Аму-Дарьинская ученая экспедиція.
правитьIII *).
Природа и типы Аму-Дарьинской дельты.
править
Вся громадная дельта Аму, — эта неизвѣданная еще, загадочная страна, изслѣдованіе которой составляло цѣль нашей экспедиціи, — есть по преимущественно страна водъ… Не смотря даже на близкое сосѣдство такихъ необъятныхъ, совершенно безводныхъ пустынь, — страна эта сохраняетъ рѣзкія черты, отличительно рознящія ее отъ прочихъ оазисовъ, — черты исключительно принадлежащія воднымъ, богато-орошеннымъ странамъ.
Земель удобныхъ непосредственно для обработки — здѣсь очень мало, а мѣстами и нѣтъ вовсе; открытыя обширныя водныя пространства смѣняются болотами и топями, или-же сплошными чащами камыша, джингила, дикаго терновника и прочей подобной растительности, обусловленной единственно обиліемъ влажности въ странѣ. Слабыя руки полу-дикаря земледѣльца очищаютъ себѣ подъ плантацію небольшіе участки — и не всегда силы этихъ рукъ достаточно чтобы годъ въ годъ поддержать разъ-одержанную побѣду; иначе дикая растительность поглотитъ все, что имъ пріобрѣтено съ величайшими усиліями, — усиліями быть можетъ такими, что повторить ихъ земледѣлецъ уже не въ состояніи.
Отходя отъ этихъ топей и зарослей, отступая туда гдѣ водъ все-таки не такъ уже много, — земледѣлецъ попадаетъ между двухъ огней: на него надвигаются страшные сосѣди — сыпучіе пески; а пески эти подступили вплотную, они стоятъ на самомъ такъ-сказать порогѣ.
Вѣтеръ, дуя со стороны этихъ мертвыхъ пространствъ, наноситъ цѣлыя тучи мелкаго песка и пыли, движетъ впередъ цѣлыя песчаныя горы, измѣняетъ ихъ очертанія и заваливаетъ оросительныя канавы земледѣльца, покрываетъ толстымъ слоемъ обработанныя пространства.
И плоды колосальныхъ усилій человѣка гибнутъ разомъ — и гибнутъ безвозвратно.
Интересно прослѣдить эту пограничную черту между мертвыми песчаными пустынями и обработанною землею. Путешественникъ ежеминутно видитъ передъ собою разные признаки этой безконечной борьбы рукъ земледѣльца съ природою: тамъ побѣждаетъ одинъ, — здѣсь побѣждаетъ другая; — тамъ въ пески выдвинулась цѣлая система арыковъ, по этимъ арыкамъ протекла вода, словно свѣжая кровь, впрыснутая въ жилы умирающаго тѣла, — эта вода оживила мѣстность, — желтый однообразный фонъ запестрѣлъ зеленью, въ зелени защебетали птицы, умирающее тѣло ожило.
А рядомъ, въ свою очередь, въ самую глубь плантацій врѣзались пески, покрыли поля, — потушили разгорѣвшуюся было жизнь, — и торчатъ въ этомъ пескѣ: высохшіе стволы деревьевъ, разрушенныя стѣны сакель, погребенныхъ подъ аршиннымъ и болѣе слоемъ.
Много рукъ надо чтобъ съ успѣхомъ выдерживать эту непрерывную борьбу, а рукъ этихъ очень и очень не много, ихъ даже менѣе чѣмъ достаточно; — поневолѣ человѣку пришлось держаться поближе къ водамъ и приноравливать всю свою жизнь, всю свою обстановку такъ, чтобы въ этихъ водныхъ массахъ видѣть но враговъ своихъ, а союзниковъ — друзей.
Пришлось, значитъ, жить земноводною жизнью; — такъ и сложилась жизнь въ низовьяхъ Аму-Дарьинской дельты. Земля и ея плоды заняли второстепенную роль; вода и то, что въ ней и на ней, заняли первую….
Верблюдъ, это кровное дитя пустынь безводныхъ, далеко отошелъ отъ береговъ въ свои степи; — каикъ, лодка замѣнила его здѣсь въ низовьяхъ — и замѣнила но безъ значительной выгоды для человѣка.
Обитатель этихъ землеводныхъ ауловъ — болѣе кочевникъ чѣмъ осѣдлый. Онъ не можетъ положиться на жилище постоянное; что можетъ гарантировать ему безопасность? можетъ-ли онъ быть увѣренъ, что завтра вода не подступитъ къ его порогу и не подмочитъ стѣнъ его сакли? — Кибитка легкая, во всякую минуту легко переносимая, — дѣлается его постояннымъ обиталищемъ.
Эти кибитки значительно рознятся отъ кибитокъ степныхъ кочевниковъ, болѣе прочныхъ, комфортабельныхъ, достигающихъ иногда значительныхъ размѣровь и тяжести, — такихъ кибитокъ, что на подъемъ и разборку ихъ потребно по нѣсколько верблюдовъ. Здѣшняя кибитка — маленькая и легкая; одинъ только верхъ ея войлочный, — стѣны же изъ камыша, подобраннаго и связаннаго, на манеръ того какъ у насъ дѣлаютъ балконныя деревянныя шторы.
Подобную кибитку одинъ человѣкъ можетъ снять и уложить въ лодку менѣе чѣмъ въ полчаса, — въ столько же времени — онъ можетъ и снова поставить ея на мѣсто. Начинается наводненіе; — весь аулъ, угрожаемый этимъ наводненіемъ, быстро поднимается на ноги, снимаетъ свои жилища, укладываетъ ихъ на лодки со всѣмъ незатѣйливымъ домашнимъ скарбомъ, — и перебирается на новое, сухое мѣсто, до котораго вода доберется еще не скоро, а можетъ быть и совсѣмъ не доберется.
Главный промыселъ этихъ ауловъ--рыболовство, — а это тоже такой промыселъ, что не позволяетъ сидѣть на одномъ и томъ же мѣстѣ; рыба тоже любитъ жизнь кочевую.
Я уже говорилъ, въ одномъ изъ своихъ предыдущихъ писемъ, о бытѣ и жизни кочевыхъ рыбаковъ каракалпаковъ, о ихъ временныхъ жилищахъ, на водахъ озеръ Сары-Куль и Кара-куль. Эти разсказы довольно ясно характеризуютъ ихъ жизнь, чтобы теперь распространяться о томъ же болѣе.
По всѣмъ низовьямъ дельты нельзя найти и одного пункта, куда невозможно было бы добраться водою, — а потому — водные пути суть главнѣйшіе пути сообщенія съ дельтой. Опять верблюдъ оказывается совершенно лишнимъ, его услугъ не требуется, да кстати — животное это и само не можетъ перекосить влажнаго климата низовьевъ, не можетъ выдержать этихъ испытаній — въ видѣ миріадъ комаровъ и прочей кусающей твари.. Верблюдъ бѣжитъ въ свои сухія степи, — и ни за какія деньги вы не найдете лѣтомъ близко отъ низовьевъ даже одного пресловутаго корабля пустыни.
Корова, коза, баранъ, отчасти лошадь, — вотъ все что нужно каракалпаку: корова составляетъ роскошь, доступную не для каждаго; лошадь еще большую роскошь; — остается баранъ и коза, но первый, тоже какъ и верблюдъ, сынъ степей и не любитъ воды и ея тумановъ, хирѣетъ и дохнетъ; остается коза, все переносящая, — ко всему примѣняющаяся. — И вотъ это животное составляетъ главнѣйшій элементъ низоваго скотоводства.
Коза даетъ шерсть и молоко для дѣтей; хлѣба можно вымѣнять на рыбу у осѣдлыхъ земледѣльцевъ, — денегъ можно достать, занявшись перевозкою тяжестей по водамъ арыковъ, протоковъ и безчисленныхъ рукавовъ Аму, — и жизнь каракалпака, полукочеваго рыбака совершенно удовлетворена. Она полна; ему больше и желать нечего, — да кстати, постоянный дамокловъ мечъ, висящій надъ головою каракалпака, это страхъ тюркменскихъ набѣговъ, — для него имѣетъ мало значенія. Кто мѣшаетъ ему снять свои кибитки при первомъ тревожномъ крикѣ, уложить эти кибитки въ лодки (каики), забрать на нихъ женъ своихъ и дѣтей — и уйдти въ озера, въ самую глубь этихъ недоступныхъ камышей, куда уже, навѣрное, никакой тюркменъ не доберется.
Казалось бы, при подобной обстановкѣ — всѣ изобрѣтательныя способности, всѣ силы ума у низоваго каракалпака должны были быть устремлены на судостроеніе и усовершенствованіе лодокъ; на дѣлѣ же выходитъ совсѣмъ напротивъ — такого-же устройства каики, каковы были нѣсколько вѣковъ тому назадъ, быть можетъ даже такіе что перевозили знаменитаго путешественника Марко-Поло, — существуютъ и понынѣ, безъ всякихъ измѣненій и приспособленій. Эти каики отличаются одинъ отъ другаго только размѣромъ: — самые большіе достигаютъ до двадцати-пяти аршинъ длины и шести ширины; самые маленькіе аршина четыре длины при ширинѣ только аршинъ. Строятся каики очень незатѣйливо, хотя довольно оригинальнымъ способомъ.
Начинается постройка каика такъ: вырывается яма въ землѣ на берегу, совершенно такой фермы какую желаютъ придать лодкѣ, — стѣнки и дно этой ямы тщательно выравниваются и смазываются глиною. Устроивъ эту форму, начинаютъ обкладывать ее кусками дерева, — сажаютъ эти куски на шипы, проконопачиваютъ промежуточныя щели сухими цвѣтовыми метелками камыша, оставляя на кормѣ и носу узкіе промежутки для вставки носоваго и кормоваго брусьевъ, вырубленныхъ изъ цѣлаго дерева, по одной и той же формѣ; эти части довольно ясно замѣтны на нашемъ рисункѣ. Затѣмъ, связываютъ всю постройку поперечными перекладинами, бимсами, — и, когда дѣло окончено, созываютъ какъ можно больше народу, чтобы прямо руками вынуть построенное судно изъ земли, — дотащить его до воды и спустить.
Работа большаго каика тянется недѣли двѣ, даже больше. Страшная дороговизна лѣснаго матерьяла влечетъ за собою конечно и большую стоимость лодокъ; такъ напримѣръ, хорошій новый каикъ большаго размѣра цѣнится въ четыреста и болѣе хивинскихъ тилли[1], сумма по-здѣшнему весьма значительная.
Обладатель большаго каика — можетъ смѣло считать себя человѣкомъ богатымъ и совершенно обезпеченнымъ. — Перевозя товары и продукты съ мѣста на мѣсто, онъ получаетъ за провозъ довольно значительную плату, вполнѣ достаточную для удовлетворенія всѣхъ его семейныхъ потребностей и позволяющую кромѣ того скопить изрядный запасной капиталъ. Хорошій каикъ приноситъ хозяину въ годъ до пятисотъ и болѣе тиллей, --такъ что въ первый же годъ окупаетъ съ барышомъ стоимость постройки.
Маленькіе каики строятся такимъ же образомъ какъ и большіе, но обходятся несравненно дешевле, потому что дороговизна дерева обусловливается главнымъ образомъ его размѣрами: трудно найти большой брусъ — длиннѣе пяти аршинъ; мелкій-же лѣсъ встрѣчается въ гораздо большемъ количествѣ. Особенно цѣнятся бимсы и кормовыя части, а въ малыхъ лодкахъ эти части не имѣютъ большаго значенія.
Бѣдныя семейства имѣютъ общественные каики, по одному на нѣсколько семей, — есть и такіе бѣдняки, что всю жизнь не могутъ собраться обзавестись собственною лодкою, а потому вѣчно работаютъ за плату у владѣльцевъ судовъ — и работаютъ они положительно за бездѣлицу, принимая въ разсчетъ ихъ тяжелую, полную всевозможныхъ лишеній, трудовую службу.
Внизъ по теченію каики ходятъ на веслахъ и шестахъ, вверхъ только на лямкахъ, тягою по берегу, — даже самые маленькіе каики не могутъ выгребать веслами противъ теченья, и если дно глубоко и до него нельзя достать шестомъ, то и имъ приходится пользоваться исключительно этимъ допотопнымъ способомъ.
Бурлачество, явленіе умершее у насъ на Волгѣ, — здѣсь, на Аму-дарьѣ, живетъ еще полною жизнью.
Наши рисунки изображаютъ переѣздъ членовъ экспедиціи по протокамъ Аму-Дарьи вверхъ тягою на лямкахъ; одинъ — самое плаваніе, другой — остановку на ночлегъ.
Вотъ вамъ типы Аму-дарьинскихъ бурлаковъ — «каикчи». Оборванные, босоногіе, въ громадныхъ, отрепанныхъ бараньихъ шапкахъ, они мѣрно, нога въ ногу, тянутся по поросшему камышемъ берегу… Дорога ихъ тяжелая и небезопасная. — То имъ приходиться пробираться сквозь чащу колючаго кустарника, то лѣпиться по самому краю обрыва, рискуя ежеминутно быть сдернутыми бичевою въ воду, то надо вязнуть по грудь въ топкомъ береговомъ болотѣ…. Принимая во вниманіе еще миріады комаровъ, ядовитыхъ змѣй, гнѣздящихся въ чащахъ и подъ кочками болотъ, страшныя низовыя лихорадки — мало найдется людей, которые могли бы позавидовать жизни этихъ бѣдняковъ полудикарей….
Разсвѣтъ поднимаетъ бурлаковъ на ноги и запрягаетъ ихъ въ лямки, — глубокая ночь и полная темнота останавливаетъ плаваніе, и каикчи лежаться спать. Днемъ останавливаются рѣдко и не надолго; хозяинъ лодки то и дѣло покрикиваетъ: гайда-гайда…. гей! Барра-кельды! — и другіе понукающіе возгласы….
На ночь лодку притягиваютъ къ берегу, — прочно привязываютъ ее или къ деревьямъ, если таковыя имѣются, или же ко вбитымъ въ землю шестамъ, если мѣстность голая; всѣ высаживаются на берегъ, первымъ дѣломъ разбиваютъ полога отъ комаровъ, какъ изображено на нашемъ второмъ рисункѣ, раскладываютъ огни для дыма, по той же причинѣ, — и ложатся спать, заползая подъ эти полога, куда комары забраться не могутъ.
Пункты подобныхъ ночлеговъ большею частью одни и тѣ же; къ нимъ уже попривыкли и на нихъ всегда собираются по нѣсколько каиковъ, такъ что ночь проводится въ довольно большомъ обществѣ. Я видѣлъ подобныя стоянки — гдѣ собиралось каиковъ по двадцати и больше.
Внизъ по теченію каики спускаются довольно скоро; вверхъ же тянутся чрезвычайно медленно, — но азіаты народъ неторопливый: имъ все равно — днемъ ли раньше прійти или позже, на лодкѣ покойно сидѣть и спать, — на этой же лодкѣ, на носовой части устроена и печь для варки пищи — чего же еще нужно?
Только богатые владѣльцы лошадей, народъ торопливый, предпочитаютъ переѣзды верхомъ или на арбахъ — прямыми дорогами; большинство же и не садится на сѣдло, проводя почти всю свою жизнь на лодкахъ.
- ↑ Хивинское тилли — золотая монета въ 1 р. 80 к. стоимости; бухарское тилли до 4 р.