АНДРЕЙ ТИМОѲЕЕВИЧЪ БОЛОТОВЪ.
1737—1833.
править
Въ теченіе четырехъ лѣтъ А. Т. Болотовъ занималъ читателей «Русской Старины» своимъ жизнеописаніемъ. Четыре года развивалась предъ нами самая обстоятельная, иногда до мелочности подробная, картина быта великороссійскаго дворянства XVIII вѣка. Важность и значеніе для исторіи нравовъ и быта русскаго общества, достоинства и недостатки Записокъ Болотова, безъ сомнѣнія, оцѣнены уже всѣми и каждымъ, кто только слѣдилъ за разсказомъ русскаго офицера въ Семилѣтнюю войну, расторопнаго адъютанта при дворѣ Петра III, помѣщика села Дворенинова и, наконецъ, дѣятельнаго управителя «удѣла» питомца Екатерины II — Бобринскаго, какимъ былъ А. Т. Болотовъ. Многіе изъ читателей, конечно, пожалѣли, что простодушный разсказъ Болотова прекратился на 1795 годѣ и пожелали бы ознакомиться съ дальнѣйшими фактами трудовой жизни этого ученаго, славнѣйшаго въ свое время сельскаго хозяина и честнѣйшаго представителя того дворянскаго сословія, изъ среды котораго выступили лучшіе, доблестнѣйшіе сыны нашего отечества.
Намъ очень пріятно, что мы можемъ удовлетворить любопытству читателей и почитателей Болотова (а таковыхъ у него много) и привести нѣсколько интересныхъ чертъ къ характеристикѣ знаменитаго агронома. Свѣдѣнія эти извлекаемъ изъ записки, весьма обязательно сообщенной намъ роднымъ внукомъ Андрея Тимоѳеевича — Михаиломъ Павловичемъ Болотовымъ.
«Жизнеописаніе», какъ извѣстно, прерывается 1795-мъ годомъ; говоримъ прерывается, а не оканчивается — потому, что Записки А. T., какъ свидѣтельствуетъ его внукъ, ведены были и далѣе и обнимали событія эпохи императора Павла и первые годы царствованія Александра Павловича, до 1811 года включительно; отрывки изъ разсказа объ этомъ времени Андрей Тимоѳеевичъ читалъ своему внуку. Куда дѣвались 30-я и послѣдующія книжечка «Жизнеописанія» — неизвѣстно.
Увѣряютъ, что на третій день по восшествіи своемъ на престолъ, а именно 9-го ноября 1796 года, императоръ Павелъ далъ слѣдующій указъ правительствующему сенату. «Роднаго . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Александра Григорьевича Бобринскаго жалую въ графское россійской имперіи достоинство, произвожу въ чинъ генералъ-маіора и въ кавалеры ордена св. Анны первой степени; укрѣпляю за нимъ назначенныя ему волости Богородицкую и Кіясовскую, а новорожденнаго его сына Алексѣя причисляю къ камеръ-юнкерамъ двора нашего. Павелъ».
Вѣрно, впрочемъ то, что, три дня спустя, императоръ Павелъ тоже слѣдующимъ рескриптомъ, даннымъ на имя графа П. В. Завадовскаго, такъ устроилъ положеніе волостей, отведенныхъ въ удѣлъ Бобринскому.
«Графъ Петръ Васильевичъ! Находившіяся въ особомъ вѣдомствѣ вотчины въ Тульской губерніи волости Бобриковскую и Богородицкую, за исключеніемъ въ послѣдней устроеннаго уѣзднаго города, да въ Московской губерніи волость Кіясовскую, съ принадлежащими къ нимъ землями и угодьями и со всѣми хозяйственными строеніями и наличностью, тако-жъ въ С.-Петербургѣ домъ, на Мойкѣ лежащій, именуемый Штегельманскій, всемилостивѣйше повелѣваемъ отдать въ вѣчное и потомственное владѣніе бригадиру графу Алексѣю Бобринскому; а какъ мы, по волѣ блаженныя памяти нашей любезнѣйшей родительницы, государыни императрицы Екатерины Алексѣевны, имѣли попеченіе о дѣлахъ его, то и возлагаемъ на васъ сіе повелѣніе наше, чрезъ кого слѣдуетъ, по порядку привесть въ исполненіе, впрочемъ вы не оставьте продолжать таковое ваше попеченіе, подкрѣпляя его потребными совѣтами при новомъ его устроеніи. Пребываю вамъ благосклонный Павелъ».
Въ С.-Петербургѣ, ноября 12-го 1896 года.
Помѣта: «Слушанъ 14-го ноября 1796 г.; вторично слушанъ 19-го декабря 1796 года».
На основаніи указа 12-го ноября 1796 г., Алексѣй Григорьевичъ Бобринскій (род. 1762, ум. 1813 г.) сдѣлался полновластнымъ владѣльцемъ отведенныхъ еще Екатериною II ему волостей; онѣ изъяты изъ вѣдѣнія тульскаго намѣстника и уже волею графа Бобринскаго переданы тѣ волости въ непосредственное управленіе Дурова, о которомъ много говорится въ послѣднихъ главахъ или письмахъ «Жизнеописанія». Ред.
Дѣдъ мой, Андрей Тимоѳеевичъ, — пишетъ М. П. Болотовъ, — съ переходомъ изъ казеннаго вѣдѣнія Богородицкихъ волостей въ полную собственность графа Бобринскаго, не захотѣлъ оставаться въ Богородицкѣ и, не смотря на убѣдительныя просьбы графа, а также Дурова, подалъ въ отставку, Она была имъ получена съ чиномъ коллежскаго ассесора. Затѣмъ А. Т. не сталъ хлопотать о полученіи пенсій или какой-нибудь награды и переѣхалъ прямо, — со всѣми дворовыми людьми, которые были у него вмѣстѣ съ тѣмъ и музыкантами, — въ родовое свое имѣніе — сельцо Дворениново (Тульской губерніи, Алексинскаго уѣзда). Сельцо это расположено при красиво-извивающейся рѣкѣ Скнигѣ, въ 4-хъ верстахъ отъ бывшей станціи Соломенные или Ведменскіе заводы и въ 7-ми верстахъ отъ тульскаго шоссе.
Во весь остатокъ жизни А. Т. не занималъ уже никакой общественной должности, тѣмъ не менѣе, почти сорокъ лѣтъ (1796—1833 гг.) употребилъ на общественную пользу.
Поселившись на постоянное жительство въ Дворениновѣ, онъ не покидалъ его, за исключеніемъ рѣдкихъ разъѣздовъ къ роднымъ и сосѣдямъ, которые всѣ безъ исключенія уважали и довольно часто посѣщали старичка.
Садъ его, съ правой и лѣвой стороны огромнаго вновь выстроеннаго дома (съ бельведеромъ и двумя по бокамъ флигелями, которые соединялись съ домомъ галлереями), примыкалъ къ двумъ садамъ родственниковъ его; всѣ жили тутъ постоянно въ ладу между собою, а дѣти его двоюроднаго племянника, Андрея Михайловича Болотова, всегда съ почтеніемъ прибѣгали къ нему и величали его дѣдушкою, Какъ самые ближайшіе сосѣди, они видались всѣхъ чаще; другіе же сосѣди посѣщали А. Т. болѣе по праздникамъ и всегда неотступно приглашали его на всѣ семейныя празднества.
Отецъ мой, Павелъ Андреевичъ, служившій въ тульской уголовной палатѣ ассесоромъ, вскорѣ послѣ переѣзда дѣда изъ Богородицка, женился и, отпраздновавъ свадьбу въ Москвѣ (куда ѣздилъ и дѣдъ мой), поселился въ имѣніи тетки и воспитательницы моей матушки, въ Орловской губерніи, Кромскаго уѣзда, въ сельцѣ Гниломъ-Болотѣ[1]. Оттуда отецъ ежегодно на два и на три лѣтніе мѣсяца переѣзжалъ со всѣмъ семействомъ въ Дворениново къ Андрею Тимоѳеевичу.
Съ самаго малолѣтства, какъ я только себя запомню, эти переѣзды къ любимому и веселому нашему дѣдушкѣ и потомъ заѣзды къ роднымъ въ Данковскій уѣздъ составляли въ моей жизни весьма важное событіе, доставлявшее намъ много удовольствій.
Старшая изъ дочерей дѣда, Елисавета Андреевна, выданная замужъ за П. Г- Шишкова, жила въ селѣ Ламкахъ, Богородицкаго уѣзда; вторая — Настасія Андреевна за П. И. Воронцова-Вельяминова и жила въ селѣ Головнинѣ, Крапивинскаго уѣзда, въ 30-ти верстахъ за Тулою; третья — Ольга Андреевна за Ѳ. и. Бородина, въ Богородицкомъ уѣздѣ, въ селѣ Зміевкѣ. Всѣ онѣ ежегодно со всѣми дѣтьми пріѣзжали къ дѣду моему осенью, къ дню его рожденія или имянинъ, что всегда имъ праздновалось 7-го и 17-го октября. Младшая же изъ дочерей его, Екатерина Андреевна, выдана была въ 1808 году замужъ за каширскаго помѣщика А. И. Пестова и постоянно жила въ 18-ти верстахъ отъ Дворенинова, въ селѣ Сенькинѣ.
По разсказамъ дѣда, съ 1797 года онъ только два раза отлучался на довольно продолжительное время изъ Дворенинова, а именно: въ 1803 году въ С.-Петербургъ, съ цѣлью хлопотать въ Межевомъ департаментѣ сената, съ жалобою на насильственный захватъ земель Пашковымъ (тамбовскимъ помѣщикомъ) близъ деревни Болотовки, въ Кирсановскомъ уѣздѣ, и въ 1804 году А. Т. ѣздилъ въ Тамбовъ, чтобы распорядиться высочайше подаренною ему, въ количествѣ 866 десятинъ, землею: разбить мѣста подъ поселеніе новой деревни. названной имъ «Александровкою»; сюда онъ перевезъ въ томъ же году нѣсколько крестьянскихъ дворовъ изъ Болотовки, отстоящей въ 20-ти верстахъ, и изъ села Ендовища — въ 70-ти верстахъ. Въ позднѣйшее время въ Александровкѣ было 200 душъ и болѣе 1,200 десятинъ земли, ибо отецъ мой, Павелъ Андреевичъ, въ 1811 году прикупилъ отъ казны еще участокъ земли, которая продавалась тогда но рублю за десятину.
Слѣдуетъ еще упомянуть, что въ 1810 году лѣтомъ дѣдъ мой ѣздилъ на короткое время къ отцу моему въ вышепомянутое Гнилое-Болото.
Вотъ образъ жизни моего дѣда, порядокъ которой оставался неизмѣннымъ почти сорокъ лѣтъ, именно съ 1797 по 1833 годъ, т. е., по годъ его кончины.
Андрей Тимоѳеевичъ вставалъ всегда очень рано (лѣтомъ въ 4-мъ часу, а зимою въ 6-мъ); послѣ утренней молитвы онъ прочитывалъ одно изъ утреннихъ размышленій на каждый день года, потомъ садился за свой письменный столъ и записывалъ:
1) Въ «Книжкѣ метерологическихъ замѣчаній»: погоду вчерашняго дня и наступившаго утра, т. е., сколько градусовъ по термометру, какое стояніе или измѣненіе барометра, какой вѣтеръ и какое небо при восходѣ солнца. Весь этотъ трудъ, кажется, за 52 года постоянныхъ отмѣтокъ, послѣ кончины А. T. отправленъ отцемъ моимъ. Павломъ Андреевичемъ, въ С.-Петербургъ — въ Академію Наукъ, которая съ признательностью приняла этотъ подарокъ, ибо подобныхъ наблюденій и за столь продолжительный періодъ времени въ средней Россіи никто не дѣлалъ. 2) Въ «Журналѣ вседневныхъ событій» записывались занятія и приключенія, бывшія въ теченіе протекшаго дня, т. е., чѣмъ именно онъ занимался, какія приходили ему идеи или размышленія, а если бывали гости, то какой въ особенности занимательный былъ разговоръ или разсказъ. Все это онъ успѣвалъ сдѣлать до того времени, пока весь домъ подымется уже на ноги и бабушка моя пришлетъ ему чая. Дѣдушка очень любилъ чай и пивалъ его всегда однообразно, а именно: первую чашку выпивалъ самаго горячаго, вторую — съ кускомъ хлѣба (если не было бубликовъ, крендельковъ или обварныхъ тульскихъ калачиковъ), третью и четвертую чашки пивалъ уже — какъ онъ выражался съ прохлажденіемъ; при этомъ А. T. читалъ любимыя свои «Гамбургскія Газеты» и выкуривалъ трубку гурецкаго табаку, который у него всегда былъ смѣшанъ съ травою мати-мачиха и смоченъ для пріятнаго запаха растворомъ каскарилы. Онъ увѣрялъ, что курить эту смѣсь и запивать чаемъ очень здорово, ибо она способствуетъ легкому отдѣленію въ груди мокроты. Мой отецъ и два зятя его постоянно въ этомъ слѣдовали совѣту Андрея Тимоѳеевича. Во время чтенія газетъ онъ доставалъ иногда тетрадь подъ названіемъ: «Магазинъ достопримѣчательностей и достопамятностей»; въ этотъ «Магазинъ» вписывалъ онъ все, что находилъ особенно замѣчательнымъ. Потомъ принимался за свои сочиненія и, такимъ образомъ, въ писаніи проводилъ время до обѣда. Въ первомъ часу А. T. постоянно садился за столъ; обѣдъ состоялъ изъ 4-хъ, иногда и 5-ти блюдъ (холоднаго, горячаго, соуса, жаренаго и пирожнаго), — кромѣ кваса, онъ ничего не пилъ; лотомъ отдыхалъ ровно часъ, а проснувшись, всегда любилъ чѣмъ-нибудь полакомиться и въ особенности любилъ фрукты. Въ 5 часовъ приходилъ въ диванную пить чай, во время котораго любилъ слушать чтеніе газетъ, и такъ проводилъ вечеръ, а въ 9 часовъ ужиналъ и тотчасъ уходилъ спать.
Постоянно онъ проводилъ такимъ образомъ каждый день осенью и зимою, а весною и лѣтомъ занятія въ саду дѣлали нѣкоторое измѣненіе въ дневныхъ занятіяхъ, такъ что онъ занимался сочиненіями только въ ненастные дни.
Въ 1811 году онъ принялъ къ себѣ на воспитаніе внучку Ал. Ѳед. Бородину, оставшуюся сиротою, которая до замужества постоянно жила у него и вышла изъ подъ его руководства вполнѣ образованною женщиною, съ развитыми талантами къ музыкѣ, рисованію и рукодѣлію (сынъ ея — извѣстный ученый, бывшій профессоръ московскаго университета, Павелъ Михайловичъ Леонтьевъ). Свадьба ея была справлена въ 1821 году въ Дворениновѣ, во время нашего тамъ гощенія; пиры продолжались нѣсколько дней сряду, а балъ, — который дѣдъ задалъ на прощаньи, пригласивъ всѣхъ сосѣдей на такъ называемый княжой обѣдъ, — окончился въ полномъ весельи. Андрей Тимоѳеевичъ самъ танцовалъ съ нами до 11-ти часовъ ночи и не только не отставалъ отъ молодежи, со подъ конецъ замучилъ многихъ, предводительствуя гросъ-фатеромъ съ разными выдуманными имъ фигурами.
Быть воспріемникомъ онъ не любилъ, а потому всегда отказывался отъ приглашеній.
Въ послѣднія два десятилѣтія своей жизни Андрей Тимоѳеевичъ похоронилъ трехъ старшихъ своихъ дочерей, ихъ мужей и свою тещу — почтенную и умную старушку, которую онъ очень любилъ и уважалъ. А сколько онъ потерялъ внучатъ и правнучатъ — не могу и перечислить!
Отношенія его къ своимъ крестьянамъ и дворовымъ были наилучшія; даже посторонніе крестьяне во всемъ округѣ считали его благодѣтелемъ. Рѣдкой день, что не приходили къ нему изъ-далека больные за помощью или за совѣтомъ. Андрей Тимоѳеевичъ умѣлъ съ ними разговаривать, шутить, обо всемъ разспрашивать и, безвозмездно надѣляя простыми лекарствами, удачно помогалъ страждущимъ; въ особенности были замѣчательны его вылечки застарѣлыхъ болѣзней посредствомъ электричества, — для чего собственными руками онъ устроилъ у себя въ кабинетѣ машину съ лейденскими банками и съ различными аппаратами, примѣняясь къ разнымъ болѣзнямъ; по этому предмету онъ также много писалъ и описывалъ всѣ сдѣланныя имъ исцѣленія.
Въ послѣднія два десятилѣтія его жизни, Кирсановскія его деревни — Болотовка и Александровка (слишкомъ 300 душъ) были переданы, кажется съ 1813 года, въ полное управленіе отцу моему съ тѣмъ, чтобы онъ давалъ ему ежегодно до 1,000 руб. ас., а себѣ оставилъ только Дворениново и Козловскаго уѣзда приданое моей бабки, т. е., часть изъ родоваго имѣнія Кавериныхъ — въ серединѣ огромнаго села Ендовища, которое было въ чрезполостности со многими помѣщиками и однодворцами. Тамъ на часть Андрея Тимоѳеевича приходилось 70 рев. душъ, состоявшихъ подъ управленіемъ старосты; вся обязанность крестьянъ заключалась въ доставкѣ Андрею Тимоѳеевичу зимою двухъ обозовъ съ хлѣбомъ и разною провизіею, для прокормленія дворениновской дворни, которая была слишкомъ уже многолюдна и помѣщалась въ восьми огромныхъ избахъ около дома.
Въ годъ смерти дѣдушки (1833 г.), въ Дворениновѣ изъ 109 рев. душъ числилось 57 дворовыхъ мужескаго пола и столько же женскаго пола, которыхъ нужно было прокормить, но онъ ими не только не тяготился, но, напротивъ, веселился. Кромѣ ближайшей къ нему прислуги, — т. е., двухъ или трехъ лакеевъ, двухъ кучеровъ и поваровъ, которымъ онъ давалъ жалованье и одѣвалъ, — у него была въ сборѣ такъ называемая имъ рота молодцевъ: 20 человѣкъ, а иногда и болѣе, обязаны были ежедневно съ лопатами и заступами являться на работу въ садъ, собираясь всякое утро къ его крыльцу. Они окапывали старыя яблони, обмазывали и очищали ихъ, пересаживали молодыя изъ питомника, огораживали сады и дѣлали разныя работы по украшенію гуляльнаго нагорнаго сада, въ которомъ было много клумбъ съ цвѣтами, нѣсколько сажелокъ съ проточною водою, разные мостики, сидѣлки, бесѣдки, гроты и множество сходовъ по лѣстницамъ. Старшіе изъ работниковъ были садовниками, которыхъ онъ самъ обучилъ, и они въ извѣстное время занимались отдѣльно прививками и колеровкою деревьевъ.
Дѣдушка любилъ, чтобы всѣ окружающіе его были всегда веселы, шутилъ съ ними, поучалъ ихъ во время отдыха, подстрекалъ ихъ самолюбіе, — и они дѣйствительно были развитые, ловкіе работники, всегда работавшіе на уроки съ веселымъ духомъ и съ пѣснями. Почти каждый изъ нихъ самоучкой зналъ какое-нибудь мастерство, а потому осенью, будучи отпущены въ Серпуховъ на фабрики для заработковъ, они могли въ шесть мѣсяцевъ всегда пріобрѣсти достаточную сумму для окопированія себя, не требуя отъ него въ теченіе года жалованья и шестимѣсячнаго продовольствія, т. е. мѣсячины; а съ наступленіемъ весны, онъ требовалъ ихъ къ себѣ и, соображаясь съ раннимъ вскрытіемъ весны, старался ранѣе кончать осеннія работы. Эта дворня дѣйствительно доставляла ему удовольствіе и прибыль, ибо сады восхищали его и, по десятилѣтней сложности, приносили не менѣе 3,500 руб. асс. въ годъ чистаго дохода — сумма, по тогдашнему времени, не только достаточная для аккуратнаго прожитія старичкамъ, но даже громадная, такъ что онъ ежегодно могъ удѣлять нѣкоторую часть въ сбереженіе.
Любопытна судьба этого «сбереженія»: привожу отрывокъ изъ письма Андрея Тимоѳеевича къ отцу моему, въ февралѣ 1822 года; письмо это какъ нельзя лучше рисуетъ нравственную личность дѣдушки:
"Любезный другъ, Павелъ! благодарю тебя…… (отвѣчаетъ на его письмо, исписываетъ цѣлую страничку и потомъ продолжаетъ): «Теперь скажу тебѣ, мой другъ, какую неожиданную, гадкую штуку сыгралъ со мною мой кучеръ, Петрушка. Во вторникъ ночью, подговоривъ пріятеля своего (сосѣдскаго) кучера Степку, они свели съ конюшни Андрея Михайловича (Болотова) пару лучшихъ его лошадей и, забравшись ко мнѣ изъ-подъ горы сада въ окно кладовой, выломавъ желѣзную рѣшотку, утащили мой дубовый изголовокъ, окованный желѣзомъ. Ничего не вѣдая о такомъ ночномъ событіи, я напился уже чаю и собирался приняться за урочную работу — составленія записокъ, какъ присылаетъ къ намъ съ того двора Андрей Михайловичъ гонца извѣстить о случившейся у него покражѣ и сообщаетъ мнѣ, что онъ, хватившисъ бѣглецовъ, разослалъ уже погоню по разнымъ направленіямъ, что, по слухамъ, и у меня въ домѣ должно быть неблагополучно. Тутъ только объяснилось, что во дворнѣ давно уже хватились и нашего молодца, который не явился въ конюшню на уборку лошадей, но мнѣ о томъ не сообщали, не желая безвременно тревожить. Вслѣдъ затѣмъ вбѣгаетъ, плача и рыдая, наша Палагея[2]; съ трудомъ добился я отъ нее толку: оказалось, что она, услыхавъ тревогу, вздумала отпереть кладовую и какъ увидѣла, что окно выломано, а изголовка не оказалось, такъ и ну вопить и голосить на весь домъ. Тутъ начались розыски и развѣдки. а у насъ съ женою пересуды: какъ, дескать, псы наши не почуяли воровъ, чего же смотрѣлъ караульный и какъ такъ могли эти мошенники вдвоемъ выволочить такую тягость но глубокому снѣгу, — ибо но слѣдамъ видно было, что они по самой кручѣ оврага тащили его вдвоемъ, а какъ добрались до верхней сажелки, то на льду и слѣдъ ихъ пропалъ; къ тому же замѣтно, что ночью порядочная несла поземка. Какъ бы то ни было, а молодцы ловко спроворили дѣльцо! И каковы же силачи, ибо тебѣ извѣстно, что заголовокъ самъ по себѣ на порядкахъ былъ тяжолъ, а изъ 21, 600 р. было значительное количество золота и серебра; къ тому же, добавилось въ октябрѣ при послѣдней уплатѣ Щенковыми[3] почти всѣ 3,000 звонкой монетой. Мнѣ, мой другъ, не столько жалко было потери денегъ, какъ грустно было подумать, что эти негодяи утащили драгоцѣнные для меня манускрипты, записки и разныя письма, которыя я тщательно хранилъ въ своемъ изголовкѣ. Не прошло и двухъ часовъ, какъ Сережка мой[4] несказанно утѣшилъ меня, притащивъ въ двухъ полахъ разныя искомканныя бумаги, а вслѣдъ затѣмъ приволокли на три части разбитый изголовокъ, который они покинули въ углу нижней сажелки, близъ липовой куртины, — и оттуда, перебравшись черезъ изгородь на подготовленныхъ тамъ лошадкахъ, съ денежками пустились вверхъ по рѣкѣ. „Ну! шутъ съ ними, воскликнулъ я; давай-ка мнѣ мои драгоцѣнности!“ и тотчасъ принялся перебирать всѣ тетрадки, письма, записки, отрехать отъ снѣга моихъ голубушекъ, а иныя просушивать, разглаживать, подбирать, припоминая, все-ли уцѣлѣло и, слава Богу, кромѣ двухъ бумажонокъ, ничего съ собою не утащили. А что пропали многолѣтнимъ трудомъ накопленныя денежки — на то воля Божія, все творится къ нашему добру; видно Провидѣнію не угодно, чтобы въ нашемъ родѣ скоплялись капиталы. Вотъ и я предполагалъ въ нынѣшнемъ году, дополнивъ нѣсколько сотенокъ, внести, по совѣту Алекс. Ив.[5], четверть сотни тысячь въ сохранную казну на сбереженіе, какъ приданое къ моему Дворенинову для будущаго наслѣдника, — но не тутъ-то было! Всѣ человѣческія предположенія, самыя кажется вѣрныя, разрушаются въ одно мгновеніе и все это по распоряженію Высшаго Промысла. Не стоить болѣе объ этомъ говорить, да и тебѣ, мой другъ, не совѣтую такая много объ этомъ съ кѣмъ-нибудь толковать».
Къ разсказу дѣдушки нахожу необходимымъ примолвить, что чрезъ два года послѣ описаннаго происшествія, Андрей Тимофеевичъ, получивъ порядочныя суммы денегъ за сады, придумалъ, за неимѣніемъ своего любимаго изголовка, прятать деньги весьма оригинальнымъ образомъ — раскладывая по нѣсколько крупныхъ ассигнацій въ томики своихъ сочиненій, причемъ, вѣроятно, записывалъ, сколько въ какую книгу всякій разъ спрячетъ. Взятый на услуженіе въ комнаты молодой малый, родной братъ убѣжавшаго Петрушки, подмѣтилъ дѣдушкинъ секретъ и, выждавъ, когда онъ отправился на нѣсколько дней въ Сенькино къ дочери, забрался съ поддѣльнымъ ключемъ въ его кабинетъ и болѣе тысячи рублей успѣлъ набрать изъ разныхъ книгъ, а въ ночь, подговоря сосѣдскаго кучера, — который, по примѣру прежняго, увелъ также съ конюшни у Андрея Михайловича Болотова двухъ лошадей, — пустились въ бѣгство; но этимъ не посчастливилось; ихъ поймали за Тулою и по суду сослали на поселеніе. При судопроизводствѣ оказалось, что Петрушка съ украденнымъ капиталомъ благополучно пробрался въ Одессу (гдѣ свободно тогда принимали всѣхъ бѣглыхъ), записался въ купцы, купилъ домикъ, женился и письмами вызывалъ къ себѣ на житье родителей и остальныхъ братьевъ.
Съ 1826 года, когда отецъ мой пріѣхалъ изъ Орловской губерніи съ семействомъ въ Дворениново на постоянное жительство, то Андрей Тимоѳеевичъ уже ничего не тратилъ на свое продовольствіе и отказался даже отъ полученія 1000 р., будучи успокоенъ и удаленъ отъ всѣхъ хлопотъ по домоводству; онъ ограничился полученіемъ въ свое полное распоряженіе дохода съ садовъ.
Для представленія лучшаго понятія о дворениновскомъ хозяйствѣ, замѣчу, что изъ 109 душъ — 52 души было крестьянъ, которые поселены были: за рѣкою противъ дома, въ самомъ Дворениновѣ, три избы; въ сельцѣ Болотовѣ, 5 верстъ разстоянія, четыре избы, и, наконецъ, шесть избъ въ селѣ Тулеинѣ, въ противоположной сторонѣ отъ Болотова и въ 6-ти верстахъ разстоянія отъ Дворенинова, которое находилось поэтому въ центрѣ, и тутъ устроены были: господское гумно, рига, овины, амбары; весь хлѣбъ сваживался въ одно зіѣсто и крестьяне ежедневно должны были ходить туда на молотъбу. Ихъ обязанность была — обработывать въ каждомъ полѣ по 40 десятинъ господской запашки, которыя были раскиданы въ чрезполостности съ шестью владѣльцами, по шести дачамъ генеральнаго межеванія и въ 36-ти разныхъ мѣстахъ; крестьянская земля была также раскинута по всѣмъ направленіямъ.
Въ первые года по пріѣздѣ изъ Богородицка, Андрей Тимоѳеевичъ сдѣлалъ самъ геометрическую съемку по всѣмъ дачамъ отдѣльно: вымѣрилъ всю свою чрезполостность и составилъ отдѣльные планчики не только собственныхъ участковъ, но и своихъ родственниковъ. Очень естественно, что въ мелкой чрезполостности, при дурномъ присмотрѣ старосты, господскіе участки со всякимъ годомъ (сторонними и своими крестьянами) не только отпахивались, уменьшаясь въ величинѣ, но даже совсѣмъ измѣнялись фигурою, такъ что дѣдушкѣ доводилось впослѣдствіи нѣсколько разъ перемѣрять и исправлять межи своихъ владѣній. Такъ какъ въ Алексинскомъ уѣздѣ земля весьма дурнаго качества, требующая непремѣнно сильнаго удобренія, котораго хотя и набиралось довольно много отъ господской и дворовой скотины, но его не доставало на удобреніе яблоней, отъ которыхъ въ сущности предвидѣлось болѣе пользы; поэтому урожай съ дворениновскихъ полей былъ всегда самый жалкій, сравнительно съ урожаемъ его сосѣдей, которые хотя и немного, но удобряли свои ближніе участки, — такъ что у дѣда моего за-частую возвращались только однѣ сѣмяна въ амбаръ, слѣдовательно, въ барышѣ оставались только солома и мелкой кормъ.
Библіотека дѣдушки была весьма обширна и съ каждымъ годомъ увеличивалась прикупкою разныхъ книгъ, а въ особенности его сочиненіями по разнымъ предметамъ. Андрей Тимоѳеевичъ самъ мнѣ высчитывалъ, что кромѣ «Экономическаго Магазина», который былъ напечатанъ и заключался въ 40 томахъ, имъ написано еще до 80-ти разныхъ сочиненій, изъ которыхъ могу припомнить нѣкоторыя, прочитанныя мною, а именно: цѣлый рядъ отдѣльныхъ статей, касающихся хозяйства и домоводства, о разныхъ постройкахъ, землебитныхъ строеніяхъ (называемыхъ пизе), о построеніи прудовыхъ спусковъ, объ украшеніи садовъ, о садоводствѣ вообще, описаніе разныхъ породъ яблокъ, о производствѣ табаку, въ особенности виргинскаго, и проч., и проч. Собраніе этихъ статей, въ нѣсколькихъ томикахъ, по смерти его, отправлено въ Московское Общество сельскаго хозяйства. Дѣдушка изъ всѣхъ своихъ сочиненій особенно совѣтывалъ молодымъ или отдавалъ людямъ читать «Бесѣды дѣда со внукомъ» (касательно разныхъ предметовъ — XV томиковъ) и «Размышленія о чудесахъ природы» — XII томиковъ. Выписки его «О французской революціи» занимали XII томиковъ, какъ и всѣ его рукописи переплетенныя; выписки «О польской революціи» занимаютъ три томика. На какомъ именно годѣ онъ остановилъ свои записки, въ видѣ писемъ къ другу — достовѣрно сказать не могу; но помнится, что онъ покончилъ ихъ на 1810 или на 1811 годѣ ибо онъ мнѣ разсказывалъ, что описалъ подробно поѣздку свою въ Орелъ и мое рожденіе. Всѣ эти записки онъ составлялъ изъ подробно веденнаго имъ «Черноваго журнала вседневныхъ событій», которыхъ было болѣе 50-ти томиковъ; изъ нихъ 39-тъ проданы мною гг. Киселеву и Самарину.
Вотъ краткая ихъ опись[6]: 1) Жизнь Андрея Болотова, ч. I. 2) приключенія А. Б. съ 1752 до 1758 г. (частію въ письмахъ, частію въ связномъ разсказѣ; содержаніе этого томика есть сокращеніе частей II—V записокъ, за исключеніемъ 1751 г., котораго у меня вовсе нѣтъ). 3—9) Жизнь и приключенія Андрея Болотова съ 1758 до 1769 гг.; (части ѴІ—XII; частей XIII—XVI у меня вовсе нѣтъ). 10—1 Жизнь и приключенія А. Б. съ 1774 до 1780 гг. (части XVII—XX). 14) Домашній историческій журналъ 1766 г. (краткій ежедневникъ). 11) Тоже на 1772 г. 16) Продолженіе Записокъ, касающихся до моей жизни 1773 г. (связный разсказъ о первомъ полугодіи этого года). 17) Дневникъ 1790 г. (подробный ежедневникъ). 18) Продолженіе описанія моей жизни, 1793—1794 гг. (краткій ежедневникъ). 19—21) Краткій ежедневникъ 1797—1802 гг. 22—24) «Богородицкій Вѣстникъ или историческое обозрѣніе всего происходившаго въ свѣтѣ» въ 1792 и 1793 гг. 25—26) «Памятникъ протекшихъ временъ», 1796 и 1797 гг. ("26-й томикъ былъ напечатанъ въ «P. А.» 1864 г.; 25-й готовится къ печати). 27—34) «Магазинъ достопамятныхъ бумагъ», 1812 и 1813 гг. 35—39) «Отечественникъ», содержащій въ себѣ современныя записки и замѣчанія о происшествіяхъ въ Россіи (писаны въ 1814—1826 гг. Между 38 и 39 томиками не достаетъ одного, заключающаго пятую часть Отечественника).
Дѣдъ мой, — продолжаетъ М. И. Болотовъ, — обладалъ замѣчательною памятью до послѣднихъ дней жизни, — всѣ его разсказы о прошломъ вообще и о бываломъ съ нимъ передавались съ большимъ юморомъ; при этомъ часто случалось, что, коснувшись какого-нибудь предмета, онъ приносилъ томикъ своихъ послѣднихъ записокъ, т. е. изъ текущаго столѣтія, и прочитывалъ самъ описанное о томъ прежде кому-нибудь для прочтенія на домъ. Въ особенности въ двадцатыхъ годахъ пользовались его расположеніемъ нѣкоторые изъ сосѣдей (личности весьма образованныя), напримѣръ, С. П. Бобрищевъ-Пушкинъ, М. И. Золотухинъ и H. А. Кругликовъ, которые чрезвычайно любили старичка, и онъ давалъ имъ поочередно читать всѣ гкой записки и сочиненія.
Въ концѣ двадцатыхъ годовъ Андреи Тимоѳеевичъ потерялъ лѣвый глазъ; дѣдушка самъ не зналъ, когда именно онъ пересталъ имъ видѣть. По вечерамъ, читая «Гамбургскія газеты», чтобы лучше разглядѣть мелкую печать, онъ подносилъ всегда свѣчку съ правой стороны и зажмуривалъ лѣвый глазъ; но однажды ему вздумалось закрыть правый и вдругъ расхохотался, вскрикнувъ: «Вотъ, братъ, штука-то, я вѣдь лѣвый глазъ потерялъ, — право такъ, и самъ не знаю когда». Это заставило его поберегать зрѣніе и потому онъ придумалъ сдѣлать трубочку изъ картона въ 1 вер. діаметра и около 3-хъ вер. длины, обклеивъ внутри черною бумагою, и съ помощію оной читалъ по вечерамъ. Въ 1830 году начало слабѣть зрѣніе и праваго глаза, такъ что, по совѣту отца моего, дѣдушка сталъ носить зонтикъ и согласился, чтобы ему наняли особеннаго чтеца, которому онъ диктовалъ ежедневно все то, что, по заведенному порядку, должно было быть записано[7]. Во время моего пребыванія у него въ Дворениновѣ (послѣ окончанія мною курса въ С.-Петербургскомъ университетѣ въ 1829 году, весь 1830 годъ и до сентября 1831 года), я много читывалъ ему по утрамъ и, пріостанавливаясь, любилъ слушать его разсужденія по многимъ предметамъ; а по вечерамъ постоянно его занимало слушаніе газетъ, и тутъ разговоры направлялись къ политикѣ и военнымъ дѣйствіямъ, ибо въ это время было усмиреніе Польши. При этомъ, бывало, попроситъ онъ меня отыскать на картѣ то или другое мѣстечко или городъ, упоминаемый въ извѣстіяхъ о войнѣ Россіи съ Польшей, и нерѣдко вспомнитъ, что въ Семилѣтнюю войну съ Пруссіей онъ либо проходилъ, либо стоялъ въ этомъ мѣстѣ съ полкомъ, въ которомъ служилъ, и разскажетъ такимъ образомъ о старинѣ, чуть ни столѣтней!
Слѣпоту свою дѣдушка переносилъ очень терпѣливо; гораздо болѣе огорчала его усиливающаяся глухота: безъ помощи рожка онъ иногда ничего не могъ разслышать, и когда бывали гости, а ему хотѣлось участвовать въ разговорахъ и все слышать, то онъ крѣпко сѣтовалъ на свою глухоту. Въ началѣ 1833 года я пріѣзжалъ на короткое время изъ Петербурга въ отпускъ, и тутъ онъ мнѣ съ соболѣзнованіемъ объявилъ, что болѣе ничего не видитъ и не можетъ меня хорошо разглядѣть, а между тѣмъ всегда бодро ходилъ одинъ съ палочкою къ обѣду, къ чаю въ диванную и къ ужину.
Нѣсколько разъ дѣдушка упрашивалъ меня покинуть службу и предоставить отличаться на этомъ поприщѣ брату, а я чтобы занялся поддержаніемъ его многолѣтнихъ трудовъ, такъ какъ онъ видѣлъ во мнѣ способности и особенную охоту къ сельскому хозяйству.
За два дня до смерти онъ слегъ въ постель и очень покойно скончался на рукахъ моего отца; а ровно черезъ годъ въ тоже самое число, 7-го октября 1834 года, скончалась неожиданно, отъ разрыва сердца, жена его: моя бабушка, 88-ми лѣтъ отъ роду, и также въ присутствіи моего отца и Пестовой.
Старички похоронены въ своемъ приходѣ — селѣ Русятинѣ. Въ полутора верстахъ отъ дворениновскаго дома, на горкѣ, среди поля виднѣется старинная деревянная церковь и возлѣ нея четыре двора церковно-служителей, тамъ, съ лѣвой стороны алтаря, находится возвышенность съ четвероугольнымъ памятникомъ изъ простаго известковаго камня, съ надписью — чина, имени, отчества и фамиліи, годовъ рожденія и смерти Андрея Тимоѳеевича Болотова, а на другой сторонѣ подобная же надпись о его супругѣ; возлѣ него покоятся кости его матери, тещи и четырехъ внучатъ. Вотъ уже болѣе 20-ти лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ я въ послѣдній разъ поклонялся праху моего незабвеннаго дѣда.
На этомъ мѣстѣ я желалъ-было остановиться, прекративъ свои бѣглыя, отрывочныя замѣтки; но мнѣ необходимо еще добавить нѣсколько крайне грустныхъ для меня воспоминаній, именно — о разлукѣ съ Дворениновымъ, которое я любилъ, а между тѣмъ тяжкими обстоятельствами вынужденъ былъ его покинуть.
Весну 1836 года (вышедіки только что въ отставку) я встрѣчалъ въ Епифанскомъ уѣздѣ, тогда какъ отецъ мой приготовлялъ и отдѣлывалъ мнѣ дворениновскій домъ (для переѣзда и житья въ ономъ, тотчасъ послѣ моей свадьбы, назначенной въ концѣ мая). Въ тотъ годъ было самое раннее"вскрытіе весны, какой я еще не припомню. Ока очистилась ото льда къ 7-му марта, а въ Епифанскомъ уѣздѣ къ 25-му марта всѣ помѣщики покончили уже свои овсяные посѣвы. Погода стояла великолѣпнѣйшая въ теченіе всего апрѣля и отецъ мой писалъ мнѣ радостные письма изъ Дворенинова, описывая, какъ онъ ежедневно восхищаетя роскошнымъ цвѣтомъ яблонь и благоуханіемъ во всѣхъ садахъ, которые покрыты какъ бы бѣлымъ саваномъ и по завязи обѣщаютъ обильный урожай для новыхъ молодыхъ хозяевъ; но 2-го мая подулъ вдругъ сѣверный вѣтеръ, поднялась мятель какъ зимою: сплошнымъ бѣлымъ саваномъ покрылись уже не только сады, но- всѣ поля, и снѣгъ, мѣстами нанесенный сугробами, пролежалъ трое сутокъ. Этого достаточно было, чтобы не только уничтожилась вся завязь на плодовыхъ деревьяхъ, но рушилось все садоводство въ среднихъ губерніяхъ Россіи; въ эту несчастную весну, не только уничтожились сады, но въ нашей сторонѣ погибло множество рощей и лѣсовъ, которые въ послѣдующіе за тѣмъ года срублены на дрова. Въ первый годъ я еще ласкалъ себя надеждою, что деревья оживутъ, ибо на нѣкоторыхъ показалось достаточное количество листьевъ, а потому осенью и весною производилъ тѣ же работы по унавоживанію и окапыванію старыхъ деревьевъ; но съ открытіемъ весны 1837 года эта надежда рушилась: всѣ не пришедшія съ листомъ, какъ совершенно погибшія, надобно было срубать, выкапывать и пустыя мѣста засаживать изъ питомника уцѣлѣвшими привитыми деревцами. Оказалось, что въ питомникѣ для подсадки не хватитъ деревьевъ на третью часть садовъ, которыхъ числилось по плану до 16-ти десятинъ и всѣ обнесены были плетневою оградою. Итакъ, въ тотъ же годъ я разбилъ мѣсто въ двое больше подъ питомникъ для будущихъ подсадковъ, а между тѣмъ накупилъ нѣсколько тысячъ молодятника въ Тулѣ и перевезъ осенью также значительное количество отъ отца моего изъ Гнилаго-Болота, гдѣ онъ тогда поселился и безвыѣздно жилъ тамъ до смерти своей (18-го іюля 1850 г.). Помня завѣщаніе дѣда, что никогда не слѣдуетъ унывать, особенно, когда несчастія и неудачи происходятъ не отъ нашей вины, а посылаются свыше, то и въ этомъ утѣшалъ я себя надеждою, что труды мои со временемъ вознаградятся и лѣтъ черезъ 10 дождусь опять доходовъ съ дворениновскихъ садовъ; но въ зиму подъ 1839 годъ проявилось у насъ неслыханное и не бывалое дотолѣ количество полевыхъ мышей (предвѣщавшія по народному замѣчанію страшный голодъ, который дѣйствительно и совершился, такъ что рожь для посѣвовъ и прокормленія въ 1840 году покупалась нами въ Курской и Воронежской губерніи по 40 руб. ассиг. за четверть); ежедневно при молотьбѣ хлѣба мышей уничтожали не только сотнями, но тысячами, сгребали ихъ лопатами въ ворохъ и выносили изъ риги четвериками или плетушками. Эти голодныя твари накинулись на молодыя деревца въ садахъ и всѣ, какъ въ питомникахъ, такъ и пересаженныя, привитыя яблоньки погибли отъ ихъ прожорства: онѣ обточили шкурку деревцовъ кругомъ, оставивъ, смотря по пониженію таявшаго снѣга, по два и болѣе колецъ. Тогда я увидѣлъ, что всѣ старанія мои остаются тщетными и нѣтъ уже надежды на приведеніе садовъ въ прежнее ихъ доходное положеніе. Необходимость требовала обратить вниманіе на земледѣліе; но какъ принятся за оное въ такомъ имѣніи, которое не размежевано кт, однимъ мѣстамъ, а находится въ выше описанной чрезполостности?
Въ то время тесть мой пріобрѣлъ уже для меня покупкою село Огарево, въ Богородицкомъ уѣздѣ, гдѣ я былъ избранъ въ посредники полюбовнаго земля размежеванія; хозяйничество въ плодородной мѣстности и служебныя обязанности требовали постояннаго жительства въ новокупленомъ имѣніи, гдѣ былъ къ тому же сахарный заводъ, въ которомъ требовались мастеровые и хорошіе работники, а потому всему молодому поколѣнію дворениновскихъ дворовыхъ найдено было занятіе и прокормленіе ихъ меня не затрудняло. Дворениново я оставилъ на попеченіе одного изъ слугъ моего дѣда, который и при немъ завѣдывалъ полевыми работами, слѣдовательно. знакомъ былъ хорошо со всею чрезполостностью, и каждый годъ два раза посѣщалъ его; всякій разъ переговоры съ совладѣльцами дачи на счетъ промѣновъ и размежеванія не могли кончаться по несговорчивости одного изъ владѣльцевъ Г. С……Наконецъ, только въ 1846 году полюбовный актъ былъ подписанъ, утвержденъ судомъ и я получилъ въ 3-хъ дачахъ отмежеванной къ однимъ мѣстамъ 420 десятинъ земли. Черезъ 3 года, войдя въ полный сѣвооборотъ, я публиковалъ о продажѣ Дворенинова и полковникъ г. Прянишниковъ, желавшій имѣть имѣньице подъ Москвою, купилъ его у меня въ августѣ 1850 года за 52 т. ассигн. Продержавъ его 3 или 4 года, онъ перепродалъ его г. Угрюмову, а въ настоящее время я уже и не знаю, кому оно принадлежитъ[8].
Мнѣ не хотѣлось здѣсь касаться своей дѣятельности въ Дворениновѣ, употребленной съ пыломъ молодаго хозяина, — я упомянулъ о нея потому, что искренно желалъ поддержать труды дорогаго моего дѣда; но Провидѣнію не угодно было помочь мнѣ и обстоятельства такъ сложились, что Дворениново нельзя было удержать въ родѣ Болотовыхъ.
Независимо отъ приведенныхъ замѣтокъ, желательно бы было сообщить «Русской Старинѣ» нѣкоторые эпизоды изъ жизни Андрея Тимоѳеевича, которые онъ до такой степени занимательно умѣлъ разсказывать, что по неволѣ они врѣзались въ память; я всегда старался при разговорѣ съ нимъ наводить его на какой-нибудь разсказъ о прошедшемъ, такъ какъ онъ представлялъ собою живой, интереснѣйшій архивъ. Къ сожалѣнію, я не наслѣдовалъ отъ него ни привычки. ни дарованія къ литературному труду, и мнѣ приходится ограничиться лишь этими замѣтками, въ которыхъ все-таки найдутъ хотя нѣкоторыя черты для пополненія біографіи столь замѣчательнаго помолога XVIII столѣтія, который умѣлъ своими Записками заинтересовать большинство читателей «Русской Старины» и доставилъ многимъ, даже въ глухихъ углахъ Россіи, истинное удовольствіе.
- ↑ Жена Павла Андреевича, рожденная Ашанина. Ред.
- ↑ Старушка ключница. М. Б.
- ↑ Богатые серпуховскіе купцы, которые постоянно у него скупали на откупъ сады. М. Б.
- ↑ Это довѣренный изъ лакеевъ. который завѣдывалъ полевымъ хозяйствомъ. М. Б.
- ↑ Пестовъ — его зять. М. Б.
- ↑ Cообщено г. И. Киселевымъ. Ред.
- ↑ Въ этомъ году братъ мой, возвращаясь изъ турецкаго похода, гостилъ въ Дворениновѣ, — и какъ радовался дѣдушка, когда, бывало, посадивъ его въ телѣжку и втроемъ прокатываемъ по саду, т. е., отецъ въ корню, а мы по пристяжкамъ. М. Б.
- ↑ Отъ г. Угрюмова Дворениново переходило продажею къ гг. Прянишникову, г-жѣ Грабовской и нынѣ находится во владѣніи г. Карпова. Изъ сосѣдей Андрея Тимофеевича и его добрыхъ знакомыхъ нынѣ въ живыхъ: Варвара Ивановна Ладыженская и Александра Платоновна Журавлева. Сообщ. Тульскій помѣщ. А И. Цвиленевъ.