Англичане в Бирме (Минаев)/ДО

Англичане в Бирме
авторъ Иван Павлович Минаев

Опубл.: 1887. Источникъ: az.lib.ru • Из путевых впечатлений

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

АНГЛИЧАНЕ ВЪ БИРМѢ ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ВПЕЧАТЛѢНІЙ. «Вѣстникъ Европы», № 11, 1887

Souls! damn your souls!

Make tobacco.

I.

Отъ Лондона до Рангуна много тысячъ верстъ… Путь, безъ сомнѣнія, далекій, но по торной дорогѣ; еженедѣльно по ней ѣздятъ сотни и тысячи людей; путешествіе — въ наши дни самое ординарное и даже скучное, безъ всякихъ опасностей и сенсаціонныхъ происшествій; путешественнику не приходится даже разсчитывать на развлеченія въ видѣ разныхъ неожиданностей, хотя бы, напр., запаздыванія или какихъ-нибудь фантастическихъ путевыхъ приключеній, знакомыхъ русскому у себя дома. Почтовый пароходъ доставитъ его въ обѣщанный день и часъ, нигдѣ не запоздаетъ; путникъ знаетъ это заранѣе, и, уже садясь въ вагонъ на чарингъ-кросской станціи или, вступая на пароходъ въ Бриндизи, онъ можетъ назначать день и часъ свиданія, гдѣ-нибудь въ Молмейнѣ, Гонгъ-Конгѣ, или даже, пожалуй, въ портѣ Гамильтонъ.

Путь отъ Лондона черезъ Средиземное море, на Гибралтаръ и Мальту до Александріи, оттуда на Суэцъ, Аденъ, Коломбо, Сингапур, Гонгъ-Конгъ и т. д. до порта Гамильтонъ, по преимуществу, англійскій. На всемъ этомъ пути англичанинъ чувствуетъ себя дома: онъ всюду въ мѣстахъ остановокъ слышитъ родную рѣчь, живетъ тамъ по народному обычаю, читаетъ свои газеты, находитъ свои книги, встрѣчаетъ даже своихъ клержимэновъ, и если онъ религіозенъ, то можетъ и помолиться въ воскресный день въ своей церкви. Когда подумать, что не только на пути въ Азію, но и въ Канадѣ, въ Австраліи, въ Океаніи, на югѣ Африки, британца встрѣчаютъ тѣ же явленія, то дѣйствительно придется сознаться, что исторія не запомнитъ такого міровластительства, и никто не удивится, что на этой міровой большой дорогѣ онъ встрѣчаетъ англичанъ, объѣхавшихъ полъ-міра и ни разу не переступавшихъ за предѣлы того громаднаго пространства, которое не безъ гордости и нѣкотораго самохвальства называется ими British Realm или Pax Britannica. Такіе еще попадаются, и они любопытны. Они поражаютъ всѣмъ: своеобразнымъ костюмомъ и ясно-выраженнымъ сознаніемъ національнаго достоинства и превосходства. Обыкновенно они не говорятъ ни на одномъ чужеземномъ языкѣ, и удивляются, если гдѣ-нибудь на перепутьи ихъ рѣчи туземцы не понимаютъ; они способны негодовать, и совершенно искренно, если какой-нибудь французскій пароходъ обгонитъ британскій почтовый. Многіе изъ нихъ съ дѣтства ѣзжали по этому пути и отъ молодыхъ ногтей привыкли смотрѣть на свою націю какъ на властительницу міра; обыкновенно они твердо знаютъ родную старину, и хорошо помнятъ, какъ въ послѣднія сорокъ лѣтъ росла и ползла во всѣ стороны Великая Британія.

Да! это курьезный людъ, и знакомиться съ этою британскою «солью земли» приходится на порогѣ въ тотъ старый міръ, гдѣ теперь царства разсыпаются, вѣковыя основы прежней жизни расшатываются и колеблются, и горсть европейцевъ расчищаетъ почву подъ разсаду западной цивилизаціи.

Или же ихъ встрѣчаешь на чужбинѣ, когда они ѣдутъ изъ метрополіи съ особеннымъ поѣздомъ — въ Бриндизи, откуда еженедѣльно отходитъ британскій караванъ на востокъ.

«Les voyageurs des Indes» — такъ ихъ именуютъ; но они ѣдутъ не только въ Индію, а во всѣ страны и углы, гдѣ развѣвается флагъ ея британскаго величества. Это ѣдутъ властители міровой торговли, тѣ, чьи интересы всюду, гдѣ золото и добыча.

Англичане бываютъ учтивы, но почти всегда жестки въ обращеніи; на этомъ же пути, особенно въ Италіи, они въ своемъ величіи, въ сознаніи своего матеріальнаго господства — нестерпимы. Для нихъ все устроено на этомъ пути, и за все они платятъ въ три-дорога, но не даютъ деньги, а швыряютъ ихъ. И кондукторъ для нихъ выучился по-англійски, и трактирщикъ для нихъ изготовилъ ростбифъ и сдѣлалъ запасъ элю… Но ихъ не ублаготворить; вмѣсто спасибо, при общемъ хохотѣ, въ видѣ остроты кто-нибудь крикнетъ кондуктору: «бабу!» — а для всѣхъ трактирщиковъ одна кличка: «damned beggars».

Да, англичане бываютъ вѣжливы, но весьма рѣдко любезны къ иностранцамъ. Англичане, мало образованные, худо воспитанные, въ сношеніяхъ съ чужеземцами просто невыносимы. И такихъ англичанъ — и въ Индіи, и всюду въ колоніяхъ, многое множество: молодые военные, le bétail de l’administration, кочующій и торгующій людъ и т. д. Весь этотъ худовоспитанный народъ преисполненъ самыхъ преувеличенныхъ мнѣній о силѣ и доблестяхъ Великой Британіи, а потому самому въ сильной степени зараженъ шовинизмомъ, конечно болѣе на словахъ. Практическій англичанинъ не прочь забирать страны, но безъ трать и новыхъ налоговъ. Это — смѣльчаки изъ того класса міродержавнаго народа, который всюду, гдѣ пускаетъ корни, съ неподражаемымъ мастерствомъ въ короткое время своимъ обращеніемъ умѣетъ вселять въ туземномъ населеніи непримиримую къ себp3; ненависть. Это — тѣ люди, что строятъ дороги, заводятъ правый судъ, банки и т. д., быстро создадутъ обстановку цивилизованной жизни, все то, что нужно имъ самимъ, а не туземцу, и затѣмъ, устроивъ все это, они наивно убѣждены, что ихъ обязанности къ забранному краю исчерпаны; они полагаютъ, что сдѣлали все, и считаютъ, что видѣть въ покоренномъ равнаго себѣ, быть съ нимъ на равной ногѣ — просто-на-просто глупая сентиментальность. Многіе изъ нихъ и не догадываются о томъ, что никакія блага культуры не искупятъ соціальной неправды.

II.

Я поѣхалъ въ Бирму до присоединенія ея сѣверной независимой части къ британской имперіи; но война тамъ уже началась, и грядущія судьбы независимаго царства уже были предопредѣлены въ совѣтѣ власть имущихъ въ Калькуттѣ и въ Лондонѣ. Дни независимости Бирмы были сочтены; никто и въ Индіи, и въ Англіи въ томъ не сомнѣвался!

На четвертый день послѣ того, какъ я оставилъ старый арійскій міръ въ Калькуттѣ, почтовый пароходъ достигъ своего назначенія, т.-е. Рангуна.

Рангунъ — это врата въ иной міръ, не-арійскій. Здѣсь и рѣчь у людей иная, неродственная индійской, и обликъ другой, и нарядъ свой; даже природа кругомъ напоминаетъ Индію развѣ только температурою… Это тотъ міръ, которому европейскіе этнографы придумали особливую и не совсѣмъ понятную кличку — Индокитай. Здѣсь, въ этихъ плодороднымъ дельтахъ, въ цвѣтущихъ долинахъ великихъ рѣкъ, задолго до появленія западныхъ авантюристовъ и культуртрегеров, дѣйствительно, сходились двѣ старинныя культуры: китайская и индійская. Какъ только вступишь на берегъ, эта двойственная старина страны прямо бросается въ глаза: дома и храмы, всѣ постройки, эти высокія, пестро разукрашенныя рѣзьбою, раскрашенныя и раззолоченныя крыши напоминаютъ ящики китайской работы; но въ этихъ храмахъ молятся индійскому мудрецу, и народъ по сіе время твердитъ молитвы на индійскомъ языкѣ.

Но все это остатки и слѣды старины давней, а Рангунъ — городъ новый, и своими новшествами онъ всего болѣе поражаетъ. Онъ поражаетъ тѣмъ же, что бьетъ и бросается въ глаза во всѣхъ большихъ азіатскихъ и въ особенности индійскихъ городахъ, выросшихъ въ пунктахъ, гдѣ скрещиваются нѣсколько міровыхъ путей и гдѣ, кромѣ того, крѣпко засѣлъ хозяинъ-англичанинъ. Новый Рангунъ, по своему характеру, напоминаетъ Бомбей или Галле на Цейлонѣ. Здѣсь приходится узнавать страну съ казовыхъ концовъ, и первое впечатлѣніе обыкновенно бываетъ сильно, но не вполнѣ вѣрно. Первое впечатлѣніе говоритъ о мощи европейскаго вліянія на туземную жизнь и людей; взоръ всюду встрѣчаетъ не только вторженіе, но какъ будто и властительство европейской цивилизаціи: въ европейскихъ караванъ-сараяхъ путешественникъ находитъ комфортъ и всѣ условія цивилизованной жизни. Кругомъ — дома европейской архитектуры, лавки съ привозными, европейскими товарами. На сотни или даже тысячи миль, какъ въ Индіи, тянутся усовершенствованные пути сообщенія. Въ самомъ городѣ конныя или паровыя ж. д., какъ въ Рангунѣ, связываютъ окраины съ центромъ; на улицахъ, продаются NoNo мѣстныхъ газетъ на языкахъ туземныхъ и на англійскомъ. Среди туземцевъ вы слышите только англійскую рѣчь; весьма часто они говорятъ по-англійски не только съ европейцами, но и между собою; вамъ попадаются воспитанники школъ и колледжей съ англійскими книжками и газетами въ рукахъ; заговорите съ ними — они вамъ сообщатъ послѣднія новости о вопросахъ дня въ Европѣ; они читаютъ «Times», а всего чаще радикальныя англійскія газеты. Словомъ, на каждомъ шагу взору путешественника представляются проявленія западной, цивилизованной жизни; ему остается только дивиться тому, какъ это все быстро здѣсь привилось… Да, именно, привилось, но не успѣло еще пустить корней. Все это только казовое, привнесено на востокъ и пока существуетъ исключительно для тѣхъ, кто здѣсь властвуетъ теперь. Сущности восточной жизни всѣ новшества западнаго человѣка пока лишь коснулись, но не успѣли еще ее измѣнить. Взгляните туда, гдѣ народъ предоставленъ самъ себѣ, и вы убѣдитесь, что онъ живетъ своею жизнью бокъ-о-бокъ съ жизнью цивилизованною своихъ властителей. Пойдемте къ святынѣ рангунсвой, пойдемте поглядѣть на вѣрующій людъ, кругомъ золотого храма. А культурный человѣкъ съ запада — заводитъ здѣсь желѣзныя дороги, строитъ мосты, проводитъ каналы и т. д. Правда, все это создается на деньги туземца, и туземецъ всѣмъ этимъ пользуется; онъ даетъ деньги на это, если хозяинъ прикажетъ, но добровольно раскошеливается совсѣмъ на другое… Культурный человѣкъ не отнялъ у него еще вполнѣ вѣры; онъ еще умѣетъ молиться съ вѣрою, съ дѣтскимъ простодушіемъ распѣвать святыя слова, и свои деньги добровольно, не по принужденію, несетъ въ храмъ. Въ годы бѣдствій, войны, разбойничьихъ злыхъ продѣлокъ, частными лицами въ одинъ мѣсяцъ, въ одномъ Рангунѣ, было выдано на построеніе храмовъ, часовенъ, пятьдесятъ слишкомъ тысячъ рупій. Эти цифры несомнѣнно вѣрны, потому что были опубликованы въ оффиціальной газетѣ.

Итакъ, пойдемте къ святынѣ, посмотримъ, опустѣла ли она? Паровикъ подвезетъ къ самымъ преддверіямъ храма. Золотая макушка высоко, высоко сіяетъ надъ городомъ; съ какой бы сторонѣ ни подъѣзжали въ Рангуну, золотой ступы нельзя не замѣтить: она имѣетъ въ высоту триста-двадцать-одинъ футъ и стоить на холмѣ (166 ф.). Высокая каменная лѣстница подъ рѣзною и разукрашенною крышею проводитъ васъ на верхнюю площадку холма, и здѣсь, среди массы часовенъ, страннопріимныхъ домовъ, колоколовъ, знаменъ и т. д., вы увидите все, чѣмъ буддистъ чтитъ свою святыню; но рядомъ съ этими необходимыми для культа предметами вы увидите и другое: лавки и лавочки со всякими товарами, и вся эта лѣстница и обширная площадь святого мѣста похожи на какое-то торжище; но вѣрующая совѣсть буддиста не смущается базарнымъ видомъ молитвеннаго мѣста. Толпы молельщиковъ съ восковыми свѣчами и цвѣтами спѣшатъ наверхъ; тутъ собрались всѣ народности дальней Азіи. Вслѣдъ на китайцемъ съ предлинною косою шагаетъ верзило-сипай изъ Пенджаба; за англійскими матросами, съ-пьяну забредшими сюда, тянется вереница желтыхъ ризъ, то-есть буддійскихъ монаховъ, а за ними, въ бѣлыхъ покровахъ, мягко выступаютъ, скромно опустивъ глаза, буддійскія монахини. На смѣну молельщикамъ являются торгаши, съ заморскою водою или лимонадомъ, нищіе, слѣпые, калѣки, музыканты, — шумъ и всеобщее галдѣніе въ «мѣстѣ святѣ»; но не спѣшите выводомъ, ступайте наверхъ, къ самой ступѣ и къ часовнямъ кругомъ нея, и взгляните, сколько здѣсь колѣнопреклоненныхъ мужчинъ и женщинъ, и откуда только они ни набрались сюда: вы можете увидѣть здѣсь представителей всѣхъ народностей Индо-Китая, монаховъ съ Цейлона, китайцевъ, индійцевъ изъ Мадраса, изъ Пенджаба и т. д. Когда поднимаешься наверхъ по лѣстницѣ, то, глядя на эти столбы, обглоданные временемъ, на полуразрушенную рѣзьбу на крышѣ, на каменныя ступени, истертыя и оббитыя, начинаешь думать, что вѣра въ народѣ изсякаетъ, и святое мѣсто приходитъ въ запустѣніе; но чѣмъ выше, тѣмъ слабѣе становится это впечатлѣніе; на верхней площадкѣ, на пространствѣ въ девятьсотъ ф. длиною и почти семьсотъ ф. шириною — столько новыхъ часовенъ, страннопріимныхъ домовъ, такая масса новой, совершенно свѣтлой позолоты на статуяхъ и ступахъ! И всего этого мало вѣрующимъ: новыя часовни, громадныя статуи великаго учителя постоянно воздвигаются. Эта верхняя площадка съ своими часовнями, золочеными статуями, маленькими ступами, страннопріимными домами, чертогами богатыхъ молельщиковъ и съ блестящею ступою Шведагонъ, въ видѣ золоченаго колокола, не только любопытна какъ своего рода кунсткамера и этнологическая выставка, но есть въ то же время знаменіе того, что западъ и христіанство еще не властвуютъ на далекомъ востокѣ. Они подошли близко; у самаго Шведагона высятся укрѣпленія, торчатъ пушки, по аллеямъ роскошныхъ Cantonements Gardens катаются чины христіанской державы, епископы и клерджимэны, а буддисты, все-таки, изъ года въ годъ строятъ новые монастыри и золотятъ своихъ идоловъ. Одно изъ послѣднихъ украшеній Шведагона, золоченый зонтъ, высящійся на макушкѣ, стоилъ болѣе шестисотъ тысячъ рупій. И куда бы вы ни выѣхали изъ Рангуна, всюду по дорогѣ вы увидите, почти-что на каждомъ шагу, монастыри и золоченыя макушки ступъ; но въ особенности это обиліе монастырей и ступъ поражаетъ во все время плаванія по Ирравади. Фактъ большой важности: онъ свидѣтельствуетъ не только о религіозности населенія, но и рисуетъ весь оригинальный складъ мѣстной жизни, передѣлывать и совершенствовать которую пришелъ европейскій человѣкъ. Кто строитъ эти монастыри? И для чего они существуютъ? Монастыри строили и строятъ понынѣ достаточные бирманцы. Въ Бирмѣ нѣтъ чрезмѣрнаго накопленія богатствъ въ однѣхъ рукахъ, нѣтъ той неравномѣрности въ распредѣленіи благъ міра, чѣмъ отличается западный міръ. Бирманецъ, если разбогатѣетъ, то непремѣнно удѣляетъ часть, часто весьма значительную, своего избытка на дѣло благотворительности, то-есть на постройку монастыря или на воздвиженіе ступы при монастырѣ. Монастырь — это страннопріимный домъ для всѣхъ обдѣленныхъ судьбою, богадельня, двери которой широко раскрыты для всѣхъ нуждающихся. И такъ какъ монастырей въ Бирмѣ много, очень много, то безпомощныхъ бѣдняковъ тамъ нѣтъ; имъ нѣтъ мѣста въ странѣ, усѣянной такими широко-благотворительными учрежденіями, какъ буддійскіе монастыри. Кто бѣденъ, страждущъ, немощенъ — тотъ идетъ подъ кровъ монастыря. Здѣсь его не спрашиваютъ о томъ, кто онъ или какъ дошелъ до жалкаго положенія. Онъ нуждается въ помощи, онъ голоденъ — и ему протягивается неоскудѣвающая въ даяніяхъ рука… Да и можетъ ли быть бѣднякъ среди простого бирманскаго люда, некультивированнаго западнымъ торгашомъ? Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Бирмы семья изъ пяти человѣкъ еще очень недавно могла просуществовать цѣлую недѣлю на четыре анна, то-есть, на наши деньги, на двадцать-пять копѣекъ. Бирманецъ любитъ только франтить, онъ пристрастенъ къ яркимъ цвѣтамъ. Но много ли ему нужно, чтобы быть безупречнымъ щеголемъ? Одно полотнище вокругъ ногъ, да платокъ на голову. Монастыри, укрывая и питая нуждающихся, сослужили и другую великую службу странѣ: они — разсадники грамотности и мѣстной учености. Едва ли на всемъ азіатскомъ востокѣ есть другая страна, въ которой было бы такъ трудно встрѣтить безграмотнаго, какъ въ Бирмѣ. Большинство бирманцевъ перебывало въ томъ или другомъ монастырѣ, ради собственнаго душевнаго спасенія; каждый бирманецъ долженъ, хотя бы на короткое время, облачиться въ желтую ризу, а каждый побывавшій въ монастырѣ непремѣнно выучился молитвамъ на языкѣ пали, читать и писать.

III.

И вотъ этой-то страной, съ ея оригинальнымъ складомъ жизни, лѣтъ тридцать съ небольшимъ тому назадъ окончательно завладѣлъ западный человѣкъ.

Восточныя царства быстро ростутъ, но и такъ же скоропостижно разсыпаются; они уже въ зародышѣ носятъ въ себѣ зачатки разложенія. Все здѣсь подчиняется деспотической волѣ правителя, но неограниченный правитель самъ безпомощенъ и безсиленъ, пока не удалитъ съ лица земли всѣхъ своихъ соперниковъ, то-есть, по обыкновенію, самыхъ близкихъ родственниковъ; потоки крови возносятъ баловня судьбы на престолъ; и онъ держится тамъ до тѣхъ поръ, пока умѣетъ сдерживать самолюбіе братьевъ, дядей, племянниковъ… Умеръ царь, и всѣ родичи устремляются къ престолу…

Такъ было и въ Бирмѣ; бирманцы имѣютъ собственныя историческія записи, въ которыхъ перечисляются цари съ глубокой древности и разсказывается объ ихъ дѣяніяхъ. Интереснаго вообще для читателя въ этой повѣсти, конечно, весьма мало. Царей было много, но всѣ они какъ будто дѣлали одно и то же: рѣзали своихъ братьевъ, родичей, воевали съ сосѣдями, строили храмы и монастыри. У каждаго была одна и та же программа дѣйствія: въ началѣ царствованія онъ не спускалъ своихъ глазъ съ многочисленныхъ братьевъ и кузеновъ, и весьма скоро усматривалъ настоятельную необходимость вытравить изъ страны крамолу. Такъ какъ у отца каждаго царя было по нѣскольку женъ, а у каждой жены по нѣскольку дѣтей, то оказывалось, что у каждаго ново-воцарившагося братьевъ и кузеновъ болѣе, нежели нужно, и уничтоженіе крамолы, а главное крамольниковъ, продолжалось нѣсколько лѣтъ. Перерѣзавъ братьевъ и заведя такимъ образомъ внутренній порядокъ, царь начиналъ думать о величіи своей державы: наступалъ періодъ войнъ. Бирманцы воевали съ пегуанцами, съ шанами, съ Сіамомъ, съ Китаемъ. Войны были частыя и продолжительныя. Въ промежуткѣ между войнами цари успѣвали строить храмы и дворцы, ступы и монастыри.

Такъ дѣла шли въ Бирмѣ вплоть до появленія здѣсь европейскихъ интересовъ.

Въ половинѣ прошлаго столѣтія вся Бирма принадлежала Аломпрѣ, родоначальнику той династіи, послѣдній представитель которой нынѣ томится въ плѣну, въ Индіи. Бирма при немъ и при ближайшихъ его наслѣдникахъ была обширною страною и сильнымъ царствомъ на восточномъ берегу Бенгальскаго залива, отъ Даккаи до Сіамскаго залива.

Европейцы явились здѣсь еще въ XVII ст. Первыми были португальцы, за ними голландцы, послѣ нихъ англичане стали заводить здѣсь факторіи. Во все продолженіе XVIII-го вѣка и въ началѣ настоящаго, европейцы не имѣли большого значенія въ Бирмѣ; они соперничали между собою, заискивали у бирманскаго правительства, выпрашивали себѣ привилегіи, и потому были неопасны для бирманскаго могущества. Бирманскій властитель и его богатства внушали европейцамъ страхъ и зависть. Страхъ, по ближайшемъ знакомствѣ, прошелъ; осталась зависть и духъ стяжательности, а затѣмъ, натурально, начинается періодъ обиранія и урѣзыванія Бирмы. Въ какихъ-нибудь тридцать лѣтъ, послѣ двухъ войнъ съ англичанами, Бирма лишилась всѣхъ своихъ береговыхъ владѣній и изъ могущественнаго царства превратилась въ ничтожное владѣніе, съ большими естественными богатствами, но повсюду отрѣзанное отъ моря. Бирманскіе цари никогда не могли помириться съ этими тяжелыми для нихъ лишеніями. Послѣ второй войны условія мира не были ратификованы: англичане овладѣли Пегу, провели границу безъ согласія законнаго владѣтеля, но онъ все же не соглашался ни на какія уступки и не хотѣлъ слышать о трактатѣ.

Упорство бирманскаго властителя не помѣшало англичанамъ, однакоже, фактически владѣть провинціей, равной Франціи. И какою провинціей!

Нижняя Бирма — страна благодатная: она не знаетъ и не знала голодовокъ; питаетъ и своихъ, и чужихъ пришельцевъ. Это чудный и роскошный край, и чѣмъ онъ еще станетъ, когда развернетъ во всю ширь и глубь свои естественныя богатства! Теперь одинъ поземельный налогъ доставляетъ въ казну свыше двухъ милліоновъ ф. с.; въ 1884—85 г. онъ равнялся 2.191.269 ф. с. И при этомъ воздѣлывается не вся земля, способная питать человѣка и давать доходъ казнѣ. Плодородной земли считается двадцать — четыре слишкомъ милліона акровъ (24.017.083), а воздѣлывается и обложено налогомъ четыре милліона акровъ (4.300.356).

Но не одна земля питаетъ британскую казну: если счесть все, получаемое изъ другихъ источниковъ, съ акциза, съ опіума, съ соли, лѣса и т. д., то окажется, что одна эта индійская провинціи приноситъ доходу въ двадцать-одинъ милліонъ съ половиною фунтовъ (21.513.760 ф. с).

IV.

Рангунъ — главный городъ и административный центръ Нижней Бирмы — достался англичанамъ въ 1852 г., послѣ второй бирманской войны. Живы люди, которые помнятъ городъ, какимъ онъ былъ тогда: грязные дома и еще болѣе грязныя улицы; ничтожное населеніе, но масса собакъ и свиней. Теперь все это измѣнилось: Рангунъ быстро выросъ, украсился величественными зданіями, виллами, роскошными скверами, садами, прямыми улицами, словомъ, сталъ городомъ со всѣми европейскими затѣями среди тропической растительности и оріентальной обстановки. Въ немъ теперь болѣе ста тысячъ жителей (134.176); здѣсь есть и китайцы, и персы, и индійцы; всего больше, конечно, бирманцевъ и вообще туземцевъ-буддистовъ (61.131), всего меньше европейцевъ; европейцевъ вообще немного во всей Бирмѣ (7.866), и около половины ихъ обитаетъ въ Рангунѣ (3.366). Еще меньше остъ-индійцевъ, полутемныхъ людей, съ испанскими и португальскими именами, одѣтыхъ по-европейски и говорящихъ по-англійски бѣгло и правильно, но съ своимъ собственнымъ акцентомъ. Ихъ насчитываютъ около пяти тысячъ въ Нижней Бирмѣ, и половина этого люда живетъ въ Рангунѣ. Индусовъ живетъ въ Рангунѣ тридцать-пять слишкомъ тысячъ.

Бирма — богатая страна; ежегодно сюда являются массы пришельцевъ изъ Индіи на заработки. Рису засѣвается много, и убирать его безъ чужой помощи не подъ силу мѣстному населенію; рисъ поспѣваетъ въ Нижней Бирмѣ всюду въ одно время и долженъ быть убранъ въ какихъ-нибудь двадцать дней. И въ это время Нижняя Бирма наводняется пришельцами: приходятъ въ дельту Ирравади съ сѣвера, изъ Верхней Бирмы, являются батраки изъ-за моря, изъ Мадраса. Мадрасцы — работники на всѣ подѣлки: это тѣ кули, что и рисъ убираютъ, и тяжести таскаютъ, всѣ подѣлки справляютъ на мельницахъ, пароходахъ, докахъ. Многіе изъ мадрасцевъ поселяются въ странѣ; кромѣ Мадраса, еще Нижняя Бенгалія доставляетъ сюда рабочія руки. Приходятъ также сюда шаны съ своими конями и разнаго рода товарами; но это не работники, это мѣновщики; распродавъ свой товаръ и накупивъ шелку и англійскихъ товаровъ, они идутъ къ себѣ домой.

Въ большихъ городахъ, какъ напр. Рангунъ, или вообще въ портовыхъ, индійцы монополизировали многіе промыслы и совершенно вытѣснили бирманцевъ. Всѣ ростовщики, т. е. четіи — изъ Мадраса; вся мелочная торговля въ рукахъ или суратцевъ, или китайцевъ; китайцы прибрали къ своимъ рукамъ торговлю спиртными напитками. Всѣ рабочіе по дорогамъ, на докахъ, верфяхъ — индійцы, даже всѣ извозчики въ Рангунѣ — мадрасцы. Многіе индійцы въ послѣднее время стали заниматься рисовыми посѣвами и навсегда поселились въ Нижней Бирмѣ.

Но, кромѣ того, и въ Рангунѣ, конечно, какъ и всюду, гдѣ правитъ англичанинъ, есть въ достаточномъ количествѣ бенгальскіе «бабу».

Нижняя Бирма расположена на восточномъ берегу Бенгальскаго залива и раздѣляется на три области: Арраканъ, Пегу и Тенассеримъ.

Въ Рангунѣ — центръ управленія. Здѣсь же живетъ chief commissioner: хозяинъ всей области. Хозяинъ съ такими правами и полномочіями, о которыхъ едва ли грезилъ какой-нибудь изъ нашихъ генераловъ штатскихъ по профессіи.

Chief commissioner стоитъ въ главѣ всего въ Бирмѣ: ему до всего есть дѣло, онъ всѣмъ руководитъ и распоряжается; словомъ, полный хозяинъ. Судьба и благосостояніе туземнаго населенія вполнѣ отъ него зависятъ. Онъ опредѣляетъ размѣры поземельнаго налога, и онъ же его можетъ измѣнить; онъ можетъ освободить землю отъ этого налога; онъ можетъ отчуждать казенную землю, нарѣзывать пастбища деревнямъ, устанавливать подушный сборъ и освобождать отъ него. Онъ опредѣляетъ размѣры соляного акциза, и имъ же разрѣшается разработка и торговля солью частнымъ лицамъ. Городское управленіе также въ его рукахъ. Въ члены муниципальнаго комитета онъ назначаетъ; онъ же разрѣшаетъ производить выборы, сохраняя на собою право опредѣлять — кто можетъ быть избирателемъ и какъ выборы должны производиться. Мало членовъ въ муниципальномъ совѣтѣ — хозяинъ можетъ увеличить ихъ число. Предсѣдательствующаго онъ же назначаетъ, или же, если пожелаетъ, дозволяетъ его избраніе.

Все, что затѣетъ муниципалитетъ, идетъ на утвержденіе хозяина и можетъ быть имъ отмѣнено. Муниципалитетъ состоитъ изъ двадцати-пяти членовъ: въ этомъ числѣ 11 членовъ европейцевъ и 14 не-европейцевъ; 19 выборныхъ и 6 назначенныхъ бара-саабомъ, т.-е. хозяиномъ. Рангунъ — городъ богатый, и членамъ приходится вѣдать и распоряжаться ежегоднымъ городскимъ доходомъ въ сто слишкомъ тысячъ ф. с. (109.063), т.-е. въ милліонъ слишкомъ руб. сер. Но городъ богатый имѣетъ и большой долгъ; въ 1885 г. этотъ долгъ достигъ почтенной цифры въ 127.641 ф. ст. Каждый житель платитъ городского сбора 6 шил. 8¼ пенс. Городъ на эти деньги содержитъ школы, больницы, построилъ желѣзную дорогу по главнымъ улицамъ, и теперь паровозъ подвозитъ богомольцевъ прямо къ Шведагону.

И не перескажешь всего того, что можетъ надѣлать британскій хозяинъ. Но что особенно удивительно и даже, быть можетъ, непохвально, съ иной точки зрѣнія, этотъ набольшой въ странѣ, въ своемъ родѣ, генералъ терпитъ, выслушиваетъ и даже спрашиваетъ чужія мнѣнія. Захочетъ ли онъ, напр.; учредить городское управленіи въ какомъ-нибудь городѣ — объ этомъ объявляется во всеобщее свѣденіе въ Gazette, и въ теченіе шести мѣсяцевъ всякій обыватель этого города, всякая, такъ сказать, ничего не стоющая мелюзга смѣетъ свое мнѣніе имѣть объ этомъ вопросѣ, и писать это мнѣніе или въ газетахъ, или же высказывать прямо его хозяину. Конечно, хозяинъ можетъ и не обратить вниманія на мнѣніе обывателя. Это онъ въ правѣ сдѣлать. Но обыватель, въ свою очередь, можетъ обидѣться и, что называется, «пробрать» набольшаго въ какомъ-нибудь мѣстномъ листкѣ, даже, чего добраго, на туземномъ языкѣ… И что же хозяинъ? Ему остается смолчать… Какъ бы яры и рѣзки ни были на него нападки въ туземныхъ листкахъ на мѣстныхъ языкахъ, законъ воспрещаетъ ему, какъ должностному лицу, преслѣдованіе этихъ листковъ за личные нападки. Какіе порядки сочинилъ «просвѣщенный мореплаватель» въ своихъ владѣніяхъ!… Подъ бокомъ этого набольшаго, «большого барина», барра-сааба, какъ его называютъ въ Индіи, можетъ собраться самая безобразная сходка, гдѣ будутъ безтолково галдѣть, поносить его распоряженія, сочинять резолюціи и писать петиціи. А онъ и глазомъ не моргнетъ, смолчитъ и въ тотъ же день величественно, съ толпою слугъ въ красныхъ ливреяхъ, поѣдетъ съ супругой мэмъ-саабъ кататься по улицамъ своей резиденція.

Коммиссіонеръ-большакъ и главный хозяинъ сидитъ въ Рангунѣ и оттуда зорко за всѣмъ слѣдитъ; но непосредственно на мѣстѣ вѣдаетъ дѣло и сносится прямо съ населеніемъ — deputy commissioner, судья и сборщикъ податей, magistrate и revenue officer, — словомъ, тотъ, на чьихъ плечахъ и головѣ зиждется все обаяніе британской власти на востокѣ.

Это любопытный субъектъ для наблюденія. Застать его дома, впрочемъ, не легко; онъ или сидитъ въ своемъ судѣ (court), или разъѣзжаетъ по округу; онъ и дома живетъ какъ бы на бивуакахъ: сегодня здѣсь, а на завтра — гдѣ-нибудь верстъ за сто, и стоитъ ли при такой жизни устроивать домъ на прочную ногу, да къ тому же очень часто жена и дѣти не съ нимъ, а — at home… Deputy commissioner — это мѣстный тузъ и занимаетъ, конечно, самый большой домъ въ городѣ; въ домѣ у него есть drowing room и обширная столовая; то и другое убрано на обыкновенный англійскій образецъ европейскою мебелью и разными европейскими bric-à-brac; но не въ этомъ оригинальность его житья: здѣсь вы на каждомъ шагу наталкиваетесь на ясные признаки бродячей жизни хозяина: складные стулья и столы, путешествующіе съ нимъ по дебрямъ, на верандѣ гигантскій погребецъ съ посудою, на дворѣ — одна, двѣ палатки. Если онъ дома, то только-что вернулся откуда-нибудь и наканунѣ новой поѣздки въ округъ.

Его главное дѣло, какъ финансоваго чиновника или revenue officer, блюсти за правильностью сбора поземельнаго налога. Дѣло сложное и не легкое.

Поземельный налогъ собирается съ каждаго акра, по опредѣленіи производительности почвы; онъ утверждается на нѣсколько лѣтъ, но затѣмъ ежегодно все-таки много новаго дѣла по сбору налога: нужно снова опредѣлить размѣры обработанной земли; не одно и то же количество акровъ воздѣлывается изъ году въ годъ земледѣльцемъ, а потому не одну и ту же сумму налога можно съ него требовать. Съ земли необработанной взимается три пенса съ акра; но изъ этой суммы земледѣлецъ можетъ требовать скидки, если земля осталась невоздѣланною, вслѣдствіе падежа скота, или если его жатва погибла отъ наводненія.

Въ Бирмѣ, впрочемъ, вопросы о поземельной собственности не представляютъ такой сложности и запутанности, какъ въ Индіи.

Теоретическія представленія бирманцевъ объ отношеніи государства къ поземельной собственности не отличаются оригинальностью. Все, что они говорятъ о происхожденіи поземельной собственности, въ сущности, есть повтореніе толковъ въ Индіи; жизнь и мѣстныя условія, однакоже, выработали своеобразныя воззрѣнія на землю, которыя отчасти только вошли въ туземные кодексы.

Бирманскіе кодексы признаютъ семь источниковъ поземельной собственности, и они знаютъ два рода правъ на землю — полное и спорное. Полноправнымъ собственникомъ считается тотъ, кто получилъ землю по дарственной отъ царя, или же законнымъ порядкомъ наслѣдовалъ отъ отца, либо отъ предковъ; права такого рода землевладѣльцевъ — внѣ всякаго спора и сомнѣнія. Такими полноправными собственниками въ былые годы были солдаты, областные начальники, деревенскіе старшины и вообще правительственные чиновники.

Права на землю уже въ глубокую старину возникали иначе, и эти второго рода права называются у бирманцевъ, въ ихъ книгахъ закона, спорными; это тѣ права, которыя пріобрѣтаются или черезъ куплю, или черезъ даръ отъ частнаго лица, или черезъ расчистку лѣса, по нарѣзкѣ правительственными чинами, или, наконецъ, черезъ захватъ чужой собственности.

Бирманецъ, какъ въ Нижней, такъ и въ Верхней Бирмѣ, до сихъ поръ думаетъ, что законно земля не можетъ быть отчуждаема. То, что у нихъ въ старые годы и согласно съ ихъ книгами закона, называлось продажею, на самомъ дѣлѣ было своего рода залогомъ земли. Собственникъ уступалъ свои права временно и всегда могъ вернуть себѣ обратно такимъ образомъ отчужденную землю. Пріобрѣвшій землю черезъ такого рода куплю, не могъ перепродавать ее третьему лицу безъ согласія перваго владѣльца. Земли было много и цѣнилась она невысоко, а потому захватъ чужой земли и безпрепятственное пользованіе ею въ продолженіе десяти лѣтъ устанавливали особый видъ поземельной собственности, которая и отмѣчена какъ легальная въ бирманскихъ книгахъ закона.

Въ настоящее время большинство собственниковъ пріобрѣли свои земли черезъ расчистку лѣса: тотъ, кто первый вырубилъ лѣсъ, сжегъ деревья и вспахалъ землю, тотъ и считается ея полноправнымъ собственникомъ. Онъ можетъ ее продавать, дарить, завѣщать въ наслѣдство. При бирманскихъ царяхъ онъ могъ покидать дѣло своихъ рукъ, не воздѣлывать захваченной земли, уходитъ на сторону и возвращаться къ ней вновь и сгонять оттуда того, кто вздумалъ бы въ его отсутствіе воспользоваться расчищенною землею. Такъ было въ старые годы. Британское правительство регулировало отношенія къ землѣ не совсѣмъ согласно съ обычнымъ бирманскимъ правомъ. Абсентеизмъ лишь въ продолженіе неполныхъ двѣнадцати лѣтъ не уничтожаетъ первоначальныя права перваго собственника на расчищенную землю. Если онъ ушелъ и въ его отсутствіе другой владѣлъ оставленною землею въ продолженіе двѣнадцати лѣтъ, права послѣдняго становятся безспорными. Это законоположеніе было вызвано измѣненіемъ экономическихъ условій: земли попрежнему много въ Бирмѣ, но земля воздѣланная поднялась страшно въ цѣнѣ. Въ концѣ 50-хъ годовъ, одинъ акръ рисовой земли давалъ доходу четыре рупіи; въ 70-хъ, тотъ же акръ приносилъ 25 рупій, а теперь чуть ли не вдвое. Понятно, что захваченную землю уступить, сообразно съ обычнымъ правомъ, тому, кто первый срубилъ лѣсъ, очень невыгодно…..

V.

Главный коммиссіонеръ — не только глава всей администраціи, но и political agent, то-есть дипломатическій агентъ, аккредитованный вице-королемъ къ независимымъ владѣтелямъ на полу-островѣ. Онъ сносился, въ былое время, съ бирманскимъ королемъ, что, между прочимъ, очень обижало бирманскихъ владыкъ, помышлявшихъ о непосредственныхъ сношеніяхъ съ ея британскимъ величествомъ.

Какъ главѣ администраціи, главному коммиссіонеру подчинены 20 deputy commissioners, 35 assistant comm., 119 extra-assistant commissioners и столько же старшинъ (myooks), и такъ далѣе всѣ чины до деревенскаго старосты и урядника, или yazawat young.

Административная единица въ Бирмѣ есть округъ (circle), во главѣ котораго стоитъ сборщикъ податей, или thugyi. Нѣсколько округовъ составляютъ township; изъ послѣднихъ образуется district; изъ нѣсколькихъ district, или уѣздовъ, образуется division, или область.

Главный коммиссіонеръ, вѣдающій администраціею всѣхъ областей, уѣздовъ и т. д., есть въ то же время источникъ судебной власти. Каждый его помощникъ, то-есть deputy commissioner, есть въ одно и то же время судья и сборщикъ податей; но границы юрисдикціи каждаго суда опредѣляются набольшимъ: онъ можетъ передавать для разбирательства любой искъ изъ одного суда въ другой; требовать его для разсмотрѣнія къ себѣ или передавать judicial commissioner’у, судъ котораго есть нѣчто равное нашей судебной палатѣ.

Всѣ предсѣдательствующіе въ судахъ, за исключеніемъ extra-assistant commissioner’a, назначаются вице-королемъ, и никого изъ нихъ, безъ санкціи вице-короля, главный коммиссіонеръ не можетъ смѣнить, но ему, однакожъ, предоставляется право временно, въ видѣ дисциплинарной мѣры, отлучать этихъ должностныхъ лицъ отъ исполненія ихъ обязанностей.

Отдѣльныя отрасли управленія, но подчиненныя также главному коммиссіонеру, составляютъ: департаментъ путей сообщенія; имъ завѣдуетъ главный инженеръ (chief engineer), который въ то же время занимаетъ должность одного изъ секретарей главнаго коммиссіонера; департаментъ полиціи подчиненъ главному инспектору полиціи (inspector general). Въ его вѣденіи состоятъ 18 district superintendents, 22 assistant superintendents и цѣлый штабъ инспекторовъ. Народнымъ просвѣщеніемъ завѣдуетъ director of public instruction; ему подчинены 2 инспектора и 17 ихъ помощниковъ (deputy inspectors of schools).

Вся эта сложная машина усовершенствованнаго управленія европейскими силами — управленія страною богатою, но дикою, и рессурсы которой далеко не вполнѣ развиты — стоитъ громадныхъ денегъ. Въ 1885 г. на этотъ конецъ расходовалось 1129.362 ф. с. Цифра дѣйствительно громадная. Читатель еще болѣе изумится, если пробѣжитъ глазами цифры, которыми опредѣляются вознагражденія за труды. Главный коммиссіонеръ получаетъ около четырехъ тысячъ руб. въ мѣсяцъ, и весьма немногіе изъ его помощниковъ — менѣе тысячи, нѣкоторые болѣе и никто менѣе семисотъ руб. сер.

Живетъ хозяинъ большимъ бариномъ; такъ его и зовутъ: баара саабъ. Чертогъ у него казенный, выстроенный на деньги туземца ниггера. Въ немъ время отъ времени онъ задаетъ пиршества, на которыхъ толпы босоногихъ чернокожихъ, въ чалмахъ и красныхъ ливреяхъ, разносятъ гостямъ дорогія европейскія блюда, нѣсколько попорченныя усердіемъ и рукодѣліемъ чернокожаго повара; онъ поитъ своихъ гостей сквернымъ шампанскимъ, но всегда въ обиліи… Его лэди имѣютъ свои дни пріема, на которыхъ другіе лэди жеманно и скудно перекидываются полувыговоренными словечками… Все, что въ Калькуттѣ установлено для представителя ея британскаго величества — церемонно, хотя и въ меньшемъ масштабѣ, повторяется его делегатами по провинціямъ…

Высокое содержаніе англійскихъ чиновниковъ есть излюбленная тема для протестовъ и всякаго рода нареканія въ средѣ туземцевъ. Они кричать, что управленіе дорого стоитъ, что часть индійскихъ денегъ уходитъ въ Европу и т. д. Но, что всего страннѣе, тѣ же туземцы требуютъ для себя лично такого же высокаго содержанія; ихъ патріотизмъ не подсказываетъ имъ очень простой мѣры, то-есть удешевленія администраціи. Они какъ будто не хотятъ догадываться, что въ этомъ вся сила ихъ протеста, и что если они добьются того, что чиновничій трудъ въ Индіи станетъ дешевле оплачиваться, тогда британское правительство необходимо должно будетъ раздавать мѣста туземцамъ. Европейскій же трудъ, въ силу климатическихъ условій и другихъ причинъ, дорого цѣнится и въ Индіи, да и на всемъ востокѣ.

VI.

Въ Бирмѣ, въ странѣ все-таки, на европейскій взглядъ, полудикой, есть мѣстная пресса, частью на англійскомъ, частью на различныхъ туземныхъ нарѣчіяхъ. Прессу эту, конечно, завели англичане; они не могутъ жить безъ ежедневнаго листка. Въ Индіи безъ листка, передающаго своимъ читателямъ всю безтолковую ежедневную сутолоку, не можетъ жить и туземецъ; онъ ему сталъ также необходимъ; листки тамъ читаются и въ большихъ городахъ, и по деревнямъ… Въ Бирмѣ ежедневная пресса далеко не такъ развита, какъ въ Индіи, но и здѣсь, однакоже, издается 17 газетъ и пять ежемѣсячныхъ журналовъ. Число подписчиковъ на эти листки и тощія книжечки не велико и колеблется между 520 и 75. Но на востокѣ по этимъ цифрамъ нельзя составлять себѣ представленіе о распространенности листка; на газету подписываются немногіе, но многіе ее читаютъ: газета обходитъ нѣсколько домовъ, побываетъ въ нѣсколькихъ рукахъ, прочитывается однимъ вслухъ для многихъ, и обыкновенно въ конецъ потреплется любознательными и внимательными читателями. Въ Рангунѣ издаются двѣ большія англійскія газеты: «Rangoon Times» и «British Birmah Gazette». Первая имѣетъ 400 подписчиковъ, вторая — 500. Наибольшее число подписчиковъ имѣетъ періодическое изданіе на каренскомъ языкѣ съ англійскимъ заглавіемъ: «Karen Morning Star»; на него подписывалось въ 1885 году до 1.150 человѣкъ каренновъ. Вообще же всего менѣе подписчиковъ на туземныя газеты, но онѣ-то всего болѣе читаются. Европейское населеніе, какъ здѣсь, такъ и въ Индіи, главнымъ образомъ, читаетъ европейскія газеты; въ мѣстныя же заглядываютъ ради разныхъ мелочей или извѣстій о мѣстныхъ происшествіяхъ и скандалахъ.

Эта пресса, въ союзѣ съ новой школой, грозитъ великой ломкой старой жизни.

Народныхъ школъ много въ Бирмѣ; тамъ неграмотный человѣкъ на рѣдкость. И такъ было издавна, до пришествія европейцевъ въ Бирму; не англичане завели тамъ первыя школы; они нашли ихъ тамъ и воспользовались ими для своихъ цѣлей. Уже встарь въ Бирмѣ были школы въ монастыряхъ, были и мірскія. Обученіе было даровое; научить мальчика или дѣвочку читать свъ. слово почиталось великимъ религіознымъ подвигомъ; брать за это деньги или вообще какое-нибудь вознагражденіе — было грѣхомъ, уничтожавшимъ всѣ добрыя послѣдствія религіознаго подвига. И это воззрѣніе до сихъ поръ существуетъ въ массѣ народа, хотя не всѣ учатся теперь даромъ и не всѣ монахи такъ же безкорыстны, какъ въ старину.

Статистическія данныя имѣются только о правительственныхъ школахъ и о тѣхъ частныхъ мірскихъ и монастырскихъ, которыя подлежатъ контролю правительственному. О другихъ, стараго образца, извѣстно только, что ихъ много, но онѣ уменьшаются съ каждымъ годомъ, уступая мѣсто новое школѣ; число этихъ послѣднихъ ростетъ съ каждымъ годомъ. Въ 1884—85 г. въ Нижней Бирмѣ, въ странѣ съ населеніемъ въ три съ половиною милліона, число начальныхъ школъ выросло почти до пяти тысячъ (4.946), а число учащихся равнялось 130.511. Въ этомъ числѣ 325 школъ частныхъ туземныхъ, то-есть такихъ школъ, которыя приняли на извѣстныхъ условіяхъ правительственныхъ учителей и, кромѣ того, признали за необходимое не только чтеніе религіозныхъ книгъ, но и обученіе другимъ предметамъ; эти школы инспектируются чинами вѣдомства народнаго просвѣщенія нѣсколько разъ въ годъ, и число ихъ ростетъ съ каждымъ годомъ.

Старая монастырская школа, нынѣ отживающая свой вѣкъ, явленіе прелюбопытное. Такихъ старыхъ, туземныхъ школъ все-таки пока много; въ каждой деревнѣ есть непремѣнно гдѣ-нибудь по близости монастырь, и въ каждомъ монастырѣ обязательно идетъ обученіе малолѣтковъ.

Монастырь рѣдко воздвигается среди жилого мѣста; онъ хоронится отъ житейской суеты и прячется гдѣ-нибудь въ сторонѣ, въ тиши, среди цѣлой рощи густолиственныхъ деревъ, тамариндовъ, манго, пальмъ и т. д. Если гдѣ-нибудь въ сторонѣ отъ дороги завидится тѣнь или листва, то навѣрное можно сказать, что скоро увидишь и золотую макушку ступы, а рядомъ и монастырскія кельи. Въ Мандалаѣ есть роскошные монастыри, золоченые чертоги; но и тѣ, которые разсѣяны въ глуши, по деревнямъ, въ большей части случаевъ красуются тонкою рѣзьбою высокихъ крышъ. Самый бѣдный обставленъ великою роскошью природы. Столько тѣни, прохлады и приволья въ этихъ обителяхъ! У монаха нѣтъ «злобы дня». Все ему готово; все, что ему нужно, нанесутъ доброхотные датели; вѣрующихъ еще много; нанесутъ даже больше, нежели нужно. У большинства монаховъ одна печаль, одна забота — какъ бы день скоротать.

Большинство монастырей выстроены изъ прочнаго тика. Всѣ они строятся по мѣстному архитектурному образцу, на сваяхъ. По деревянной или, чаще, каменной лѣстницѣ поднимаешься на веранду; въ большей части случаевъ она идетъ кругомъ всего зданія. Если лѣстница деревянная, то непремѣнно вся въ рѣзьбѣ; и обыкновенно фигуры миѳическихъ существъ или разныхъ звѣрей исполнены очень тонко и тщательно. Крыша надъ монастыремъ многоэтажная. Эти крыши китайскаго образца встрѣчаются только въ царскихъ дворцахъ да въ монастыряхъ. Внутри монастырь не богатъ мебелью; монахи сидятъ на цыновкахъ; у каждаго, впрочемъ, есть подушка и плевальница. Въ центральномъ покоѣ, вокругъ котораго тянется крытая веранда, обыкновенно помѣщается школа, и тутъ же гдѣ-нибудь въ углу выставлены большія и малыя статуи Великаго Учителя. Иногда тутъ же хранятся рукописи. Въ богатыхъ монастыряхъ для храненія рукописей бываетъ особое зданіе, гдѣ рукописи берегутся въ сундукахъ подъ замками.

Въ монастырскихъ школахъ число учениковъ рѣдко превышаетъ 20. Въ Мандалаѣ, говорятъ, были именитые ученые монахи, которые собирали около себя до пятисотъ слушателей. Теперь такихъ школъ уже нѣтъ, и врядъ ли онѣ опять народятся, даже по усмиреніи всѣхъ дакойтовъ. Обыкновенно, однакожъ, въ классѣ не застаешь болѣе двадцати учениковъ. Они полулежатъ, съ книжками и досками, на цыновкахъ, вокругъ наставника, который нерѣдко совсѣмъ лежитъ и покоится сномъ праведнаго, прикрывъ желтою ризою свою бритую голову. И крѣпко ему спится подъ голосистыя выкрикиванія юныхъ и здоровыхъ глотокъ.

Учатъ не многому: читаютъ всюду одни и тѣже палійскіе священные тексты съ бирманскимъ переводомъ; ни ариѳметики, ни географіи, ни исторіи, ничего мірского не допускаютъ монахи въ программы своихъ школъ. На что все это? — Читать нужно только то, что ведетъ къ спасенію, то-есть святое слово. Мальчика выучатъ сначала азбукѣ и затѣмъ засаживаютъ за мангала-сутта, или изученіе буддійской нагорной проповѣди. Онъ затверживаетъ наизусть сначала палійскій текстъ, затѣмъ переходитъ къ переводу этого текста на родной языкъ, и родное слово раскрываетъ ему глубокія истины, заключенныя въ непонятныхъ святыхъ текстахъ; онъ узнаетъ рядъ простыхъ нравственныхъ истинъ и нѣсколько правилъ житейской мудрости. Онъ запоминаетъ, что нужно чтить отца и мать и любить дѣтей и жену, не дружиться съ глупцомъ и общаться съ мудрымъ, давать милостыню и ходить къ монахамъ, слушать законъ, и т. д., все въ этомъ же родѣ. Способный мальчикъ затверживаетъ все это дней въ десять. Это самый коротенькій и какъ бы основной текстъ; другіе тексты подлиннѣе, и на изученіе, то-есть на затверживаніе, потребно въ бирманской школѣ больше времени. Не всѣ мальчики затверживаютъ, однакоже, другіе тексты, хотя и пребываютъ въ школѣ по нѣскольку лѣтъ, ежедневно ходятъ туда и остаются въ монастырѣ съ утра до поздняго вечера; дѣло въ томъ, что мальчикъ въ школѣ — не только ученикъ, но и слуга монаха: монахъ за обученіе денегъ не беретъ, даже кормитъ питомца, и за это требуетъ, чтобы питомецъ готовъ былъ на услуги, побѣгушки и подѣлки. Бываютъ, впрочемъ, случаи, когда обыкновенная школьная программа расширяется, и подъ руководствомъ какого-нибудь ученаго монаха способный ученикъ изучаетъ буддійскую философію. Случаи эти не часты въ Бирмѣ, и обыкновенно въ бездну премудрости стараются заглянуть принявшіе посвященіе, то-есть монахи. Я видѣлъ нѣсколько такихъ монаховъ въ Нижней Бирмѣ; одинъ изъ нихъ написалъ мнѣ свою автобіографію на палійскомъ языкѣ. Онъ слылъ за очень ученаго, читалъ много, самъ сочинялъ, и въ своей автобіографіи перечисляетъ тѣ книги, которыя онъ изучалъ въ разныхъ монастыряхъ, подъ руководствомъ разныхъ старцевъ. Изученіе канона началось съ одиннадцати-лѣтняго возраста, на четырнадцатомъ году онъ сдѣлался послушникомъ, и съ этого времени начинается его паломничество по разнымъ монастырямъ: всюду онъ изучаетъ, подъ руководствомъ ученыхъ старцевъ, разныя каноническія книги, буддійскую философію, каноническое право, въ особенности послѣднее. У этого монаха есть двѣ школы: въ одной — низшей — мальчики изучаютъ то же, что и въ другихъ начальныхъ монастырскихъ; въ другой — такъ сказать, высшей — учатся одни монахи и читаютъ рядъ книгъ, излагающихъ дисциплину монашеской жизни.

Таковы монастырскія школы, разсадники грамотности среди народа; ими-то воспользовалось британское правительство для устроенія своей собственной системы народнаго просвѣщенія. Когда англичане заняли, въ началѣ пятидесятыхъ годовъ, Нижнюю Бирму, они нашли, что въ каждомъ городкѣ, въ каждой деревушкѣ есть монастырь, а всего чаще даже нѣсколько обителей; въ каждомъ монастырѣ есть школа, гдѣ даромъ дѣти учатся читать и писать; въ монастырскую школу допускаются одни мальчики; но рядомъ съ монастыремъ существовали и мірскія, куда ходили дѣвочки учиться тому же самому. Во всѣхъ этихъ школахъ обученіе было даровое: и монахи, и міряне за дѣло, почитавшееся религіознымъ подвигомъ, денегъ брать не хотѣли.

Британскому правительству въ то время прежде всего нужны были толковые и грамотные туземцы на разныя мелкія должности. Очевидно, монастырская школа, въ которой ариѳметикѣ не учатъ и твердятъ одни палійскіе тексты, не могла доставлять въ обиліи такой персоналъ; но, реформируя эту школу, и безъ большихъ сравнительно затратъ, можно было-бы достигнуть черезъ эту самую туземную школу великихъ результатовъ въ дѣлѣ народнаго образованія. Понять это не трудно было. Задача была, однакожъ, не изъ легкихъ. Иноземному правительству приходилось имѣть дѣло съ монахами. Они не фанатики, но въ каждомъ европейцѣ способны усмотрѣть разрушителя своей вѣры и ученія.

Но купить многое можно! И британское правительство купило право вмѣшательства въ дѣла туземной школы; заручившись этимъ, оно построило свою оригинальную систему народнаго просвѣщенія.

Мы, — говорили англичане монахамъ и мірскимъ учителямъ, — не хотимъ уничтожать вашихъ школъ. Эти школы прекрасны, ваше дѣло великое и святое дѣло; но примите только наши программы; учите и пали, и чему хотите, но возьмите также нашихъ учителей; они станутъ учить мальчиковъ ариѳметикѣ, географіи и исторіи Индіи и Бирмы; станутъ читать съ ними вотъ эту книжку о гигіенѣ. Позвольте намъ также время отъ времени присылать въ вамъ нашихъ экзаменаторовъ, а за это мы вамъ дадимъ, во-первыхъ, денегъ на наемъ дома для школы и на меблированіе его; во-вторыхъ, пришлемъ вамъ учителей и станемъ имъ платить жалованье; въ-третьихъ, станемъ выдавать награды учителямъ за всякаго ученика, выдержавшаго экзаменъ по нашей программѣ. А вы, если хотите, берите съ учениковъ плату за ученіе. И что же? Не всѣ монахи поддались пока на эти посулы, но уже многіе подчинились западному контролю. Родители шлютъ дѣтей въ тѣ школы, куда является школьный инспекторъ, и охотно вносятъ деньги за обученіе; а даровая школа монаха пустѣетъ, хотя онъ и денегъ не беретъ съ учениковъ, да еще кормитъ ихъ, и учитъ одному святому, да еще на святомъ языкѣ. Не везет этому святому языку теперь у молодого поколѣнія въ Бирмѣ, и святымъ изреченіямъ оно предпочитаетъ чтеніе мірской книжки о гигіенѣ. Цифры въ отчетахъ о народномъ просвѣщеніи за послѣдніе годы краснорѣчиво свидѣтельствуютъ о значительныхъ успѣхахъ западной школы. Число учениковъ и начальныхъ школъ ростетъ съ каждымъ годомъ, и большинство учениковъ здѣсь, какъ и слѣдуетъ ожидать, буддисты по вѣрѣ; но эти буддисты, тѣмъ не менѣе, бѣгутъ изъ старыхъ монастырскихъ или въ правительственныя школы, или хотя въ монастырскія, да контролируемыя и ревизуемыя правительствомъ; хотятъ учиться ариѳметикѣ и геометріи, географіи и исторіи, даже исторіи Англіи, и толкуютъ, что и мангала-сутта да и вся святая мудрость ни въ чему негодны въ теперешней, новой жизни. Въ какихъ-нибудь пять лѣтъ цифра расходовъ на туземныя школы съ 27.723 человѣкъ поднялась до 121.774 рупій; да, кромѣ того, ежегодно расходуется 36.600 человѣкъ на персоналъ deputy inspectors, то-есть школьныхъ ревизоровъ. Возросли расходы и поднялся уровень благосостоянія туземныхъ школъ, благодаря results-grants. Results-grants есть плата учащему лицу за каждаго ученика, выдержавшаго установленный экзаменъ; гонораръ этотъ не превышаетъ четырехъ человѣкъ за каждый предметъ и каждаго ученика; есть начальныя школы, въ которыхъ учитель, такимъ образомъ, получаетъ до 1.000 человѣкъ; такихъ, впрочемъ, очень немного; въ большинствѣ же случаевъ его доходъ не превышаетъ 100 человѣкъ. Рупія по теперешнему курсу равняется рублю. Жалованье учителямъ начальныхъ школъ не одинаковое, отъ 30 до 60 человѣкъ въ мѣсяцъ. И откуда только не набираютъ этихъ учителей! какой только національности они не бываютъ. Въ рангунской Normal School, гдѣ они готовятся, я слышалъ китайцевъ, талаинцевъ, шановъ, каренновъ, бирманцевъ, читающихъ по-англійски, а въ Даржелингѣ былъ знакомъ съ тибетцемъ, обучавшимъ своихъ сородичей англійскому языку.

Въ Бирмѣ настоящая система народнаго просвѣщенія — дѣло новое; начало ей положено лѣтъ двадцать тому назадъ; правда, европейскія школы явились здѣсь гораздо раньше; католическіе миссіонеры имѣли свои школы въ Пегу уже въ шестнадцатомъ столѣтіи; съ начала настоящаго вѣка въ Нижней Бирмѣ стали заводить школы американскіе миссіонеры-баптисты. Но успѣхи какъ тѣхъ, такъ и другихъ, были незначительны: въ христіанство обращались единицы, да и то рѣдкія. Миссіонеры утѣшаются несбыточною надеждою на то, что они расчищаютъ почву для будущихъ всходовъ, разрушая туземное суевѣріе. Но туземецъ, отказавшись отъ своей религіи, не становится христіаниномъ. Онъ почитаетъ и библію, и евангеліе, иногда умѣетъ складно распѣвать гимны и молитвы — а христіаниномъ все-таки не дѣлается. Онъ всего скорѣе становится religionsloss. Люди старые, особенно въ Индіи, утверждаютъ, что британская школа, какъ миссіонерская, такъ и правительственная, ничему не научаетъ; они увѣряютъ, что въ этихъ разсадникахъ просвѣщенія знанія не пріобрѣтаются; выучиваются одному англійскому языку, да и то съ грѣхомъ пополамъ. Оттуда, говорятъ они, выходятъ люди безъ религіи и безъ всякихъ принциповъ. Само правительство спохватилось и задумало теперь создать какое-то руководство въ нравственности и катехизисъ естественной религіи.

Британскій сборщикъ податей явится скоро въ новой роли апостола «новѣйшаго слова». Несомнѣнно, что это пессимистическое воззрѣніе на британскую школу впадаетъ въ крайность и потому не вполнѣ вѣрно. Пока дѣйствительно, какъ въ Бирмѣ, такъ и въ Индіи, оно дало одни отрицательные результаты: разрушило религію и убило старое знаніе. Изъ школы выходитъ человѣкъ — способный на одно: занять мѣсто мелкаго чиновника британской службы. Самые выдающіеся люди изъ новой индійской интеллигенціи отличаются замѣчательнымъ отсутствіемъ оригинальности мысли. Они утратили всѣ хорошія стороны старо-индійскаго народнаго генія и въ своемъ умственномъ безсиліи, неумѣло, какъ-то по-младенчески, усвоили себѣ западные образцы и въ сферѣ политическихъ стремленій, и въ религіи. Какая это индійская церковь подъ именемъ Брахма-Самажъ? Или богослуженіе по воскресеньямъ, то-есть въ день, для индуса не имѣющій никакого особеннаго смысла, подъ звуки индійскихъ гитаръ, вмѣсто европейскаго органа — распѣванія гимновъ, колѣнопреклоненія, молитвенное склоненіе головъ и т. п. продѣлываніе всего того, что у англичанъ, у бѣлыхъ саабъ-локъ, бываетъ, по воскресеньямъ же, въ church? Или эти царьки, питомцы царственныхъ коллегій — ража-колледжей, птенцы, взлелѣянные храбрыми капитанами и майорами британской службы, — узнавшіе изъ западной цивилизаціи brandy and soda, да manly sports?

Туземецъ поддается вліянію западной культуры, но не ищите, однакожъ, довольства ею въ туземномъ обществѣ. Этого нѣтъ! Своихъ властителей туземецъ не любитъ, но, что всего поразительнѣе, онъ предпочитаетъ англійскимъ, дѣйствительно честнымъ судьямъ, дѣловитымъ администраторамъ, всей новой усовершенствованной машинѣ управленія — свои старые порядки, своихъ старыхъ судей-взяточниковъ, своихъ старыхъ правителей, которые не управляли городами, а, по мѣстному выраженію, «ѣли города». Есть что-то стихійное и безпощадное въ этомъ поступательномъ движеніи цивилизаціи: она несется, словно волны рѣки, выступившей изъ своихъ береговъ, сметаетъ все старое, не разбирая, ломаетъ и худое, и то, что вовсе не дурно, а даже подчасъ очень хорошо и очень дорого народу. На мѣстѣ стараго водворяется новое и лучшее, но лучшее съ точки зрѣнія не того, для кого, повидимому, это лучшее заводится, а лучшее по мнѣнію культуртрегера; онъ дѣлаетъ опытъ, не сразу попадаетъ въ цѣль и мѣняетъ. А эта мѣна новаго на новѣйшее ставитъ въ совершенный тупикъ восточнаго человѣка; повсюду онъ привыкъ жить по старинному, и для европейскаго мудренаго слова «прогрессъ» не имѣетъ въ своемъ распоряженіи удобопонятныхъ реченій.

Этотъ разладъ между желаніями народа и начинаніями западныхъ правителей связывается всюду, гдѣ жизнь ломается и передѣлывается на новые образцы, невѣдомые или немилые самому народу; онъ не вѣритъ въ тѣ блага, что ему сулятъ, — и косно стоитъ за свое старое. Въ британской Бирмѣ судъ правый, усовершенствованные пути сообщенія, народъ не обирается и не голодаетъ, онъ богатѣетъ съ каждымъ годомъ, и уже теперь, какъ доподлинно высчитали британскіе купцы, въ четыре раза болѣе индійца тратитъ на покупку англійскихъ мануфактуръ. Онъ не терпитъ отъ притѣсненій властей, давно уже не слышитъ, что такое систематическій разбой. Въ Верхней, независимой Бирмѣ бывало всего: городами и областями вуны (т.-е. губернаторы) не управляли, а «ѣли» ихъ; о правомъ судѣ никто и не слыхивалъ, народъ обирался и властями, и грабился самъ разбойниками; если и не царь, то, несомнѣнно, возлюбленная его супруга звѣрствовала; налоги были тяжелые. Пришли англичане заводить хорошіе порядки; плѣнили царя и засѣли въ его стольномъ городѣ. Народъ былъ ошеломленъ: онъ долго не хотѣлъ вѣрить, что во дворцѣ нѣтъ владѣтеля Бѣлаго Слона; когда же истина обнаружилась во всей печальной очевидности и стало ясно, что старое приговорено на сломку, народъ выслалъ отъ себя дакойтовъ.

Разсказываютъ, что недавно умершій Синдіа, на замѣчаніе британскаго резидента о томъ, что народъ его терпитъ отъ притѣсненій, отвѣтилъ: «Мой народъ вытерпитъ отъ меня много такого, о чемъ вы у себя и подумать не посмѣете, а все-таки меня они любятъ, а васъ нѣтъ!» И совершенно понятно: жестокости и притѣсненія туземныхъ владѣтелей не вытравливаютъ въ народѣ его преданности къ идеѣ властителя и даже личной любви къ нему. Туземное восточное правленіе во всемъ своемъ, дѣйствительно, безобразіи совершенно понятно восточному человѣку. Ему милы даже фантастическіе капризы своего родного владыки: онъ всесиленъ, захочетъ — щедро наградитъ, а не то и въ тюрьму засадитъ; восточному народу какъ будто мало одного формальнаго права; онъ даже предпочитаетъ ему произволъ; англійскій сборщикъ поземельнаго налога требуетъ только того, что разъ для всѣхъ одинаково установлено; онъ не притѣсняетъ, не вымогаетъ лишняго, но и неумолимъ къ несостоятельному плательщику; кто не заплатилъ закономъ установленнаго, для того пощады уже нѣтъ. При туземномъ же правленіи есть и притѣсненія, и вымогательство, но есть также вполнѣ основательная надежда, что недоимку простятъ: властителя можно попросить; онъ можетъ и простить, если захочетъ. Онъ и вѣруетъ, и молится такъ же, какъ и весь народъ; онъ ѣстъ, пьетъ, по праздникамъ веселится такъ же точно, какъ и всѣ его подданные. Онъ на ихъ глаза такой же, какъ и они, но неизмѣримо сильнѣе всѣхъ своихъ подданныхъ, а потому ему прощается многое; онъ — источникъ и зла, и всѣхъ благъ жизни; онъ произволенъ и щедръ одинаково на то и другое.

VII.

Изъ Рангуна въ Мандалай можно доѣхать или прямо на пароходѣ, по Ирравади, или же сократить на нѣсколько дней переѣздъ по рѣкѣ и, доѣхавъ по желѣзной дорогѣ до Проме, тамъ пересѣсть на пароходъ.

Ирравади беретъ начало въ Тибетскомъ плато и впадаетъ въ Бенгальскій заливъ; круглый годъ рѣка судоходна на протяженіи 840 миль; круглый годъ по ней могутъ подниматься пароходы до Бхамо, на юго-западной границѣ Китая. Это большая дорога въ Мандалай, Верхнюю Бирму и даже южный Китай, главный путь для внутренней торговли. Все, чѣмъ богата Верхняя Бирма, сплавляется внизъ, къ Рангуну, по Ирравади. Везутъ оттуда шанскихъ пони, козъ, пшеницу и чай, строевой лѣсъ, хлопокъ, бумажныя и шелковыя ткани. Ввозъ бумажныхъ и шелковыхъ тканей, не выдерживая конкурренціи съ европейскими товарами, уменьшается ежегодно. Въ 1884—85 г. ввозъ поэтому пути былъ на сумму въ 1.708.716 ф. с. По Ирравади же вверхъ оплавляются европейскіе товары на сумму до двухъ милліоновъ фунтовъ стерлинговъ (1.993.669). По Ирравади бирманецъ получаетъ пищу, рисъ, соль и рыбу соленую, и всѣ тѣ европейскія ткани, рядиться въ которыя онъ такъ любитъ.

И весь этотъ путь, связывающій богатые и мало извѣстные, мало-эксплуатированные края съ остальнымъ міромъ, теперь въ рукахъ англичанъ.

Вся иностранная торговля сосредоточена, главнымъ образомъ, въ четырехъ портахъ: въ Рангунѣ, Акьябѣ, Бассейнѣ и Маулмеинѣ. Рангунъ — центральный пунктъ для ввоза. Отсюда ввозные товары на береговыхъ, плоскодонныхъ пароходахъ, а также на лодкахъ, развозятся по всей провинціи. Изъ Рангуна же исходитъ до 68 % всего вывоза, то-есть рисъ, тикъ, хлопокъ и другія мѣстныя произведенія. Рисъ, кромѣ того, вывозится изъ Акьяба и Бассейна, а изъ Маулмеина и тикъ. Сумма вывоза и ввоза за послѣднія пятнадцать лѣтъ равнялась среднимъ числомъ пятнадцати милліонамъ фунтовъ ст. Ввознаго товару было приблизительно на сумму около семи милліоновъ. Ввозится, главнымъ образомъ, хлопокъ, шолкъ, машины, строительный матеріалъ, уголь, соль, металлы, крѣпкіе напитки и т. д. Весь этотъ товаръ идетъ изъ Европы. Главный предметъ вывоза — рисъ. Но въ послѣдніе годы у Бирмы оказались два опасныхъ соперника: Банкокъ и Сайгон. Въ 1884—85 г. изъ Бирмы было вывезено свыше милліона тоннъ рису. Но въ слѣдующемъ цифра того же вывоза значительно понизилась. Когда къ 1886 г. Рангунъ посѣтилъ лордъ Дефферинъ, рангунская chamber of commerce, подавая петицію объ уничтоженіи рисовой пошлины, поставила на видъ, что Сайгонъ ежегодно все болѣе и болѣе рису высылаетъ въ Китай; Бирма вытѣснена съ этого рынка. Такъ какъ, кромѣ того, производительность французской колоніи увеличивается съ каждымъ годомъ, то несомнѣнно это можетъ отозваться неблагопріятно для Бирмы и на европейскихъ рынкахъ.

Что за красота эти берега Ирравади, то плоскіе, то гористые, что за роскошь растительнаго міра, во всемъ ея разнообразіи во все продолженіе пути! Берега густо заселены на всемъ протяженіи отъ Проме до Мандалая; на каждомъ шагу встрѣчаются деревушки и деревни съ красивыми домиками на сваяхъ, бѣлѣются ступы и монастыри въ кущахъ пальмъ… День ясный, солнце палитъ, и на сушѣ жара невыносимая, а на пароходѣ, отъ вѣтра съ сѣвера, такая прохлада, какъ у насъ въ ясный весенній день… По рѣкѣ сильное движеніе; плоскодонные пароходы, лодки встрѣчаются во множествѣ; на каждой остановкѣ видишь британскихъ офицеровъ и сипаевъ. Страна была только-что занята и, начиная отъ Таетъ-мьо до Бхамо разставлены были военные посты. Въ это время въ Верхней Бирмѣ у англичанъ не было и десяти тысячъ войскъ, и они были расквартированы мелкими эталонами на всемъ пути отъ бывшей границы британской Бирмы до столицы уничтоженной независимой Бирмы и далѣе къ сѣверу.

Я ѣхалъ въ Мандалай въ январѣ 1886 г., вскорѣ послѣ того, какъ британскія войска заняли его. Тзи-бау былъ увезенъ изъ Бирмы, его царство перешло въ британскія руки безъ борьбы и сопротивленія. Но мира еще не было въ странѣ и тишь не наступала: появились разбойники, жгли деревни, подстрѣливали офицеровъ, распинали тѣхъ, кто попадался имъ въ плѣнъ. По дорогѣ, въ двухъ-трехъ мѣстахъ намъ встрѣчались эти сооруженія для оригинальной бирманской казни. Но вообще плаваніе обошлось безъ всякихъ приключеній. Мнѣ казалось даже, что здѣсь, на мѣстѣ разбойничьихъ безчинствъ, о дакойтахъ говорятъ меньше, нежели въ Рангунѣ или въ Калькуттѣ. Въ Рангунѣ слуховъ о разбойникахъ было многое множество, и одинъ слухъ страшнѣе другого; было даже объявлено малое осадное положеніе: по вечерамъ туземцы не смѣли показываться на улицахъ безъ фонарей, и волонтеры сторожили по ночамъ дома европейцевъ; но въ самомъ Рангунѣ въ то время никто ни единаго дакойта не видѣлъ. Въ Калькуттѣ страхи, по разсказамъ, еще болѣе увеличивались; тамъ уже говорили, что не безопасно ходить по улицамъ Рангуна.

На пароходѣ часто появлялись англійскіе офицеры; нѣкоторые изъ нихъ ѣхали въ Сагаинъ, въ Мандалай; другіе переѣзжали отъ стоянки къ стоянкѣ. Разсказовъ о недавней кампаніи, о занятія Мандалая приходилось слышать много, и всѣ они были болѣе или менѣе любопытны и характерны. Одинъ разсказывалъ, какъ онъ съ товарищами охотился на бирманскихъ собакъ и поросятъ. Другой сообщалъ, какъ онъ на охотѣ нечаянно подстрѣлилъ старуху и отдѣлался штрафомъ въ 15 рупий (рупія — почти что рубль по курсу) и т. д. Говорили и о дакойтахъ; въ то время ихъ бесчинства не доходили до грандіозныхъ размѣровъ, чѣмъ бирманцы ознаменовали себя впослѣдствіи. Но уже въ то время туземцы втихомолку качали головами и исподтишка спрашивали себя: «что-то будетъ, когда наступятъ жары, а затѣмъ дожди?»

Дакойтовъ, какъ кажется, никто не ждалъ; они появились, и англичане начали соображать о томъ, откуда они могли взяться, и вспомнили тогда только, что солдаты Тзи-боу, со всѣмъ ихъ вооруженіемъ, были распущены, что въ Верхней Бирмѣ всегда было много всякой сволочи, готовой заняться этимъ доходнымъ промысломъ; что у всякаго бирманскаго царя много родичей, а потому всегда можетъ выискаться какой-нибудь царственный кузенъ на амплуа претендента. О томъ, что народъ хотя мирно и тихо покорился, но властительства британскаго не желаетъ, объ этомъ много не раздумывали. А между тѣмъ присоединенія Верхней Бирмы къ британскимъ владѣніямъ никто изъ туземцевъ не хотѣлъ; туземцы и въ Нижней, и въ Верхней Бирмѣ были противъ присоединенія. Противъ поглощенія Бирмы раздавался стонъ и вопль въ индійской туземной прессѣ. Бабу кричали, но тѣ болѣе съ отвлеченной точки зрѣнія. Покореніе Бирмы! — да это просто-на-просто захватъ, которому нѣтъ никакого оправданія; это непростительное нарушеніе международнаго права. Вотъ, говорилъ одинъ изъ калькуттскихъ бабу, Россія заняла Мервъ, — Англія протестуетъ, подговариваетъ афганскаго эмира объявить чуть ли не половину мервской территоріи своею собственностью. Возникаютъ пререканія; они тянутся чуть ли не цѣлый годъ и едва не привели въ войнѣ. Уничтоженіи разбойничьяго гнѣзда ставится въ вину, объявляется недобросовѣстнымъ дѣйствіемъ, — а что же такое этотъ захватъ Бирмы? Чѣмъ повиненъ передъ вами этотъ мирный, культурный народъ; за что онъ лишается самостоятельности? Не за то ли, что оказался безпомощенъ передъ врагомъ, вооруженнымъ всѣми успѣхами современнаго знанія? И что его ждетъ теперь? Ломка и передѣлка! Англичане никогда не хотѣли признавать, что у туземцевъ можетъ быть собственная, и при томъ хорошая, система администраціи и юстиціи. Обыкновенно они начинаютъ свое правленіе уничтоженіемъ всѣхъ важнѣйшихъ туземныхъ институтовъ, и затѣмъ, вмѣсто нихъ, учреждаютъ свои, дорого оплачиваемые. Вотъ что говорилось въ Индіи, и говорилось громко. Вице-король счелъ нужнымъ даже, въ своей рѣчи въ новый годъ, обратить вниманіе на мнѣніе туземной прессы и полемизировать съ нею.

Въ Бирмѣ въ то время врядъ ли можно было бы найти хотя бы одного туземца, который искренно радовался или одобрялъ присоединеніе. Большинство и не скрывало своего недовольства; сами англичане знали, что всѣ министры, всѣ состоявшіе на службѣ у низложеннаго царя, съ новымъ порядкомъ оставшіеся за штатомъ, не у дѣлъ, настроены враждебно къ британской власти. Монахи, конечно, были противъ новой власти; они чувствовали, что ихъ часъ пробилъ, и того значенія, какимъ они пользовались при прежнихъ владѣтеляхъ, имъ не удержать при англичанахъ. Напрасно англичане увѣряли ихъ, что буддизмъ не будетъ преслѣдуемъ, станетъ пользоваться покровительствомъ. Но при переводѣ этихъ словъ на простой языкъ и на практикѣ обѣщанія обращались въ ничто, и это оказалось весьма скоро, почти тотчасъ же по присоединеніи Верхней Бирмы. Буддисты пожелали имѣть духовнаго главу своей общины, или такое лицо по назначенію отъ правительства, котораго англичане, по невѣденію, называли архіепископомъ; на самомъ дѣлѣ, онъ именовался царскимъ наставникомъ и назначался царемъ. Буддисты говорили, что со смѣною царя мѣнялся и «ражагуру», или царскій наставникъ. Царь ушелъ. Кто же теперь станетъ вѣдать дѣла религіи? Англо-индійское правительство пришло въ недоумѣніе: какъ христіанину вице-королю назначать языческаго епископа? Буддистамъ предложили обратиться съ петиціей къ китайскому императору! — и думали задобрить монаховъ, отдавая имъ нѣсколькихъ изъ награбленныхъ солдатами истукановъ. Монахи молча приняли этотъ милостивый даръ и, какъ говорятъ, изумили и вице-короля, и весь его штатъ своею угрюмостью и тупою неблагодарностью. О томъ содержаніи, которымъ пользовались монахи при старыхъ царяхъ, теперь имъ и думать нельзя было. А тутъ еще въ виду британская школа — разсадникъ невѣрія, питомникъ поколѣній, которыя знать не хотятъ ни свъ. писанія, ни священнаго языка и выучиваются одному англійскому языку. Неизвѣстно, насколько всѣ монахи активно содѣйствовали дакойтамъ, но не подлежитъ сомнѣнію, что во главѣ бандъ были монахи, и въ монастыряхъ дакойты находили временный пріютъ. За всѣмъ тѣмъ дакойтовъ нельзя считать патріотами; они, дѣйствительно, подстрѣливали англійскихъ офицеровъ, и процентъ убитыхъ и раненыхъ офицеровъ былъ очень высокъ, говорятъ — значительнѣе, нежели въ послѣднюю афганскую кампанію. Но дакойты въ то же время и своихъ грабили; жгли и уничтожали все, что попадалось подъ руку, словомъ — безчинствовали всюду, гдѣ могли это творить безъ помѣхи. Мало они убивали сипаевъ; да мадрасскіе сипаи благоразумно укрывались за спиною своихъ офицеровъ. Объ этомъ ходило много разсказовъ. А дѣло при Минхлѣ ознаменовалось такимъ скандаломъ, разсказъ о которомъ, конечно, не прибавитъ блестящей страницы къ боевой исторіи мадрасской арміи. Не имѣя на своей сторонѣ ни монаховъ, ни какого другого вліятельнаго класса, ибо такого и нѣтъ въ Бирмѣ, такъ какъ тамъ нѣтъ высшихъ и низшихъ сословій, англичане очутились лицомъ къ лицу съ бирманскимъ народомъ. Народъ недоумѣвалъ о томъ, какъ это такъ безъ борьбы взяли да увезли его царя Богъ вѣсть куда. Простой народъ въ Верхней Бирмѣ, даже въ Мандалаѣ, мѣсяца два по отъѣздѣ Тзи-бау твердо убѣжденъ былъ, что царь спрятанъ во дворцѣ. Простой людъ увѣренъ былъ также, что англичане возьмутъ да обратятъ всѣхъ въ рабовъ, а вѣру уничтожатъ. На царя у народа и въ особенности у монаховъ было свое собственное воззрѣніе; объ этомъ, по словамъ англичанъ, извергѣ всѣ говорили съ любовью и сожалѣніемъ: обвиняли жену, тещу, министровъ, но нигдѣ мнѣ не пришлось услышать ни одной хулы царю. Монахи всюду восхваляли его ученость и его добродѣтели.

VIII.

Мандалай — богатый городъ, хотя въ немъ, говорятъ, не болѣе десяти тысячъ жителей; его предмѣстья, сады, монастыри, ступы и всякія другія святыни раскинулись и расползлись по всей равнинѣ между Ирравади и Шанскими горами, и на всемъ этомъ пространствѣ около десяти верстъ въ ширину и столько же въ длину, всюду, куда ни кинешь взглядъ, зелень и зелень, тѣнистыя кущи деревъ и кустовъ, и тамъ, гдѣ садъ, густая листва тамариндовъ, пальмъ, гдѣ зрѣетъ манго и горделиво высится пальмира, тамъ навѣрное въ тѣни и прохладѣ ютится обитель святыхъ мужей въ желтыхъ ризахъ, стоятъ кельи и изъ-за деревьевъ высовывается золотая маковка ступы.

Несмотря на зелень и на близость рѣки и горъ, въ Мандалаѣ жарко, пыльно, зловонно; вмѣсто дорогъ, отъ пристани въ городу тянутся какія-то глубокія борозды; во весь путь — псовъ, худыхъ и грязныхъ, свиней и поросятъ видишь больше, нежели людей!

Городъ восточный и оригинальный въ своей самобытности: по пыльнымъ дорогамъ — борозды и рытвины; вмѣсто всякихъ экипажей — какіе-то ящики, запряженные волами; пыль и вонь во всю дорогу отъ рѣки до царскаго дворца.

Отецъ Тзи-бау не любилъ англичанъ; онъ не выносилъ даже свиста англійскихъ пароходовъ. Этотъ визгъ смущалъ его душевный покой. Фантастъ и деспотъ въ одинъ прекрасный день взялъ — да и рѣшилъ перенести свою столицу изъ стараго, насиженнаго мѣста въ новое, подальше отъ западныхъ пришельцевъ. Случилось это лѣтъ тридцать тому назадъ.

По велѣнію царя, выстроился крѣпкій фортъ, а въ срединѣ воздвигли пышный чертогъ съ высокими крышами, шпицами, золочеными колоннами, кружевными стѣнами, садами, водоемами и т. д., словомъ — соорудили дворецъ изъ волшебной сказки. Позолота и мишура на крышахъ и столбахъ, зеркала и разноцвѣтныя стекла по стѣнамъ, кругомъ — вся роскошь тропической растительности, и все это блеститъ и сіяетъ при жаркихъ лучахъ полуденнаго солнца.

Но до дворца отъ пристани далеко; нужно проѣхать предмѣстья, въѣхать за городскія стѣны, добраться до палисада, и за ними предстанетъ изумленному взору это созданіе восточной фантазіи. Городъ обнесенъ рвомъ, высокими кирпичными стѣнами и выстроенъ квадратомъ. Съ каждой стороны въ городъ ведутъ трое воротъ. Городскія улицы расположены параллельно стѣнамъ; онѣ пошире и немножко почище дорогъ предмѣстья, но также не мощены, а потому пыльны до нельзя.

Садовъ, зелени и здѣсь такъ же обильно, какъ и за городомъ. Дома какъ будто побольше и попадаются каменныя постройки, но всего болѣе и здѣсь деревянныхъ домиковъ на сваяхъ и съ крытыми верандами. Чѣмъ ближе къ дворцовымъ палисадамъ, тѣмъ, конечно, значительнѣе и лучше дома.

За палисадами или внутреннею стѣною видъ открывается иной: вы прямо передъ дворцомъ. Отъ воротъ вплоть до Хлотъ-доу, или зданія, гдѣ засѣдалъ государственный совѣтъ, все пространство занято было въ январѣ 1886 г. офицерскими палатками; параллельно имъ, на открытомъ воздухѣ, расположились чернокожіе сипаи съ своими припасами, у разведенныхъ костровъ. Дворецъ занятъ былъ англійскими войсками и принялъ видъ лагеря: солдаты попадались на каждомъ шагу: солдаты на часахъ въ боевой аммуниціи, солдаты безъ всякаго дѣла, офицеры съ озабоченнымъ видомъ и съ какими-то бумагами въ рукахъ… Подъ тѣнью пальмъ полковой оркестръ разыгрывалъ какой-то бравурный маршъ; полунагая толпа кули съ крикомъ тащила какія-то бревна; скрипучія телѣги везли куда-то булыжники. Шумъ и гамъ повсемѣстные. Такимъ я видѣлъ дворецъ бирманскаго царя, куда на дворъ въ былое время, но очень недавно, никто изъ смертныхъ не смѣлъ вступать въ башмакахъ и съ зонтикомъ въ рукахъ.

Хлотъ-доу съ своею многоэтажною крышею и на половину вызолоченною колоннадою, съ облупившимися ступенями, производитъ впечатлѣніе мѣста, доживающаго печально свой вѣкъ. Царскій тронъ еще стоялъ на прежнемъ мѣстѣ; во всякое время дня можно было найти толпы туземцевъ на верандѣ; въ боковомъ помѣщеніи пока еще ежедневно засѣдали бывшіе вуны, или царскіе министры, но прежней власти уже не было у вуновъ; и настоящій хозяинъ Бирмы былъ не съ ними, — они лишь исполняли его приказанія…

Налѣво отъ Хлотъ-доу, черезъ ворота, входишь во внутренній дворъ, прямо къ зданію аудіенцій, на которомъ также красуется надпись: «Army head Quarters».

Здѣсь центръ военно-административной дѣятельности. Направо возвышается на бамбуковыхъ сваяхъ какое-то походное зданіе съ надписью «Auction».

Четыре громадныхъ пушки, изъ которыхъ никогда никто не палилъ, сторожатъ входъ въ залу аудіенціи. Сюда, по этимъ ступенямъ босикомъ и далѣе чуть ли не ползкомъ, являлись еще очень недавно разные европейскіе проходимцы лицезрѣть бирманскаго властителя; здѣсь, сидя на корточкахъ, умиленно складывая по восточному руки, они выпрашивали концессіи и монополіи.

Теперь золотой вѣкъ легкой наживы для мелкихъ проходимцевъ миновалъ. Новый хозяинъ поведетъ дѣло иначе… Очевидно, сюда нужно народъ покрупнѣе! За залою аудіенціи начинаются царскіе покои, золоченые, съ прозрачными стѣнами; все — пріютъ нѣги и праздности. Ихъ не описать словами! Какъ передать впечатлѣніе полуденнаго яркаго солнца, зелени тропической растительности и всю эту обстановку, среди которой раскинулся волшебный чертогъ, съ его крытыми переходами, галлереями, садами, цвѣтниками и т. д.? Вотъ, напр., опочивальня царя, обширный залъ, въ которомъ готовится drowing room для лэди Дефферинъ; вотъ тутъ же рядомъ — другой золоченый чертогъ, гдѣ нѣкогда была царская библіотека, а теперь складъ Prize Commitee, дрянь и рухлядь изъ Пале-Ройяля и Риджентъ-Стритъ, вся та рухлядь, чѣмъ теперь торгуютъ побѣдители невоевавшаго народа.

Но чтобы видѣть Мандалай во всей его оригинальное красѣ, со всѣми его храмами, монастырями, нужно подняться на Мандалайскій холмъ и оттуда бросить взглядъ на низменную болотистую равнину, обстроившуюся въ какія-нибудь тридцать лѣтъ по волѣ и прихоти восточнаго деспота, и всѣ эти монастыри, съ высокими крышами, съ золочеными стѣнами, съ зеркальными и стеклянными украшеніями, покажутся гигантскими китайскими ящиками тщательной работы, разставленными и разбросанными живописно по громадному столу.

Новымъ духомъ вѣетъ теперь всюду въ этомъ богоспасаемомъ нѣкогда городѣ; во дворцѣ, за высокими стѣнами, среди тѣнистыхъ пальмъ и банановъ, въ золоченыхъ чертогахъ восточнаго потентата, низложеннаго за то, что былъ слабъ, слишкомъ много любилъ строптивую жену и много вѣрилъ ей, живетъ теперь офицерство. Всюду здѣсь роскошь, ковры, диваны слоновой кости, золоченыя кресла, просторъ и прохлада.

Да, кто здѣсь живетъ, обѣдаетъ въ здѣшней mess-room, у того не много лишеній!… За дворцомъ — рядъ монастырей и храмовъ. Вотъ атумаши, вотъ другой — зеркальный. Не ищите здѣсь монаховъ, не спрашивайте ихъ: они ушли, но ихъ покои, гдѣ нищіе въ желтыхъ ризахъ читали свои книги и размышляли о пути, выводящемъ за предѣлы скорби, заняты теперь британскимъ воинствомъ; по садамъ бѣлѣютъ солдатскія палатки, на верандахъ разложены и развѣшены разныя боевыя и другія принадлежности офицерскаго костюма.

«Конецъ ученію!» втихомолку твердятъ бѣжавшія желтыя ризы.

IX.

Независимая Бирма послѣ двухъ войнъ съ англичанами, лишившаяся естественнаго выхода къ морю и заграждавшая англичанамъ путь въ южный Китай, страна богатая, не могла долго просуществовать самостоятельно; она естественно должна была утратить свою независимость: подпасть или подъ опеку какой-нибудь европейской державы, или же, что еще гораздо проще, превратиться въ богатую провинцію ближайшей имперіи. Такъ и случилось. Можно подивиться, что превращеніе независимой Бирмы въ британскую провинцію случилось такъ поздно… Англичане, какъ кажется, медлили захватомъ, пока не видѣли соперниковъ. Явились соперники… и правительство рѣшило, что пора… Началась агитація противъ Тзи-бау.

Вѣроятно, со временемъ сами бирманцы поразскажутъ правдивую исторію Тзи-бау и разъяснятъ, что это былъ за человѣкъ, почему о немъ англичане говорятъ одно, а туземцы другое; почему, наконецъ, пока онъ, слѣдуя разсказамъ англичанъ, упражнялся въ разныхъ жестокостяхъ и душегубствахъ, въ Бирмѣ было больше порядку, нежели теперь. Пришли освободители, заняли столицу безъ выстрѣла, не тратя пороха и не проливая крови, плѣнили жестокаго царя; тутъ-то, казалось бы, и слѣдовало начаться царству благодати; случилось, однакоже, совершенно противоположное: народъ разбойничаетъ и разоряется. Тзи-бау, разсказывали, тиранъ, даже не царскій сынъ, а сынъ какого-то монаха; а между тѣмъ народъ о немъ говоритъ иное и жалѣетъ своего царя.

Восточный человѣкъ, — что, казалось, должно было бы быть извѣстно англичанамъ, — не хочетъ перемѣнъ, ибо не любитъ ихъ. Присоединеніе же Бирмы грозитъ населенію именно этимъ; восточный человѣкъ — по природѣ вѣрноподданный своего властителя, и британская политика не щадитъ этихъ основныхъ чертъ народнаго характера. Случилось, притомъ, такъ: народная самостоятельность и народное благосостояніе были приносимы въ жертву самымъ несимпатичнымъ сторонамъ западнаго культуртрегера. Дѣло было такъ просто и ясно, но оно обставлялось безъ нужды и безъ всякой пользы какимъ-то неумѣлымъ лицемѣріемъ.

Бирму нужно было присоединить, во-первыхъ, потому, что эта страна богатая, откуда кратчайшій путь въ Китай; во-вторыхъ, потому, что бирманецъ — отличный покупатель британскихъ мануфактуръ; в-третьихъ, еслибы англичане не захватили Бирмы, тамъ явились бы французы, изъ Тонкина, вооружили бы бирманское войско, и въ случаѣ какихъ-нибудь конфликтовъ Тзи-бау или другой бирманскій царь могъ бы надѣлать много хлопотъ.

Резоновъ этихъ, казалось бы, совершенно достаточно; но совѣсть говорила, что они недостаточно благовидны. И вотъ, вмѣсто этихъ настоящихъ поводовъ и причинъ, выдвигается на видъ, для успокоенія политической совѣсти, рядъ благообразныхъ, но фиктивныхъ причинъ войны.

Прежде всего досталось самому Тзи-бау. «Онъ, — кричали на всѣхъ перекресткахъ и во всѣхъ листкахъ, — пьяница и тиранъ. Онъ душегубецъ!»

Торгаши и аршинники собираютъ громадный митингъ въ Рангунѣ и вопіютъ къ правительству: имъ нужны новые рынки, хочется подобраться къ рубиновымъ копямъ, къ бирманскому петролею, шанскому чаю, и т. д., къ дорогимъ товарамъ и новымъ рынкамъ; но, какъ истые христіане и цивилизованные люди, они заводятъ рѣчь издалека: вспоминаютъ гугенотовъ и великія дѣянія queen Bess блаженной памяти! Проповѣдникъ и миссіонеръ изъ крещеныхъ евреевъ, бывшій нѣкогда на содержаніи у отца Тзи-бау и обучавшій самого Тзи-бау, патетически разглагольствуетъ о христіанскихъ добродѣтеляхъ. Двинулся вопросъ!

Случилось затѣмъ, что одна британская компанія, арендовавшая лѣса у бирманскаго царя, повела себя не такъ, какъ бы слѣдовало. Бирманскіе чиновники увѣряли, что накрыли компанію въ плутняхъ. Бирманское правительство приняло тогда сторону компаніи и стало ее защищать, но только до завоеванія Бирмы; когда же лѣса Тзи-бау перешли во владѣніе англичанъ, то они стали говорить, что компанія неправа и дѣйствительно плутовала. До войны же ихъ инцидентъ съ лѣсопромышленниками, при помощи газетъ, крикуновъ и митинговъ, разросся въ международный вопросъ первостепенной важности. Войны, однакожъ, изъ этого все-таки бы не вышло, и Бирма, быть можетъ, еще нѣсколько лѣтъ просуществовала бы какъ независимое царство. Но въ Мандалаѣ нашелся услужливый человѣкъ; въ чаяніи награды изъ фондовъ за таинственныя услуги, онъ овладѣлъ черновою франко-бирманскаго трактата. Овладѣлъ и, конечно, не спряталъ его въ свой столъ!

Бирманскіе цари относились къ англичанамъ недружелюбно; но едва ли была у нихъ ненависть вообще къ европейцамъ. Въ Мандалаѣ всегда бывали европейцы, и нѣкоторые изъ французовъ и итальянцевъ имѣли значеніе при бирманскомъ дворѣ, вліяли сильно на дѣла. Такимъ вліятельнымъ лицомъ былъ, напр. Андреино, итальянскій консулъ, недавно награжденный британскимъ правительствомъ подаркомъ въ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Въ Мандалаѣ въ началѣ нынѣшняго года ходили слухи, что Андреино получитъ или уже получилъ двадцать тысячъ фунтовъ изъ капиталовъ Secret Service Fund. Ловкимъ людямъ легко было выдвигаться при мандалайскомъ дворѣ. Разсказываютъ, напр., какъ одинъ ловкій европеецъ добился царской милости, поставляя царевичамъ и царевнамъ забавныя игрушки и своимъ умѣньемъ передавать европейскую рѣчь въ бирманскомъ одѣяніи, то-есть съ грубою лестью и прикрасами; изъ бѣдныхъ приказчиковъ онъ преобразился въ царскаго совѣтника и довѣреннаго лица, а когда понадобилось, то выгодно продалъ тайну своего довѣрителя. Народъ, разсказываютъ, за это хотѣлъ его убить. Авантюристовъ всегда было много при восточныхъ дворахъ; добра они мало дѣлали странѣ, но нерѣдко наживались. При дворѣ отца Тзи-бау, Менгъ-дунъ-мина, былъ нѣкто Д’Оргони или, по настоящему, Жирондонъ. Ловкій человѣкъ, обѣгавшій весь міръ: служилъ онъ и въ Америкѣ, и въ Африкѣ, пробовалъ пристроиться гдѣ-нибудь въ Индіи, и оттуда попалъ въ мандалайскому двору. Менгъ-дунъ-минъ не терпѣлъ англичанъ и задумалъ отыскать себѣ союзниковъ въ Европѣ; говорятъ, онъ помышлялъ даже о союзѣ съ Россіей. Черезъ Д’Оргони онъ рѣшился войти въ прямыя сношенія съ Франціей. Д’Оргони съ этою цѣлью ѣздилъ въ Парижъ, но правительство Наполеона III-го отклонило бирманскія предложенія, и бирманскій повѣренный уѣхалъ ни съ чѣмъ. Бирманскій вопросъ или, вѣрнѣе, индо-китайскій, привлекалъ, однакоже, вниманіе нѣкоторой части французовъ. Вмѣстѣ съ грезами о созданіи великой французской имперіи на этомъ полу-островѣ, въ французскихъ головахъ зарождались грандіозные планы, создавались проекты о прорытіи перешейка Кра и открытіи новаго французскаго пути на дальній востокъ въ Китай и Японію, Юннань. Богатства южнаго Китая соблазняли не только англичанъ — и французы мечтали открыть торговый путь по рѣкѣ Красной, добраться отъ Меконга, изъ Кохинъ-Хины, въ шаньскія страны. Въ 1883 году въ Парижѣ появляется бирманское посольство; англичане весьма скоро догадались, что затѣвается что-то враждебное для ихъ интересовъ. Бирманцы, дѣйствительно, захотѣли эмансипироваться отъ британскаго вліянія: они спѣшили заключить трактатъ съ Франціей, Германіей и Италіей; предоставили французамъ разныя монополіи и концессіи, договаривались о провозѣ оружія изъ Тонкина, понизили пошлину на французскіе товары и приняли въ Мандалаѣ французскаго политическаго агента. Въ іюлѣ 1885 года англичане стали толковать, что Франція добивается такого положенія въ Бирмѣ, которое можетъ быть опасно даже для Индіи. Главный коммиссіонеръ сообщалъ въ Калькутту, что весьма вѣроятно, еслибы англичане сталь воевать съ Россіей, изъ Верхней Бирмы появились бы шайки разбойниковъ; царскіе совѣтники, утверждалъ онъ, увѣрены въ томъ, что Россія побѣдитъ и династія Аломпра вновь овладѣетъ всѣмъ тѣмъ, что было у нея незаконно отнято. Слухи о французскихъ начинаніяхъ получали какой-то зловѣщій характеръ для англичанъ: толковали о французскомъ банкѣ въ Мандалаѣ, объ арендѣ рубиновыхъ копей, золотыхъ пріисковъ. «The British Commercial Community» волновалась. Да и было отчего. Дѣло шло чуть ли не объ утратѣ рынка, да еще какого!« Мы владѣемъ Бирмой, — говорила община коммерсантовъ, — не болѣе тридцати лѣтъ, а посмотрите, какого потребителя британскихъ мануфактуръ мы воспитали въ бирманцѣ. Индіецъ покупаетъ нѣсколько ярдовъ бумажной ткани, а бирманецъ расточаетъ всѣ свои сбереженія на покупку ввозной роскоши. И это неблагодать!» — «Насъ хотятъ, — кричали въ Рангунѣ, — отстранить отъ неисчислимыхъ богатствъ Верхней Бирмы и южнаго Китая, Шанскихъ владѣній и Каррени».

Необходимость положить конецъ независимости Бирмы вполнѣ выяснилась, и сипаи пошли освобождать себѣ подобныхъ ниггировъ отъ кровожаднаго тирана. Выкраденная черновая трактата рѣшила дѣло: терпѣть долѣе было бы политическимъ безуміемъ. Для видимости послали ультиматумъ, а затѣмъ, въ скорости, двинули и войска къ Мандалаю. Пошли и застигли врасплохъ тирана. Онъ сдался весьма скоро, такъ скоро, что послѣ его плѣна англичане цѣлую недѣлю не могли придумать, куда его слѣдуетъ спровадить, и, наконецъ, рѣшили его увезти въ Мадрасъ. Царя плѣнили, и его народъ покорился безъ боя.

Мѣсяца черезъ два въ ново-забранный край явился вице-король.

Лойяльные вѣрноподданные ея британскаго величества заликовали въ присутствіи ея представителя. «Да будетъ мой лордъ благословенъ, — привѣтствовалъ благороднаго лорда одинъ изъ вѣчно алчущихъ новыхъ рынковъ купцовъ, — въ сознаніи того, что цѣлая страна имъ спасена и народъ искупленъ». А дакойты изъ искупленнаго народа, между тѣмъ, не переставали подстрѣливать спасителей изъ-за кустовъ.

Въ то время, какъ въ Рангунѣ, въ школахъ усердныхъ и христолюбивыхъ миссіонеровъ, бирманскіе и всякихъ другихъ индо-китайскихъ народностей мальчики младенческими голосами распѣвали новосочиненный гимнъ о дарованіи побѣды, генералъ Прендергастъ — дней новѣйшихъ Іисусъ Навинъ, какъ его называлъ въ Рангунѣ одинъ миссіонеръ изъ «божьяго народа» — занялъ Мандалай. Іерихономъ, по всей вѣроятности, нужно считать Минхлу, гдѣ стѣны не разваливались отъ трубнаго гласа, но мадрасскіе полки побѣжали отъ супостата.

Заняли Мандалай! «Grant Thy blessing that this nation may be glad and rejoice!..» — распѣвали юные голоса.

Молимъ Тебя, — взывали они: — «that truth and justice, righteousness and peace may be established throughout the whole of this country…»

И Господь Богъ, въ великой благости своей, внялъ мольбамъ невинныхъ. Заняли Мандалай, и въ первую ночь былъ «the loot». Возвеселились сердца побѣдителей: потащилъ себѣ кто что могъ. Тащить было что! Золото и рубины, всюду блескъ, наряды. Солдаты и офицеры — всѣ двинулись ко дворцу на рекогносцировку: закладывались первые камни величественнаго зданія, именуемаго «Pax Britannica». Грабили и искали скрытыхъ богатствъ. Грабили и обыскивали. Грабилъ сипай и обыватель, придворныя особы, бирманскія статсъ-дамы и даже принцессы крови… Но власть бодрствовала… Хищенію былъ положенъ своевременно конецъ. Хищниковъ перехватали. У однихъ отобрали добро, почему-то почитавшееся казеннымъ британскимъ; другихъ, не разбирая пола, отечески посѣкли; третьихъ отправили въ ссылку за море и, во вниманіе къ ихъ высокому происхожденію, предосудительное поведеніе было забыто, а принцессамъ крови назначали приличное содержаніе, въ размѣрѣ отъ 10 до 15 руб. въ мѣсяцъ. Принцессъ оказалось очень много.

«Prosper them, — молили дѣти, — in the maintenance of our country’s honour!»…

И золота было много: попадались истуканы, чаши, даже ванны изъ золота. Было чему ликовать! Но не живетъ тотъ, кто успокоился и удовлетворился. Живому все мало; отъ хорошаго онъ ищетъ лучшаго. Осмотрѣли дворецъ, утащили оттуда что можно — стали искать кладовъ.

На помощь искателямъ кладовъ пришли знающіе ихъ.

— Къ С., — разсказывалъ британскій офицеръ, — явился одинъ господинъ съ предложеніемъ указать кладъ.

— Ну, что же?

— Да просилъ онъ 20 % — С. обѣщалъ 5 % — Не согласился и ушелъ.

— Я высѣкъ бы его, — замѣтилъ другой собесѣдникъ, также военный, — да въ тюрьму… Онъ и даромъ указалъ бы…

— А газеты? Какой шумъ онѣ подняли бы!…

— Точно онѣ все знаютъ!

X.

Бирма — страна любопытная и мало изслѣдованная. Индію она вовсе не напоминаетъ: здѣсь нѣтъ ни обширныхъ индійскихъ равнинъ, нѣтъ ни большихъ плоскихъ возвышенностей. Вся страна пересѣкается параллельными широкими рѣчными долинами между горными кряжами, которые тянутся съ сѣвера отъ Гималаевъ на югъ. Это обширное пространство, доходящее почти-что до экватора, на сѣверѣ упирается въ Китай; кромѣ Бирмы, на полуостровѣ есть и другія царства, независимыя или полузависимыя: Сіамъ, Аннамъ, Камбожа и Тонкинъ. Британскія владѣнія на сѣверо-востокѣ упираются въ китайскую провинцію Юннань; на юго-востокѣ они граничатъ съ Сіамомъ; шанскія земли отдѣляютъ ихъ отъ Тонкина. На сѣверъ отсюда между горъ вьется тотъ старинный золотой путь въ Китай, объ открытіи котораго давно уже мечтаютъ тѣ, кому постоянно необходимы все новые и новые рынки. Кто завладѣетъ золотою дорогою? — куда направятся рельсы? — Объ этомъ пока трудно сказать что-либо положительное. Вѣрно одно — Китай долженъ будетъ въ ближайшемъ грядущемъ отворить ворота: съ двухъ сторонъ къ нему лѣзетъ торгашъ съ товаромъ; изъ Бхамо по Ирравади и изъ Тонкина по Красной рѣчкѣ; къ нему просятся въ гости и изъ Индіи, изъ Ассама — высматриваютъ путь къ порогу его дома, посягаютъ проникнуть въ загадочный міръ буддизма, въ Тибетъ. Эпоха географическихъ открытій на азіатскомъ материкѣ отходитъ въ область исторіи: съ каждымъ годомъ исчезаютъ съ нашихъ географическихъ картъ пробѣлы знаній, и число странъ, заповѣдныхъ для европейскихъ изслѣдователей, уменьшается. Мы живемъ наканунѣ великихъ событій въ Азіи: западный торгашъ, съ своими товарами, съ своими идеями, со всѣмъ своимъ добромъ и багажомъ своей цивилизаціи, просится за «Великую стѣну». Ристалище уже началось: милліардами соблазняютъ нѣмцы неподатливаго на новыя выдумки Джона Чайнамена. Быстрый на всякія начинанія французъ раскрываетъ передъ нимъ грандіозные прожекты; явился и американецъ, всегда чуткій къ зарожденію выгодныхъ спекуляцій. Сосѣдъ съ юга давно уже заявилъ свои притязанія, и онъ, какъ окажется, всего ближе къ большому призу. — Да, не только въ Турція, — и въ Левантѣ западные люди отнынѣ станутъ соперничать и солить другъ другу. Имъ открывается новая орбита дѣйствій, затмѣвающая своимъ историческимъ значеніемъ жгучіе, но не всякому понятные вопросы, нарождающіеся время отъ времени у безплодныхъ скалистыхъ вершинъ Афганистана: дѣло идетъ объ экономическомъ преобладаніи въ странѣ съ четырехсотъ-милліоннымъ населеніемъ, объ открытіи западной предпріимчивости обширнаго новаго поприща, о новомъ властительствѣ во всей сердцевинѣ Азіи, начиная отъ Памира, на востокѣ, между Алтаемъ и Гималаями, о нравственномъ господствѣ надъ народомъ, который помнитъ, или воображаетъ, что помнитъ, свою исторію на протяженіи тысячелѣтій, чуть ли не цикловъ и эоновъ.

А Россія? Самый крупный землевладѣлецъ Азіи и ближайшій самый старый сосѣдъ Китая, — какова же ея роль въ этомъ новомъ международномъ столкновенія?

Въ англо-индійской литературѣ есть прелюбопытный памятникъ оффиціальнаго краснорѣчія; это прощальное слово къ Индіи великаго проконсула лорда Далгаузи. На нѣсколькихъ страничкахъ какимъ-то лапидарнымъ слогомъ повѣдана міру исторія того, какъ въ восемь лѣтъ росла и ширилась во всѣ стороны власть Великой Британіи: передъ взоромъ британца проносятся картины плодородныхъ пенджабскихъ равнинъ, дѣвственныхъ лѣсовъ, цвѣтущихъ рощъ магноліи и рододендроновъ, рисовыхъ, чайныхъ и всякихъ другихъ плантацій, четырехъ полей, засѣянныхъ опіумомъ.

Прошло нѣсколько лѣтъ послѣ отъѣзда лорда Далгаузи изъ Индіи; настало какъ бы затишье въ пріобрѣтательной дѣятельности Британіи; во все это время англичане и часто, и много толковали о нашихъ захватахъ и завоеваніяхъ, и мы имъ повѣрили; даже не безъ гордости стали считать милліоны верстъ песку и солончаковъ, которые дорогою цѣною русской крови достались намъ на долю… А покуда мы самоутѣшались и дѣйствительно отличились у Кушки — британецъ овладѣлъ великолѣпною страною дѣвственныхъ лѣсовъ, рубиновыхъ и золотыхъ копей, золотоносныхъ рѣкъ — и сталъ на стражѣ у золотого пути!

И. МИНАЕВЪ.

Іюль, 1886 г.