Американские патриоты прошлого столетия (Шелгунов)/Версия 2/ДО

Американские патриоты прошлого столетия
авторъ Николай Васильевич Шелгунов

Опубл.: 1868. Источникъ: az.lib.ru • Статья вторая.

АМЕРИКАНСКІЕ ПАТРІОТЫ ПРОШЛАГО СТОЛѢТІЯ.

IV.

Деклараціею 4-го іюня 1770 года американскія колоніи отдѣлились окончательно отъ Англіи. Этимъ отдѣленіемъ колонисты достигли полной независимости и вмѣсто прежнихъ Соединенныхъ колоній явились Соединенные штаты. Но всѣхъ штатовъ было тринадцать; каждый штатъ составлялъ самостоятельное цѣлое; у каждаго штата были свои интересы, свои экономическія условія. Свобода и независимость — вещи очень хорошія; но представлялся вопросъ, какимъ образомъ тринадцать штатовъ составятъ союзъ; какъ они организуютъ свою центральную власть? при разныхъ мѣстныхъ условіяхъ и требованіяхъ, на сколько каждый штатъ согласится принести въ жертву свои интересы въ пользу конфедераціи? въ этомъ заключалась задача, которую предстояло рѣшить союзу. Вопросъ былъ очень сложный и трудный. Теоретическое разрѣшеніе его хотя и было возможно, но прочность и благосостояніе союза требовали не теоретическаго разрѣшенія, а выгодной для всѣхъ практики. Союзъ двѣнадцать лѣтъ практически разрѣшалъ эту задачу и разрѣшилъ ее наконецъ конституціей 1787 г., о которой мы уже говорили. Если обратить вниманіе на то, что такой важный государственный вопросъ былъ разрѣшенъ въ такое короткое время, то конечно нужно согласиться, что американцы еще въ концѣ прошлаго столѣтія владѣли уже такими способностями, какими Европа не владѣетъ и нынче.

Со времени объявленія независимости и до 1791 года, центральною властью союза былъ конгрессъ. Особенныхъ трудностей въ управленіи страной явиться тогда не могло, потому что весь народъ былъ занятъ тогда войной, а стремленіе къ сверженію англійскаго ига давало колоніямъ довольно прочную связь. Но когда война кончилась, тогда всѣ увидѣли что отсутствіе единства и прочной, внутренней политической связи, можетъ повести къ полному распаденію союза. Каждый штатъ хотѣлъ быть господиномъ, и дѣйствовать независимо отъ своего сосѣда. Конгрессъ оказывался властью совершенно безсильной. Онъ могъ придумывать какія ему угодно распоряженія, но не имѣлъ никакой власти заставить штаты себѣ повиноваться. Такъ, предположимъ, что конгрессъ находитъ необходимымъ выставить извѣстное число солдатъ или собрать извѣстную сумму денегъ. То и другое совершенно необходимо для успѣха борьбы за независимость. Но нѣкоторые штаты не соглашаются съ мнѣніемъ конгресса, не даютъ ни денегъ, ни солдатъ. Что съ ними дѣлать, какъ принудить ихъ повиноваться? Нѣсколько разъ американцы терпѣли пораженіе только вслѣдствіе безсилія центральной власти. Къ счастію, въ главѣ войска стоялъ Вашингтонъ. Нужда заставила прибѣгнуть къ чрезвычайному средству, и въ рукахъ Вашингтона соединилась вся власть. Когда ему вручалась диктатура, президентъ комитета, Робертъ Морисъ, сказалъ ему, что конгрессъ считаетъ себя счастливымъ, имѣя возможность вручить подобную власть человѣку, безъ всякой боязни за независимость, безопасность и собственность гражданъ. Вашингтонъ отвѣтилъ ему на это: «вмѣсто того, чтобы мнѣ считать себя освобожденнымъ этимъ знакомъ довѣрія отъ всѣхъ гражданскихъ обязательствъ, я буду постоянно имѣть въ виду, что мечь былъ нашимъ послѣднимъ средствомъ для защиты нашихъ вольностей, и что онъ долженъ быть первою вещью, которую слѣдуетъ отложить въ сторону, когда свобода будетъ у насъ возстановлена».

Финансовое положеніе страны было нисколько не лучше ея положенія военнаго. Всѣ расходы покрывались ассигнаціями, которыя выпускались но распоряженію конгресса, и долгъ за которыя падалъ на штаты. Конгрессъ и не могъ поступать иначе, потому что неимѣлъ никакой власти надъ штатами и не располагалъ ровно никакими источниками доходовъ. Всѣмъ было очевидно, что американскому союзу необходимо имѣть представителей внѣ своей страны, нужно имѣть армію, флотъ, финансы, и что центральная власть должна имѣть эти четыре атрибута.

Что касается внутренней политической жизни, то было тоже замѣчено скоро, что центральная власть должна имѣть въ своихъ рукахъ власть исполнительную и законодательную, и что внѣ итого условія существованіе союза невозможно. Кромѣ того являлось еще много и другихъ мелочныхъ, повидимому, вопросовъ, имѣвшихъ однако серьезную важность, напримѣръ, единство монеты, общая таможня, наконецъ огромное пространство свободныхъ земель за Аллеганскими горами. Различная монетная система, принятая каждымъ отдѣльнымъ штатомъ, необходимо усложнила бы всѣ частныя денежныя сдѣлки. Система внутреннихъ таможенныхъ пошлинъ для каждаго отдѣльнаго штата, повела бы еще къ большимъ затрудненіямъ. Наконецъ, за Аллеганами лежала огромная площадь земли ненаселенной и необработанной. Кому слѣдовало явиться распорядителемъ этой пустыни. Такимъ образомъ силою самихъ вещей конфедерація переходила шагъ за шагомъ въ федерацію. Опытъ показывалъ, что національное единство возможно лишь въ томъ случаѣ, если центральная власть получила право надъ арміей, если она сосредоточила въ своихъ рукахъ дипломатію, финансы, часть законодательства и извѣстнаго размѣра власть исполнительную, при которой могла бы направлять и защищать общіе внутренніе интересы.

Оставался еще одинъ вопросъ: какимъ образомъ будетъ дѣйствовать правительство внутри страны? управлять силой? въ такомъ случаѣ, о чемъ же хлопотали американцы, свергавшіе съ себя англійское иго. Нужно было придумать такое средство, которое, давая силу власти, сохраняло бы свободу штатовъ, которое для всей страны служило бы руководящимъ принципомъ. Такого правительственнаго начала Европа тогда еще непридумала. Американцамъ приходилось создать его вновь. И американцы разрѣшили эту труднѣйшую задачу, создавъ власть судебную.

Вотъ въ общихъ чертахъ исторія американской конституціи.

Чтобы оцѣнить правильно основаніе, руководившее американскими патріотами того времени, нужно припомнить слова Гамильтона: «если вы хотите сохранить независимость частную, сказалъ Гамильтонъ, то вотъ что случится: штаты раздѣлятся, и вамъ потребуются границы. Мы превратимся въ страну раздѣленную, какъ Германія. Для содержанія арміи, ламъ потребуются большіе налоги, намъ нужны будутъ крѣпости и военный флотъ. Если же мы на нашемъ обширномъ континентѣ учредимъ центральную власть, то можемъ жить съ ничтожной арміей и основать величайшую республику, какую когда либо видѣлъ міръ» Мысль эта была и наиболѣе практической и наиболѣе прогрессивной, и очевидно, что ей слѣдовало восторжествовать надъ сепаратизмомъ, къ которому первоначально стремились штаты.

Этотъ короткій очеркъ исторіи американской конституціи я сдѣлалъ для того, чтобы представить читателю яснѣе основную сущность того политическаго труда, который свершили американцы. Теперь же я перехожу къ изложенію подробностей, представляющихъ особенную поучительность для тѣхъ, кто интересуется вопросами государственной жизни.

Еще въ началѣ революціи у американцевъ явилась мысль о соединеніи тринадцати колоній въ одну конфедерацію. Проэктъ конфедераціи былъ составленъ Франклиномъ, и уже въ 1776 г. начались дебюты по этому вопросу.

Съ самаго начала явился уже вопросъ о томъ — образовать ли конфедерацію или союзъ; иначе сказать, составятъ ли колоній одинъ народъ или будутъ существовать тринадцать отдѣльныхъ штатовъ, отдѣляющихся одинъ отъ другого своими интересами. Вмѣстѣ съ тѣмъ явился и другой не менѣе важный вопросъ — о представительствѣ. Будетъ ли представительство но штатамъ или пропорціонально населенію. Франклинъ настаивалъ, чтобы оно было пропорціональное: «Вамъ нечего бояться», говорилъ онъ маленькимъ штатамъ, — «ибо, ошибочно полагать, чтобы большой штата могъ имѣть иные интересы, чѣмъ вся остальная нація. Подобные союзы приносили всегда счастіе народу. Когда въ царствованіе королевы Анны хотѣли соединить Шотландію съ Англіей, шотландцы жаловались, что будетъ разрушена ихъ независимость. Китъ, говорили они, проглотитъ Іону — случилось напротивъ — Іона проглотилъ кита, потому что шотландцы въ Англіи повсюду, они занимаютъ почти всѣ мѣста». Вопросъ этотъ тогда порѣшенъ не былъ, и его отложили до болѣе благопріятнаго времени. Другіе вопросы, подлежавшіе обсужденію порѣшились легче, потому что большинство хотѣло конфедерацію въ такомъ видѣ, въ какомъ она существовала въ старой Европѣ; иначе сказать, хотѣли устроить союзъ на случай войны и дипломатическую власть для внѣшняго представительства Америки. Что же касается до вопросовъ внутренняго управленія, то ихъ очередь тогда еще не приходила или, по крайней мѣрѣ, они были поставлены такъ, что требовали коренной переработки. Во второмъ параграфѣ проекта управленія говорилось, что каждый штатъ удерживаетъ за собою суверенную власть, свободу, независимость, власть, юрисдикцію и права, непредоставленныя спеціально центральному управленію. Поэтому Вашингтонъ замѣтилъ совершенно справедливо, что подобная конфедерація не больше, какъ тѣнь безъ тѣла, а конгрессъ — парадное собраніе. Но Вашингтона тогда не поняли.

Конгрессъ, облеченный подобной властью, былъ дѣйствительно не больше, какъ тѣнь. Ему предоставлялось право объявлять войну, когда же требовались войска, — потому что безъ нихъ воевать невозможно, — то конгрессъ обязанъ былъ обращаться къ каждому штату отдѣльно и просить ихъ о присылкѣ солдатъ. А такъ какъ каждый штатъ сохранялъ за собою суверенную власть, то и могли быть случаи подобнаго рода: — когда въ Виргиніи произошло возмущеніе, южная Каролина, не послала свою милицію, ибо полагала, что ей удобнѣе держать эту милицію для собственной безопасности у себя. Очевидно, что въ подобныхъ случаяхъ частный интересъ бралъ перевѣсъ надъ общественнымъ, въ ущербъ общему благу. Подобное же безсиліе было и въ финансахъ. Напримѣръ, конгрессъ имѣлъ право чеканить монету, но въ его распоряженіи не было ни одного доллара, онъ могъ выпускать ассигнаціи, но не могъ вынимать ихъ изъ обращенія или обезпечить ихъ фондомъ; конгрессъ во имя союза могъ дѣлать внѣшніе долги, но не могъ потребовать ни доллара, чтобы платить проценты и капиталъ. Во внѣшнихъ сношеніяхъ, конгрессъ являлся подобной же тѣнью. Онъ заключаетъ трактаты съ Франціей, Голландіей, но если, отдѣльнымъ штатамъ не-захочется ихъ выполнять, то онъ не можетъ принудить ихъ ничѣмъ къ повиновенію.

Въ началѣ еще никто невидѣлъ опасности подобнаго порядка, потому что общій энтузіазмъ, воодушевлявшій страну въ моментъ революціи, мѣшалъ смотрѣть на дѣло правильно, и большинству казалось, что законы — пустая вещь, безъ которой народъ можетъ обходиться. Но скоро такіе люди, какъ Вашингтонъ и Гамильтонъ, замѣтили, что подобный порядокъ вещей немыслимъ, и что нужно употребить всѣ старанія я все вліяніе на народъ или на страну, чтобы побудить ее замѣнить конфедерацію чѣмъ нибудь болѣе прочнымъ.

Вашингтонъ, болѣе чѣмъ кто нибудь, понималъ необходимость перемѣны, ибо безсильный конгрессъ былъ рѣшительно не въ состояніи помогать ему въ его военныхъ дѣйствіяхъ. Армія Вашингтона страдала на каждомъ шагу; солдаты его голодали и ходили оборванцами; брать провизію отъ народа въ долгъ, было рисковано, потому, что кто же будетъ его платить; не брать — солдаты умрутъ съ голода. Оставалось дѣйствовать частнымъ образомъ, и Вашингтонъ такъ именно и дѣйствовалъ. Онъ обращался къ патріотизму богатыхъ купцовъ, просилъ ихъ дѣлать подписки въ пользу арміи и выкручивался разными подобными средствами. Положеніе было дѣйствительно ужасно; въ арміи не существовало ни патріотическаго жара, ни дисциплины; народъ презиралъ конгрессъ; солдаты нехотѣли служить. И все это было слѣдствіемъ отсутствія центральной власти. Что былъ тогда Американскій конгрессъ, или правильнѣе конфедерація, читатель увидитъ лучше всего изъ слѣдующаго факта. Видя безъисходное положеніе и невозможность добиться какого либо толку, Вашингтонъ обратился съ письмомъ къ Людовику XVI. Въ холодной формѣ, маскировавшей душевное безпокойство, Вашингтонъ пишетъ французскому королю, что народъ требуетъ войны, а между тѣмъ повсюду страшная бѣдность; повсюду безначаліе; солдатамъ страна не платитъ; финансовое состояніе дошло до крайности и для платежей нѣтъ ничего, кромѣ ассигнацій, упавшихъ окончательно въ цѣнѣ. Въ этомъ положеніи Америкѣ необходима помощь союзниковъ, и Вашингтонъ проситъ у Людовика денегъ и войска. Людовикъ XVI послалъ Вашингтону шесть милліоновъ франковъ, гарантировалъ ему заемъ въ десять милліоновъ въ Голландіи, и распорядился выслать войско. Замѣчательно, — и на этотъ фактъ я прошу читателя обратить особенное вниманіе, — что французскій король распорядился отдать деньги не конгрессу, а лично Вашингтону; онъ довѣряетъ частному лицу больше правительства потому, что это частное лицо съумѣло заслужить общую симпатію и довѣренность, а центральная власть, была дѣйствительно не болѣе какъ параднымъ, но безсильнымъ учрежденіемъ. И замѣтьте, Вашингтонъ не диктаторъ на европейскій ладъ; сила его въ личныхъ качествахъ и въ нравственномъ вліяніи.

Справедливо замѣчаютъ, что видимый безпорядокъ, существовавшій въ странѣ, и нежеланіе солдатъ повиноваться, происходили вовсе не но недостатку патріотизма или преданности людей къ свободѣ. Того и другого было не мало, но парализовала все анархія власти. Америка явилась могущественной страной только съ того момента, когда въ ней явилась правительственная централизація. Но пусть читатель не впадаетъ въ ошибку относительно истиннаго характера той центральной власти, о которой здѣсь говорится. Ее слѣдуетъ измѣрять не на турецкій масштабъ, — потому что при турецкой централизаціи нѣтъ личной свободы, — а на масштабъ американскій. Турецкое единство не знаетъ границъ, оно совершенно поглощаетъ личность; американское, — напротивъ, какъ активная государственная сила, является только тамъ, гдѣ дѣятельность частнаго лица оказывается недостаточной для личнаго и общаго блага. Въ этомъ-то и заключается трудность той задачи, которую разрѣшила Америка и значеніе того труда, который выпалъ на долю Вашингтона, бывшаго главнымъ организаторомъ американскаго единства.

Военное разстройство и безсиліе конгресса, какъ центральной военной силы, послужило первымъ урокомъ американцамъ, и показало Вашингтону и его сподвижникамъ настоятельную необходимость дать центральной власти большую силу. Политическіе дѣятели уже убѣдились, что военная власть должна находиться безусловно въ зависимости отъ правительства.

Другой урокъ былъ данъ безденежьемъ. Страна страдала дефицитомъ. Чтобы помочь бѣдѣ, конгрессъ просилъ у штатовъ восемь милліоновъ долларовъ. Нужда была безотложно необходимая, а между тѣмъ получить деньги было невозможно. Конгрессъ только вотировалъ расходы, а дать на нихъ средства зависѣло отъ каждаго изъ тринадцати штатовъ. Штаты неособенно торопились исполнить требованіе конгресса, и изъ восьми милліоновъ долларовъ къ половинѣ 1783 г. было уплочено всего пятсотъ тысячъ. Этотъ дефицитъ былъ причиной, что военныя дѣйствія 1781 г. были совершенно парализированы. Конгрессъ очень хорошо понималъ свое собственное безсиліе и потому обратился съ просьбою о помощи къ своему вѣчному спасителю — Вашингтону. Вашингтонъ написалъ циркулярное письмо губернаторамъ для представленія собраніямъ штатовъ. Онъ пишетъ, что экономія и интересъ страны требуютъ, чтобы были собраны деньги, необходимыя для скораго окончанія войны, потому что затягиваніе ея поведетъ только къ раззоренію Америки; не платить солдатамъ деньги — значитъ заставить армію прибѣгать къ реквизиціямъ, что неизбѣжно ведетъ къ насилію и деморализируетъ войско. Циркуляръ Вашингтона непроизвелъ однако дѣйствія, и едва только въ концѣ 1782 г. ему удалось добиться десяти тысячъ добавочныхъ солдатъ, о которыхъ онъ тоже просилъ въ циркулярѣ. Въ теченіе семи лѣтъ войны, арміи, можно сказать, не выдавали жалованья. Правда, ей давали только время отъ времени деньги, но и то бумажками, нестоющими ничего. Войско нуждалось во всемъ, и если бы не реквизиціи, война была бы невозможна. Ко всему этому прибавилось еще полнѣйшее невниманіе къ будущей судьбѣ офицеровъ. Когда ихъ приглашали на службу, имъ обѣщали землю, по и это было невѣрно. Офицеры же просили, чтобы ихъ обезпечили пенсіономъ, полагая его" въ половину противъ получаемаго ими жалованья. Исполнить такое скромное желаніе людей, жертвовавшихъ своею жизнью для спасенія отечества, казалось конгрессу невозможнымъ. Американцы считали постоянную, армію учрежденіемъ слишкомъ опаснымъ, и не желали поддерживать или развивать въ странѣ военный духъ. Имъ казалось, что дать офицерамъ землю, значитъ создать аристократію, сословіе, пользующееся привилегіями. Поэтому многіе штаты упорно воспротивились просьбѣ офицеровъ. Вашингтонъ взялся уладить вопросъ. Ему удалось убѣдить въ 1780 г. конгрессъ назначить офицерамъ въ пенсію половинное жалованье. Но когда въ 1782 г. прежній революціонный конгрессъ замѣнился конгрессомъ конфедеративнымъ, послѣдній не считалъ себя связаннымъ этимъ согласіемъ. Офицерамъ хотѣли предложить обратиться съ просьбою къ штатамъ. Во время войны офицеры не особенно настаивали на окончательномъ рѣшеніи вопроса; но когда повелись переговоры о мирѣ, армія пришла въ волненіе. Испуганные за свое будущее офицеры послали въ Филадельфію депутатовъ; но депутаты эти встрѣтили слишкомъ сильную оппозицію. Тогда между офицерами была распространена анонимная прокламація весьма революціоннаго характера, заканчивавшаяся предложеніемъ употребить противъ внутренняго врага силу. Человѣкъ, въ родѣ Наполеона, конечно воспользовался бы этимъ неудовольствіемъ арміи и увѣнчалъ бы себя короной. Но въ Вашингтонѣ было честолюбіе иного свойства. Онъ отдалъ приказъ по арміи, которымъ просилъ офицеровъ собраться черезъ четыре дня для обсужденія вопросовъ, возбужденныхъ прокламаціей. Въ теченіе этихъ четырехъ дней Вашингтонъ старался говорить съ офицерами почти съ каждымъ въ отдѣльности, и употреблялъ все свое вліяніе, чтобы успокоить ихъ раздраженіе. Наконецъ, въ назначенный срокъ офицеры собрались, и Вашингтонъ сказалъ имъ длинную рѣчь, въ которой показалъ всю ошибочность тѣхъ революціонныхъ тенденцій, которыя были выражены прокламаціей. Рѣчь свою онъ кончилъ тѣмъ, что войско, отказавшееся отъ своего замысла, представитъ новое доказательство патріотизма, и потомство, изумленное его благородствомъ, скажетъ, читая эту часть исторіи Америки «недоставало только этой черты, чтобы показать, до какой степени совершенства можетъ достигнутъ человѣческая природа.»

Увлеченные рѣчью Вашингтона, офицеры объявили, что они отвергаютъ съ ужасомъ и презрѣніемъ позорное предложеніе, заключающееся въ прокламаціи.

Но Вашингтонъ былъ не такой человѣкъ, который бы полагалъ, что можно покончить дѣло на успокоительныхъ словахъ. Онъ зналъ, что офицерамъ нужно нить и ѣсть, и слѣдовательно ихъ нельзя уволить безъ обезпеченія, на жертву ихъ кредиторамъ и, какъ говорилъ Гамильтонъ, для того чтобы многіе изъ нихъ, непосредственно за отставкой, попали въ долговую тюрьму.

Успокоивъ войско, Вашингтонъ на другой же день написалъ письмо конгрессу. «Обезпечьте, говоритъ онъ, обезпечьте нынѣ же фондъ для удовлетворенія справедливыхъ требованій арміи. Это будетъ лучшимъ средствомъ сохраненія народнаго кредита и обезпеченія внутренняго мира. Если вознагражденіе, законно заслуженное офицерами, вы находите себя необязанными имъ выдать, въ такомъ случаѣ значитъ я ошибался. Если армія не заслужила признательности народа, и это также мое заблужденіе. Если, какъ было сказано офицерамъ, чтобы возбудить ихъ негодованіе, они единственная жертва революціи, если нужно, чтобы люди эти, покрытые славою, провели остатокъ дней своихъ въ позорѣ, презрѣніи и бѣдности, въ такомъ случаѣ на меня обрушится неблагодарность, и эта печальная мысль отравитъ мнѣ всю жизнь. Нѣтъ, сердце мое незнаетъ этой боязни. Великодушный народъ никогда незабудетъ тѣхъ, кто столько разъ спасъ его отъ опасности.»

Письмо Вашингтона произвело самое глубокое впечатлѣніе на конгрессъ, и было рѣшено удовлетворить справедливымъ требованіямъ войска. Конгрессъ рѣшилъ выдать офицерамъ пятимѣсячное жалованье, которое должно было замѣнить имъ пенсіонъ. Но какъ въ казначействѣ денегъ не было, то предположено было выдать офицерамъ на время сертификаты.

Покончивъ дѣло, Вашингтонъ распустилъ армію. Я напомню читателю, вѣроятно, знакомую ему сцену прощанья Вашингтона, нисколько, не боясь повторенія. Подобныя вещи можно повторять десятки разъ, всегда съ одинаковой пользой.

4-го декабря 1783 г. офицеры были собраны въ одной тавернѣ; Вашингтонъ, со стаканомъ въ рукѣ, явился среди нихъ. «Друзья, сказалъ онъ, — съ сердцемъ полнымъ любви и признательности, я явился къ вамъ сегодня, чтобы съ вами проститься. Пусть дни, которые вамъ предстоитъ прожить, будутъ для васъ также счастливы, какъ прошлые дни были для васъ почетны и славны». Затѣмъ онъ выпилъ вино и прибавилъ: «Я не могу идти къ каждому изъ насъ, чтобы проститься съ нимъ въ отдѣльности; но я буду признателенъ, если каждый подойдетъ ко мнѣ и дастъ мнѣ свою руку.» Первымъ подошелъ генералъ Кноксъ. Вашингтонъ, которому ощущеніе непозволяло говорить, обнялъ его. Потомъ пошли офицеры одинъ за другимъ, и каждый жалъ руку Вашингтона, не произнося ни слова. Глаза всѣхъ были полны слезъ.

Съ признаніемъ своего обязательства относительно офицеровъ, военные кредиторы Союза, были включены въ списокъ обыкновенныхъ его кредиторовъ.

Къ первому января 1783 г. долгъ Соединенныхъ штатовъ простирался до 42 милльоновъ долларовъ. Его было необходимо покрыть, но какъ?! Еще въ 1781 году было предложено установить таможенную пошлину; но мысль эта встрѣтила сильную оппозицію. Послѣ двухъ лѣтъ споровъ, за и противъ, находились еще штаты, упорно нежелавшіе введенія подобной мѣры. Несогласнымъ казалось, что предоставить конгрессу право опредѣлять налогъ, значитъ наложитъ на Америку ярмо и создать центральный деспотизмъ. Въ это время Гамильтонъ, Мадисонъ и Эльсвортъ, представили конгрессу новый финансовый проэктъ. Чтобы успокоить щекотливость отдѣльныхъ штатовъ, они предложили, чтобы сборщиковъ налога назначали сами штаты, но чтобы сборщики были отвѣтственны передъ конгрессомъ. По расчету оказывалось, что долгъ Союза будетъ погашенъ въ теченіи двадцати пяти лѣтъ. Предложеніе сопровождалось циркуляромъ, написаннымъ Мадисономъ, — циркуляромъ, замѣчательнымъ но благородству мысли и но силѣ изложенія. Онъ указывалъ американцамъ на святость ихъ обязательства передъ ихъ кредиторами. И дѣйствительно, этимъ кредиторамъ Америка можетъ быть обязана болѣе всего своею свободою.

Первое мѣсто между кредиторами занималъ Людовикъ XVI, ссудившій американцамъ 16 милліоновъ фр. и гарантировавшій голандскій заемъ въ 10 милліоновъ фр; второе мѣсто занимали американскіе офицеры; третье всѣ тѣ, отъ кого забирали скотъ, лошадей, экипажи. Наконецъ шли кредиторы обыкновенные, т. е. всѣ тѣ, кто изъ патріотическаго чувства далъ деньги, безъ увѣренности получить ихъ обратно.

Не было ни одного американца, который бы не признавалъ этихъ долговъ священными, но когда дѣло шло объ уплатѣ, некому было ихъ платить. Штаты отсылали кредиторовъ къ конгрессу, имѣвшему, но ихъ мнѣнію, право дѣлать займы для уплаты долговъ. Но дѣлая долги, берешь на себя обязательство ихъ платежа; а чѣмъ платить, когда конгресъ неимѣетъ денегъ, а штаты ихъ недаютъ? Кредиторы, наконецъ, поняли, что это долги безнадежные. И потому для возстановленія кредита оставалось только одно средство — предоставить конгрессу возможность уплаты долговъ посредствомъ таможенной пошлины. Предложеніе, сдѣланное Гамильтономъ и Мадисономъ, не привело къ рѣшительному результату, и потребовалось участіе Вашингтона, чтобы окончить-это дѣло. Вашингтонъ послѣ войны намѣревался удалиться къ частнымъ занятіямъ, и написалъ губернаторамъ штатовъ прощальное циркулярное Посланіе или, какъ выражался онъ, свое завѣщаніе.

Въ этомъ завѣщаніи, Вашингтонъ благодаритъ губернаторовъ, и говоритъ, что собираясь оставить командованіе войскомъ, онъ желаетъ получить увольненіе. Онъ считаетъ своимъ священнымъ долгомъ, какъ гражданина, сообщить нѣкоторыя изъ своихъ мнѣній, ибо молчаніе онъ счелъ бы преступленіемъ. Онъ несомнѣвается, что найдутся люди, которые обвинятъ его въ самолюбіи и тщеславіи; но когда повелѣваетъ долгъ, — говорить слѣдуетъ. Время покажетъ, что онъ думалъ только о пользѣ своей страны. «Вы, говоритъ онъ, находитесь въ странѣ, которую Провидѣніе избрало нарочно, чтобы быть театромъ наиболѣе благородной человѣческой дѣятельности. Если американскіе граждане несовершенно свободны, вина въ этомъ ихъ самихъ. Отъ насъ зависитъ быть счастливыми и уважаемыми, какъ народъ, или несчастными и презираемыми. Мы переживаемъ моментъ испытанія, и взоры всего міра устремлены на насъ. Уменьшить власть Союза и уничтожить могущество конфедераціи — значитъ сдѣлать насъ игрушкой европейской политики. Погибель или процвѣтаніе нашей политической системы рѣшитъ, какъ слѣдуетъ смотрѣть на нашу революцію: какъ на счастіе или какъ на бѣдствіе, и нетолько для нашего времени, но и для далекаго будущаго, ибо милльоны людей, еще неродившихся, будутъ увлечены нашей судьбой.»

По мнѣнію Вашингтона, для благосостоянія Америки существенно необходимы: нерасторжимый Союзъ подъ федеральной властью, безусловное довѣріе къ общественной власти, почетный миръ и единство національнаго чувства. Какъ бы ни были хороши учрежденія, они изчезаютъ, если несогласіе царствуетъ въ народѣ. «Свобода, — говоритъ Вашингтонъ, есть основаніе нашего общественнаго зданія. Кто бы ни вздумалъ поднять на него руку и подъ какимъ бы то ни было предлогомъ, онъ долженъ быть проклятъ, какъ измѣнникъ, и наказанъ оскорбленнымъ народомъ наиболѣе строгимъ образомъ.

Вашингтонъ пользовался рѣдкимъ счастіемъ вліять на американскій народъ. Голосъ его всегда достигалъ до тѣхъ, къ кому Вашингтонъ обращался. Убѣжденіе, можетъ быть, дѣйствовало медленно, но оно дѣйствовало. И настоящее обращеніе къ народу послужило какъ бы сѣменемъ, изъ котораго постепенно развилось общее убѣжденіе о федеральной реформѣ, создавшей конституцію 1787 года. Съ отставкой Вашингтона сдѣлалось еще замѣтнѣе безсиліе центральной власти. Прежде конгрессъ, сознававшій свою слабость, имѣлъ, по крайней мѣрѣ, свое прибѣжище въ Вашингтонѣ, теперь же онъ остался совершенно безпомощнымъ и доказалъ, что никакой народъ, никакая страна не могутъ быть управляемы собраніями.

Конгрессъ состоялъ изъ извѣстнаго числа членовъ, избираемыхъ и посылаемыхъ каждымъ штатомъ. Хотя число депутатовъ, избираемыхъ каждымъ штатомъ должно было составлять отъ двухъ до семи, но штаты, въ видахъ экономіи, предпочитали посылать не болѣе двухъ. Эти депутаты разыгрывали совершенно такую же роль, какую играютъ посланники, т. е. ни одинъ изъ нихъ не смѣлъ рѣшиться ни на что безъ согласія своихъ избирателей. При такомъ условіи управленіе страной становится совершенно невозможнымъ. Для хорошаго управленія нужна власть устойчивая, въ которую вѣруетъ народъ, и народъ долженъ быть увѣренъ, что сегодняшнее рѣшеніе власти не будетъ измѣнено завтра. Этимъ качествомъ постоянства, собраніе или комитетъ владѣть не можетъ. Его мнѣнія всегда подвижны и въ довершеніе всего онъ не можетъ подлежать отвѣтственности. Слѣдовательно, если американское управленіе шло такъ плохо, то единственной причиной того было отсутствіе прочной, пользующейся общимъ довѣріемъ, твердой въ прогрессивномъ принципѣ, и отвѣтственной власти. Американскій опытъ показалъ, что конгрессъ исполнительной властію быть не можетъ. Выводъ читатель предугадываетъ: американцы пришли къ мысли о необходимости президента.

Завѣщаніе Вашингтона, какъ я уже сказалъ, достигло своей цѣли. Но оно достигло ея не съ разу. Свободный народъ, создающій самъ свои учрежденія, не принимаетъ на вѣру мнѣній даже такихъ людей, какъ Вашингтонъ. Вашингтонъ и другіе патріоты только указали путь общественной мысли и помогли ея развитію. Поэтому потребовался еще цѣлый рядъ уроковъ для полной выработки общественнаго усвоенія народомъ идеи федераціи. Безсиліе конгресса становится очевиднымъ только но мѣрѣ новыхъ обстоятельствъ, разрѣшить которыя у него недоставало власти.

Въ 1784 г. американскій союзъ заключилъ мирный трактатъ съ Англісю. Англія готова была исполнить немедленно всѣ условія договора, но она хотѣла, чтобы и Америка поступила точно также. А между тѣмъ исполненіе трактата возбудило въ Америкѣ множество весьма сложныхъ вопросовъ. Во-первыхъ является вопросъ объ уплатѣ долга англійскимъ подданнымъ. Невидимому вопросъ этотъ былъ очень простъ, въ дѣйствительности же разрѣшеніе его было вовсе не такъ легко, потому что хотя конгрессъ и не издалъ никакого закона противъ этого платежа, но нѣкоторые изъ штатовъ постановили, чтобы долга не платить. Трактатъ, заключенный съ Англіей, какъ составляющій часть гражданскаго права, долженъ былъ быть понимаемъ одинаково во всѣхъ частяхъ Союза. А между тѣмъ при существовавшей тогда разрозненности, каждый штатъ составлялъ свои законы, не думая о своемъ сосѣдѣ. Такъ одинъ штатъ объявилъ, что онъ уплатитъ долгъ, когда англичане оставятъ страну; другой, что онъ нестанетъ платить процентовъ; третій, что вмѣсто денегъ, онъ выдѣлитъ англичанамъ землю. потому что земли у него много, а денегъ нѣтъ.

Или въ трактатѣ былъ параграфъ, въ которомъ говорилось, чтобы не издавать новыхъ законовъ относительно проскриптовъ. А между тѣмъ Нью-Іоркъ объявилъ, что всѣ граждане, державшіе сторону англичанъ, поимѣютъ права быть избирателями и занимать общественныя должности. Что оставалось дѣлать конгрессу? обратиться къ штатамъ съ просьбою объ исполненіи трактатовъ? а если они просьбы непримутъ?

Положеніе конгресса было очень печальное. Съ одной стороны Англія настаиваетъ на исполненіи трактата, съ другой, онъ неможетъ ничего сдѣлать съ своими непокорными штатами. Когда Джонъ Адамсъ, посланный въ Англію для улаженія отношеній, просилъ, чтобы англичане прислали въ конгрессъ своего повѣреннаго въ дѣлахъ, то Адамсу отвѣтили весьма основательно; „зачѣмъ? намъ нужно послать повѣренныхъ къ штатамъ, и въ такомъ случаѣ ихъ потребуется тринадцать.“ И Джонъ Адамсъ возвратился въ Америку, съ полнымъ убѣжденіемъ, что всѣ политическія дѣла разстроится, если конгрессъ не будетъ имѣть большей власти.

Политическая слабость конгресса показала вмѣстѣ съ тѣмъ, что американскому правительству не достаетъ и еще одного, весьма существеннаго элемента. Такъ какъ каждый штатъ объяснялъ трактаты съ иностранными державами но своему, и, вслѣдствіе того, явились непримиримыя противорѣчія между интересами штатовъ и общесоюзнымъ интересомъ, то очевидно, что требовалась какая нибудь примиряющая сила, дающая единство всѣмъ дѣйствіямъ Союза и удерживающая въ равновѣсіи интересы частные и общіе. Такъ какъ исполнительная власть не могла взять на себя этой задачи, не превратившись во власть абсолютную, то очевидно, что рядомъ съ нею требовалось создать власть судебную.

Необходимость судебной власти, такого широкаго значенія, чувствовалась на каждомъ шагу, въ вопросахъ какъ внѣшней, такъ и внутренней политики.

А безсиліе конгресса выступало все яснѣе и яснѣе. Конгрессъ въ сущности не былъ ничѣмъ. Онъ не былъ ни властью судебной, ни исполнительной, ни законодательной. Онъ изображалъ собою не болѣе какъ совѣщательный комитетъ, и былъ лишь однимъ изъ атрибутовъ власти исполнительной.

Во время войны конгрессъ заключалъ торговые трактаты съ государствами нейтральными или дружественными. Но окончаніи же войны приходилось вступать въ договоры и съ другими государствами. Это было тѣмъ болѣе необходимо, что до объявленія войны за независимость, Америка была рынкомъ исключительно одной Англіи. Въ настоящее время Америка достигла уже довольно значительной экономической силы. Она производила въ большомъ количествѣ рисъ, индиго, разные хлѣба, она могла отпускать разныхъ родовъ лѣсъ, мѣха, мясо домашнихъ животныхъ, и вся эта торговля парализовалась внутренней разрозненностью и безвластью конгресса, неимѣвшаго силы заключать прочные договоры.

Теоретически конгрессъ вовсе не былъ лишенъ этого права, и могъ заключать договоры, какіе находилъ полезными для союзовъ. Но дѣло заключалось вовсе не въ этихъ договорахъ, а въ томъ, чтобы они исполнялись штатами, и въ томъ, чтобы помимо союзныхъ договоровъ, штаты не заключали договоровъ частныхъ, несогласныхъ съ общесоюзнымъ интересомъ.

Слабость Союза прежде всего подмѣтили англичане. Вилльямъ Питтъ, смотрѣвшій правильно и дальнозорко на политическое значеніе Америки, и на выгодное значеніе для Англіи торговаго съ нею договора, старался связать интересы Англіи и Америки. Онъ представилъ билль, которымъ предполагалось ввести полное торговое равенство въ международныя торговыя отношенія, и американскіе предметы, ввозимые въ Англію, должны были очищаться совершенно такою же пошлиною, какого очищались англійскіе ввозимые въ Америку.

Какъ ни была такая мысль выгодна для обоихъ народовъ, но со вступленіемъ въ министерство лорда Шефильда, ее нашли несогласной съ торговой политикой Англіи и вреднымъ нововведеніемъ.

Дѣйствительно, торговая политика Англіи, да и всей Европы того времени, была основана на тѣхъ принципахъ феодальной эпохи, но которымъ полагалось, что богатство какъ отдѣльныхъ людей, такъ и цѣлыхъ народовъ, можетъ быть создано только на счетъ бѣдности своего ближняго. Каждое государство хлопотало тогда только о томъ, какъ бы ему завладѣть чужими выгодами. Борьба происходила между всѣми и шла противъ всѣхъ.

Въ этомъ смыслѣ лордъ Шефильдъ былъ конечно правъ, когда говорилъ, что не зачѣмъ вступать въ договоръ съ Америкой и открывать ей англійскіе порты. „Мы просто нагрузимъ наши корабли и отправимъ ихъ сами въ Америку. Съ кѣмъ заключать намъ трактатъ? съ конгрессомъ? Но это тѣнь власти. Со штатами? они раздѣлены. Ихъ обоюдное соревнованіе и соперничество даютъ намъ увѣренность, что если одинъ изъ нихъ приметъ мѣры противъ насъ, то сосѣдній штатъ въ тоже время непремѣнно намъ поможетъ, ужь изъ одного желанія монополизировать нашу торговлю. Пошлемте къ штатамъ нашихъ консуловъ. Они помогутъ намъ, и американскіе рынки будутъ въ нашихъ рукахъ. Нашъ успѣхъ совершенно несомнѣненъ. Посмотрите, что дѣлается въ Америкѣ. Въ ней повсюду царствуетъ анархія, и изъ этого хаоса не возникнетъ никогда Союза. Чтобы колоніи соединились противъ насъ, нужны сильныя внѣшнія причины. Предоставьте ихъ самимъ себѣ — и они раздѣлятся“.

Если подобное предсказаніе проницательнаго лорда Шефильда неоправдалось въ дѣйствительности, то тѣмъ не менѣе его презрительный взглядъ на Америку служилъ лучшимъ доказательствомъ печальнаго внутренняго состоянія Союза. Было ясно, что Англія постарается воспользоваться американской неурядицей въ свою пользу. И въ самомъ дѣлѣ, въ 1783 г., Англія заперла свои порты для американскихъ кораблей. Она запретила даже англійскимъ кораблямъ ввозъ мяса и рыбы изъ сѣверныхъ штатовъ.

Въ этой крайности, конгрессъ просилъ у штатовъ нрава управлять въ теченіе пятнадцати лѣтъ внѣшнею торговлею Америки. Получивъ это право, конгрессъ поспѣшилъ отплатить англичанамъ тою же монетою. Но мѣры конгресса были приняты штатами холодно, потому что многимъ изъ нихъ было выгодно входить въ прямыя сношенія съ Англіей. Но какъ эти отдѣльные трактаты, основанные на запретительной системѣ, приносили пользу штатамъ, однимъ на счетъ другихъ, то американцы скоро пришли къ мысли, что подобная система внѣшнихъ коммерческихъ отношеній, приноситъ вредъ интересамъ всего Союза, что конфедерацію необходимо замѣнитъ другой формой правленія, а конгрессъ иною властью, ибо, предоставлять каждому штату право организовывать свои внѣшнія сношенія — значитъ отдать Америку во власть анархіи.

Внутренняя слабость страны была неменьше. И это обстоятельство дало рѣшительный поворотъ общественному мнѣнію въ пользу федераціи и сильной центральной власти. Америка стала лицомъ къ лицу съ возмущеніемъ, почти революціей, неимѣя средствъ снасти себя отъ нихъ. Причина этого заключалась въ томъ, что отношеніе между силой отдѣльныхъ штатовъ и всего Союза, нарушалось все болѣе и болѣе: штаты крѣпли и развивались, слѣдовательно становились сильнѣе, союзъ же слабѣлъ.

Вмѣстѣ съ увеличивающейся силой отдѣльныхъ штатовъ, росла въ нихъ и разрушительная сила, ибо человѣческое общество немыслимо безъ пороковъ и вредныхъ страстей. Общественное благосостояніе зависитъ не отъ того, что каждый человѣкъ превращается въ олицетвореніе добродѣтели, а исключительно отъ равновѣсія между пользой и вредомъ; — равновѣсіе, при которомъ дурныя вліянія парализуются хорошими. Когда народъ любитъ свободу и каждый человѣкъ стремится къ ней, то его невозможно вызвать на дѣйствіе вредное для общества, ибо, разрушая общественную свободу, онъ разрушаетъ тѣмъ и свою собственную свободу. А это возможно только въ томъ случаѣ, когда нѣтъ мѣста для дурныхъ страстей, и народъ одушевленъ патріотическимъ стремленіемъ. Если же народъ находится не на такой высотѣ умственнаго развитія и невладѣетъ республиканскими нравами, то безпокойное меньшинство можетъ забрать его въ свои руки и уничтожить его свободу.

Всякое революціонное движеніе, и въ особенности такое, какое создало въ Америкѣ борьбу за независимость, возбуждаетъ въ народѣ сильную умственную дѣятельность и возбуждаетъ въ народѣ цѣлую массу новыхъ идей. Люди горячіе отдаются имъ обыкновенно со всею свойственною имъ запальчивостью, и если идея, ихъ одушевляющая, оказывается вредною для общественныхъ интересовъ, то горячіе люди могутъ приносить странѣ большой вредъ. Это именно и случилось въ Америкѣ.

Пока велась война, все народонаселеніе было воодушевлено самымъ сильнымъ патріотизмомъ и не было такой жертвы, на которую бы народъ не рѣшился. Но вотъ миръ заключенъ, страсти успокоились, порывы утихли, и первое прозаическое впечатлѣніе произвелъ громадный долгъ, сдѣланный народомъ во время войны. Такъ какъ въ то время еще каждый штатъ являлся хозяиномъ своихъ собственныхъ дѣлъ, то и долги, сдѣланные отдѣльными штатами во время войны, не считались долгами всего союза. Такъ, напримѣръ, были нѣкоторые маленькіе штаты, на долю которыхъ, вслѣдствіе разныхъ случайностей войны, выпалъ несоразмѣрно громадный долгъ. Къ числу этихъ штатовъ принадлежалъ Массачусетсъ, обширная торговля котораго и рыбныя ловли были почти совершенно разрушены, и народъ терпѣлъ страшную бѣдность. Въ то же время огромные частные долги, сдѣланные по случаю войны, ухудшали еще болѣе положеніе вещей. Многіе изъ служившихъ въ арміи вошли въ долги, чтобы доставить своимъ семействамъ средства къ существованію. Но возвращеніи домой, они были встрѣчены своими кредиторами, требовавшими уплаты и грозившими судомъ. Положеніе должниковъ было дѣйствительно печально; но не слѣдуетъ однако думать, что и положеніе кредиторовъ было блистательно. Кредиторы были не милліонеры или банкиры, а такіе же бѣдняки, какъ и тѣ, кто у нихъ занималъ. Въ обществѣ явилась такая экономическая путаница, вслѣдствіе общей нужды, что кредиторы дѣлались должниками, а должники кредиторами, и почти каждый былъ долженъ другъ другу. Понятно, что при этой путаницѣ, число должниковъ являлось такимъ громаднымъ, что сила большинства была на ихъ сторонѣ. Явился ропотъ противъ строгости закона, составленнаго, какъ говорили должники, въ пользу богатыхъ. Неудовольствіе на законъ перешло вскорѣ въ неудовольствіе на суды и ихъ адвокатовъ. Ропотъ усиливался, и явились всѣ признаки предстоящаго возмущенія.

Въ этомъ критическомъ положеніи массачуссетскій губернаторъ обратился къ Вашингтону, прося употребить свое вліяніе и успокоить народъ. Вашингтонъ ему отвѣтилъ; „Вліяніе? зачѣмъ оно? вліяніе — не правительство. Создайте управленіе, обезпечивающее свободу и собственность гражданъ; а безъ этого васъ ожидаетъ худшее, что можетъ быть въ мірѣ. Чтоже касается до должниковъ, то затрудненій быть никакихъ не можетъ: изслѣдуйте положеніе дѣла, удовлетворите ихъ, если они правы, и нѣтъ, если они не правы; если же, наконецъ, они вздумаютъ посягнуть на свободу гражданъ, вы — правительство, и ванта обязанность дѣйствовать“.

Губернаторъ послушался совѣта Вашингтона, принялъ энергическія мѣры, и вспыхнувшее возмущеніе было потушено.

Хотя возмущеніе это было ничтожное, тѣмъ не менѣе оно оказало наиболѣе полезное вліяніе на умы американцевъ. Только тутъ увидѣли всѣ, какъ народъ, самый передовой, въ теченіи многихъ вѣковъ воспитавшійся въ идеѣ свободы, близокъ къ ея потерѣ, и какъ онъ легко можетъ впасть въ безначаліе.

Генералъ Еноксъ, посланный для изслѣдованія дѣла, донесъ, что почти вся новая Англія находилась въ Подобномъ же безпокойномъ настроеніи; что бѣдность повсюду огромная, и что нельзя ручаться, чтобы недовольные не выставили наконецъ армію тысячъ въ пятнадцать человѣкъ.

Неоспоримо, что бѣдность въ этомъ случаѣ была весьма важнымъ двигателемъ. Но главная причина заключалась все-таки не въ ней. Главной причиной было отсутствіе власти и являвшееся вслѣдствіе того неустройство всѣхъ общественныхъ отношеній. Американцы только теперь поняли, что завоевать свободу — лишь поддѣла. Необходимо нужны еще безопасность, порядокъ и законъ, правильно организующій весь внутренній механизмъ страны. Безъ этихъ условій никакое процвѣтаніе немыслимо, и свобода безпорядка приведетъ къ бѣдности и анархіи.

Во время этихъ событій, Джей написалъ Вашингтону письмо, поздравляя его съ тѣмъ, что онъ стоитъ внѣ общественной дѣятельности, и потому удаленъ отъ зрѣлища страны, погибающей отъ собственной слабости. Вашингтонъ ему отвѣтилъ: „Ваше мнѣніе, что мы быстро приближаемся къ кризису, совершенно согласно съ моимъ. Но что именно произойдетъ — я предвидѣть не въ состояніи. Я знаю только, что намъ нужно исправить множество своихъ ошибокъ. Устраивая конфедерацію, мы имѣли слишкомъ высокое мнѣніе о человѣческой природѣ. Я недумаю, чтобы мы могли существовать долго, какъ нація, не учредивъ общесоюзной власти съ такою же силой, какою владѣютъ правительства каждаго отдѣльнаго штата… Многіе думаютъ, что въ своихъ обращеніяхъ къ штатамъ, конгрессъ принималъ тонъ униженный и умоляющій, тогда какъ онъ имѣлъ верховное право требовать повиновенія. Какъ бы то ни было требованія конгресса оказываются совершенно пустою вещью, пока существуютъ тринадцать суверенныхъ штатовъ, независимыхъ и раздѣленныхъ, имѣющихъ привычку спорить и отказывать по своему произволу. Право конгресса предписывать — небольше какъ пустое слово и насмѣшка. Если вы вздумаете сказать законодательнымъ собраніямъ штатовъ, что они нарушаютъ мирный трактатъ и покушаются на прерогативы конфедераціи, они вамъ засмѣются въ глаза. Чтоже нужно дѣлать? такой порядокъ вещей долѣе продолжаться неможетъ. Нужно бояться, что лучшіе люди получатъ отвращеніе къ дѣламъ и пожелаютъ революціи, какой бы ни былъ ея исходъ. Мы способны перейдти изъ одной крайности къ другой. Предвидѣть и предупредить разрушительныя событія — вотъ въ чемъ обязанность мудрости и патріотизма. Какія изумительныя перемѣны могутъ иногда явиться втеченіи нѣсколькихъ лѣтъ! Мнѣ говорили, что даже нѣкоторые почтенные люди поговариваютъ о монархическомъ правленіи. Слова порождаются мыслями, и отъ слова до дѣла остается иногда только одинъ шагъ. Какъ обрадуются наши враги, когда увидятъ, что ихъ предсказанія сбылись. Какое торжество для нихъ имѣть возможность доказать, что мы неспособны управляться сами собой и что наша система, основанная на равенствѣ и свободѣ — химера и ложь. Пусть Богъ поможетъ намъ принять во время мудрыя мѣры, чтобы отвратить печальныя послѣдствія, которыхъ бояться мы имѣемъ столько основанія“.

Изъ каждой строки этого письма видно, какъ глубоко задѣвала Вашингтона американская анархія. Но патріотизмъ увеличивалъ въ глазахъ Вашингтона опасность. Анархія была дѣйствительно, но то была анархія политическая, а не соціальная. Опасность грозила не американскому обществу, а американской націи, единству американскаго Союза. Впрочемъ и этого было достаточно, чтобы испугать людей, стремившихся создать изъ американскихъ штатовъ великую, небывалую республику.

Въ это время выступилъ съ своимъ воззваніемъ къ народу Гамильтонъ, поддерживаемый своими друзьями Джейемъ, Мадисономъ и Вашингтономъ. Нужно было спасти страну, а въ такомъ случаѣ приходились обращаться не къ штатамъ, а ко всему американскому народу.

Американцы всегда чувствовали связь, создающую изъ нихъ особый народъ; но сознаніе этой связи оказывалось сильнымъ только въ минуты общей опасности. Когда бѣда проходила, снова выступали частные интересы, и въ отдѣльныхъ штатахъ проявлялась наклонность къ сепаратизму. Задача, которую приняли на себя Джеи, Мадисонъ, Гамильтонъ и Вашингтонъ, заключалась въ томъ, чтобы союзной идеѣ дать прочный перевѣса» надъ сепаратизмомъ и создать изъ американскихъ штатовъ одно прочное политическое цѣлое — одинъ народъ. Общественное мнѣніе было уже достаточно подготовлено, чтобы усвоить эту идею въ такой полнотѣ, какъ понимали ее представители американскаго единства. Тѣмъ неменѣе Гамильтонъ и его друзья являются все-таки творцами американской республики, и безошибочность ихъ политической проницательности доказалась семидесятилѣтнимъ процвѣтаніемъ союза и первенствомъ, которое заняли американскіе штаты въ ряду цивилизованныхъ народовъ.

Чтобы лучше, увѣреннѣе подѣйствовать на умы, воспользовались тогдашнимъ комерческимъ положеніемъ штатовъ, и пригласили народъ прислать депутатовъ въ маленькій городокъ Анаполисъ, для обсужденія экономическаго состоянія страны. Но какъ не существуетъ ни одного отдѣльнаго народнаго интереса, то очевидно, что, начавъ рѣчь о комерціи, пришлось бы коснуться всѣхъ остальныхъ вопросовъ политическаго и общественнаго быта, связанныхъ между собою неразрывной связью.

Собраніе было назначено на 1-е сентября 1786 г. Маленькій Анаполисъ былъ избранъ для того, чтобы избѣгнуть вліянія мѣстныхъ интересовъ и чтобы не возбудить политическихъ страстей.

Анаполиское собраніе въ началѣ было немногочисленно. Только пять штатовъ прислали своихъ представителей. Многіе совсѣмъ отказались прислать депутатовъ, другіе хоть и обѣщали, но не прислали. Несмотря на то, патріоты, стоявшіе во главѣ движенія, нетолько неупали духомъ, напротивъ, рѣшились дѣйствовать съ особенной смѣлостью и настойчивостью. Такъ какъ комерческій вопросъ, какъ уже было сказано выше, находился въ связи со всѣми остальными вопросами, то патріоты рѣшили, что будетъ лучше всего начать прямо съ обсужденія вопросовъ правительственныхъ. Они предложили собрать конвентъ, которому и поручили разсмотрѣть недостатки конфедераціи. Конвентъ, предположенный ими въ Филадельфіи, долженъ былъ придуманныя имъ мѣры улучшенія политическаго управленія, представить на разсмотрѣніе конгресса, а конгрессъ передастъ ихъ на обсужденіе каждаго изъ тринадцати штатовъ. Такимъ образомъ предложенныя реформы сдѣлались бы дѣломъ всего народа.

Система ревизія, предложенная американцами, представляетъ нѣчто совершенно невиданное въ исторіи европейскихъ народовъ. Какимъ образомъ, въ самомъ дѣлѣ, задумать полное преобразованіе конституціи, создать новое громадное государство, безъ всякаго переворота. кровопролитій и ужасовъ, сопровождающихъ всякіе политическіе перепороты цивилизованной Европы? А между тѣмъ американцы создали у себя полнѣйшій переворотъ, и все дѣло ограничилось лишь простыми разсужденіями и спорами, даже не всегда горячими.

Причину этого нужно искать только въ условіяхъ американской демократіи. Это совсѣмъ не та демократія, какую представляютъ себѣ разные политическіе теоретики западной Европы. Европа никогда незнала истиннаго демократическаго принципа. Если во главѣ ея становились иногда такъ называемые демократы, желавшіе руководить народомъ, то они немедленно превращались въ народныхъ повелителей и хотѣли заставлять народъ дѣлать то, чего хотѣлось не ему, а имъ.

Въ Америкѣ не такъ. Народъ невыпускаетъ никогда изъ своихъ рукъ своего полновластія, и, избирая своихъ представителей для рѣшенія того или другого вопроса, не ввѣряетъ имъ своей судьбы и не превращается въ безгласнаго исполнителя воли нѣкоторыхъ. Въ Европѣ народные представители желаютъ изображать собою народную волю и передѣлывать народъ на свой ладъ, въ Америкѣ же народъ сохраняетъ свою независимость и свободу и не уступаетъ никому своей воли.

Въ этомъ смыслѣ мысль Гамильтона является вполнѣ американскою. Ни конгрессъ, ни штаты небыли еще американскимъ народомъ, и задумывая переворотъ, слѣдовало поэтому обращаться не къ нимъ, а непосредственно къ народу. Въ этомъ же причина, почему такое серьезное дѣло, какъ новая конституція, совершилось въ Америкѣ такъ просто и такъ скоро. Американцы въ сущности не ломали у себя ничего. Въ ихъ воспитаніи и въ ихъ демократическихъ привычкахъ заключались начала всего того, что нѣсколько въ иномъ видѣ выразилось союзной конституціей. Депутаты не передѣлывали народа, не ломали его принциповъ, не насиловали его свободы. Они только приводили въ извѣстную систему существующее и давали ему стройное единство. У американцевъ въ каждомъ штатѣ существовала власть исполнительная, законодательная и судебная. Первые зачатки ихъ внесли въ Америку первые колонисты. Съ послѣдующимъ политическимъ развитіемъ колоніи развились и эти начала, и въ настоящее время дѣло заключалось не въ томъ, чтобы создать какіе либо новые государственные принципы, а чтобы организовать существующее тѣмъ или другимъ образомъ. Работа, поэтому, должна была совершаться болѣе или менѣе спокойно, невозбуждая ни народнаго пылу, ни кровопролитія. Фильдельфійскій конвентъ, составляющій конституцію — не больше какъ коммисія редакторовъ. Они пишутъ проэктъ, проэктъ этотъ обсуживается и оспаривается въ газетахъ и собраніяхъ, и одобряется наконецъ народнымъ голосованіемъ. Власть но прежнему остается въ рукахъ народа, и конвентъ на нее непосягаетъ, ибо онъ не больше какъ исполнитель народной воли. Въ этомъ и заключается вся трудность для европейцевъ и все достоинство американской системы. Въ Америкѣ послѣднее слово принадлежитъ всегда народу, а сознаніе своей силы ведетъ къ тому, что этому народу незачѣмъ прибѣгать къ насильственнымъ средствамъ, и вотъ почему Америка незнаетъ революціи. Европа же, напротивъ, неумѣла исправлять своихъ недостатковъ иначе, какъ путями революціи. Совершенно справедливо, что Франція уничтожила первой революціей бездну ужаснѣйшихъ золъ, обнаружила при этомъ много самопожертвованія, но въ тоже время была причиной того страха революцій, который въ нынѣшнемъ столѣтіи привелъ къ злоупотребленіямъ властью, къ бонапартизму и къ такъ называемой французской правительственной системѣ.

Невозможность для Европы идти въ настоящее время тѣмъ путемъ политическаго прогресса, которымъ шло Америка еще въ прошломъ столѣтіи, должна убѣдить читателя, что похвалы, расточаемыя генію американскаго народа, вовсе непреувеличены.

V.

Въ настоящей главѣ я буду говорить объ основахъ американской конституціи, составленной конвентомъ.

Главная основа ея заключается въ раздѣленіи властей. Теоретически необходимость раздѣленія власти признается всѣми государствами цивилизованнаго міра, но нигдѣ это дѣленіе не разработано такъ практически, какъ въ Америкѣ, потому что ни одинъ народъ неимѣетъ такого прочнаго, воспитанія въ началахъ свободы.

Но опредѣленіямъ американцевъ деспотизмъ есть соединеніе властей; массачуссетскіе законодатели, во главѣ составленной ими конституціи штата, поставили слѣдующій политическій афоризмъ: «мы хотимъ, чтобы власть была раздѣлена, ибо желаемъ чтобы массачуссетцами управляли законы, а не люди.» Ту же мысль выразилъ Джонъ Адамсъ: «Всѣ народы, говоритъ онъ, при всякомъ правленіи имѣютъ и должны имѣть политическія партіи. Величайшій секретъ заключается въ томъ, чтобы контролировать ихъ одна другою. Для этого существуетъ два средства: или монархія, поддерживаемая постоянною арміею, или раздѣленіе властей и равновѣсіе въ учрежденіяхъ. Тамъ, гдѣ не существуетъ равновѣсія, являются вѣчно волненія, мятежи и всякіе народные ужасы, пока наконецъ постоянная армія, съ генераломъ во главѣ, не возстановитъ спокойствія, или пока эта необходимость равновѣсія не будетъ понята и принята всѣми.»

Такимъ образомъ американцы, старавшіеся сохранить свою политическую свободу, старались прежде всего установить своею конституціей) принципъ раздѣленія власти. Теоретически американцы не разрѣшили этого вопроса вполнѣ удовлетворительно, т. е. такъ, какъ понимали его политическіе мыслители Европы. Напримѣръ, французы требовали, чтобы власти были раздѣлены безусловно, и чтобы одна не заходила въ другую. Имъ казалось, что только при этомъ условіи возможна въ странѣ полная политическая свобода. Къ сожалѣнію, факты ихъ собственной исторіи показывали, что такое теоритическое заключеніе вовсе невѣрно. Такъ, напримѣръ, во время первой французской имперіи исполнительная власть была вовсе независима отъ законодательной; а законодательная занималась исключительно вотированіемъ законовъ. Ни то, ни другое непомѣшало однако Наполеону явиться полновластнымъ повелителемъ Франціи, и у французовъ свободы не было.

Европа, преимущественно Франція, много размышляла о точномъ разграниченіи власти, но ей ни разу еще неудалось обезпечить себѣ этимъ способомъ свободу. Американцы не углублялись въ этотъ вопросъ, какъ французы; но исходя изъ своихъ политическихъ преданій, они разрѣшили его практически вполнѣ удовлетворительно.

Конечно, кабинетныхъ послѣдовательныхъ теоретиковъ, американское разрѣшеніе можетъ быть и не удовлетворитъ. Но пусть они обратятъ вниманіе на то, что для практическаго благосостоянія народовъ важно не то, красивы ли или некрасивы на бумагѣ ихъ учрежденія, и выдержаны ли они до конца въ самой строгой послѣдовательности, а важно то, чтобы народъ благоденствовалъ въ дѣйствительности. Такъ какъ американцы разрѣшили вопроса" о благосостояніи лучше всѣхъ остальныхъ народовъ, то изъ этого слѣдуетъ заключить, что и ихъ система тоже лучше всѣхъ остальныхъ.

Французы полагали, да полагаютъ и до сихъ поръ, что свобода народа обезпечивается лучше всего одной палатой, что при двухъ палатахъ происходитъ вѣчный споръ и несогласіе, и общественное мнѣніе находится вѣчно въ возбужденіи. Ссылаясь на примѣрь Англіи, французы утверждаютъ, что палата изъ наслѣдственныхъ членовъ защищаетъ очень часто частные интересы. Но въ Америкѣ подобные случаи небывали никогда и невозможны.

Говорятъ еще, что при двухъ палатахъ и ихъ взаимномъ противудѣйствіи можетъ явиться политическая инерція. Но это сравненіе больше остроумно, чѣмъ вѣрно. Инерція уже потому невозможна, что представители народа никогда не откажутся отъ желанія дѣйствовать, и слѣдовательно не могутъ впасть въ безактивность, — вѣдь это живые люди.

Правда, при двухъ палатахъ законодательный механизмъ вращается нѣсколько медленнѣе; но это не недостатокъ, а достоинство. При двухъ палатахъ одинъ и тотъ же вопросъ обсуживается нѣсколько разъ; но и это тоже достоинство, ибо болѣе вѣроятности правильнаго его обсужденія. Наконецъ, самое главное достоинство двухъ палатъ въ томъ, что депутаты народа научаются уважать народъ. Дайте собранію народныхъ представителей власть, и вы увидите, что они захотятъ превратиться въ народнаго повелителя. Такъ бывало всегда во Франціи. Другая палата сдержитъ это стремленіе къ произволу, и покажетъ представителямъ, что они не повелители народа, а только представители его интересовъ.

Дальше, говоря о палатѣ представителей и объ американскомъ сенатѣ, я коснусь этихъ вопросовъ подробнѣе.

При составленіи конституціи вопросъ о раздѣленіи властей былъ принятъ американцами безъ всякихъ споровъ, и также безъ всякихъ споровъ прошелъ вопросъ о раздѣленіи конгресса на двѣ палаты.

Когда вопросъ этотъ былъ порѣшенъ, явился новый вопросъ, который хотя былъ порѣшенъ американцами тоже безъ особенныхъ споровъ, по который тѣмъ не менѣе для европейцевъ до сихъ поръ представляетъ неразрѣшимыя трудности и имѣетъ до сихъ поръ общественный интересъ. Первый вопросъ -объ обязанностяхъ палатъ, второй — о выборномъ началѣ.

Въ Европѣ каждое государство разрѣшаетъ эти вопросы по своему, и потому въ нихъ существуетъ разная политическая свобода. Напримѣръ, политическая свобода Англіи вовсе непохожа на свободу Франціи, а свобода Франціи на свободу Пруссіи. Причина этого заключается единственно въ томъ, что каждое изъ этихъ государствъ устроило по своему право представительства.

Американцамъ разрѣшать этотъ вопросъ было гораздо легче; вопервыхъ потому, что они внесли съ собою англійскія традиціи; а во-вторыхъ, что имѣли свои двухсотлѣтій демократическій опытъ. Поэтому американцы приняли систему прямого представительства, т. е. туже систему, на основаніи которой были организованы у нихъ колоніальныя правленія.

Несмотря на то, дѣло не обошлось безъ нѣкоторыхъ затрудненій. Колоніями вопросъ этотъ разрѣшался безъ труда. Точно также непредставлялось трудностей и для отдѣльныхъ штатовъ, устроивавшихъ свое управленіе но колоніальному образцу. Но когда пришлось организовать представительство федеральное, то интересы штатовъ столкнулись съ интересами Союза. Вопросъ заключался въ томъ, будетъ ли федеральное представительство представительствомъ народнымъ или представительствомъ штатовъ. Защитники мѣстной независимости требовали, чтобы депутаты были назначаемы собраніемъ каждаго штата. Напротивъ того, сторонники союза настаивали на національномъ представительствѣ и на назначеніи депутатовъ непосредственно самимъ народомъ. Они не хотѣли, чтобы въ палатѣ представителей являлось различіе по штатамъ и требовали, чтобы выборъ депутатовъ былъ пропорціоналенъ федеральному населенію. Они говорили, что съ точки зрѣнія союза, каждый штатъ небольше, какъ географическое дѣленіе, и потому въ народную палату должны быть назначаемы члены всѣмъ народомъ союза. Мнѣніе послѣднихъ восторжествовало, и въ настоящее время представители американскаго союза суть представители всего американскаго народа.

Но что такое народъ? что значатъ его представители, и кто можетъ быть ими? Въ политическихъ теоріяхъ, разработанныхъ французскими писателями, на этотъ вопросъ существуютъ двѣ точки зрѣнія. Одни утверждали, что избирательное право есть естественное право человѣка, такъ какъ каждый гражданинъ какъ бы имѣетъ прирожденное право участвовать въ организаціи общества. Другіе же, напротивъ, полагаютъ, что избирательное право небольше, какъ общественная обязанность, которую каждый народъ можетъ устроивать по своему.

Вопросъ этотъ имѣетъ гораздо большую важность, чѣмъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Если избирательное право есть естественное право всякаго человѣка, и если всякій имѣетъ право участвовать въ законодательствѣ страны, то, конечно, никакой народъ не до я женъ и несмѣетъ придумывать какія либо ограниченія. Если же избирательное право есть общественная обязанность, то, разумѣется, каждый народъ можетъ ее организовать у себя, какъ ему кажется удобнѣе.

На основаніи первого ученіи, т. с. безусловнаго всеобщаго представительства, всѣ граждане должны участвовать въ дѣлахъ политическихъ. и никто не можетъ быть исключенъ. Дѣти имѣютъ, слѣдовательно, такое же право, какъ и люди взрослые, глупые, какъ и умные, незнающіе, какъ и знающіе, полезные, какъ и вредные. Если никто изъ дѣтей небудетъ имѣть въ законодательномъ собраніи своихъ представителей, то естественное право, очевидно, будетъ нарушено, и потому отецъ, имѣющій восемь человѣкъ дѣтей, долженъ изображать собою не одинъ голосъ, а девять. У семейнаго человѣка, особенно обремененнаго большимъ семействомъ, интересовъ гораздо больше, и интересы эти гораздо разнообразнѣе, чѣмъ у человѣка одинокаго.

Далѣе, женщины должны имѣть совершенно одинаковое представительное право съ мужчинами. Отговорка, что женщина имѣетъ представителя въ своемъ мужѣ, хороша еще до тѣхъ поръ, пока идетъ рѣчь о женщинѣ замужней. Женщина несетъ на себѣ очень много серьезныхъ обязанностей и исполняетъ ихъ нисколько не хуже мужчины. Она владѣетъ и управляетъ собственностью, она занимается воспитаніемъ дѣтей; она исполняетъ даже многія общественный должности. Почему же, спрашивается, должно смотрѣть на нее, какъ на несовершеннолѣтнюю въ политическомъ отношеніи?

По даже и Американскіе штаты непорѣшили вопроса о представительствѣ въ такомъ широкомъ объемѣ.

Американцы, какъ уже знаетъ читатель, придерживались англійскихъ традицій и тѣхъ порядковъ, которые были ими выработаны во время колонизаціи. Каждая колонія имѣла свои обычаи, такъ, напримѣръ, въ Виргиніи, чтобы быть избраннымъ, слѣдовало быть собственникомъ. Въ Родъ-Эйландѣ, колоніи, чисто пуританской, чуждой аристократическихъ традиціи Виргиніи, право представительства обусловливалось исключительно осѣдлостью. Въ другихъ колоніяхъ требовалось участіе въ налогахъ, въ милиціи и т. д.

Привести въ систему и въ единообразный порядокъ мѣстные избирательные обычаи было для американцевъ весьма важно, потому что отъ этого зависѣла политическая свобода Союза. Кто могъ установить право избирательства и кто будетъ имъ управлять — конгрессъ или всякій штатъ отдѣльно? Если управлять этимъ дѣломъ будетъ конгрессъ, то кто можетъ помѣшать ему превратить правленіе въ аристократическое или въ демократическое, смотря по условіямъ выбора и по условіямъ ценза, какія ему вздумаются? Сдѣлать конгрессъ господиномъ — значитъ отдать ему въ руки нею политическую организацію штатовъ.

Но если, съ другой стороны, выборомъ будутъ управлять штаты, то явится на сцену соперничество, и единству Союза будетъ грозить опасность. И штаты могутъ придумать такія же строгія условія, что покровительствуя аристократизму, они заберутъ въ свои руки власть и могутъ сдѣлаться господами союза.

Вопросъ былъ, дѣйствительно, деликатнаго свойства, и требовалъ осторожнаго разрѣшенія. При строгихъ условіяхъ вотировки легко было задѣть штаты демократическіе, а при широкихъ — можно было вооружить штаты, установившіе у себя цензъ.

Вопросъ этотъ былъ разрѣшенъ тѣмъ, что избирательное право рѣшили не предоставлять конгрессу, и въ тоже время принять мѣры, чтобы избирательный законъ не былъ враждебенъ конгрессу. Было рѣшено, что палата представителей Союза избирается каждымъ штатомъ. Такимъ образомъ, каждому штату была предоставлена полная свобода дѣйствія. Представительство это было прямое, и вмѣстѣ съ тѣмъ оно признавалось общественной обязанностью, а не прирожденнымъ правомъ.

Послѣ избирательнаго нрава являлись не менѣе важнымъ вопросомъ качества, которымъ должны были удовлетворять избираемые. Каждый ли можетъ быть избираемъ, или же должны существовать условія, которыми бы обезпечилась со стороны избираемыхъ ихъ наибольшая пригодность для общественнаго дѣла? Всѣ были согласны съ тѣмъ, что депутатами должны быть люди честные и способные. А если такъ, то зачѣмъ стѣснять народъ въ его правѣ выбора, и почему нужно опредѣлять условія способности законодательнымъ порядкомъ? Подобная система можетъ годиться для такихъ государствъ, гдѣ хотятъ, чтобы такъ называемые народные представители являлись представителями лишь извѣстныхъ тенденцій, наиболѣе выгодныхъ для правящихъ сословій. Въ Америкѣ подобной боязни быть помогло Въ ней можно было предоставить народу полную свободу избирать тѣхъ, кого ему вздумается и признать" что каждый годный для собранія штата, можетъ быть годенъ и для федеральнаго собранія. А между тѣмъ американцы поступили иначе. Полагаясь на свой смыслъ во всѣхъ дѣлахъ, они, въ настоящемъ случаѣ, точно какъ бы боялись на него положиться. Конечно, условія приняты довольно широкія, по условія все-таки есть. Было постановлено, что федеральнымъ депутатомъ можетъ быть тотъ, кому исполнилось двадцать пять лѣтъ, кто неменѣе семи лѣтъ гражданинъ союза, и кто имѣетъ осѣдлость въ штатѣ, который онъ представляетъ.

Противъ всѣхъ этихъ условій можно сдѣлать возраженіе. Почему, спрашивается, непремѣнно съ 25 лѣтъ начинается пригодность человѣка для народнаго представительства и для политической дѣятельности? Пригодность для такой дѣятельности обусловливается способностями, а не лѣтами. Питтъ былъ первымъ государственнымъ министромъ 24 лѣтъ и избранъ въ члены палаты представителей 21 года. Тамъ, гдѣ народъ является полновластнымъ распорядителемъ своихъ собственныхъ дѣлъ, несовсѣмъ логично говоритъ ему, что онъ долженъ избирать довѣренныхъ лицъ непремѣнно тогда, когда имъ минетъ 25 лѣтъ. Недопущеніе иностранцевъ совершенно также ошибочно. Конечно, если иностранецъ явился въ страну, неимѣетъ въ ней корней и непонимаетъ ничего въ ея дѣлахъ, то ея вали народъ изберетъ его въ свои представители. Точно также, если иностранецъ проживетъ 20 лѣтъ, и будетъ чуждъ интересовъ страны, то народъ, конечно, тоже его неизберетъ. Что же касается до осѣдлости, то американцы думали поставить этихъ депутатовъ въ зависимость отъ штата, ихъ избирающаго.

Ценза американцы не установили, не потому, чтобы они были совершенно противъ этой идеи, а единственно вслѣдствіе трудности принять одинаковую норму для всего союза. Въ этомъ случаѣ американцы, если не въ теоріи, то по кранной мѣрѣ на практикѣ, послѣдовательнѣе европейцевъ, ибо, если съ одной стороны цензъ служитъ какъ бы ручательствомъ консерватизма депутата, то съ другой онъ мѣшаетъ избранію способныхъ, но бѣдныхъ людей.

Изъ всего сказаннаго видно, что американцы установили весьма либеральное условіе въ выборномъ началѣ и сдѣлали это, какъ выразился Гамильтонъ, для того, чтобы открыть въ народное представительство свободный доступъ людямъ съ достоинствами, старымъ и молодымъ, бѣднымъ и богатымъ, и къ какой бы религіи они ни принадлежали.

Какой срокъ должны служить представители? — теоретически разрѣшить этотъ вопросъ очень трудно. Представитель, избираемый на слишкомъ короткое время, напримѣръ, на одинъ или два дня, или на недѣлю, конечно, будетъ плохимъ представителемъ; съ другой стороны, назначенный на 15 или 20 лѣтъ, онъ будетъ еще хуже, ибо сдѣлается совершенно чуждъ интересовъ своихъ избирателей. Нужно, слѣдовательно, найти такой срокъ, при которомъ бы достигалась, и независимость депутата, т. е. давалась бы ему возможность свободы дѣйствія, и вмѣстѣ съ тѣмъ, чтобы онъ находился въ достаточной зависимости отъ народа и не отдѣлялся бы отъ его интересовъ.

Американскія колоніи разрѣшали этотъ вопросъ весьма разнообразно. Въ однихъ депутаты избирались на полгода, въ другихъ на два года, въ третьихъ, какъ въ Виргиніи, на семь. На конвентѣ мнѣнія раздѣлились. Наиболѣе крайніе хотѣли установить годичный срокъ. Въ подкрѣпленіе своего мнѣнія они высказывали афоризмъ, что тамъ, гдѣ кончаются годичные выборы, начинается тиранія. По для такой обширной страны, и при томъ безъ дорогъ, какъ Америка, годичный срокъ былъ слишкомъ коротокъ, потому что для депутатовъ отдаленныхъ штатовъ приходилось бы тратить мѣсяца три въ годъ на переѣздъ. Годичный срокъ коротокъ еще и потому, что собраніе будетъ не въ состояніи вотировать всѣ законы, какіе будутъ ему представлены втеченіи года. Наконецъ, слишкомъ частые выборы имѣютъ еще и то неудобство, что они, наконецъ, надоѣдаютъ всѣмъ, и дѣлаютъ многихъ равнодушными къ этому дѣлу, а избираемые или, правильнѣе, кто желалъ бы быть депутатомъ, постоянно волнуютъ общественное мнѣніе и держатъ его въ тревожномъ состояніи. Въ извѣстной степени это. конечно, хорошо, потому что народъ не погрузится въ политическое равнодушіе; но у этого хорошаго долженъ быть свой предѣлъ, за которымъ является уже не польза, а вредъ.

Американцы приняли двухлѣтній срокъ, такъ чтобы два законодательныхъ собранія соотвѣтствовали одному сроку президентства.

Представлялся еще одинъ важный вопросъ, какимъ образомъ будетъ распредѣлено число всѣхъ представителей между штатами. Нужно ли. чтобы каждый штатъ присылалъ одинаковое число представителей, или установить извѣстную пропорцію? Очевидно, что маленькіе штаты нельзя было приравнивать къ штатамъ, сильно населеннымъ. Было рѣшено, что депутаты въ палату представителей должны быть избираемы пропорціонально населенію каждаго штата. Но въ какой пропорціи?

Въ Англіи, да и въ другихъ государствахъ Европы, палата составляетъ очень многолюдное собраніе. Въ Англіи, напримѣръ, въ парламентѣ считается болѣе тысячи членовъ. Американцы были противъ подобнаго многолюдства. Но ихъ мнѣнію, чѣмъ больше собраніе, тѣмъ больше вѣроятія, что страсти будутъ брать верхъ надъ разсудкомъ, и тѣмъ больше вѣроятія, что въ палатѣ явится много людей съ недостаточными познаніями. Такихъ людей ловкій говорунъ можетъ всегда увлечь и заставить сдѣлать, что ему хочется. Большая ошибка полагать, что чѣмъ большее число представителей, тѣмъ, будто бы, лучше сохраняются интересы народа и поддерживаются крѣпче границы, за которыя правительство не должно переступать. Исходя изъ этихъ началъ, американцы постановили назначать одного депутата на тридцать тысячъ жителей. Это отношеніе дало первому союзному конгрессу шестьдесятъ пять депутатовъ. Но и эта пропорція измѣнялась у американцевъ постоянно, но мѣрѣ увеличенія населенія, такъ что въ 1860 году было постановлено назначать одного депутата на 127,000 жителей.

Принятая американцами система пропорціональности представляетъ выгоды, какихъ не имѣютъ системы другихъ государствъ, и много смягчаетъ тѣ теоретическіе недостатки, которые въ ней подмѣчаются. Принимая представительство, какъ политическую должность, американцы сдѣлали какъ бы уступку теоріи прирожденнаго права. Въ Европѣ, кромѣ избираемыхъ, существуютъ и избиратели. Европейской системой устанавливается очень рѣшительно принципъ непригодности; между тѣмъ американцы неустановили особеннаго цеха избирателей, и допускаютъ, что этимъ нравомъ можетъ пользоваться всякій житель. При американской системѣ женщины и дѣти, хотя и не принимаютъ прямого участія въ выборахъ, но тѣмъ не менѣе имѣютъ тоже своихъ представителей, именно потому, что считаются въ цифрѣ-населенія страны, и что этой цифрой устанавливается число депутатовъ. Въ Америкѣ неможетъ случиться того, что бывало въ Англіи, гдѣ депутаты назначались не по числу населенія, а по мѣсту, и гдѣ, слѣдовательно, могло явиться, что незначительное, обезлюдившееся мѣстечко обязано было посылать больше депутатовъ, чѣмъ многолюдный городъ.

Другая палата или сенатъ формируется нѣсколько иначе и на другихъ основаніяхъ, чѣмъ палата представителей.

Въ Европѣ слово сенатъ порождаетъ представленіе о собраніи аристократическомъ, въ родѣ англійской палаты лордовъ и французской палаты перовъ: американскій сенатъ есть нѣчто иное. Э то не аристократическое учрежденіе, а учрежденіе чисто демократическое, пользующееся большою популярностью и глубокимъ уваженіемъ народа. Американцы придумали сенатъ для того, чтобы дать большую устойчивость своему конгрессу; устойчивость и солидность невозможны при одной палатѣ. Въ законодательныхъ вопросахъ основательность рѣшенія зависитъ отъ зрѣлости мысли, а для зрѣлости мысли нужно время. При одной палатѣ, и въ особенности, если она обновляется очень часто, законодательное собраніе рѣшительно не можетъ имѣть необходимой для него устойчивости, и страдаетъ излишней подвижностью мысли, влекущей вѣчную перестройку и передѣлку законовъ. Гамильтонъ говорилъ, что подвижность палаты будетъ имѣть самое роковое вліяніе на промышленность, на духъ предпріятій; это будетъ царствомъ ажіотажа, отсутствіемъ безопасности для труда, собственности, капитала, даже лица, Она ослабитъ уваженіе къ учрежденіямъ страны, ея законамъ и правительству.

Чтобы придать своей законодательной власти большую солидность и регулировать подвижность, неизбѣжную при одной палатѣ, американцы придумали сенатъ. Американскій сенатъ есть представитель американскаго традиціоннаго духа. Это учрежденіе, дающее американцамъ не только внутреннюю, но и внѣшнюю силу. Опытъ съ конфедераціей показалъ американцамъ всю слабость ихъ центральной власти во внѣшнихъ сношеніяхъ. Тогда прочные международные договоры были почти невозможны, и политика должна была быть шаткой и непрочной. Ни одна нація не могла быть убѣждена, что договоръ, заключенный сегодня собраніемъ, не будетъ измѣненъ другимъ собраніемъ, которое его смѣнитъ. Въ политическихъ дѣлахъ традиція и опытъ играютъ чрезвычайно важную роль, и потому чисто демократическія правительства бываютъ рѣдко могущественны извнѣ. У нихъ недостаетъ политической послѣдовательности, и связи, ими заключаемыя съ другими народами, обыкновенно не бываютъ прочны и постоянны. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей американцы придумали свои сенатъ, которому и поручили контроль надъ внѣшними сношеніями. Договоръ получаетъ силу только тогда, когда онъ одобренъ президентомъ сената. Посланники и консулы утверждаются только сенатомъ. Только учрежденіемъ сената Соединеннымъ штатамъ удалось достигнуть значенія великой державы, тогда какъ во время революціи, съ своимъ вѣчно возобновлявшимся конгрессомъ, Америка разыгрывала очень печальную роль и не пользовалась ровно никакимъ уваженіемъ. Понятно, что при такихъ выгодахъ, представляемыхъ сенатомъ, онъ пользуется у американцевъ большимъ уваженіемъ, какъ регуляторъ внутренняго управленія, и какъ учрежденіе, дающее странѣ внѣшнюю силу.

Каждый штатъ, независимо отъ его народонаселенія, площади и богатства, назначаетъ отъ себя двухъ сенаторовъ. Сенаторы избираются на шесть лѣтъ, и каждые два года треть сенаторовъ замѣняется новыми. Сенаторовъ выбираютъ законодательныя собранія каждаго отдѣльнаго штата. Чтобы быть избраннымъ, требуется имѣть тридцать лѣтъ и быть не менѣе девяти лѣтъ гражданиномъ Союза и жителемъ того штата, который избираетъ.

Устанавливая эти условія, американцы руководствовались слѣдующими основаніями: въ Союзѣ были штаты, совершенно ничтожные по народонаселенію, и штаты съ огромнымъ числомъ жителей, но и большіе, и малые штаты должны были высылать въ сенатъ только но два представителя. Эта комбинація была придумана съ тѣмъ, чтобы большіе штаты не могли поглотить малые, и чтобы создать изъ сената представителя Союза, а не отдѣльныхъ штатовъ. Чтобы еще лучше достигнуть представительства федеральной независимости, было постановлено, что сенаторы вотируютъ не какъ представители избравшихъ ихъ штатовъ, а какъ независимыя лица, т. е. сенаторъ, избранный, напримѣръ, Виргиніей, вотируетъ не какъ виргинецъ, но какъ сенаторъ, какъ гражданинъ всего Союза. Этой комбинаціей американцы думали создать изъ сената общесоюзную власть и преградить доступъ въ нее интересамъ провинціальнымъ и муниципальнымъ, что дѣйствительно и достиглось.

Другой вопросъ заключался въ томъ, какимъ образомъ производить ихъ выборъ. Рендольфъ предложилъ сначала, чтобы сенаторовъ избирала палата представителей; но эта мысль была отвергнута, потому что сенаторы, избираемые палатой, будутъ лишены всякихъ корней въ народѣ и будутъ зависѣть не отъ него, а отъ назначающей ихъ палаты представителей. Чтобы сенатъ былъ популяренъ, онъ долженъ быть назначаемъ такимъ способомъ, при которомъ, не нарушая его связи съ народомъ, достигалась бы вмѣстѣ съ тѣмъ и та солидность, какая отъ него требуется. Допустить назначеніе сенаторовъ народомъ, казалось американцамъ тоже неудобнымъ. Американцы хотѣли, чтобы сенатъ служилъ полной гарантіей какъ для правительства, такъ и для внѣшнихъ сношеній, чего нельзя достигнуть, если народъ будетъ избирать въ сенатъ людей, волнуемыхъ тѣми же страстями, какъ и избираемые ими представители. Поэтому рѣшили, что народъ отъ выбора сенаторовъ нужно устранить. Какимъ же образомъ устроить выборы и популярные, и въ тоже время не возлагая этого дѣла на народъ? Американцы придумали, чтобы выборы сенаторовъ дѣлались законодательными собраніями штатовъ. Такимъ образомъ, удалось сдѣлать изъ сената учрежденіе популярное и, вмѣстѣ съ тѣмъ, устранить его отъ прямой зависимости отъ народа. Порядокъ выборовъ штатамъ указанъ не былъ, и каждый изъ нихъ могъ держаться тѣхъ обычаевъ, которые уже установились.

Опредѣленіе небольшого числа сенаторовъ имѣло тоже свое основаніе, и еще большее, чѣмъ при ограниченіи числа депутатовъ. Сенатъ есть правительственная власть. Онъ главный дѣятель въ дипломатическихъ сношеніяхъ, и потому понятно, что возложить это дѣло на слишкомъ многолюдное собраніе было бы неудобно. Кромѣ того, именно вслѣдствіе ограниченнаго числа членовъ сенатъ выигрываетъ въ своей важности и значеніи, и страна знаетъ своихъ сенаторовъ, такъ сказать, лично. Человѣкъ съ большими способностями имѣетъ возможность вліять гораздо сильнѣе на общественное мнѣніе.

Американскій сенатъ хотѣли сдѣлать сначала наслѣдственнымъ. Это была мысль Гамильтона. Онъ увлекался примѣромъ Англіи и ея палатой лордовъ. Но Гамильтонъ, вѣроятно, не думалъ, что этимъ путемъ устроится аристократія въ такой странѣ, гдѣ аристократическія начала возбуждали только враждебныя чувства. Несмотря на ошибочность идеи Гамильтона, въ ней была та истина, что сенатъ долженъ быть учрежденіемъ вѣчнымъ. Гамильтонъ ошибался только въ способѣ достиженія этой цѣли. Американцы и тутъ придумали весьма искусную комбинацію, примиривъ начало вѣчности съ началомъ избирательнымъ. У нихъ сенатъ есть учрежденіе постоянное, но каждый сенаторъ въ отдѣльности назначается только на шесть лѣтъ, и сенатъ возобновляется по третямъ каждые два года. Вмѣстѣ съ тѣмъ установлено, чтобы въ одно время но. увольнялись оба сенатора одного штата. Этой искусной комбинаціей достигли того, что сенатъ возобновляется постоянно, постоянно входятъ въ него свѣжіе люди, и между тѣмъ такое освѣженіе не производитъ въ сенатѣ никакихъ волненій и движенія страстей. Какимъ бы талантомъ ни владѣлъ человѣкъ, являющійся вновь въ американскій сенатъ, ему необходимо извѣстное время, чтобы ознакомиться съ обычаями и порядками, уже установившимися. Ему невозможно обнаружить такого вліянія, какое такъ легко дается талантливому человѣку въ многочисленномъ собраніи возобновляемомъ сразу. Этой мѣрой создался въ американскомъ сенатѣ духъ корпораціи и традиціи, которому но необходимости долженъ подчиняться всякій, вновь вступающій членъ. Смѣняются только лица, а основанія и принципы остаются тѣже, и сенатъ является учрежденіемъ, дѣйствительно, вѣчнымъ, но чуждымъ тѣхъ аристократическихъ недостатковъ, какіе неизбѣжны при безсмѣнности сенаторовъ. Американскій сенатъ не можетъ превратиться въ власть, надменно и съ авторитетомъ глядящую на народъ. Члены его, избираемые на шесть лѣтъ, но необходимости должны питать уваженіе и къ народу, и къ своимъ избирателямъ. Но если бы сенатъ вздумалъ прибѣгнуть къ политикѣ несогласной съ народомъ, въ рукахъ страны есть всегда средство заставить сенатъ измѣнить эту политику: при первыхъ же выборахъ она пошлетъ въ сенатъ такихъ людей, какіе ей нужны; а если и они окажутся безсильными дать политикѣ сената другое направленіе, то въ шесть лѣтъ она перемѣнитъ весь личный составъ сената, пославъ въ него новыхъ людей.

На практикѣ подобная мѣра никогда не случалась и случиться не можетъ. Американскій сенатъ никогда не лишался своей популярности и своего вліянія на народъ, потому что онъ заключалъ въ себѣ лучшія умственныя силы страны, составлялся изъ болѣе замѣчательныхъ государственныхъ людей. Въ этомъ отношеніи американскій сенатъ есть, конечно, учрежденіе аристократическое, но во-первыхъ, не наслѣдственное, а выборное; а во-вторыхъ, не въ смыслѣ породы, а исключительно въ смыслѣ заслугъ. Быть сенаторомъ — привилегія, но привилегія только умныхъ и полезныхъ для страны людей.

Намъ остается сказать теперь объ обязанностяхъ конгресса.

Американскій Союзъ представляетъ небывалый еще въ исторіи примѣръ удачнаго соединенія народнаго представительства съ властью народа. Народъ, являясь верховнымъ руководителемъ внутренней и внѣшней политики и общихъ мѣръ правительства, въ тоже время не можетъ дѣлать самъ всего того, что ему вздумается. Въ Америкѣ народъ никогда не отказывался и не лишался своихъ правъ, а его уполномоченные никогда не переходили предѣловъ власти, границы которой опредѣлилъ имъ народъ. Конгрессъ и народъ составляютъ двѣ живыя взаимодѣйствующія силы, но силы, непоглощающія одна другую. Конгрессъ есть довѣренный исполнитель; народъ — довѣритель; первый исполняетъ то, чего не можетъ исполнять непосредственно второй; а второй наблюдаетъ, чтобы характеръ исполнительности перваго невыходилъ изъ предѣловъ довѣренности второго.

Чего же не можетъ исполнять непосредственно народъ? Прежде всего народу невозможно завѣдывать непосредственно финансовыми операціями, и потому американская конституція говоритъ, что конгрессу ввѣряется власть назначать и собирать подати и налоги, чтобы платить долги и имѣть возможность дѣйствовать въ видахъ охраненія страны и общихъ интересовъ союза и его благосостоянія. Но всѣ косвенные налоги должны быть однообразны. Конгрессъ имѣетъ право дѣлать займы именемъ Союза. Такимъ образомъ, хотя конгрессу и дается большая финансовая власть, но власть эта не безусловная. Онъ имѣетъ право дѣлать долги и назначать налоги, но то и другое или для защиты страны, или въ видахъ ея процвѣтанія. Поэтому, если бы конгрессъ вздумалъ сдѣлать расходъ въ пользу какого нибудь города, или не для общественныхъ интересовъ, онъ не смѣетъ наложить налогъ на всю страну. Конгрессъ, напримѣръ, имѣетъ право устраивать почтовыя дороги; но онъ не можетъ устроить дорогъ для облегченія комерческихъ сношеній одного штата съ другимъ. Попытка сдѣлать подобные расходы являлась нѣсколько разъ, но встрѣчала обыкновенно сильную оппозицію. Такъ, напримѣръ, президентъ Джаксонъ объявлялъ постоянно, что расходы этого рода вовсе не расходы, требуемые общимъ интересомъ страны. И люди, думавшіе такимъ образомъ были совершенно правы, потому что если бы дозволить конгрессу входить въ подобныя частныя поощрительныя мѣры, это значитъ дать ему право вторгаться въ верховную власть отдѣльныхъ штатовъ. Отстаивая свободу дѣйствія штатовъ, сторонники ограниченной власти конгресса отстаивали свободу всего союза.

Другой атрибутъ конгресса есть его комерческая власть. Эту власть нужно понимать въ самомъ широкомъ смыслѣ, — въ смыслѣ международныхъ торговыхъ сношеній. Американцы были всегда чужды европейской политики, никогда незатѣвали войнъ съ своими сосѣдями, а тѣмъ болѣе съ Европой, и не любили вмѣшиваться въ чужія дѣла. Политика американцевъ была политика мира и экономическаго процвѣтанія. Стремленіе къ экономическому процвѣтанію было одною изъ причинъ къ созванію конвента для исправленія конституціи. Американцы понимали, что имъ прежде всего нужно централизовать свои комерческіе интересы, и эти то сконцентрированные интересы они ввѣрили конгрессу. Конгрессу принадлежитъ право заключать комерческіе трактаты, назначать тарифъ, учреждать комерческіе порты и завѣдывать водяною полиціей. Конгрессъ же устанавливаетъ правила для комерческихъ сношеній штатовъ и наблюдаетъ за тѣмъ, чтобы отдѣльные штаты не монополизировали, промышленность и торговлю въ свою пользу, и не создавали бы себѣ привилегій во вредъ другимъ.

Рядомъ съ комерческой властью конгресса стоитъ право чеканить монету и устанавливать ей цѣну и образцы вѣса и мѣры. Чеканка монетъ была всегда привилегіей верховной власти, и для такой большой страны, какъ Америка, совершенно необходимо единство монеты. Въ противуположность власти конгресса отдѣльныя штаты чеканить монеты немогутъ и неимѣютъ права выпускать кредитные билеты.

Конгрессъ завѣдываетъ почтовыми учрежденіями. Все, что касается почты, опредѣляетъ и устанавливаетъ федеральное правительство.

Конгрессу принадлежитъ право покровительствовать промышленности, литературной собственности, открытіямъ и изобрѣтеніямъ. Въ Вашингтонѣ находится бюро, въ которое представляютъ новыя изобрѣтенія, и которое выдаетъ на нихъ привилегіи. Патентъ на привилегію стоитъ десять долларовъ и имѣетъ силу на 14 лѣтъ, по окончаніи которыхъ его можно возобновить на 7 лѣтъ. Ни въ одной странѣ въ мірѣ, изобрѣтатели не являются въ такомъ числѣ, какъ въ Америкѣ. Бюро выдаетъ въ годъ отъ 5000 до 6000 привилегій.

Наконецъ, конгрессу же принадлежитъ право объявлять войну. Въ европейскихъ государствахъ, за исключеніемъ Англіи, этимъ правомъ располагаетъ верховная власть, неотдающая въ такихъ случаяхъ никому отчета. Въ Англіи объявленіе войны зависитъ тоже отъ короля, но какъ онъ дѣйствуетъ чрезъ отвѣтственныхъ министровъ. а назначеніе денегъ и солдатъ зависитъ отъ парламента, то объявленіе непопулярной войны въ Англіи невозможно. Въ Америкѣ объявленіе войны принадлежитъ сенату, право же заключать миръ — президенту сената.

Право объявленія войны предполагаетъ неизбѣжно и право формировать войско. Это право предоставлено тоже конгрессу, по онъ можетъ собирать армію не конскрипціей, а изъ охотниковъ. Размѣръ арміи неопредѣленъ потому, что непредполагали, чтобы конгрессъ могъ дѣйствовать несогласно съ народомъ. Да наконецъ если бы онъ и вздумалъ поступать иначе, то такъ какъ расходы на содержаніе войска вотируются только на два года — а конгрессъ избирается на этотъ срокъ, — то опасности для страны быть поможетъ.

Неменѣе важнымъ вопросомъ при обсужденіи конституціи было рѣшеніе того, гдѣ долженъ собираться конгрессъ. Вопросъ о мѣстѣ вовсе не такъ ничтоженъ, какъ это можетъ показаться, ибо правительство болѣе или менѣе зависитъ всегда отъ того мѣста, гдѣ оно помѣщается, и, слѣдовательно, ему необходимо находиться внѣ вліянія на него народныхъ страстей. Когда въ 1783 г. конгрессъ находился въ Филадельфіи, и когда ему грозило народное неудовольствіе, онъ не встрѣтилъ защиты въ мѣстныхъ властяхъ, и долженъ былъ бѣжать въ Нью-Джерзи. Въ Соединенныхъ штатахъ политическая столица каждаго отдѣльнаго штата находится всегда въ маленькомъ, незначительномъ городкѣ. Тоже самое хотѣли сдѣлать и для союзнаго конгресса. Для него выбрали округъ, лежащій внѣ штатовъ. Мериландъ и Виргинія отдѣлили часть своей территоріи и былъ учрежденъ особый округъ съ городомъ Вашингтономъ, служащимъ резиденціей конгресса. Этотъ округъ нейтральный. Въ немъ считается 75,000 жителей, неимѣющихъ никакихъ нравъ, непринадлежащихъ ни къ какому штату и непосылающихъ въ конгрессъ своихъ представителей. Они даже не вотируютъ себѣ налога, и законы для нихъ предписываетъ конгрессъ. Въ Америкѣ подобная мѣра никому не кажется странной, потому что никого нельзя заставить силой жить въ Вашингтонѣ. Но за то этой мѣрой достигается полная независимость конгресса.

VI.

Теперь мы перейдемъ къ разсмотрѣнію вопроса наибольшей важности, — вопроса о власти исполнительной.

По существу своему эта власть отличается характеромъ сильной всепоглощаемости. Поэтому организовать ее наиболѣе выгоднымъ для страны образомъ есть одна изъ труднѣйшихъ задачъ, которую разрѣшить удалось только однимъ американцамъ.

Въ нѣкоторыхъ государствахъ думали оградить народную свободу раздѣленіемъ власти исполнительной. Такъ, во Франціи, управляла страной нѣкогда директорія, но опытъ показалъ, что такая власть неимѣетъ силы и используется ни чьимъ уваженіемъ. Исполнительная власть только тогда можетъ считаться хорошо организованной, если она единоличная, ибо обязанность ея — только дѣйствовать. Составлять законы и обсуживать вопросы, требующіе исполненія, удобнѣе комитетомъ или совѣтами. Исполнительная же власть должна дѣйствовать и заставлять повиноваться. Одинъ человѣкъ для этого гораздо пригоднѣе, чѣмъ собраніе.

Возлагать исполнительную власть на цѣлое собраніе неудобно еще и потому, что собраніе неможетъ подлежать отвѣтственности, тогда какъ при единоличномъ составѣ, въ отвѣтственности лица заключается гарантія противъ тиранніи. Американцы рѣшили основать у себя исполнительную власть единоличную и ввѣрить ее президенту, а въ случаѣ отсутствія его -вице-президенту.

Относительно срока службы президента мнѣнія были различны. Если назначить срокъ короткій, то президентъ можетъ недостаточно вникнуть въ дѣла и проникнуться интересами своей обязанности, если же назначить срокъ слишкомъ большой, то привычка въ власти грозитъ опасностью верховному праву народа. Аристократическая партія, во главѣ которой стояли Гамильтонъ и Мадисонъ, требовала, чтобы президентъ оставался до тѣхъ поръ, пока имъ довольны. Съ такимъ аристократическимъ предложеніемъ, конечно, согласиться было нельзя. Другіе предложили семилѣтній срокъ, но съ тѣмъ чтобы не допускать второго выбора. Взяло, однако, перевѣсъ мнѣніе, чтобы президента избирать только на четыре года, и затѣмъ предоставить народу право избирать его столько разъ, сколько вздумается. Въ практикѣ этотъ параграфъ конституціи былъ измѣненъ Вашингтономъ, несочувствовавшимъ никогда идеѣ повторительнаго избранія. Вашингтонъ говорилъ, что президентъ, разсчитывающій на новое избраніе, думаетъ не столько объ интересѣ страны, сколько о своемъ личномъ интересѣ, и этимъ способомъ вводится въ правительство новый элементъ — интересъ эгоизма. Поэтому отслуживъ свои четыре года, Вашингтонъ хотѣлъ рѣшительно удалиться, и если согласился на новое избраніе, то только потому, что люди смотрѣвшіе на это дѣло также, какъ и онъ, доказывали ему, что онъ долженъ вновь занять должность въ интересахъ обезпеченія свободы республики. Послѣ второго избранія Вашингтонъ ни за что въ мірѣ несогласился остаться еще на новое четырехъ-лѣтіе, и его примѣръ установилъ обычай, сдѣлавшійся болѣе священнымъ, чѣмъ законъ. Не было примѣра, чтобъ кто либо былъ избранъ болѣе, чѣмъ на два четырехлѣтія, и никогда ни одинъ президентъ не отваживался рискнуть на третій выборъ, зная что народъ помнитъ примѣръ Вашингтона.

Вашингтонъ, согласившійся на второе избраніе только но особеннымъ, исключительнымъ причинамъ, былъ все-таки того мнѣнія, что болѣе одного четырехъ-лѣтія президентъ служить не долженъ. Того-же мнѣнія были Джеферсонъ и его партія. Мнѣніе это было заявлено съ особенною силою въ 1841 году Гаррисономъ, избраннымъ въ президенты союза, который въ своей рѣчи высказалъ мысль, что право вторичнаго избранія есть одна изъ ошибокъ конституціи, поводъ къ личному самолюбію, причина нравственной порчи, — и не должно существовать. Послѣ этого вторичные выборы въ Америкѣ не существовали, и исключеніе было сдѣлано только для Линкольна по исключительнымъ причинамъ.

Срокъ президентской службы считается съ 4-го марта и кончается 3-го марта вечеромъ черезъ четыре года. 4 Марта есть число вступленія въ управленіе Вашингтона, и оно. сохранилось срокомъ президентской службы.

Чтобы быть избраннымъ въ президенты или въ вице-президенты, нужно быть гражданиномъ американскимъ, но рожденію имѣть 35 лѣтъ и послѣдніе 14 лѣтъ находиться въ Америкѣ. Впрочемъ, въ конституціи было допущено временное исключеніе для тѣхъ, кто учавствовалъ въ революціи. Такъ Гамильтонъ, не родившійся въ Америкѣ, имѣлъ, однако, право на президентство.

Труднѣйшимъ вопросомъ при обсужденіи условій власти исполнительной былъ вопросъ объ избраніи президента. Предоставить это право всей массѣ народа казалось неудобнымъ, потому что при всякихъ президентскихъ выборахъ страна приходила бы въ лихорадочное волненіе. Была и еще причина, но которой казалось неудобнымъ поручить выборъ народу. Масса легко увлекается именемъ, и выборъ какого нибудь Бонапарта въ президенты республики, конечно, грозилъ бы опасностью ея свободѣ; съ другой стороны, оказывалось неудобнымъ поручить выборъ законодательному собранію, ибо ослабилась бы сила исполнительной власти. Большинство собранія — все-таки меньшинство народа; слѣдовательно, явились бы интриги, и исполнительная власть очутилась бы въ рукахъ законодателей.

Чтобы избѣгнуть того и другого неудобства, была придумана слѣдующая комбинація. Выборъ президента производится особыми избирателями, назначаемыми народомъ спеціально для этого дѣла, и каждый штатъ назначаетъ столькихъ президентскихъ избирателей, сколько онъ посылаетъ представителей и сенаторовъ въ федеральный конгрессъ., Этимъ хотѣли дать каждому штату такое же вліяніе при выборѣ президента, какое онъ имѣетъ въ остальныхъ общихъ дѣлахъ Союза.

Американцы, проявивъ большой либерализмъ въ организаціи своего внутренняго управленія, оказались, однако, далеко менѣе либеральны въ назначеніи президенту жалованья. Вашингтонъ и во время войны за независимость, а во время президентства не бралъ отъ правительства содержанія. Онъ расходовалъ свои деньги, и затѣмъ представлялъ счетъ издержкамъ. Въ должности президента Вашингтонъ проживалъ 25,000 долларовъ въ годъ, и эта цифра принята нормой президентскаго жалованья. Нельзя не замѣтить, что норма эта слишкомъ мала, и что большинство президентовъ должны были дѣлать долги.

Правильная организація атрибутовъ исполнительной власти составляетъ тоже одну изъ задачъ, удовлетворительно разрѣшенную составителями американской конституціи.

Труднѣе всего было установить истинныя отношенія исполнительной власти къ власти законодательной. Многіе думаютъ въ Европѣ — преимущественно во Франціи — что законодательная власть есть и единственный представитель интересовъ страны, и приносятъ ей въ жертву власть исполнительную, точно она совершенно чужда народныхъ интересовъ. Американцы смотрѣли на это дѣло иначе; они понимали, что ихъ президентъ служитъ тоже народному дѣлу какъ и остальные представители интересовъ страны, и потому полагали весьма справедливо, что исполнительная власть должна быть ограждена отъ поглощенія ея властію законодательною.

Допустимъ, что законодательное собраніе можетъ ошибаться менѣе и рѣже, чѣмъ одинъ человѣкъ; но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что президентъ Союза не въ состояніи судить правильно объ интересахъ страны и понимать, что для нея хорошо и что дурно. Предположите, что законодательное собраніе придумало неудачный законъ. Можетъ ли президентъ ему воспротивиться? Конечно, можетъ, и потому американцы придумали слѣдующій порядокъ для обсужденія и утвержденія законодательныхъ мѣръ. Каждый новый законъ подвергается у нихъ тремъ испытаніямъ. Въ первый разъ палата представителей обсуживаетъ принципъ закона; во второе засѣданіе обсуживаются подробности, въ третье предлагаются дополненія, и законъ подвергается голосованію. Законъ, вотированный въ первой палатѣ, поступаетъ во вторую, и здѣсь обсуживается еще разъ; но сенатъ дѣлаетъ это не въ полномъ засѣданіи, а назначаетъ для разсмотрѣнія закона особую коммисію. Законъ, принятый сенатомъ, поступаетъ снова въ палату представителей. Въ случаѣ несогласія сената и палаты назначается коммисія смѣшанная, и, но устраненіи недоразумѣній, проэктъ закона посылается къ президенту. Въ случаѣ его согласія президентъ подписываетъ биль, и онъ становится закономъ страны.

Но если президентъ съ проектомъ закона несогласенъ, то онъ отсылаетъ его въ палату вмѣстѣ съ своими замѣчаніями. Въ замѣчаніяхъ своихъ президентъ объясняетъ, почему онъ несогласенъ съ проектомъ, въ чемъ именно страдаютъ интересы республики, чѣмъ именно нарушается конституція и т. д. Затѣмъ проэктъ, вмѣстѣ съ замѣчаніями, подвергается новому разсмотрѣнію палаты и сената. Теперь для успѣха биля требуется большинство двухъ третей голосовъ въ каждомъ собраніи, и производится публичная вотировка.

Впрочемъ до такой крайности дѣло никогда не доходитъ. Сенатъ, стоящій на стражѣ политическихъ интересовъ, не допуститъ обнаружиться разномыслію и раздору властей исполнительной и законодательной. Обыкновенно обсужденіе спорнаго закона откладывается до слѣдующей сессіи, или же онъ непринимается вовсе. Такъ какъ палата возобновляется каждые два года, то чрезъ новыхъ представителей легко узнать мнѣніе народа, и проэктъ можетъ быть возобновленъ именно въ томъ видѣ, какъ того желаетъ общественное мнѣніе.

Спеціальныя прямыя обязанности президента заключаются въ слѣдующемъ: президентъ есть главнокомандующій всѣми военными силами, сухопутными и морскими, а въ случаѣ необходимости и милиціей. Президентъ можетъ созвать милицію, когда странѣ грозитъ опасность. Но будучи главнокомандующимъ, это все-таки не значитъ, что президентъ самъ, лично, долженъ стоять во главѣ войска. Американцамъ нравится больше, чтобы ихъ президентъ имѣлъ характеръ гражданскій, и потому личное командованіе арміей американцы находятъ несовмѣстнымъ съ его правительственнымъ достоинствомъ. По отношенію къ арміи президентъ въ Америкѣ играетъ такую же роль, какъ короли монархическихъ государствъ: онъ назначаетъ начальниковъ и даетъ имъ инструкціи.

Рядомъ съ этой властью ввѣрено ему право заключать мирные трактаты. Впрочемъ американцы придали этому праву двойной характеръ: президентъ имѣетъ право заключить трактатъ, но трактатъ подвергается предварительно разсмотрѣнію сената, который можетъ дѣлать въ немъ измѣненія и дополненія. Палата представителей отъ участія въ заключеніи трактатовъ исключена вслѣдствіе ея многолюдства и неизбѣжной съ нимъ страстности. Трактатъ считается принятымъ, если президентъ и двѣ трети сенаторовъ согласны между собою.

Устраненіе палаты представителей отъ участія въ трактатахъ вызвало оппозицію противъ подобной независимости исполнительной власти. Въ 1796 г., при заключеніи Вашингтономъ трактата съ Англіей, палата представителей объявила, что такъ какъ она призвана вотировать законы для исполненія трактата, она то имѣетъ право обсуживать и самый трактатъ. Но Вашингтонъ быль не такой человѣкъ, чтобы рѣшиться на уступку и нарушить конституцію. Онъ объявилъ, что такъ какъ согласно конституціи трактаты заключаются президентомъ и двумя третями сенаторовъ, то трактатъ съ Англіей будетъ исполненъ; палата представителей неимѣетъ никакого нрава его касаться, а если съ немъ связаны какія нибудь финансовыя мѣры, то палата имѣетъ моральныя обязательства вотировать необходимый для того фондъ. Это мнѣніе Вашингтона было принято, но впослѣдствіи, однако, необходилось безъ оппозиціи со стороны палаты.

Президенту принадлежитъ право назначать чиновниковъ, но и здѣсь онъ связанъ вліяніемъ сената. Американцы, пользуясь своимъ прежнимъ колоніальнымъ опытомь, рѣшили, что сенатъ долженъ принимать непремѣнно участіе въ назначеніи чиновниковъ: министровъ, посланниковъ, консуловъ, членовъ федеральнаго суда и т. д. Назначаетъ ихъ президентъ, но сенатъ одобряетъ назначеніе. Изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что сенату дано право мѣшаться въ дѣла администраціи. Онъ имѣетъ побольше, какъ простое veto, и въ случаѣ неодобренія сенатомъ выбора президента онъ дѣлаетъ новый выборъ. Мѣрой этой хотѣли достигнуть только того, чтобы президентъ назначалъ на службу способныхъ людей, не принять которыхъ нѣтъ никакого основанія. Что же касается до увольненія чиновниковъ, то право это предоставлено одному президенту. Онъ увольняетъ неисполнительнаго чиновника, и въ случаѣ несправедливости конституція не лишаетъ уволеннаго нрава принести на президента жалобу суду.

Въ помощь президенту дается кабинетъ, составляющій его министерство. Министровъ у американцевъ немного: иностранныхъ дѣлъ, военный, финансовъ, внутреннихъ дѣлъ, почтъ, и генеральный аторней. Генеральный аторней обязанъ давать свое мнѣніе во всѣхъ дѣлахъ внутренней и внѣшней политики, если напримѣръ, встрѣчается какое нибудь затрудненіе въ сношеніяхъ съ иностранной державой. Военный министръ, конечно, пожелаетъ начать войну. Но чтобы начать войну нужно имѣть на это право, и вотъ опредѣленіе этого юридическаго права и составляетъ обязанность генеральнаго аторнея. У континентальныхъ европейскихъ государствъ иногда пустыя причины ведутъ къ разрыву и къ войнѣ; у американцевъ этого не можетъ быть, и порывъ страсти сдерживается критическимъ отношеніемъ къ спорному вопросу и спокойнымъ юридическимъ его обсужденіемъ.

Если обратитъ вниманіе на то. что у американцевъ нѣтъ министерства духовныхъ дѣлъ, народнаго воспитанія, торговли, земледѣлія, общественныхъ сооруженій, то легко понять, что исполнительная власть не имѣетъ никакого повода и основанія превращаться въ народное опекунство, и имѣетъ мало точекъ соприкосновенія съ народомъ и поводовъ возбуждать, своимъ ненужнымъ вмѣшательствомъ въ его дѣла, его неудовольствіе.

Президентъ не имѣетъ законодательной иниціативы; только конгрессу принадлежитъ право предлагать и вотировать законъ.

Президентъ есть лицо отвѣтственное. Въ случаѣ нарушенія имъ конституціи сенатъ объявляетъ, что онъ перестаетъ быть президентомъ и признается неспособнымъ занимать общественную должность. Что же касается до уголовнаго сужденія за вину, то обязанность эта принадлежитъ суду.

Президентъ Американскаго союза, несмотря на свою отвѣтственность, имѣетъ неменьшую власть, чѣмъ европейскіе конституціонно государи. Онъ единственный представитель и глава администраціи страны. Вашингтонъ устроилъ себѣ кабинетъ, по эти члены кабинета были не больше, какъ его частные совѣтники и секретари, но не министры въ европейскомъ смыслѣ. Вашингтонъ правилъ одинъ. Впрочемъ эту систему въ настоящее время находятъ не совсѣмъ удобной и поговариваютъ объ отвѣтственныхъ министрахъ.

Американская организація исполнительной власти заслуживаетъ вниманія но своей простотѣ и но малому кругу дѣятельности центральнаго правительства. Провинціальная и муниципальная администрація, юстиція, воспитаніе, религія, стоятъ внѣ дѣятельности центральнаго правительства. Общество само заботится о своихъ нуждахъ этого рода и недопускаетъ вмѣшательства федеральной власти. Вотъ начало, изъ котораго возникаетъ американская привычка къ самоуправленію, и вотъ та школа, въ которой воспитываются американцы для своей общественной дѣятельности. Читателю будетъ теперь понятно, почему двадцатилѣтій американецъ гораздо способнѣе для веденія обищственныхъ дѣлъ, чѣмъ сорокалѣтій европеецъ.

VII.

Рядомъ съ законодательной и исполнительной властью стоитъ у американцевъ власть судебная.

Европейскіе политическіе писатели, теоретики и организаторы согласны всѣ въ томъ, что эти три власти должны быть раздѣлены. Но только одни американцы съумѣли рѣшить этотъ вопросъ вполнѣ удовлетворительно, и создали изъ судебной власти — власть политическую.

Въ Америкѣ судебная власть есть власть политическая, являющаяся, какъ примиряющее начало, когда нужно согласить и примирить федеральные интересы съ интересами штатовъ и отдѣльныхъ лицъ. Судебная власть есть охранитель конституціи, охранитель нравъ конгресса и миротворецъ отдѣльныхъ штатовъ. Изъ итого, однако, вовсе неслѣдуетъ, чтобы судебная власть американцевъ имѣла разъѣдающее вліяніе на крѣпость союзной связи и могла бы ослаблять силу и значеніе другихъ властей. Она побольше, какъ представитель высшаго правосудія и общихъ интересовъ страны. Напримѣръ, если бы, по конституціи какого-либо европейскаго государства, народу предоставлялась, положимъ, полная религіозная свобода и, слѣдователю, право составлять собранія, и въ то же время, законодательная власть установила, что собранія болѣе 20 человѣкъ запрещаются, какъ это, напримѣръ, во Франціи, то очевидно, что этотъ новый законъ уничтожилъ бы право, предоставляемое конституціей, и высшаго правосудія искать негдѣ. Въ Америкѣ не такъ. Предположимъ, что конгрессъ издалъ бы законъ, что въ видахъ общественной безопасности васъ слѣдуетъ арестовать и предать суду особой коммисіи. Во Франціи ізамъ бы пришлось подчиниться безусловно этому постановленію; но въ Америкѣ вашимъ защитникомъ является судебная власть, которой вы протестуете, и она объявляетъ, что законъ, изданный конгрессомъ, какъ несогласный съ конституціей, не имѣетъ къ вамъ никакого отношенія. Или предположимъ, что конгрессъ въ частномъ процессѣ вотируетъ законъ, несогласный съ конституціей, и народъ, знающій что конгрессъ изображаетъ собою высшую власть, которой повиноваться слѣдуетъ, находится въ смущеніи; не зная, какъ примирить противурѣчія конституціи съ закономъ конгресса, обращается за рѣшеніемъ къ судебной власти, и судебная власть рѣшаетъ, что конституція, какъ основной законъ, должна взять перевѣсъ. Въ подобномъ правѣ судебной власти нѣтъ ничего такого, чтобы могло нарушать спокойствіе страны, а, напротивъ того, заключается величайшая гарантія народной свободы и общественной безопасности. Представители народа вовсе еще не народъ. Ихъ мѣры могутъ быть иногда слѣдствіемъ страстнаго возбужденія и вслѣдствіе того могутъ противорѣчить интересамъ большинства. Въ комъ искать народу защиты противъ своихъ представителей, предлагающихъ ему законъ, нарушающій его права? Это-то народное право и обязана судебная власть поддерживать во всей чистотѣ и охранять отъ постороннихъ вторженій.

Другая обязанность судебной власти отстаивать законы конгресса при столкновеніи ихъ съ законами штатовъ. Какъ въ тѣхъ случаяхъ. когда судебная власть отстаиваетъ конституцію противъ покушенія на нее законодательной власти, такъ при столкновеніи конгресса съ штатомъ, она возстановляетъ авторитетъ конгресса. Если бы конгрессъ издалъ какой либо законъ, положимъ о внутренней комерціи, то ни одинъ штатъ неможетъ издать закона, который противурѣчилъ бы постановленію конгресса. Подобная власть верховнаго суда страны тѣмъ болѣе необходима, что, напримѣръ, про заключеніи торговыхъ трактатовъ съ другими государствами, могли бы встрѣтиться случаи, когда нѣкоторые штаты въ своекорыстныхъ цѣляхъ издали бы законы, несогласные со смысломъ трактата, и, слѣдовательно, исполненіе трактата оказалось бы невозможнымъ.

Американскій судъ имѣетъ три инстанціи. Суды первой инстанціи или провинціальные имѣютъ юрисдикцію въ предѣлахъ штата. Если штатъ слишкомъ великъ, то въ немъ бываетъ иногда два суда. Вторую инстанцію составляетъ судъ окружный. Въ настоящее время ихъ въ Америкѣ всего десять. Наконецъ, высшую инстанцію составляетъ судъ федеральный* Обыкновенно федеральный судъ есть судъ аппеляціонный. Но въ тѣхъ случаяхъ, когда приходится рѣшать недоразумѣніе штатовъ, федеральный судъ судитъ непосредственно, какъ судъ первой инстанціи.

Въ Америкѣ судьи поставлены внѣ вліянія на нихъ народа. Ихъ избираетъ не страна, а назначаетъ президентъ, съ одобренія сената. Эта мѣра была установлена потому, что по мнѣнію американцевъ юстиція незаключаетъ въ себѣ ничего популярнаго, и судьямъ совершенно ненужно искать популярности.

Безошибочность американской системы организаціи судебной власти доказывается лучше всего тѣмъ значеніемъ и уваженіемъ, которымъ пользуются въ Америкѣ судьи. Рѣшенія американскихъ судовъ представляютъ истинные образцы юридической мудрости, и въ Англіи цитируются въ тамошнихъ судахъ, какъ руководящій авторитетъ. Никто никогда еще неусумнился въ Америкѣ въ способности членовъ федеральнаго суда. И этого я полагаю совершенно достаточно для убѣжденія читателя въ совершенствѣ организаціи американскаго правосудія. Но главная заслуга американцевъ все-таки не въ этомъ, а въ томъ, что они создали изъ суда власть политическую, и совершенно освободили ее отъ вліянія власти исполнительной.

VIII.

Въ третьей главѣ настоящей статьи уже говорилось, что новая конституція встрѣтила сильную оппозицію штатовъ и стоило большого труда убѣдить народъ принять ее.

Совершенно подобное же несогласіе существовало и въ конвентѣ, составлявшемъ конституцію.

Это несогласіе и разнорѣчіе мнѣній членовъ конвента совершенно понятно. Союза, подобнаго американскому, исторія народовъ не представляетъ; онъ есть новое созданіе. А создать новую организацію, новый народъ даже изъ такихъ готовыхъ элементовъ, какіе представляли штаты, и при той боязни лишиться свободы, какую американцы обнаруживали постоянно, — задача не совсѣмъ легкая. Мы видимъ, что во Франціи внутренняя политическая работа продолжается болѣе 80 лѣтъ, а результаты хорошихъ стремленій и до сихъ поръ почти незамѣтны. Что же значатъ тѣ 12 лѣтъ, втеченіи которыхъ созрѣла въ американцахъ мысль Союза и разработалась конституція со всѣми ея подробностями? Повторяю еще разъ, что исторія человѣчества не представляетъ еще подобнаго народа, какъ сѣверо-американцы, и такого удивительнаго факта, какъ тотъ процессъ, которымъ создалась сѣверо-американская союзная конституція. Если я скажу читателю, что составленіе ея продолжалось всего три съ половиною мѣсяца, то, конечно, читатель оцѣнилъ и безъ меня всю силу американскаго народнаго интеллекта и умственныя способности членовъ конвента.

Когда было приступлено къ составленію конституціи, то казалось, что примиреніе крайнихъ мнѣній будетъ совершенно невозможно. Одни хотѣли сохранить независимость штатовъ, другіе — создать федеративную централизацію. Тогда Франклинъ, какъ извѣстно. вовсе не отличавшійся набожностію и благочестіемъ, обратился къ собранію съ рѣчью: «въ началѣ нашей борьбы съ Великобританіею, въ этой самой залѣ молились мы каждый день, чтобы призвать на себя божественное покровительство. Наши молитвы были услышаны… Нѣсколько разъ мы испытали, что Провидѣніе заботится о насъ. И этому же самому Привидѣнію мы должны предоставить рѣшить, какими мѣрами лучше обезпечить наше будущее благоденствіе… Я жилъ долго, и чѣмъ живу я дольше, тѣмъ яснѣе я вижу несомнѣнныя доказательства той истины, что Богъ управляетъ человѣческими дѣлами. Если ни одинъ волосъ не можетъ упасть безъ его позволенія, вѣроятно ли, чтобы могло возникнуть безъ его помощи цѣлое государство?… Я думаю, что безъ божескаго содѣйствія мы успѣемъ къ нашей политической постройкѣ не болѣе, какъ строители вавилонской башни. Мы будемъ раздѣлены нашими жалкими частными интересами, мы сдѣлаемся позоромъ будущаго. Печальнѣе же всего будетъ то, что послѣ нашего несчастнаго примѣра человѣчество потеряетъ навсегда надежду основать правленіе силой человѣческой мудрости; оно предоставитъ это дѣло случаю, войнѣ, завоеваніямъ.»

Хотя предложеніе Франклина соотвѣтствовало общему настроенію, но его боялись принять, чтобы не обнаружить предъ народомъ несогласія членовъ учредительнаго собранія и не возбудить еще большаго волненія умовъ.

Мало по малу несогласіе утихло; но утихло оно не потому, чтобы явилось полное примиреніе мнѣній, а потому, что каждый рѣшился сдѣлать уступку, пожертвовать личнымъ самолюбіемъ, лишь бы достигнуть общаго блага.

Наконецъ, конституція составлена; нужно ее подписать. Новое несогласіе, никто ею не доволенъ, по все-таки ее подписываютъ всѣ, потому что лучше имѣть не вполнѣ совершенную конституцію, чѣмъ вовсе никакой.

Подписанная конституція посылается въ штаты для разсмотрѣнія: новое и, можетъ бы ть, самое большое препятствіе. Федерація и конституція являются такимъ громаднымъ нововведеніемъ, предъ которымъ робѣютъ самые смѣлые вожди народа

А между тѣмъ съ ненормальнымъ положеніемъ страны нужно покончить: торговля ея уничтожена, промышленности нѣтъ, капиталы страны поглощены, до государственнаго банкротства остается только одинъ шагъ. Разсудительные люди требуютъ мира и порядка. ибо безъ нихъ экономическое процвѣтаніе невозможно; они требуютъ немедленнаго принятія конституціи. Противъ партіи мира выступаетъ другая партія — частію истинные патріоты, полагающіе, что благосостояніе Союза можетъ быть достигнуто совершеннѣе конституціею, составленною иначе, — частію политическіе аферисты, которымъ понравится, что съ уменьшившимся значеніемъ штатовъ уменьшится и ихъ значеніе… И всѣ эти несогласія примирить тѣмъ труднѣе, что каждый кричитъ о свободѣ, каждый выдаетъ себя за ея защитника, каждый дѣйствуетъ ея именемъ. Восторжествовать надъ этимъ хаосомъ взяли на себя представители федерализма въ липѣ Гамильтона, Джея и Мадисона. Они издали цѣлый рядъ писемъ или статей, въ которыхъ обсуживаютъ всѣ политическіе вопросы, имѣющіе отношеніе къ Америкѣ, и доказываютъ, что интересъ страны требуетъ принятія конституціи.

Первый штатъ, принявшій конституцію, былъ маленькій Делаваръ. За нимъ послѣдовала Пенсильванія, гдѣ общественное мнѣніе было привлечено на сторону конституціи Вильсономъ и Франклиномъ. Франклинъ между прочимъ сказалъ, что если бы самъ небесный ангелъ принесъ людямъ конституцію, то они и ею были бы недовольны; евреи были постоянно недовольны, несмотря на то, что ими управлялъ самъ Богъ. За Пенсильваніей послѣдовали Нью-Джерси, Георгія и Коннектикутъ; труднѣе согласился Массачусетсъ. Но его согласіе привлекло на сторону конституціи Мериландъ, южную Каролину и Нью-Гемширъ. Теперь оставалась Виргинія, штатъ, наиболѣе важный но своимъ политическимъ дѣятелямъ и по ихъ вліянію во время революціи. Отъ рѣшенія Виргиніи зависѣла судьба федераціи, потому что безъ Виргиніи и Нью-Іорка союзъ былъ немыслимъ. Во главѣ виргинской оппозиціи стоялъ страшный Пэтрикъ Генри, съ несокрушимымъ краснорѣчіемъ котораго бороться было трудно. Пэтрикъ Генри дѣйствовалъ на страсти и умѣлъ приводить въ смущеніе и волновать своихъ слушателей даже и тогда, когда былъ неправъ. Въ настоящемъ случаѣ Пэтрику было дѣйствовать тѣмъ легче, что онъ явился ярымъ защитникомъ свободы и независимости народа, и обвинялъ составителей конституціи въ узурпаціи, на которую народъ ихъ никогда не уполномочивалъ. Пэтрикъ говорилъ не дѣло, но тѣмъ не менѣе онъ разгромилъ своихъ противниковъ и склонилъ общественное мнѣніе къ себѣ. Нужно было уничтожить это вліяніе во что бы то ни стало, иначе Союзъ погибъ. Успокоителемъ возбужденныхъ Пэтрикомъ страстей явился Мадисонъ, а Витъ склонилъ окончательно собраніе на его сторону. Большинствомъ, но только пяти голосовъ, конституція была принята Виргиніею.

Наступило время выбора президента, назначили избирателей, у всѣхъ на устахъ было имя Вашингтона, и онъ избранъ единогласно. 4 марта 1789 г. сенатъ провозгласилъ Вашингтона президентомъ Союза, и 30 апрѣля Вашингтонъ явился въ конгрессъ для произнесенія присяги. При этомъ онъ произнесъ рѣчь, выдержками изъ которой я кончу настоящую статью. Рѣчь эта не блеститъ цвѣтами краснорѣчія, но въ ней есть больше, чѣмъ это; изъ нея видно, при какихъ условіяхъ возможна та форма правленія, творцами которой явились американцы. «Параграфъ, сказалъ Вашингтонъ, которымъ установлена исполнительная власть, возлагаетъ на президента обязанность рекомендовать вашему вниманію всѣ мѣры, находимыя имъ полезными или необходимыми. Въ настоящихъ обстоятельствахъ и при тѣхъ чувствахъ, которыя меня волнуютъ, я считаю лучше, вмѣсто рекомендаціи частныхъ мѣръ, заявить справедливое уваженіе къ талантамъ, правотѣ и патріотизму тѣхъ, кому предстоитъ ихъ скоро разсматривать и вотировать. Въ этомъ высокомъ нашемъ призваніи я почерпаю увѣренность, что никакія предубѣжденія, никакія мѣстныя привязанности, никакой духъ партіи не будутъ волновать того спокойствія и достоинства, которыя должны дарить въ этомъ союзѣ общества и разнообразныхъ интересовъ; я почерпаю также увѣренность, что основы нашей національной политики будутъ покоиться на чистомъ и вѣчномъ принципѣ частной нравственности. Превосходство свободнаго правительства будетъ доказано всѣми тѣми нравственными качествами, которыя привлекаютъ къ себѣ сердца гражданъ и уваженіе міра. Я настаиваю на этой надеждѣ со всѣмъ тѣмъ восторгомъ, которымъ можетъ вдохновить меня моя горячая любовь къ моей родинѣ; ибо если есть на землѣ истина, прочно установившаяся, то истина эта въ томъ, что между добродѣтелью и счастіемъ, между обязанностію и интересомъ, между честной и благородной политикой и вознаграждающимъ ея процвѣтаніемъ и общественнымъ благополучіемъ существуетъ тѣсная, нерасторжимая связь. Подумайте о томъ, что небо не благословитъ никогда народа, который презираетъ вѣчный законъ порядка и справедливости, подумайте о томъ, что вашему охраненію порученъ священный огонь свободы, и что судьба республиканскаго правленія связана, можетъ быть, въ послѣдній разъ съ опытомъ, который производитъ Америка».

Н. Шелгуновъ.

"Дѣло", № 2, 1868