АМЕРИКАНСКІЯ ТЮРЬМЫ.
(The North American Review. October. 1866.)
править
Америка считается обыкновенно наставницею Европы въ дђлђ тюремнаго заключеніи. На ея почвѣ впервые возникли разныя пенсильванскія, филадельфійскія и всякія другія, имъ, подобныя, тюрьмы, — Европа только увлеклась примѣромъ Америки, только подражала ея филантропическимъ нововведеніямъ. Теперь же но новѣйшимъ свѣденіямъ оказывается, что примѣръ этотъ не имѣетъ въ себѣ рѣшительно ничего увлекательнаго, что образецъ этотъ совсѣмъ не заслуживаетъ подражанія. Въ концѣ прошлаго и въ началѣ нынѣшняго года появилось на англійскомъ языкѣ очень много брошюръ и офиціальныхъ отчетовъ, которые бросаютъ весьма яркій свѣтъ на современное положеніе американскихъ тюрьмъ. Пользуясь подробнымъ отчетомъ объ этихъ сочиненіяхъ, помѣщенныхъ въ октябрской книжкѣ "Сѣверо-Американскаго обозрѣнія, " — мы постараемся познакомить читателей съ этимъ, на столько же интереснымъ, на сколько и печальнымъ предметомъ.
Тюрьмы вездѣ, какъ въ Европѣ, такъ и въ Америкѣ, раздѣляются на двѣ категоріи, на тюрьмы для болѣе серьезныхъ подсудимыхъ или для обвиненныхъ по суду, и на тюрьмы, гдѣ подвергаются временному задержанію лица, взятыя съ улицы по подозрѣнію или за буйство, безпорядки и т. п. Тюрьмы этого рода, называемыя обыкновенно «частными домами» (Maison de police municipale, «Station bouses» и т. п.) размножились въ послѣднее время въ большихъ городахъ до огромныхъ размѣровъ; число ежегодно заключаемыхъ въ нихъ, по крайней мѣрѣ, раза въ три или четыре превосходитъ число заключенныхъ во всѣ другія тюрьмы. Изъ 100 человѣкъ жителей большого города 2/3, по меньшей мѣрѣ, перебываетъ въ нихъ. Но не смотря однако на эту распространенность ихъ, онѣ обращаютъ на себя очень мало вниманіи, какъ со стороны законодателей, такъ и со стороны писателей, занимающихся тюремнымъ вопросомъ. Писатели, съ легкой руки Гоуарда, исключительно интересуются тюрьмами перваго рода, и здѣсь, въ этихъ тюрьмахъ, благодаря ихъ усиліямъ и фактамъ добросовѣстно ими обнаруженнымъ, — дѣйствительно произошли за послѣднее время кое-какія перемѣны къ лучшему. Теперь тюрьмы не совсѣмъ уже похожи на то, чѣмъ онѣ были во времена Гоуарда; добрякъ англичанинъ могъ бы даже немножко порадоваться, но радость эта уступила бы скоро мѣсто справедливому негодованію, если бы онъ вздумалъ, по своему обыкновенію, заглянуть не только въ тюрьмы парадныя, пользующіяся офиціальнымъ надзоромъ, но и въ тѣ жалкіе сараи и конуры, гдѣ жмутся въ душной и заразительной атмосферѣ тысячи несчастныхъ, подобранныхъ съ улицы, безъ всякаго разбора. Объ этихъ тюрьмахъ знаютъ только тѣ, которые сами въ лихъ посидѣли, объ нихъ не появляется никакихъ отчетовъ и относительно ихъ не собирается никакихъ статистическихъ данныхъ. За то въ какомъ положеніи онѣ находятся! Вотъ какъ описываетъ одну изъ такихъ американскихъ тюрьмъ док. Элліотъ въ своемъ «отчетѣ о настоящемъ состояніи тюрьмъ въ городѣ и округѣ С. Люи.»
"Тюрьма въ С. Люи,-- Калабузъ (Calaboose), — помѣщается въ подвалѣ огромнаго зданія, занятаго городскимъ полицейскимъ управленіемъ, на углу Чэстнутъ-Стрита и переулка, въ самой населенной части города, гдѣ улицы до крайности узки и воздухъ до крайности спертъ. Зданіе это предназначалось для сараевъ и конюшень и подвалъ былъ приспособленъ къ лошадинымъ стойламъ. Ведетъ туда лѣстница въ восемь или десять ступенекъ, такъ какъ подвалъ находится ниже уровня улицы. Вмѣсто пола кое-какъ накиданы небольшіе осколки камней, дающихъ проходъ двумъ водосточнымъ трубамъ, огибающимъ весь подвалъ, — оттого полъ всегда сыръ и часто даже совершенно мокръ: трубы эти, проведенныя для дренажа стойлъ, были весьма полезны въ конюшнѣ, но уже совершенно неумѣстны въ тюрьмѣ. Подвалъ граничитъ съ сѣвера съ улицею Чеснутъ, и единственное отверстіе, выходящее на эху улицу — есть дверь, оконъ совсѣмъ нѣтъ; съ востока — онъ граничитъ съ узкимъ, грязнымъ, вонючимъ переулкомъ, — съ юга, — конюшнею, изъ которой постоянно просачиваются нечистоты сквозь каменную стѣну, а иногда изливаются цѣлыми потоками по всему подвалу; съ запада онъ граничитъ тоже съ подвалами, принадлежащими къ домамъ частныхъ лицъ; эти подвалы всегда наполнены водою, вслѣдствіе чего пограничная стѣна мокра и сыра. Въ ширину подвалъ имѣетъ сорокъ, въ вышину 50 футовъ; освѣщается онъ рѣшетчатыми окнами, выходящими на тѣсный переулокъ, по восточной сторонѣ. Когда подвалъ былъ занятъ конюшней, то стойлы были такъ устроены, что головы лошадей должны были находиться въ очень близкомъ разстояніи отъ оконъ, и лошади, такимъ образомъ, всегда имѣли достаточное количество свѣта и воздуха, съ восточной и южной стороны были отверстія, которыя дѣлали возможнымъ свободное движеніе и очищеніе воздуха. По когда этотъ подвалъ населили человѣческими существами, которыя, какъ извѣстно, смѣлѣе и предпріимчивѣе лошадей, тогда разныя экономическія и политическія соображенія заставили увеличить до возможно большихъ размѣровъ разстояніе между казематами и окнами; первыя отдѣляются отъ послѣднихъ пространствомъ Футовъ въ двадцать, — такъ что ни о какой вентиляціи тутъ и рѣчи не можетъ быть. Казематы сколочены изъ толстыхъ досокъ, въ которыхъ пробиты двери съ желѣзными рѣшетками. Вотъ эта-то рѣшетчатая дверь, къ которой обращаются обыкновенно истомленныя лица узниковъ, и служитъ единственнымъ проводникомъ воздуха и свѣта. Строго говоря это даже не казематы, а просто клѣтки, въ родѣ тѣхъ, въ которыхъ содержатся дикія звѣри, по не одинъ-дикій звѣрь не могъ бы, впрочемъ, жить въ этомъ ужасномъ помѣщеніи. Однако и тутъ есть нѣкоторая вентиляціи: стѣны клѣтокъ очень плохо сколочены и черезъ щели стѣны, противуположной рѣшетчатой двери, въ казематъ прорырывается струя сыраго, вонючаго воздуха, изъ задней части подвала томной, ни кѣмъ не занятой и блѣдно освѣщаемой вѣчно горящимъ газовымъ рожкомъ. Болѣе испорченнымъ и заразительнымъ воздухомъ мнѣ никогда не случалось дышать.
"Каждая изъ клѣтокъ имѣетъ 12 футовъ въ длину и ширину, и 9 футовъ въ вышину, подъ вымощенъ камнями, поверхность которыхъ, какъ я уже говорилъ, всегда бываетъ мокрою и сырою; вдоль трехъ стѣнъ идетъ лавка, грубая и толстая, шириною въ 15 дюймовъ. Вотъ и вся мебель, за исключеніемъ горшка для нечистотъ, придѣланнаго въ углу. Въ клѣткѣ рѣдко помѣщается болѣе двѣ;надцати человѣкъ, но иногда это число значительно увеличивается. Изъ этихъ двѣнадцати узниковъ человѣкъ шесть, самыхъ сильныхъ, ночью прилаживаются на лавкѣ, остальные же должны спать на сыромъ каменномъ полу. Такимъ образомъ, на каждаго изъ нихъ вмѣсто 1 фута пространства приходится цѣлыхъ два, впрочемъ это бываетъ только тогда, когда можно располагать цѣлымъ поломъ, по случается это рѣдко; обыкновенно часть пола находится совсѣмъ подъ водою. Когда я былъ въ одной изъ этихъ клѣтокъ въ послѣдній разъ, то поды было такъ много, что едва ¼ или ⅕ часть пола представляла до нѣкоторой степени сухое пространство; тѣмъ не менѣе здѣсь были заперты, здѣсь проводили ночь десять совершенно уже взрослыхъ мужчинъ. Утромъ, когда ихъ выпускали изъ клѣтки на ихъ блѣдныхъ, вялыхъ, истомленныхъ, растрепанныхъ лицахъ выражалось какое-то отчаяніе. Вслѣдъ за ними я вошелъ въ казематы: огромныя мыши спокойно бѣгали но лавкамъ и по полу; грязный полъ былъ совершенно мокрый; вонь была невыносимая; я подивился, какъ возможно было дышать въ такой атмосферѣ. Одинъ изъ 10 спалъ еще на лавкѣ и мыши бѣгали по немъ.
«Въ казематахъ не полагается ни бѣлья, ни постели, ни одѣяла, ничего, — это не входитъ въ систему. Страданія, выносимыя заключенными въ холодныя ночи, на мокромъ каменномъ полу, стоятъ любаго наказанія. Разумѣется, здѣсь не можетъ быть и рѣчи ли о какомъ раздѣленіи заключенныхъ; виновные и невинные, здоровые и больные, старые и молодые — всѣ запираются въ одну клѣтку, при чемъ всегда имѣется только въ виду возможно большее число умѣстить на возможно-маломъ пространствѣ».
Въ такомъ же родѣ и всѣ подобныя тюрьмы.
Посмотримъ теперь на тюрьмы другой категоріи, — на такъ называемыя тюрьмы графствъ (county prisons), Тюрьмы въ большей части Штатовъ раздѣляются на два класса, на тюрьмы въ тѣсномъ значеніи этого слова (jails) и на исправительные дома или пенитенціаріи. Въ первыхъ помѣщаются лица, находящіяся подъ судомъ или ожидающія суда, въ третьихъ — лица уже осужденныя; работы обязательны только для послѣднихъ, впрочемъ и то не во всѣхъ пенитенціаріяхъ.
Всѣ эти тюрьмы, во всѣхъ штатахъ, находятся въ завѣдываніи мѣстныхъ властей и центральное правительство Штата почти не имѣетъ къ нимъ никакого отношенія.
"Только въ нѣкоторыхъ штатахъ, — какъ напримѣръ Массачусетѣ, — отъ мѣстныхъ властей требуются ежегодные отчеты о состояніи тюрьмъ; въ другихъ штатахъ тюрьмы поставлены подъ контроль разныхъ благотворительныхъ обществъ, но въ большинствѣ случаевъ, управленіе и содержаніе ихъ безотчетно ввѣряется общиннымъ властямъ. Вслѣдствіе этого является полнѣйшее отсутствіе единства и однообразія въ системѣ тюремнаго управленія. Все зависитъ отъ личнаго благоусмотрѣнія и произвола тюремныхъ надзирателей, — людей, но большей части, несвѣдущихъ, грубыхъ и крайне безтолковыхъ, зато и "невѣроятно, какія злоупотребленія существуютъ и всегда существовали, вслѣдствіе ихъ невѣжества и невниманія, въ тюрьмахъ штатовъ Нью-Іорка и Пенсильваніи, " — говоритъ авторъ статьи, въ «Сѣверо-Американскомъ Обозрѣніи» — «во многихъ, мужчины и женщины, старики и дѣти содержатся вмѣстѣ, безъ всякаго различія. Изъ всѣхъ нью-іоркскихъ тюрьмъ, которыхъ болѣе шестидесяти, только въ двухъ есть бани[1], въ очень немногихъ можно найти сколько побудь сносную вентиляцію. Сообщенія заключенныхъ посредствомъ разговоровъ хотя строго вездѣ преслѣдуются, однако, нигдѣ, даже въ Пенсильваніи и Массачусетѣ — не удается вполнѣ устранить ихъ». — "Въ Массачусетсѣ, хотя законъ строго воспрещаетъ заключать въ одинъ казематъ по два человѣка вмѣстѣ, и сообщаться подсудимымъ между собою, однако въ большей части тюрьмъ правило это нарушается самымъ очевиднымъ образомъ, — особенно во время сессіи уголовныхъ судовъ. Не дѣлается также ни малѣйшихъ попытокъ отдѣлять образованныхъ заключенныхъ отъ необразованныхъ; и тѣ и другіе имѣютъ право выходить въ корридоръ, садиться у печки передъ казематами и здѣсь обыкновенно заводятся веселые разговоры — точно въ какой-нибудь тавернѣ. Впрочемъ въ нѣкоторыхъ тюрьмахъ строго соблюдается система молчанія. Вообще, что касается до системы, господствующей въ американскихъ тюрьмахъ, то хотя и трудно подвести ее подъ одно какое-нибудь, опредѣленное начало, однако ближе всего оно подходитъ къ Осборнской системѣ (за исключеніемъ нѣсколькихъ тюрьмъ въ Пенсильваніи). Эта безчеловѣчная система состоитъ, главнымъ образомъ, въ томъ, что заключенные размѣщаются въ отдѣльныхъ казематахъ, во время обѣда, отдыха и сна, и сводятся вмѣстѣ во время работъ; при работахъ наблюдается строгое молчаніе; за всякую попытку сказать хоть одно слово товарищу, заключенный подвергается болѣе или менѣе тяжкому наказанію. Ужасно было бы, если бы эти жестокія правила были дѣйствительно примѣняемы къ дѣлу. Но, къ счастію для человѣчества, варварскія идеи рѣдко находятъ варварскихъ исполнителей; легче сочинить жестокую систему, чѣмъ приложить ее къ дѣлу. Въ американскихъ тюрьмахъ, но завѣренію вышеприведеннаго автора статьи въ «Сѣверо-Американскомъ Обозрѣніи» — Осборнская система смягчается свободнымъ сообщеніемъ между заключенными. — Что же касается до внѣшняго вида тюрьмъ и до ихъ содержанія, — то объ этомъ можно судятъ но слѣдующему описанію о состояніи тюрьмы въ С. Луи, сдѣланному Элліотомъ.
"Тюрьма построена изъ массивнаго камня, съ толстыми стѣнами, въ три этажа, содержитъ въ себѣ 36 казематовъ, по 18 на каждой сторонѣ «площадки» или просто открытымъ сѣнямъ, на столько широкимъ, на сколько нужно для прохода; двери казематовъ приходятся, какъ разъ, одна противъ другой, такъ что заключенные, сквозь рѣшетку, могутъ видѣть другъ друга и разговаривать. Каждый казематъ имѣетъ въ длину и ширину восемь футовъ, въ вышину — десять; въ каждомъ казематѣ стоитъ желѣзная кровать и стулъ. Обыкновенно въ одномъ казематѣ запирается вмѣстѣ но четыре человѣка, рѣдко менѣе трехъ, и иногда ихъ число доходитъ до 5 и 6. Освѣщается казематъ узкимъ окномъ, или правильнѣе щелью въ стѣнѣ, въ три съ половиною дюйма шириною и почти въ 5 футовъ вышиною; вентилируется же, — если это только можно назвать вентиляціею, — посредствомъ того же окна, да еще рѣшетчатой двери, выходящей въ узкія, грязныя никогда не вентилирующіяся сѣни. Ночью, когда въ казематѣ четыре человѣка, — трое кое-какъ могутъ помѣститься на постели, — четвертому же приходится спать на полу. Одѣялъ и постельнаго бѣлья и въ заводѣ не имѣется; поэтому, въ наши холодныя осеннія ночи, заключенные горько жалуются на нестерпимый холодъ. Заключеннымъ не дается ни бѣлья, ни платья, а потому тѣ, у кого нѣтъ знакомыхъ или родныхъ, которые могли бы доставлять то и другое, — должны сами мыть свое бѣлье и сушить его тутъ же — въ казематѣ. Ничего не устроено для стока нечистотъ; нечистоты выливаются заключенными собственноручно; горшокъ выносится и очищается только разъ въ день, не смотря ни на какую болѣзнь подсудимыхъ; нее остальное время дня и ночи онъ стоитъ въ казематѣ, прикрытый какимъ нибудь грязнымъ тряпьемъ. Два раза въ день заключеннымъ приносятъ ѣсть въ оловянной посудѣ, и они завтракаютъ и обѣдаютъ тутъ же, въ этомъ вонючемъ казематѣ, на этой же грязной постели или еще болѣе грязномъ полу. Короче, вся ихъ однообразно-монотонная, сонливая жизнь — здоровы они или больны, днемъ и ночью, зимою и лѣтомъ, иногда двѣнадцать мѣсяцевъ сряду, — проходитъ въ этомъ маленькомъ, каменномъ ящикѣ, содержащемъ въ себѣ не болѣе шести сотъ сорока кубическихъ Футовъ воздуху.
"Четыре каземата предназначены для женщинъ. Они всегда бываютъ переполнены, но я былъ только въ одномъ, въ которомъ содержались три женщины и ребенокъ. Одна изъ нихъ обвинялась въ такомъ отвратительно-гнусномъ преступленіи, для котораго нѣтъ даже приличнаго названія. Другая — еще молодая женщина, содержалась за мелкую кражу. Третій находилась подъ судомъ за отравленіе мужа; уже шесть недѣль она не перемѣняла своего бѣлья! Ребенокъ бѣгалъ но каземату, не сознавая всей гадости своего положенія; во взглядахъ его уже начинало просвѣчивать какое-то тупоуміе и дураковатость. На двухъ лавкахъ была накидана грязная солома, по ни простынь, ни одѣялъ и въ заводѣ не было.
При такимъ условіяхъ, если нагни тюрьмы не превращаются въ дома заразы, то мы должны благодарить за то только лицъ завѣдующихъ ихъ управленіемъ, только, благодаря ихъ добросовѣстнымъ усиліямъ въ казематахъ сохраняется еще кое-какая чистота, и жизнь заключенныхъ кое-какъ предохраняется отъ губительныхъ вліяній тюрьмы. Они дѣлаютъ все, что могутъ сдѣлать, — но зло отъ этого мало уменьшается, и въ этомъ виновата та несправедливая и жестокая система, которой они, волею-неволею, должны подчиняться. Подумайте, возможно ли имѣть какое нибудь нравственное вліяніе на заключенныхъ безъ всякаго разбора, скученныхъ въ этихъ казематахъ! Нѣтъ ни малѣйшаго намека на раздѣленіе но лѣтамъ или по преступленіямъ. Величайшій грѣшникъ и только-что попавшійся новичокъ сведены вмѣстѣ, чтобъ научать и научаться. А видѣлъ въ одномъ казематѣ четверыхъ молодыхъ людей, изъ которыхъ самому старшему было не болѣе двадцати одного года; одинъ изъ нихъ обвинялся въ убійствѣ, два другихъ въ воровствѣ кражѣ, а четвертый — мальчикъ семнадцати лѣтъ — попалъ сюда за какой-то ничтожный проступокъ — всѣ они ожидали здѣсь судебнаго приговора. Заниматься здѣсь чѣмъ нибудь или читать что нибудь — рѣшительно невозможно. Ни о какихъ религіозныхъ или нравственныхъ поученіяхъ здѣсь и рѣчи не можетъ быть.
"Вотъ образецъ такъ называемыхъ окружныхъ тюрьмъ, въ которыхъ содержатся подсудимые. Но этому образцу можно составить себѣ понятіе и о всѣхъ подобныхъ учрежденіяхъ въ Америкѣ; они немного чѣмъ отличаются одно отъ другого: даже въ своихъ ежегодныхъ отчетахъ ихъ смотрители обыкновенно повторяютъ однѣ и тѣже фразы: «наша тюрьма есть безспорно самое лучшее изъ всѣхъ подобныхъ учрежденій на всемъ земномъ шарѣ,» пишетъ одинъ смотритель; "въ нашей тюрьмѣ самымъ лучшимъ и совершеннѣйшимъ образомъ примѣнена система уединеннаго заключенія, " говоритъ другой; «никакая тюрьма не можетъ сравниться съ нашею, по стройности и правильности управленія, по отмѣнному порядку и чистотѣ,» увѣряетъ третій; «мы воплотили въ своемъ заведеніи идеалъ тюремнаго заключенія», — торжественно объявляетъ четвертый, и т. д.
«Такими-то фразами и самовосхваленіями, говоритъ Элліотъ, скрываютъ эти шарлатаны отъ глазъ публики тѣ ужасныя муки и страданія, на которыя обречено бѣдное человѣчество за каменными стѣнами этихъ отвратительныхъ учрежденій, фабрикующихъ порокъ, закаляющихъ злодѣевъ, распространяющихъ кругомъ всевозможныя болѣзни и заразы.»
Перейдемъ теперь отъ этихъ county prisons, къ state prisons, ко второму классу тюремныхъ учрежденій.
Число ихъ въ двадцати одномъ штатѣ равняется 25; число заключенныхъ въ нихъ, по новѣйшимъ даннымъ, превышаетъ 8 тысячъ человѣкъ, среднее число заключенныхъ въ каждой тюрьмѣ не превышаетъ 320 чел., въ нѣкоторыхъ оно доходитъ до 1,000 (напр. въ Сингъ-Сингѣ, въ штатѣ Нью-Іоркъ), въ другихъ — едва-едва простирается до двадцати. Вотъ какимъ образомъ описываетъ состояніе этихъ тюрьмъ авторъ отчета въ «Сѣверо-Американскомъ Обозрѣніи.»
«Прежде всего насъ поражаетъ огромное различіе какъ въ числѣ заключенныхъ, такъ и въ системѣ Управленія, организаціи работъ, издержекъ содержанія и т. п. Нельзя найдти, даже въ одномъ и томъ же штатѣ, двухъ тюрьмъ, которыя были бы совершенно похожи одна на другую. Пенитенціарная тюрьма въ Питерсбургѣ отличается отъ Филадельфейской тюрьмы почти столько же, какъ и отъ родъ исландской, Осборнская тюрьма не похожа на Сингъ-Сингъ (обѣ въ штатѣ Нью-Іоркъ), а Данеморская тюрьма не похожа ни на одну изъ нихъ. Пенитенціарій въ Огейо вмѣщаетъ въ себѣ болѣе тысячи заключенныхъ, точно также, какъ Сингъ-Сингъ, въ Нью-Іоркѣ; въ тюрьмѣ же Минезота помѣщается не болѣе двадцати пяти человѣкъ. Нѣкоторыя, какъ напримѣръ, Вермонтская тюрьма, принимаютъ женщинъ и мальчиковъ; другія, какъ напримѣръ, массачусетская, — однихъ только мальчиковъ, третія же, какъ напримѣръ, осборнская, ни тѣхъ, ни другихъ. Въ однихъ смотрителя выбираются только на шесть мѣсяцевъ, но, остаются въ этой должности болѣе двадцати лѣтъ, какъ напримѣръ, въ Пенсильваніи; въ другихъ, напримѣръ, въ Нью-Іоркѣ, смотрители хотя выбираются безъ срока, однако почти всегда смѣщаются въ концѣ перваго или же втораго года. Нѣкоторыя сами себя содержатъ; другія же стоятъ штату очень большихъ суммъ. Иногда надзиратели называются инспекторами, иногда директорами; иногда комиссіонерами, а иногда, какъ напримѣръ, въ Кентукки, самому законодательному собранію принадлежитъ исключительное право ближайшаго и непосредственнаго надзора за тюрьмами. Однѣ совсѣмъ не имѣютъ бань, въ другихъ онѣ имѣются; въ однѣхъ господствуетъ система келейнаго заключенія съ общимъ столомъ; въ другихъ — строгаго келейнаго заключенія, безъ общаго стола; въ третьихъ, келейное заключеніе существуетъ только по имени; въ однѣхъ учатъ заключенныхъ только читать и писать и ничему болѣе; нѣкоторыя не принимаютъ сумасшедшихъ, другія принимаютъ и держатъ ихъ въ отдѣльныхъ казематахъ, третьи — въ общихъ. Въ однѣхъ отъ заключенныхъ отбирается цвѣтное платье, въ другихъ — оставляется; въ однѣхъ законъ дозволяетъ наказывать заключенныхъ — только келейнымъ заключеніемъ, въ другихъ — употребляется въ видѣ дисциплинарныхъ мѣръ, битье кнутомъ, надѣваніе ручныхъ, ножныхъ и шейныхъ оковъ, выставка въ колодки, и т. л.» И мы бы могли продолжать до безконечности этотъ длинный перечень фактовъ, ясно указывающихъ на отсутствіе всякой стройности и единства къ системѣ, на отсутствіе всякаго разумнаго плана въ способахъ управленія и содержанія тюрьмъ. Все дѣлается ощупью, на обумъ, какъ попало, всѣ системы были перепробованы и всѣ оказались несостоятельными и даже практически, непримѣнимыми. Теперь трудно встрѣтить человѣка, знакомаго съ этимъ дѣломъ, который рѣшился бы защищать безусловно Осборнскую (система общихъ работъ и молчанія) или Пенсильванскую (система уединеннаго заключенія) или Ирландскую (неудачный компромиссъ между двумя несостоятельными принципами Осборнской и пенсильванской системъ) или вообще какую бы то ни было систему; теперь находятъ, что взятыя въ цѣломъ всѣ системы равно неудовлетворительны, но что въ каждой можно найти что нибудь достойное подражанія. И вотъ тюремные отчеты, какъ напримѣръ, отчетъ Чарльстонской тюрьмы, уже похваляются тѣмъ, что въ ихъ тюрьмахъ не придерживаются строго никакой системы, что изъ всѣхъ системъ выбираютъ лучшее. Хотятъ такимъ образомъ, создать кой-какую эклектическую систему, которая въ сущности, какъ, мы видѣли, равняется отсутствію всякой системы, которая все оставляетъ на произволъ личныхъ взглядовъ, личныхъ капризовъ. И тогда эти личные взгляды просто поражаютъ своею комичною оригинальностью; такъ, напримѣръ, начальство Питерсбургской пенитенціарной тюрьмы, смотритъ на табакъ какъ на одно изъ могущественныхъ средствъ тюремной дисциплины. Въ своемъ послѣднемъ отчетѣ оно объявляетъ съ самодовольствомъ человѣка, открывшаго новую Америку, или выдумавшаго новый порохъ: «для заключеннаго нѣтъ наказанія болѣе строгаго, какъ лишеніе его табаку. Онъ употребляетъ всевозможныя хитрости, чтобы добыть его себѣ, и, если ему это не удается, онъ дѣлается грубымъ, упрямымъ, отказывается работать. Такъ что табакъ можетъ сдѣлаться однимъ изъ весьма дѣйствительныхъ средствъ смирять и контролировать непокорныхъ. А посовѣтовалъ бы инспекторамъ предложить законодательному собранію проэктъ о дозволеніи тюремнымъ смотрителямъ раздавать заключеннымъ порціи табаку, въ награду за хорошее поведеніе.»
Другой, не менѣе изобрѣтательный психологъ совѣтуетъ не давать подсудимымъ никакой работы, считая праздность лучшимъ средствомъ для исправленія. Остроумное изобрѣтеніе это, какъ извѣстно, уже нашло себѣ примѣненіе въ Ирландской системѣ. Скоро, вѣроятно, кто нибудь предложить исправлять преступниковъ холодною водою, каленымъ желѣзомъ и т. п. Впрочемъ всѣ подобныя предложенія по блещутъ новизною; геній человѣчества, кажется, уже окончательно истощился выдумывая разные карательно-исправительные апараты. Все, что онъ выдумалъ — ему уже удалось воплотить въ трехъ-четырехъ системахъ; теперь, какъ мы видимъ, всѣ эти системы оказались неудовлетворительными, — и та страна, въ которой онѣ получили свое первое примѣненіе, — первая же отъ нихъ и отказалась, фактъ этотъ весьма многознаменателенъ.
Не во всемъ однако разнятся между собою американскія тюрьмы; есть въ нихъ и нѣчто такое, въ чемъ онѣ совершенно сходятся. "Посѣтителя нашихъ тюрьмъ, говоритъ авторъ статьи въ "Сѣверо-Американскомъ Обозрѣніи, " прежде всего поразитъ сравнительно довольно высокій уровень ума и гуманности въ нашихъ смотрителяхъ. За весьма немногими исключеніями, ни одинъ изъ нихъ не позволитъ себѣ тѣхъ обмановъ или насилій, которыя сплошь и кряду можно встрѣтить въ тюремной жизни стараго свѣта, хотя они и вступаютъ въ свои должности совершенно неподготовленными, часто даже безъ знанія уголовныхъ законовъ, однако они умѣютъ весьма скоро привыкнуть и приспособиться къ своему новому положенію; какой нибудь солдатъ или машинистъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ становятся отличнѣйшими смотрителями и тюремщиками; они не заѣдены никакою системою, умъ ихъ не парализованъ никакою мертвою рутиною; и въ то же время, они обладаютъ тою разумною справедливостью, тѣмъ уваженіемъ къ человѣческой личности, и тою практическою филантропичностью, которыя являются неизбѣжными и естественными послѣдствіями нашихъ соціальныхъ и политическихъ учрежденій. Въ этомъ отношеніи наши тюрьмы стоятъ несравненно выше европейскихъ тюрьмъ. Правда, самыя зданія нашихъ тюрьмъ далеко уступаютъ зданіямъ тюрьмъ въ Европѣ; правда, у насъ нѣтъ никакого кодекса тюремной дисциплины, примѣняемаго къ практикѣ съ такою же послѣдовательною строгостью, съ какою, напримѣръ, сэръ Вальтеръ Крофтонъ примѣнялъ свою систему въ Ирландіи, и съ какою теперь примѣняется въ Англіи; правда, у насъ тюрьмы не подчинены, какъ въ Европѣ, одному общему контролю, и не издаютъ періодически статистическихъ отчетовъ, но за то, съ другой стороны, въ нашихъ тюрьмахъ никогда не можетъ имѣть мѣста и сотая часть всѣхъ тѣхъ невѣроятныхъ и безчеловѣчныхъ жестокостей, которыя дозволяетъ себѣ начальство европейскихъ тюрьмъ. У насъ не могутъ повторяться тѣ истинно-романическіе ужасы, которые происходили напримѣръ въ бирмингамской тюрьмѣ или въ Чарльзъ-Ридѣ. — Другою чертою сходства нашихъ тюрьмъ можетъ служить организація работъ. Почти во всѣхъ тюрьмахъ трудъ заключенныхъ отдается но контракту, на откупъ частнымъ лицамъ. Заключенные работаютъ не для штата и не для тюрьмы. Между ними и начальствомъ становится третье посредственное лицо — наниматель или, какъ его называютъ, контрагентъ. Онъ нанимаетъ заключенныхъ на такое-то и такое-то число дней, поставляетъ для наблюденія за ними своихъ надсмотрщиковъ и старшинъ, доставляетъ имъ всѣ нужныя орудія, машины и т. п. Иногда одинъ контрагентъ нанимаетъ всѣхъ заключенныхъ, способныхъ къ работѣ, но чаще въ одной тюрьмѣ является но нѣскольку контрагентовъ, представителей отъ разныхъ мануфактуръ. Въ вермонтской тюрьмѣ всѣ заключенные работаютъ «по контракту» и занимаются выдѣлкою косъ; въ Нью-Гампширѣ — приготовляютъ мебель; въ Чарльстоунѣ — работаютъ на разныхъ контрагентовъ и знаютъ до полдюжины разныхъ ремеслъ. Здѣсь производится и выдѣлка чугуна и приготовляются желѣзныя лампы и часы, вьются бичевки, дѣлаются щетки, стулья, столы и т. а. Каждый изъ работниковъ внѣ тюрьмы навѣрное могъ бы заработать отъ 2 до 10 шиллинговъ въ день. Самая же высокая плата, которую даетъ контрагентъ не превышаетъ 1 шил. въ день; одинъ контрагентъ платитъ работнику 83 сант., и отлагаетъ 2 шил. въ недѣлю его семейству, такъ что среднимъ числомъ выходитъ въ день 1,16 шиллинговъ, это по всей вѣроятности maximum заработной платы во всѣхъ тюрьмахъ Соединенныхъ Штатовъ; по крайней мѣрѣ, намъ не случалось никогда слышать о болѣе высокихъ цѣнахъ. Обыкновенная же плата: отъ 20—31 сант. (въ Нью-Джерси); отъ 35 сант. до 1 шил. (Огео); отъ 40—55 сант. (Сингъ-Сингъ); отъ 28—45 сант. (Мичиганъ); 40 сант. (Южная Индіана); 40 у, сант. (Іова); 38 сант. (Минезота); 35 сант. (Вермонтъ); 40 сант. (Нью-Гампшайръ). При такихъ низкихъ цѣнахъ рѣшительно невозможно, чтобы работа заключенныхъ могла окупать издержки на содержаніе тюрьмы. И она дѣйствительно не окупаетъ. Такъ что съ экономической точки зрѣнія «система контрактовъ» положительно нелѣпа. Но кромѣ этихъ финансовыхъ соображеній есть доводы еще болѣе сильные противъ этой системы. Контрагенту нѣтъ ни малѣйшаго дѣла до исправленія заключенныхъ, до поддержанія порядка въ тюрьмахъ, — вся цѣль его — извлечь какъ можно больше выгодъ изъ ихъ работы. Потому онъ заставляетъ работать больныхъ и уменьшаетъ до крайняго minimum’а число часовъ, предназначенныхъ для чтенія и ученія. Эти и имъ подобныя вредныя послѣдствія системы контрактовъ весьма рельефно и въ то же время совершенно правдиво изображены м-омъ Фаеготомъ, въ его Crime and punishment, 1866 г. — Вотъ что онъ говоритъ:
«Контракты заключаются обыкновенно людьми богатыми, имѣющими значеніе и пользующимися силою среди политическихъ партій. Это обыкновенно бываютъ самыя вліятельныя лица въ общинѣ. Возможно ли же предполагать, чтобы противъ нихъ могли что нибудь сдѣлать лишенные всякой поддержки, едва-едва имѣющіе на что жить, дорожащіе своими мѣстами, тюремные смотрители, которые при томъ очень хорошо знаютъ, что вооруживъ ихъ противъ себя, они потеряютъ мѣсто и должны будутъ умереть съ голоду. Между тѣмъ несомнѣнно, что интересы контрагентовъ прямо противуположны интересамъ Штата, и что „система контрактовъ“ только способствуетъ развитію ихъ жадности и совершенно теряетъ изъ виду выгоды общества; благодаря ей развращаются и взяточничествуютъ инспектора тюрьмъ, а отъ нихъ тоже распространяется и на весь судебный персоналъ. Но система эта не только губительна для интересовъ казны, она и несправедлива относительно самого заключеннаго; въ ея глазахъ каждый заключенный, трудъ котораго проданъ по контракту, непремѣнно долженъ быть сильнымъ, здоровымъ работникомъ и отъ него требуется именно столько работы, сколько только можетъ сдѣлать сильный и здоровый человѣкъ. При этомъ не обращается ни малѣйшаго вниманія на вредно дѣйствующее, разслабляющее и растраивающее здоровье, вліяніе тюремнаго заключенія; онъ долженъ работать, работать во что бы то ни стало, и онъ работаетъ пока не свезутъ его въ больницу, но и тамъ ему не. позволятъ долго нѣжиться; контрагенту невыгодно, чтобы онъ долго хворалъ, и изъ больницы опять гонятъ его за работу, — и опять повторяется та же исторія. Чтобы возбудить въ несчастныхъ большее рвеніе къ работѣ, контрагенты обыкновенно подкупаютъ ихъ, а черезъ это сильно страдаетъ тюремная дисциплина. Удаленные отъ удовольствія и свѣта, запертые въ душные казематы, полуголодные — они весьма падки до всякаго рода лакомствъ, конфектъ, водки и т. п.; на эти-то приманки ихъ и ловитъ контрагенты, и ради этихъ-то приманокъ они работаютъ до истощенія силъ, насилуютъ свою природу до послѣдней крайности. И непосредственное начальство никогда не можетъ устранить подобныхъ злоупотребленій. Опытъ убѣдилъ его, что деньги контрагентовъ имѣютъ болѣе вѣсу въ глазахъ и заключенныхъ, и общины, чѣмъ его начальническій авторитетъ; и оно теперь приняло благоразумное рѣшеніе смотрѣть на все сквозь пальцы и не протестовать противъ варварской эксплуатаціи, помѣшать которой оно не имѣетъ никакой возможности.»
Вотъ вамъ, въ общихъ чертахъ, очеркъ современнаго положенія сѣверо-американскихъ тюрьмъ. Незавидно это положеніе; но, нѣтъ никакого сомнѣнія, что оно улучшится въ весьма скоромъ времени. Въ этой странѣ общественное мнѣніе такъ сильно и могущественно, что стоитъ ему только обратить свое вниманіе на темныя стороны своей общественной жизни и эти стороны тотчасъ же исчезнутъ. "Всему дѣлу виной — говоритъ цитированный нами выше Элліотъ, — само общество. Равнодушіе и пассивное безмолвіе публики — вотъ главная причина зла. «Гдѣ такъ могуче общественное мнѣніе, тамъ зло не можетъ долго скрываться „подъ сурдинкою“ и разъ выведенное наружу, — оно уничтожается немедленно и безвозвратно.» Такъ, не прошло еще и года со времени публикаціи брошюры Элліота, а между тѣмъ мы уже узнаемъ — изъ статьи «Сѣверо-Американскаго Обозрѣнія» что важныя улучшенія отчасти произведены, отчасти задуманы въ тюрьмахъ, описанныхъ Элліотомъ и что даже тюрьма Калабуръ значительно измѣнилась къ лучшему.
- ↑ Правильнѣе, впрочемъ, назвать „ванны для мытья“.