествія вышло въ свѣтъ въ Венеціи только въ 1558 году; но карты, относящіяся къ нему, на которыхъ означены обѣ земли, Эстоти и Дрогео, были извѣстны гораздо раньше, и, вѣроятно, по нимъ-то Венеціанецъ Андрей Біанко составилъ свою всемірную карту. Въ наше время осталось два экземпляра ея: оба доказываютъ, что въ среднихъ вѣкахъ было извѣстно существованіе материка въ западной части земнаго шара; одинъ изъ этихъ экземпляровъ, отъ 1436 года, находится въ библіотекѣ св. Марка въ Венеціи; другой, найденный въ недавнее время, — въ великогерцогской частной библіотекѣ въ Веймарѣ; онъ отъ 1422, слѣдовательно старше перваго экземпляра, но, впрочемъ, совершенно одинаковъ съ нимъ. На обѣихъ картахъ, не раздѣленныхъ, впрочемъ, на градусы, находится на западѣ большой, на двѣ половины раздѣленный островъ, называющійся Антильскимъ, котораго сѣверная половина больше южной. Очеркъ обѣихъ половинъ сдѣланъ, повидимому, совершенно произвольно; но огромное углубленіе, образуемое Мексиканскимъ заливомъ, означено явственно, южный полуостровъ виденъ, и въ глуби залива, вѣроятно, предполагался проливъ, ведущій въ богатую Индію, ибо на картѣ онъ нарисованъ раздѣляющимъ Антильскіе острова на сѣверную и южную половину: вѣроятно, опытный Генуэзецъ Колумбъ зналъ эти карты и поэтому направлялъ свой путь прямо къ вышеупомянутому проливу, чтобы черезъ него пройти въ Индію, вмѣсто того, онъ нашелъ Антильскіе острова и материкъ Америки.

КОЛУМБЪ.

Христофоръ Колумбъ, или, какъ онъ позднѣе назывался въ Испаніи, Колонъ, родился въ 1435 году, въ Кукаро. На 14 году отъ рожденія, онъ сдѣлался морякомъ; тогдашній образъ жизни этого рода людей, — грубый, на половину купеческій, на половину разбойничій, какой вели тогда сотни моряковъ на Средиземномъ морѣ, — былъ для него школою, въ которой онъ положилъ основаніе своему будущему величію. Неизвѣстно, что привело его въ Португалію; но что бы ни было, молодой искатель приключеній не могъ найти земли, которая лучше Португаліи могла пробудить всѣ спавшія въ немъ силы; ибо именно въ Португаліи, съ начала 15 столѣтія, особенно подъ благотворнымъ вліяніемъ инфанта Донъ-Генриха, развился въ жителяхъ предпріимчивый духъ путешествій. Постояннымъ стремленіемъ мореплавателей было найти на югѣ неизслѣдованной еще Африки морскую дорогу въ богатую сокровищами Остъ-Индію, и хотя еще не всѣ возбужденныя надежды были осуществлены, однако онѣ все болѣе и болѣе приводились въ исполненіе. Поэтому-то Португалія была для моряковъ или школою, въ которой молодые люди могли научиться мореплаванію, или такимъ мѣстомъ, гдѣ опытные и свѣдущіе уже моряки могли самымъ выгоднымъ образомъ приложить къ дѣлу свои познанія. Эту землю Колумбъ, подобно многимъ своимъ соотечественникамъ, избралъ мѣстомъ жительства, поселился въ ней и женился на дочери одного итальянскаго дворянина, Бартоломея Монисъ-де-Палестрелло, который былъ губернаторомъ на островѣ Порто-Санто, принималъ дѣятельное участіе въ открытіяхъ принца Генриха и, вмѣстѣ съ рукою своей дочери, оставилъ зятю важныя сокровища въ морскихъ дневникахъ и картахъ. Это приданое сдѣлалось предметомъ ревностнаго изученія для Колумба, который, впрочемъ, имѣлъ весьма ограниченныя средства жизни, такъ что былъ принужденъ снискивать себѣ пропитаніе рисованьемъ морскихъ и географическихъ картъ, очень дорого цѣнимыхъ въ то время. Самое это занятіе вело его къ глубокому изученію землеописанія; но недовольный новыми выводами, полученными имъ наукообразнымъ способомъ, и, съ пріобрѣтеніемъ новыхъ познаній, расширивъ кругъ своихъ понятій, онъ почелъ за существенно необходимое обозрѣть всѣ эти новыя открытія самому и совершить путешествіе по берегамъ Гвинеи. Впродолженіи нѣкотораго времени онъ жилъ на Прото-Санто; но и тамъ постоянно былъ окруженъ предметами, относящимися къ новымъ открытіямъ. Это было время всеобщаго стремленія къ мореходству. Легенды о лежащихъ на западѣ островахъ ходили въ народѣ, и всякій желалъ отыскать эти острова. Упоминаемый Аристотелемъ островъ Атлантида, острова Семи Городовъ и островъ св. Брандана наносились даже на тогдашнія карты.

Обогащенный всѣми этими свѣдѣніями, хотя, можетъ быть, и не вѣря старымъ преданіямъ, Колумбъ мало по малу убѣдился, что отыскиваемая португальскими мореплавателями дорога въ острова Пряныхъ Кореньевъ, лежащіе за Индіей, не должна идти около Африки. Основываясь на признанной уже тогда всѣми географами шаровидности земли, онъ заключилъ, что путешественникъ, направляясь къ западу, въ очень недолгій срокъ непремѣнно приплыветъ къ восточнымъ берегамъ лежащихъ тамъ земель. Это мнѣніе высказано было въ первый разъ Аристотелемъ, слѣдовательно было очень старо; потомъ, его подкрѣпили многіе позднѣйшіе космографы; только они считали океанъ, раздѣляющій обѣ земли, не столь широкимъ, и поэтому выполненіе такого путешествія — гораздо больше сбыточнымъ. Если бы нашъ морякъ и не слыхалъ объ этихъ гипотезахъ древнихъ и о Платоновомъ островѣ Атлантидѣ, существовавшемъ въ этихъ западныхъ странахъ, еслибъ онъ и не былъ подкрѣпляемъ и одобряемъ въ своихъ догадкахъ однимъ изъ ученѣйшихъ людей того времени, Флорентинцемъ Павломъ Тосканелли, съ которымъ онъ еще съ 1474 года находился въ перепискѣ объ этихъ предметахъ; то все таки его мнѣніе о существованіи земли на западѣ было сильно подтверждаемо осязательными фактами. Въ 450 морскихъ миляхъ на западъ отъ мыса Санъ-Винцента вытащили изъ моря, при ловлѣ рыбы, кусокъ дерева, хотя обрубленный искуственнымъ образомъ, но обдѣланный очевидно не желѣзнымъ орудіемъ; съ запада прибило волною тростникъ необыкновенной величины, похожій совершенно на описанный Птолемеемъ; къ Азорскимъ островамъ приплылъ неизвѣстный тамъ кедровый стволъ, а на островъ Флоресъ были даже выброшены моремъ два человѣческихъ трупа, особеннаго образованія и цвѣта. Всѣми этими фактами предположенія Колумба подтвердились и превратились для него въ глубокое убѣжденіе, смѣшанное, впрочемъ, съ нѣкотораго рода мечтательностью и суевѣріемъ: онъ думалъ, что само Небо избрало его орудіемъ для достиженія всѣми желаемой цѣли, что именно онъ долженъ открыть эту новую землю и обратить всѣхъ живущихъ на ней народовъ въ христіанство.

Лишенный совершенно всякихъ средствъ къ выполненію такого предпріятія безъ посторонней помощи, Колумбъ сверхъ того думалъ, что эта помощь должна быть очень значительна и должна быть подана ему какимъ-нибудь могущественнымъ европейскимъ правительствомъ; ибо онъ ожидалъ найти въ новооткрытой имъ землѣ большія, необразованныя языческія государства, въ которыхъ можно ему будетъ утвердиться только при значительныхъ силахъ. Помощи этой, повидимому, скорѣе всего можно было ожидать отъ Португаліи, особенно со вступленія на престолъ Іоанна II, наслѣдовавшаго отъ дѣда своего, Генриха, любовь къ открытіямъ. Однакожь Колумбъ тщетно старался склонить Португалію къ исполненію своего великаго предпріятія; такой же неблагопріятный результатъ имѣли и переговоры, въ которые онъ вступилъ съ Генуею. Тогда онъ обратился къ Испаніи, и здѣсь-то наконецъ удалось ему, послѣ долголѣтнихъ неудачъ, склонить королеву Изабеллу къ исполненію его плана. Она скоро сошлась съ Колумбомъ въ условіяхъ: онъ получилъ для себя и своихъ потомковъ чинъ адмирала во всѣхъ земляхъ по ту сторону океана, которыя онъ откроетъ и покоритъ; съ этимъ чиномъ соединены были тѣ же почести и преимущества, какъ съ чиномъ великаго адмирала Кастиліи; съ нимъ же соединялась и власть вице-короля въ этихъ земляхъ, одна десятая часть королевскаго дохода съ тамошнихъ драгоцѣнностей и торговли, верховная судебная власть при рѣшеніи всѣхъ споровъ между колоніями и метрополіей; кромѣ этого, онъ получилъ право на осьмую часть чистой прибыли отъ всѣхъ, какъ настоящихъ, такъ и будущихъ путешествій для открытія земель; но за то онъ долженъ былъ принимать соразмѣрное этому участіе въ издержкахъ. Послѣднее условіе Колумбъ съ своей стороны врядъ ли могъ бы исполнить, если бы еще заранѣе не обезпечилъ себя на счетъ этого, принявъ себѣ въ товарищи богатаго, знающаго и смѣлаго моряка, Мартина Алонзо Пинсона, изъ Палоса, который далъ ему возможность къ предназначавшимся отъ королевы двумъ кораблямъ присовокупить третій на свой собственный счетъ.

Этотъ договоръ былъ подписанъ королемъ и королевою въ Санта-Фе (18-го апрѣля 14-92 года), и непосредственно затѣмъ возведенному въ дворянство адмиралу изготовленъ патентъ. За сооруженіе кораблей принялись очень ревностно, тѣмъ болѣе, чтоблизлежащая гавань Палосъ-де-Могеръ представляла для того всѣ удобства: жители ея, въ возмездіе за сдѣланный ими еще прежде проступокъ, обязаны были построить два корабля и предоставить ихъ на годъ въ пользованіе правительству. Эти корабли должны были вступить въ неограниченное распоряженіе Колумба, но команда ихъ получала жалованье отъ короля. Многія другія благопріятныя обстоятельства способствовали къ ускоренію и къ довершенію всѣхъ нужныхъ приготовленій. 12 мая Колумбъ получилъ отъ двора позволеніе на отъѣздъ и, съ помощію друзей своихъ, Рабида и Палоса, самъ сдѣлалъ всѣ необходимыя распоряженія.

Хотя корабли для этого путешествія и были снаряжены безъ труда, но гораздо труднѣе казалось набрать кормчихъ и матросовъ, которые бы имѣли довольно мужества для того, чтобы идти съ Колумбомъ. Самые смѣлые пугались такого безцѣльнаго плаванія, которое могло привести ихъ къ неизбѣжной гибели; этотъ страхъ былъ такъ великъ и всеобщъ, что, не смотря на строжайшіе наказы двора, въ всемъ берегу Андалузіи не нашлось достаточнаго количества людей для путешествія. Только тогда, когда Пинсонъ, имѣвшій особенное вліяніе въ сословіи моряковъ, объявилъ себя въ пользу предпріятія и обѣщался, вмѣстѣ съ своимъ братомъ, Винцентомъ Пинсономъ, принять личное участіе, въ качествѣ Колумбова лейтенанта, въ этомъ неслыханномъ морскомъ путешествіи; примѣръ его и увѣщанія такъ сильно подѣйствовали на его друзей и родныхъ, что нашлось нужное число людей для путешествія. Не смотря на это, большинство матросовъ состояло изъ набранныхъ силою, а эскадра — изъ маленькихъ береговыхъ барокъ, на которыхъ по большей части не было палубы и которыя, повидимому, не могли быть употреблены въ дѣло на волнахъ бурнаго, безпредѣльнаго океана. Лучшій изъ кораблей, Святая Марія, былъ названъ адмиральскимъ, а начальство надъ двумя другими, Пинтой и Нинной, было поручено братьямъ Пинсонамъ. Число людей состояло — вмѣстѣ съ штурманами, королевскими чиновниками, врачами, нѣсколькими волонтерами изъ военныхъ и 90 матросами — не болѣе какъ изъ 420 человѣкъ; военныхъ и жизненныхъ припасовъ было взято на гораздо дальнѣйшій путь, нежели предполагалось.

Наконецъ, исполнивъ съ благоговѣйной набожностію святые обряды церкви, Колумбъ и его спутники, 3 августа 1492 года, подняли якорь, и направили свой путь къ Канарскимъ островамъ. Уже на этой извѣстной всѣмъ дорогѣ адмиралъ началъ опасаться, чтобы матросы, колеблясь между страхомъ и раскаяніемъ, не принудили его воротиться, тѣмъ болѣе, что на третій день послѣ выхода изъ гавани явилось несчастное предзнаменованіе: на Пинтѣ сломался руль (можетъ-быть намѣренно самимъ кораблехозяиномъ); это поврежденіе было поправлено только рѣшительностію Алонзо Пинсона. Затѣмъ, необходимо было простоять три скучныя недѣли у Канарскихъ острововъ для приготовленія къ дальнѣйшей поѣздкѣ; здѣсь упадокъ духа матросовъ еще болѣе усилился отъ извѣстія, что португальская флотилія, крейсирующая на высотѣ острова Ферро, угрожаетъ опасностью предпріятію. Для избѣжанія этой засады, лучшимъ средствомъ было взять новое, неизвѣстное еще направленіе на западъ; поэтому, храбрый морякъ отчалилъ (6 сентября) отъ Гомеры; однако отъ безвѣтрія достигъ до Ферро только черезъ три дня, и, въ противоположность своимъ трусливымъ, доведеннымъ до слезъ спутникамъ, тогда только почувствовалъ себя спокойнымъ, когда и этотъ послѣдній пунктъ извѣстнаго свѣта скрылся у него изъ глазъ. Спутниковъ своихъ старался онъ оживить описаніями богатства тѣхъ земель, къ которымъ они направляли путь свой; своимъ лейтенантамъ сообщалъ онъ, на случай разлуки, опредѣленныя указанія для продолженія начатаго пути, который, по его мнѣнію, долженъ былъ, при пассатныхъ вѣтрахъ, идти постоянно въ западномъ направленіи на 700 морскихъ миль прежде, чѣмъ встрѣтится какая нибудь земля. Наконецъ, Колумбъ, производившій день и ночь спокойно и осторожно свои наблюденія и своими неоспоримо высокими талантами вынудившій довѣренность къ себѣ и повиновеніе всѣхъ своихъ малодушныхъ спутниковъ, велъ два различныя счисленія пройденнаго пути: въ одномъ онъ съ намѣреніемъ показывалъ меньшее число миль для того, чтобъ, узнавъ о настоящемъ отдаленіи своемъ отъ берега, экипажъ не терялъ отваги.

Однако и его самого безпокоило тогда еще неизвѣстное явленіе, которое, впродолженіи нѣсколькихъ уже дней, онъ замѣчалъ надъ своимъ компасомъ. Магнитная стрѣлка уклонялась на 5 и на 6 градусовъ на западъ отъ ея постояннаго направленія къ сѣверу, и съ каждымъ днемъ это уклоненіе увеличивалось, такъ что скоро оно не могло быть скрыто и отъ самыхъ невѣжественныхъ людей экипажа. Что же могло, что же должно было съ ними сдѣлаться, когда и этотъ единственный надежный путеводитель въ обширной морской пустынѣ оказывался невѣрнымъ? Нужно было имѣть всю смѣтливость, все присутствіе духа адмирала, чтобы найти для этого необыкновеннаго явленія правдоподобное объясненіе, которое, впрочемъ, обманывало столько же его самого, сколько и его спутниковъ, хотя для настоящей минуты и было удовлетворительно. Даже пассатный вѣтеръ, въ полосѣ котораго они находились, и который давалъ кораблю правильный и скорый ходъ, не смотря на обыкновенно пріятную погоду, имъ поддерживаемую, подалъ экипажу поводъ думать, что уже невозможно возвращеніе домой; но видъ птицъ, обыкновенно живущихъ на землѣ, равно какъ и плавающихъ травъ, снова подкрѣпилъ ихъ мужество и исполнилъ ихъ надеждою на скорое достиженіе берега. Уже обрадованному Пинсону показалось, что онъ видитъ на сѣверѣ землю (18 сентября); онъ пустился къ ней на всѣхъ парусахъ, но скоро увидѣлъ, что принялъ за землю облако на далекомъ небосклонѣ. Самъ Колумбъ не ожидалъ въ этихъ мѣстакъ никакого открытія; Индія, которой онъ искалъ, отстояла, по его расчету, на пространство вдвое большее пройденнаго, и онъ рѣшился даже въ случаѣ, если ему встрѣтится нѣсколько острововъ гдѣ-нибудь въ сторонѣ, продолжать свой путь все прямо по прежнему, и не терять времени на изслѣдованіе ихъ.

Жалобы экипажа на длину дороги, казавшейся имъ неизмѣримою, не смотря на благоразумную утайку Колумба, усиливались съ каждымъ днемъ; матросы роптали на то, что до сихъ поръ все еще безъ пользы удаляются отъ Испаніи, что нѣтъ даже никакого признака близости твердой земли. Адмиралу стоило большихъ заботъ и трудовъ устранить эту боязливость всѣми доводами разума и убѣжденія, и склонить ихъ на продолженіе путешествія по неизвѣстному морю.

Между тѣмъ, дувшій доселѣ восточный пассатный вѣтеръ перемѣнился (2’0 сентября), впродолженіи нѣкотораго времени, на юго-западный, и море на необозримомъ разстояніи покрылось плавающею морскою травою въ такихъ плотныхъ массахъ, что они затрудняли ходъ корабля. Это подало новый поводъ къ боязни или совершенно запутаться въ широкой сѣти, или потерпѣть кораблекрушеніе на отмели, которая, повидимому, служила точкою опоры для этихъ травъ. Лотъ, брошенный по приказанію неутомимаго Колумба, не досталъ дна, и этимъ едва, едва уничтожился этотъ новый призракъ, созданный пугливымъ воображеніемъ; адмиралъ насилу могъ своими доводами устранять опасенія экипажа, происходившія то отъ того, то отъ другаго, ничего по себѣ незначущаго явленія. Съ каждымъ днемъ, съ каждымъ новымъ шагомъ на неизвѣстномъ пути, экипажемъ овладѣвали болѣе и болѣе нетерпѣніе, недовѣрчивость и боязнь, мало по малу превращавшіяся въ мрачное неудовольствіе на предводителя. Наконецъ, это тайная непріязнь превратилась въ заговоръ; раздражительный ропотъ, общій голосъ упрекалъ адмирала въ томъ, что безразсудное честолюбіе его одного уже слишкомъ долго подвергало опасности жизнь такого количества людей, и что долѣе оно не должно быть терпимо. Самые смѣлые изъ возмутившихся намекали очень явственно на то, что если адмиралъ не согласится сейчасъ же на возвращеніе, то можно очень легко избавиться отъ такого упорнаго виновника общаго бѣдствія, и что нечаянное паденіе за бортъ можетъ легко съ нимъ случиться. Намѣреніе бунтовщиковъ не скрылось отъ адмирала; но онъ противупоставилъ ему свою доброту, глубокое убѣжденіе и всѣ кроткія, но могучія силы, которыми высокій геній способенъ покорять себѣ слабыхъ людей.

Наконецъ, самъ адмиралъ былъ огорченъ гораздо чувствительнѣе своихъ спутниковъ, когда Пинсонъ въ другой разъ (28 сентября) съ такою опредѣленною увѣренностью думалъ увидѣть землю на югозападѣ, что убѣдилъ его плыть всю слѣдующую ночь въ этомъ направленіи, и когда по утру оказалось, что и на этотъ разъ они были обмануты туманомъ. Это событіе навело глубокое уныніе на всѣхъ; даже Пинсонъ, имѣвшій огромное вліяніе на большинство экипажа и до сихъ поръ постоянно раздѣлявшій всѣ рѣшенія своего вождя, началъ колебаться; онъ требовалъ, чтобы западное направленіе корабля было перемѣнено на южное; однакожь Колумбъ оставилъ неизмѣннымъ по прежнему западное направленіе, при свѣжемъ, попутномъ вѣтрѣ. 1-го октября, по счисленію, веденному для экипажа адмираломъ, разстояніе отъ Канарскихъ острововъ равнялось 584 морскимъ милямъ, а по настоящему — 707. Однако и это небольшое число казалось слишкомъ велико для упрямаго экипажа, малодушіе котораго постоянно усиливалось; но общее ожиданіе было очень вскорѣ опять возбуждено новыми, густыми стаями птицъ, которыя такъ часто его обманывали; это ожиданіе было тѣмъ нетерпѣливѣе, что испанское правительство обѣщало награду въ 30 кронъ тому, кто первый увидитъ желанную землю. Надежды эти и ожиданія превратились въ громкое ликованье, когда (по утру 7 октября) на западѣ показался сперва неясный, а потомъ поспѣшившій впередъ Ниннѣ столь явственный образъ лежащаго впереди берега, что она забыла даже дать другимъ кораблямъ условленный сигналъ поднятіемъ флага и выстрѣломъ. Однако и въ этотъ разъ, когда корабли подошли ближе, явленіе разрѣшилось въ пустую массу облаковъ. Теперь, не смотря на то, что новые полеты птицъ въ юго-западномъ направленіи заставляли предполагать тамъ землю, никто не вѣрилъ имъ, и, только уступая прежнимъ просьбамъ Пинсона, адмиралъ, хотя и думавшій, что онъ тѣмъ самымъ уклоняется отъ предполагаемаго въ той полосѣ острова Чипанго, рѣшился принять за путеводителей этихъ маленькихъ крылатыхъ вѣстниковъ и, сообразуясь съ ними, направилъ свой дальнѣйшій путь. Впродолженіи трехъ дней, съ каждымъ часомъ умножались эти и подобные имъ указатели недальняго берега; однако экипажъ, дѣлавшійся недовѣрчивѣе по мѣрѣ того, какъ возрастало число разочарованій, едва увидѣлъ, что и третье солнце зашло за безбрежный горизонтъ, какъ сбросилъ съ себя до сихъ поръ наблюдаемое имъ повиновеніе и требовалъ немедленнаго прекращенія проклятаго пути, который, по его мнѣнію, дерзко истощалъ терпѣніе Неба. Колумбъ тщетно старался усмирить возмутившихся дружескими словами и богатыми обѣщаніями; когда попытка его не удалась, онъ понялъ всю важность этой критической минуты и, вооруженный полнотою своей законной власти, объявилъ, что путешествіе совершается по волѣ ихъ общаго повелителя для отысканія дороги въ Индію, и что, пока она съ Божіей помощію не будетъ открыта, никакія человѣческія силы не заставятъ его уклониться отъ предпринятаго пути.

Но сколь важно ни было для настоящей минуты это благородное мужество, тѣмъ не менѣе положеніе адмирала оставалось бы сомнительнымъ, еслибъ въ слѣдующее же утро не показались несомнѣнные признаки близкой земли. Совершенно свѣжія растенія прѣсныхъ водъ, множество всѣмъ извѣстнаго болотнаго тростника, недавно сорванная зеленая вѣтка съ висящими на ней ягодами, наконецъ доска и искуственно обрѣзанная палка проплыли мимо корабля и заставили самыхъ невѣрующихъ раскаяться и усмириться, тѣмъ болѣе, что Колумбъ, не переставая угрожать недовольнымъ, объявилъ имъ навѣрно, что, еще до исхода слѣдующей ночи, они увидятъ обѣщанную имъ землю и что поэтому необходимо удвоитъ бдительность. Послѣ этого понятно, что ни одинъ глазъ не смыкался на корабляхъ; самъ Колумбъ бодрствовалъ на падубѣ и мѣрялъ глазами темный горизонтъ. Скоро показалось ему, что онъ дѣйствительно видитъ вдали передъ собою свѣтъ, который то показывался, то опять исчезалъ: это былъ неоспоримый признакъ близкой обитаемой земли. Черезъ нѣсколько часовъ, Пинта, ушедшая немного впередъ, подтвердила его открытіе выстрѣломъ, и матросъ Родриго-де-Тріана былъ первый человѣкъ, увидѣвшій Новый Свѣтъ за двѣ морскія мили. Корабли тотчасъ подняли паруса и до самыхъ сумерекъ медленно подвигались къ землѣ; между тѣмъ, какъ Колумбъ предавался тихому, гордому чувству радости о достиженіи своей цѣли, его спутники, неспособные къ столь высокимъ ощущеніямъ, мечтали только о богатой и счастливой будущности.

По утру (12 октября 1492 года) вступилъ Колумбъ на эту ясно развернутую передъ его глазами землю, на низменный, но покрытый роскошною растительностью островъ, берега котораго были усѣяны нагими, мѣдноцвѣтными людьми, съ удивленіемъ смотрѣвшими на приближавшихся Испанцевъ. Адмиралъ, ступивъ первый на берегъ, съ благоговѣніемъ палъ на колѣна, и всѣ спутники его послѣдовали этому примѣру набожности. Потомъ, развернувши знамя съ крестомъ, со всѣми торжественными обрядами, которые употреблялись тогда и еще долго послѣ у Португальцевъ, вступилъ онъ, именемъ своего повелителя, во владѣніе этимъ островомъ, который назвалъ Санъ-Сальнадоромъ; имя это удержалъ островъ и теперь, вмѣстѣ съ названіемъ Гуанагани или Катсъ-Эйлендъ, какъ одинъ изъ Дунайскихъ^[2]. Равнымъ образомъ Колумбъ принялъ отъ своихъ спутниковъ присягу себѣ, какъ великому адмиралу и вице-королю новооткрытой земли. Воодушевленный, обуреваемый противуположнѣйшими чувствами экипажъ корабля толпился вокругъ своего вождя, являвшагося въ его глазахъ существомъ высшаго разряда, между тѣмъ какъ туземцы смотрѣли на нихъ самихъ, какъ на что-то высшее. Однако скоро они сдѣлались столь довѣрчивы, что приблизились къ этимъ бѣлымъ, бородатымъ людямъ, которые какъ-будто сошли съ неба въ своихъ крылатыхъ домахъ, и тотчасъ же между обѣими толпами завязались дружескія отношенія, еще болѣе укрѣпленныя небольшими подарками со стороны новопришельцевъ. Произведенія туземной почвы, принесенныя дикими на обмѣнъ, не столько возбудили жадность Испанцевъ, какъ видъ небольшихъ золотыхъ украшеній, которыя носили на себѣ островитяне; ибо золото и драгоцѣнности Индіи должны были вознаградить ихъ за огромныя усилія и опасности, которымъ они подвергались. Колумбъ изъ показаній островитянъ скоро понялъ, что этотъ металлъ добывается въ огромномъ количествѣ не здѣсь, но гораздо далѣе къ югу. Все еще оставаясь при своемъ прежнемъ предположеніи, что онъ находится на восточномъ берегу Индіи, онъ и не сомнѣвался, что эта южная земля должна быть богатымъ островомъ Чипанго, о которомъ говоритъ Марко Поло; поэтому, послѣ двухъ-дневнаго пребыванія на островѣ, взявши на корабль нѣсколько туземцевъ, которые должны были служить ему проводниками, спѣшилъ онъ черезъ Багамскій архипелагъ, казавшійся ему островами Пряныхъ Кореньевъ Азіи, далѣе въ показанномъ направленіи. Онъ часто приставалъ къ островамъ Багамскаго архипелага; но ихъ прекрасный климатъ, ихъ пряности и роскошная растительность не привлекали его, потому что онъ искалъ золота; впрочемъ, онъ старался хорошимъ обращеніемъ снискать любовь жителей, которые получили отъ него имя Индѣйцевъ, оставшееся за ними съ тѣхъ поръ и придаваемое не только имъ однимъ, но и всѣмъ жителямъ этой части свѣта. Но сколько онъ могъ понимать ихъ нѣмые знаки, искомый золотоносный берегъ, называемый ими Кубою, былъ еще далеко, и притомъ такъ обширенъ, что это очень могъ быть азіятскій материкъ. На такомъ основаніи его воспламененное воображеніе строило дальнѣйшіе планы путешествія; даже сношенія съ могущественнымъ великимъ ханомъ катайскимъ, т. е. китайскимъ, не казались ему невозможными.

28 октября, Колумбъ присталъ къ сѣверному берегу Кубы. Цѣпи горъ, высоко взгроможденныя одна на другую, подавали поводъ заключать о значительномъ объемѣ страны; природа, казалось, щедро надѣлила эту землю своими дарами, что подтвердилось вполнѣ, когда Колумбъ, глубоко сочувствовавшій впечатлѣніямъ такого рода, присталъ къ берегу. Все это укрѣпляло въ немъ убѣжденіе, что онъ присталъ къ благословенной почвѣ Чипанго, и поэтому онъ направилъ путь свой прямо на западъ, гдѣ надѣялся найти прославленный Маркомъ Поло главный городъ земли. Такое заблужденіе постоянно вводило его въ новыя ошибки; нѣсколько разъ приставая къ берегамъ острова, посылая посольства къ живущему внутри его начальнику и въ сношеніяхъ съ необразованными жителями увидѣвши ихъ бѣдность, Колумбъ, наконецъ, перемѣнилъ свои мысли, особенно когда узналъ, что есть на востокѣ мѣсто, называемое Бабеке или Гаити (высокая земля), гдѣ его желанія могутъ найти полное удовлетвореніе. Снова получивъ надежду, онъ рѣшился отыскивать это мѣсто безъ отлагательства, тѣмъ болѣе, что приближавшаяся зима угрожала поѣздкѣ новыми опасностями. Онъ оставилъ берегъ, взявъ съ собою нѣсколькихъ туземцевъ обоего пола, изъ которыхъ надѣялся сдѣлать христіанъ и переводчиковъ.

12 ноября, Колумбъ вышелъ изъ рѣки, гдѣ въ послѣдній разъ стоялъ на якорѣ, и нѣсколько времени плылъ въ восточномъ направленіи, вдоль берега, который онъ изслѣдовалъ въ разныхъ мѣстахъ, не находя его, впрочемъ, соотвѣтствующимъ своимъ ожиданіямъ. Противные вѣтры принудили его пуститься въ открытое море, гдѣ вдали увидѣлъ онъ Гаити, землю золота, предметъ всѣхъ своихъ поисковъ. Въ это время, не смотря на всѣ сигналы, отъ него отдѣлилась имѣвшая лучшія снасти Пинта; ибо Пинсонъ, скучая своимъ подчиненнымъ отношеніемъ къ адмиралу и побуждаемый честолюбіемъ и корыстью, надѣялся прежде его достигнуть этихъ богатыхъ береговъ и захватить себѣ сокровища. Колумбъ потерялъ его изъ виду и нашелся принужденнымъ воротиться въ Кубу, восточной оконечности которой онъ достигъ 5-го декабря. Отсюда тотчасъ увидѣлъ онъ Гаити, который, по причинѣ своихъ измѣняющихся очертаній, показался ему въ такомъ благопріятномъ видѣ и съ такими явными признаками многочисленнаго населенія, что онъ далеко оставилъ за собою, въ его мнѣніи, теперь опять покинутую имъ Кубу. Многое въ Гаити, на что прежде всего устремились взоры экипажа, представляло такое неожиданное сходство съ дорогимъ отечествомъ, что это подало поводъ, по торжественномъ принятіи земли (воздвиженіемъ креста) во владѣніе, дать ей имя Испаньолы (малая Испанія). Испанцы натолкнулись тамъ на оставленную деревню, почти изъ тысячи дворовъ, жители которой, впрочемъ, привлеченные дружескими знаками всякаго рода, скоро воротились домой и съ невинною довѣрчивостію приблизились къ бѣлымъ чужестранцамъ. Послѣдніе, съ своей стороны, были не менѣе удивлены патріархальными нравами этихъ дѣтей природы. Все это показывало, что здѣсь нечего искать ожидаемой высокой цивилизаціи и металлическихъ сокровищъ, которыя должны были находиться гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ по близости. Показанія жителей объ этомъ предметѣ согласовались, повидимому, междусобою; но наконецъ всѣ онѣ, взятыя вмѣстѣ, оказались баснями и недоразумѣніями, и поэтому перестали обращать на себя исключительное вниманіе открывателей. Между тѣмъ, они продолжали путь свой по сѣверному берегу, и сношенія со многими кациками, окруженными нѣкотораго рода великолѣпіемъ, указывали на болѣе высокую цивилизацію и на развитыя общественныя учрежденія; однако жадность новопришедшихъ должна была удовольствоваться немногими золотыми вещицами, которыя туземцы охотно мѣняли на разныя европейскія мелочи; самое же мѣсторожденіе благороднаго металла называли они землею Цибао, лежавшею во внутренности той страны.

Въ ночь предъ Рождествомъ Христовымъ, когда при тихой погодѣ Колумбъ предавался давно невкушаемому имъ спокойствію, кормчій и матросы, слѣдуя его примѣру, такъ пренебрегли своими служебными обязанностями, что, какъ скоро всѣ заснули на бортѣ Св. Маріи, корабль былъ увлеченъ потокомъ на мель и оставленъ испугавшимся экипажемъ на вѣрную погибель. Грузъ должно было спасать съ помощью туземцевъ, столько же услужливыхъ, сколько и воздержныхъ. Адмиралъ, глубоко потрясенный этою неудачею, принужденъ былъ перейти на бортъ Нинны, и нашелъ нѣкоторое утѣшеніе только въ сердечномъ участіи сосѣднаго кацика Гваканагари, который очистилъ нѣсколько хижинъ для потерпѣвшаго кораблекрушеніе экипажа и предложилъ ему всякаго рода пособія. Еще утѣшительнѣе было открытіе, что недалеко отъ этого мѣста, между горами, находится золотой рудникъ, изъ котораго до сихъ поръ было добыто очень немного золота только потому, что островитяне цѣнили его не очень высоко. Это извѣстіе, само по себѣ уже очень важное, имѣло особенное значеніе въ глазахъ Колумба въ теперешнемъ его положеніи, когда ему казалось неблагоразумнымъ отправиться для дальнѣйшаго открытія Индіи и когда онъ разсудилъ, что всѣ до сихъ поръ открытыя имъ земли, не смотря на ихъ естественныя богатства, не имѣли бы никакой важности въ глазахъ Испанцевъ, еслибъ съ ними не была связана мысль о золотѣ.

При ближайшемъ знакомствѣ съ кациками, Испанцы получили отъ нихъ извѣстіе, что въ южныхъ странахъ живетъ воинственный народъ, называемый Караибами, который дѣлаетъ на нихъ частыя нападенія, уводитъ съ собою плѣнныхъ и пожираетъ ихъ на пирахъ въ честь побѣды. Это подало случай адмиралу увѣрить своихъ новыхъ друзей въ томъ, что Испанцы защитятъ ихъ отъ этихъ разбойниковъ; въ доказательство, онъ показалъ имъ дѣйствіе огнестрѣльнаго оружія, что дало имъ высокое понятіе о его могуществѣ. Съ защитой, требовавшей близкаго пребыванія Испанцевъ, тѣсно связывалась мысль о поселеніи ихъ на этомъ берегу; Колумбъ, воспользовавшись этимъ, предложилъ ее, и кацики съ радостію согласились; самый экипажъ Св. Маріи, потерпѣвшій кораблекрушеніе, желалъ продлить, на сколько возможно большій срокъ, пребываніе въ этой странѣ и праздную жизнь среди такой счастливой природы; кромѣ того, два маленькія оставшіяся судна не перенесли бы возвращенія въ Испанію, будучи обременены такимъ количествомъ людей. Изъ остатковъ корабля очень легко можно было построить крѣпость, небольшой гарнизонъ которой могъ быть достаточно вооруженъ и, въ такой плодородной странѣ, совершенно обезпеченъ насчетъ содержанія. Эта колонія назначалась для дальнѣйшаго изслѣдованія земли и ея металлическихъ и другихъ произведеній, также для изученія языка, нравовъ и внутреннихъ отношеній Индѣйцевъ и для постояннаго промѣна на золото вещей, привозимыхъ изъ Европы; при новомъ возвращеніи адмирала изъ Испаніи съ большимъ запасомъ, это предпріятіе должно было получитъ значительнѣйшій объемъ. На всѣ такія начинанія кацикъ далъ свое полное согласіе, приказавъ своимъ подданнымъ принимать дѣятельное участіе въ работахъ для построенія крѣпости и оказывая всякаго рода изъявленія дружбы. Его подарки золотомъ были очень богаты и дали адмиралу возможность приготовить къ обратному путешествію значительный запасъ драгоцѣнностей. Онъ долженъ былъ стараться ускорить свое возвращеніе тѣмъ болѣе, что загадочное поведеніе Пинсона постоянно подавало поводъ къ сильнымъ опасеніямъ. Отдѣленіе Пинты отъ эскадры, какъ казалось, было вовсе не случайно, особенно когда, по разсказамъ туземцевъ, сдѣлалось извѣстнымъ, что Пинсонъ стоитъ на якорѣ вблизи, на другомъ пунктѣ берега, и вовсе не спѣшитъ соединиться съ своимъ верховнымъ вождемъ. Нѣсколько времени спустя, Пинсона видѣли далѣе къ востоку; потомъ онъ исчезъ, вѣроятно для того, чтобы воротиться въ Испанію прежде адмирала и присвоить себѣ плоды его открытія передъ правительствомъ и передъ общественнымъ мнѣніемъ. Во всякомъ случаѣ, опасно было подвергаться тяжкой необходимости еще разъ и притомъ одному предпринять путешествіе черезъ океанъ на такомъ слабомъ и поврежденномъ суднѣ, какъ Нинна: какъ легко могло извѣстіе о великомъ открытіи быть навсегда погребено въ волнахъ моря! Въ десять дней была сооружена небольшая крѣпость, получившая имя ла-Нативидадъ. Для вооруженія ея были употреблены орудія разбитаго корабля, а для снабженія гарнизона всѣмъ нужнымъ — часть спасенныхъ запасовъ; гарнизонъ состоялъ изъ 39 храбрѣйшихъ Испанцевъ, которые вызвались добровольно взять на себя эту обязанность. Діего де-Арана, королевскій коммисаръ при эскадрѣ, сдѣланъ былъ начальникомъ и снабженъ нужными предписаніями; даже взяты предосторожности на случай непредвидѣнныхъ событій; но болѣе всего было строжайше подтверждено поддерживать согласіе съ Индѣйцами. Печально было прощаніе съ Гванакагари, котораго Колумбъ утѣшилъ обѣщаніемъ скораго возврата и богатыхъ подарковъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ, подъ видомъ прощальной церемоніи, далъ ему еще болѣе опредѣленное понятіе о превосходствѣ европейскаго оружія. Нѣсколько Индѣйцевъ было выбрано для сопровожденія адмирала въ Испанію; наконецъ, ненадежная Нинна подняла паруса (4 января 1493 года) въ направленіи къ старому материку.

Противный вѣтеръ еще удерживалъ Колумба у берега, какъ, къ его великой радости, показалась Пинта. Онъ легко принялъ пустыя извиненія, которыми Пинсонъ старался оправдать свое отсутствіе; но чѣмъ больше вглядывался онъ въ этого человѣка, тѣмъ болѣе созрѣвало въ немъ намѣреніе избавиться отъ такого ненадежнаго спутника, ускоривши возвращеніе въ Испанію. Продолжая плыть вдоль берега, въ теперешнемъ заливѣ Саманскомъ нашли одно племя, отличавшееся воинскимъ видомъ и хорошимъ вооруженіемъ; этотъ народъ приняли за Караибовъ; его непріязненные замыслы скоро обнаружились сдѣланнымъ имъ нападеніемъ, которое было впрочемъ отражено. Наконецъ, Испаньола исчезла изъ виду (16 января), и Колумбъ, котораго пассатные вѣтры задерживали долѣе, чѣмъ онъ желалъ, принялъ намѣреніе выйдти изъ ихъ полосы до 38 градуса сѣверной широты; по его тщательно веденному исчисленію, онъ думалъ, при постоянномъ восточномъ направленіи, прійти къ Азорскимъ островамъ, между тѣмъ какъ спутники его все болѣе и болѣе запутывались при исчисленіи пути и думали, что они плывутъ къ Мадерѣ. Колумбъ не разувѣрялъ ихъ, чтобы безопаснѣе владѣть тайною настоящей дороги, ведущей къ его открытіямъ.

12 февраля, корабли подверглись страшному, трехдневному штурму съ юга, въ которомъ адмиралъ опять потерялъ Пинту изъ виду и который ему самому, въ его худой баркѣ, угрожалъ явною опасностію. Испуганные матросы давали обѣты благочестивыхъ путешествій, и самого вождя давило тяжелое чувство грусти о томъ, что въ случаѣ, если Пинта не вынесетъ штурма, первая сильная волна навсегда погубитъ въ нѣмой пропасти океана и его, и извѣстіе о новооткрытомъ свѣтѣ. Наконецъ, онъ рѣшился описать вкратцѣ свое путешествіе, адресуя на имя короля Фердинанда; бумага, крѣпко обвернутая воскомъ, была вложена въ наглухо закупоренную бочку и брошена на счастье въ волны, которыя могли прибить ее къ какому-нибудь обитаемому берегу. Однако, ураганъ успокоился, и на слѣдующій день увидали землю, оказавшуюся островомъ св. Маріи, однимъ изъ Азорскихъ, который, хотя и былъ долго недоступенъ, по причинѣ сильнаго волненія, однако наконецъ доставилъ гонимому бурями кораблю безопасное мѣсто для стоянія на якорѣ.

Но и на этомъ островѣ, гдѣ португальское поселеніе могло обѣщать дружескій пріемъ едва избѣжавшимъ отъ смерти путешественникамъ, они нашли только завистливое подозрѣніе; тайнымъ приказомъ отъ лиссабонскаго двора повелѣно было даже схватить Колумба, если онъ покажется въ этихъ странахъ, или гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ. Съ трудомъ избѣжалъ онъ этой опасности, а впрочемъ запасся здѣсь предметами для удовлетворенія необходимѣйшихъ потребностей — деревомъ, водою и балластомъ. При дальнѣйшемъ пути его мужество было опять подвергнуто жестокому испытанію: вторичная, еще болѣе свирѣпая буря угрожала его несчастному кораблю неизбѣжною гибелью, между тѣмъ какъ берега Португаліи были въ виду его; корабль непремѣнно разбился бы о нихъ, если бы, къ счастію, во-время не открылось передъ нимъ устье Тахо. Воспоминаніе прежняго недружественнаго пріема и опасенія за будущій ничего не значили въ сравненіи съ настоящимъ бѣдствіемъ, и онъ долженъ былъ войдти въ Тахо. Достигши его счастливо (5 марта), адмиралъ черезъ курьера извѣстилъ о всемъ своего государя, а потомъ и короля португальскаго, и просилъ у послѣдняго дозволенія стать на якорѣ передъ Лиссабономъ. Все народонаселеніе этой столицы, исполненное удивленія и радостнаго любопытства, толпилось около корабля; даже король Іоаннъ почтилъ кастильскаго великаго адмирала приглашеніемъ къ своему двору, гдѣ онъ былъ принятъ съ почтеніемъ и удивленіемъ, но вмѣстѣ и съ тайнымъ раскаяніемъ; всѣ слушали разсказы объ его открытіяхъ, всѣ хвалили его; королевскіе совѣтники, униженные успѣхомъ Колумба, который безъ ихъ невѣжества и безъ ихъ глупаго противорѣчія обратился бы въ пользу короля португальскаго, придумывали всѣ средства, чтобы представить походъ Колумба нарушеніемъ королевскихъ правъ, и предполагали даже схватить адмирала, чтобы навѣрное избавиться отъ него и такимъ образомъ уничтожить всякій дальнѣйшій вредъ, могущій произойти для Португаліи отъ его открытій. Іоаннъ благородно воспротивился такимъ низкимъ внушеніямъ; но тѣмъ не менѣе не могъ удержаться отъ искушенія воспользоваться приманчивыми плодами новыхъ открытій, поспѣшно отправивъ туда эскадру съ своей стороны. Колумбъ же, съ честію отпущенный отъ двора его, возвратился къ себѣ на корабль и поспѣшилъ въ гавань Палосъ, гдѣ онъ благополучно вышелъ на берегъ (15 марта).

Съ необычайною радостію, съ процессіями и колокольнымъ звономъ были здѣсь встрѣчены возвращающіеся моряки, которыхъ давно считали погибшими. Всѣ, исполненные удивленія, съ благоговѣніемъ толпились около вождя, когда онъ шелъ въ городской соборъ благодарить Господа за счастливое окончаніе предпріятія. Общій порывъ радости еще не утихъ, когда въ тотъ же день Алонзо Пинсонъ на Пинтѣ вошелъ въ ту же гавань; онъ былъ загнанъ тѣмъ же самымъ штурмомъ въ Бискайскій заливъ и возвращался въ Палосъ изъ Байоны; но, мучимый угрызеніями совѣсти, онъ не смѣлъ показаться прежде отъѣзда Колумба къ королевскому двору въ Барцелону. Однако въ скоромъ времени онъ изнемогъ подъ бременемъ своихъ горькихъ чувствъ и умеръ жертвой зависти, обманутаго честолюбія и корысти, между тѣмъ какъ адмиралъ не терялъ ни минуты лично представить королевской четѣ подробное извѣстіе о своемъ счастливо оконченномъ путешествіи. Здѣсь уже были приготовлены къ чему-то необыкновенному прежде посланными имъ письмами; тріумфъ, встрѣчавшій и сопровождавшій его по всей дорогѣ, возобновился; привезенные имъ Индѣйцы въ ихъ отечественномъ нарядѣ, звѣри, растенія, орудія и блестящія драгоцѣнности новооткрытаго свѣта, выставленные на всеобщее зрѣлище, украшали вступленіе его въ столицу. Окруженные собравшимся дворомъ, Фердинандъ и Изабелла, сидя на тронѣ, приняли съ подобающею внимательностію теперь только узнаннаго во всемъ его превосходствѣ Колумба; здѣсь онъ отдалъ имъ изустный отчетъ въ важнѣйшихъ событіяхъ путешествія и его слѣдствіяхъ, которыя онъ почиталъ только предтечами еще большихъ открытій и выгодъ. За этимъ разсказомъ слѣдовало торжественное, пропѣтое собраніемъ благодарственное молебствіе, въ которомъ принимала участіе и королевская чета, набожно приклонившая колѣни; послѣ того наступилъ рядъ праздниковъ, главнымъ лицемъ которыхъ былъ Коломбъ, — и имя его скоро разнеслось по всей Европѣ. Не смотря на то, что при дворѣ еще съ давнихъ поръ завидовали ему (какъ это доказываетъ извѣстный анекдотъ объ яйцѣ), милости къ нему королевской четы, во всякомъ случаѣ, обязывали гордое дворянство отдавать почетъ этому чужестранцу, еще недавно такъ мало цѣнимому, даже осмѣиваемому. Въ настоящее время самымъ важнымъ дѣломъ для испанскаго монарха было заставить признать за собой право обладанія новооткрытою землею и укрѣпить это право дѣйствительнымъ господствомъ. Для перваго достаточною порукой служило рѣшеніе папы, тѣмъ болѣе, что здѣсь шло дѣло о земляхъ невѣрныхъ, а для того, чтобъ устранить притязанія португальскаго двора, нужно было опредѣлить границу, основываясь на рѣшеніи обоихъ дворовъ. Папа Александръ VI безъ отлагательства издалъ знаменитую буллу, въ которой сперва 20, а потомъ 70 градусъ западной долготы отъ острова Ферро назначенъ былъ границею, раздѣляющею испанскія и португальскія владѣнія, подъ единственнымъ условіемъ введенія христіанской вѣры.

Для осуществленія этихъ правъ, кастильскій дворъ немедленно занялся снаряженіемъ новой значительнѣйшей армады, которую должо было послать въ эти страны, названныя Западною Индіею. Хуанъ Родригезъ де-Фонсека, архидіаконъ севильскій, опытный царедворецъ и человѣкъ съ практическимъ смысломъ, но съ коварнымъ и завистливымъ характеромъ, — который поэтому и сдѣлался самымъ страшнымъ врагомъ счастія и славы Колумба, также какъ и успѣха всѣхъ его предпріятій, — получилъ на долгое время высшее начальство какъ надъ снаряженіемъ флота, такъ и по управленію всѣми дѣлами, относящимися къ Новому Свѣту; правильный ходъ дѣлъ тѣмъ болѣе былъ необходимъ, что правительство, принимая на себя всѣ издержки колонизаціи, хотѣло за то получить отъ нея и полныя выгоды.

Съ безпримѣрною дѣятельностію, но не безъ нѣкоторыхъ насильственныхъ средствъ, собралъ Фонсека нужные для сооруженія флота капиталы, ускорилъ постройку кораблей, набралъ чиновниковъ и матросовъ и всѣ необходимые запасы, — все, что нужно было для успѣха новаго похода; такъ что Колумбъ, снова получившій подтвержденіе во всѣхъ своихъ достоинствахъ и правахъ, и кромѣ того сдѣланный генералъ-капитаномъ армады, съ неограниченною властью надъ ея экипажемъ, надъ всѣми поселеніями въ Индіи и надъ всѣми будущими открытіями, могъ оставить Кадикскую гавань 25 сентября 1493 года, при радостныхъ восклицаніяхъ многочисленнаго народа, во главѣ отлично устроеннаго флота изъ 17 кораблей; однако, еще передъ выходомъ изъ гавани, Колумбъ имѣлъ уже нѣсколько споровъ съ Фонсекой и его креатурами о нѣкоторыхъ предметахъ, относящихся къ флоту, и о своемъ собственномъ содержаніи. Въ это время, всей испанской націей овладѣлъ общій энтузіазмъ: одни стремились принять участіе въ этомъ блестящемъ предпріятіи изъ корысти, изъ желанія скораго и легкаго обогащенія въ новыхъ земляхъ, изобилующихъ золотомъ и пряностями; другіе, по рыцарской жаждѣ къ дѣятельности, поддерживаемой до сихъ поръ войнами противъ Лавровъ, хотѣли искать тамъ приключеній, покорить эти земли и царства и водворить въ нихъ владычество креста. Многіе храбрые рыцари, не принятые сначала Колумбомъ по недостатку мѣста на корабляхъ, тайно взошли на нихъ, такъ что всѣхъ ихъ было около 1500 человѣкъ.

Коломбъ имѣлъ осторожность далеко держаться отъ португальскихъ береговъ и опять направился къ островамъ Канарскимъ, чтобъ окончательно запастись и для путешествія, и для новыхъ колоній домашними животными и плодовыми деревьями. 12 октября, флотъ потерялъ изъ виду Ферро; онъ взялъ направленіе еще южнѣе, частію для того, чтобы доставить себѣ болѣе сильный пассатный вѣтеръ, частію для того, чтобы найти въ этой сторонѣ, какъ надѣялся адмиралъ, чудныя земли Караибовъ. Дѣйствительно, послѣ счастливой и скорой поѣздки, они, 2 ноября, пришли прямо къ острову Доминико, а потомъ почти каждый день являлись имъ новые острова — "Марія Galante, Монсеррате, Антигва, св. Маріина, Санта-Крузъ, куда они приставали, тщетно стараясь вступить въ дружескія сношенія съ дикими островитянами, въ которыхъ они, по несомнѣннымъ признакамъ, увидѣли людоѣдовъ. Даже въ тѣхъ, которыхъ они брали въ плѣнъ, была неукротимая дикость. Но адмиралъ оставилъ на время точнѣйшее изслѣдованіе этой богатой группы Антильскихъ острововъ и спѣшилъ скорѣе узнать о судьбѣ своей колоніи въ ла-Нативидадѣ. На пути къ ней, открылъ онъ большой островъ, впослѣдствіи названный Порторико, обитаемый мирнымъ и кроткимъ народомъ; потомъ достигъ восточнаго края Испаньолы, и наконецъ (27 ноября) увидѣлъ мѣсто своего поселенія.

Если бы даже мертвое молчаніе, царствовавшее вдоль всего берега, и не было дурнымъ предзнаменованіемъ, то видъ опустошенной и сожженной крѣпости могъ дать понятіе о печальной судьбѣ оставленнаго гарнизона; деревня сосѣдняго кацика равнымъ образомъ представляла оставленное жителями пепелище. Скоро изъ показаній туземцевъ обнаружилось, что ихъ бѣлые гости тотчасъ послѣ того, какъ адмиралъ поднялъ якорь, предались всѣмъ грубымъ внушеніямъ корыстолюбія и чувственности, и наконецъ, въ раздорѣ сами съ собою, оставили всякую военную дисциплину и осторожность. Не смотря на то, несчастные угнетенные островитяне можетъ быть еще долго бы несли это жестокое иго, если бы новый, страшный непріятель, завидуя могуществу, пріобрѣтенному этими утѣснителями, не возсталъ противъ нихъ и не приготовилъ имъ погибели. Это былъ кацикъ Каонабо, жившій во внутренности острова, удалецъ караибскаго происхожденія, который еще прежде покорилъ этотъ округъ и котораго вообще всѣ боялись на островѣ. Онъ напалъ на слабо охраняемую крѣпость, вырѣзалъ весь гарнизонъ до послѣдняго человѣка, сжегъ самое зданіе и самихъ Индѣйцевъ, сражавшихся заодно съ Испанцами, подвергъ жестокому наказанію.

Гваканагари, хотя и неизмѣнившій своего дружескаго расположенія, скоро сдѣлался подозрителенъ новымъ пришельцамъ; прежде всего — мрачному монаху Бойлю, который, въ качествѣ папскаго викарія, имѣлъ значительное вліяніе; это въ скоромъ времени возбудило подобное же чувство въ самомъ кацикѣ, и онъ счелъ за самое безопасное избавиться отъ насилій Испанцевъ скорымъ бѣгствомъ во внутренность земли. Всѣ эти происшествія внушили имъ отвращеніе къ тому мѣсту, которое дѣйствительно, уже по своему низменному и нездоровому положенію, было неудобно для колоніи. Поэтому Колумбъ выбралъ новый, еще восточнѣе лежавшій пунктъ, при бухтѣ у берега, который, повидимому, соединялъ въ себѣ всѣ выгоды и, кромѣ того, находился вблизи золотоносной горы Цибао. Сюда высадились путешественники, и руки всѣхъ пришли въ движеніе для основанія новой колоніи, которую адмиралъ, въ честь своей царственной покровительницы, назвалъ именемъ Изабеллы. Скоро подлѣ хижинъ поселенцевъ возвысилось нѣсколько каменныхъ публичныхъ зданій. Но это живое усердіе было остановлено болѣзнями, которыя, какъ дань жаркому, непривычному климату и долгому путешествію, скоро появились между колонистами; равнымъ образомъ большою помѣхой была начинавшаяся пробуждаться лѣность многихъ лицъ экипажа, которыя, отправляясь подъ столь далекое небо, вовсе не желали работать и проводить жизнь свою, добывая въ потѣ лица дневное пропитаніе, но хотѣли безопасно и совершенно спокойно набирать золото и сокровища, или, прокладывая себѣ дорогу мечемъ, наслаждаться богатствомъ и роскошью Катая и Чипанго. Самъ Колумбъ чувствовалъ себя тяжко обремененнымъ сколько болѣзнію, столько же и лежавшею на немъ отвѣтственностію въ счастливомъ окончаніи предпріятія; впрочемъ, онъ не терялъ мужества и надежды. Флотъ, при возвращеніи въ Испанію, хотѣли нагрузить произведеніями новооткрытой земли, почитаемой за неистощимо плодородную, и успокоить этимъ напряженное ожиданіе метрополіи; а эти произведенія, особенно благородные металлы, можно было найти только во внутренности края, почти еще неизслѣдованнаго. Рыцарски смѣлый Донъ Алонзо де-Охеда, въ главѣ небольшаго, но хорошо вооруженнаго отряда, предпринялъ безумно смѣлый походъ во владѣнія страшнаго Каонабо, и безпрепятственно дошелъ до горы Цибао, не встрѣтивъ ни непріязненнаго кацика, ни какихъ-либо слѣдовъ высшей цивилизаціи или ожидаемыхъ богатствъ, кромѣ небольшаго количества золотаго песку въ ручьяхъ. Изъ послѣдняго, впрочемъ, можно было предположить о несмѣтныхъ сокровищахъ внутри горы, и поэтому у поселенцевъ не исчезла надежда на устройство рудниковъ и на богатое добываніе золота.

Двѣнадцать кораблей изъ эскадры скоро воротились въ Испанію, нагруженные болѣе блестящими, далеко простирающимися надеждами на будущее, которыми Колумбъ не переставалъ себя успокоивать, чѣмъ высоко цѣнимыми металлами, плодами и растеніями этой земли, которыхъ до сихъ поръ было весьма немного. Адмиралъ, кромѣ новыхъ подкрѣпленій всякаго рода, особенно требовалъ отъ метрополіи свѣдущихъ рудокоповъ, въ замѣнъ ихъ, по несчастному заблужденію, онъ предложилъ посылать въ Испанію караибскихъ невольниковъ, впослѣдствіи сдѣлавшихся важнымъ предметомъ вывоза, которые, будучи обращены въ христіанскую вѣру, должны были, по его разсчету, вознаградить себѣ участіемъ въ небесномъ блаженствѣ то, что потеряли здѣсь на землѣ въ счастіи и свободѣ. Предложеніе это было отвергнуто королевою, постоянною защитницею Индѣйцевъ; впрочемъ, остальныя великія начинанія Колумба были одобрены какъ при дворѣ, такъ и въ народѣ. Совсѣмъ иначе, шли дѣла на новооткрытой Изабеллѣ, гдѣ обнаружилось неудовольствіе, упадокъ мужества и наконецъ явное возмущеніе; поселенцы, по предложенію королевскаго контролера, Берналя Діаца, хотѣли насильственно завладѣть оставшимися кораблями и воротиться на родину. Адмиралъ открылъ этотъ опасный заговоръ передъ самымъ его исполненіемъ, и хотя не наказалъ по заслугамъ зачинщика и главныхъ виновниковъ, однако этою кротостію не могъ пріобрѣсти ихъ любви: они все-таки ставили ему въ непростительную вину ихъ теперешнее тревожное положеніе.

Въ настоящее время, для адмирала было дѣломъ первой важности точнѣйшее изслѣдованіе окрестностей Цибао, на которыя опирались всѣ его надежды: онъ хотѣлъ вооруженною рукою основать тамъ второе поселеніе для добычи золота. Поселенцы, отправясь для розысковъ въ этомъ направленіи черезъ лежащую передъ ними цѣпь горъ, пришли въ роскошную и богатую Вега-Реаль (королевскую равнину), были дружески приняты многочисленнымъ ея народонаселеніемъ и наконецъ достигли высокой и суровой золотоносной горы Цибао. Множество золотаго песку въ исходящихъ изъ нея источникахъ позволяли заключить о близости значительной золотой жилы этого драгоцѣннаго металла, и Колумбъ рѣшился завладѣть этимъ округомъ, устроивъ здѣсь крѣпкій пограничный постъ, названный имъ св. Томасомъ, и разославъ небольшіе отряды для дальнѣйшаго изслѣдованія страны. Вмѣстѣ съ тѣмъ былъ открытъ промѣнъ европейскихъ незначительныхъ товаровъ, но только на золото, которое туземцы, на глазахъ Испанцевъ, вымывали изъ песку источниковъ. Вообще этотъ народъ казался слабымъ, боящимся работы, поддерживаемымъ въ беззаботной лѣни самою природою, среди которой онъ жилъ.

Эта-то дикая природа благопріятствовала тому, что въ юной колоніи, Изабелла, впродолженіи короткаго времени, удачно принялись всѣ пересаженныя туда европейскія растенія; напротивъ того, постъ св. Томаса, гарнизонъ котораго, тотчасъ же по удаленіи адмирала, началъ жить такъ же, какъ прежде жилъ гарнизонъ въ Нативидадѣ, скоро подвергся нуждѣ и бѣдствіямъ, и въ то же время былъ угрожаемъ непріязненнымъ нападеніемъ со стороны Каонабо. И здѣсь, какъ и тамъ, вредное дѣйствіе климата произвело тропическія лихорадки, къ которымъ присоединилась новая, вѣроятно, туземная болѣзнь, которая такъ ужасно наказываетъ развратъ. Привезенные съѣстные припасы испортились, и Испанцы съ трудомъ привыкали къ простой пищѣ Индѣйцевъ. Кромѣ того, новыя и большія неудовольствія были возбуждены необходимостію умножить работы для воздѣлыванія почвы; самъ Колумбъ сильно понуждалъ къ труду и произвелъ этимъ общій противъ себя ропотъ, поддерживаемый чиновниками правительства, гордыми хидальгами и особенно монахомъ Бойлемъ, котораго Колумбъ затмѣвалъ собою. Хотя адмиралъ твердостію своею умѣлъ доставить себѣ безграничное повиновеніе, однако эта строгость, которую всѣ считали за невыносимое тиранство, сдѣлалась новымъ, неистощимымъ источникомъ йенависти и озлобленія противъ него какъ здѣсь, такъ позже и въ Испаніи. Это непріятное положеніе, въ которое онъ былъ поставленъ, было усилено еще дурнымъ окончаніемъ новой экспедиціи для открытій, предпринятой съ большимъ числомъ людей и въ большемъ объемѣ. Лейтенантъ Педро Маргерите, снабженный строгими и зрѣло обдуманными предписаніями адмирала, исполнилъ ихъ дурно, и кромѣ того, что потомъ совершенно пренебрегъ ими, онъ непріязненнымъ обхожденіемъ съ туземцами раздражилъ ихъ, не достигнувъ главной цѣли похода, взятія въ плѣнъ Каонабо.

Не смотря на всѣ заботы, Колумбъ не терялъ изъ виду главной великой цѣли своего теперешняго путешествія, отысканія азіятскаго материка, и, оставивъ своимъ намѣстникомъ въ Изабеллѣ своего младшаго брата, Донъ-Діего, отправился съ тремя небольшими, но легкими на ходу кораблями, въ новое путешествіе на западъ (24 апр. 1494 г.). Достигнувъ восточнаго конца Кубы, онъ направился къ южному берегу этого острова, все еще считаемаго имъ за самый крайній конецъ Азіи. Въ различныхъ мѣстахъ онъ приставалъ къ землѣ, бросая якорь въ глубокихъ, прекрасныхъ бухтахъ; входилъ нѣсколько разъ въ мирныя сношенія съ туземцами и получилъ отъ нихъ новыя извѣстія о большомъ островѣ на югѣ, какъ объ истинной золотоносной землѣ, къ которой онъ, побуждаемый сильнымъ любопытствомъ, немедленно направилъ свой путь (3 мая). Это былъ островъ Ямайка, сѣвернаго берега которой онъ и достигъ чрезъ два дня. Первоначальный непріязненный пріемъ жителей, противъ которыхъ въ первый разъ при этомъ случаѣ были пущены знаменитыя испанскія собаки, скоро превратился въ дружескія сношенія. Адмиралъ починилъ здѣсь свой корабль, но не нашедши того, чего онъ преимущественно искалъ, черезъ нѣсколько дней воспользовался благопріятнымъ вѣтромъ, чтобы воротиться въ Кубу. При постоянномъ западномъ направленіи, онъ скоро попалъ въ лабиринтъ острововъ, который онъ назвалъ сохранившимся еще и теперь именемъ Сада королевы; въ немъ онъ думалъ видѣть азіятскій архипелагъ, описанный Маркомъ Поло, тѣмъ болѣе, что даже жители Кубы говорили, что ихъ берега простираются на неизмѣримо далекое разстояніе. Безостановочно продолжалъ онъ свое путешествіе вдоль берега, хотя его спутники, постоянно пугавшіеся повсюду нагроможденныхъ скалъ и мелей, требовали возвращенія. Наконецъ, этотъ берегъ кончился большимъ мысомъ на юго-западѣ, который вслѣдствіе тогдашнихъ географическихъ понятій, показался ему оконечностью, такъ называемаго, Золотаго Херсонеса (полуострова Мелакки) Птолемеева; по своему пламенному воображенію, онъ уже предначертывалъ планъ пріобрѣсти себѣ всемірную славу путешествіемъ вокругъ свѣта; но его холодные спутники, хотя и раздѣляли его мнѣнія, однако находили въ плохомъ состояніи зскарды достаточную причину для того, чтобъ опять оставить это предположеніе. Такимъ образомъ, онъ согласился, наконецъ, на возвращеніе; но прежде, какъ видно изъ дошедшихъ до насъ документовъ, заставилъ своихъ товарищей дать торжественное обѣщаніе, что никто изъ нихъ не сомнѣвается въ томъ, что они. находятся здѣсь на берегу Азіи. Если бы Колумбъ, проплылъ еще нѣсколько миль, онъ убѣдился бы, что Куба не материкъ, а островъ.

Возвращаясь назадъ по новой дорогѣ, онъ открылъ (15 іюня) на юго-востокѣ островъ Пиносъ и долженъ былъ снова испытывать здѣсь всѣ опасности и препятствія, которымъ уже подвергался прежде. Не легче было время отъ времени добывать на берегу нужныя для корабля припасы; бури угрожали судамъ погибелью, и противные вѣтры препятствовали достиженію Испаньолы. Тогда адмиралъ принялъ намѣреніе обойти Ямайку съ неизвѣстной еще ему южной стороны, гдѣ подобные же противные вѣтры удерживали его почти цѣлый мѣсяцъ, но красота этого, острова вознаграждала нѣкоторымъ образомъ за та-кое промедленіе. Только съ августа потерялъ онъ Ямайку изъ виду’и на слѣдующій день достигъ мыса Тибуроона на Испаньолѣ; только впослѣдствіи узналъ онъ, что этотъ мысъ составляетъ часть острова. Онъ присталъ къ южному берегу острова, недалеко отъ восточнаго конца его вошелъ въ гавань Саону отъ предвидѣнной напередъ бури и хотѣлъ непремѣнно отправиться для открытія еще неизслѣдованныхъ Караибскихъ острововъ; но тѣлесныя и душевныя напряженія въ столь же продолжительномъ и трудномъ, сколько опасномъ и богатомъ географическими послѣдствіями плаваніи, какого до него никто еще не совершалъ, истощили наконецъ силы его. Больной, почти безъ памяти, онъ долженъ былъ допустить экипажъ, истощенный не менѣе его, воротиться назадъ въ гавань Изабеллы, по самой ближайшей дорогѣ (въ концѣ сентября).

Здѣсь едва выздоровѣвшій адмиралъ нашелъ, къ великой радости, своего брата Варѳоломея, котораго онъ не видалъ нѣсколько лѣтъ и котораго познаніями, опытностью и энергіею надѣялся воспользоваться въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Немедленно онъ сдѣлалъ его своимъ adelantado (намѣстникомъ), на мѣсто менѣе къ тому способнаго Діего, что было очень кстати, ибо колонія въ его отсутствіе пришла въ гораздо худшее прежняго положеніе. Маргерите, вмѣсто того, чтобы обойти весь островъ, ограничился тѣмъ, что сошелъ въ богатую долину Вега, предался тамъ всякаго рода распутству и безпорядкамъ и жестоко мучилъ Индѣйцевъ. Увѣщанія Дона-Діего только раздражали гордость этого хидальго, опиравшагося на особенную къ нему милость короля; оттого какъ онъ самъ, такъ и всѣ его товарищи, вступили еще болѣе въ непріязненныя отношенія съ Колумбомъ. Къ этой противной партіи присоединился съ особенно злобною ненавистію Бойль, вмѣстѣ со всѣми недовольными въ колоніи: они не упускали ни одного случая оказать пренебреженіе къ власти Дона-Діего. Имъ даже удалось воспользоваться кораблями, на которыхъ прибылъ Варѳоломей, для самовольнаго возвращенія въ Испанію. Бѣгство Маргерите оставило войско безъ предводителя, и оно совершенно отказалось повиноваться; распутство солдатъ довело несчастныхъ Индѣйцевъ до отчаянія и заставило ихъ мстить утѣснителямъ. Еще болѣе страшнымъ непріятелемъ Испанцевъ былъ Каонабо, впродолженіе 30 дней тщетно осаждавшій крѣпость св. Томаса и, вмѣстѣ со многими другими вождями островитянъ, угрожавшій даже Изабеллѣ. Только благородный Гваканагари постоянно сохранялъ къ пришельцамъ дружеское расположеніе.

Колумбъ увидѣлъ всю необходимость прекратить это безпорядочное состояніе дѣлъ какъ можно скорѣе силою, хитростью и кротостью. Счастье ему благопріятствовало: въ открытомъ полѣ онъ показалъ превосходство своей силы и оружія надъ индѣйскимъ, учредилъ внутри острова новые крѣпкіе посты, примирился съ однимъ кацикомъ, имѣвшимъ значительное вліяніе, и, съ помощію рѣдкаго мужества Охеды, прогналъ Каонабо въ его землю; тамъ Охеда взялъ его въ плѣнъ и скованнаго привезъ въ колонію. Съ непреклонною гордостію явился караибъ передъ адмираломъ и во все время плѣна сохранялъ, свое достоинство, пока не былъ увезенъ въ Испанію.

Между тѣмъ, возрастающій недостатокъ жизненныхъ припасовъ снова грозилъ колоній голодомъ;. къ счастію, два корабля, пришедшіе изъ Испаніи, возвратили опять изобиліе и даже обезопасили въ будущемъ жизнь на этой плодоносной, но до сихъ поръ необработанной почвѣ, привозомъ садовниковъ и земледѣльцевъ; адмиралъ же, угрожаемый нападеніемъ всѣхъ почти туземцевъ, составившихъ союзъ, для отмщенія за Каонабо, былъ принужденъ выступить противъ него въ Вега-Реалѣ со всею своею военною силою, состоявшею изъ 200 пѣхотинцевъ и 20 всадниковъ. Дѣло скоро дошло до сраженія, въ которомъ непріятель, не смотря на свое огромное число, былъ почти въ одну минуту побѣжденъ европейскою тактикою, оружіемъ, конницею и, наконецъ, пущенными на него собаками. Совершенное покореніе индѣйскихъ племенъ было плодомъ этой побѣды, которую, къ несчастію, по ложному разсчету адмирала, употребили во зло. Колумбъ, принужденный какъ можно скорѣе возвратиться въ Испанію съ богатой данью (ибо благоволеніе короля зависѣло отъ количества привезенныхъ сокровищъ), наложилъ на побѣжденныхъ постоянную тяжкую подать, состоявшую въ золотѣ, вымываемомъ изъ песку, и въ бумажной пряжѣ. Такъ былъ совершенно уничтоженъ весь общественный бытъ островитянъ, ихъ образъ жизни и ихъ мужество. Несчастные, чтобъ избавиться отъ такого безвыходнаго положенія, будучи лѣнивы отъ природы, рѣшились вовсе отказаться отъ обработки земли, убѣжать въ горы и такимъ образомъ уморить голодомъ своихъ тирановъ. Чтобы воспрепятствовать этому, ихъ преслѣдовали въ самыхъ сокровенныхъ убѣжищахъ, травили собаками, подобно дикимъ звѣрямъ, и тысячи ихъ погибли отъ страха и голода; остальнымъ оставалось на выборъ или умереть, или безъ сопротивленія воротиться въ своихижины и склониться подъ наложенное на нихъ ярмо рабства.

Между тѣмъ, Маргерите и его сообщники не замедлили представить при дворѣ положеніе Испаньолы и управленіе ею въ самомъ неблагопріятномъ свѣтѣ; адмирала же — жертвою своей новой безумной экспедиціи, уже нѣсколько мѣсяцевъ пропадавшаго будто бы безъ вѣсти. Ихъ словамъ повѣрили; общественное мнѣніе оставило Колумба, и Фердинандъ, по своей природной недовѣрчивости, рѣшился послать въ колонію довѣреннаго агента, который могъ бы на мѣстѣ изслѣдовать подробно источники всѣхъ безпорядковъ, и, въ случаѣ погибели Колумба, принять всѣ нужныя мѣры для лучшаго устройства поселенія, на что ему давалась полная власть. Выборъ палъ на королевскаго камеръ-юнкера Хуана Агуадо, прежняго спутника адмирала, рекомендованнаго имъ самимъ за человѣка благороднаго; онъ уже зналъ новую землю и могъ исполнить это щекотливое порученіе со всевозможною деликатностію относительно своего покровителя. Всѣ эти смягченія получили новую важность, когда пришли вѣсти о новыхъ открытіяхъ и надеждахъ. Скоро Агуадо отплылъ изъ Кадикса съ новымъ подкрѣпленіемъ для колоніи (въ августѣ 1495 г.). Но едва онъ достигъ Изабеллы, какъ, очарованный данною ему властью, забылъ всякую умѣренность и самую цѣль своего полномочія. Вообразивъ себя инквизиторомъ, онъ потребовалъ къ суду не только нисшихъ чиновниковъ, но самаго аделантадо, а объ адмиралѣ, которому онъ приписывалъ всѣ бѣдствія колоніи, отзывался какъ объ уличенномъ преступникѣ. Колумбъ, находившійся въ это время въ отсутствіи внутри острова, былъ имъ принятъ съ выходящими изъ границъ притязаніями; но вмѣсто того, чтобы сдѣлать, какъ надѣялся Агуадо, какой-нибудь насильственный поступокъ, онъ скромно покорился (хотя внутренно и былъ глубоко обиженъ) королевской волѣ, открыто выразившейся въ публично прочитанномъ полномочіи Агуадо, и терпѣливо сносилъ, какъ онъ, мѣшаясь во всѣ общественныя дѣла, унижалъ его достоинство и поощрялъ всѣхъ его старыхъ, непримиримыхъ враговъ жаловаться на него самаго и на его братьевъ и радоваться его несомнѣнному паденію; эти ожиданія были возбуждены даже въ Индѣйцахъ, которые снова возстали.

Удовлетворивъ такимъ образомъ своей гордости и въ то же время исполнивъ, по его мнѣнію, свое порученіе, Агуадо собрался къ отъѣзду въ Испанію; но и Колумбъ также рѣшился отправиться туда, дабы уничтожить, если можно, личною защитой невыгодныя впечатлѣнія, возбужденныя противъ него завистію, клеветою, коварствомъ и злобою. Оба корабля, еще готовились къ отплытію, когда поднялась страшная буря, какой никогда не бывало въ этихъ странахъ. Всѣ суда изъ флотиліи каммеръ-юнкера погибли въ самой гавани; изъ флота адмирала годною къ употребленію осталась одна Нинна, хотя и очень поврежденная. Пока ее поправляли и строили изъ остатковъ прочихъ кораблей новое судно для Агуадо, Колумбъ получилъ новыя надежды и пріятное занятіе въ случайномъ, почти романическомъ открытіи необыкновенно изобильной золотой руды на южномъ берегу острова, которой точнѣйшее изслѣдованіе навело на слѣды старой, искуственной рудокопни и возбудило въ немъ убѣжденіе, тѣсно связанное съ его другими мечтами, что онъ нашелъ Соломоновъ Офиръ. Такъ какъ этотъ берегъ далеко превосходилъ выгодами мѣстности и плодородіемъ Изабеллу, то Колумбъ тотчасъ же велѣлъ построить крѣпость по близости рудника, и уже думалъ о переселеніи въ эту страну своей колоніи, что дѣйствительно и было приведено въ исполненіе впослѣдствіи и дало происхожденіе главному городу Санъ-Доминго.

Когда, наконецъ, адмиралъ отплывалъ въ Европу (10 марта 1496 г.) въ сопровожденіи своего противника Агуадо и утвердилъ снова брата своего въ отнятомъ у него достоинствѣ аделантадо, то онъ принялъ мудрую предосторожность взять съ собою всѣхъ больныхъ, праздныхъ и возмутителей спокойствія, которые такъ часто становились въ тягость колоніи. Такимъ образомъ, вмѣстѣ съ 30 Индѣйцами, на обоихъ корабляхъ находилось 250 человѣкъ. Такое число слишкомъ было велико для нихъ; не менѣе вредно было взятое ими направленіе къ югу, при которомъ, отъ пассатнаго вѣтра, они въ цѣлый мѣсяцъ дошли только до острова Гваделупы. Здѣсь, не смотря на сопротивленіе жителей, не только мущинъ, но даже и женщинъ, они запаслись новыми припасами, ибо прежніе шли уже къ концу; однако восточный пассатный вѣтеръ все-таки задерживалъ ихъ, и, по истеченіи другаго мѣсяца, они, по общему мнѣнію, еще далеко были отъ цѣли своего путешествія; оставшихся припасовъ было до того мало, что, не смотря на уменьшеніе порцій, никакъ невозможно было избѣжать голода, и уже нѣкоторые отчаянные намѣревались зарѣзать и съѣсть взятыхъ на показъ Индѣйцевъ, или по крайней мѣрѣ бросить ихъ въ воду, какъ дармоѣдовъ. Колумбъ насилу могъ успокоить ихъ увѣреніемъ, что на слѣдующій день они увидятъ мысъ св. Викентія. Запутавшись въ собственныхъ исчисленіяхъ, невѣжественные штурманы не вѣрили этому обѣщанію; но когда оно исполнилось съ необыкновенною точностію и они вошли въ Кадиксъ (11 іюня), матросы стали снова смотрѣть на Колумба, какъ на оракула. Между-тѣмъ, Каонабо умеръ на кораблѣ Нинна, не выдержавъ трудностей путешествія и пожирающей его грусти.

Прежній энтузіазмъ Испанцевъ затихъ при видѣ возвращавшейся съ Колумбомъ изъ Новаго Свѣта или больной, или унылой и обѣднявшей ватаги искателей приключеній. Пріемъ Колумба королевскимъ дворомъ въ Бургосѣ, не смотря на милостивое пригласительное письмо и на многія знаки личной благосклонности, былъ также очень различенъ отъ того, котораго онъ имѣлъ право ожидать за свои заслуги. Хотя клеветы и жалобы его многочисленныхъ непріятелей, по видимому, имѣли немного вліянія на расположеніе къ нему королевской четы; однако отъ него не скрывали, что новыя открытія принесли правительству болѣе издержекъ, нежели доходовъ, и поэтому усердіе и средства къ выполненію его новыхъ плановъ значительно уменьшились тѣмъ болѣе, что запутанныя политическія отношенія Фердинанда въ то время требовали напряженія всѣхъ силъ государственныхъ, а новый флотъ, сооруженія котораго требовалъ Колумбъ, не могъ, казалось, выручить употребленныхъ на него издержекъ. Хотя, наконецъ, по постоянному благоволенію къ нему Изабеллы, и былъ принятъ представленный имъ планъ для третьяго путешествія, имѣвшаго цѣлью окончательное изслѣдованіе восточнаго азіятскаго материка; хотя онъ самъ былъ подтвержденъ въ своихъ достоинствахъ и чинахъ, хотя ему были даны новыя преимущества и даже назначены деньги на путевыя издержки; однако запутайные финансы двора, холодное, непріязненное расположеніе общества, отказывавшаго и въ корабляхъ, и въ волонтерахъ для новаго похода, и вытекшая отсюда необходимость силою набирать солдатъ и пополнять отряды выпущенными изъ темницъ преступниками, замедлили приготовленіе къ путешествію тѣмъ болѣе, что всѣ недовольные, и во главѣ ихъ Фонсека, главный смотритель надъ экспедиціей, употребляли всѣ средства, чтобы помѣшать исполненію желаній ненавистнаго чужестраннаго выходца. Такимъ образомъ прошелъ цѣлый 1498 годъ, прежде чѣмъ эти препятствія были побѣждены часто истощавшимся терпѣніемъ и настойчивостію Колумба.

Наконецъ, 40 мая, флотъ изъ шести кораблей, на которомъ адмиралъ долженъ былъ совершить свое новое путешествіе, поднялъ якорь и отправился по новой, неизвѣстной еще дорогѣ, параллельно островамъ Зеленаго мыса, или еще ближе къ экватору, въ западномъ направленіи. Этотъ путь, по мнѣнію адмирала, долженъ былъ вѣрнѣе всего привести ихъ къ тылу Азіи. На высотѣ острова Ферро отправилъ онъ половину своей эскадры въ ближайшемъ направленіи къ Испаньолѣ, въ подмогу тамошней колоніи, а самъ пошелъ къ вышеупомянутымъ островамъ, впрочемъ неоправдавшимъ его надежды запастись здѣсь свѣжими запасами. Дошедши (въ половинѣ іюля) до 5 градуса сѣверной широты на юго-западъ, онъ былъ застигнутъ тишью, которая, вмѣстѣ съ дѣйствіемъ вертикальныхъ лучей солнца, разслабляла всякую человѣческую силу и только на далекомъ разстояніи отъ африканскаго материка перемѣнилась въ свѣжій, благопріятный пассатный вѣтеръ. Экспедиція эта отняла такъ много времени, что въ экипажѣ опять водворилось уныніе, и адмиралъ, достигши высоты острововъ Караибскихъ, только что началъ открывать ихъ въ сѣверо-восточномъ направленіи, какъ въ самую благопріятную минуту, съ исходомъ послѣдней бочки воды на корабляхъ, передъ глазами его явился (31 іюля) островъ Тринидадъ. На этихъ необычайно плодоносныхъ, цвѣтущихъ берегахъ запасся онъ всѣмъ нужнымъ, но, не останавливаясь, тотчасъ же отправился на новыя открытія, ибо замѣтилъ, что къ югу насупротивъ этого острова находятся низкіе берега земли, которые онъ считалъ также берегами какого-нибудь острова, не подозрѣвая, что здѣсь-то, вблизи рѣки Ороноко, онъ въ первый разъ видитъ твердую землю, постоянную цѣль своего неутомимаго стремленія.

Сношенія съ хорошо вооруженными туземцами кончились враждебно; но хотя этотъ пріемъ и превратился мало по малу въ дружескую довѣрчивость, безопасность кораблей въ этомъ мѣстѣ, въ заливѣ Нарія, по причинѣ страшнаго стремленія воды въ устьяхъ залива, оставалась сомнительною до тѣхъ поръ, пока адмиралъ, съ опасностью для себя, нашелъ сѣверный выходъ изъ залива черезъ Бокка-дель-Драгонъ въ открытое Караибское море. Однакожь Колумбъ не хотѣлъ такъ скоро покинуть берега этой земли, гдѣ онъ нашелъ множество прекраснаго жемчуга: онъ продолжалъ идти около нея въ западномъ направленіи до петрова Маргариты, гдѣ эти надежды, повидимому, исполнились блестящимъ образомъ и подвергли его сильному искушенію пробыть здѣсь еще долѣе и проникнуть во внутренность той страны; но сильная подагра и глазная болѣзнь, вмѣстѣ съ недостаткомъ въ жизненныхъ припасахъ, принудили его поспѣшить самой кратчайшей дорогою въ Испаньолу. Въ пять дней прошелъ онъ это внутреннее море, не встрѣтивъ никакой новой земли, и достигъ южнаго берега острова, недалеко отъ новаго испанскаго поселенія, гдѣ братъ его, Варѳоломей, предувѣдомленный о его прибытіи, радостно спѣшилъ къ нему на встрѣчу.

Изъ отчета аделантадо въ управленіи островомъ Колумбъ скоро увидѣлъ, что, вмѣсто покоя и отдыха, его ожидаютъ только новыя, тяжкія заботы. Хотя на прекрасномъ мѣстѣ и было положено первое основаніе юному городу Санъ-Доминго, однако на западѣ острова оставалось еще нѣсколько округовъ, которые надо было принудить къ дани; вслѣдствіе благоразумнаго распоряженія аделантадо, они соглашались на это миролюбиво; но даже цѣпь военныхъ постовъ, протянутая поперегъ острова, не могла воспрепятствовать тому, чтобъ прнутѣснѣнія и распутство нисшихъ чиновъ и фанатизмъ пропагандистовъ не доводили туземцевъ до печальной необходимости самозащищенія, что влекло за собою кровопролитіе, сожиганіе на кострѣ и усиленіе рабства. Равнымъ образомъ и колонисты, по естественному противодѣйствію, были подвержены нуждѣ и недостаткамъ въ самыхъ настоятельныхъ потребностяхъ тѣмъ болѣе, что они, стремясь только къ добыванію золота, все еще медлили обработывать землю. Вмѣстѣ съ тѣмъ, полномочіе Дона Варѳоломея, новаго гонителя бунтовщиковъ, казалось въ глазахъ многихъ недовольныхъ неимѣющимъ основанія, и они не хотѣли повиноваться его строгимъ требованіямъ. Это ясно обнаружилось, когда Францискъ Рольданъ, человѣкъ очень способный, котораго Колумбъ изъ простаго званія возвысилъ на степень главнаго алькадо, или верховнаго судьи колоніи, считая адмирала человѣкомъ погибшимъ, составилъ дерзкій планъ — сдѣлаться самому главою колоніи, съ помощью небольшой, тайно партіи образовавшейся. Своимъ коварствомъ и богатыми обѣщаніями онъ достигъ накоконецъ до того, что составился тайный заговоръ, въ которомъ положено было убить аделантадо, какъ будто вслѣдствіе нечаянно происшедшаго народнаго возстанія. Донъ Варѳоломей только счастливымъ случаемъ избѣжалъ погибели; но скоро Рольданъ такъ укрѣпился, что задумалъ открытое возстаніе, въ которомъ онъ, въ качествѣ верховнаго судьи, хотѣлъ обвинить обоихъ братьевъ адмирала, какъ единственныхъ виновниковъ всего зла, и такимъ образомъ захватить въ свои руки власть ихъ, какъ бы для искорененія злоупотребленій.

Предлогъ къ возстанію легко было найти; но попытка не удалась отъ рѣшимости Дона Варѳоломея; не удался также замыслъ Рольдана завладѣть крѣпостью Концепціонъ и потомъ пробиться въ Изабеллу. Между тѣмъ, аделантадо не могъ на столько довѣрять своимъ войскамъ, чтобъ идти съ ними противъ возмутившагося Рольдана, который, въ уничтоженіи всякаго общественнаго порядка, нашелъ средство укрѣпиться и даже подговаривалъ несчастныхъ туземцевъ перейти на его сторону. Отъ этихъ внутреннихъ раздоровъ колонія стояла на краю гибели, когда (въ Февралѣ 1498) прибыли изъ Испаніи новыя войска, сдѣлавшіеся крайне необходимыми, и новые запасы; они привезли съ собою королевское подтвержденіе Дона Варѳоломея на его мѣстѣ и вѣрныя извѣстія о скоромъ прибытіи адмирала. Рольданъ, лишенный всякаго предлога къ возстанію, вмѣсто того, чтобы покориться, ушелъ съ своими приверженцами въ западную часть острова, оставивъ Индѣйцевъ, возбужденныхъ имъ къ непріязненнымъ дѣйствіямъ, на волю судьбы. Новыя войска легко покорили и преслѣдовали въ самыхъ неприступныхъ горныхъ округахъ; только кротость побѣдителей могла нѣсколько помирить ихъ съ горькою участью.

Въ такомъ запутанномъ состояніи были дѣла на Испаньолѣ, когда явился туда Колумбъ, больной и истощенный. Для уничтоженія всѣхъ неустройствъ, ему необходимо было наказать Рольдана и его приверженцевъ за ихъ противозаконные поступки; но Рольданъ вовсе и не думалъ явиться на судъ къ адмиралу; случайно завладѣвъ тремя судами и ихъ запасами, высланными адмираломъ впередъ, и переманивъ къ себѣ всю сволочь изъ экипажа, онъ спокойно сохранялъ пріобрѣтенную независимость.

Самымъ лучшимъ средствомъ для прекращенія дальнѣйшаго возмущенія было обѣщать недовольнымъ скорое возвращеніе въ отечество, а бунтовщикамъ — полное забвеніе всего случившагося; но они отвергли это. Обѣ партіи съ отходящими кораблями отправили свои жалобы къ королю; пока получится отвѣтъ, необходимо было имъ примириться: иначе не только погибла бы колонія, для которой нужна была совершенно новая организація, но и самъ адмиралъ не могъ бы продолжать своихъ путешествій; это принудило его, хотя и противъ воли, согласиться на всѣ жестокія условія примиренія, предложенныя ему дерзкою шайкой. Но и эти условія скоро были нарушены ею самой подъ разными предлогами, ибо минутное раскаяніе Рольдана естественнымъ образомъ смѣнилось новою дерзостію, когда онъ получилъ извѣстіе, что обвиненія, взведенныя на него его противникомъ, имѣли мало значенія при дворѣ, вслѣдствіе непріязненнаго вліянія Фонсеки. Хотя новыя требованія Рольдана были крайне безстыдны и почти совершенно уничтожали власть адмирала; однако онъ долженъ былъ опять согласиться на нихъ, ибо вѣрность людей, окружавшихъ Колумба, съ каждымъ днемъ становилась болѣе и болѣе сомнительною. Верховный судья, повидимому возвратившійся подъ его начальство, велъ себя съ невыносимою дерзостію и содѣйствовалъ всевозможнымъ злоупотребленіямъ, которымъ адмиралъ могъ противопоставить только горькое молчаніе. Колонисты превратились въ ленныхъ владѣльцевъ самыхъ плодородныхъ и богатыхъ золотомъ частей острова, въ праздныхъ владѣльцевъ земли, къ которой свободные до-сихъ поръ Индѣйцы были приписаны какъ рабы. Это учрежденіе, извѣстное подъ именемъ Repartiemento, навлекло на несчастныхъ островитянъ неописанныя бѣдствія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, особенно содѣйствовало къ ихъ совершенному уничтоженію.

Колумбъ съ охотою отправился бы въ Испанію, какъ для того, чтобы лично вѣрнымъ и сильнымъ изображеніемъ всѣхъ этихъ многочисленныхъ безпорядковъ и выносимыхъ имъ огорченій открыть глаза обманутой королевской четѣ, чего не могли никогда сдѣлать письма и просьбы, такъ и для того, чтобы заставить молчать всѣхъ своихъ непріятелей и клеветниковъ при дворѣ; но въ настоящее время непремѣннымъ условіемъ существованія колоніи было его пребываніе въ ней и тѣнь оставшейся ему власти. Это условіе получило новую важность, когда въ сентябрѣ (1499) на западномъ берегу острова явился Охеда, храбрый участникъ прежнихъ путешествій Колумба, съ четырьмя кораблями, снаряженными на его собственный счетъ; походъ этотъ, повидимому, былъ предпринятъ для добычи и, при теперешнихъ обстоятельствахъ, зная характеръ Охеды, адмиралъ могъ ожидать отъ него всего худшаго. Только такой смѣлый и хитрый человѣкъ, какъ Рольданъ, въ вѣрности котораго въ этомъ случаѣ ручались его собственныя выгоды, могъ быть противопоставленъ ему съ нѣкоторымъ успѣхомъ; только онъ своею хитростію и ловкостію могъ сдѣлать безвредными дерзкіе планы Охеды, въ чемъ бы они ни состояли.

Скоро оказалось, что Охеда, покровительствуемый Фонсекою, досталъ всѣ отчеты, дневники и карты послѣдняго путешествія Колумба въ заливъ Парія, и, побуждаемый жадностью изслѣдовать точнѣе этотъ новый, многообѣщающій путь къ богатству, выхлопоталъ полное дозволеніе снарядить флотъ. Вмѣстѣ съ многими искателями приключеній, между которыми находился флорентинскій купецъ Америго Веспуччи и нѣкоторые изъ прежнихъ спутниковъ адмирала — Охеда довольно долго плылъ вдоль берега твердой земли, къ югу отъ Ориноко до залива Венезуэли, и потомъ, направляясь къ Караибскимъ островамъ, присталъ къ Испаньолѣ, для дополненія своихъ запасовъ, приходившихъ къ концу. Это открытое, одобренное верховною властію нарушеніе правъ Колумба, (какъ это было видно изъ всего предпріятія Охеды) должно было глубоко оскорбить его; огорченія адмирала еще болѣе увеличились распространеннымъ Охедою слухомъ, что онъ неминуемо впадетъ въ немилость и потеряетъ верховное начальство надъ Новымъ Свѣтомъ, ибо королева Изабелла, его послѣдняя защитница, смертельно больна. Охеда, основываясь на этомъ и соединясь съ нѣкоторыми изъ самыхъ недостойныхъ прежнихъ сообщниковъ Рольдана, обнаружилъ желаніе, съ ихъ помощію отнять у адмирала всю власть и даже прогнать его съ острова; но Рольданъ, слѣдившій за каждымъ шагомъ его и при каждой новой его попыткѣ умѣвшій противопоставить ему хитрость и рѣшительность, принудилъ его наконецъ уступить и воротиться въ Европу.

Едва этотъ опасный противникъ былъ устраненъ, какъ возникли новыя безспокойства, вслѣдствіе распри за одну индѣйскую красавицу между Рольданомъ и Дономъ Гернандезъ де-Гурвана, однимъ изъ прежнихъ его товарищей. Рольданъ, употребившій для устраненія его всю строгость своей верховной судейской власти, сильно вооружилъ этимъ противъ себя всю свою прежнюю шайку. Поговаривали даже о томъ, какъ бы убить Рольдана и адмирала. Только смѣлая рѣшительность, съ которою послѣдній напалъ ночью на защитниковъ заговора въ ихъ убѣжищѣ и схватилъ ихъ, спасла и его, и слабый остатокъ законности на островѣ. Открытое возстаніе, готовое вспыхнуть, подавлено было казнію одного бунтовщика и заключеніемъ въ тюрьму другихъ; теперь только между напуганными или успокоенными жителями колоніи начали показываться плоды лучшаго порядка. Колумбъ снова собрался съ духомъ для выполненія своего любимаго плана, которому такъ долго мѣшали, — изслѣдовать берега Паріи, которые онъ призналъ за материкъ и гдѣ онъ думалъ начать добываніе жемчуга.

Не смотря на такую благопріятную перемѣну обстоятельствъ въ Испаньолѣ, многаго еще недоставало для того, чтобы поступки адмирала были выставлены и въ Испаніи въ надлежащемъ свѣтѣ. Его старые противники и завистники соединились со всѣми недовольными, возвратившимися изъ Новаго Свѣта, и жаловались на его непомѣрную гордость, на его оскорбительную суровость въ обращеніи съ ними и на жестокость съ туземцами; говорили даже, что онъ хочетъ сдѣлаться независимымъ отъ метрополіи. Такія постоянныя обвиненія произвели глубокое впечатлѣніе на подозрительную душу Фердинанда; по его мнѣнію, Колумбъ обманулъ его ожиданія; по крайней мѣрѣ всѣ эти новыя владѣнія за моремъ, вмѣсто того, чтобы приносить прибыль, требовали все болѣе и болѣе значительныхъ издержекъ, а бѣдственное состояніе колоніи, о которомъ говорилъ самъ Колумбъ въ своихъ отчетахъ, заставляло думать, что онъ, по неспособности, или по нежеланію, дѣлалъ значительныя ошибки въ управленіи ею. Та обширная власть, какая, не безъ внутренняго отвращенія была дана имъ Колумбу, не могла оставаться такъ долго въ рукахъ человѣка, ненавидимаго почти всѣми; и король все болѣе и болѣе убѣждался, что необходимо опять послать въ колонію уполномоченнаго, который бы на мѣстѣ могъ изслѣдовать надлежащимъ образомъ такой важный предметъ и, въ случаѣ нужды, взять въ свои руки бразды правленія. Только ничѣмъ непобѣдимое несогласіе Изабеллы на какую бы то ни было жесткость противъ ея любимца мѣшало исполненію этого давно задуманнаго намѣренія; но и она была недовольна упрямымъ Колумбомъ за то, что онъ постоянно считалъ необходимою мѣрою посылать въ Испанію плѣнныхъ Индѣйцевъ, какъ рабовъ, къ чему Изабелла чувствовала полное отвращеніе.

Самъ адмиралъ желалъ новаго искуснаго верховнаго судьи и требовалъ, чтобы назначенъ былъ безпристрастный посредникъ для рѣшенія спора между имъ и Рольданомъ. Фердинандъ соединилъ обѣ эти должности въ лицѣ Дона Франциска де-Бобадильи и поручилъ ему окончательное рѣшеніе дѣла, безъ переноса въ высшую инстанцію: это была ошибка важная, которая тѣмъ менѣе могла вести къ чему-нибудь хорошему, что Бобадилья, при ограниченности ума, былъ столько же честолюбивъ, сколько и вспыльчивъ. Въ январѣ 1500 года онъ отправился въ Новый Свѣтъ, получивъ полномочіе и снабженный нѣсколькими королевскими бланками. Его появленіе въ Санъ-Доминго, гдѣ въ это время начальствовалъ Донъ Діего Колумбъ, за отсутствіемъ своего брата, возбудило нѣкотораго рода движеніе въ колонистахъ; однако онъ не долго оставлялъ ихъ въ неизвѣстности на счетъ своего порученія, ибо виновность адмирала уже казалась ему несомнѣнною, едва только онъ ступилъ на берегъ. Онъ велѣлъ прочесть публично свое полномочіе и немедленно потребовалъ, чтобы Донъ Діего и другіе чиновники крѣпости представили виновниковъ послѣдняго возстанія, еще находившихся подъ арестомъ, на его судъ. На вѣжливое возраженіе, что рѣшеніе въ этомъ дѣлѣ принадлежитъ не ему, но адмиралу, имѣющему верховную власть, Бобадилья представилъ королевскій указъ, данный ему только на тотъ случай, если онъ найдетъ, что въ управленіи островомъ существуютъ крайнія злоупотребленія: этимъ указомъ онъ уполномочивался взять управленіе изъ рукъ адмирала; тутъ же онъ предъявилъ и третій указъ, данный на случай самой крайней необходимости, которымъ повелѣвалось Колумбу, подъ опасеніемъ обвиненія въ государственной измѣнѣ, тотчасъ же сдать новому намѣстнику всѣ крѣпости, корабли и всю королевскую собственность. Такимъ образомъ, подкрѣпляемый привезенными имъ войсками и чернью, сбѣжавшеюся къ нему вслѣдствіе обѣщанія, что онъ заплатитъ все недоданное жалованье, завладѣлъ онъ крѣпостію, не встрѣчая, кромѣ словъ, никакого сопротивленія. Послѣ этого, не давая никому отчета, онъ захватилъ всю собственность адмирала, даже его самыя тайныя бумаги, осыпая и Колумба и его братьевъ такими ругательствами, какъ будто бы они въ Испаніи уже объявлены преступниками и лишены всѣхъ своихъ чиновъ и достоинствъ.

Колумбъ, занятый въ это время, вмѣстѣ съ Варѳоломеемъ, дѣлами во внутренности острова, при первомъ извѣстіи объ этихъ почти невѣроятныхъ поступкахъ, счелъ ихъ за безумную попытку какого-нибудь новаго искателя приключеній, который, подобно Охедѣ, присталъ къ этимъ берегамъ на своихъ собственныхъ корабляхъ; слухи показались ему еще невѣроятнѣе, когда позднѣйшимъ извѣстіемъ подтверждено было, что Бобадилья дѣйствуетъ именемъ королевской власти. Онъ долго бы еще сомнѣвался въ истинѣ слуховъ и думалъ бы, что новый уполномоченный, какъ прежде Агуадо, дерзко преступаетъ предѣлы своей власти, еслибъ Бобадилья, рѣшась на все, не прислалъ ему лаконическое письмо за подписью короля и королевы, въ которомъ повелѣно было оказывать новому уполномоченному безусловное довѣріе и послушаніе. Тогда увидѣлъ онъ, что его паденіе рѣшено, что король нарушилъ торжественный договоръ съ нимъ и что правленіе его кончилось. Оставивъ всякую мысль о сопротивленіи, онъ явился въ Санъ-Доминго, куда звалъ его новый правитель, и куда, торжествуя, спѣшили всѣ его противники для возведенія на него обвиненій всякаго рода.

Уже Донъ Діего былъ арестованъ, и самого адмирала, едва только онъ вступитъ въ городъ, ожидали позорныя оковы, которыя онъ, съ непреклоннымъ величіемъ души, надѣлъ безропотно. Онъ даже согласился написать къ Дону Варѳоломею письмо, въ которомъ приказывалъ ему оставить всякое сопротивленіе, ибо опасались, что Донъ Варѳоломей, по своему энергическому характеру, тотчасъ же наберетъ людей для возстанія. И Донъ Варѳоломей повиновался, и былъ также обремененъ оковами. Такимъ образомъ всѣ три брата находились подъ строгимъ карауломъ, отдѣльно другъ отъ друга; судья не только не хотѣлъ выслушать ихъ оправданій, но даже и взглянуть на нихъ, между тѣмъ всякій, желавшій явиться ихъ обвинителемъ или свидѣтелемъ противъ нихъ, былъ принимаемъ съ радостью: этимъ средствомъ новый правитель хотѣлъ собрать цѣлую массу обвиненій, нелѣпыхъ, несправедливыхъ и отвратительныхъ, которыя могли бы служить оправданіемъ его поспѣшныхъ и беззаконныхъ дѣйствій. Довольный всѣми собранными имъ доказательствами, Бобадилья рѣшился послать обвиненныхъ, громко осмѣиваемыхъ грубою чернью и уже не думавшихъ о сохраненіи своей жизни, на судъ въ Испанію; на Алонсо-де-Виллехо было возложено порученіе отвезти ихъ туда и сдать на руки Фонсекѣ. Виллехо и капитанъ корабля, чувствуя невольное почтеніе къ Колумбу, хотѣли снять съ негооковы; но плѣнный, съ благородною гордостію, объявилъ, что не иначе сниметъ ихъ, какъ по приказанію самого короля, ихъ наложившаго, и что даже послѣ этого онъ хотѣлъ бы всегда имѣть ихъ передъ, глазами, какъ драгоцѣнный памятникъ награды за открытіе новаго полушарія. Дѣйствительно, онѣ, до самой его смерти, висѣли въ его комнатѣ и послѣднею его волею было, чтобъ ихъ положили вмѣстѣ, съ нимъ въ гробъ.

Между тѣмъ, по всей Испаніи, удивленной и раздраженной, разнесся слухъ о появленіи адмирала въ оковахъ, какъ преступника; самое излишество оскорбленій вскорѣ опять привлекло на его сторону общественное мнѣніе. Еще сильнѣе было дѣйствіе его появленія при королевскомъ дворѣ въ Гранадѣ. Великодушное сердце Изабеллы исполнилось сожалѣнія къ человѣку, такъ несправедливо обвиненному, и негодованія на дерзко употребленную во зло власть. Фердинандъ еще менѣе могъ выразить свое внутреннее отвращеніе къ тяжко оскорбленному адмиралу. Еще до прибытія обвинительныхъ пунктовъ отъ Бобадильи, рѣшительное порицаніе всего сдѣланнаго и формальное объявленіе, что новый намѣстникъ поступалъ прямо противъ ихъ видовъ, сопровождали королевское приказаніе тотчасъ же освободить плѣнныхъ и обходиться въ ними съ подобающею имъ честію. Самому адмиралу король и королева выразили свое прискорбіе о несправедливости, которую онъ потерпѣлъ; это благосклонное расположеніе повторилось и въ пріемѣ, который былъ сдѣланъ ему королевскою четою въ торжественной аудіенціи. Молча, обливаясь слезами, бросился онъ къ ногамъ ихъ; Изабелла также плакала; его блестящее словесное оправданіе, хотя оно и было уже не нужно, вполнѣ подтвердило его невинность.

Однако Фердинанду и Изабеллѣ оставалось еще смыть въ глазахъ всего свѣта пятно неблагодарности къ ихъ заслуженнѣйшему подданному. Всякое дальнѣйшее изслѣдованіе обвиненій Бобадильи было тотчасъ же прекращено; онъ самъ смѣненъ, а Колумба утѣшали, что онъ будетъ удовлетворенъ во всѣхъ своихъ требованіяхъ, получитъ обратно отнятую у него собственность и, кромѣ того, будетъ возстановленъ во всѣхъ своихъ правахъ и достоинствахъ. Однако это послѣднее удовлетвореніе, имѣвшее болѣе всего важности для оскорбленнаго, вслѣдствіе эгоистической политики Фердинанда, такъ долго тянулось, что и не исполнилось при жизни Колумба. Королю казалось теперь, что договоръ съ нимъ давалъ ему слишкомъ много правъ, власть почти царскую. Теперь, когда путь былъ уже открытъ и не было недостатка въ предпріимчивыхъ мореходцахъ изъ школы Колумба, король могъ дешевле воспользоваться всѣми будущими путешествіями, предпринимаемыми на счетъ частныхъ людей, и извлечь изъ нихъ болѣе выгодъ. И дѣйствительно, Охеда, Нинно, Пинсоны и многіе другіе частію дѣлали уже новыя открытія Гвіаны и Амазонской рѣки, частію, руководимые бумагами и картами адмирала, продолжали открытія его самого на западъ, отъ береговъ Куманы далѣе до залива Даріенскаго, и получили уже королевское позволеніе колонизировать эти земли. Такимъ образомъ точка зрѣнія Фердинанда расширилась и онъ рѣшился соединить всѣ эти новыя поселенія подъ владычество одного главнаго управленія, которое долженствовало имѣть центромъ главный городъ С.-Доминго и было поручено хитрому, честолюбивому Николаю де-Овандо, смѣнившему Бобадилью; напротивъ того, Колумбъ, теперь уже совсѣмъ лишній чужестранецъ, удаленный отъ своего мѣста, казалось, легко и безопасно могъ быть оставленъ въ бездѣйствіи. Предлогомъ къ замедленію его возстановленія служило все еще неустроившееся положеніе дѣлъ на Испаньолѣ, гдѣ находились только старые, озлобленные противники адмирала, и гдѣ даже жизнь его могла подвергнуться опасности; оттого Овандо былъ сдѣланъ начальникомъ только на два года, впродолженіе которыхъ долженъ былъ возстановить тамъ спокойствіе и порядокъ. На Овандо была также возложена обязанность заботиться о возвращеніи адмиралу похищенной его собственности и уплатить ему сполна всѣ выговоренныя части изъ доходовъ. Такимъ образомъ, Колумбъ могъ терпѣливо покориться своей участи, имѣя въ виду эту будущность, обѣщанную ему королевою.

Гораздо тяжелѣе сносилъ онъ то праздное, бездѣятельное положеніе, на которое былъ осужденъ. Сначала его постоянно живое воображеніе обратилось къ любимой, давно уже питаемой имъ мысли, — къ освобожденію Гроба Господня, что и безъ того должно было быть послѣднимъ результатомъ его великихъ открытій. Но предложеніе крестоваго похода, хотя весьма согласовавшееся съ тогдашнимъ настроеніемъ умовъ, не могло найти доступа у такого государя, котораго политическіе планы давно уже приняли болѣе свѣтское, ближе до него касающееся направленіе. Не успѣвши въ этомъ, Колумбъ съ новымъ рвеніемъ опять обратился къ своимъ планамъ новыхъ путешествій, гдѣ, по его мнѣнію, ему оставалось сдѣлать еще болѣе, чѣмъ было сдѣлано. Не задолго до этого времени, Васкезъ-де-Гама обошелъ южную оконечность Африки, и съ тѣхъ поръ всѣ богатства далекихъ морей начали стекаться въ Португалію, тогда какъ выгоды обладанія Новымъ Свѣтомъ на западѣ были еще далеки отъ Испаніи. Если и самъ Колумбъ съ благородною завистью смотрѣлъ на это событіе, тѣмъ болѣе долженъ былъ завидовать своимъ незначительнымъ сосѣдямъ, опередившимъ его, самолюбивый Фердинандъ, который вдругъ пожелалъ принять непосредственное участіе въ такой богатой жатвѣ. Поэтому, когда Колумбъ, опираясь на сильнѣйшія доказательства, предложилъ королевской четѣ дать ему средства для новой экспедиціи, которая наконецъ должна была привести его къ Загангской Индіи, такъ долго имъ отыскиваемой, то онъ теперь нашелъ несравненно большую готовность. Въ дальнѣйшемъ протяженіи береговъ твердой земли на западъ теперь не оставалось никакого сомнѣнія; но Колумбу казалось столько же несомнѣннымъ, что южный берегъ Кубы, простирающейся въ такомъ же направленіи, образуетъ другую половину азіятскаго материка, предполагающую между этими обѣими половинами проливъ, который непремѣнно долженъ вести къ желанной цѣли; это мнѣніе было для него тѣмъ вѣроятнѣе, что въ Караибскомъ морѣ онъ замѣтилъ сильное теченіе на западъ (впослѣдствіи такъ называемый Golfstrom), которое могло быть стокомъ этого пролива.

Такъ была предположена новая, четвертая экспедиція, подъ предводительствомъ адмирала, и устроена такимъ образомъ, какой онъ считалъ самымълучшимъ для достиженія своихъ цѣлей. Она состояла изъ 4 кораблей умѣренной величины, которые были гораздо удобнѣе прежнихъ для всякаго рода поисковъ, и изъ 150 человѣкъ матросовъ. Шестьдесятъ шесть лѣтъ многотрудной жизни и длинный рядъ горькихъ опытовъ не уничтожили мужества адмирала, и онъ съ совершенно свѣжими силами вышелъ изъ Кадикса (2 мая 1502) на это далекое и опасное предпріятіе. Старшій братъ его, Донъ Варѳоломей, и его младшій сынъ, Фердинандъ, сопровождали Колумба. 15 іюня, присталъ онъ, послѣ необыкновенно счастливаго плаванія, къ одному изъ Караибскихъ острововъ (вѣроятно къ Мартиникѣ) и направился отъ него вмѣсто Ямайки, куда онъ сначала думалъ отправиться, въ Санъ-Доминго, чтобы корабль свой, оказавшійся очень плохимъ на ходу, промѣнять тамъ на другой адмиральскій. Не смотря на прямое приказаніе не входить въ эту гавань, гдѣ отъ его присутствія опасались безпокойствъ, его крайняя нужда казалась ему достаточнымъ оправданіемъ въ нарушеніи запрещенія. Онъ нашелъ флотъ, на которомъ недавно прибылъ Овандо на смѣну Бобадильи, готовымъ къ отплытію, вмѣстѣ съ симъ послѣднимъ, съ Рольданомъ и со всѣми награбленными ими сокровищами, и поспѣшилъ предостеречь ихъ отъ выхода изъ гавани, ибо по всѣмъ признакамъ можно было ожидать сильной бури, для избѣжанія которой онъ самъ просилъ позволенія съ своей небольшой эскадрой остановиться въ портѣ. Однако Овандо — изъ мелочной ли зависти, или исполняя буквально свою инструкцію, или же потому, что онъ дѣйствительно опасался безпокойствъ отъ старыхъ враговъ адмирала, еще болѣе озлобленныхъ противъ него за неудачу своихъ новыхъ происковъ — не только отказалъ ему въ его просьбѣ, но даже пренебрегъ его совѣтомъ. Возвращавшійся флотъ бодро выступилъ въ море, но черезъ два дня, дѣйствительно, поднялась предсказанная буря; армада разлетѣлась отъ нея какъ солома, и, вмѣстѣ со многими другими, погибъ и тотъ корабль, на которомъ находились Бобадилья, Рольданъ и многіе ихъ товарищи, вмѣстѣ съ добычей, пріобрѣтенной ими постыднымъ образомъ. Еще удивительнѣе было tö, что только одинъ слабый корабль, нагруженный имуществомъ адмирала, ему возвращаемымъ, былъ въ состояніи продолжать путь въ Испанію.

Колумбъ, огорченный и раздраженный отказомъ, заблаговременно нашелъ себѣ убѣжище въ одной близь лежащей бухтѣ и потерпѣлъ отъ бури менѣе значительный вредъ. Черезъ нѣсколько дней, исправивъ корабли, онъ продолжалъ начатое путешествіе на югъ отъ Ямайки, вверхъ по такъ называемымъ Королевинымъ Садамъ. Кажется, онъ имѣлъ намѣреніе начать дальнѣйшее изслѣдованіе Кубы съ того самого мѣста, которое онъ долженъ былъ покинуть назадъ тому 8 лѣтъ; однако, въ скоромъ времени поднялся такой благопріятный вѣтеръ, что онъ почелъ за лучшее немедленно взять направленіе на юго-западъ, гдѣ надѣялся найти предполагаемый имъ проливъ между обоими материками. Скоро онъ пришелъ (30 іюля) къ обширному заливу Гондурасъ, присталъ къ небольшому острову Гвонага и нашелъ тамъ огромную лодку, прибывшую, повидимому, съ сѣвера (съ полуострова Юкатана), которой экипажъ свидѣтельствовалъ о высшей степени образованности и большемъ развитіи, какъ видно было изъ принесенныхъ имъ жизненныхъ припасовъ и снарядовъ. Онъ оставилъ безъ вниманія дружеское приглашеніе этихъ Индѣйцевъ отправиться съ ними въ богатую и промышленную землю на западъ (что необходимо привело бы его къ важному открытію Мехики), потому что въ это время онъ былъ исключительно занятъ мыслію о проливѣ. Такъ какъ онъ не ожидалъ найти его въ лежащемъ передъ нимъ заливѣ, то и обратился — не смотря на сильное противное теченіе, на частую непогоду и на сильные припадки подагры — къ юго-востоку, вдоль береговъ Гондураса, которые описывали ему особенно богатыми золотомъ. Толькочерезъ сорокъ дней достигъ онъ мыса Граціасъ-а-Діосъ, что позволило ему до 25 сентября продолжать, въ несравненно болѣе благопріятномъ южномъ направленіи, свой путь гораздо скорѣе около Москитскаго берега. Необходимость освѣжить себя и свой совершенно истощенный экипажъ и поправить поврежденныя суда заставила его искать здѣсь удобнаго якорнаго мѣста. Скоро, при благоразумной умѣренности съ обѣихъ сторонъ, завязались здѣсь дружескія сношенія съ туземцами. Впрочемъ, подъ конецъ они были нарушены тѣмъ, что Колумбъ силою взялъ двоихъ туземцевъ на корабль въ проводники для своихъ дальнѣйшихъ путешествій.

Чѣмъ далѣе подвигалась эскадра вдоль этого значительно населеннаго берега (получившаго впослѣдствіи имя Коста Рика — богатаго берега), тѣмъ очевиднѣе становились, по украшеніямъ Индѣйцевъ, признаки обилія въ золотѣ, что подавало совершенно новыя надежды. Флотъ приблизился къ берегу Верагуа, гдѣ должна была находиться настоящая почва благороднаго металла; вообще во всѣхъ мѣстахъ, куда приставалъ Колумбъ, первоначальныя непріязненныя отношенія оканчивались прибыльною мѣною товаровъ на золото. Однако адмиралъ смотрѣлъ на всѣ эти вымѣненныя золотыя бляхи и украшенія только какъ на образчикъ произведеній этой земли, и потому неутомимо шелъ все впередъ. Между 9 и 10 градусомъ сѣверной широты, достигъ онъ необыкновенно покойной гавани, съ прекрасными окрестностями, которую поэтому и назвалъ Porto Bello; а потомъ онъ избралъ, для своего вторичнаго отдыха, менѣе покойную пристань El Retreto. Однако берегъ уже сильно склонялся на востокъ; скоро достигъ Колумбъ, вдоль твердой земли, пункта, до котораго дошли новѣйшія открытія одного моряка, Родриго Бастидеса, и все-таки передъ глазами его не было никакого пролива. Равнымъ образомъ вѣтры и теченіе моря не показывали никакихъ признаковъ пролива; напротивъ того, горы во внутренности земли были взгромождены высочайшими, непроницаемыми массами. Сверхъ того, черви проѣдали его корабль; неудовольствіе экипажа на увеличившіяся трудности плаванія усиливалось съ каждымъ днемъ, и онъ громко требовалъ возвращенія къ недавно оставленному Золотому берегу; словомъ, все соединилось, чтобы, если не заставить адмирала разочароваться въ долго питаемой имъ мечтѣ, то по крайней мѣрѣ принудить его отложить на время свои предначинанія и возвратиться въ Верагуу. Уничтоженіе его великихъ надеждъ (въ чемъ здѣсь виною была одна только природа) и неудачи похода могли быть отчасти вознаграждены прежнимъ открытіемъ богатой золотоносной страны, которой рудники необходимо было теперь ближе изслѣдовать и воспользоваться ими.

Для этого адмиралъ опять направилъ путь свой (5 декабря) къ западу, но впродолженіе тридцати дней долженъ былъ бороться съ вѣтрами, съ смерчами, съ явными опасностями и даже съ голодомъ, отъ порчи съѣстныхъ припасовъ; наконецъ, ему удалось достигнуть рѣки Беленъ, вблизи Верагуи, представлявшей покойное якорное мѣсто. Скоро онъ вступилъ въ сношенія съ воинственными туземцами и пріобрѣлъ ихъ довѣренность; островитяне, при разспросахъ о мѣсторожденіи золота, постоянно отсылали его во внутренность земли, какъ къ собственному источнику благороднаго металла. Необходимо было изслѣдовать ее ближе, вверхъ по теченію рѣки Белена; это взялъ на себя Донъ Варѳоломей, и дѣйствительно ему показали одно мѣсто въ глухомъ лѣсу, гдѣ поверхность земли была необыкновенно тверда, какъ будто внутри она была набита золотомъ, и гдѣ тотчасъ же можно было собрать порядочный запасъ золота. Варѳоломея увѣряли, что поверхность всей земли на далекое разстояніе къ западу имѣетъ тоже самое естественное свойство. Но скоро оказалось, что рудники собственно въ Верагуѣ лежатъ гораздо ближе, чѣмъ думали, и что они несравненно богаче. Если бы даже все это и не подкрѣпляло мечты Колумба, что онъ будто бы присталъ здѣсь къ одному изъ богатѣйшихъ пунктовъ восточной Азіи, то почва сама по себѣ представляла ему такія неисчислимыя выгоды, которыя необходимо приводили къ мысли основать здѣсь колонію и складочное мѣсто для индѣйской торговли. Донъ Варѳоломей съ большею частію экипажа, 80 человѣками, объявилъ, что онъ готовъ здѣсь остаться, между тѣмъ какъ братъ его возвратится въ Испанію и привезетъ оттуда необходимую помощь для новой колоніи. На удобномъ мѣстѣ были устроены хижины и магазины; сама почва представляла богатый запасъ съѣстныхъ произведеній; воды изобиловали рыбою. Съ туземцами, не безъ боязни и удивленія смотрѣвшими на то, что эти чудные гости остаются у нихъ на жительство, старались поддерживать дружескія сношенія. Только скорое окончаніе поры доящей, измелившее рѣку такъ, что по ней нельзя было пробраться въ море, еще задерживало адмирала.

Между тѣмъ, безпокойныя движенія Индѣйцевъ возбудили подозрѣніе Дона Діего-Мендеза, человѣка хитраго и осторожнаго; дѣйствительно, онъ узналъ, что по близости сошлась довольно значительная толпа, хотѣвшая вооруженною рукой избавиться отъ дерзкихъ пришельцевъ. Колумбъ еще сомнѣвался въ этихъ непріязненныхъ намѣреніяхъ; но Мендезъ, съ явною для себя опасностію, собралъ свѣдѣнія изъ главнаго сборнаго пункта Индѣйцевъ, и тогда удостовѣрились, что они намѣреваются напасть на бѣлыхъ, сжечь ихъ корабли и постройки, и перерѣзать ихъ самихъ. Не дожидаясь этого нападенія, аделантадо, руководимый только своимъ мужествомъ, выступилъ противъ непріязненнаго кацика и завладѣлъ, безъ кровопролитія, имъ и семействомъ его, посреди его изумленныхъ подданныхъ. На слѣдующую же ночь, плѣнникъ нашелъ случай убѣжать съ корабля, въ которомъ онъ былъ заключенъ. Уже послѣ всего этого, адмиралъ вышелъ съ тремя кораблями на внѣшній рейдъ, какъ спасшійся кацикъ, пылая мщеніемъ, узналъ о его отплытіи и такъ тайно и неожиданно напалъ на оставшихся Испанцевъ въ ихъ крѣпости, что они едва могли собраться и отразить его нападеніе, и то съ нѣкоторымъ урономъ для себя. Въ то же время, корабль, посланный адмираломъ за деревомъ и за водою, и бывшій простымъ свидѣтелемъ битвы, неосторожно поднялся вверхъ по узкой рѣкѣ и потерялъ тамъ, подъ выстрѣлами Индѣйцевъ, весь свой экипажъ до послѣдняго человѣка. Объятые паническимъ страхомъ, колонисты ни за что не хотѣли оставаться долѣе на этомъ негостепріимномъ берегу. Не смотря на увѣщанія своего вождя, они поспѣшно бросились на оставленный имъ корабль, но сѣли на мель въ мелкомъ устьѣ рѣки и подверглись здѣсь стремительному нападенію своихъ дикихъ гонителей, отъ которыхъ они съ величайшимъ усиліемъ защитились только на открытомъ берегу, спрятавшись за сдѣланныя ими наскоро укрѣпленія.

Адмиралъ, не зная всѣхъ этихъ несчастныхъ событій, съ своей стороны очень безпокоился о долгомъ отсутствіи своего судна; будучи подверженъ сильному волненію, онъ не могъ отправить единственнаго оставшагося при немъ корабля для полученія извѣстій. Семейство кацика, находившееся въ плѣну на кораблѣ, ночью разломало свою темницу и частію спаслось вплавь, частію добровольно предало себя смерти. Нѣсколько дней продолжалось это мучительное состояніе съ обѣихъ сторонъ, пока наконецъ кормчій Педро Ледесма не переплылъ раздѣлявшаго ихъ моря, счастливо достигнувъ берега и своихъ утѣсненныхъ согражданъ. Они умоляли его, въ безумномъ отчаяніи, упросить адмирала, чтобъ онъ взялъ ихъ опять на корабль. Получивъ это скорбное извѣстіе, Колумбъ счелъ своею обязанностію спасти отъ вѣрной гибели дорогаго ему брата вмѣстѣ съ экипажемъ; онъ чувствовалъ глубокую горесть, увидѣвъ себя вынужденнымъ, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, оставить свои планы о колонизаціи. Между тѣмъ, съ каждой минутой увеличивалась опасность какъ для ветхихъ кораблей въ этомъ бурномъ морѣ, такъ и для людей, осажденныхъ на землѣ. Грусть адмирала, отъ лихорадки и безсонницы превратившаяся въ бредъ, прекратилась только тогда, когда тихая погода позволила ему въ два дня перевезти на корабль, хотя и съ великимъ трудомъ, всѣхъ людей и большую часть запасовъ потерпѣвшаго крушеніе судна. Храбрый Мендезъ, съ пятью спутниками, послѣдній оставилъ этотъ несчастный для нихъ берегъ.

Наконецъ, благопріятный вѣтеръ (въ концѣ апрѣля) далъ возможность и остальной части эскадры совершенно удалиться отъ земли; однако, необходимо было сперва отправиться въ Испаньолу, чтобы починить корабли и запастись провизіей. Не смотря на неудовольствіе экипажа, Колумбъ, прежде чѣмъ направился прямо на сѣверъ, цѣлыхъ четыре градуса широты плылъ въ восточномъ направленіи вдоль берега, какъ для того, чтобъ оставить своихъ штурмановъ въ неизвѣстности на счетъ настоящаго положенія Верагуи, такъ и для того, чтобы не попасть, отъ сильнаго теченія Караибскаго моря, въ полосу удаляющагося отъ Санъ-Доминго вѣтра. Однако, еще у Порто Белло онъ долженъ былъ уничтожить свой третій корабль, не могшій долѣе держаться въ морѣ, хотя, впрочемъ, и оба остальные годились только на сломку. Добравшись до входа въ заливъ Даріенъ (1 мая), онъ направился прямо къ сѣверу; но скоро увидѣлъ, что его опасенія миновать Испаньолу сбылись и что онъ прибитъ вѣтромъ къ Кубѣ, къ Кайману и къ Садамъ Королевы; жизненные припасы уже шли къ концу и треснувшія суда только отъ постоянно дѣйствовавшихъ помпъ держались надъ водою. Едва они стали на якорѣ у одного изъ послѣднихъ острововъ, какъ ночью внезапно поднялась буря, разорвала якорный канатъ и ударила суда одно объ другое, что еще значительнѣе повредило ихъ. Съ трудомъ избавились они отъ кораблекрушенія и гибели, но, не смотря на чрезвычайныя и постоянныя усилія, никакъ не могли достигнуть Иснаньолы. Трещины въ корабляхъ увеличились до того, что единственное средство къ спасенію было направиться прямо къ Ямайкѣ и искать тамъ пристани; они это и сдѣлали, но недалеко отъ берега сѣли на мель. Изъ предосторожности связали въ длину оба корабля вмѣстѣ; ихъ палубы выдавались на нѣсколько футовъ надъ поверхностью воды, такъ что на нихъ могъ безопасно оставаться экипажъ и они образовали родъ крѣпости противъ всякаго нападенія.

Главнымъ дѣломъ было избѣжать какихъ бы то ни было непріятностей съ туземцами, и Колумбъ постарался устроить сношенія съ ними такимъ образомъ, чтобы не могло происходить обыкновенныхъ безпорядковъ и насилій со стороны матросовъ. Для того, чтобъ организовать мѣну жизненныхъ припасовъ на европейскія издѣлія, и соразмѣрить ее съ нуждами, Мендезъ предпринялъ изслѣдованіе острова относительно его произведеній и заключилъ съ вождями договоръ, по которому они обязались регулярно снабжать Испанцевъ дичью, рыбою и хлѣбомъ. Однако эта помощь ограничивалась только настоящимъ временемъ; адмиралъ же долженъ былъ заботиться о будущемъ и пріискивать средства выйти изъ такого стѣсненнаго положенія. Помощь могла прійдти къ нему только изъ Санъ-Доминго, откуда могли прислать корабль для его отплытія; но разстояніе въ 40 морскихъ миль и постоянные противные вѣтры дѣлали, казалось, невозможнымъ послать туда судно для исполненія такого порученія. Никто не отваживался взяться за это дѣло, пока наконецъ Діего Мендезъ не предложилъ себя; онъ придѣлалъ къ небольшому индѣйскому судну мачту и паруса, и, въ сопровожденіи еще одного Испанца и пяти Индѣйцевъ, храбро выступилъ въ море. Однако, не обогнувши еще восточнаго конца острова, онъ попался въ руки непріязненныхъ туземцевъ, которые его ограбили; едва онъ могъ спасти жизнь и вернуться назадъ къ своимъ товарищамъ, недавно имъ оставленнымъ. Но, не пугаясь этой неудачи, онъ, сопровождаемый Варѳоломеемъ Фіеско на другой лодкѣ, опять собрался въ дорогу и скоро исчезъ изъ виду своихъ тоскующихъ спутниковъ.

Подавленные безнадежною горестью, окруженные бѣдствіями всякаго рода, запертые въ бездѣйствіи на тѣсномъ пространствѣ корабля, при жаркомъ, нездоровомъ климатѣ, они постепенно впадали въ неизбѣжныя въ такомъ случаѣ болѣзни, и отъ нетерпѣнія и отчаянія скоро нарушили повиновеніе и единодушіе, въ которомъ могли бы найти единственное утѣшеніе. Два брата де-Воррасъ разными обѣщаніями взбунтовали большую часть своихъ спутниковъ, и скоро тайно составился заговоръ овладѣть достаточнымъ количествомъ индѣйскихъ судовъ и, покинувъ адмирала, искать дороги въ Испаньолу. Дѣло дошло (2 января 1501 года) до открытаго возстанія, и Колумбъ, не могшій подняться съ своей страдальческой постели, долженъ былъ выслушивать отъ нихъ незаслуженные упреки и насмѣшки. Даже жизнь его находилась въ опасности; только небольшому числу благомыслящихъ съ трудомъ удалось уговорить бунтовщиковъ отправиться съ острова мирно. Дѣйствительно, 48 человѣкъ пустилось въ опасный путь на 10 лодкахъ, которыя адмиралъ купилъ у островитянъ совсѣмъ для другихъ цѣлей. Еще на берегу начали они рядъ постыдныхъ грабежей, принудили многихъ Индѣйцевъ служить имъ гребцами, и едва потеряли островъ изъ виду, какъ опять были выброшены на него свирѣпою бурею и разсыпались по немъ, предаваясь всякаго рода насиліямъ и грабежамъ.

Колумбъ, который между тѣмъ всячески утѣшалъ немногихъ матросовъ, оставшихся съ нимъ на кораблѣ, или по вѣрности къ нему, или по болѣзни, стараясь примирить ихъ съ судьбой надеждою на близкую помощь, скоро долженъ былъ бороться съ новаго рода нуждами: туземцы все менѣе и менѣе снабжали Испанцевъ съѣстными припасами, частью по собственному своему недостатку, частью по незначительной цѣнности предметовъ мѣны. Необходимымъ слѣдствіемъ была страшная крайность; цѣны скоро поднялись чрезвычайно высоко; кромѣ того, Индѣйцы, раздраженные неистовствами бунтовщиковъ, нашли безопасное средство навсегда избавиться отъ своихъ нежданныхъ гостей, переставъ имъ доставлять жизненные припасы. Уже голодъ свирѣпствовалъ во всемъ ужасѣ, когда Колумбъ, съ счастливою находчивостію расчитывая на суевѣрія Индѣйцевъ, вспомнилъ, что на слѣдующій день будетъ совершенное затмѣніе луны. Онъ созвалъ сосѣднихъ вождей въ тотъ самый часъ, когда должно было наступить это затмѣніе, и торжественнымъ голосомъ сталъ угрожать имъ гнѣвомъ своего Бога и страшными наказаніями Его за ихъ сопротивленіе; какъ на видимый знакъ, онъ указывалъ на то, что тотчасъ же блистающая надъ ними луна совершенно покроется мракомъ. Точное наступленіе этого явленія уничтожило всякое дальнѣйшее упорство испуганныхъ Индѣйцевъ: они упали къ ногамъ адмирала и обѣщались доставлять ему все, что будетъ нужно, а онъ, по мѣрѣ того, какъ проходило затмѣніе, становился уступчивѣе и говорилъ, что его Богъ перестаетъ гнѣваться.

Мендезъ и его спутники, достигнувъ на четвертый день, послѣ необыкновенно счастливой поѣздки, какимъ-то чудомъ, мыса Тибуроона, долго не подавали о себѣ никакого извѣстія товарищамъ своимъ, ожидавшимъ ихъ съ тщетнымъ нетерпѣніемъ и все болѣе и болѣе исчезавшею надеждою: вѣсти о Мендезѣ никто не могъ дать, потому что Фіеско, съ своими Индѣйцами, ни за что не осмѣливался во второй разъ пуститься въ море; наконецъ, черезъ 8 мѣсяцевъ когда мысль о новомъ возстаніи уже бродила въ умахъ матросовъ, въ гавани показалось небольшое европейское судно, начальникомъ котораго и вмѣстѣ посланникомъ отъ Ованды былъ Діего де-Эскобаръ, одинъ изъ самыхъ свирѣпыхъ старыхъ противниковъ адмирала. Онъ прибылъ, впрочемъ, только для того, чтобы сказать адмиралу, что теперь въ Испаньолѣ нѣтъ такого большаго корабля, который бы могъ перевезти туда всѣхъ потерпѣвшихъ кораблекрушеніе, и Колумбъ долженъ былъ удовольствоваться тѣмъ, что отправилъ съ этимъ таинственнымъ и скоро исчезнувшимъ посломъ, бывшимъ болѣе шпіономъ, чѣмъ утѣшителемъ, письмо къ Овандѣ, въ которомъ умолялъ его о помощи; для того же, чтобы хотя нѣсколько успокоить своихъ людей, удивленныхъ въ высшей степени, онъ далъ этому странному посланію уклончивое истолкованіе. Въ глубинѣ души онъ затаилъ страшную ненависть къ своему намѣстнику, который намѣренно оставлялъ его безъ помощи, и, казалось, съ нетерпѣніемъ ожидалъ той минуты, когда онъ погибнетъ отъ нужды и бѣдствій, и такимъ образомъ перестанетъ быть его соперникомъ. Однако, можно было ожидать, что Овандо не доведетъ до крайности своей злобы и наконецъ подастъ ему руку помощи. Чтобы не исключить изъ этого благодѣянія и отпавшихъ отъ него бунтовщиковъ, Колумбъ объявилъ имъ полное прощеніе; но они, подговариваемые своимъ предводителемъ Францискомъ де-Поррасъ, дерзко отвергли его предложеніе и даже составили новый заговоръ, чтобы захватить самого адмирала въ свои руки. Для предотвращенія этого, аделантадо рѣшился на кровавую стычку съ ними, въ которой онъ завладѣлъ самимъ Поррасомъ и заставилъ этихъ обратившихся въ бѣгство и испуганныхъ бунтовщиковъ опять возвратиться подъ законное начальство адмирала.

Цѣлый годъ они провели бездѣятельно въ такой нуждѣ и безъ помощи; наконецъ, явилось два корабля: одинъ, нанятый вѣрнымъ и неутомимымъ Мендезомъ на счетъ адмирала, — другой, снаряженный гораздо позднѣе Овандою, который уже не могъ идти противъ всеобщаго неудовольствія на Санъ-Доминго, гдѣ не одобряли его поведенія. Діего де-Сальзедо, агентъ Колумба въ колоніи, велъ небольшую эскадру, а Мендезъ отправился въ Испанію, чтобъ и тамъ защищать своего начальника. Съ радостію оставилъ

Колумбъ вмѣстѣ со всѣми своими людьми этотъ островъ; но только послѣ долгой и продолжительной борьбы съ вѣтромъ и теченіемъ достигъ (13 августа) Санъ-Доминго. Здѣсь всѣ жители, тронутые и примиренные съ нимъ его страданіями, съ любовью и уваженіемъ вышли на встрѣчу къ нѣкогда осмѣиваемому и презираемому ими Колумбу. Самъ Овандо учтиво, хотя и безъ сочувстія, принялъ его въ своемъ домѣ, какъ гостя; но то, что увидѣлъ Колумбъ на Испаньолѣ, мало принесло ему радости. Овандо, присланный сюда именно за тѣмъ, чтобы поправить ошибки адмирала въ управленіи и его жестокости, хотя и возстановилъ внутреннее спокойствіе въ колоніи, но вмѣстѣ съ тѣмъ черезъ своихъ агентовъ наложилъ такое иго на туземцевъ и поступалъ съ ними съ такою возмутительною и кровавою жестокостію, что почти семь осьмыхъ народонаселенія было истреблено. Не въ лучшемъ положеніи нашелъ Колумбъ дѣла, относящіяся къ его частной собственности. Новыя неудачи всякаго рода еще болѣе побудили его ускорить свое возвращеніе въ Европу, куда онъ и отправился съ своими товарищами 12 сентября; но, задерживаемый бурями, потерявъ мачту, больной и обезсиленный, только черезъ 2 мѣсяца вошелъ онъ въ гавань Санъ-Лукаръ. Прибывъ оттуда въ Севилью, онъ воспользовался первой минутой спокойствія, чтобы привести въ ясность запутанное положеніе своихъ дѣлъ и письменно просить своихъ повелителей заплатить ему довольно значительную часть изъ доходовъ, еще неотданную ему, ибо въ это время Колумбъ, считаемый всѣми за чрезвычайно богатаго человѣка, находился въ страшной нуждѣ и не имѣлъ никакой поземельной собственности въ Испаніи.

Но для него несравненно важнѣе богатства было оправданіе своей чести и возстановленіе въ должностяхъ и достоинствахъ, отнятыхъ у него въ противность договору; ибо пока на немъ тяготѣла этого рода немилость, имя его, повидимому, все еще оставалось запятнаннымъ. Кромѣ того, его новыя открытія, отчетъ въ которыхъ былъ посланъ имъ ко двору еще прежде, давали ему новое право на признательность и награду. Однако отвѣтъ, полученный имъ отъ двора, былъ очень неудовлетворителенъ и показывалъ, какъ еще было сильно вліяніе его старыхъ, непримиримыхъ противниковъ. Постоянныя болѣзни мѣшали ему явиться туда самому, для личнаго ихъ, опроверженія, а дѣятельность вѣрнаго Мендеза и прочихъ друзей его была недостаточна для того, чтобы вести его дѣла надлежащимъ образомъ. Королева была при смерти, а Фердинандъ обращался съ своимъ великимъ адмираломъ холодно и равнодушно, неспрашивая уже у него никакого совѣта на счетъ дѣлъ индѣйскихъ. Какой сильной защитницы лишила его скоро послѣдовавшая смерть Изабеллы, несчастный старецъ вполнѣ испыталъ только тогда, когда онъ, оторвавшись отъ своего болѣзненнаго одра (въ маѣ 1505 года), явился ко двору въ Сеговію. Король принялъ его, хотя и милостиво, но какъ человѣка, котораго заслуги потеряли свое значеніе. Тщетно просилъ онъ немедленно подвергнуть его поведеніе строгому изслѣдованію и возстановить его въ его правахъ и достоинствахъ, обезпеченныхъ королевскимъ словомъ и подписью: онъ получалъ только уклончивые, учтивые отвѣты, не идущіе къ дѣлу и показывавшіе, что король вовсе не думалъ и не хотѣлъ привести въ совершенное исполненіе данныя ему привилегіи.

Такой рядъ самыхъ горькихъ испытаній, которымъ не видно было конца, долженъ былъ необходимо истощить физическія и духовныя силы благороднаго страдальца. Подверженный снова подагрѣ, онъ въ послѣдній разъ писалъ къ королю и просилъ не за себя, а за своего сына Діего, и, передавая ему права свои, оставлялъ себѣ только честь. На эту просьбу отвѣчали ему предложеніемъ, въ вознагражденіе за всѣ его должности и достоинства, принять титулы и имѣнья въ Кастиліи. Съ справедливою гордостью старецъ отказался отъ такой сдѣлки; но эта послѣдняя вспышка поглотила оставшіяся въ немъ жизненныя силы. Составивъ завѣщаніе и вознесши свои послѣднія моленія къ Небу, Колумбъ закрылъ утомленные глаза свои, зорко провидѣвшіе Новый Свѣтъ (27 мая 1506). Его жизнь — поучительный для всѣхъ временъ образецъ неблагодарности, зависти и преслѣдованія со стороны мелкихъ людей, отъ которыхъ всего чаще погибаютъ величайшіе люди.

Жизнь Колумба была свѣтлымъ отраженіемъ его характера, его добродѣтелей и слабостей; но не смотря на послѣднія, онъ высоко стоялъ надъ своимъ вѣкомъ. Его трупъ изъ монастыря св. Франциска, въ которомъ онъ былъ первоначально погребенъ, былъ перевезенъ въ Сивилью, потомъ въ СанъДоминго и наконецъ въ Гаваныу. Могъ-ли покоиться прахъ его въ другомъ мѣстѣ, кромѣ центра того полушарія, которое онъ возвелъ для насъ въ бытіе?

Великій, храбрый морякъ проложилъ путь къ изслѣдованію Атлантическаго океана; первый послѣ него обошелъ этотъ океанъ флорентинецъ Америго Веспуччи, открывшій, въ 1499 роду, сѣверную Америку и, нѣсколько лѣтъ спустя — Бразилію; съ этихъ поръ сотни удальцевъ и торговцевъ посѣщали этотъ океанъ и дѣлали открытіе за открытіемъ, такъ что скоро онъ былъ изслѣдованъ во всѣхъ частяхъ; но другъ человѣчества съ ужасомъ смотритъ на эти времена, ибо только немногіе благородные, порядочные люди отправлялись въ Америку; большее число состояло изъ безпріютной, безчестной сволочи, которая, по жаждѣ къ золоту, отправлялась туда и поддвергала несчастныхъ жителей новооткрытой земли неслыханнымъ мученіямъ, чтобы заставить ихъ выдавать свои сокровища, потомъ умерщвляла ихъ ужаснѣйшею смертію и, обогатясь достаточно, возвращалась домой, гдѣ обыкновенно безпутно истрачивала все собранное. Скоро къ испанскимъ кораблямъ на этихъ моряхъ присоединились корабли Англичанъ, Французовъ, Голландцевъ и Датчанъ, которые захватили себѣ всѣ большіе и малые Антильскіе острова. Испанцы же въ своемъ ненасытномъ корыстолюбіи, сдѣлавшемъ ихъ впослѣдствіи столь бѣдными, считали себя полными властелинами моря и суши, до того, что уже король Филиппъ II отважился произнести гордыя слова: «Въ моемъ государствѣ никогда не заходитъ солнце.»

ФЛИБУСТЬЕРЫ.

Во время господства своего на морѣ, Испанцы вездѣ, гдѣ только могли, прогоняли всѣхъ чужеземцевъ, по-своему, т. е. съ возмутительною жестокостью и непонятнымъ безразсудствомъ. Такимъ образомъ, въ началѣ 17 столѣтія, Французы и Англичане должны были оставить Санъ-Доминго, но удержались на маленькомъ, близъ лежащемъ Черепашьемъ островѣ. Соединясь съ людьми всякаго рода, умножась скоро въ числѣ, они стали платить Испанцамъ тою же монетою: сперва прогнали ихъ съ своего острова; потомъ, сдѣлали Санъ-Доминго мѣстомъ своихъ охотъ за дикими быками, а берега его — мѣстомъ разбоевъ. Они раздѣлялись на маленькіе отряды, отъ 50 до 150 человѣкъ; плавали на открытыхъ баркахъ, называемыхъ fliboot, отчего и сами были названы Флибустьерами; эти барки были очень малы и не защищены отъ вѣтра, волнъ, солнца и дождя, которые въ этихъ странахъ крайне мучительны. Часто у нихъ не было необходимѣйшихъ жизненныхъ припасовъ, но они всегда были необыкновенно мужественны, и при видѣ непріятельскаго корабля забывали всѣ свои нужды; какъ бы онъ ни былъ великъ, разбойники бросали на него свои крючья и онъ непремѣнно погибалъ. При крайней нуждѣ, они нападали на корабли всѣхъ націи, въ испанскіе же всегда и вездѣ, гдѣ ихъ ни встрѣчали. Причиною этой постоянной, непримиримой ненависти Флибустьеровъ къ Испанцамъ была неслыханная жестокость, съ какою этотъ народъ обходился съ Американцами, и своеволіе, съ какимъ онъ запрещалъ Флибустьерамъ рыбную ловлю и охоту еще въ то время, когда они и не думали о морскомъ разбоѣ. Въ самомъ дѣлѣ, Испанцы принудили ихъ сдѣлать послѣдній, отчаянный шагъ, ибо первоначально они только охотились за быками (были буканьерами), а Испанцы нарочно истребили всѣхъ быковъ на Санъ-Доминго.

Въ той увѣренности, что ихъ дѣйствія справедливы и законны, лежала можетъ быть причина ихъ смѣлости и презрѣнія къ смерти: они были такъ убѣждены въ правотѣ своихъ поступковъ, что передъ каждымъ новымъ предпріятіемъ просили Бога о помощи, и, по окончаніи дѣла, также громко и открыто приносили ему благодарственную молитву. Кораблямъ, шедшимъ изъ Европы въ Америку, обыкновенно нечего было бояться Флибустьеровъ, ибо на нихъ по большей части находились только товары, которыхъ продажа была и обременительна и скучна для разбойниковъ; напротивъ, корабли, нагруженные золотомъ и драгоцѣнными камнями, и возвращавшіеся въ Европу, почти всегда становились ихъ добычею, ибо Флибустьеры никогда не пугались превосходства въ силѣ.

Петръ ле-Гранъ, одинъ изъ ихъ вождей, родомъ изъ Діеппа, имѣлъ только одну барку съ четырьмя пушками и 28 человѣкъ; съ этою горстью людей напалъ онъ на большой вице-адмиральскій корабль, зацѣпился за него крючьями и собственноручно прорубилъ въ немъ большое отверстіе, такъ что онъ началъ тонуть; въ это самое время Петръ и его товарищи вскочили на него и такъ испугали этимъ Испанцевъ, что ни одинъ изъ нихъ не взялъ оружія для защищенія себя. Вошедши въ каюту начальника корабля, который игралъ въ карты и ничего не зналъ о случившемся, онъ приставилъ къ груди его пистолетъ и принудилъ его сдаться; потомъ, высадилъ его и большую часть экипажа на ближайшій островъ и оставилъ себѣ только небольшое число людей, нужное для управленія кораблемъ. Лѣтописи и разныя другія, болѣе или менѣе извѣстныя книги разсказываютъ изъ тѣхъ временъ цѣлый рядъ подобныхъ смѣлыхъ подвиговъ, напоминающихъ романическую отвагу среднихъ вѣковъ, когда часто одинъ человѣкъ побѣдоносно сражался съ пятидесятые.

Во всѣхъ битвахъ Флибустьеры оказывали дикую храбрость. Если имъ доставалась значительная добыча, то они отправлялись на свой Черепашій островъ и дѣлили тамъ награбленное, впослѣдствіи, Французскіе Флибустьеры заняли Санъ-Доминго, а англійскіе Ямайку. Всѣ вступавшіе въ общество давали клятву, что они ничего не будутъ утаивать изъ добычи; если кто либо бывалъ уличенъ въ клятвопреступленіи (что, впрочемъ, случалось весьма рѣдко), то его, какъ измѣнника, недостойнаго общества, высаживали на пустой островъ. Храбрыхъ, возвращавшихся изъ сраженія ранеными, прежде всѣхъ награждали: за потерянную въ битвѣ руку и ногу платили 200 піастровъ; за глазъ, палецъ на рукѣ и палецъ на ногѣ давали половину. Раненымъ, впродолженіе двухъ мѣсяцевъ, давалось въ день по талеру на леченье; если въ общей кассѣ не было денегъ на покрытіе этихъ издержекъ, то всѣ здоровые должны были тотчасъ же отправляться на грабежъ.

Исполнивъ этотъ долгъ справедливости и человѣколюбія, остальную добычу раздѣляли на столько равныхъ частей, сколько было людей на кораблѣ; начальникъ получалъ не больше прочихъ; но если экипажъ былъ имъ особенно доволенъ, то каждый удѣлялъ ему изъ своей части въ добычѣ столько, что онъ получалъ долю почти въ три или четыре раза большую той, какую имѣлъ всякій другой. Если судно принадлежало не всему экипажу вмѣстѣ, а кому нибудь одному, то ему за наемъ корабля честно выплачивалась третья часть всей добычи. Особенныя милости не имѣли никакого вліянія на дѣлежъ: все было рѣшаемо жребіемъ. Эта честность распространялась даже и на убитыхъ: ихъ доля отдавалась братьямъ ихъ по оружію, какъ естественнымъ наслѣдникамъ; если такихъ не было, то отыскивали родственниковъ умершаго, а если и ихъ не было, или не могли найти, то деньги отдавались церквамъ или бѣднымъ, чтобъ они молились за душу покойнаго.

Послѣ дѣлежа добычи, они предавались всякаго рода разгулу, при чемъ вино и карты играли главную роль. Они покупали себѣ въ приморскихъ городахъ блестящую одежду и разныя украшенія, кутили на пропалую, а наконецъ отдавали за нѣсколько піастровъ вещи, стоившія имъ сотни, и возвращались на свои корабли часто нищими, одѣтыми въ лохмотья, и тогда снова принимались за грабежъ.

Испанскія колоніи, надѣявшіяся, что разбои мало по малу прекратятся, скоро увидѣли себя обманутыми въ своихъ ожиданіяхъ, ибо отчаянные Флибустьеры становились болѣе и болѣе дерзскими. Наконецъ колоніи прекратили между собою почти всякую торговлю, и каждая сдѣлалась замкнутымъ въ себѣ, существующимъ для себя только государствомъ. Скоро, впрочемъ, онѣ поняли всю невыгоду такого рода жизни, но страхъ былъ сильнѣе корысти: онъ весьма легко могъ дѣйствовать на людей, имѣвшихъ только одну страсть, жажду къ золоту, заглушавшую всякое побужденіе къ чести и славѣ, всякое правосудіе и политическую мудрость. Тогда начался долгій періодъ крайняго бездѣйствія, въ которомъ Испанцы оставались впродолженіе многихъ столѣтій, пока, наконецъ, колоніи сами отдѣлились отъ метрополіи.

Эта трусость не имѣла, однакожь, ожидаемаго успѣха, ибо Флибустьеры вмѣсто того, чтобы разсѣяться отъ недостатка въ добычѣ, сдѣлались болѣе дерзскими, чѣмъ когда-либо: прежде они показывались въ испанскихъ крѣпостяхъ развѣ только для того, чтобы запасаться тамъ жизненными припасами; теперь же, чѣмъ болѣе уменьшались ихъ призы на морѣ, тѣмъ чаще являлись они на материкѣ и на островахъ, грабя и опустошая богатѣйшія и населеннѣйшія колоніи. Земледѣліе и торговля пришли въ упадокъ; Испанцы не смѣли уже показываться и на большихъ дорогахъ, не только на морѣ.

До насъ дошли извѣстія о многихъ людяхъ, особенно отличившихся на этомъ поприщѣ и достигшихъ посредствомъ него славы, могущества и богатства; но большая часть изъ нихъ оканчивали страшною смертію. Монбаръ, Нау (обыкновенно называемый Олоноа, по мѣсту своего режденія въ Вандеѣ), Михаилъ Бискайскій, Фанъ-Горнъ, Фанъ-Остенде, Морганъ имѣютъ страшную, печальную извѣстность въ исторіи этихъ морскихъ войнъ, часто оканчивавшихся раззореніемъ цѣлыхъ крѣпостей и городовъ. Хотя первоначальныя причины, заставлявшія ихъ избирать подобный родъ жизни, и очень различны — у однихъ національная ненависть, какъ напр. у Француза Монбара изъ Лангедока, самаго страшнаго непріятеля Испанцевъ, — у другихъ страсть къ разбою и т. п.; однако поступки ихъ вообще приносятъ стыдъ человѣческому имени, ибо вся жизнь ихъ была преисполнена убійствъ, разбоевъ, жестокостей, мщенія и всѣхъ оттуда проистекающихъ пороковъ.

Правда, что между этими дико-храбрыми людьми есть нѣсколько человѣкъ, которыхъ никакъ нельзя причислить къ злодѣямъ, составлявшимъ большинство; пропитанные романическими идеями, они видѣли въ своихъ набѣгахъ возвращеніе среднихъ вѣковъ и господствовавшихъ прежде на всѣхъ моряхъ Норманскихъ Викинговъ; они стремились не къ грабежу, но къ смѣлымъ подвигамъ, и очень часто употребляли свою доблесть на прекрасныя дѣла. Такъ, напримѣръ, Флибустьеры преблагородно поступили въ то время, когда Французы снарядили флотъ изъ семи линейныхъ кораблей и соотвѣтствующаго числа небольшихъ судовъ. Этотъ флотъ, состоявшій подъ предводительствомъ адмирала Пуэнтиса, былъ направленъ противъ испанскихъ владѣній, въ особенности противъ Картагены, одного изъ богатѣйшихъ и укрѣпленнѣйшихъ городовъ Новаго Свѣта. Французы видѣли всю трудность этого предпріятія, но надѣялись, что оно удастся, если Флибустьеры примутъ участіе въ походѣ. И дѣйствительно, изъ угожденія Дюкассу, губернатору Санъ-Доминго, Флибустьеры согласились на это, и однимъ имъ были обязаны завоеваніемъ города: во время осады эти удальцы были вездѣ впереди, и какъ только сдѣланъ былъ въ крѣпости едва проходимый проломъ, они ворвались въ него и водрузили свое знамя на стѣнахъ, прокладывая такимъ образомъ путь другимъ. Сражаясь въ этой войнѣ, какъ солдаты, а не какъ разбойники, они не позволили себѣ ни малѣйшаго неистовства, между тѣмъ какъ настоящія войска, казалось, сдѣлались разбойниками: генералъ вмѣстѣ съ офицерами первые начали грабить богатыхъ купцовъ, и когда утолили свою жажду къ золоту, тогда уже позволили грабить солдатамъ, которые воспользовались этимъ съ ужаснымъ неистовствомъ.

Цѣна награбленнаго, по оцѣнкѣ губернатора, равнялась 40 милліонамъ, а по счету адмирала Пуэнтиса — только 8 милліонамъ піастровъ. Флибустьеры, по договору, должны были получить отсюда четвертую часть; но адмиралъ далъ имъ только 40,000 піастровъ, слѣдовательно, двухсотую часть по своему и тысячную по счету губернатора Ямайки. Это вѣроломство было тѣмъ возмутительнѣе, что сами Флибустьеры, какъ скоро ихъ связывало данное слово, не были способны къ подобнымъ дѣламъ.

Когда романическая храбрость народовъ стала вообще исчезать и когда Французами и Англичанами приняты были дѣйствительныя мѣры къ прекращенію этихъ разбоевъ, тогда уничтожились мало по малу всѣ эти безпорядки, и самое имя Флибустьеровъ исчезло. Къ несчастію, между различными государствами, во власти которыхъ находился Атлантическій океанъ, было такъ мало единства, что разбои никогда не были подавлены совершенно. Мехиканскій заливъ, также какъ и Караибское море, стали очень опасны: въ первой четверти прошлаго столѣтія, Флибустьеровъ замѣнили маруны, которые, не представляя ни одной черты великодушія, только жаждая крови и золота, дѣлали ужаснѣйшія неистовства. Потомъ, маруны уступили мѣсто другой шайкѣ, которая безъ особеннаго имени предавалась разбою ко вреду торговли. Едва только колоніи южной Америки объявили себя независимыми, какъ у этого народа, всегда отличавшагося строгою нравственностію, обнаружились слѣдствія разрушенія всѣхъ общественныхъ узъ и слабость законовъ; въ американскихъ гаваняхъ вооружалось огромное количество разбойничьихъ кораблей, будто бы для того, чтобъ отнимать у Испанцевъ ихъ имущества. По большей части они потопляли ограбленныя ими суда, говоря, что только мертвые не возвращаются. Скоро оказалось, что къ этому побуждала ихъ только беззаконная страсть къ грабежу и что они нападали на корабли всѣхъ націй. Испанія, давно считаемая всѣми третьестепенною морскою державою, была совершенно истощена послѣднею войною, такъ что она не могла защитить своихъ береговъ отъ нападенія новыхъ непріятелей. Морскіе разбои на Караибскомъ морѣ и въ Мехиканскомъ заливѣ были дѣлаемы людьми, находившимися въ дружескихъ сношеніяхъ съ жителями сосѣднихъ городовъ Кубы, гдѣ по прежнему они соблазнительно дешево продавали свою добычу; правительство было такъ слабо, что не могло ни уничтожить, ни наказать эту постыдную торговлю; напротивъ, чиновники сами поощряли преступленіе, принимая открыто участіе въ добычѣ и облегчая разбойникамъ продажу. Такимъ образомъ, нечего удивляться тому, что море, окружающее Вестъ-Индію и Испанскій материкъ, сдѣлалось мѣстомъ величайшихъ разбоевъ и что въ этихъ странахъ организовалась опять система Флибустьеровъ. Ихъ суда были по большей части скоры на ходу и отлично вооружены, съ какимъ нибудь революціоннымъ флагомъ и съ экипажемъ, составленнымъ изъ Испанцевъ, Англичанъ, Американцевъ, вообще изъ бѣглецовъ всѣхъ націй. Подобно Флибустьерамъ, они говорили, что хотятъ только смирить гордость старой Испаніи; но ихъ настоящею цѣлью былъ разбой и удовлетвореніе своихъ развратныхъ наклонностей. Они стояли на якорѣ преимущественно у мелководныхъ береговъ Кубы, въ мѣстахъ неприступныхъ по причинѣ мелей и рифовъ, гдѣ они подстерегали купеческіе корабли, и очень часто случалось, что англійскія и американскія военныя суда проходили мимо ихъ на ружейный выстрѣлъ, не замѣчая ихъ, ибо они были совершенно прикрыты роскошною растительностію маленькихъ острововъ. Впродолженіе долгаго времени, уваженіе къ англійской морской силѣ удерживало ихъ отъ нападенія на англійскіе купеческіе корабли; но и то едва ли, — если принять въ соображеніе всѣ ихъ отвратительныя жестокости, то очень легко можно заключить, что многія изъ ихъ дѣлъ погребены въ морѣ; да и это мнимое исключеніе англійскихъ кораблей продолжалось недолго: 19 апрѣля 1815 г., они внезапно напали на англійскую шкуну, стоявшую на якорѣ у острова Бланко, и умертвили на ней самымъ жестокимъ образомъ 14 человѣкъ. Послѣ этого случались еще нѣкоторые отдѣльные грабежи, но зло не достигло еще тогда всей своей крайности, и хотя мирные морскіе путешественники вообще боялись этихъ шаекъ, превосходившихъ своею ужасною жестокостію прежнихъ морскихъ разбойниковъ, однако безпорядки эти въ Англіи сначала не обращали на себя общаго вниманія. Эта безнаказанность ободрила пиратовъ. Въ декабрѣ 1821 г., большой корабль изъ Ливерпуля подвергся нападенію корсаровъ (какъ видно изъ рѣчи Каннинга въ Нижней Камерѣ); капитанъ былъ мучимъ до безчувственности и потомъ застрѣленъ однимъ изъ разбойниковъ, умертвившимъ также и провіантмейстера. Вскорѣ послѣ этого, тѣми же самыми разбойниками были взяты три другіе корабля и весь экипажъ одного изъ нихъ истребленъ. Въ 1812 г., 10 или 12 англійскихъ кораблей были взяты и ограблены, а экипажъ замученъ съ жестокимъ безчеловѣчіемъ.

Эти разбои естественнымъ образомъ возбудили сильное волненіе въ англійскихъ торговыхъ городахъ, которые и принесли жалобу правительству. Но правительство было поставлено этимъ въ крайнее затрудненіе; ибо разбойники, смотря по обстоятельствамъ, выставляли флагъ то инсургентовъ, то испанскихъ кораблей, и были снабжены всѣми нужными по закону бумагами. Такимъ образомъ англійское правительство, до принятія рѣшительныхъ мѣръ съ своей стороны, должно было ожидать, что намѣрено и что можетъ сдѣлать испанское правительство. Конечно, можно было предположить, что англійскій капитанъ, какъ скоро увидитъ пирата и получитъ на то доказательства, возьметъ его въ плѣнъ или уничтожитъ, а вопросъ о неутралитетѣ и флагѣ предоставитъ рѣшенію высшаго начальства; но очень рѣдко случалось приводить это въ исполненіе, ибо хитрые разбойники старались какъ можно искуснѣе разрисовывать и вооружать корабль, достать себѣ всѣ нужныя бумаги и флагъ, такъ что уличить ихъ было невозможно. Наконецъ, правительство, справедливо обвиняемое въ излишней осторожности и медлительности, увидѣло себя принужденнымъ дать своимъ крейсерамъ прямыя приказанія.

Съ этого времени, разбойники были преслѣдуемы даже въ своихъ тайныхъ притонахъ и вездѣ истребляемы; множество ихъ было повѣшено въ Ямайкѣ и на другихъ островахъ; законы исполнялись со всею строгостію, такъ что изъ 32 человѣкъ, находившихся на взятомъ въ плѣнъ разбойничьемъ бригѣ Ласъ-Дамасъ-Аргентинасъ и отправленныхъ въ Санъ-Кристофъ, 28 были повѣшены, 3 получили прощеніе и только одинъ былъ совершенно оправданъ. Взятіе многихъ кораблей было сопровождаемо такими подвигами, которые дѣлаютъ честь мужеству и ловкости нападавшихъ. Судъ надъ разбойниками былъ умѣренно строгъ. Въ началѣ 1823 года, англійскіе корабли Тайнъ и Ѳракіянинъ взяли у береговъ Кубы знаменитый разбойничій корабль Зарагозана.

Подобныя мѣры приняты были, какъ на восточномъ берегу Кубы, такъ и на западномъ. Здѣсь при устьѣ рѣки Филиппины, въ глуби Кортежскаго залива, находилось одно изъ самыхъ любимыхъ мѣстъ старыхъ пиратовъ; однако и отсюда они были выгнаны своими противниками, конечно, не безъ жаркихъ битвъ. Особенно знаменито было взятіе шкуны Ла-Гата, въ 90 тоннъ, подъ начальствомъ Хуана Сабины, одного изъ самыхъ знаменитыхъ разбойниковъ, имѣвшей 10 пушекъ и 90 человѣкъ экипажа, и кромѣ того, подкрѣпляемой очень большою Фелуккою, о 4 пушкахъ, и двумя другими судами. Въ мартѣ 1823 года, англійскій куттеръ Грекъ довелъ этотъ корабль до того, что собственный экипажъ взорвалъ его на воздухъ, и всѣ почти пираты были либо убиты, либо, наконецъ, попались въ плѣнъ; немногіе только ушли.

Преслѣдованіе разбойниковъ въ ихъ тайныхъ убѣжищахъ часто было весьма трудно. Такъ, однажды фрегатъ Гусаръ послалъ свои шлюпки, подъ командою лейтенанта Гольта, противъ одной шайки, завладѣвшей Пиральнымъ островомъ на юго-западномъ берегу Кубы; онѣ были въ этой экспедиціи 67 дней и должны были переносить всѣ тягости влажнаго, знойнаго и нездороваго климата. 20 августа 1824, изъ Гаваны былъ посланъ ботъ Икаръ, подъ начальствомъ лейтенанта Крокера, для отысканія разбойничьей шкуны Діаблетто съ 6 пушками и съ 50 человѣкъ экипажа; онъ отправился въ восточномъ направленіи чрезъ Багіа-Гонда и захватилъ пиратовъ, стоявшихъ на якорѣ въ бухтѣ по сю сторону мыса Бланко. Приближаясь, ботъ не удержался отъ нѣсколькихъ выстрѣловъ; нѣкоторые изъ разбойниковъ оставили корабль и бросились на четырехъ шлюпкахъ къ берегу; другіе спрыгнули съ борта и скрылись въ густомъ кустарникѣ; пятеро изъ нихъ пало подъ ружейными выстрѣлами; многіе были ранены, но, по причинѣ болотистой почвы, ихъ нельзя было отыскать. Когда взошли на оставленную шкуну, увидѣли на ней капитана и экипажъ американскаго брига, которыхъ Діаблетто недавно взялъ въ плѣнъ; разбойники поступали съ ними безчеловѣчно и хотѣли ихъ умертвить на слѣдующее утро, щадя до сихъ поръ только для того, чтобы съ ихъ помощію вынесть грузъ изъ брига.

Эти разбойники имѣли много общаго съ марунами и флибустьерами, и хотя никогда не приводили въ исполненіе своихъ намѣреній такимъ ужаснымъ образомъ, но подобно имъ, отличались тою же беззаботностію при продажѣ добычи, тою же жестокостію, неизвиняемою ни самымъ мщеніемъ, тѣмъ же пьянствомъ, страстію къ игрѣ и точно тѣми же неистовствами. Исторія подобныхъ морскихъ разбоевъ одинакова вездѣ.

Атлантическій океанъ сталъ наконецъ безопасенъ для плаванія, но слѣдовавшіе затѣмъ разбои въ Архипелагѣ, во время войны за греческую независимость, представляютъ новое доказательство того, что пренебреженіе нравственными обязанностями всегда необходимо сопровождаетъ политическое возрожденіе необразованныхъ народовъ. Подъ благороднымъ предлогомъ сражаться за независимость своего отечества, Греки постыдными нападеніями на корабли всѣхъ націй уничтожали всѣ усилія своихъ храбрыхъ согражданъ и дѣлали ужасныя вещи съ Турками, попадавшимися въ ихъ руки. Однажды греческій корсаръ взялъ карманскій бригъ; несчастныя жертвы были мучимы неслыханнымъ образомъ и, наконецъ, съ сломленными руками и ногами, живые выброшены въ море, съ насмѣшливыми восклицаніями, что они могутъ теперь спастися въ плавь.

Морскіе разбои у всѣхъ народовъ и при всякомъ вѣроисповѣданіи имѣютъ необходимымъ слѣдствіемъ страшную жестокость. Морское разбойничество Грековъ и Американцевъ прельстило многихъ моряковъ, которые безъ него, вѣроятно, спокойно и честно кончили бы вѣкъ свой. Но эти новички всегда дѣлались жестоки, не менѣе самыхъ старыхъ разбойниковъ; одинъ грабежъ не удовлетворялъ ихъ; съ нимъ необходимо соединялись жестокость и злоба. Намъ извѣстны многочисленные и ужасные примѣры того; но, къ несчастію, можно съ достовѣрностію сказать, что самыя страшныя происшествія скрыты въ глубинѣ моря, ибо очень часто случалось, что ограбленные корабли были потопляемы со всѣми находившимися на нихъ людьми, для уничтоженія всѣхъ слѣдовъ; такимъ образомъ, случайно лишь сдѣлалось извѣстнымъ, что пакетботъ Редполль, о 10 пушкахъ, на пути изъ Ріо-Джанейро былъ взятъ морскимъ разбойникомъ и потопленъ со всѣмъ экипажемъ. Всѣ люди, разорвавшіе нравственныя связи съ обществомъ, необходимо становятся кровожадны; въ ту минуту, когда они дѣлаются разбойниками, ими какъ бы овладѣваетъ злой духъ, и всякія указанія совѣсти заглушаются жаждою крови и жестокостью. Это преимущественно видно изъ жизни тѣхъ изъ нихъ, которые никогда не вступали въ сообщество съ другими пиратами; мы приведемъ для доказательства нѣсколько примѣровъ.

Лѣтомъ 1817 года, нѣсколько Сицилійцевъ, которые до того времени, по всѣмъ собраннымъ о нихъ на мѣстѣ извѣстіямъ, занимались мирнымъ промысломъ перевозчиковъ, вслѣдствіе внезапно пришедшей имъ мысли, снарядили Фелукку для морскаго разбоя. Вооружившись мушкетами, саблями и длинными ножами, они вблизи Милаццо напали на одинъ корабль, умертвили на немъ въ нѣсколько минутъ 12 человѣкъ, одну женщину и одного ребенка, и кромѣ того изувѣчили 3 человѣкъ и 2 женщинъ, оставивъ ихъ полуживыми. Послѣ этой рѣзни, разбойники сѣли посреди мертвыхъ тѣлъ и умирающихъ и сдѣлали пирушку изъ припасовъ, найденныхъ ими на кораблѣ. Черезъ нѣсколько дней послѣ того, эти злодѣи взяли Фелукку ла-Дженероза, убили на ней 3 человѣкъ, согнали 6 остальныхъ въ трюмъ^[3], задѣлали двери на палубу и прорубили отверстія въ днѣ, чтобы потопить судо. Только отъ нѣкоторыхъ кораблей, спасшихся какимъ то чудомъ, можно узнать всѣ жестокости пиратовъ; но такъ какъ эти счастливые случаи, вѣроятно, очень не многочисленны, въ сравненіи съ тѣми, когда корабли совершенно погибаютъ, то отсюда можно заключить о необъятной потерѣ, которую морскіе разбои причиняютъ торговлѣ; многіе изъ такъ называемыхъ пропавшихъ безъ вѣсти кораблей относятся, безъ сомнѣнія, къ этой категоріи. Разсказанный выше случай сдѣлался извѣстнымъ по слѣдующему счастливому обстоятельству. Одинъ мальчикъ, скрывшійся въ парусѣ, остался незамѣченнымъ и, по отъѣздѣ пиратовъ, выпустилъ людей, заключенныхъ въ нижней части корабля. Соединенными усиліями они разломали двери на палубу и удерживали корабль надъ водою "до тѣхъ поръ, пока шедшіе мимо ихъ суда не подали имъ помощи.

Въ іюлѣ 1819 года, англійскій бригъ Елена передъ мысомъ де-Гата (у юго-восточной оконечности Испаніи) подвергся внезапному нападенію пиратовъ, былъ ограбленъ ими, экипажъ его согнанъ въ нижнюю часть корабля, гдѣ были сдѣланы отверстія для потопленія судна. Въ этомъ ужасномъ положеніи одинъ штурманъ, по имени Корнишъ, сохранилъ присутствіе духа, и пока разбойники предавались грабежу, онъ въ разщелину двери на палубу подсмотрѣлъ на переднихъ парусахъ разбойничьяго корабля имя и мѣсто жительства мастера, дѣлавшаго эти паруса. Когда разбойники оставили корабль, заключенные, которымъ отчаяніе придало силы, разломали двери на палубу и вышли на верхъ; но такъ какъ пираты находились еще не далеко, то они должны были вести себя очень осторожно; наконецъ, они сѣли на шлюпку, оставили потопающій корабль и пристали къ испанскому берегу, гдѣ извѣстили о всемъ англійскаго консула.

Между тѣмъ, въ Мальтѣ явился изъ Ливерпуля одинъ корабль, по имени Вилльямъ, котораго экипажъ привлекъ на себя общее вниманіе страшною расточительностію. У одного было множество золотыхъ цѣпочекъ на шеѣ; другой угостилъ огромное количество всякаго сброда людей и уличныхъ музыкантовъ дорогимъ ужиномъ; третій заказалъ для себя портному дюжину бархатныхъ жилетовъ; прочіе дѣлали подобныя же глупости. Но такъ какъ кораблемъ командовалъ извѣстный морякъ, по имени Делано, имѣвшій очень хорошую репутацію, то не было никакого подозрѣнія, и Вилльямъ спокойно отплылъ въ Смирну. Между тѣмъ, извѣстіе о происшествіи, случившемся у мыса де-Гата, пришло въ Мальту, и такъ какъ вмѣстѣ съ нимъ туда же явились два человѣка изъ экипажа Елены, то въ Мальтѣ стали дѣлать дальнѣйшія изслѣдованія. Тогда открылось, что хотя Вилльямъ оставался въ гавани только отъ 29 августа до 3 сентября, но капитанъ его велъ впродолженіе этого времени такую значительную контрабандную торговлю, что многіе изъ мелкихъ купцовъ были завалены его товарами; это обстоятельство, вмѣстѣ съ издержками экипажа и съ дурнымъ, безпорядочнымъ содержаніемъ корабля, почти не оставило сомнѣнія въ томъ, кто ограбилъ Елену.

Въ это время, когда изслѣдованія зашли уже такъ далеко, въ гавани находились только два королевскіе корабля (англійскіе), оба нуждавшіеся въ починкѣ. Страховыя компаніи, рѣшившіяся, во что бы то ни стало, открыть преступниковъ, наняли въ Гибралтарѣ бригъ Фредерикъ, съ экипажемъ въ 20 человѣкъ, взятымъ съ военныхъ кораблей, подъ начальствомъ лейтенанта Гобсона, и послали его за Вилльямомъ. Фредерикъ въ 13 день дошелъ до Смирны, гдѣ Вилльямъ стоялъ на якорѣ, и тотчасъ же былъ признанъ обоими матросами съ Елены за корабль, ограбившій ихъ передъ мысомъ де-Гата. Лейтенантъ Гобсонъ сталъ подлѣ него, но принялъ всѣ мѣры предосторожности, чтобъ уничтожить всякую возможность сопротивленія или бѣгства. Для отвращенія всякаго подозрѣнія, онъ выслалъ ботъ, съ виду въ довольно неисправномъ состояніи, но посадилъ на него своихъ лучшихъ людей, отлично вооруженныхъ, покрывъ ихъ, какъ покрываютъ товары. Въ такомъ видѣ ботъ, тащимый гребнымъ яломъ на якорномъ канатѣ, отправился въ гавань, какъ будто бы съ товарами. Незамѣченный вошелъ онъ туда, но, достигши надлежащаго мѣста, внезапно приблизился къ разбойничьему кораблю и завладѣлъ имъ. Этотъ маневръ былъ исполненъ такъ удачно и неожиданно, что пиратъ и его шайка, объятые ужасомъ, были всѣ взяты въ плѣнъ, за исключеніемъ одного только человѣка, случайно находившагося въ отсутствіи. По прибытіи въ Мальту, они были представлены на судъ. Доказательства ихъ виновности были слишкомъ ясны и несомнѣнны. Делано и весь экипажъ были осуждены и повѣшены всѣ разомъ на кораблѣ Вилльямъ, поставленномъ посреди гавани. Хитрый ихъ адвокатъ, чтобы выиграть время, сдѣлалъ возраженіе противъ законности суда и усильно требовалъ, чтобъ его кліенты были посланы въ Англію, гдѣ многимъ людямъ такого рода удавалось спасти жизнь свою. Но сэръ Томасъ Мэтлэнъ, очень хорошо понимавшій, что если нужно показать примѣръ, то наказаніе должно быть исполнено скоро и недалеко отъ мѣста преступленія, былъ другаго мнѣнія; онъ сказалъ: «Пусть дѣло идетъ своимъ порядкомъ, и если разбойники будутъ уличены въ преступленіи, то ихъ повѣсятъ; а вопросъ о правѣ суда можетъ быть рѣшенъ послѣ.»

Знаменитый Бенето де-Сото, казненный въ 1830 г. въ Гибралтарѣ, представляетъ другой примѣръ страшной жестокости морскихъ разбойнивовъ. Этотъ человѣкъ мирно занимался своимъ промысломъ до тѣхъ поръ, пока не соединился съ штурманомъ невольничьяго корабля Дефенсоръ-де-Педро, чтобъ отнять этотъ корабль у капитана. Онъ предложилъ посадить всѣхъ матросовъ, оставшихся вѣрными капитану, въ ботъ и пустить въ море; предложеніе было принято и объ этихъ людяхъ съ тѣхъ поръ не было и слуху. Въ ту же ночь поднялся сильный вѣтеръ, и на кораблѣ, удалявшемся съ быстротою 10 миль (англійскихъ) въ часъ отъ несчастнаго бота, происходило дикое празднество. Сото, одинъ бывшій въ памяти, подстрекалъ къ этой бѣшеной оргіи, въ которой онъ самъ почти не принималъ участія, и когда новый начальникъ корабля упалъ замертво пьяный, Сото хладнокровно раздробилъ ему голову пистолѣтнымъ выстрѣломъ. Съ этихъ поръ онъ сдѣлался чудовищемъ жестокости. Вскорѣ послѣ этого, одинъ американскій бригъ имѣлъ несчастіе попасться въ его когти. Весь экипажъ его былъ согнанъ въ трюмъ корабля и запертъ тамъ, кромѣ одного Негра, который былъ оставленъ на палубѣ для увеселенія Сото и его безчеловѣчныхъ товарищей. Потомъ, корабль былъ зажженъ, и когда несчастный Африканецъ началъ прыгать съ одного мѣста на другое, спасаясь отъ пламени, свирѣпые зрители смѣялись нечеловѣческимъ хохотомъ; наконецъ, огонь обхватилъ цѣлую часть корабля; бѣдный Негръ упалъ истощенный, и скоро море поглотило и его, и несчастныхъ его товарищей.

Самое близкое къ намъ злодѣяніе Сото былъ грабежъ одного англійскаго корабля Морнингъ-Старъ на пути его изъ Цейлона, въ 1828 году. На этомъ кораблѣ, кромѣ дорогаго груза, было много пассажировъ и между прочимъ 25 инвалидовъ, по большей части съ женами. При островѣ Вознесенія онъ былъ задержанъ Дефенсоромъ-де-Педро; капитанъ его вызванъ на корабль пирата, и какъ скоро явился туда, умерщвленъ вмѣстѣ съ штурманомъ. Часть пиратовъ, подъ начальствомъ одного Барбазана, была отряжена ограбить взятый корабль, умертвить весь экипажъ и наконецъ потопить судно. Разбойники саблями согнали всѣхъ невооруженныхъ пассажировъ въ трюмъ, кромѣ нѣсколькихъ человѣкъ, которые должны были помогать имъ при выгрузкѣ товаровъ. Это продолжалось болѣе двухъ часовъ; потомъ, разбойники сѣли пировать въ каютѣ, куда были согнаны всѣ женщины, и страшные ихъ вопли еще болѣе увеличили ужасъ запертаго внизу экипажа. Къ счастію, злодѣи такъ долго тамъ распутствовали, что разсерженный Сото позвалъ ихъ назадъ, и они, спѣша исполнить его приказаніе, удовольствовались только тѣмъ, что каюту заперли засовомъ, люки (двери на палубу) завалили поклажею и въ кораблѣ прорубили отверстія ниже поверхности воды. Такимъ образомъ корабль былъ предоставленъ неизбѣжной, повидимому, гибели, и Деоенсоръ-де-Педро отчалилъ такъ скоро, какъ только ему дозволилъ обременявшій его грузъ. Несчастныя женщины, такъ случайно оставшіяся въ живыхъ, отворили каютныя двери и освободили мущинъ. Между тѣмъ, корабль скоро наполнился водою и безъ тяжкихъ усилій пассажировъ непремѣнно потонулъ бы ночью. На слѣдующій день, судно, шедшее мимо, взяло несчастныхъ и привезло ихъ въ Англію. Это спасеніе было тѣмъ чудеснѣе, что Сото еще ночью узналъ, что на морнингъ-Старѣ люди были оставлены въ живыхъ и въ бѣшенствѣ воротился, чтобы убить ихъ; но, не нашедши никакихъ слѣдовъ корабля, утѣшился мыслію, что онъ поглощенъ моремъ.

Таковы печальныя слѣдствія морскихъ разбоевъ. Морскія державы для уничтоженія ихъ должны соединить всѣ свои усилія. При этомъ недостаточно ловить однихъ разбойниковъ, но должно преслѣдовать и всѣхъ хранившихъ и продававшихъ ихъ добычу. Уничтоженіе со стороны правительствъ этого рода постоянной войны на морѣ было бы благодѣтельно. Но есть средство, которымъ могутъ воспользоваться, сами морскіе путешественники, именно: они должны вооружаться достаточнымъ образомъ, такъ чтобы всякое, даже большое разбойничье судно не могло нападать на нихъ; такимъ образомъ число разбойничьихъ кораблей необходимо уменьшится, ибо чѣмъ сильнѣе будетъ купеческій корабль, тѣмъ сильнѣе долженъ быть и разбойничій для того, чтобъ одолѣть его, и слѣдовательно тѣмъ труднѣе будетъ его снарядить.

АНТИЛЬСКІЕ ОСТРОВА.

Западная Индія, названная такъ потому, что ее считали частію настоящей Индіи, къ которой Колумбъ нашелъ западную дорогу, есть самая большая группа острововъ на всемъ Атлантическомъ океанѣ; въ ней болѣе 200 острововъ, имѣющихъ названіе, и огромное количество мелкихъ безъименныхъ; пространство всѣхъ ихъ, взятыхъ вмѣстѣ, равняется почти 5,000 квадратныхъ миль весьма плодоносной и роскошной почвы, лежащей въ счастливѣйшемъ климатѣ, хотя по большей части и между поворотными кругами; жаръ умѣряется близостью моря, окружающаго всѣ эти острова и распространяющаго по нимъ свою прохладу, которой способствуютъ также горы, находящіяся на всѣхъ большихъ островахъ.

Большіе и Малые Антильскіе острова (такъ называется рядъ острововъ между Флоридою и устьемъ Оренокко) составляютъ, повидимому, остатокъ ряда горъ, которыя, идя почти параллельно всему Даріенскому перешейку, ограничивали прежде съ востока глубокую долину, можетъ быть, значительно населенную и обработанную, также какъ горы Мехики и Гватималы ограничиваютъ ее и теперь еще съ запада. Эта природная плотина не имѣла, вѣроятно, довольно крѣпости для того, чтобы противостоять постоянному напору огромнаго океана, идущему къ этимъ берегамъ отъ Априки; вѣроятно, онъ разорвалъ ее, и отъ этого долина, лежавшая за нею и образующая теперь Караибское море, заливы Гондурасъ и Мехиканскій, залита была водою. По крайней мѣрѣ, съ достовѣрностію можно сказать, что хребетъ горъ на островахъ, котораго высочайшими вершинами должно считать самые острова (и теперь еще возвышающіеся отъ 4 до 7000 футовъ надъ поверхностью моря) имѣетъ тоже самое образованіе, тоже положеніе и распредѣленіе составныхъ слоевъ, какъ и хребетъ горъ на твердой землѣ, составляющій продолженіе этого ряда острововъ. По мнѣнію другихъ, весь Мехиканскій заливъ составлялъ большое внутреннее море (какъ теперь Средиземное), которое, вслѣдствіе какого нибудь важнаго переворота, соединилось съ океаномъ; это мнѣніе гораздо утѣшительнѣе прежняго, ибо ужасно подумать, что плодоносная, населенная страна, питавшая можетъ быть нѣсколько милліоновъ счастливыхъ людей, вдругъ погибла вмѣстѣ со всѣми своими жителями. И то, и другое могло случиться: и напоръ моря, и вулканическая дѣятельность могли разорвать плотину. Стремленіе моря существуетъ еще и теперь и вездѣ оказываетъ свою силу, а огнедышащія горы, которыя дѣйствительно могутъ прорвать большую плотину, лежатъ еще цѣлыми рядами, частію угасшія, частію, въ полной, страшной дѣятельности, колебля острова землетрясеніями и добрасывая, при благопріятномъ, вѣтрѣ, пепелъ свой до Европы.

Здѣсь находимъ мы первый ясный примѣръ рожденія коралловъ, которые, выходя изъ моря, образуютъ исполинскія массы, рядъ подводныхъ камней, твердые утесы, которыми окружаютъ острова и дѣлаютъ приближеніе къ нимъ весьма опаснымъ, такъ, что корабль очень легко можетъ разбиться объ эти. скрытыя скалы. Здѣсь можно видѣть яснѣе, чѣмъ, гдѣ либо, примѣръ засоренія бухтъ и проходовъ въ море, которое въ этомъ мѣстѣ (гдѣ сходятся встрѣчныя теченія отъ сѣверной къ южной и отъ южной къ сѣверной Америкѣ, также какъ и отъ около лежащихъ острововъ) останавливается, выбрасывая здѣсь, все, что приноситъ съ собою. Равнымъ образомъ сильно и зассореніе отъ рѣкъ, приносящихъ илъ и. песокъ.

Отъ Делавара къ югу до Флориды всѣ входы въ гавани наполнены поперекъ лежащими мелями, весьма часто опасными; въ формахъ ихъ постоянно происходятъ перемѣны; мелкія воды часто перемѣняютъ мѣста свои; въ Мерилендѣ рѣка Потовмакъ дѣлаетъ большіе наносы, а въ Виргиніи рѣки Руппоганокъ и Джемсъ; въ обѣихъ Каролинахъ происходятъ тѣ же явленія, равно какъ и въ Георгіи при устьѣ Альтамаги.

Всѣ эти наносы вмѣстѣ далеко меньше наносовъ Миссисипи, одной изъ величайшихъ рѣкъ на земномъ шарѣ, которой одна дельта больше всего Египта; при устьѣ этой исполинской рѣки видно ясно образованіе новой земли въ морѣ; на восточномъ берегу главнаго устья рѣки, земля эта имѣетъ 9 миль ширины, на западномъ она простирается болѣе чѣмъ на 30 географическихъ миль, и оконечность дельты при Муншукѣ входитъ также на 30 географическихъ миль въ новой материкъ. Скорость образованія земли считаютъ тамъ въ одну французскую милю въ теченіе 100 лѣтъ, и это исчисленіе основывается на положеніи вѣхи, поставленной въ этомъ мѣстѣ Французами при ихъ первомъ поселеніи, въ 2,000 тоазовъ отъ испанской.

Очень замѣчательно, что, продолжая это счисленіе назадъ и принимая въ разсчетъ, что начало дельты отстоитъ отъ моря на 40 франц. миль, мы придемъ къ такому заключенію: наносы Миссисипи начались за 4,000 лѣтъ назадъ, именно въ то время, къ которому Библія относитъ всемірный потопъ, съ котораго должно было начаться образованіе всѣхъ новыхъ земель, ибо старыя были имъ разрушены.

Дельта Нила образуется изъ ила, песку и плодоносной земли; при образованіи же дельты Миссисипи встрѣчается совершенно особенное обстоятельство. Извѣстно, что Миссисипи протекаетъ огромные первобытные лѣса, въ которыхъ распространяются потоки ея, разрываютъ почву и вырываютъ съ корнемъ самыя старыя деревья. Постоянно увеличивающаяся рѣка увлекаетъ съ собою огромное количество этихъ деревьевъ, и ихъ остатки, окруженные тиною, образуютъ такія большія и твердыя массы въ руслѣ, у береговъ и при устьѣ, что якори кораблей, попадающіе въ эту вязкую землю, не могутъ быть вытащены оттуда. Эти наносы образуютъ подвижные острова, по причинѣ которыхъ проточная вода въ устьѣ безпрестанно измѣняетъ свое мѣсто.

На западномъ рукавѣ Миссисипи, на Айгагафалайѣ, образующемъ при своемъ отдѣленіи отъ главной рѣки вершину дельты, это явленіе имѣло важныя послѣдствія. Этотъ рукавъ, который одинъ больше Пида, былъ нѣкогда судоходенъ до земли Атаканосъ, слѣдственно на 15 географическихъ миль отъ моря, но плавающія деревья сдѣлали невозможнымъ всякій проѣздъ; они даже образовали на пространствѣ двухъ почти географическихъ миль родъ пловучаго моста, который во многихъ мѣстахъ такъ твердъ, что на немъ показываются растенія и даже деревья значительной величины, и воду, протекающую подъ ними, можно замѣтить только по шуму, ею производимому.

Достойно замѣчанія, что вода Миссисипи прежде стояла гораздо выше въ странахъ, удаленныхъ отъ ея дельты; это видно не только по раковинамъ, по наноснымъ слоямъ земли и т. п., но еще и потому, что на огромныхъ, неприступныхъ утесахъ этихъ странъ, высоко стоящихъ надъ теперешнею поверхностію воды, находятся весьма древнія произведенія рукъ человѣческихъ, разная скульптура, рѣзьба и т. п., что встрѣчается и во многихъ странахъ сѣверной Америки на голыхъ утесахъ. Съ этими извѣстіями находится, повидимому, въ связи сказаніе о великомъ потопѣ, которое обще сѣверо-американскимъ дикарямъ со всѣми другими народами.

Приращеніе береговъ Новой Испаніи со стороны Мехиканскаго залива видно во многихъ мѣстахъ яснымъ образомъ; также и на Вестъ-Индскихъ островахъ замѣтно нарастаніе береговъ и засореніе бухтъ; но, какъ сказано выше, это происходитъ не отъ рѣкъ, а отъ самаго моря, запружающаго восточные берега этихъ острововъ: поэтому и нарастаніе береговъ совершается только на восточной сторонѣ, противъ которой направлено главное стремленіе океана; на западной же сторонѣ этого нѣтъ: тамъ берега обрываются круто.

НЬЮФАУНДЛЕНДЪ.

Какъ сильное морское теченіе увеличиваетъ берега Антильскихъ острововъ, — цвѣтущія, роскошнѣйшія страны въ свѣтѣ, точно также дѣйствуетъ и обратное теченіе при Ньюфаундлендѣ. Огромная.мель, образовавшаяся передъ этимъ дикимъ островомъ, наполненнымъ пустынями, на которыхъ не ростетъ никакихъ деревьевъ, нанесена туда большимъ теченіемъ океана (Golfstrom) и постоянно увеличивается съ юга, оттѣсняя самое теченіе далѣе и далѣе къ югу. На этомъ мѣстѣ берега производится обширная рыбная ловля, снабжающая всю Европу трескою. Вестъ-Индскіе острова необыкновенно богаты рыбою всякаго рода; рѣки и озера, также какъ и окружающее море, наполнены ею; но жители оставляютъ эти сокровища почти совершенно нетронутыми: рыбы ловится столько, сколько нужно католикамъ для постовъ; на Ньюфаундлендѣ же рыбная ловля образуетъ огромный торговый промыслъ, отъ котораго живетъ почти весь островъ, хотя и лежащій подъ одинаковой широтой съ южной Германіею и сѣверной Испаніею, но необыкновенно холодный, такъ что овесъ поспѣваетъ на немъ едва въ три года разъ, другихъ же хлѣбныхъ растеній вовсе нельзя тамъ сѣять.

Треска принадлежитъ къ породѣ вахней (gadus) и обыкновенная треска называется по латыни gadus morrhua. У ней крупная чешуя, сверху пепельнаго цвѣта, съ желтенькими пятнами, снизу бѣлаго; у нижнихъ жабръ ея находится нѣсколько усовъ; а на спинѣ три съ желтыми крапинами плавательныхъ пера; такого же цвѣта переднія плавательныя перья; на брюхѣ перья сѣрыя, а на груди совершенно желтыя. Треска живетъ во всѣхъ моряхъ, особенно между Европой и Америкой, между 40 и 60 градусами сѣверной широты, въ огромномъ количествѣ, преимущественно въ то время, когда мечетъ икру; тогда ее такъ много, что простою острогою можно проколоть насквозь нѣсколько рыбъ, ибо въ это время онѣ лежатъ плотно другъ около друга. Длиною она бываетъ отъ 2 до 4, рѣдко въ 5 футовъ, и въ такомъ случаѣ она вѣситъ 70 фунтовъ и даже болѣе; но обыкновенный вѣсъ ея не превышаетъ 30 фунтовъ. Самка кидаетъ отъ 3 до 4, даже до 9 милліоновъ яицъ. Это ненасытная хищная рыба: она ѣсть всѣхъ маленькихъ морскихъ животныхъ, глотаетъ камни, желѣзо, все что ни попало, и выбрасываетъ вонъ непереваривающіяся вещи безъ всякаго для себя вреда. Отъ января до марта мечетъ она икру, и впродолженіе этого времени ее не трогаютъ; ловля начинается уже по немногу съ апрѣля, но большая ловля — съ 10 іюня. Тогда почти всѣ націи принимаютъ въ ней участіе; одни Англичане употребляютъ здѣсь 150 большихъ, 1,500 среднихъ и 300 малыхъ судовъ, съ 25,000 человѣкъ экипажа. Въ одномъ Парижѣ, до революціи, во время поста потреблялось 20 милліоновъ штукъ трески; въ Испаніи ежегодно потребляется болѣе 5 милліоновъ центнеровъ. Впрочемъ, количество потребляющейся въ Парижѣ трески выставлено невѣрно, ибо въ такомъ случаѣ, на 500,000 жителей Парижа, въ 49 дней поста приходилось бы на каждаго человѣка, взрослаго и малолѣтняго, по 40 штукъ трески, что невѣроятно; да къ тому же въ такомъ случаѣ вся Испанія потребляла бы не болѣе одного Парижа, ибо 20,000,000 штукъ трески составляютъ по крайней мѣрѣ 4 милліона центнеровъ.

Къ Ньюфаундлендской мели посылаются корабли отъ 100 до 200 тоннъ; на нихъ садится отъ 20 до 30 человѣкъ экипажа, снабженнаго жизненными припасами на 9 мѣсяцевъ (на случай, если корабль отнесетъ въ другую сторону вѣтромъ; иначе имъ не нужно было бы провіанту на такъ долгое время) и всѣмъ необходимымъ для ловли, какъ напр. снарядами, приманкою для рыбы и проч. Обыкновенно въ концѣ мая они достигаютъ Ньюфаундленда. Здѣсь корабль становится на якорь и до того времени, пока начнется ловля, почти совершенно разснащивается: паруса, канаты, мачты снимаются и онъ приготовляется къ ловлѣ. На нее посылаются даже большія корабли о 30 и 40 пушкахъ и съ 200 человѣкъ экипажа; при такихъ корабляхъ обыкновенно находится отъ 20 до 25 маленькихъ судовъ, которые разбираются по частямъ, такъ что занимаютъ мало пространства. По достиженіи мѣста ловли, эти суда собираются, на каждое изъ нихъ садится по 4 человѣка и они отправляются къ мели. Всѣ удочки или прикрѣпляются къ огромной веревкѣ, которая поддерживается на водѣ пустыми бочками, или каждый матросъ держитъ въ рукахъ по двѣ удочки. Матросъ становится въ бочку, внизу широкую, а сверху узкую, такъ что ея верхній край доходитъ ему по брюхо; онъ покрывается соломеннымъ вѣнкомъ, съ котораго, также какъ и съ бочки, стекаетъ вода, которою обрызгиваетъ его рыба. Сзади придѣлана деревянная будка, покрывающая почти всего его и защищающая его отъ дождя и вѣтра, такъ что онъ стоитъ въ ней какъ часовой въ своей будкѣ.

Какъ скоро суда достигнутъ какой нибудь цѣпи подводныхъ камней или мелкаго мѣста, всѣ удочки прикрѣпляются къ бокамъ лодокъ, и на поплавки, изъ крѣпкой стали, съ большими крючками, надѣвается приманка; рыбакъ, сидя въ ровномъ разстояніи отъ ввѣренныхъ ему удочекъ, ждетъ удобной минуты, передвигаетъ ихъ время отъ времени, и какъ скоро видитъ, что снурокъ нѣсколько колеблется или немного натягивается, тотчасъ выдергиваетъ рыбу изъ воды и бросаетъ ее въ свою лодку или на снуркѣ, или, если она тяжела, то вилами; тогда другой матросъ вставляетъ ей въ зѣвъ деревянный брусокъ, принуждающій ее держать пасть разинутую; потомъ, вырѣзываетъ у нея языкъ, и здѣсь то выказывается прилежаніе и искусство рыбака; каждый матросъ добываетъ отъ 150 до 200 штукъ трески ежедневно.

Народы, не имѣвшіе особой привилегіи, должны были производить ловлю трески въ открытомъ морѣ, прямо съ кораблей; но такъ какъ это въ высшей степени неудобно, то право ловить рыбу у береговъ Ньюфаундленда и укладывать ее въ бочки на самомъ островѣ долго составляло предметъ войны и договоровъ; теперь многіе народы имѣютъ на островѣ свои собственныя поселенія.

Мѣсто, гдѣ производится приготовленіе рыбы, называется сценою: это деревянный домъ, стоящій на берегу, почти надъ самой водою. Зданіе построено изъ крѣпкаго лѣса и довольно велико; на одномъ концѣ стоитъ столъ, за которымъ сидятъ два человѣка: одинъ изъ нихъ называется горло-рѣзомъ, другой голово-рѣзомъ. Первый широкимъ ножемъ разрѣзываетъ горло до спинной кости и передаетъ рыбу другому; этотъ вырываетъ у ней печень и бросаетъ въ корзину подъ столъ; потомъ вычищаетъ потроха, которые, сквозь большую воронку, падаютъ въ море;, далѣе, упираетъ рыбу внизъ головою къ углу стола, обрѣзаннаго полукругомъ и обдѣланнаго сталью, инаносить рыбѣ правою своей рукою, обшитою крѣпкой кожей для защиты отъ ранъ, ударъ, которымъ голова отдѣляется отъ туловища; туловище отъ удара летитъ черезъ столъ къ разрѣзывателю, а голова въ это время сквозь воронку падаетъ въ море; засимъ начинается подобная же операція надъ другою рыбою, которой первый работникъ разрѣзалъ уже между тѣмъ горло. Третій человѣкъ — пластунъ, вырѣзываетъ у рыбы ножемъ спинную кость, распластываетъ всю рыбу пополамъ до низу и бросаетъ кость сквозь воронку въ море, а рыбу, расправивши, кладетъ въ бочку, которая, какъ скоро наполнится, смѣняется пустою; наполненная же относится и для соленія на задній конецъ сцены. Тамъ новый работникъ вынимаетъ изъ бочки каждую рыбу, раскладываетъ ее во всю ширину и въ одинаковомъ положеніи, посыпаетъ, смотря по величинѣ, большимъ или меньшимъ количествомъ соли; потомъ, на первый рядъ рыбы кладетъ другой, на другой третій и т. д., впрочемъ не сдавливаетъ ихъ сильно. Въ другихъ мѣстахъ треска приготовляется и солится не въ бочкахъ, а въ лодкахъ, и этотъ родъ приготовленія заслуживаетъ неоспоримое предпочтеніе по меньшей тратѣ соли, большему порядку, а равно и потому, что всѣ рыбы равномѣрно просаливаются. Однако на большихъ рынкахъ бочешная треска предпочитается лодочной. Въ лодкахъ она лежитъ по 4 дня, въ бочкахъ по 5 и 6 дней; потомъ, прежде чѣмъ пропитается совершено солью, чисто моется морскою водою въ кадкахъ, до 8 футовъ длины и около 3 ширины и глубины, а послѣ этого складывается въ кучи для того, чтобы съ нея сбѣжала вода: такъ лежитъ она впродолженіе одного или двухъ дней, смотря по погодѣ. Изъ кучъ она выкладывается на свѣжій воздухъ рядами, такъ что голова втораго ряда приходится у хвоста перваго и разрѣзанною стороною обращена къ солнцу. Такимъ образомъ ее раскладываютъ на песчаныхъ берегахъ, или на голой землѣ, или на устроенныхъ для этого подмосткахъ. Такъ какъ свободный проходъ воздуха очень полезенъ, предохраняя рыбу отъ гніенія, то высокіе подмостки предпочитаются низкому берегу.

Вечеромъ въ первый день рыбу оборачиваютъ внѣшнею гладкою ея стороною кверху и накладываютъ по три, одна на другую, для предохраненія отъ тумана и ночной росы. Поутру ее опять оборачиваютъ внутреннею стороною кверху, оставляютъ насолнцѣ, а вечеромъ накладываютъ штукъ по 5 и 6, одна на другую; это продолжается 3 дня, по истеченіи которыхъ рыбу складываютъ въ кучи отъ 8 до 10 штукъ, на четвертый отъ 18 до 20, на пятый до 30, и тогда она уже считается приготовленною;, впрочемъ, если позволяетъ погода и терпитъ время, ее оставляютъ на воздухѣ въ кучахъ еще недѣлю или двѣ. Потомъ, рыбу опять разбираютъ и большими кругами складываютъ вмѣстѣ, такъ что внутренность ея обращена въ середину, а спина кверху; отъ этого образуются полукруглыя кучки, которыя покрываются отъ тумана рогожами и каменьями. Въ такомъ положеніи рыба лежитъ нѣсколько времени, а потомъ ее относятъ въ анбары или на корабли. Особенно должно остерегаться, чтобы высушенную рыбу не промочилъ дождь, ибо отъ этого она портится цѣлыми кучами. Въ Ньюфаундлендѣ лѣтомъ внезапно бываютъ проливные дожди, и въ такомъ случаѣ трудно описать замѣшательство и поспѣшность, съ которою убираютъ рыбу: мѣста для сушенія тотчасъ наполняются мущинами, женщинами и дѣтьми, спѣшащими оборотить рыбу и сложить ее въ кучи. Прибыль отъ ловли, средства заплатить сдѣланные зимою долги и пріобрѣсти необходимое для пропитанія рыбаковъ и семействъ ихъ, все зависитъ отъ умѣнія воспользоваться временемъ, ибо малѣйшая влажность портитъ рыбу.

Британскіе рыбаки, въ 1813 году, добыли не менѣе 46 милліоновъ штукъ трески, американскіе 30 милл., французскіе 20 милл., и т. д. Къ этому должно еще присовокупить 2,000 тоннъ превосходнаго жиру, вывариваемаго изъ печени трески и необходимаго во многихъ производствахъ^[4]. По торговлѣ этой статьею находится въ обращеніи всего до 60 милліоновъ рублей ассиги., причемъ чистаго барыша получается 40 милліоновъ.

Не такъ выгоденъ другой предметъ ловли въ Ньюфаундлендѣ, ловля тюленей. Тюлень, хотя большею частію живетъ въ водѣ; но дѣтей раждаетъ на сушѣ, на меляхъ, утесахъ и на маленькихъ островкахъ. Молодые тюлени дышатъ тотчасъ послѣ рожденія; но, хотя и могутъ удерживать дыханіе на нѣсколько времени, однако принуждены держать ноздри надъ поверхностію воды, чтобъ освободить легкія отъ углекислаго газа и вдохнуть въ себя свѣжій воздухъ. Тюлени иногда нуждаются въ покоѣ и тогда довольно долго остаются на землѣ; для этого они собираются въ опредѣленное время, особенно когда мечутъ и кормлятъ дѣтей, и сидятъ въ огромномъ количествѣ на льдинахъ и на дикихъ скалахъ. Заднія ноги мало помогаютъ имъ въ ходьбѣ; но своими крѣпкими когтями на переднихъ лапахъ они вцѣпляются такъ сильно въ скалы и ледъ, что легко вскарабкиваются на берегъ, двигаются и даже скатываются по гладкимъ льдинамъ. Даже раненные они уходятъ такимъ образомъ отъ охотниковъ, и какъ скоро доберутся до воды, то спасаются отъ своихъ преслѣдователей. Они спятъ по большей части днемъ на льдинахъ, называемыхъ поэтому тюленьими лугами; ихъ часто находятъ тамъ храпящихъ при теплыхъ солнечныхъ лучахъ или играющихъ между собою. Охотники стараются подстеречь ихъ во время сна и нападаютъ на нихъ съ тяжелыми дубинами и кистенями; посредственный ударъ по носу тотчасъ убиваетъ тюленя. Если нападеніе внезапно, то его очень легко поймать; иногда тюленей стрѣляютъ, но рѣдко, ибо отъ этого всегда портится кожа.

Ньюфаундлендцы съ февраля начинаютъ готовиться къ тюленьей охотѣ. Суда всегда берутся небольшія, шкуны по большой мѣрѣ въ 90 тоннъ, боты въ 30 тоннъ; на первыя садится отъ 12 до 18, на вторые отъ 10 до 12 матросовъ. Въ половинѣ, марта, обыкновенно въ дурную погоду, выступаютъ они въ путь, пробиваются, гдѣ можно, черезъ спершіяся льдины и отыскиваютъ тюленій лугъ; на немъ тотчасъ начинается страшное опустошеніе: маленькихъ тюленей убиваютъ, а большихъ, если они оказываютъ сопротивленіе, перестрѣливаютъ. Мертвыя тѣла бросаютъ въ суда, кожу и жиръ снимаютъ, а остальное выкидываютъ въ море и потомъ отыскиваютъ другой тюленій лугъ; это продолжается до тѣхъ поръ, пока суда не нагрузятся. Обыкновенно такая поѣздка продолжается около 5 недѣль, такъ что до конца мая дѣлаютъ двѣ поѣздки, изъ которыхъ каждая приноситъ всякому матросу вообще отъ 10 до 12 фунтовъ стерлинговъ, (отъ 60 до 72 руб. сер.). На берегу жиръ рѣжется въ куски, топится и идетъ въ торговлю. Кожа тщательно оскабливается, складывается въ вязки, по пяти штукъ каждая, и въ такомъ видѣ отсылается. Этотъ промыслъ приноситъ ежегодно 2 милліона рубл. ассигн.

Обѣ эти отрасли торговли суть единственныя средства жизни для Ньюфаундлендцевъ, ибо земледѣлія и скотоводства у нихъ нѣтъ; мущины охотою добываютъ нѣсколько мяса для домашняго обихода; все прочее покупается, а нужныя для этого деньги пріобрѣтаются ловлею трески и тюленей; удочки и сѣти замѣняютъ для Ньюфаундлендцевъ поле и лугъ. Одно море доставляетъ имъ все нужное, ибо превосходная семга, сельди и тысячи другихъ вкусныхъ рыбъ находятся тамъ подъ рукою, на меляхъ, согрѣваемыхъ солнечными лучами, и страна сама по себѣ не бѣдна, ибо умѣренные жители ея добываютъ все нужное продажею произведеній своего края.

АЗОРСКІЕ ОСТРОВА.

Если мы для продолженія круга, начинавшагося Антильскими островами, обратимся къ юго-востоку отъ сѣверо-западнаго берега Атлантическаго океана, ограниченнаго здѣсь Соединенными Штатами и Британской сѣверной Америкой, то натолкнемся на Азорскіе острова; эта группа острововъ находится почти на срединѣ дороги изъ Европы въ Америку, но причисляется обыкновенно къ Америкѣ, хотя и лежитъ 20 градусами ближе къ Португаліи, чѣмъ къ Филадельфіи. Девять изъ этихъ острововъ недавняго вулканическаго происхожденія, и на нихъ находятся по большей части еще горящіе вулканы, выбрасывающіе лаву или кипятокъ. Они очевидно имѣютъ связь съ рядомъ вулкановъ, идущихъ отъ южной Америки къ Вестъ-Индскимъ островамъ, и замѣчачательны тѣмъ, что составляютъ горнило необыкновенно пространныхъ подземныхъ и подводныхъ слоевъ горючихъ веществъ, которыя часто потрясаютъ, въ одно и тоже время и Европу и Америку. Если они, вмѣстѣ съ вулканами Антильскихъ острововъ и съ вулканами материка южной Америки, находятся въ дѣятельности, тогда вообще нечего безпокоиться за земли, лежащія вокругъ нихъ; но какъ скоро дѣйствіе ихъ прекращается (конечно, не навсегда, какъ въ вулканахъ Франціи и Германіи), то жители этихъ странъ находятся въ постоянномъ страхѣ.

Азорскіе острова, кромѣ того, что составляютъ средній пунктъ между Европой и Африкой, въ морскомъ отношеніи представляютъ мало замѣчательнаго, ибо рыбъ и морскихъ животныхъ тамъ столько же, сколько и на многихъ другихъ берегахъ океана; однако любопытно выслѣдить протяженіе вулканической группы, производящей землетрясенія, главнымъ образомъ замѣтныя по волненію моря.

Самое примѣчательное въ этомъ отношеніи землетрясеніе 1755 года, самое страшное для Европы и можетъ быть сильнѣйшее изъ всѣхъ, когда либо бывшихъ въ этой части земнаго шара. Океанъ при этомъ случаѣ затопилъ берега Швеціи, Англіи и Испаніи, а въ Америкѣ острова Антигуу, Барбадосъ и Мартинику. Въ Барбадосѣ рѣка, имѣвшая только отъ 24 до 28 дюймовъ высоты, поднялась до 20 футовъ въ заливѣ Карлейльскомъ, и вода въ ней сдѣлалась темною, какъ чернила, вѣроятно, отъ веществъ, поднявшихся съ морскаго дня. Во время землетрясенія, берегъ по близости Лиссабона внезапно обнажился отъ воды на довольно значительномъ пространствѣ, и море вдругъ удалилось отъ него на большое разстояніе: но также скоро поднялась исполинская волна, въ 50 футовъ высоты, которая опять покрыла его и въ шествіи своемъ назадъ увлекла за собой все, что находилось на ея дорогѣ. Въ Кадиксѣ затопило городъ волною, еще выше, въ 60 футовъ. Даже въ швейцарскихъ озерахъ, именно въ женевскомъ, были чувствительны страшныя дѣйствія землетрясенія, всколебавшаго полсвѣта; впрочемъ, тамъ они не были такъ ужасны, какъ въ Гваделупѣ, гдѣ морскія волны набѣгали два раза на городъ и, возвращаясь назадъ, все таки оставались на 10 и на 12 футовъ выше обыкновеннаго водополья. Подобныя же явленія были въ Мартиникѣ и въ озерахъ канадскихъ, именно въ Онтаріо, гдѣ они имѣли большое сходство съ землетрясеніемъ, бывшимъ въ швейцарскихъ озерахъ.

При разсмотрѣніи этого факта, такъ же какъ и другаго, всѣмъ извѣстнаго, что корабли, которые въ этотъ роковой, страшный день перваго ноября (1755) находились въ морѣ, чувствовали землетрясеніе болѣе или менѣе сильное, по мѣрѣ того, какъ они приближались, или удалялись отъ его круга, каждому невольно приходитъ на умъ мысль о подводной связи вулканическихъ силъ. Многіе корабли внезапно погибли на морѣ, другіе были вдругъ подымаемы кверху и потомъ такъ сильно кидаемы внизъ, что думали потонуть въ бездонной глубинѣ моря, когда разсыпающіяся волны со всѣхъ сторонъ били ихъ бока, вырывали доски, руль и ломали мачты, какъ прутья — и вдругъ остовъ корабля, окруженный зелеными волнами, побѣдоносно выходилъ изъ страшной битвы съ такою опасностію, хотя и не безъ сильной потери. Въ другихъ случаяхъ ломались балки въ связахъ, весь корабль трясся, какъ листъ, но землетрясеніе не имѣло дальнѣйшихъ слѣдствій. Впрочемъ, эти счастливые случаи условливались тѣмъ, что корабль находился внѣ круга вулканическаго движенія и что море поднималось и волновалось только отъ распространявшихся оттуда колебаній.

Невозможно исчислить, сколько несчастій причинено было землетрясеніемъ; но по разсказамъ современниковъ, видѣвшихъ все это собственными глазами, число ихъ было необыкновенно велико. Впрочемъ, должно замѣтить, что эти несчастія случаются не постоянно, подобно несчастіямъ отъ бурь и кораблекрушеній: въ одномъ году они многочислены, а впродолженіе многихъ слѣдующихъ годовъ вовсе незамѣтны. Извѣстно (если уже надо привести примѣръ), что при землетрясеніи, случившемся въ 1746 г. въ Лимѣ, 23 корабля, находившіеся въ гавани, были разбиты волнами и потонули. Въ 1786 г., при Каллао (лимскій городъ съ гаванью) волны поднялись на высоту 84 футовъ, затопили городъ и вмѣстѣ съ тѣмъ сломали 60 кораблей. Даже въ Европѣ бываютъ подобныя явленія. При землетрясеніи въ Калабріи, въ 1783 г., море поднялось выше всего берега и поглотило огромное количество народу. У кораблей, стоявшихъ въ Караибскихъ гаваняхъ, пушки и якори поднялись на 10 и 12 дюймовъ и потомъ, падая, пробили палубу; многія суда при этомъ случаѣ совсѣмъ погибли. Еще хуже было въ Сиракузахъ, гдѣ, въ 1693 г., землетрясеніе не только разрушило весь городъ, но отбросило море отъ берега, и корабли, стоявшіе въ гавани, частью остались на сушѣ и разбились отъ такого сильнаго толчка, частью были увлечены моремъ и раздробились другъ объ друга; тѣ же изъ нихъ, которые устояли противъ обоихъ этихъ нападеній, при второмъ, столь же внезапномъ возвращеніи моря, были далеко брошены на твердую землю и разбиты этимъ ужаснымъ потрясеніемъ. Въ то время, въ Сиракузкой гавани погибло около 100 кораблей.

Самый большой изъ Азорскихъ острововъ есть островъ Терцейра. Онъ имѣетъ отъ 10 до 11 квадратныхъ миль пространства и отъ 24 до 50 тысячъ жителей (число ихъ неизвѣстно точнымъ образомъ; мы ничего не знаемъ о состояніи испанскихъ и португальскихъ владѣній, ибо оба народа съ мрачною подозрительностію прикрываются въ этомъ отношеніи непроницаемой завѣсой). Островъ гористъ, какъ и всѣ вулканическія страны, очень плодороденъ, богатъ рѣками; но, къ несчастію, подверженъ частымъ землетрясеніямъ, которыя впрочемъ не такъ разрушительны, какъ было землетрясеніе, посѣтившее, въ 1808 г., островъ Санъ-Іорге (одинъ изъ Азорскихъ острововъ).. Обыкновенно ему предшествуетъ подземный громъ и глухой шумъ, за которымъ слѣдуетъ самое землетрясеніе; вообще оно, если бываетъ не слишкомъ сильно, чрезвычайно возвышаетъ плодородіе почвы. Острова эти очень важны для торговыхъ народовъ, ибо на нихъ, какъ на среднемъ пунктѣ, можно снабжаться водою и свѣжими припасами; доставленіемъ жизненныхъ припасовъ и питаются жители Азорскихъ острововъ.

КАНАРСКІЕ ОСТРОВА.

Другая группа острововъ на Атлантическомъ океанѣ, лежащая еще ближе къ материку Стараго Свѣта, у сѣверно-западнаго берега Африки, называется Канарскими островами. Эти тринадцать острововъ (изъ которыхъ 7 большихъ обитаемы) назывались нѣкогда Счастливыми островами; но неизвѣстно, тождественны ли они съ Атлантидою. Еще въ 72 году до Рождества Христова, два изъ нихъ были открыты Серторіемъ, а нѣсколько позже — три другихъ Статіемъ Схоресомъ, изъ Гадеса, и Юбою. Эти пять острововъ назывались тогда: Юнона — теперь Пальма, Омбра или Плувіалія — теперь Ферро, Капрарія — теперь Гомера, Конваллисъ — теперь Тенериффа, и Планарія — теперь Лансерота. На одномъ изъ нихъ было, говорятъ, очень много собакъ (canis) и поэтому всѣ они названы Канарскими (Собачьими). Всѣ эти острова были тогда необитаемы и потому скоро были совершенно забыты до тѣхъ поръ, пока, между 1316 и 1334 годами, открыли ихъ опять испанскіе мореходцы, нашедшіе на нихъ образованный и храбрый народъ Гуанчей. Въ Европѣ были распространены объ этомъ запутанныя извѣстія до того времени, когда, въ 1345 году, папа Климентъ VI сдѣлалъ инфанта Луиса-де-ла-Церду королемъ Счастливыхъ острововъ. Онъ однако никогда не владѣлъ ими, и посланная имъ экспедиція воротилась съ урономъ, ибо храбрые жители мужественно отразили ее. Шестьдесятъ лѣтъ спустя, Французскій рыцарь Жанъ-деБетанкуръ, получивъ въ ленъ^[5] Канарскіе острова, вооруженною рукою взялъ (1403) Лансероту и Ферро, и управлялъ ими самъ, а потомъ передалъ своимъ наслѣдникамъ, которые и владычествовали тамъ до-тѣхъ поръ, пока мужская линія вымерла. Тогда одинъ Кастиліянецъ Геррера, женатый на дочери одного изъ потомковъ этого Бетанкура, въ 1464 году, привелъ туда европейское войско и сдѣлалъ нападеніе на Тенериффу и Канарію. Эти нападенія не имѣли совершенно никакого успѣха, ибо мужественные Гуанчи отражали ихъ. Только королева Изабелла сдѣлала серьёзную попытку завоевать острова; она была такъ сильна, что туземцы покорились. Въ 1487 году Канарія и въ 1493 году Тенериффа сдались во власть Испанцевъ, которые и тамъ, какъ и вездѣ, воздвигли трофеи своей славы изъ костей умерщвленныхъ Гуанчей; все народонаселеніе острова было истреблено; большее число пало отъ меча непріятеля, другіе, принявшіе или непринявшіе христіанской вѣры, были истреблены на кострахъ инквизиціи. Теперь нѣтъ ни одного Гуанчи, и Испанія спокойно владѣетъ островами.

Семь обитаемыхъ острововъ называются: Тенериффа, Канарія, Пальма, Фортавентура, Гомера, Лансерота и Ферро. Послѣдній есть самый меньшій изъ названныхъ нами и замѣчателенъ тѣмъ, что его долго считали самымъ крайнимъ западнымъ пунктомъ обитаемой земли, и потому провели черезъ него первый меридіанъ и начинали съ него счисленіе градусовъ. Онъ очень туманенъ; это тѣмъ страннѣе, что на прочихъ островахъ совсѣмъ нѣтъ тумановъ; надъ одной растущей на немъ липой, довольно значительной величины и протяженія, которая этимъ именно знаменита и вмѣстѣ съ драконовымъ деревомъ на Тенериффѣ, при Оратавѣ, считается за толстѣйшее дерево въ свѣтѣ, виситъ всегда, даже въ самую ясную погоду, туманъ, который падаетъ на листья и придаетъ имъ видимую постоянную свѣжесть; что стекаетъ съ листьевъ на дерево, сбирается въ колодезь, устроенный у его подошвы.

Всѣ эти острова имѣютъ совершенно вулканическую поверхность и, какъ кажется, находятся въ связи съ Азорскими. Высочайшія вершины горъ находятся почти всегда въ срединѣ острововъ; нѣкоторыя изъ нихъ такъ высоки, что большую часть года покрыты снѣгомъ. На скатахъ этихъ горъ, подъ защитою огромныхъ утесовъ, лежатъ прекрасныя, теплыя долины и небольшія поляны, чрезвычайно плодородныя. Чѣмъ ближе подвигаешься къ берегу, тѣмъ площе становятся холмы; самые берега по большей части окружены утесами. Большая часть этихъ вулкановъ уже выгорѣла; высочайшій изъ нихъ пикоде-Тейде на Тенериффѣ, отъ 12 до 13 тысячь футовъ высоты, съ 1704 года находится въ бездѣйствіи и только иногда черезъ боковыя отверстія выкидываетъ небольшія потоки лавы, — признакъ того, что онъ не совсѣмъ еще потухъ. Напротивъ, пикъ Мучачесъ на Пальмѣ горитъ постоянно. Такіе мелкіе острова не могутъ имѣть рѣкъ, но съ высокихъ, постоянно влажныхъ горъ течетъ много ручьевъ, которыми орошаются поля, лишенныя дождя часто въ продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Въ тропическое дождливое время эти ручьи такъ наполняются водою, что падаютъ съ горъ съ большимъ стремленіемъ и окрашиваютъ море на довольно значительное пространство наносимою ими тиною. Отъ ярости этихъ періодическихъ наводненій жители защищаютъ свои поля и сады со всѣхъ сторонъ стѣнами.

Превосходный здоровый климатъ, вмѣстѣ съ необыкновеннымъ плодородіемъ всей группы острововъ, далъ имъ названіе Счастливыхъ еще въ древности; можетъ быть, впослѣдствіи времени образованность жителей, превосходившая европейскую образованность среднихъ вѣковъ, подала поводъ къ повѣрію, что эти острова суть жилище волшебниковъ; слѣды этого мы находимъ въ Тассовомъ «Освобожденномъ Іерусалимѣ», гдѣ переносится на Канарскіе острова жилище волшебницы Армиды. Не смотря на южное положеніе острововъ (около тропика рака), климатъ ихъ, отъ постоянно смѣняющихся континентальныхъ и морскихъ вѣтровъ, вовсе не такъ жарокъ, какъ можно было бы думать, судя по этому положенію; только юго-восточные берега подвержены частымъ, жаркимъ, палящимъ вѣтрамъ отъ сосѣдней Сахары.

ОСТРОВА ЗЕЛЕНАГО МЫСА, ОСТРОВЪ ВОЗНЕСЕНІЯ, СВ. ЕЛЕНЫ И ТРИСТАНЪ-Д’АКУНЬЯ.

Еще южнѣе Канарскихъ острововъ и въ этомъ же самомъ.ряду морскихъ вулкановъ, идущемъ отъ. острововъ Антильскихъ черезъ Азерскіе и Канарскіе до св. Елены и Вознесенія, лежатъ острова Зеленаго мыса противъ горы, отъ которой они получили названіе и которая образуетъ самую восточную оконечность Африки. Неизвѣстно, бываютъ ли здѣсь тѣ удивительныя явленія, какія случаются при. Азорскихъ островахъ, гдѣ напримѣръ, 30 января 4812 года, изъ моря явился островъ, составлявшій кратеръ вулкана и поднимавшійся все выше и выше, вырастая изъ самаго себя; наконецъ, онъ увеличился до того, что Англичане обратили на него свое вниманіе, и такъ какъ они нашли на немъ превосходную гавань, то объявили его своею собственностію. Впрочемъ, черезъ два года, онъ опять постепенно исчезъ, такъ что теперь почти неизвѣстно то мѣсто, гдѣ былъ онъ. Хотя мы и не знаемъ, случаются ли на островахъ Зеленаго мыса подобныя явленія, однако они возможны, ибо только болѣе точное изслѣдованіе Азорскихъ острововъ обнаружило эти феномены; на островахъ Зеленаго мыса они остаются неизвѣстными потому, что никто изъ необразованныхъ жителей этой группы острововъ не считаетъ достойнымъ труда описать ихъ. Эти жители составляютъ смѣсь Португальцевъ и Негровъ и притомъ все это — отребіе обоихъ народовъ; на 78 квадратныхъ миль всего пространства приходится 35,000 человѣкъ, слѣдовательно только около 500 человѣкъ на квадратную милю; по причинѣ сухой, неорошаемой дождями почвы, скудно питающей ихъ, они постоянно должны бороться съ нуждою и бѣдствіями, — а тутъ ужь не до изученія природы.

Базальтъ и отвердѣвшая лава составляютъ почву, на которой въ этой странѣ люди должны влачить свое бѣдственное существованіе. Вулканъ, еще не потухшій, часто потрясаетъ острова и дѣлаетъ ихъ мѣстомъ ужаса. Что можетъ однакожь сдѣлать трудъ человѣка, — доказала британская колонія на островѣ Вознесенія. Этотъ островъ, совершенно уединенный, еще назадъ тому нѣсколько десятковъ лѣтъ былъ осадкомъ пепла и лавы, обитаемымъ только черепахами, которыя зарывали свои яйца въ горячую почву, предоставляя остальное дѣйствію солнца. Англичане основали здѣсь колонію, которая служитъ станціею для кораблей, возвращающихся изъ Остъ-Индіи въ Европу, и вѣтромъ или теченіемъ моря недопущенныхъ къ острову св. Елены. На пепельной почвѣ находится теперь уже около 1,000 десятинъ плодоносныхъ полей; изъ голыхъ утесовъ проведены источники; вмѣстѣ съ растительностію явился и дождь; словомъ, сильный гарнизонъ, вмѣстѣ съ 200 жителей, живетъ здѣсь въ такомъ довольствѣ, въ какомъ только можетъ жить, будучи отрѣзаннымъ отъ всего остальнаго міра.

По случаю описанія этого острова я приведу примѣръ сильнаго инстинкта повидимому у совершенно глупыхъ животныхъ. Одинъ корабль, возвращаясь въ Англію, присталъ къ острову Вознесенія, взялъ на немъ нѣсколько большихъ черепахъ, изъ которыхъ у одной было только 3 ноги или плавательныхъ пера, передняя же нога, вѣроятно, была оторвана въ битвѣ съ морскими животными. Матросы въ шутку назвали эту черепахулордомъ Нельсономъ (извѣстно, что знаменитый адмиралъ лишился одной руки). Черепахи были отмѣчены также, какъ отмѣчаютъ бочки и прочую посуду на корабляхъ: на нижней скорлупѣ этихъ большихъ морскихъ животныхъ были выжжены раскаленнымъ желѣзомъ буквы и цыфры, означавшія корабль, которому онѣ принадлежали. Эти знаки остаются до тѣхъ поръ, пока есть хоть маленькая часть скорлупы; ихъ нельзя уничтожить; они никогда не заживаютъ и не зарастаютъ. Черепахи, въ непривычномъ для нихъ элементѣ, безъ освѣжающей силы морской воды, мало по малу дѣлались больны и издыхали; также и лордъ Нельсонъ былъ при смерти, когда корабль вошелъ въ каналъ Па-де-Кале, и матросы, чтобы спасти бѣдную черепаху, бросили ее въ море. Находясь въ своей природной стихіи, она скоро пріобрѣла новыя силы и черезъ два года трехножный лордъ Нельсонъ, котораго корабельный знакъ сдѣлалъ всѣмъ извѣстнымъ, былъ опять пойманъ на своей родинѣ, близь острова Вознесенія. Такимъ образомъ черепаха нашла дорогу изъ Англіи, мимо всей Европы и Африки, въ далекій почти незамѣтный островъ: что же служило ей путеводителемъ на безслѣдномъ океанѣ?

Также уединенно, какъ и островъ Вознесенія, лежитъ островъ св. Елены, открытый въ 1502 году Португальцами, въ 1600 году отнятый у нихъ Голландцами, а въ 1650 году отнятый у Голландцевъ Англичанами, во владѣніи которыхъ онъ и находится съ этихъ поръ. Островъ лежитъ прямо насупротивъ мыса Негро, подъ одною съ нимъ параллелью и почти подъ однимъ меридіаномъ съ Гибралтаромъ, но такъ уединенно, что нерѣдко корабли не находятъ его, — если на нихъ нѣтъ очень точныхъ инструментовъ и хорошихъ наблюдателей.

Видъ острова (получившаго отъ пребыванія на немъ Наполеона всемірно-историческое значеніе) очень непривлекателенъ; онъ кажется твердою темнокрасною скалою, которая отвѣсно поднимается изъ воды на высоту отъ 600 до 1200 футовъ; только въ одномъ мѣстѣ можно приставать къ острову; тамъ находится городъ Сенъ-Джемсъ и надъ нимъ крѣпость того же имени, которая совершенно защищаетъ и городъ и входъ на островъ и, если нужно, можетъ удержать всякій корабль отъ входа въ портъ. Кромѣ этого главнаго пункта, контрабандисты устроили еще нѣсколько пристаней для лодокъ; но и онѣ укрѣплены Англичанами частью для того, чтобы помѣшать контрабандѣ, частью же для того, чтобъ уничтожить всякую возможность къ бѣгству Наполеона, на случай котораго они укрѣпили и островъ Вознесенія.

Вокругъ всего острова, на пространствѣ двухъ миль, возвышается рядъ подводныхъ скалъ, которыя (также какъ и самъ островъ), по видимому, подняты изъ моря вулканическими силами и дѣлаютъ приближеніе къ острову чрезвычайно опаснымъ. Внутри острова св. Елены идетъ цѣпь горъ не очень длинная, — ибо цѣлый островъ не болѣе двухъ миль въ большомъ поперечникѣ и одной и двухъ пятыхъ въ меньшемъ, — однако имѣющая много вершинъ, вышиною до 2,700 футовъ; отъ этого здѣсь климатъ гораздо умѣреннѣе, чѣмъ можно было бы ожидать при такой близости къ экватору. Впродолженіе іюня и іюля, двухъ зимнихъ мѣсяцевъ въ южной половинѣ земнаго шара, идетъ постоянно дождь, превращающій всѣ долины въ болота и озера; ибо земля, лежащая на каменной почвѣ, не толще полутора фута, и вода, не проходя сквозь нее, собирается и стоитъ на одномъ мѣстѣ. Вблизи города на утесахъ находятся сады, разведеніе которыхъ стоило большихъ издержекъ и неусыпныхъ заботъ; они въ видѣ террасъ возвышаются одинъ надъ другимъ на довольно ограниченномъ пространствѣ, и земля для нихъ была привезена съ материка слишкомъ за 2,000 верстъ. Растенія, пересаженныя туда (всѣхъ туземныхъ растеній только 50 видовъ), растутъ скудно, ибо не получаютъ изъ каменистой почвы достаточнаго питанія; такъ, кокосовыя пальмы никогда не приносятъ плодовъ, и стволы ихъ никогда не достигаютъ своей величественной стройной вышины. Напротивъ того, зелень, ананасъ, пизанги, кукуруза, пшеница, ячмень, огурцы, превосходныя дыни родятся въ изобиліи, такъ что мимо проходящіе корабли могутъ запасаться здѣсь свѣжими припасами, продажа которыхъ и составляетъ единственный, впрочемъ, довольно прибыльный промыслъ, служащій жителямъ къ удовлетворенію всѣхъ ихъ нуждъ.

Островъ, такъ же какъ и всѣ земли, лежащія, между поворотными кругами, подверженъ высокому стоянію солнца, которое два раза въ году виситъ прямо надъ головами жителей, такъ что у нихъ два дня въ году въ полдень не бываетъ никакой тѣни; не смотря на то, солнечный жаръ не такъ силенъ, какъ можно бы предполагать, и невыносимъ только въ узкихъ долинахъ; высоты защищены отъ него какъ своимъ возвышеніемъ надъ морскою поверхностію, такъ и постоянно дующими вѣтрами, и потому здоровы и пріятны для жительства и, безъ сомнѣнія, способны быть больше обработанными, чѣмъ, теперь, ибо подъ скуднымъ верхнимъ слоемъ земли находится значительный слой глины, а подъ ней вулканическая почва, что составляетъ новое условіе плодородія, какъ видно по всѣмъ вулканическимъ островамъ, по итальянскимъ, по Явѣ, по Канарскимъ, Азорскимъ, Антильскимъ и южно-американскимъ.

Исчисленныя нами острова — самые извѣстные и самые важные изъ всѣхъ острововъ Атлантическаго океана. Острова Фалкландскіе, Южно-Шетландскіе, Георгіева, а также и Сандвичева земля (группа острововъ, которую не должно смѣшивать съ Сандвичевыми островами въ Тихомъ океанѣ) лежатъ около южной оконечности Америки, но почти вовсе неизвѣстны, ибо объ нихъ нельзя сказать ничего примѣчательнаго, кромѣ развѣ того, что въ новѣйшее время Испанцы и Англичане спорили за обладаніе этими холодными, безплодными странами.

ТОРГОВЛЯ НА АТЛАНТИЧЕСКОМЪ ОКЕАНѢ.

Большой морской путь между Европой и Америкой раздѣляется на три главныя вѣтви, изъ которыхъ одна прямо, т. е. въ прямомъ направленіи, параллельно экватору, ведетъ изъ Европы въ Соединенные Штаты сѣверной Америки; другая вѣтвь пересѣкаетъ это направленіе подъ угломъ почти въ 45 градусовъ и идетъ къ Антильскимъ островамъ, къ Миссисиппи и къ Мехикѣ; третья идетъ почти перпендикулярно къ экватору и около него подраздѣляется еще на двѣ вѣтви, изъ которыхъ одна идетъ въ Багію, Ріо-Джанейро и Буеносъ-Айресъ, а оттуда вокругъ мыса Горна; другая же прямо около южной оконечности Африки, мимо мыса Доброй Надежды. Обыкновенно, впрочемъ, корабли, идущіе этимъ путемъ, отправляются сперва въ Ріо, а оттуда выходятъ въ открытое море, ибо на этомъ пути они избѣгаютъ сильнаго противнаго теченія. Этими тремя или четырьмя путями четыре части свѣта вымѣниваютъ свои произведенія, а пятая заселяется англійской колоніей преступниковъ (Ботанибей, Сидней-Смитъ).

Этими путями доходятъ до насъ драгоцѣнныя индѣйскія шали, сарачинское пшено изъ Каролины, кофе изъ Батавіи, сахаръ и хлопчатая бумага изъ Ямайки; по нимъ большіе корабли отвозятъ произведенія европейской промышленности въ менѣе цивилизированную Бразилію, въ Индію и въ Новую Голландію и возвращаются нагруженные чаемъ въ Китаѣ. Но самый ужасный предметъ торговли, какой когда либо былъ изобрѣтенъ человѣческою жестокостію, — это самъ человѣкъ.

Рабство возникло, кажется, въ Азіи еще въ доисторическое время; но рабъ, конечно, имѣлъ тамъ лучшую участь, нежели въ колоніяхъ европейскихъ торговыхъ народовъ, а участь его подъ владычествомъ Испанцевъ, можно сказать, была завидна въ сравненіи съ тѣмъ, что онъ терпѣлъ отъ Голландцевъ; но и у этихъ положеніе рабовъ все таки лучше въ сравненіи съ судьбою тѣхъ несчастныхъ, которые находились подъ игомъ Англичанъ. Въ англійскихъ владѣніяхъ происходили такіе ужасы, которые заставили наконецъ Англію рѣшиться на уничтоженіе рабства: тамъ непослушнаго и лѣниваго раба запирали въ клѣтку, вѣшали на дерево, живаго отдавали на съѣденіе насѣкомымъ и хищнымъ птицамъ; тамъ несчастный рабъ съ связанными на спинѣ руками былъ поднимаемъ на воздухъ, потомъ его сильно били плетьми, пока онъ въ такомъ висячемъ положеніи подъ ударами не умиралъ мучительною смертію; бѣднаго Негра вѣшали на желѣзномъ, продѣтомъ сквозь ребра крюкѣ и оставляли до тѣхъ поръ, пока коршуны и соколы не превращали его въ скелетъ. Однако сначала предложеніе уничтожить рабство въ англійскихъ владѣніяхъ было отвергнуто; потомъ, принято въ Нижней палатѣ большинствомъ только 19 голосовъ, а въ Верхней отвергнуто, пока наконецъ возстаніе рабовъ на Санъ-Доминго не обратило вниманія государственныхъ людей и владѣтелей плантацій на всю опасность ихъ положенія. Впрочемъ, только послѣ 15 лѣтней борьбы усилія знаменитѣйшихъ людей привели къ тому, что въ англійскихъ владѣніяхъ торговля рабами и рабство были уничтожены 1807 года, и только въ 1811 г. парламентскій актъ подтвердилъ эту мѣру.

Много бы пришлось разсказывать, еслибъ обратить вниманіе на ужаснѣйшія муки и пытки, которымъ разные народы подвергали Негровъ; но здѣсь не мѣсто говорить объ этомъ, когда дѣло идетъ только о торговлѣ Неграми.

Человѣкъ искони былъ дорогимъ товаромъ. Лукавые и скрытые Финикіяне похищали людей вездѣ, гдѣ только могли, чтобы потомъ продавать ихъ въ другихъ мѣстахъ; ихъ наслѣдники на развалинахъ Тира и Карѳагена, жители Малой Азіи и Туниса дѣлали тоже до тѣхъ поръ, пока Французы не завоевали Алжира. Португальцы и Испанцы первые систематически занимались похищеніемъ людей и торговлею ими, что впослѣдствіи было совершенно организовано, такъ что корабли, употреблявшіеся для торговли Неграми, получили особое устройство, вездѣ болѣе или менѣе одинаковое. Корабль, назначенный для торговли Неграми, кромѣ обыкновенной открытой палубы, имѣлъ еще тайную, вышиною только въ 2 фута; въ этомъ мрачномъ и душномъ мѣстѣ помѣщались невольники, такъ что для каждаго оставлялось пространство въ 5 футовъ длины, 2 фута ширины и 2 фута вышины; и въ этомъ стѣсненномъ положеніи они должны были совершать путешествіе отъ 3,000 до 7,000 верстъ. Въ извѣстные часы дня, несчастныхъ жертвъ постыднаго и безчестнаго варварства выводили на верхнюю палубу; тамъ подъ нестройную музыку свистка или волынки, на которой игралъ какой нибудь матросъ, они должны были плясать, понуждаемые къ тому плетьми; но это средство къ возбужденію веселости было таково, что обыкновенно четвертая часть Негровъ въ отчаяніи лишала себя жизни. Смотрители ихъ, не находя у умершихъ ни ранъ, ни слѣдовъ отравленія, долго не могли узнать, какъ они причиняли себѣ смерть, пока, наконецъ, замѣтили, что самоубійство совершалось посредствомъ удушенія: самоубійца выгибалъ назадъ свой языкъ, втягивалъ его въ горло и такимъ образомъ какъ бы подавливался имъ.

И здѣсь также преимущественно выказались жестокость и корыстолюбіе Англичанъ. При одномъ слѣдствіи, по повелѣнію Парламента, оказалось, что на одномъ кораблѣ въ 240 тоннъ, съ 24 матросами, находилось не менѣе 250 Негровъ, которымъ, при сильной ихъ испаринѣ, давалось мѣста каждому всего только на 10 дюймовъ въ ширину, на 2 фута въ вышину и на 5 въ длину, такъ что они могли лежать только на боку и притомъ сдавленные, сбитые другъ къ другу, чуть не задыхаясь отъ тѣсноты. Кромѣ того, они были скованы попарно, и должны были проводить въ такомъ положеніи отъ 7 до 8 недѣль, при самой плохой пищѣ и полусгнившей водѣ, между тѣмъ какъ на родинѣ они привыкли къ необузданнѣйшему наслажденію жизнію, къ величайшей свободѣ; поэтому-то большая ихъ часть и умирала, или лишала себя жизни съ отчаянія.

Впрочемъ, торговля людьми кажется такъ выгодною, что ни наказанія, положенныя за нее, ни потеря товара, ни отнятіе кораблей не могутъ остановить ее: она продолжается даже и въ наше время. Все, что достигли запрещеніями и законами, состоятъ только въ томъ, что бѣдные Негры складываются еще тѣснѣе, напр. въ бочки, что при наступленіи опасности ихъ бросаютъ въ море и что невольничьи корабли вооружаются сильнѣе прежняго, подобно разбойничьимъ, частью для того, чтобы воспротивиться, если можно, обыску, частью же, чтобы нападать на другіе, идущіе изъ Африки невольничьи корабли, уже обремененные добычею, отнимать ее и избавлять такимъ образомъ себя отъ продолженія опаснаго путешествія за Неграми въ Африку.

---

1. Въ Славянскомъ переводѣ Библіи — Софиръ.
2. Едва ли это такъ. По новѣйшимъ изслѣдованіямъ, оказывается гораздо болѣе вѣроятности въ пользу острова Turk’s Island. Ред.
3. Нижняя часть корабля.
4. Съ недавняго времени его употребляютъ даже въ видѣ лекарства.
5. То есть, въ помѣстное владѣніе.