Американская демократия (Виноградов)/РМ 1890 (ДО)

Американская демократия
авторъ Павел Гаврилович Виноградов

Опубл.: 1890. Источникъ: az.lib.ru и az.lib.ru • Часть первая.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

Американская демократія.

(The American Commonwealth by J. Brice, 3 volumes. London, 1888. — Американская республика, Джемса Брайса. Переводъ В. Н. Невѣдомскаго. Москва, 1889—90 г.; 3 тома).

Между Соединенными Штатами Сѣверной Америки и Западною Европой издавна установились своеобразныя взаимодѣйствія. Штаты являются не только отпрыскомъ политическаго и общественнаго развитія Англіи, во только главнымъ выходомъ для колонизаціоннаго движенія изъ Стараго Свѣта: вотъ уже болѣе ста лѣтъ они съ своей стороны оказываютъ могущественное вліяніе на страны, которыя ихъ населили. Вліяніе это сказывается, быть можетъ, еще сильнѣе въ сферѣ политическихъ идей и отношеній, нежели въ области матеріальныхъ интересовъ. Если промышленная дѣятельность Америки является однимъ изъ важнѣйшихъ факторовъ въ міровой торговлѣ, то политическій бытъ ея главной республики оказываетъ своего рода притяженіе на организацію европейскихъ странъ и программы европейскихъ партій. Можно указать нѣсколько условій, которыя въ своемъ совокупномъ дѣйствіи вызвали отмѣченный фактъ. Для Европы XVIII в., стремившейся выйти изъ стараго порядка и обновить окостенѣлыя историческія формы, борьба Америки за независимость и сознательно установленная въ ней республиканская конституція представляли прекрасный примѣръ устройства, достигнутаго свободною рѣшимостью народа и мудростью вышедшихъ изъ общества руководителей. И не только для Лафайетта и его единомышленниковъ имѣла силу эта идея: она сохраняетъ свое значеніе въ борьбѣ направленій послѣ французской революціи. Вопросы о томъ, насколько устройство штатовъ искусственно или традиціонно, насколько искусственный элементъ въ немъ выдержалъ критику исторіи, насколько своеобразность мѣстныхъ условій объясняетъ успѣхъ попытки создать государственный строй путемъ обдуманнаго и за одинъ разъ записаннаго соглашенія, — все это вопросы, которые обсуждались и рѣшались въ разныхъ формахъ въ теченіе всего девятнадцатаго вѣка. Аргументація отъ американской конституціи и отводы противъ нея несомнѣнно составляли одинъ изъ главныхъ пунктовъ въ спорѣ между приверженцами раціональной реформы и поклонниками исторической косности^[1].

Другое основное свойство американскаго строя, федерализмъ, оказало не менѣе замѣтное вліяніе на политическую мысль и законодательство Европы. Не въ Америкѣ, конечно, федерализмъ осуществился впервые. Древніе городскіе союзы, феодальные порядки среднихъ вѣковъ, швейцарская и нидерландская конфедерація въ новое время представляли богатый матеріалъ для изученія государствъ, какъ совокупности отдѣльныхъ и соединенныхъ государствъ. Юридическія и историческія изслѣдованія касались различныхъ сторонъ федерализма^[2]. Но только въ XIX вѣкѣ, и именно въ связи съ изученіемъ Америки, вопросъ о федерализмѣ выдвинулся и занялъ одно изъ главныхъ мѣстъ въ государственномъ правѣ и исторіи учрежденій. Нельзя отрицать, что во второй половинѣ вѣка объединеніе Германіи и необходимость найти среднюю норму между самостоятельностью ея частей и правами цѣлаго много содѣйствовали оживленному разбору теорій Bundesstaat и Staatenbund^[3]. Но и въ этой нѣмецкой литературѣ ссылки на Америку играли чрезвычайно важную роль, а главное начало дѣятельной разработки идей федерализма надо считать съ болѣе ранней эпохи, по крайней мѣрѣ, съ появленія работы Токвилля въ началѣ тридцатыхъ годовъ^[4]. Въ этой работѣ вопросъ ставился очень широко: дѣло шло не только о разверсткѣ верховныхъ правъ между штатами и союзомъ, а вообще объ отношеніи между государственнымъ цѣлымъ и его частями. Жизненность областныхъ и мѣстныхъ дѣленій въ Соединенныхъ Штатахъ была поставлена въ рѣзкую протувуположность государству централизованнаго чиновничества во Франціи и уяснена связь между американскими мѣстными учрежденіями и англійскимъ самоуправленіемъ. Такимъ образомъ, ученіе о децентрализаціи было впервые формулировано какъ одна изъ существенныхъ частей либеральной программы подъ вліяніемъ наблюденій надъ американскимъ порядкомъ.

Наконецъ, третьимъ и, можетъ быть, наиважнѣйшимъ условіемъ воздѣйствія Соединенныхъ Штатовъ на Европу является безусловное проведеніе демократическаго принципа въ ихъ жизнь^[5]. Изъ соціальнаго строя устранены всѣ, тѣ привилегіи и градаціи, которыя до сихъ поръ болѣе или менѣе ограничиваютъ въ различныхъ европейскихъ странахъ примѣненіе гражданскаго равенства. Въ политикѣ всѣ учрежденія сформированы для одной главной цѣли — служить органами общественнаго мнѣнія, т.-е. сознательно высказавшагося большинства гражданъ. Въ упрощенныхъ формахъ и въ громадныхъ размѣрахъ производится въ Америкѣ опытъ практическаго народовластія, и немудрено, что результаты опыта съ величайшимъ интересомъ обсуждаются и тѣми, кто вѣритъ въ будущность демократіи и считаетъ ея развитіе факторомъ прогресса, и тѣми, кто стремится ее задержать и ограничить, и тѣни, наконецъ, кто не сочувствуетъ самой общественной формѣ, признаетъ ея слабость и, въ то же время, считаетъ несомнѣннымъ, что такъ или иначе міровое развитіе въ ближайшемъ будущемъ поставлено въ зависимость именно отъ этой формы.

Нигдѣ непосредственный практическій интересъ ознакомленія съ Америкой не чувствуется такъ, какъ въ Англіи, которая послѣ парламентской реформы 1832 года вступила на путь послѣдовательной демократизаціи своихъ учрежденій. Уже хотя бы одно преобразованіе мѣстнаго управленія, проведенное нынѣшнимъ консервативнымъ кабинетомъ, существенно приближаетъ англійскій порядокъ къ американскому, который, такъ сказать, выдѣлился изъ англійской исторіи въ тотъ моментъ, когда она стала рѣзко отклоняться въ сторону аристократіи. Колоши какъ бы возродили и усилили старый демократическій складъ мѣстныхъ учрежденій какъ вслѣдствіе соціальнаго состава переселенцевъ, не благопріятствовавшаго, въ большинствѣ случаевъ, аристократическому расчлененію общества, такъ и вслѣдствіе вліянія религіозной и политической организаціи кальвинизма. Какъ бы то ни было, по странному стеченію обстоятельствъ, въ XIX вѣкѣ для метрополіи наступила эпоха реформъ, которыя мало-по-малу приближаютъ ее къ положенію, давно занятому колоніей.

Сочиненіе Брайса, которому посвящена настоящая статья, представляетъ самую замѣчательную попытку оріентироваться въ американскихъ учрежденіяхъ съ англійской точки зрѣнія. Коренное родство двухъ народовъ и ихъ политическихъ формъ постоянно подчеркивается въ этомъ сочиненіи. Но упомянутая книга даетъ больше, чѣмъ одностороннюю характеристику, прилаженную исключительно къ англійскимъ потребностямъ. Она разсматриваетъ всѣ важнѣйшія стороны политическаго быта Соединенныхъ Штатовъ и болѣе или менѣе отвѣчаетъ на всѣ тѣ общіе вопросы, которые рождались въ Европѣ при изученіи Америки. Въ настоящее время мы имѣемъ хорошее средство, чтобы судить о томъ, насколько примѣръ Соединенныхъ Штатовъ говоритъ за или противъ искусственной конституціи, федерализма и децентрализаціи, наконецъ, демократіи. Средство это — познакомиться съ капитальнымъ сочиненіемъ Брайса. И, несмотря на его значительный объемъ, важность задачи такъ велика, что едва ли рѣшится остранить ее отъ себя какой-либо мыслящій и образованный человѣкъ.

I.

Личность автора значительно выдвинулась за послѣднее врекя на политической сценѣ, хотя еще не фигурируетъ въ первомъ ряду ея дѣятелей. Брайсъ особенно извѣстенъ, какъ энергическій второй секретарь по постраннымъ дѣдамъ въ послѣднемъ министерствѣ Гладстона, т.-е. какъ бывшій оффиціальный представитель министерства иностранныхъ дѣлъ въ палатѣ общинъ. Его рѣчи по поводу турецкихъ злоупотребленій въ Критѣ и Арменіи свидѣтельствовали о томъ, что и въ "оппозиціи правительству Сольсбюри онъ ближайшимъ образомъ слѣдилъ за внѣшними отношеніями и обязательствами Англіи. Но и въ агитаціи въ пользу home rule’я^[6] Брайсъ выдѣлился какъ одинъ изъ главныхъ бойцовъ, и не можетъ быть сомнѣнія, что, въ случаѣ побѣды либераловъ на выборахъ, ему будетъ предоставлено мѣсто въ кабинетѣ. Въ Англіи извѣстность Брайса началась еще въ то время, когда онъ не былъ вліятельнымъ членомъ парламента, именно въ университетской сферѣ. Сочиненіе на тему о Священной Римской имперіи, поставленную Оксфордскимъ университетомъ, впервые обратило на него вниманіе. Послѣ необходимой переработки оно вышло въ формѣ книги, которая была оцѣнена высоко и за предѣлами Англіи и, дѣйствительно, представляетъ чрезвычайно живой и содержательный очеркъ историческаго развитія Германіи^[7]. Блистательному началу университетской карьеры Брайса не совсѣмъ соотвѣтствовало ея продолженіе. Онъ, правда, занялъ одну изъ самыхъ почетныхъ каѳедръ въ Оксфордѣ — каѳедру гражданскаго, т.-е. римскаго, права, ведущую свое легендарное начало, по крайней мѣрѣ, отъ XIII вѣка и преобразованную въ ея настоящемъ видѣ Генрихомъ VIII. По, несмотря на солидныя занятія въ нѣмецкихъ университетахъ, въ особенности подъ руководствомъ Вангерова, несмотря на живость ума и слова, на энергію характера, Брайсъ не въ силахъ былъ выбиться изъ обычной рутины профессорскаго преподаванія въ англійскихъ университетахъ. Онъ не смогъ создать себѣ аудиторію вопреки формализму экзаменныхъ требованій, которыя гонятъ студентовъ отъ научнаго изложенія предметовъ къ катехизическому усвоенію ихъ обрывковъ подъ скромнымъ руководствомъ преподавателей отдѣльныхъ колледжей. Немногимъ профессорамъ съ особеннымъ даромъ изложенія и умѣньемъ дѣйствовать на молодежь удавалось одолѣть это общее теченіе: "то удавалось въ Оксфордѣ Гольдтину Смиту по исторіи, Грину по философіи, Мэну по сравнительному правовѣдѣнію. Преподаваніе Брайса заглохло подобно преподаванію множества другихъ выдающихся ученыхъ. Онъ принужденъ былъ, подобно Стёббсу, Фриману, Поллоку, изъ года въ годъ довольствоваться десяткомъ слушателей. Найти удовлетвореніе въ чистоученой работѣ тоже не удавалось: практическая натура не умѣла сосредоточиться на научномъ матеріалѣ, послѣдовательно разработать отвлеченную систему мысли. Занятія римскимъ правомъ поэтому не привели и, вѣроятно, не приведутъ ни къ чему крупному: планъ Исторіи Юстиніана и его законодательства едва ли когда осуществится. Во всякомъ случаѣ, уже въ этой наименѣе спѣшной сторонѣ дѣятельности Брайса сказывается одна существенная черта въ его умственномъ складѣ. Несмотря на свое юридидическое воспитаніе и юридическую каѳедру, онъ сталъ историкомъ. Право и учрежденія разсматривались имъ въ связи съ тою историческою средой, которая ихъ породила, и Интересъ къ общему историческому процессу даже перевѣшивалъ для него спеціально юридическія цѣли. Эта широта постановки вполнѣ отдѣлила Брайса какъ отъ его собратій по каѳедрѣ, нѣмецкихъ пандектистовъ, прежде всего, занятыхъ отвлеченною догмой и систематическими конструкціями, такъ и отъ сродниковъ по національности — англійскихъ судей и адвокатовъ, великихъ казуистовъ и мастеровъ юридическаго анализа, часто утрачивающихъ въ правѣ сознаніе цѣлаго и пониманіе историческаго происхожденія этого цѣлаго.

Другая черта, проходящая черезъ всю дѣятельность Брайса и выгодно отличающая его отъ большинства его соотечественниковъ, это — его обширное и космополитическое образованіе. Брайсъ — великій путешественникъ, но не на манеръ тѣхъ англичанъ, которые надоѣдаютъ за границей всѣмъ остальнымъ націямъ. Для него путешествіе не исчерпывается переѣздами изъ одного отеля съ вышколенною по-англійски прислугой въ другой, восхожденіями по альпійскимъ ледникамъ и вершинамъ, провѣркой нумераціи каталоговъ по картиннымъ галлереямъ. Онъ хорошо знакомъ съ иностранными языками, внимательно изучаетъ бытовыя условія мѣстностей, которыя посѣщаетъ, умѣетъ наблюдать характерныя внѣшнія проявленія ихъ жизни. Именно такого рода отношеніе къ природѣ и людямъ отразилось и въ его Путешествіяхъ по Малой Азіи и Арменіи, и въ его описаніи Соединенныхъ Штатовъ. Въ данномъ случаѣ сказалось, быть можетъ, кромѣ личныхъ особенностей автора, его продолжительное пребываніе на континентѣ и вліяніе нѣмецкихъ университетовъ въ лучшую пору ихъ развитія. По крайней мѣрѣ, помимо космополитическихъ интересовъ и образованія, въ Брайсѣ чувствуется нѣкоторое германофильство. Оно особенно рѣзко проявилось въ его книгѣ о Священной Римской имперіи и отчасти объясняетъ его успѣхъ среди многочисленныхъ нѣмецкихъ избирателей въ восточномъ Лондонѣ, которымъ онъ говорилъ рѣчи на ихъ родномъ языкѣ. Въ послѣднее время, впрочемъ, черта эта, какъ пришлось замѣтить пишущему эти строки, значительно ослабѣла въ виду неумѣренно развившагося послѣ побѣдъ нѣмецкаго шовинизма.

Во всякомъ случаѣ, до своего сочиненія о Соединенныхъ Штатахъ Брайсъ производилъ впечатлѣніе человѣка и способнаго, и успѣшнаго, но какъ-то не вполнѣ высказавшагося, не совсѣмъ оправдывающаго ожиданія, которыя на него возлагались. Несмотря на исключительное образованіе, литературный и ораторскій талантъ, научную подготовку, запасъ теоретіческихъ знаній и жизненныхъ наблюденій, онъ, все таки, оставался во второмъ ряду и въ наукѣ, и въ политикѣ. Самое впечатлѣніе его личности на людей, приходившихъ съ нимъ въ соприкосновеніе, было какое-то противорѣчивое: не то онъ горячій приверженецъ извѣстнаго политическаго направленія, готовый всѣ дѣла и помышленія отдать на служеніе его задачамъ, не то разсчетливый, холодный и твердый шотландецъ, прежде всего, честолюбивый и, такъ сказать, сосредоченный на своихъ заднихъ мысляхъ, не то проводникъ широкихъ идеаловъ міровой связи и европейской цивилизаціи, не то представитель чисто-англійской университетской аристократіи, съ ея пріятною обезпеченностью и литературнымъ эпикурействомъ. Не всегда, вѣроятно, подобные люди находятъ лучшій выходъ для своей дѣятельности, слишкомъ часто они остаются на промежуточныхъ ступеняхъ, не удовлетворяя вполнѣ ни другихъ, ни себя, а иногда спускаются ниже — въ разрядъ неудачниковъ. Брайсъ блестящимъ и, можно сказать, неожиданнымъ образомъ вышелъ изъ этого положенія своею работой объ Американской республикѣ. Книга эта несомнѣнно первоклассная, какъ бы ни думали о подробностяхъ. Въ ней выгоднѣйшимъ образомъ нашли примѣненіе всѣ сильныя стороны писателя. Съ первыхъ же словъ видно, что современный политическій бытъ Соединенныхъ Штатовъ разсматривается въ ней человѣкомъ, вполнѣ искусившимся въ политической практикѣ, близко знакомымъ со всѣми техническими пріемами партійной борьбы, административнаго дѣлопроизводства и судебныхъ порядковъ, наблюдателемъ, который не удовлетворяется общими фразами и знаетъ, гдѣ искать недостатковъ и какъ цѣнить достоинства. При такихъ условіяхъ естественно ожидать дѣловитаго и обстоятельнаго описанія и, пожалуй, можно опасаться нѣкоторой мелочности и узкости взгляда, нѣкоторой сухости изложенія. Недостатки эти отстраняются тѣмъ, что работа служитъ общимъ цѣлямъ и на частномъ примѣрѣ раскрываетъ дѣйствіе общихъ политическихъ силъ нашего времени. Она задумана и приведена въ исполненіе ученымъ съ космополитическимъ образованіемъ, который, правда, не навязываетъ постоянно читателю сопоставленій съ тѣми или другими аналогичными фактами изъ быта Англіи, Франціи, Швейцаріи, не старается помѣстить въ своемъ текстѣ всѣ возможныя иллюстраціи изъ сочиненій Платона или Аристотеля, но который, видимо, хорошо знакомъ съ этими параллелями и подчеркиваетъ въ своемъ матеріалѣ все то, что можетъ дать поводъ къ сравненію разнородныхъ политическихъ комбинацій, выходившихъ изъ демократіи. Опредѣленная, строго-либеральная точка зрѣнія дала единство и импульсъ всей работѣ, но сами партійные противники Брайса признали, что изученіе фактовъ нисколько не пострадало отъ этого. Безпристрастіе нашего автора полное и даже удивительное: какъ разъ въ его сочиненіи можно найти при желаніи наилучшее оружіе для партійныхъ нападокъ противъ того демократическаго порядка, которому симпатизируетъ авторъ. Въ нашихъ глазахъ это одно изъ важнѣйшихъ достоинствъ работы. Много нужно для того, чтобы практическому дѣятелю возвыситься до подобнаго научнаго отношенія къ дѣлу: нужна, прежде всего, настолько твердая вѣра въ право принципа, которому служишь, чтобы исчезла всякая боязнь повредить ему разоблаченіемъ его слабыхъ сторонъ; нужно сознаніе, что только правда ведетъ, въ концѣ-концовъ, къ цѣли и что потворство дурнымъ инстинктамъ и извращающимъ вліяніямъ, неразлучнымъ съ каждымъ человѣческимъ устроеніемъ, есть, въ сущности, содѣйствіе врагамъ этого устроенія. Все это, нижетъ быть, и прописныя истины, и, однако, большинство политическихъ писателей отъ нихъ уклоняются, между тѣмъ какъ книга Брайса служитъ лучшимъ примѣромъ возможности ихъ примѣненія по поводу самыхъ современныхъ сюжетовъ и въ разгарѣ самой ожесточенной борьбы.

Изложеніе соотвѣтствуетъ содержанію. Оно просто и дѣльно и, при полномъ почти отсутствіи внѣшнихъ эффектовъ, производитъ впечатлѣніе яснымъ развитіемъ мыслей и ихъ естественною послѣдовательностью. Авторъ избѣгъ очень обыкновеннаго недостатка въ сочиненіяхъ подобнаго рода: онъ равномѣрно слѣдитъ за всѣми частями своего предмета и не старается или непремѣнно выдвигать повсюду новыя точки зрѣнія, или обходить тѣ пункты, по которымъ нельзя высказать ничего особенно новаго. Онъ даже съ нѣкоторымъ излишествомъ останавливается на фактахъ, повидимому, достаточно извѣстныхъ англійской и европейской публикѣ. Въ то же время, въ сочиненіи сказывается своеобразная недостаточность англійскихъ литературныхъ произведеній. Мы увидимъ, что планъ цѣлаго не симметриченъ, да и отдѣльныя части не отличаются правильностью построенія: аи торъ часто возвращается къ фактамъ, затронутымъ раньше, не затрудняется говорить много по нѣкоторымъ подраздѣленіямъ предмета и мало по другимъ, если такъ подсказываетъ содержаніе. Вообще нѣтъ той формальной ясности въ группировкѣ матеріала, которая такъ поражаетъ во французскихъ работахъ.

Есть и болѣе серьезные недостатки, которые скажутся при изложеніи самаго труда. Пока я только отмѣчаю общее, чрезвычайно благопріятное впечатлѣніе, производимое книгой, интересную и удачную постановку вопроса, которая до извѣстной степени предрѣшаетъ успѣхъ исполненія. Въ общей оцѣнкѣ результатовъ мы еще вернемся въ концѣ статьи, но такъ какъ не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что мы въ данномъ случаѣ имѣемъ дѣло съ весьма крупнымъ литературнымъ явленіемъ, то необходимо теперь же выяснить отношеніе, въ которомъ оно стоитъ къ другимъ капитальнымъ произведеніямъ по предмету.

Нечего и говорить, что Брайсъ усердно пользовался американскими сочиненіями, посвященными учрежденіямъ, праву и быту Соединенныхъ Штатовъ. Ему хорошо извѣстны какъ знаменитыя старыя работы Стори, Кента, такъ и современныя книги и статьи Кули, Розевельта, ученыхъ изслѣдователей Балтиморскаго университета и т. д. Но вся эта литература имѣетъ слишкомъ спеціальный и мѣстный характеръ, чтобы дать нашему автору руководящія идеи для его обработки. Какъ уже было сказано, онъ нисколько не старается непремѣнно отыскивать самостоятельныя точки зрѣнія по каждому вопросу, но его положеніе настолько своеобразно, что онъ какъ бы невольно получаетъ возможность быть самостоятельнымъ. Фактическое содержаніе не всегда результатъ личныхъ наблюденій; иногда оно почерпнуто изъ американскихъ книгъ, но освѣщеніе предмета иное и болѣе удачное, чѣмъ у американцевъ. Точно также нѣтъ идейной связи между сочиненіемъ Брайса и лучшею обработкой исторіи Соединенныхъ Штатовъ, книгой Гольста^[8]. Хотя послѣдняя посвящена преимущественно событіямъ XIX вѣка, а Брайсъ не одинъ разъ дѣлаетъ экскурсіи въ историческій матеріалъ, но, все-таки, англійскій авторъ сознательно держится въ сторонѣ отъ сколько-нибудь послѣдовательнаго и полнаго анализа этого матеріала. Его область — современность, и исторія играетъ въ ней только вспомогательную роль. Другой вопросъ, насколько правъ Брайсъ въ такомъ ограниченіи своей задачи. Современность понимается имъ, пожалуй, въ слишкомъ узкомъ смыслѣ, и мы увидимъ на изложеніи отдѣльныхъ вопросовъ, что иногда Брайсу недостаетъ для вѣрнаго сужденія какъ разъ историческаго фона^[9]. Во всякомъ случаѣ, связь между сочиненіями Брайса и Гольста слабая: многотомное произведеніе нѣмецкаго писателя можетъ служить хорошимъ дополненіемъ къ тремъ томамъ англійскаго автора, но оно оказало на нихъ воздѣйствіе только въ подробностяхъ.

Иное дѣло Демократія въ Америкѣ Токвилля: это — какъ разъ то литературное произведеніе, которое всего естественнѣе сравнить съ Американскою республикой и которое, повидимому, самъ Брайсъ всего чаще сравнивалъ съ результатами своихъ изысканій. Пятьдесятъ слишкомъ лѣтъ, конечно, многое измѣнили, но основы порядка остались тѣ же, и интересно прослѣдить, насколько движеніе исторической и политической литературы исправило оцѣнки и характеристики знаменитаго французскаго публициста. Вліяніе его книги было несомнѣнно громадное, и положительныя достоинства ея, быть можетъ, даже преувеличивались въ теченіе сороковыхъ, пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ. Впослѣдствіи наступила реакція, пошедшая опять-таки слишкомъ далеко. Нѣтъ основанія безусловно противуполагать, подобно Гольсту, образцовую работу по Старому порядку легкомысленной и поверхностной Демократіи въ Америкѣ^[10] или говорятъ вмѣстѣ съ лордомъ Актономъ о «холодной сентенціозности» Тоівилдя. Но Брайсъ несомнѣнно раскрылъ многія слабыя стороны своего предшественника и не безъ удовлетворенія подчеркнулъ ихъ. Помимо ряда частныхъ поправокъ и возраженій, онъ считаетъ неудачною общую постановку задачи, вслѣдствіе которой получилось не изображеніе американскаго порядка, а рядъ апріорныхъ дедукцій на тему о свойствахъ и послѣдствіяхъ демократіи, для которыхъ американскій матеріалъ является запасомъ иллюстрацій. Не отвергая необходимости въ конечныхъ выводахъ, Брайсъ отыскиваетъ ихъ путемъ осторожнаго обобщенія отъ дѣйствительности и считаетъ невозможнымъ упростить эту дѣйствительность до такой степени, чтобы она служила только для анализа демократіи. Всѣ осложненія этой дѣйствительности имѣютъ право на разсмотрѣніе, хотя бы отъ этого и страдала схематическая правильность изложенія. Нечего и говорить, однако, что по многимъ пунктамъ англійскій изслѣдователь подтверждаетъ и расширяетъ наблюденія своего французскаго предшественника. Какъ это часто бываетъ въ случаяхъ систематическихъ поправокъ со стороны болѣе поздняго писателя, работа послѣдняго хотя и даетъ новые результаты, но въ установленіи ихъ слѣдуетъ за всѣми извилинами стараго пути.

Вообще, было бы не совсѣмъ справедливо сравнивать сочиненія Токвилля и Брайса, ставя ихъ какъ бы на одинъ планъ. Такого рода сравненіе было бы невыгодно для Токвидля въ томъ отношеніи, что болѣе подробная и современная работа англичанина чрезмѣрно выиграла бы, благодаря обилію и точности фактическихъ свѣдѣній. Но еще медѣе выгодно было бы оно для Брайса по соображеніямъ высшаго порядка: какъ ни полезна и ни интересна его книга, она никакъ не можетъ разсчитывать на то значеніе въ литературѣ, которое выпало на долю Демократіи въ Америкѣ, Даже если оставить въ сторонѣ вопросъ о вліяніи, разсужденія Токвидля, хотя и менѣе документально обоснованныя, хотя иногда искусственныя, всегда сохранятъ славу глубокомысленнаго анализа одной изъ важнѣйшихъ политическихъ формъ. Задача и средства Брайса много проще, и тѣ улучшенія, которыя ему удалось провести въ обработкѣ предмета, еще не даютъ ему права мѣряться съ Токвиллемъ по роли въ общественной наукѣ.

Совершенно въ иномъ отношеніи стоитъ нашъ авторъ къ своему товарищу по Оксфордскому университету А. В. Дайси, одному изъ самыхъ блестящихъ современныхъ публицистовъ Англіи. Несмотря на серьезную разницу точекъ зрѣнія — Дайси либералъ-уніонистъ и ревностный противникъ home-rule’я — оба писателя совершенно сошлись въ своихъ сужденіяхъ относительно весьма важныхъ сторонъ американской системы. Дайси два раза касался ея въ статьѣ о федерализмѣ, помѣщенной въ Law Quarterly Review за 1885 годъ и въ своихъ прекрасныхъ лекціяхъ по англійскому государственному праву^[11]. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ онъ изучалъ американскій строй въ виду матеріала для сопоставленій съ англійскими условіями. И сходство, и различіе одинаково поучительны; только при сравненіи обоихъ порядковъ выясняются должнымъ образомъ ихъ характерныя черты. На двухъ пунктахъ Дайси особенно настаивалъ. Въ организаціи власти такія существенныя разницы, какъ противуположность федерализма и единства, раздѣленія политическаго вліянія между равноправными учрежденіями въ Америкѣ и сосредоточенія его вокругъ палаты общинъ въ Англіи, стоятъ въ тѣсной связи съ менѣе замѣченнымъ, но менѣе важнымъ различіемъ: въ Америкѣ конституція утверждена и неподвижна, измѣненія въ ней проводятся исключительными и затрудненными способами; въ Англіи высшимъ принципомъ государственнаго строя является верховенство парламента, который всегда можетъ произвести какое угодно измѣненіе въ основныхъ закоyахъ, какъ и во второстепенныхъ. Въ противуположность этому глубокому различію между Америкой и Англіей выступаетъ общій фундаментъ ихъ публичнаго права, который Дайси характеризуетъ словами — «господство закона». Въ силу принципа, одинаково примѣнимаго въ обѣихъ странахъ, область управленія подчинена, дѣйствію общаго права, не существуетъ особой административной подсудности и отвѣтственности; всѣ акты, совершаемые должностными лицами, подлежатъ вѣдѣнію судебной власти, и никто не можетъ избѣжать отвѣтственности за незаконный поступокъ ссылкою на чье бы то ни было административное распоряженіе. Мы увидимъ, что Брайсъ также настаиваетъ на этихъ положеніяхъ и развиваетъ ихъ указаніями на цѣлый рядъ частныхъ фактовъ, къ которымъ они примѣняются. Онъ при этомъ оговаривается, что сходство его ученія съ взглядами Дайси объясняется не заимствованіемъ, а совпаденіемъ, и что соотвѣтствующія главы его Американской республики были написаны еще до появленія въ свѣтъ работъ Дайси. Вопросъ о томъ, кому принадлежитъ въ данномъ случаѣ литературное первенство, имѣетъ для насъ второстепенное значеніе; несомнѣнная близость взглядовъ между двумя писателями, принадлежащими къ разнымъ политическимъ партіямъ, свидѣтельствуетъ до извѣстной степени о характерности самыхъ наблюденій.

При обзорѣ литературныхъ произведеній, которыя представляютъ матеріалъ для оцѣнки книги Брайса, нельзя упускать изъ вида послѣднее крупное изданіе Мэна — собраніе его этюдовъ о Народномъ правленіи^[12]. Для многихъ континентальныхъ поклонниковъ Мэна оно было непріятною неожиданностью. Писатель, шедшій во главѣ передоваго направленія въ изученіи права, много содѣйствовавшій разрушенію старыхъ догматическихъ воззрѣній и распространенію взгляда на право, какъ на форму, постоянно измѣняющуюся въ зависимости отъ историческихъ обстоятельствъ, выступилъ въ политической области съ рѣзкимъ осужденіемъ либеральныхъ теорій, противъ демократическаго теченія и въ защиту исторической косности. Для англичанъ, ближе знакомыхъ съ положеніемъ и личностью Мана, въ этомъ раскрытіи его политическихъ воззрѣній не было ничего страннаго. Во-первыхъ, онъ всецѣло принадлежалъ къ умственной и Должностной аристократіи и не могъ примириться съ мыслью о неизбѣжномъ пониженіи привилегированныхъ лицъ и классовъ въ демократическомъ развитіи; во-вторыхъ, его историческое направленіе дѣлало его скептикомъ какъ относительно догматовъ, добытыхъ путемъ возведенія въ вѣчный принципъ основъ существующаго порядка, такъ и относительно увлеченій реформаторовъ будущимъ и ихъ легендарныхъ представленій о прошедшемъ. Протестъ Борка вновь слышится въ этихъ размышленіяхъ, хотя уже далеко не съ прежнею силой и страстностью. Критика направляется при этомъ не столько противъ революціоннаго элемента, сколько противъ общаго вліянія демократіи. Мэнъ старается показать, что политическое равенство, къ которому она стремится, есть, въ сущности, раздробленіе власти, что ея соціальныя тенденціи грозятъ ниспроверженіемъ гражданскому порядку и что въ духовномъ отношеніи полное воцареніе демократіи равнялось бы установленію обскурантизма. Относительно Америки Мэнъ признаетъ, что ея примѣръ до извѣстной степени доказываетъ осуществимость демократической программы въ государственномъ бытѣ, но, по его мнѣнію, успѣхъ американскаго эксперимента объясняется, главнымъ образомъ, условіями, не имѣющими ничего общаго съ демократіей, именно вліяніемъ англійскихъ традицій и мудрыми ограниченіями демократическаго принципа, внесенными въ федеральную конституцію. Нечего распространяться о томъ, что по духу не можетъ быть ничего общаго между Мэномъ и Брайсомъ; бѣглая характеристика американскихъ учрежденій въ четвертомъ этюдѣ Мэна не обязывала автора Американской республики къ подробному разбору или опроверженію. И, все-таки, сближеніе обѣихъ работъ любопытно въ двухъ отношеніяхъ. Впечатлѣніе, произведенное статьями Мэна при ихъ появленіи, было довольно значительное, особенно въ Англіи. Онѣ не только послужили выраженіемъ все болѣе распространяющагося въ наше время политическаго скептицизма, защищающаго старыя формы изъ недовѣрія къ новымъ, но онѣ, кромѣ того, совпали съ кризисомъ, деморализовавшимъ часть англійской либеральной партіи и вызвавшимъ въ ней расколъ. Ирландскій вопросъ былъ для многихъ представителей англійскаго либерализма самымъ рѣзкимъ примѣненіемъ необдуманнаго вмѣшательства государства въ область пріобрѣтенныхъ правъ и въ свободу договорныхъ отношеній. Планы форсированнаго выкупа землевладѣльцевъ, опредѣленіе ренты судебными рѣшеніями, политика аграрнаго покровительства низшимъ земледѣльческимъ классамъ наперекоръ формальнымъ правамъ землевладѣльцевъ, — все это признаки движенія, можетъ быть, болѣе страшнаго для сторонниковъ политическаго индивидуализма, нежели даже перспектива ирландской самостоятельности въ управленіи. Насколько опыты Мэна отвѣчали хмурому настроенію и тревожнымъ ожиданіямъ, вызваннымъ отмѣченными условіями, настолько работа Брайса, несмотря на безпристрастное изложеніе и строгую критику дѣйствительности, проводитъ въ общемъ убѣжденіе въ положительной роли демократическаго порядка и въ открытомъ передъ нимъ широкомъ будущемъ.

И, тѣмъ не менѣе, Брайсъ, подобно Мону, охотно подчеркиваетъ преемственную связь между англійскими и американскими учрежденіями и отказывается объяснять послѣднія исключительно какъ приложеніе чистой демократіи. Поэтому, несмотря на радикальную противуположность общаго направленія, по отдѣльнымъ пунктамъ, имѣющимъ отношеніе къ историческому развитію учрежденій, оба писателя высказываются довольно сходно.

Кромѣ упомянутыхъ работъ, есть, конечно, много другихъ, которыя любопытно сопоставить съ книгой Брайса, но мнѣ кажется, что перечисленныя можно считать главнѣйшими и по характерности точекъ зрѣнія, и по, вліянію въ литературѣ^[13].

II.

Переходя къ характеристикѣ главныхъ результатовъ работы Брайса я буду держаться послѣдовательности его изложенія. Оно распадается на четыре части: въ первой — дѣло идетъ о національномъ или союзномъ правительствѣ; второй тонъ содержитъ въ себѣ два самостоятельные отдѣла: объ управленіи штатовъ и мѣстностей и о политическихъ партіяхъ; третій томъ занятъ рядомъ довольно разнородныхъ этюдовъ, посвященныхъ общественному мнѣнію, мѣстнымъ разновидностямъ партій, задачамъ территоріальной и экономической политики, женскому вопросу, сословію юристовъ, вліянію желѣзныхъ дорогъ, университетамъ, религіи и церкви, наконецъ, общей оцѣнкѣ демократіи. Уже изъ этого перечисленія вопросовъ видно, что третій томъ составленъ, пожалуй, довольно случайно. Но хотя относительно подробностей такое замѣчаніе вполнѣ справедливо, кое-что могло бы быть устранено, а многое прибавлено, общее единство есть и въ этомъ третьемъ томѣ: онъ представляетъ характеристику американской демократіи въ ея общественныхъ проявленіяхъ такъ же, какъ первые два сосредоточиваются на ея политической организаціи. Само собою разумѣется, что въ настоящей статьѣ я могу отмѣтить только весьма немногое изъ богатаго матеріала, собраннаго Брайсомъ. При этомъ я постараюсь остановить вниманіе читателей на тѣхъ пунктахъ, которые представляются наиболѣе новыми, по крайней мѣрѣ, для русскихъ.

Сравнительно наименѣе даетъ въ этомъ смыслѣ первый томъ, такъ какъ федеральныя учрежденія давно привлекали и привлекаютъ вниманіе изслѣдователей. Всѣмъ извѣстно, что американская конституція, дѣйствительно, основана на принципѣ раздѣленія властей, который Монтескьё отыскивалъ въ англійской системѣ. Мэнъ безъ достаточныхъ основаній утверждаетъ, что въ XVIII в., и именно при Георгѣ Ш, исполнительная власть въ Англіи была на самомъ дѣлѣ независима отъ законодательной, король имѣлъ область дѣйствій, независимую отъ вліянія палаты общинъ, такъ что и Монтескьё былъ въ свое время правъ, и американцы установили свое президентство, какъ сколокъ съ власти англійскаго короля, Эта мысль кажется мнѣ болѣе остроумной, нежели основательной: хотя Георгъ 111, безъ сомнѣнія, не былъ еще доведенъ до чисто-церемоніальнаго положенія современнаго англійскаго монарха и, какъ извѣстно, давалъ чувствовать свое вліяніе въ политикѣ, тѣмъ не менѣе, при немъ не можетъ быть рѣчи о принципіальной самостоятельности исполнительной власти: уже одна связь его министровъ съ парламентомъ показываетъ, что въ тогдашнемъ англійскомъ строѣ не было мѣста для раздѣленія властей. Брайсъ обращаетъ все вниманіе на контрастъ между англійской и американской системами, — контрастъ глубокій, первоначальный, а не выработавшійся за послѣднее время. Конституція Соединенныхъ Штатовъ, дѣйствительно, отводитъ президенту строго-отмежеванный кругъ дѣятельности, мало значительный въ обыкновенное время, но развивающійся почти до диктатуры въ случаѣ серьезныхъ національныхъ затрудненій. Министры являются не представителями большинства въ парламентѣ или, точнѣе, въ палатѣ общинъ, а личными помощниками президента, которыхъ онъ покрываетъ своимъ авторитетомъ и отвѣтственностью. Такъ какъ власть дается президенту на опредѣленный срокъ, а не въ зависимости отъ перемѣщеній большинства въ конгрессѣ, то между президентомъ и конгрессомъ возможны конфликты, и, притомъ, безъисходные, если враждебное президенту большинство недостаточно многочисленно, чтобы переломить его veto^[14]. Интереснѣе всего то значеніе, которое Брайсъ придаетъ этому veto. Онъ указываетъ на популярность и частое употребленіе этого средства, которое, повидимому, ограничиваетъ дѣятельность представителей націи въ конгрессѣ. Президенты постоянно «уничтожаютъ» билли, прошедшіе черезъ конгрессъ, и такое пользованіе прерогативой не только не возбуждаетъ противъ нихъ массу населенія, а, напротивъ, вызываетъ обыкновенно ея сочувствіе. Въ этомъ характерномъ фактѣ сказывается одно важное условіе: президентъ самъ является представителемъ народа, хотя и единоличнымъ въ своей области; власть его не имѣетъ самостоятельнаго корня, подобно власти какого-нибудь короля, и потому сопротивленіе представительнымъ учрежденіямъ понимается какъ проявленіе усердія и дѣятельности, а не какъ попытка тормазить общественное мнѣніе. Подобное отношеніе къ президенту тѣмъ болѣе любопытно, что онъ рѣдко избирается за выдающійся талантъ или заслуги: въ немъ ищутъ, главнымъ образомъ, человѣка, на которомъ могли бы сойтись различныя группы извѣстной партіи. Не бѣда, если онъ окажется посредственностью; это, пожалуй, даже лучше, потому что у посредственныхъ людей обыкновенно меньше враговъ, чѣмъ у личностей выдающихся.

Главы, посвященныя сенату, производятъ не совсѣмъ благопріятное впечатлѣніе въ томъ отношеніи, что Брайсъ, видимо, старается въ нихъ представить поправки къ ходячимъ мнѣніямъ и при этомъ самъ теряетъ иногда равновѣсіе. Въ данномъ случаѣ онъ отчасти заслуживаетъ упрека, котораго вообще избѣжалъ, — упрека въ искусственномъ подновленіи предмета. Издавна всѣ привыкли считать сенатъ самымъ успѣшнымъ созданіемъ учредителей американской конституціи, указывали на его достоинство и политическую опытность въ контрастъ низкопробному значенію палаты представителей; выставляли, какъ существенную особенность и гарантію согласнаго дѣйствія различныхъ органовъ государства, участіе сената въ ясполнительной власти, его вліяніе на заключеніе договоровъ и административныя назначенія; подчеркивали, наконецъ, умѣряющую роль этой немногочисленной верхней палаты, избираемой штатами, а не народомъ, среди учрежденій, зависящихъ отъ всеобщей подачи голосовъ и внимательныхъ ко всѣмъ случайнымъ колебаніямъ общественнаго мнѣнія. Въ высокой оцѣнкѣ сената сходятся такіе разнородные умы, какъ Токвилдь я Мэнъ. Брайсъ расположенъ поотбавить значительно отъ этой оцѣнки. Онъ съ удареніемъ указываетъ, что американскій сенатъ никакъ не представляетъ авторитетнаго собранія, поставленнаго въ совершенно иныя условія и набраннаго изъ совершенно иныхъ людей, нежели всѣ остальныя коллегіальныя учрежденія штатовъ.

Въ этомъ отношеніи Брайсъ передаетъ наблюденіе, повидимому, совершенно основательное. Интересно также замѣчаніе, что роль сената’въ исполнительной области едва ли имѣетъ особенное значеніе въ настоящее время. Уже въ этомъ пунктѣ, однако, изложеніе нашего автора представляетъ само матеріалъ для возраженій ему. Въ результатѣ вмѣшательства сената въ эту область выработался обычай такъ называемой «вѣжливости по отношенію къ сенату», въ силу котораго отдѣльные члены этой корпораціи, принадлежащіе къ господствующей партіи, имѣютъ почти рѣшающій голосъ по вопросамъ о федеральныхъ назначеніяхъ въ штатахъ, избравшихъ ихъ. Это очень стѣсняетъ президента и иногда приводитъ къ столкновеніямъ; въ общемъ обычай крѣпко держится и обезпечиваетъ сенаторамъ обширную кліентелу въ ихъ партіяхъ. Главное, нельзя не протестовать противъ утвержденія Брайса, что сенатъ является счастливою случайностью среди американскихъ учрежденій. Нашъ авторъ указываетъ на то, что составители конституціи не имѣли съ самаго напала въ виду созданіе верхней палаты именно въ такой формѣ, что она выработалась въ результатѣ компромисса между крупными и мелкими штатами подъ вліяніемъ традиціи исполнительныхъ совѣтовъ, стоявшихъ рядомъ съ губернаторами въ колоніяхъ. Но развѣ первоначальная неясность плана въ умахъ составителей исключаетъ возможность его происхожденія подъ вліяніемъ условій существенныхъ и необходимыхъ? И развѣ такіе факты, какъ сильное развитіе индивидуальности отдѣльныхъ штатовъ, какъ значеніе традиціи англійскаго управленія, какъ исканіе посредствующаго звена между единичнымъ представителемъ исполнительной власти и коллегіальнымъ представительствомъ народа могутъ быть названы случайными, а не существенными? Во всякомъ случаѣ, любопытна общая оцѣнка, которую Брайсъ дѣлаетъ сенату, какъ учрежденію, удавшемуся въ особенности въ отрицательномъ отношеніи.

«На чемъ же основано мнѣніе, что учрежденіе сената увѣнчалось успѣхомъ? На томъ, что сенатъ достигъ главной цѣли, которую имѣли въ виду составители конституціи: онъ сдѣлался центромъ тяжести американскаго правительства и пріобрѣлъ достаточный авторитетъ для того, чтобы сдерживать, съ одной стороны, „демократическую опрометчивость“ палаты представителей, а съ другой стороны — „монархическое честолюбіе“ президента республики. Поставленный промежъ этихъ двухъ властей, онъ сдѣлался соперникомъ и противникомъ для обѣихъ. Палата представителей не можетъ ничего довести до конца безъ его содѣйствія. Президента республики онъ можетъ обречь своимъ сопротивленіемъ на бездѣйствіе. Успѣшная дѣятельность этого рода имѣетъ отрицательный или запретительный характеръ»^[15].

Именно этимъ отрицательнымъ успѣхомъ особенно и дорожитъ, по мнѣнію автора, американская демократія.

«Вся система американской конституціи имѣетъ цѣлью преимущественно устойчивость государственныхъ учрежденій, а не ихъ способность къ полезной дѣятельности; поэтому она создаетъ такія коллегіальныя учрежденія, которыя способны не столько къ производительной дѣятельности сколько къ противодѣйствію всякимъ перемѣнамъ въ общемъ механизмѣ государственнаго управленія».

Если и президентъ, и сенатъ во всякомъ случаѣ съ достоинствомъ представляютъ государственную власть Соединенныхъ Штатовъ, то нельзя сказать того же про палату депутатовъ, избираемую на короткій срокъ (2 года) всеобщимъ голосованіемъ. Составъ ея значительно ниже состава европейскихъ законодательныхъ собраній, особенно англійской палаты общинъ. Въ ней, правда, нѣтъ «ни тѣхъ умственно неразвитыхъ богачей, которые деньгами пріобрѣтаютъ право вступить на политическое поприще, ни молодыхъ любителей спорта или свѣтскихъ людей;» но общій уровень образованія въ ней не особенно высокъ и въ ней не мало людей неразборчивыхъ въ нравственномъ отношеніи. Американскіе избиратели не считаютъ нужнымъ посылать въ конгрессъ людей, хорошо знакомыхъ съ государственными дѣлами или, по крайней мѣрѣ, привыкшихъ къ ихъ обсужденію. Для политики, по ихъ мнѣнію, не нужно никакой спеціальной подготовки. При каждой смѣнѣ палаты половина депутатовъ избирается заново, и едва эти новые члены успѣютъ за два года нѣсколько ознакомиться съ своимъ положеніемъ и обязанностями, какъ ихъ уже вытѣсняетъ слѣдующая очередь. Избиратели Западныхъ Штатовъ вообще смотрятъ на мѣсто въ палатѣ какъ на хорошую командировку, которой никто не имѣетъ права пользоваться подолгу въ ущербъ товарищамъ. Къ этому присоединяется мѣстный патріотизмъ, исключающій возможность избранія самыхъ выдающихся людей внѣ предѣловъ того общества, въ которомъ они проживаютъ. Если въ одномъ избирательномъ округѣ, въ крупномъ городскомъ центрѣ, наприм., живетъ десять человѣкъ, способныхъ съ честью занять мѣста въ конгрессѣ, а рядомъ въ глухой области нѣтъ никого подходящаго, то, все-таки, избиратели послѣдней и не подумаютъ обратиться къ сосѣдямъ, а пошлютъ своего человѣка, хотя бы и совсѣмъ плохаго, а гдѣ есть излишекъ годныхъ людей, тамъ онъ пропадетъ даромъ. При этихъ условіяхъ члены палаты депутатовъ въ общемъ пользуются очень невысокою репутаціей.

Характеръ совѣщаній нижней палаты конгресса соотвѣтствуетъ ея невыгодному составу. Въ ней господствуютъ безпорядокъ и вульгарность. Чтобы сколько-нибудь сдержать членовъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ каждому предоставляется говорить не болѣе пяти минутъ. Обсужденіе и разработка мѣръ вообще перенесена изъ полнаго собранія въ комитеты, которыхъ насчитывается до шестидесяти. Вся палата обращается, въ сущности, въ матеріалъ для избранія этихъ комитетовъ, которые составляются спикеромъ, т.-е. предсѣдателемъ, по его усмотрѣнію. Власть послѣдняго, именно вслѣдствіе неудовлетворительнаго состава собранія, громадная и онъ беззастѣнчиво пользуется ею въ интересахъ своей партіи. Результаты подобнаго устройства не могутъ быть блестящи. И дѣйствительно, какъ въ законодательномъ, такъ и въ финансовомъ отношеніи дѣятельность конгресса не выдерживаетъ самой снисходительной критики. Биллей вносится множество, составлены они кое-какъ и по содержанію, и по формѣ; девятнадцать двадцатыхъ общаго числа благополучно уничтожаются въ комитетахъ; тѣ, которые проходятъ, представляютъ обыкновенно нескладный компромиссъ между различными оттѣнками мнѣній, высказывавшихся въ странѣ и представленныхъ въ палатѣ; общее собраніе имѣетъ среднимъ числомъ два часа для окончательнаго обсужденія мѣръ; въ суммѣ получается случайное, сбивчивое, противорѣчивое законодательство, которое скорѣе затрудняетъ практику, чѣмъ руководитъ ею. Надо прибавить, что во множествѣ случаевъ законодательнымъ аппаратомъ злоупотребляютъ для эгоистическихъ цѣлей. Мѣры за и противъ желѣзныхъ дорогъ, городскихъ корпорацій, государственныхъ имуществъ постоянно стоятъ въ программѣ дѣйствій конгресса, я каждая является поводомъ къ ожесточенной борьбѣ частныхъ интересовъ 8 къ попыткамъ эксплуататоровъ. Что касается финансовъ, то никакой послѣдовательной политики въ данномъ случаѣ не существуетъ, нѣтъ даже самаго элементарнаго стремленія свести концы съ концами. Доходы и расходы развиваются сами по себѣ, и только неисчерпаемое богатство штатовъ и незначительность предъявляемыхъ государствомъ требованій дѣлаетъ выносимымъ, такое анархическое хозяйство.

Во всѣхъ этихъ отношеніяхъ есть, конечно, значительная разница между веденіемъ дѣла въ сенатѣ и въ палатѣ представителей, хотя разница эта больше указана Брайсомъ въ общихъ чертахъ, чѣмъ прослѣжена въ подробностяхъ. Отъ характеристики крайней неудовлетворительности палаты онъ какъ-то незамѣтно переходитъ къ осужденію мѣропріятій конгресса вообще, и, повидимому, мысль его сводится въ данномъ случаѣ къ признанію именно отрицательнаго вліянія сената, который достаточно самостоятеленъ и опытенъ, чтобы воспрепятствовать множеству злоупотребленій, но не достаточно силенъ, чтобы вывести дѣятельность конгресса на иной путь въ положительномъ смыслѣ.

Переходя къ юридическимъ гарантіямъ государственнаго строя Америки, Брайсъ, прежде всего, возражаетъ противъ восхваленія порядка политическаго обвиненія. Токвилль доказывалъ, что право, предоставленное нижней палатѣ возбуждать передъ сенатомъ политическое преслѣдованіе противъ должностныхъ лицъ и даже самого президента, служитъ весьма существенною гарантіей свободы и предохраняетъ отъ революцій. При этомъ онъ особенно подчеркиваетъ неопредѣленныя выраженія конституціи относительно злоупотребленій, подающихъ поводъ къ преслѣдованію^[16]. Всякое политическое недовольство можетъ, по его мнѣнію, высказаться такимъ преслѣдованіемъ, которое не имѣетъ ничего позорящаго и не приводить обязательно къ тяжелымъ карамъ, а, въ то же время, даетъ возможность устранить неугоднаго правителя. Брайсъ замѣчаетъ, что этотъ прославляемый порядокъ на практикѣ имѣетъ весьма мало значенія. По его выраженію, это «орудіе слишкомъ большаго калибра, чтобы имъ пользоваться». Примѣняется этотъ способъ дѣйствій весьма рѣдко и, какъ показалъ процессъ президента Джонсона, самые ожесточенные противники находятъ затруднительнымъ преслѣдовать юридически за столкновенія въ политикѣ. Тѣмъ съ большимъ вниманіемъ останавливается Брайсъ на организаціи судебной власти въ штатахъ и на ея государственной роли. Извѣстно, что роль эта громадная. Федеральные суды призваны не только разрѣшать тяжбы и преслѣдовать правонарушенія частныхъ лицъ, они постоянно имѣютъ дѣло съ конституціонными вопросами и интересами какъ союза, такъ и отдѣльныхъ штатовъ. Эту конституціонную роль — право высказываться о значеніи закона, степени и случаяхъ его примѣненія, право тѣмъ самымъ косвенно провѣрять и сдерживать дѣятельность законодательной власти, — и европейцы, и американцы слишкомъ часто разсматриваютъ какъ нѣчто нарочно придуманное для Соединенныхъ Штатовъ и какъ коренное отличіе ихъ строя. Въ сущности же, конституціонное вліяніе судовъ въ Америкѣ является не хитрымъ измышленіемъ, а простымъ приложеніемъ широкаго общеанглійскаго принципа, которое Брайсъ, подобно Дайси, называетъ «господствомъ права». Фундаментъ, на которомъ держится дѣятельность федеральныхъ судовъ, есть правило, что должностное лицо отвѣчаетъ за свои поступай передъ общими судами по общему праву.

Это основное положеніе примѣняется въ Англіи такъ же, какъ и въ Америкѣ, и въ силу него англійскій судъ можетъ быть призванъ рѣшать политическіе вопросы, подобно американскому, можетъ, наприм., приговорить въ вознагражденію за нанесенный убытокъ чиновника, взыскавшаго подать по распоряженію начальства, но безъ основанія въ парламентскомъ актѣ, или признать недѣйствительнымъ постановленіе какого-нибудь законодательнаго учрежденія колоніи, если оно противорѣчитъ закону, установленному англійскимъ парламентомъ. Существенная разница между Англіей и Америкой состоитъ въ томъ, что въ Англіи суды не призваны высказываться объ актахъ самаго англійскаго парламента и не могутъ опорочить ихъ,.такъ какъ парламентъ въ совокупности своихъ трехъ составныхъ элементовъ — короля, палаты лордовъ и палаты общинъ — обладаетъ верховенствомъ и выше его рѣшенія ничего нѣтъ въ законодательной области. Въ сучаѣ прямаго противорѣчія между двумя актами этого верховнаго учрежденія, позднѣйшій актъ всегда долженъ считаться отмѣняющимъ болѣе ранній. Иное дѣло въ Америкѣ, гдѣ есть утвержденная конституція. Конституція эта есть основной законъ, добытый особымъ способомъ, подлежащій Измѣненію только въ особомъ порядкѣ и потому возвышающійся надъ всѣдя актами отдѣльныхъ штатовъ, какъ бы они ни были торжественны, и ладъ всѣми актами обычнаго законодательства въ самомъ Союзѣ. Въ случаѣ противорѣчія между конституціей отдѣльнаго штата и конституціей "юза, предпочтеніе остается за постановленіемъ послѣдней. То же самое въ случаѣ противорѣчія съ актомъ федеральнаго конгресса. Въвидунердраго достоинства этихъ политическихъ постановленій, американскій судъ, естественно, призванъ при исполненіи своихъ общихъ юридическихъ обязанностей и безъ всякой делегаціи особаго политическаго права объявить установленіе или распоряженіе меньшаго достоинства недѣйствительнымъ. Любопытный примѣръ осуществленія этой компетенціи представляетъ дѣло китайца Го-А-Коу противъ Мэтью Ньюнана. Штатъ Калифорнія издалъ законъ, на основаніи котораго всѣмъ заключеннымъ въ тюрьму стали стричь Волосы такъ, чтобъ они были длиной не болѣе дюйма. Китайцу Го-А-Коу въ силу этого постановленія обстригли косу. Онъ предъявилъ въ областвоіъ федеральномъ трибуналѣ искъ къ шерифу, и судъ призналъ, что дѣйствіе смотрителя, основанное на актѣ штата Калифорніи, нарушило 14-ю поправку къ конституціи Соединенныхъ Штатовъ. Поправка эта воспрещаетъ налагать взысканія и издавать распоряженія, спеціально направленныя къ уменьшенію гражданскихъ правъ одной части населенія, и судъ нашелъ, что такъ какъ лишеніе косы для китайца имѣетъ особое религіозное и общественное значеніе, несоизмѣримо большее, чѣмъ для другихъ національностей, то общее, повидимому, распоряженіе штата было въ дѣйствительности неравномѣрнымъ и направленнымъ противъ одного элемента населенія. Федеральный судъ косвенно парализовалъ, такимъ образомъ, дѣйствіе закона, установленнаго штатомъ Калифорніей. Но его дѣйствіе въ данномъ случаѣ опиралось не на право контролировать или провѣрять вообще законы Калифорніи, а на опредѣленное столкновеніе между однимъ изъ нихъ и поправкой къ конституціи Соединенныхъ Штатовъ. Кассиро ваше закона всегда косвенное и всегда есть результатъ обычнаго юридическаго толкованія. Надо замѣтить, что роль федеральныхъ судовъ потому такъ важна и замѣтна, что, во-первыхъ, конституція Соединенныхъ Штатовъ, при всей своей краткости, проводитъ принципы, чрезвычайно удобные для широкаго вмѣшательства Союза, — она гарантируетъ, наприм., ненарушимость договоровъ; во-вторыхъ, безпорядочная и поспѣшная законодательная дѣятельность конгресса порождаетъ массу спорныхъ вопросовъ и вызываетъ на поправки; въ-третьихъ, самое существованіе цѣлаго ряда подчиненныхъ Союзу государственныхъ тѣлъ, такъ называемыхъ Штатовъ и Территорій, съ разнообразными конституціями и учредительными актами осложняетъ государственную жизнь и порождаетъ пререканія. Въ общемъ федеральные суды стояли на высотѣ своей задачи, — безпристрастно и умѣло примѣняли и толковали конституцію. Исключительные случаи вродѣ знаменитаго рѣшенія по дѣлу Дреда Скотта,^[17] не могутъ подорвать общаго правила. Самое это рѣшеніе, освятившее невольничество незадолго до войны за освобожденіе, какъ оно ни противно нашему нравственному чувству и какъ ни рѣзко оно было исправлено исторіей, имѣло за себя нѣкоторыя юридическія соображенія.

Еще болѣе замѣчательно, что американцы, несмотря на свое демократическое правительство и нетерпѣливое отношеніе къ тому, что ограничиваетъ общественное мнѣніе, всегда преклонялись передъ авторитетомъ судовъ^[18]. Есть одна черта верховнаго федеральнаго суда, которая, вслѣдствіе упущенія составителей конституціи, открываетъ возможность политическимъ партіямъ по произволу играть этимъ учрежденіемъ: число судей не опредѣлено. Поэтому хотя назначенные уже судьи не могутъ быть смѣщены иначе, какъ въ силу судебнаго преслѣдованія, представлялась бы полная возможность побѣдоносной политической партіи назначать столько новыхъ членовъ трибунала, сколько нужно, чтобъ овладѣть имъ. Однако, только разъ произведена была попытка въ этомъ смыслѣ, и попытка эта вызвала неодобреніе въ обществѣ^[19]. Здравый смыслъ и политическое пониманіе достаточно сильны въ штатахъ, чтобы сдержать въ данномъ случаѣ партійные интересы. Составъ верховнаго суда поэтому большею частью отражаетъ скорѣе прошедшій распорядокъ партій, чѣмъ современное ихъ отношеніе, — онъ, такъ сказать, опаздываетъ сравнительно съ текущею политикой, и верховный судъ является съ своими широкими полномочіями и испытанною компетентностью консервативнымъ учрежденіемъ въ лучшемъ смыслѣ этого слова.

Общее сужденіе, высказываемое Брайсомъ о федеральныхъ учрежденіяхъ, довольно строгое. И президентъ, и конгрессъ никакъ не могутъ быть признаны носителями особой политической мудрости или опытности. Правительственная машина дѣйствуетъ далеко не гладко и во многихъ отношеніяхъ прямо неудовлетворительно. Ея техническое несовершенство несомнѣнно стоитъ въ связи съ нѣсколькими условіями, характерными для демократіи и ея американской формы. Сократъ и Платонъ удивлялись, какимъ образомъ ихъ аѳинскіе современники не могли взять въ толкъ простаго соображенія, что если нужны обученіе и сноровка для сапожника или музыканта, то нужны они и для политическаго дѣятеля. Американская демократія вновь иллюстрируетъ ту же наклонность властвующаго народа пренебрегать спеціальною подготовкой и способностями. Предполагается, что всякій можетъ быть членомъ конгресса и что нѣтъ надобности въ особыхъ талантахъ даже для президента. Если присмотрѣться ближе, то это очень грубое заблужденіе оказывается, однако, связаннымъ съ условіемъ положительнымъ: масса потому мало предполагаетъ и мало требуетъ отъ своихъ правителей, что имѣетъ въ виду сама ими управлять. Они только слуги общественнаго мнѣнія, которымъ предписаны опредѣленные уроки и порученія. Лучше пусть слуги эти будутъ не особенно умѣлые и смѣлые, чѣмъ если они будутъ держать себя самостоятельно и опираться на лично принадлежащія имъ преимущества образованія или таланта. Эта подначальная роль правительства вполнѣ сознана его представителями. Одной изъ слабыхъ сторонъ конгресса является робость передъ общественнымъ мнѣніемъ, неспособность сколько-нибудь самостоятельно относиться къ задачамъ политики, постоянное стремленіе опредѣлить, откуда дуетъ вѣтеръ, и подчиняться его измѣнчивымъ теченіямъ. Другой серьезный недостатокъ системы опять-таки является обратною стороной ея достоинства. Власти раздѣлены; раздѣленіе это вытекаетъ изъ конституціи и не можетъ быть устранено какими-нибудь маневрами или фикціями. Нечего говорить, что это условіе крайне существенное для обезпеченія свободы, для развитія политическихъ гарантій. Президентъ, конгрессъ и судъ настолько сильны каждый въ своей области, что ни одинъ не можетъ перетянуть къ себѣ главную роль въ государствѣ и подчинить другихъ. Но такъ какъ всѣ три власти раздѣлены и независимы, то онѣ могутъ легко попасть въ несогласіе между собою. Нѣтъ никакихъ внѣшнихъ средствъ для того, чтобы заставить ихъ дѣйствовать въ одномъ направленіи. Система противовѣсовъ всегда предполагаетъ возможность парализаціи одного органа другимъ въ той хе степени, въ какой исключаетъ подчиненіе одного другимъ. Надъ всѣми стоитъ общественное мнѣніе, и случаи открытой и упорной борьбы рѣзки, но антагонизмъ въ подробностяхъ — явленіе и естественное, и обыкновенное. Американскому правительству недостаетъ единства, сосредоточенности, активности. Это серьезный недостатокъ, но едва ли нужно повторять, что онъ имѣетъ и хорошую сторону. Такое правительство не можетъ сдѣлаться деспотическимъ. Оно мало окажетъ помощи обществу, но общество и не стремится къ такой стѣснительной помощи. Оно предпочитаетъ двигаться, самостоятельно, мирится съ несовершенствомъ своего политическаго строя, чтобы сохранить за нимъ его подчиненное значеніе. Американцы смотрятъ на государство не какъ на могущественное средство совершенствованія отдѣльныхъ лицъ, организаціи общественныхъ силъ, направленія общественныхъ интересовъ. Они оставляютъ за нимъ ограниченную роль по охраненію необходимаго закона и порядка. Оно въ лучшемъ случаѣ необходимое зло, которое должно быть сведено на minimum, и нѣтъ ничего удивительнаго, что изъ основной печальной необходимости, вытекаетъ цѣлый рядъ отдѣльныхъ несовершенствъ и недостатковъ. Брайсъ готовъ видѣть въ такомъ пониманіи слѣды пуританизма съ его осужденіемъ человѣческой природы. Онъ противуполагаетъ его оптимизму, проникавшему первое поколѣніе французской революціи. Едва ли, однако, дѣло восходитъ къ этимъ религіозно-нравственнымъ основаніямъ и, во всякомъ случаѣ; трудно усмотрѣть радикальный контрастъ между конституціями Соединенныхъ Штатовъ и французской монархіи 1789 года: к та, и другая смотрятъ съ оптимизмомъ на общество или народъ; и та, " другая съ недовѣріемъ относятся къ правительству; и та, и другая получаютъ свое характерное направленіе не столько отъ взгляда на природу человѣка и его исконную грѣховность или добродѣтель, сколько изъ стремленія обезпечить возможно свободное развитіе отдѣльной индивидуальности. Со стороны французскихъ революціонеровъ такое стремленіе было, можетъ быть, преждевременно; американская исторія показала, что оно имѣетъ не только отвлеченное значеніе, а можетъ воплотиться въ жизненныхъ учрежденіяхъ и послужить основаніемъ могучаго общественнаго развитія.

III.

Федеративное устройство Соединенныхъ Штатовъ давно признано существеннымъ условіемъ ихъ преуспѣянія и на его примѣрѣ разъясняли значеніе самостоятельности отдѣльныхъ частей государства, тѣмъ не менѣе, какъ разъ одинъ изъ существенныхъ элементовъ этого устройства, организація Штата, мало обратилъ на себя вниманія въ литературѣ. Между тѣмъ, федеральное правительство, при всей своей важности, является только надстройкой надъ правительствомъ отдѣльныхъ Штатовъ. Самое названіе послѣднихъ показываетъ, что они являются государствами, которыя, правда, вступили въ тѣсный союзъ и даже соединены другъ съ другомъ, но которыя, въ то же время, удержали за собой цѣлый рядъ верховныхъ правъ. «На практикѣ права Штата обнимаютъ почти всѣ отношенія гражданина и къ другимъ гражданамъ, и къ мѣстному правительству. Американецъ можетъ въ теченіе всей своей жизни никогда не вспомнить о существованіи федеральнаго правительства, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда онъ подаетъ свой голосъ при выборѣ президента республики и членовъ конгресса, когда онъ приноситъ жалобу на почтовое вѣдомство или когда, возвратившись изъ путешествія по Европѣ, открываетъ на нью-йоркской пристани свой чемоданъ для таможеннаго осмотра. Прямые налоги онъ уплачиваетъ должностнымъ лицамъ, дѣйствующимъ на основаніи законовъ Штата. Штатъ или мѣстная власть, учрежденная статутами Штата, вносить его имя въ списокъ родившихся дѣтей, назначаетъ ему опекуна, платить за его школьное воспитаніе, выдѣляетъ ему часть изъ отцовскаго наслѣдства, выдаетъ ему патентъ на производство торговли, хранитъ его, разводитъ его съ женой, разсматриваетъ предъявленные къ нему иски, объявляетъ его банкротомъ, вѣшаетъ его за смертоубійство. И полиція, которая охраняетъ его домъ, и мѣстные комитеты, раздающіе пособія нищимъ, наблюдающіе за исправнымъ содержаніемъ большихъ дорогъ, установляющіе плату за снабженіе водой, завѣдующіе школами, — всѣ они получаютъ свои полномочія только отъ Штата. Въ виду такой обширной сферы дѣятельности отдѣльнаго Штата, можно подумать, что Джефферсонъ не впадалъ въ большое преувеличеніе, когда утверждалъ, что федеральное правительство есть ничто иное, какъ американскій департаментъ иностранныхъ дѣлъ.

Извѣстно, что ученіе о верховенствѣ отдѣльнаго Штата имѣло громадное историческое значеніе. Оно послужило основой раздѣленія партій. Федералисты, затѣмъ виги, наконецъ, республиканцы отстаивали въ большей или меньшей степени права Союза, усиливали по возможности національный элементъ. Въ борьбѣ съ ними находились приверженцы „праві Штатовъ“, за которыми, въ концѣ-концовъ, установилось названіе демократовъ, хотя программу ихъ нельзя назвать болѣе демократической, ни въ соціальномъ, ни въ политическомъ значеніи этого слова. Споръ особенно обострился потому, что автономіей отдѣльныхъ Штатовъ прикрывала» рабовладѣльческая аристократія Юга, ревностно оберегавшая свое «особое учрежденіе», т.-е. рабство отъ посягательствъ со стороны сѣверныхъ янки. Прежде чѣмъ дѣло разрѣшилось оружіемъ и насильственнымъ переворотомъ, оно горячо обсуждалось на партійныхъ сходкахъ, въ преніяхъ законодательныхъ собраній, въ политическихъ памфлетахъ. Корифеи американской государственной жизни — Гамильтонъ, Джефферсонъ, Дж. Кв. Адамсъ, Клей, Кальгунъ, Уебстеръ — были, можно сказать, поглощены разборомъ вопросовъ связанныхъ съ основною темой о взаимныхъ отношеніяхъ между Штатами и Союзомъ. Съ своей чисто-современной точки зрѣнія, Брайсъ слишкомъ мало вниманія обращаетъ на эту борьбу теорій и практическихъ направленій. Онъ ограничивается немногими, весьма неопредѣленными замѣчаніями. «Недоразумѣнія и разномысліе возникли въ значительной мѣрѣ изъ того факта, что понятіе о верховныхъ правахъ американской націи смѣшивалось съ понятіемъ о верховныхъ правахъ федеральнаго правительства. Федеральное правительство, очевидно, было полновластно только для нѣкоторыхъ цѣлей, т.-е. только въ той мѣрѣ, въ какой было на то уполномочено конституціей… Но американская нація составила для себя конституцію на основаніи своего собственнаго полновластія, и потому можно пола гать, что она удержала за собою тѣ верховныя права, которыя стоятъ выше какихъ-либо правъ отдѣльныхъ Штатовъ». Такое résumé вѣковаго спора оставляетъ его неразрѣшеннымъ иди, пожалуй, даетъ основаніе рѣшить его въ пользу южанъ. Сторонникъ побѣжденной конфедераціи мои бы основательно замѣтить, что разъ существуетъ конституція, составленная именно для разграниченія правъ Штатовъ и опредѣленія компетенція Союза, то не можетъ быть и рѣчи о какомъ-то невыраженномъ въ ней излишкѣ полновластія, предоставленномъ, притомъ, чему-то третьему и совершенно неопредѣленному, не Штату и не федеральному правительству, а націи. Поскольку націи принадлежатъ права надъ Штатами, они высказываются въ полномочіяхъ ея федеральнаго правительства; поскольку оно пожелало бы дѣйствовать помимо этихъ полномочій, ея дѣйствія будутъ уже вытекать не изъ права, а изъ насилія. Нація, какъ мистическое цѣлое, не можетъ быть признана юридическимъ дѣятелемъ; неопредѣленная роль ёя кончилась въ тотъ моментъ, когда она конституировалась въ государствѣ Соединенныхъ Штатовъ и установила для управленія этимъ государствомъ особый органическій статутъ.

Дальнѣйшія разсужденія Брайса внушены какъ будто признаніемъ, что дѣло именно въ силѣ, а не въ правѣ. «Если отбросить отъ этого вопроса все, что имѣетъ легальный техническій характеръ, то онъ сводится къ слѣдующей проблемѣ, нерѣдко возникавшей, но не допускающей окончательнаго разрѣшенія: въ какихъ случаяхъ большинство имѣетъ право прибѣгать къ силѣ для того, чтобы заставить меньшинство не выдѣляться изъ одного съ нимъ политическаго цѣлаго? Если этотъ вопросъ получаетъ конкретную форму, какъ, наприм., такую форму: въ какихъ случаяхъ возстаніе можетъ быть оправдано, — то на него лишь въ рѣдкихъ случаяхъ можно заранѣе дать отвѣтъ. Все зависитъ отъ успѣха. Когда государственная измѣна торжествуетъ, никто не осмѣливается называть ее государственною измѣной». Едва ли понятія эти такъ безразличны, какъ думаетъ Брайсъ. Дѣйствующее право и существующій порядокъ могутъ иногда подвергаться насильственнымъ измѣненіямъ, но подобные перевороты такъ же мало могутъ поколебать различіе между правомъ и насиліемъ, вѣрностью государству и измѣною ему, какъ убійство, совершенное въ силу крайней необходимости или обороны, можетъ подорвать основное правило, воспрещающее посягательство на чужую жизнь. Если бы отклоненіе отъ права и порядка было на сторонѣ сѣверныхъ федералистовъ, то имъ пришлось бы въ свою защиту призывать высшія нравственныя соображенія, которыя, безъ сомнѣнія, нашлись бы. Но de facto отклоненіе отъ права и порядка было произведено южанами, которые сами навязали войну сѣвернымъ Штатамъ цѣлымъ рядомъ наступательныхъ дѣйствій, закончившихся отложеніемъ отъ Союза. Затѣмъ, съ теоретической точки зрѣнія, вся ихъ государственная доктрина страдала однимъ роковымъ противорѣчіемъ.

Съ одной стороны, она требовала безусловно-точнаго и буквальнаго примѣненія конституціи, не допускавшей вторженія Союза въ вопросы гражданской организаціи отдѣльныхъ Штатовъ; съ другой — она развивала идею, которая въ конституціи, конечно, не заключалась и не выражалась, — идею разрыва договора въ силу произвольнаго рѣшенія отдѣльнаго Штата. Это противорѣчіе между педантическимъ толкованіемъ статей конституціоннаго акта и болѣе чѣмъ свободнымъ отношеніемъ къ нему, какъ цѣлому, проходитъ черезъ памфлеты и рѣчи главнѣйшихъ представителей южнаго федерализма и даетъ удобную почву для критики ихъ построеній. Брайсъ, повторяю, уклонился, въ сущности, отъ обсужденія открывающихся съ этой точки зрѣнія вопросовъ, и я думаю, что его въ данномъ случаѣ нельзя оправдать. Хотя столкновеніе между Штатами и Союзомъ уже перешло въ область исторіи, но исторія эта еще такая недавняя, она имѣетъ такое значеніе для пониманія теперь дѣйствующихъ партій, наконецъ, она такъ рѣзко формулируетъ коренныя затрудненія федеральной системы, что обходить этотъ предметъ не было никакого основанія.

Насколько необходима исторія, и даже отдаленная, для истолкованія современности, показываетъ самъ Брайсъ въ томъ отношенія, что при характеристикѣ строя отдѣльныхъ Штатовъ онъ, прежде всего, считаетъ долгомъ упомянуть о традиціонной связи этого строя съ англійскими колоніальными учрежденіями. Онъ не считаетъ возможнымъ просто сказать о дѣйствующей конституціи Массачузется и указываетъ на постепенную выработку ея въ длинной цѣпи подготовительныхъ явленій. Грамоты 1463 г., выданныя компаніи торговцевъ съ Фландріей, 1599 г. — для восточно-индѣйской компаніи, 1628 г., «губернатору и компаніи Массачузетсъ-Бея въ Новой Англіи» и 1690 г. — для колоніи Массачузетсъ, являются необходимыми предшественниками конституціи 1780 г., существующей до сихъ поръ. Если обратить вниманіе только на самыя послѣднія стадіи въ развитіи управленія отдѣльныхъ Штатовъ, то, все-таки, придется отмѣтить нѣсколько характерныхъ историческихъ колебаній. Конституціи, примѣнившіяся въ различныхъ Штатахъ, возникали не въ одно время. По своему происхожденію онѣ распадаются на три группы, изъ которыхъ каждая имѣетъ нѣкоторыя особенности.

"Первый періодъ обнимаетъ около тридцати лѣтъ, начиная съ 1776 г.; въ него входятъ раннія конституціи первоначальныхъ тридцати Штатовъ, равно какъ конституціи Кентуки, Вермона, Теннесси и Огіо.

"Большая часть этихъ конституцій была составлена подъ вліяніемъ впечатлѣній, вынесенныхъ изъ революціонной войны. Въ нихъ проглядываетъ боязнь власти административной и власти военной вмѣстѣ съ желаніемъ все предоставить на усмотрѣніе законодательнаго собранія, какъ такого учрежденія, авторитетъ котораго исходитъ отъ народа непосредственно.

"Второй періодъ обнимаетъ первую половину текущаго столѣтія вплоть до того времени, когда ожесточенная борьба политическихъ партій изъ-за существованія рабства (1850—60 гг.) до нѣкоторой степени пріостановила натуральное развитіе Штатовъ. Это былъ періодъ демократизаціи всѣхъ учрежденій, которая была вызвана не только особыми условіями американской жизни, но также вліяніемъ французскихъ республиканскихъ идей на достигшее въ то время возмужалости новое поколѣніе.

"Въ теченіе этого втораго періода были отмѣнены всѣ прежнія постановленія касательно обязанности Штатовъ поддерживать религіозныя учрежденія, и былъ установленъ основной принципъ, что конституціи должны быть утверждаемы непосредственно народнымъ голосованіемъ. Выборъ губернаторовъ былъ отнятъ у законодательныхъ собраній и переданъ народу. Требованіе имущественнаго ценза отъ избирателей было отмѣнено, и была введена на практикѣ всеобщая подача голосовъ (только дѣлались частыя исключенія въ ущербъ чернокожимъ). Даже судьямъ не было оказано пощады. Нѣкоторыя конституціи сократили срокъ ихъ пребыванія въ должности и предоставили ихъ назначеніе непосредственно голосованію народа.

«Въ теченіе третьяго періода, который начинается почти одновременно съ междоусобною войной, замѣтна легкая реакція, обнаружившаяся не въ желаніи ослабить верховную власть народа (она еще болѣе прежняго окрѣпла), а въ желаніи усилить власти исполнительную и судебную. Еще въ теченіе втораго періода губернатору начали предоставлять право налагать veto на постановленія законодательныхъ собраній, а теперь онъ получилъ это право во всѣхъ Штатахъ, за исключеніемъ четырехъ».

Въ подробностяхъ постановленія конституцій весьма сильно разнятся другъ отъ друга; о степени разницы можно судить уже по тому, что первая конституція Виргиніи занимаетъ всего четыре страницы и состоитъ изъ 3,200 словъ, тогда какъ конституція Миссури 1875 г. изложена въ 26,000 словъ. Тѣмъ не менѣе, между устройствомъ различныхъ Штатовъ, входящихъ въ составъ Союза, такъ иного общаго, что можно говорить о типичныхъ чертахъ американской областной жизни и характеризовать эту жизнь не въ ея многочисленныхъ разновидностяхъ, а какъ нѣчто цѣлое и единое. Лучшею точкой отправленія при этомъ можетъ служить федеральное устройство. Оно само выросло подъ вліяніемъ воззрѣнія и привычекъ колоніальнаго самоуправленія и въ свою очередь послужило образцомъ при составленіи конституцій отдѣльныхъ Штатовъ.

Внѣшняя организація вездѣ сложилась однообразно. Исполнительная власть Штата въ рукахъ губернатора, какъ федеральная въ рукахъ президента; законодательная работа поручена двумъ палатамъ; судебная власть выдѣлена съ такою же широкою политическою компетенціей, какъ я въ Союзѣ. Общія замѣчанія, которыя приходится дѣлать относительно дѣятельности этихъ различныхъ органовъ въ Союзѣ, также примѣняются и къ Штатамъ. Губернаторъ, подобно президенту, имѣетъ въ своемъ распоряженіи власть весьма ограниченную при обыкновенныхъ обстоятельствахъ я громадную во всѣхъ исключительныхъ случаяхъ, наприм., во время безпорядковъ. Населеніе не относится къ этой власти съ недовѣріемъ и не боится съ ея стороны деспотическихъ захватовъ, а, напротивъ, ожидаетъ ея вмѣшательства въ противовѣсъ законодательнымъ собраніямъ и сочувствуетъ толковому и энергическому примѣненію губернаторскаго veto. Остальныя должностныя лица, между которыми распредѣлены различныя административныя обязанности въ Штатѣ, дѣйствуютъ каждое отдѣльно, по особымъ инструкціямъ ]и подъ своею отвѣтственностью, безъ опредѣленнаго согласованія своихъ дѣйствій съ дѣйствіями другихъ должностныхъ лицъ. Это отсутствіе единства въ администраціи является, конечно, недостаткомъ, но оно не имѣетъ слишкомъ вредныхъ послѣдствій, потому что кругъ дѣйствій административныхъ органовъ строго опредѣленъ и все то, что можно было бы назвать внутреннею политикой Штата, общимъ и сознательнымъ руководствомъ его государственной жизни, — все это проводится или законодательнымъ путемъ, т.-н. собраніями, при участіи губернатора, или подъ непосредственнымъ воздѣйствіемъ общества — постановленіями конституціонныхъ актовъ. Законодательная организація Штата именно потому имѣетъ особенное значеніе и нельзя сказать, чтобы она сложилась удачно во всѣхъ Штатахъ. Представительныя собранія, которымъ поручено текущее законодательство, составлены еще менѣе удовлетворительно, нежели конгрессъ. Особыя политическія способности и подготовка еще менѣе признаются необходимымъ условіемъ для членовъ собраній Штата, чѣмъ для членовъ конгресса. Казнокрадство, интриги, подкупность открытая я замаскированная, — всѣ эти политическіе порою широко распространены среди областныхъ законодателей, хотя, конечно, есть значительная разница между отдѣльными Штатами. Въ результатѣ, если можно было сказать, что законодательная и финансовая работа конгресса производится иногда неблагонамѣренно и часто неумѣло, то по отношенію къ Штатамъ приходится отмѣтить еще гораздо болѣе печальныя явленія.

"Ничто не характеризуетъ такъ неудачный ходъ дѣла въ этомъ отношеніи, какъ недовѣріе, съ которымъ населеніе относится къ своимъ избранникамъ въ законодательныхъ палатахъ. Ихъ болѣе терпятъ какъ неизбѣжное зло, чѣмъ ждутъ отъ нихъ руководства и улучшеній. То же явленіе представляется и съ другой стороны: сами законодатели чувствуютъ это недовѣріе общества и чрезвычайно боятся всякаго проявленія общественнаго мнѣнія. Во всѣхъ важныхъ вопросахъ они стараются просто слѣдовать за его желаніями и не отваживаются на собственную, самостоятельную политику. Съ этой стороны, неудовлетворительность народнаго представительства получаетъ особое освѣщеніе, которое нельзя назвать невыгоднымъ. Оно не возвышается надъ уровнемъ общества и довольно плохо исполняетъ спеціально возложенныя на него обязанности. Но за то депутаты солидарны съ обществомъ, во всѣхъ важныхъ случаяхъ прислушиваются къ его голосу и стараются дать выраженіе его желаніямъ. Во всемъ существенномъ поэтому правленіе остается народнымъ, грубымъ, технически несовершеннымъ, но не уклоняющимся отъ жизни, отъ ея дѣйствительныхъ потребностей и наличныхъ силъ.

Характернымъ выраженіемъ той же черты служитъ то обстоятельство, что въ конституціяхъ Штатовъ обыкновенно отводится много мѣста для такихъ постановленій, которыя собственно никакъ нельзя считать основными. Конституціи составляются особыми конвенціями и утверждаются непосредственнымъ голосованіемъ народа; поэтому всякое правило, изложенное въ нихъ, можетъ разсматриваться какъ прямое выраженіе народной воли. Съ другой стороны, такое правило связываетъ законодательныя собранія и не можетъ быть обойдено или отмѣнено путемъ обычнаго законодательства. И вотъ, въ конституціяхъ появляются распоряженія, единственный смыслъ которыхъ — выдѣлить извѣстный вопросъ изъ компетенціи представительныхъ палатъ. На ряду съ биллями о правахъ, излагающими общія требованія политическаго, нравственнаго, даже религіознаго свойства, читаются, положенія, которыя могли бы найти мѣсто въ обыкновенныхъ статутъ. «Мы находимъ въ этихъ постановленіяхъ: мелкія подробности касательно организаціи и отвѣтственности банковыхъ и желѣзно-дорожныхъ компаній и вообще всякихъ корпорацій; правила, касательно выдачи жалованья должностнымъ лицамъ; опредѣленіе числа судей, необходимаго для законности судебныхъ рѣшеній; назначеніе сроковъ для подати апелляцій; указаніе способа, которымъ можно измѣнять мѣсто разсмотрѣнія исковъ; правила о публикаціи судебныхъ отчетовъ; подробныя руководства для завѣдующихъ школами комитетовъ и для обложенія школьными налогами (вмѣстѣ съ правилами касательно отдѣленія дѣтей бѣлыхъ жителей отъ дѣтей негровъ), для земледѣльческаго департамента, для комитета, завѣдующаго каналами, и для бюро, завѣдующаго рабочими; запрещеніе лотерей, взяточничества, выдачи патентовъ на торговлю крѣпкими напитками, взиманія ростовщическихъ процентовъ за денежныя ссуды; уничтоженіе различія между документами запечатанными и не запечатанными. Мы даже находимъ въ тѣхъ постановленіяхъ правила о способѣ заключенія контрактовъ на поставку канцелярскихъ принадлежностей и каменнаго угля для законодательнаго собранія и правила о размѣрѣ платы за сохраненіе зерноваго хлѣба въ амбарахъ». Обычай вносить въ конституціи статьи, которыя должны бы составить предметъ обыкновеннаго законодательства, является американскою параллелью швейцарскому учрежденію, такъ называемому referendum, въ силу котораго важнѣйшіе законы прямо отсылаются на утвержденіе въ собранія отдѣльныхъ общинъ и подвергаются, такимъ образомъ, суду непосредственнаго всенароднаго голосованія. Любопытно, что такое вмѣшательство демократической массы въ дѣло законодательства совершенно не имѣетъ тѣхъ дурныхъ послѣдствій, которыхъ ожидали изучавшіе современную демократію, наприм., Токвилль. Они считали, что чѣмъ значительнѣе будетъ вліяніе массы, тѣмъ неустойчивѣе сдѣлаются учрежденія. Невольно припоминались примѣры древнихъ и средневѣковыхъ городовъ, проводившихъ въ своей исторіи демократическій принципъ. Но современныя народныя массы оказываются гораздо болѣе косными и неподатливыми на новизну, чѣмъ малочисленныя группы полныхъ гражданъ, управлявшія Аѳинами или Флоренціей. Населеніе американскаго штата или швейцарскаго кантона, несмотря на его сравнительно высокое образованіе, трудно расшевелить въ пользу какой-либо реформы; новыя идеи медленно распространяются въ немъ и, какъ ни странно, всенародное вмѣшательство въ законодательную дѣятельность является лучшею гарантіей консерватизма въ политической жизни^[20].

Судебные порядки отдѣльныхъ Штатовъ, пожалуй, всего болѣе отклоняются отъ образца, поставленнаго федеральнымъ устройствомъ. При значительной разницѣ между отдѣльными частями Союза надо, все-таки, сказать въ общемъ, что судъ поставленъ въ Штатахъ гораздо хуже, чѣмъ въ Федераціи: судьи не имѣютъ ни высокаго авторитета, ни самостоятельности своихъ товарищей въ союзныхъ трибунахъ. Одна изъ причинъ низкаго уровня, на которомъ стоятъ судьи Штатовъ, является способъ замѣщенія судебныхъ должностей, — выборы на извѣстные сроки втягиваютъ магистратуру въ борьбу политическихъ партій и лишаютъ ее самаго необходимаго свойства судебной власти — независимаго положенія надъ спорящими сторонами. Другое условіе, также дѣйствующее весьма невыгодно на судебную организацію Штата, это — низкіе оклады жалованья судьямъ, положеніе которыхъ оказывается недостаточно выгоднымъ и почетнымъ, чтобы привлекать лучшихъ юристовъ. Извѣстными сдержками или поправками въ противуположномъ смыслѣ, не допускающими окончательнаго вырожденія суда, являются два факта — широкая гласность и давленіе адвокатуры. Вліяніе первой само собой понятно, — общественное мнѣніе слишкомъ дѣятельно въ Америкѣ, чтобы безнаказанно допустить рѣзкія уклоненія отъ справедливости и неподкупности въ судахъ. Что касается адвокатуры, то она, правда, поглощаетъ лучшія юридическія силы страны, но, во всякомъ случаѣ, она употребляетъ все свое значительное вліяніе на то, чтобы не допускать къ должностямъ людей слишкомъ невѣжественныхъ или нравственно запятнанныхъ; при этомъ дѣйствуетъ собственный интересъ защитниковъ и ходатаевъ, которымъ невыгодно имѣть дѣло съ тупымъ или порочнымъ судьей.

Обращаясь къ мѣстной организаціи, приходится, прежде всего, провести самое рѣзкое разграниченіе между сельскими округами и мелкими городами, съ одной стороны, большими городскими центрами — съ другой. Въ первыхъ управленіе ведется весьма удовлетворительно. Существуетъ два главные типа ихъ организаціи — городская община сѣверныхъ Штатовъ (township), прямо унаслѣдованная отъ первоначальной англійской системы, и графство, обнимающее цѣлый рядъ поселеній и укрѣпившееся на югѣ федераціи. Встрѣчаются, кромѣ того, смѣшанныя формы. Управленіе сосредоточивается во всѣхъ трехъ случаяхъ въ рукахъ выборныхъ мѣстными союзами административныхъ лицъ, а въ городскихъ общинахъ, кромѣ того, весьма дѣятельное участіе принимаетъ общее собраніе гражданъ. Напротивъ, представительныя учрежденія въ мѣстномъ управленіи почти совершенно отсутствуютъ. При всѣхъ безконечныхъ разновидностяхъ организаціи и градаціяхъ успѣха, все-таки, приходится настаивать на томъ общемъ фактѣ, что мѣстная жизнь въ Соединенныхъ Штатахъ развилась блестящимъ образомъ. Политическая самодѣятельность гражданъ является въ данномъ случаѣ съ самой выгодной стороны и какъ энергическая двигательная сила, отъ которой все получаетъ направленіе, и какъ воспитательное средство, руководящее человѣкомъ къ сознанію достоинства и разумному интересу въ общественныхъ дѣлахъ. "Когда европейцы указываютъ на недостатки законодательныхъ собраній отдѣльныхъ Штатовъ и на неудовлетворительную дѣятельность конгресса, американцы обыкновенно отвѣчаютъ ммъ указаніемъ на полезную дѣятельность деревенской администраціи, которая даетъ имъ возможность выносить недостатки высшихъ правительственныхъ органовъ, — недостатки, которые были бы болѣе невыносимы при централизаціи управленія, когда національное правительство непосредственно завѣдуетъ мѣстными дѣлами или когда мѣстныя власти ничего не дѣлаютъ по собственной иниціативѣ, исполняя лишь приказанія, получаемыя свыше. Въ полномъ контрастѣ съ этою картиной находится жизнь большихъ городовъ.

«Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что городское управленіе представляетъ одну изъ самыхъ ярко бросающихся въ глаза слабыхъ сторонъ въ системѣ управленія Соединенныхъ Штатовъ. Недостатки національнаго правительства причиняютъ лишь небольшой вредъ народному благосостоянію. Недостатки правительствъ отдѣльныхъ Штатовъ ничтожны въ сравненіи съ расточительностью, съ взяточничествомъ и съ дурнымъ управленіемъ, которыми отличаются администраторы почти всѣхъ большихъ городовъ. Европейцы, говоря объ Америкѣ, обыкновенно впадаютъ въ заблужденіе, полагая, что политическіе пороки нью-йоркскихъ дѣятелей встрѣчаются и во всѣхъ другихъ городахъ. Они нерѣдко впадаютъ и въ противуположное заблужденіе, полагая, что эти пороки встрѣчаются только въ Нью-Йоркѣ. Дѣйствительно, что въ Нью-Йоркѣ злоупотребленія совершались въ самыхъ широкихъ размѣрахъ; тамъ они были „громадны, какъ горы, чудовищны и для всякаго очевидны“. Но въ Америкѣ не найдется ни одного города съ населеніемъ выше 200,000, въ которомъ сѣмена зла не пустили сильныхъ отростковъ, а въ нѣкоторыхъ небольшихъ городахъ съ населеніемъ ниже 70,000 результаты ихъ растительной силы ясно видны и безъ помощи микроскопа. Даже въ городахъ третьяго разряда иногда встрѣчаются точно такія же явленія, хотя тамъ, по выраженію одного писателя, черный, какъ смоль, цвѣтъ Нью-Йорка или Санъ-Франциско вылинялъ до того, что превратился въ безвредный сѣрый». Въ результатѣ, большіе города погрязаютъ въ долгахъ, несмотря на благосостояніе населенія и значительные доходы. Городское благоустройство совершенно не соотвѣтствуетъ громаднымъ тратамъ, которыя на него дѣлаются; на управленіе городомъ смотрятъ исключительно какъ на выгодную добычу, изъ-за которой ведется ожесточенная борьба между приверженцами главныхъ политическихъ партій. Подробности организаціи имѣютъ при этомъ весьма мало значенія. Сколько собраній въ городѣ, сколько альдерменовъ, какъ производятся городскіе выборы, — все это вопросы, которые разрѣшаются различно, и, тѣмъ не менѣе, результаты вездѣ получаются болѣе или менѣе неудовлетворительные. Поэтому мѣры, предлагаемыя для искоренія зла, не могутъ считаться особенно цѣлесообразными, если онѣ направляются только на улучшеніе городской организаціи. Важною причиной неустройства приходится считать скопленіе въ большихъ городахъ совершенно необразованнаго люда, часто не имѣющаго правильныхъ занятій и легко поддающагося вліянію политическихъ коноводовъ самаго низкаго разбора. Особенно дурно складываются обстоятельства тамъ, гдѣ иного набирается ирландцевъ и другихъ мигрантовъ изъ Европы, мало подготовленныхъ къ политической жизни. Но не слѣдуетъ упускать изъ вида, что уродливости, о которыхъ идетъ рѣчь, проявляются и тамъ, гдѣ эти условія имѣють мало значенія. Приходится отмѣтить, и, притомъ, сильнѣе, нежели это дѣлаетъ Брайсъ, что хозяйство большихъ городовъ является камнемъ преткновенія для народнаго управленія по самому существу своему, а не только по различнымъ внѣшнимъ и устранимымъ обстоятельствамъ. Въ самомъ дѣлѣ, неудовлетворительность состава избирателей, отъ которыхъ въ послѣдней инстанціи зависитъ направленіе городской жизни, есть условіе роковое, необходимое, какъ скоро населеніе извѣстной мѣстности становится очень значительнымъ. Нѣтъ надобности раздѣлять взгляды Л. Толстаго, чтобы признать, что когда люди собираются большими массами и начинаютъ жить не природой, а другъ другомъ, то они столько же теряютъ въ здоровьѣ, физическомъ и нравственномъ, сколько выигрываютъ въ ловкости на разныя сноровки. Люди, такъ сказать, перегораютъ въ городскихъ центрахъ, и достаточно извѣстно, что вырожденіе поколѣній наступаетъ въ этихъ мѣстностяхъ быстрѣе, чѣмъ въ селахъ. Если городскіе пролетаріи всегда и вездѣ были весьма дурнымъ политическимъ матеріаломъ, то, съ другой стороны, хозяйство какого-нибудь Нью-Йорка или Филадельфіи страдаетъ столько же отъ безучастія или, лучше, недостаточнаго участія образованныхъ достаточныхъ людей, сколько отъ приниженности и развращенія необразованныхъ и недостаточныхъ. Машина управленія сложная, задачи обширныя и разнообразныя, а интеллигентные жители, которые должны были бы направлять ходъ всего дѣла, слишкомъ поглощены своими профессіональными заботами, чтобы послѣдовательно и настойчиво контролировать городское управленіе. Они избираютъ, вотируютъ, болѣе или менѣе исполняютъ возложенныя на нихъ политическія обязанности, но ихъ вмѣшательство недостаточно систематично и организовано, чтобы составить противовѣсъ проискамъ интригановъ, которые смотрятъ на городское хозяйство какъ на средство къ наживѣ. Но не относится ли сказанное въ одинаковой мѣрѣ къ государственнымъ дѣламъ и не служитъ ли доказательствомъ того, что система народнаго правленія вообще неудовлетворительна? Безъ сомнѣнія, и государство терпитъ отчасти отъ тѣхъ недостатковъ, которые подрываютъ устройство большихъ городовъ. И въ федераціи, и въ Штатахъ много подобныхъ же злоупотребленій. Но есть громадная разница въ системѣ распространенія и силѣ зла. Въ одномъ случаѣ дѣло идетъ объ естественныхъ недостаткахъ всякаго человѣческаго учрежденія, въ другомъ — о развратѣ, съ которымъ не можетъ быть примиренія. Государственное устройство не менѣе сложно, чѣмъ городское; ему также приходится считаться съ тѣмъ, что мелкіе люди невѣжественны, а интеллигентные люди отвлечены своими дѣлами, но, во-первыхъ, государство опирается столько же и даже больше на отлично организованныя мелкія общины, сколько на городскія массы, и, во-вторыхъ, политическая жизнь привлекаетъ больше вниманія, вызываетъ къ дѣятельности лучшихъ людей, нежели мало-интересныя задачи муниципальнаго хозяйства. Калъ разъ одно изъ главныхъ неудобствъ, препятствующихъ нормальному развитію послѣдняго, заключается въ томъ, что политическія партіи Союза поглощаютъ мѣстныя группы такъ, что вопросы объ управленіи Чикаго или Санъ-Франциско рѣшаются съ точки зрѣнія интересовъ республиканской или демократической партій Союза.

Нечего и говорить, что исправленіе отмѣченныхъ недостатковъ зависитъ болѣе отъ общаго подъема политической нравственности, нежели отъ какихъ-либо особыхъ реформъ въ муниципальныхъ учрежденіяхъ. Между тѣнь, въ Америкѣ преимущественно разсуждаютъ именно о такихъ реформахъ и отчасти уже производятъ ихъ. Одна мѣра, осуществленная, наприм., при переустройствѣ Бруклина, заслуживаетъ вниманія: это — усиленіе власти мэра. Какъ въ Союзѣ и въ Штатѣ, такъ и въ городѣ американская демократія пришла къ необходимости энергической единоличной власти. Смыслъ явленія въ томъ, что тотъ же народъ, который не въ состояніи постоянно руководить всѣми подробностями политической жизни, которому но удается вполнѣ успѣшно воспользоваться своими избирательными правами по отношенію къ многочисленнымъ депутатамъ, судьямъ и должностнымъ илцамъ, имѣетъ полную возможность сознательно и разумно отнестись къ выбору главнаго своего повѣреннаго. Организація выигрываетъ отъ этого сосредоточенія власти, а свобода, все-таки, вполнѣ обезпечена, потому что равный повѣренный, будь онъ президентъ, губернаторъ или мэръ, все-таки, вставленъ ограничивающими учрежденіями, связанъ опредѣленными законами и опирается въ своихъ важныхъ функціяхъ всецѣло и исключительно на народъ, его поставившій.

IV.

Нѣсколько разъ уже приходилось упоминать о политическихъ партіяхъ, которыя борются за власть въ Соединенныхъ Штатахъ. Ихъ значеніе громадно и безъ пониманія ихъ дѣятельности американскія учрежденія останутся формами, лишенными содержанія. Вообще, конечно, во всякомъ гоударствѣ, — устроенномъ на началахъ народной самодѣятельности, вопросъ характерѣ и составѣ партій является крайне существеннымъ. Можно, пожалуй, сказать, что термины «представительный, конституціонный, демократическій» образъ правленія могутъ быть объединены и замѣнены общимъ терминомъ — «партійный образъ правленія», въ противуположность абсолютизму одного, который теоретически, по крайней мѣрѣ, стоитъ внѣ артійь Какъ бы ни были велики различія между ограниченными монархіями европейскаго континента, замаскированною республикой Англіи и открытою демократіей Соединенныхъ Штатовъ, всѣ эти формы въ большей или меньшей степени опираются на господство общественнаго мнѣнія, т.-е. на преобладаніе взглядовъ извѣстнаго большинства. Естественно, что большинство это слагается не случайно. Уже его, такъ сказать, царствующая роль въ государствѣ вызываетъ къ существованію обширныя и крѣпкія организаціи, задающіяся цѣлью овладѣть этимъ большинствомъ и удержать его. И такъ какъ борьба ведется не ради того только, чтобы поставить во главѣ государства однихъ и оттѣснить другихъ, такъ какъ каждая изъ стремящихся къ большинству и господству партій представляетъ извѣстную комбинацію мнѣній и интересовъ, то образуются по необходимости традиціи, которыя связываютъ программы настоящей минуты съ идеями прошедшаго и придаютъ партіи значеніе историческаго цѣлаго, организма, возвышающагося надъ жизнью отдѣльныхъ поколѣній.

Одно изъ главныхъ отличій современной политической науки отъ прежней, безъ сомнѣнія, состоитъ въ томъ, что изслѣдователи государственной жизни обращаютъ вниманіе на рядъ фактовъ и условій, которые прежде оставались совершенно въ тѣни. Для конституціоналистовъ прошлаго и начала нынѣшняго вѣка всѣ государственные вопросы сосредоточивались вокругъ задачи формальнаго распредѣленія власти и созданія «системы противовѣсовъ» (système des contrepoids). Вопросъ о партіяхъ поднимался только косвенно, по отношенію къ смѣнѣ министерствъ. Въ настоящее время приходится если не оставить формально-правовую точку зрѣнія, то значительно расширить кругъ наблюденій и принять въ соображеніе какъ, съ одной стороны, соціальную подкладку государственной жизни, ея связь съ общественными классами и экономическими отправленіями, такъ и роль партійныхъ организмовъ, которые живутъ за внѣшними перегородками учрежденій.

Соединенные Штаты Сѣверной Америки представляютъ самый богатый матеріалъ для наблюденій надъ партійнымъ правленіемъ. Подобно Англіи, Соединенные Штаты отличаются компактностью и послѣдовательнымъ развитіемъ своихъ партій. Какъ въ Англіи, на почвѣ объединеннаго въ культурномъ отношеніи общества съ XVII вѣка образовалось два большихъ лагеря, рядомъ съ которыми существовали только второстепенныя группы, не имѣвшія рѣшительнаго вліянія на ходъ событій, такъ и въ Америкѣ традицій существующихъ нынѣ партій восходитъ къ самому образованію; конституціи, и борьба велась, главнымъ образомъ, между двумя большими организаціями. Націоналисты или федералисты конца XVIII вѣка превратились въ виговъ, а затѣмъ въ республиканцевъ, дѣйствующихъ и понынѣ, а партія «правъ Штатовъ» замѣнилась демократической. Вокругъ возникали и возникаютъ группы, которыя преслѣдовали серьезныя цѣли и достигали иногда временнаго значенія, но, все-таки, не пріобрѣли исторической силы и живучести двухъ названныхъ организацій. Внутри послѣднихъ опять-таки происходили расколы и превращенія, но общая ихъ традиція, все-таки, поддерживалась и довела ихъ до современнаго намъ состоянія. Если въ Англіи политическая борьба вызываетъ самый оживленный интересъ и участіе въ обществѣ, то въ Америкѣ она часто поглощаетъ теченія, которыя имѣли бы право на самостоятельное развитіе; мы видѣли уже, что мѣстная и областная жизнь извращены въ значительной степени тѣмъ, что связанные съ ними интересы подчинены борьбѣ партій Союза.

Ради чего же, спрашивается, ведется эта колоссальная напряженная борьба? За власть или за идею? Какъ бы тѣсно ни были связаны эти двѣ стороны дѣла, легко замѣтить, что въ партійной жизни преобладаетъ то одна, то другая, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, измѣняется самый характеръ этой жизни. Изученіе современныхъ американскихъ партій приводитъ Брайса къ выводу, что онѣ направляются почти исключительно стремленіемъ къ власти и что идейная подкладка ихъ ничтожна. Онъ указываетъ, прежде всего, на то, что принципіальнаго различія между республиканцами и демократами нашего времени провести нельзя. Каждая партія провозглашаетъ извѣстную программу или, какъ американцы говорятъ, «выставляетъ платформу» и «планки» этой платформы представляютъ заявленія взглядовъ на извѣстные очередные вопросы. Но сколачиваются платформы, прежде всего, въ избирательныхъ видахъ, и потому различіе между словомъ и дѣломъ получается громадное, — то самое, что даетъ поводъ къ горячимъ декламаціямъ передъ выборами, весьма вяло проводится въ жизнь послѣ нихъ, и часто просто откладывается въ долгій ящикъ, до слѣдующей надобности. Понятно, что и составъ платформъ случайный. Сегодня агитація въ пользу свободы торговли ведется демократическою партіей, но завтра ее можегъ подхватить партія республиканская, а затѣмъ, пожалуй, окажется, что представители и той, и другой партіи будутъ высказываться за пониженіе тарифа, когда понадобится привлечь симпатіи извѣстныхъ избирателей. Вопросъ отъ этого, все-таки, не подвигается къ разрѣшенію. То же самое можно сказать и о другихъ первостепенныхъ вопросахъ настоящаго времени: о реформѣ гражданской службы, объ ограниченіи торговли крѣпкими напитками, о регулированіи денежнаго обращенія, о политикѣ относительно иноземцевъ, о мѣрахъ для организаціи труда. Тактика партій относительно нѣмцевъ, ирландцевъ, негровъ, направленіе общественнаго мнѣнія въ Штатахъ, колеблящихся между партіями и потому особенно интересующихъ руководителей политики, — всѣ эти условія, которыя ничего, общаго съ требованіями идеи не имѣютъ, играютъ рѣшающую роль въ составленіи программъ. Между республиканцами и демократами нашего времени нѣтъ кореннаго отличія, нѣтъ центральнаго разномнѣнія, которое придавало бы всѣмъ предметамъ своеобразную окраску. Было бы безсмысленно утверждать, что одни — консерваторы, а другіе — либералы; прежде можно было видѣть въ однихъ централистовъ, въ другихъ федералистовъ, но теперь и стр различіе почти совершенно утратило значеніе. Остались, пожалуй, нѣкоторыя неопредѣленныя склонности въ томъ и другомъ направленіи, но достаточно ли такихъ склонностей, чтобы объяснить существованіе могущественныхъ организацій, которыя изъ году въ годъ заправляютъ громадною страной?

Немудрено, что общественное мнѣніе начинаетъ тревожиться такимъ положеніемъ дѣлъ и что постоянно повторяются попытки выйти изъ проторенной колеи. Всѣ главные вопросы, которымъ интересуются теперь въ Америкѣ, подали поводъ къ образованію самостоятельныхъ группъ. Въ свое время такою группой были аболиціонисты, которымъ только благодаря наступательнымъ дѣйствіямъ южанъ удалось быстро реформировать вигскую партію и превратить ее въ республиканцевъ, Въ недавнемъ прошломъ и въ настоящее время особенно интересны съ этой точки зрѣнія такъ называемые «Mugwumps», отщепенцы республиканской партіи, поддержавшіе Кливленда, какъ поборника гражданской реформы, и «партія труда», которая смѣло выдвигаетъ вопросы соціальнаго преобразованія. Но всѣ эти явленія приходится разсматривать пока только какъ зачатки общественной группировки. Преобладаніе остается за старыми союзами республиканцевъ и демократовъ, и участь политическихъ мѣръ, все-таки, зависитъ, прежде всего, отъ положенія, занятаго относительно ихъ этими главными организаціями. Если идейная подкладка главныхъ американскихъ партій представлявляется какъ бы испарившейся, то матеріальная ихъ организація развита въ высшей степени совершенства и исключительно направлена къ тому, чтобы обезпечить побѣду въ борьбѣ за власть. Не только съ точки зрѣнія высокой нравственности, но вообще при сколько-нибудь идеалистическомъ отношеніи къ государству и его задачамъ, организація эта покажется уродливой. За то она вполнѣ цедесообразна, если смотрѣть на политическую жизнь, какъ на постоянное состязаніе на призы, какъ на рядъ своего рода скачекъ съ препятствіями.

Прежде всего, достаточно извѣстно, что со времени президента Джэксона, т.-е. съ тридцатыхъ годовъ нынѣшняго столѣтія, установился взглядъ на федеральную администрацію съ ея многочисленными должностями, какъ на «добычу» побѣдоносной партіи. Кто одолѣваетъ на выборахъ, кому въ особенности удается захватить президентскую власть, тотъ становится господиномъ положенія, и первымъ практическимъ результатомъ побѣды является замѣщеніе всѣхъ должностей приверженцами одолѣвшей партіи. На такое замѣщеніе смотрятъ какъ на награду за хлопоты и усилія, которыя приходится пускать въ ходъ во время борьбы. Въ Англіи и вообще въ конституціонныхъ государствахъ перемѣщеніе политическаго большинства обязательно влечетъ за собою перемѣну министровъ и нѣкотораго числа тѣсно связанныхъ съ министерствомъ чиновниковъ, но тамъ, кромѣ этого смѣняющагося должностнаго персонала, имѣется несравненно болѣе многочисленная административная армія, которой перемѣны такого рода не касаются, которая служитъ дѣлу, а не партіямъ, и ручается за преемственность дѣйствій и административныя традиціи. Въ Америкѣ побѣда республиканцевъ означаетъ изгнаніе всѣхъ должностныхъ лицъ демократическаго образа мыслей изъ союзной службы. Она не означаетъ еще изгнанія демократовъ изъ должностнаго персонала Штатовъ и мѣстностей, потому что и при республиканскомъ большинствѣ въ Союзѣ всегда, конечно, сохраняется цѣлый рядъ штатовъ и мѣстностей, вѣрныхъ демократической партіи, но и въ каждой отдѣльной области или городѣ ведется подобная же борьба при подобныхъ же кличкахъ, и одерживается побѣда въ томъ или другомъ смыслѣ съ подобными же послѣдствіями; такъ что самый лучшій и добросовѣстные административный дѣятель не можетъ ручаться, что останется при своемъ дѣдѣ или пойдетъ въ немъ дальше. Въ федеральное администраціи все зависитъ не отъ достоинствъ и не отъ требованій самаго дѣда, а отъ того, кто попадетъ въ президенты — Кливлендъ иы Гаррисонъ. Положеніе во многихъ отношеніяхъ возмутительное, имъ дѣйствительно и возмущаются въ Америкѣ, и не мало признаковъ, что реформа гражданской службы устранитъ его ненормальныя послѣдствія. Дѣло, впрочемъ, уже не въ надеждахъ только. Приступлено уже къ самому осуществленію реформы. Цѣлый рядъ должностей снятъ съ арены будничной борьбы, благодаря введенію конкуррентныхъ экзаменовъ при ихъ замѣщеніи^[21].

Но пока, во всякомъ случаѣ, административныя мѣста служатъ однимъ изъ важныхъ призовъ въ состязаніи политическихъ партій. Есть и другіе призы: преобладаніе въ союзномъ сенатѣ или палатѣ депутатовъ даетъ возможность проводить мѣры, выгодныя для партіи въ ея цѣломъ или для тѣхъ или другихъ мѣстностей, особенно заслужившихъ въ борьбѣ за власть. Положеніе и заслуги каждаго сколько-нибудь виднаго дѣятеля, каждаго мѣстнаго союза точно взвѣшиваются и оцѣниваются, — ничто не должно пропадать даромъ или дѣлаться на-авось въ состязаніи, которое требуетъ разсчетливаго напряженія всѣхъ силъ.

Не задаваясь вопросомъ о томъ, какъ выросла современная боевая организація партій, необходимо въ общемъ познакомиться съ ея современною формой. На первый взглядъ, ничто не можетъ быть проще, раціональнѣе и справедливѣе, нежели организація «машины». Жителямъ извѣстнаго мѣстечка предстоитъ участвовать въ рядѣ выборовъ на муниципальныя должности, въ собраніе Штата и въ губернаторство Штата, въ собранія Союза и на президентство Союза. Людямъ одной и той же партіи надо сговориться, чтобы дѣйствовать заодно и не растеряться среди массы предстоящихъ выборовъ. Естественно, что обыватели, если они держатся одинаковыхъ политическихъ взглядовъ, собираются въ «первоначальное» собраніе (Primary) съ цѣлью обсудить возникающіе вопросы. Естественно, опять-таки, что такое первоначальное собраніе не можетъ быть очень многочисленно, что оно захватитъ всѣхъ республиканцевъ и демократовъ мѣстности, только если мѣстность эта мала, что первоначальное собраніе можетъ дѣйствовать окончательно только по отношенію къ муниципальнымъ выборамъ, а для всѣхъ болѣе или менѣе обширныхъ округовъ должно столковываться съ другими однородными собраніями. Поэтому фактически дѣло первоначальныхъ собраній сводится почти совершенно къ выбору делегатовъ въ партійныя конвенціи. Списки кандидатовъ составляются уже на этихъ конвенціяхъ. Для президентскихъ выборовъ собирается спеціальная конвенція. Когда списокъ прошелъ, кандидаты намѣчены, всѣ должны тянуть за нихъ, какъ бы ни велико было разномысліе и борьба до установленія окончательнаго результата. Все это вполнѣ естественно и нисколько не предосудительно. Естественна, пожалуй, и другая сторона дѣла, которую, однако, приходится считать уже предосудительной. Первоначальныя собраніи, все-таки, состоятъ изъ сотенъ и тысячъ человѣкъ, въ конвенціяхъ делегатовъ сходятся люди изъ самыхъ разнообразныхъ мѣстностей. Можно ли думать, что такія собранія успѣшно сдѣлаютъ свое дѣло, если ихъ предоставить самимъ себѣ, если поручить имъ самимъ, безъ подсказки, набирать кандидатовъ на всевозможныя мѣста и должности? Такія плохо объединенныя собранія какъ бы сами напрашиваются на извѣстное руководство со стороны, и вотъ для этого руководства появляются за кулисами собраній и конвенцій коноводы и кружки, которые заготовляютъ рѣшенія и всѣми мѣрами проводятъ ихъ въ собраніяхъ. Коноводъ (Boss) — спеціалистъ политической игры, хорошо знакомый со всѣми слабыми и сильными сторонами своей партіи, знающій, кого надо пустить ораторствавать на митингахъ, кто годится въ законодательное собраніе, что обѣщать ирландцамъ, о чемъ надо благоразумно умалчивать въ виду нѣмецкихъ избирателей, сколько отбитъ содѣйствіе извѣстной газеты и въ какую минуту всего удобнѣе разгласить опорочивающія противника обстоятельства. Для него партійная агитація — не случайный поводъ погорячиться и поговорить, а своего рода карточная игра, въ которой нужно хорошенько сообразить собственную силу, угадать распредѣленіе картъ у сосѣдей и воспользоваться ихъ промахами. Для всего этого надо время, сосредоточеніе свѣдѣній и рѣшительность. Ближайшими помощниками коновода являются члены кружка (King), они собираютъ свѣдѣнія, ведутъ сношенія съ дружественными союзами, вербуютъ и подбадриваютъ приверженцевъ и, наконецъ, составляютъ военный совѣтъ вокругъ великаго человѣка, центральнаго коновода. И собственно эти дѣятели и рѣшаютъ, что надо дѣлать партіи: въ собранія и конвенціи они являются съ готовыми списками и съ заранѣе налаженными дѣйствіями и легко увлекаютъ за собою толпу. Недуренъ приведенный у Брайса разсказъ о томъ, какъ на военномъ совѣтѣ какого-то кружка перебраны были всѣ мѣста, изъ-за которыхъ велась политическая борьба, и на каждое намѣченъ кандидатъ; одно только назначеніе тюремнаго смотрителя, самое маловажное и непривлекательное, осталось необсужденнымъ. Одинъ изъ членовъ кружка напомнилъ объ этомъ предсѣдательствовавшему коноводу и получилъ въ отвѣть: это назначеніе мы предоставимъ конвенціи.

Мыслимо, конечно, что даже при такой комбинаціи организованнаго кружка и неорганизованной толпы послѣдняя могла бы въ извѣстномъ случаѣ взбунтоваться и сбросить своихъ руководителей. Чтобы устранить такую возможность проявленія самостоятельности, примѣняется простое средство: непокорные элементы не допускаются на первоначальныя собранія. Списки участниковъ ведутся профессіональными политиками, членами кружковъ, и малѣйшее подозрѣніе, что извѣстное лицо выступитъ съ какими-нибудь самостоятельными стремленіями, приводитъ къ тому, что подозрѣваемаго вычеркиваютъ изъ списка и, въ случаѣ надобности, выталкиваютъ изъ собранія. Отчего не вступятся послѣдніе, отчего развитые въ политическомъ отношеніи американцы допускаютъ надъ, собой тиранію самозванныхъ и презираемыхъ политикановъ? Оттого, что для борьбы съ организаціей мало честныхъ стремленій и разрозненныхъ попытокъ, а нужна такая же организація, т.-е. искусное правительство, тяжелое подчиненіе дисциплинѣ, трата времени и силъ, готовность всегда выступить въ защиту извѣстнаго дѣла. Какъ ни дурны и ни ненавистны порядочнымъ гражданамъ коноводы и кружки, они, въ большинствѣ случаевъ, не достаточно отвратительны, чтобы начинать противъ нихъ междоусобную войну въ средѣ собственной партіи и осуждать ее тѣмъ самымъ на пораженіе. Надо прибавить, что презрѣнные политиканы оказываютъ-таки не маловажныя услуги, несмотря на то, что и цѣль у нихъ не высокая, и средства предосудительныя. Такъ или иначе, они продѣлываютъ необходимую черную работу подготовки извѣстнаго плана дѣйствій и установленія постоянныхъ сношеній въ средѣ партіи.

Что дѣло это попало въ дурныя руки, на то много причинъ. Наслѣдственныхъ классовъ, монополизирующихъ политическую дѣятельность въ Америкѣ, конечно, не существуетъ. Отбираются люди для профессіональнаго занятія политикой, какъ они отбираются для всякаго другаго промышленнаго дѣла. И при этомъ какъ разъ лучшіе люди отвлекаются отъ политики интересомъ и значеніемъ другихъ карьеръ. Успѣшная дѣятельность въ торговлѣ, въ земледѣльческой колонизаціи, въ желѣзно-дорожныхъ предпріятіяхъ привлекаетъ первоклассныхъ дѣятелей, которые, конечно, интересуются и политикой, но не желаютъ посвящать себя ей и остаются за предѣлами политической сцены. И вотъ, на сценѣ этой стали фигурировать лица, въ которыхъ весьма мало привлекательнаго. "Этотъ классъ людей, похожій на сорныя травы, которыя разводятся вокругъ человѣческихъ жилищъ, разростается преимущественно въ городахъ, или, вѣрнѣе, въ самыхъ густо-населенныхъ городскихъ кварталахъ. Онъ извѣстенъ въ Америкѣ подъ названіемъ Ward politician (политиканъ кварталовъ), потому что городской кварталъ служитъ для этихъ людей главною сферой дѣятельности, а митингъ квартала служитъ первою сценой для ихъ тріумфовъ. Государственный дѣятель этого типа обыкновенно начинаетъ съ содержанія трактира или конторы; это занятіе доставляетъ ему возможность пріобрѣтать множество знакомыхъ, въ особенности среди «зѣвакъ», которые имѣютъ право голоса, но не имѣютъ никакого резона пользоваться этимъ правомъ съ заранѣе намѣченною цѣлью, и которые интересуются политическими вопросами такъ же мало, какъ малъ запасъ ихъ политическихъ свѣдѣній. Иногда эти люди начинаютъ свою карьеру занятіями адвоката низшаго разряда или содержаніемъ меблированныхъ комнатъ, или же начинаютъ заниматься политикой послѣ неудачной попытки завести лавочную торговлю. Свое образованіе они окончили въ элементарныхъ школахъ, а если они переселились изъ Европы уже въ то время, какъ были большими мальчиками, то они не получили и такого первоначальнаго образованія. Само собою разумѣется, что они не имѣютъ никакого понятія о политическихъ вопросахъ и никакой привязанности къ какимъ-либо политическимъ принципамъ, — для нихъ политика есть ничто иное, какъ способъ добывать должности. Они обыкновенно грубы и даже дерзки, а иногда не отказываются и отъ участія въ преступленіяхъ.

«Въ небольшихъ городахъ и вообще въ провинціяхъ мелкіе политическіе дѣятели большею частью родомъ американцы; они менѣе невѣжественны и болѣе благопристойны, чѣмъ только что упомянутые уличные искатели добычи. Между ними встрѣчаются содержатели трактировъ, но большинство состоитъ изъ мелкихъ адвокатовъ, изъ должностныхъ лицъ, изъ тѣхъ людей, которые за неимѣніемъ лучшихъ занятій сдѣлались искателями должностей, и изъ набольшаго числа лавочниковъ, фермеровъ и журналистовъ. Они большею частью имѣютъ какія-нибудь постоянныя занятія и потому не могутъ быть безусловно отнесены къ разряду профессіональныхъ политическихъ дѣятелей. Между ними адвокаты всего лучше подготовлены въ политической дѣятельности. Они не возвышаются надъ уровнемъ того класса населенія, къ которому принадлежатъ, то-есть того класса, который англичане назвали бы „низшимъ разрядомъ средняго класса“ и который извѣстенъ во Франціи подъ названіемъ petite bourgeoisie, они нерѣдко выдаютъ себя за поборниковъ республиканскихъ или демократическихъ принциповъ, хотя на самомъ дѣлѣ только гоняются за должностями. Имъ можно ставить въ вину не столько положительные нравственные недостатки, сколько грязныя и себялюбивыя воззрѣнія на политику и неразборчивость въ средствахъ для вліянія на выборы.

„Эти два класса людей исполняютъ въ провинціяхъ грязную политическую работу. Они — рядовые политической арміи. Выше ихъ стоятъ офицеры, то-есть вожди партій со включеніемъ членовъ конгресса, вліятельныхъ людей въ законодательныхъ собраніяхъ Штатовъ и издателей вліятельныхъ газетъ. Нѣкоторые изъ этихъ людей вышли въ люди изъ самыхъ низкихъ слоевъ населенія; нѣкоторые другіе отличаются выдающимися дарованіями и образованіемъ и даже получили ученыя степени; въ той же средѣ встрѣчаются адвокаты, пріобрѣвшіе практическую опытность, и изрѣдка торговцы или фабриканты, мало-по-малу промѣнявшіе свои дѣловыя занятія на занятіе политикой. Между ними встрѣчаются люди всякаго рода — и хорошіе, и дурные, точно также какъ въ сосудѣ, который спустился къ св. Петру съ неба, были животныя и чистыя, и нечистыя, но то же самое можно сказать о политическихъ дѣятеляхъ всѣхъ странъ. Они отличаются отъ такого же класса людей въ Европѣ тѣмъ, что чаще посвящаютъ все свое время на занятія политикой, что большею частью извлекаютъ или надѣются извлекать изъ этихъ занятій денежныя выгоды, что чаще выходятъ изъ бѣдственныхъ и мало образованныхъ классовъ населенія, чѣмъ изъ высшихъ слоевъ общества, и что лишь немногіе изъ нихъ обладаютъ экономическими, соціальными или политическими познаніями, служащими фундаментомъ для политической и законодательной дѣятельности, хотя они и очень опытны въ искусствѣ произносить публичныя рѣчи, вести избирательныя интриги и руководить приверженцами своей партіи“.

„Политическій дѣятель“ есть бранное слово не только въ устахъ самыхъ глубокомысленныхъ философовъ, занимающихся преподаваніемъ въ университетахъ Новой Англіи, но и въ устахъ всѣхъ лучшихъ гражданъ Американскаго Союза. „Какъ можно было рѣшиться на такое грязное дѣло?“ — спросилъ одинъ изъ моихъ знакомыхъ, возмущенный какимъ-то скандальнымъ расхищеніемъ общественныхъ суммъ. Онъ получилъ слѣдующій отвѣтъ: „Чего же вы ходите требовать отъ политическихъ дѣятелей?“

Безобразія, происходящія вслѣдствіе дѣятельности этихъ людей, бросаются въ глаза настолько сильно, что легко преувеличить, и обыкновенно преувеличиваютъ, ихъ значеніе. Нечего и говорить, что во всемъ блескѣ правленіе коноводовъ проявляется только въ большихъ городахъ и въ нѣкоторыхъ Штатахъ, неблагопріятно поставленныхъ въ политическомъ отношеніи. Во множествѣ случаевъ организація теряетъ значительную долю своей силы и зловредности и было бы слишкомъ легкомысленно считать порядки нью-йоркскаго Tammany Bing типическими. Затѣмъ, при всей іовкости и своеволіи политикановъ, они постоянно принуждены считаться если не съ опредѣленною организаціей окружающей ихъ среды, то съ ея общественнымъ мнѣніемъ, и мнѣніе заявляется, пожалуй, самою могущественной изъ силъ, которыми приходится орудовать. Какъ бы ни были поэтому дурны и произвольны отдѣльныя назначенія, нельзя спускаться ниже извѣстнаго уровня, въ общемъ приходится „прислуживаться нравственному сознанію общества“. Въ этомъ направленіи проявляется какъ разъ политическая жизненность и опытность американскаго народа. Давленіе среды настолько сильно, что дурное направленіе политикановъ значительно обезвреживается. Брайсъ раскрываетъ ихъ злоупотребленія во всей наготѣ; его нельзя обвинить въ умолчаніи или пристрастіи въ ихъ пользу, а, тѣмъ не менѣе, общее заключеніе, къ которому онъ приходитъ относительно нравственнаго уровня политическихъ дѣятелей въ Америкѣ, таково: члены представительныхъ собраній стоятъ ниже, чѣмъ, депутаты европейскихъ палатъ; члены администраціи и тамъ, и здѣсь стоятъ на одинаковомъ уровнѣ. Если таковъ окончательный результатъ, то нельзя не замѣтить, что воздѣйствіе общества вноситъ крупную поправку въ дѣятельность „машины“.

Взглядъ Брайса на американскія политическія партіи сводится къ тому, что борьба за власть совершенно оттѣснила въ нихъ идейную сторону и тѣмъ унизила ихъ значеніе. Все, что онъ говоритъ, безъ сомнѣнія, имѣетъ большой вѣсъ и въ значительной степени объясняетъ текущія событія американской политики. Въ одномъ отношеніи, однако, нашъ авторъ едва ли справедливъ въ своемъ приговорѣ: съ своей современной точки зрѣнія объ, пожалуй, имѣлъ право говорить о безсодержательности партійныхъ программъ, отсутствіи принципіальныхъ различій и упадкѣ политической нравственности; но исключительно современное отношеніе къ вопросу опять-таки оказывается слишкомъ узкимъ. Правильно ли произносить сужденіе о явленіи въ тотъ моментъ, когда явленіе это поставлено въ совершенно исключительныя, условія? Какое общее значеніе монетъ имѣть характеристика партій въ переходное время, когда закончилась ожесточенная борьба и наступило затишье, когда содержаніе стараго спора исчерпано, а новые споры еще не формулировались окончательно? Если взглянуть на американскія партіи не въ ту чисто-случайную минуту, въ которую намъ приходится говорить о нихъ, а въ общей связи ихъ вѣковаго развитія, то придется признать, что онѣ имѣютъ и принципіальное содержаніе, и идеальныя стремленія. Національная тенденція, съ одной стороны, областная самостоятельность — съ другой лежали въ основѣ партійныхъ организацій до самаго сокрушенія непокорныхъ Штатовъ силою Союза. Противуположность этихъ стремленій глубокая и принципіальная, но естественно, что, послѣ побѣды Сѣвера надъ Югомъ, она потеряла большую часть своего жизненнаго значенія. Партіи настоящаго, дѣйствующія, такъ сказать, на разоренномъ мѣстѣ, естественно имѣютъ характеръ какихъ-то переживаній. Но не трудно замѣтить, что подготовляется новый періодъ въ развитіи всей системы. Будетъ ли яблокомъ раздора вопросъ о государственномъ вмѣшательствѣ, или нѣтъ? Во всякомъ случаѣ, число новыхъ задачъ все накопляется и, какъ уже было сказано, совершаются попытки новой группировки. И можно сказать навѣрное, что какъ скоро главныя партіи выйдутъ изъ проторенной колеи, по которой онѣ до сихъ поръ двигались, какъ скоро опредѣлятся коренныя различія принциповъ между ними, такъ тотчасъ повысится уровень политической борьбы и вернется идеалистическое отношеніе къ дѣлу, которое одинаково отличало и націоналистовъ, и приверженцевъ правъ Штатовъ.

V.

Содержаніе третьяго тома Брайса менѣе поддается краткой характеристикѣ, нежели содержаніе первыхъ двухъ. Сюжеты, которыхъ оно касается, чрезвычайно разнородны, и было бы невозможно услѣдить въ настоящей статьѣ за интересными, но не связанными въ стройное цѣлое замѣчаніями автора относительно женскаго вопроса и университетовъ, адвокатуры и мѣстныхъ партій, желѣзныхъ дорогъ и духовенства. Во, какъ уже было сказано раньше, несмотря на разнокалиберность содержанія, третій томъ не лишенъ внутренняго единства и представляетъ необходимое дополненіе къ первымъ двумъ. Дѣло въ немъ идетъ, главнымъ образомъ, о томъ, въ какомъ отношеніи находилось американское общество къ своей политической организаціи. Нечего и говорить, что ни формы правительственнаго устройства, ни механизмъ партій, которыя этимъ устройствомъ движутъ, не даютъ полнаго представленія о политической жизни народа. Необходимо, кромѣ того, выяснить, какое настроеніе и какія привычки соотвѣтствуютъ этимъ организаціямъ, въ чемъ состоитъ взаимодѣйствіе между государственною стороной жизни и ея общественною стороной. Вопросъ спорный, трудный, особенно трудный потому, что разрѣшеніе его требуетъ ознакомленія съ соціальною областью и, въ то же время, задѣваетъ эту область только въ одномъ отношеніи — въ пунктахъ ея соприкосновенія съ политикой. Подобно Токвиллю, Брайсъ не счелъ возможнымъ уклониться отъ культурной характеристики американской демократіи, но въ этомъ случаѣ, какъ и въ другихъ, онъ избѣгалъ общихъ построеній а priori и старался держаться какъ можно ближе къ реальнымъ наблюденіямъ. Этимъ отчасти объясняется самая разбросанность третьяго тома — его литературные недостатки. Помимо указанной связи между различными частями работы Брайса, существуетъ еще другая, прямо вытекающая уже не изъ постановки задачи, а изъ способа ея разрѣшенія. Характеристика дѣйствующихъ учрежденій и партій нашего автора строгая, часто отрицательная. Какой же выводъ? Осужденіе американской демократіи? Печаленъ былъ бы такой конецъ, но авторъ къ нему и не приходитъ. Въ первыхъ томахъ намѣчается, а въ послѣднемъ развивается мысль, которая служитъ противовѣсомъ всѣмъ порицаніямъ: всѣ детальные недостатки американскаго устройства съ избыткомъ выкупаются его общею цѣлесообразностью и благотворнымъ вліяніемъ. Посмотримъ, насколько доказана эта мысль, является ли она прибѣжищемъ отчаянія для либерала, спохватившагося, что онъ собственными руками разрушилъ одну изъ самыхъ драгоцѣнныхъ иллюзій либерализма, или она внушена наблюдательностью, которая привыкла не останавливаться на поверхностныхъ впечатлѣніяхъ, а проникать въ глубину изучаемыхъ явленій?

Придется, во всякомъ случаѣ, признать одно. Самъ американскій народъ въ своей совокупности несомнѣнно держится именно изложеннаго взгляда, совершенно проникнутъ имъ. Путешественника, пріѣзжающаго изъ міра европейской культуры, ничто такъ не поражаетъ, какъ политическій оптимизмъ американцевъ. Въ Европѣ и законы составляются осмотрительнѣе, и администрація болѣе искусная, и бюджеты подводятся съ точнымъ предвѣдѣніемъ балансовъ и дефицитовъ, и государственные люди талантливѣе, и политическая агитація ведется менѣе безцеремонно, и партіи одушевлены болѣе идеальными стремленіями, и вообще вся государственная жизнь много грандіознѣе и поэтичнѣе, а, между тѣмъ, все больше и больше распространяются въ европейскомъ обществѣ какая-то политическая хандра, усталость отъ борьбы и недовѣріе къ будущему. Не всю поверхность одинаково заволокли эти мрачныя тучи; въ иныхъ мѣстахъ онѣ скопились сплошнѣе, въ другихъ лежатъ легче, временами пробивается и свѣтъ. Но, все-таки, мало отрады и надежды на континентѣ старой цивилизаціи. Ничто не можетъ быть рѣзче контраста, который представляетъ съ этою картиной Америка. Граждане Соединенныхъ Штатовъ отлично видятъ недостатки своей политической жизни. Имъ не Надо читать книгъ, чтобы знать, что среди депутатовъ въ собраніяхъ Штатовъ и даже среди членовъ конгресса сильно распространена продажность, что выборы не выражаютъ просто мнѣнія страны, а зависятъ въ значительной степени отъ интригъ, что и финансовая, и законодательная работа могла бы производиться съ гораздо большею успѣшностью, что вся государственная организація страдаетъ отсутствіемъ единства. Лучшіе люди понимаютъ также, что не слѣдуетъ относиться ко всѣмъ этимъ недостаткамъ равнодушно, что они требуютъ осужденія и противодѣйствія. И, тѣмъ не менѣе, всюду господствуетъ непоколебимая бодрость, вѣра въ будущее и привязанность къ существующему политическому порядку въ его цѣломъ. Брезгливо отворачивается отъ политической жизни только самое незначительное меньшинство. Интересъ и участіе кассы населенія необыкновенно послѣдовательны и выдержаны. Въ Англіи 60 % избирателей принимаютъ участіе въ сравнительно немногочисленныхъ выборахъ и такой процентъ представляется чрезвычайнымъ сравнительно съ порядками континента Европы, гдѣ апатія выборщиковъ составляетъ одно изъ печальныхъ выраженій политической невоспитанности общества. Въ Соединенныхъ Штатахъ требованія отъ гражданъ гораздо болѣе значительныя и въ смыслѣ времени, и въ смыслѣ пониманія. И, тѣмъ не менѣе, отъ 75 до 80 % исполняютъ свои обязанности, а это значитъ, что являются поголовно всѣ тѣ, кого не удерживаетъ болѣзнь или самыя неотложныя личныя дѣла. Самъ по себѣ фактъ этотъ достаточно знаменателенъ, но особенно интересенъ онъ именно въ виду сознательнаго оптимизма американскаго народа, — оптимизма, иногда принимающаго даже непріятныя формы проходящаго до хвастливости.

Такимъ образомъ, противорѣчіе между критикой отдѣльныхъ порядковъ и положительнымъ отношеніемъ къ цѣлому является никакъ не особенностью нашего писателя. Если онъ заблуждается, то не одинъ; если правъ; то не оригиналенъ. Онъ воспринялъ общую оцѣнку, установленную самимъ американскимъ народомъ, и его личная заслуга въ томъ, что онъ но ocтaновился на общей оцѣнкѣ, а попытался вдуматься въ смыслъ кажущагося противорѣчія и разрѣшить его анализомъ фактовъ.

На какія раціональныя основанія опирается оптимизмъ американцевъ? Почему считаютъ они недостатки своего устройства второстепенными и несущественными? Въ объясненіе придется сослаться на нѣсколько условій. Нѣкоторыя какъ бы являются на помощь со стороны и ничего не говорятъ въ пользу существующей политической организаціи. Если финансовая путаница не отзывается пагубно на участи Союза, Штатовъ и большихъ городовъ, то надо принять во вниманіе, что въ Америкѣ и понятіе не имѣютъ о подавляющихъ государственныхъ расходахъ, подъ бременемъ которыхъ задыхается Европа. Военная тяжесть является въ Новомъ Свѣтѣ фактомъ исключительнымъ и вообще не можетъ быть сомнѣнія, что выгодное положеніе въ сторонѣ отъ международной политики, въ безопасности отъ сосѣдей много облегчаетъ задачи государственной власти и избавляетъ ее отъ ненавистной необходимости держать общество въ постоянномъ напряженіи въ виду возможной катастрофы. Какова бы ни была сама правительственная организація, она, конечно, должна выиграть въ глазахъ аселенія отъ такого безобиднаго положенія. Съ другой стороны, понятно, то бодрость и вѣра въ будущее вытекаютъ въ сильной степени изъ молодости всего народнаго организма: силы человѣческой предпріимчивости находчивости находятъ еще свободное приложеніе, широко разстилаются мало заселенныя пространства, пути промышленнаго преуспѣянія всюду мѣчены, но далеко не пройдены, всѣ отъ мала до велика понимаютъ, то есть гдѣ работать и надо только работать, чтобы достигнуть результатовъ. Эти привилегіи молодости и экономическаго прогресса также должны казать косвенное вліяніе на политику: объ американскомъ государствѣ, во сякомъ случаѣ, еще долго не скажутъ, что оно даетъ камень тому, кто просить хлѣба. У него хлѣба еще не просятъ.

Но, помимо всего этого, при сколько-нибудь внимательномъ и безпристрастномъ изученіи, раскрывается рядъ условій первой важности, которыя участвуютъ въ образованіи политическаго оптимизма американцевъ и выдаютъ изъ свойствъ правительственнаго строя. Иначе и быть не можетъ: тотъ, и другой изъ только что указанныхъ фактовъ недостаточенъ для толкованія результата, какъ показываетъ простое сопоставленіе съ полными же явленіями въ исторіи. Сравнительная легкость государственно бремени и простота государственныхъ задачъ могутъ привести, какъ разъ, къ упадку политическаго интереса и развитію исключительно личныхъ стремленій, что весьма замѣтно во второстепенныхъ государствахъ Европы, то возможность экономическаго прогресса, широкій горизонтъ матеріально развитія, обиліе задачъ и средствъ для ихъ разрѣшенія сами по себѣ нисколько не обезпечиваютъ обществу бодрости духа и положительнаго отношенія къ государству, объ этомъ, кажется, нечего особенно распространяться. Пора, однако, перейти къ тѣмъ положительнымъ достоинствамъ американскаго политическаго порядка, которыя дѣлаютъ его дорогимъ каленію Соединенныхъ Штатовъ. Отношеніе гражданъ къ устройству своей раны въ данномъ случаѣ сознательное и разумное, оно можетъ служить наказаніемъ для постороннихъ наблюдателей. Я не буду вновь перечислять оговорки и замѣчанія, которыя пришлось дѣлать при изложеніи отдѣльныхъ учрежденій, напомню только, что на ряду съ несовершенствами пришлось указывать и на важныя преимущества въ постановкѣ всѣхъ частей управленія. Надъ всѣми этими частностями возвышается одно капитальное свойство, ради котораго дѣйствительно можно поступиться многими подробностями. Въ Соединенныхъ Штатахъ дѣйствительно правитъ народъ, у дѣйствительно принадлежитъ верховная сила. Съ нашей разочарованной европейской точки зрѣнія такое общее утвержденіе можетъ, пожалуй, казаться формальною фикціей или наивною фразой. Все дѣло въ томъ, что въ этомъ общемъ утвержденіи смыслъ американской политической жизни. Изъ него вытекаютъ самыя важныя и какъ нельзя болѣе конкретныя послѣдствія. Возьмемъ законодательную область. Въ организаціи ея особенно много неудовлетворительнаго, въ законодательныхъ собраніяхъ какъ Союза, такъ и Штатовъ особенно много практикуется злоупотребленій корыстнаго и не корыстнаго свойства. И, въ то, же время, приходится отмѣтить капитальный фактъ, что но всѣмъ сколько-нибудь важнымъ вопросамъ эти собранія, такъ безцеремонно пользующіяся своими полномочіями робко прислушиваются къ голосу общественнаго мнѣнія. Одинъ изъ недостатковъ американскаго законодательства состоитъ въ томъ, что статуи какъ бы пассивно отражаютъ состояніе общественнаго мнѣнія, передаютъ всю его непослѣдовательность, слишкомъ часто представляютъ неорганическія сдѣлки между взглядами большинства и меньшинства. Съ чисто-формальной стороны непосредственное вліяніе народа на законодательство ясно замѣтно. Не говоря уже о конституціяхъ, которыя изъяты изъ сферы обыкновеннаго законодательства и, въ то же время, сплошь и рядомъ разрѣшаютъ ея задачи, мы видѣли, что въ Штатахъ практикуется передай вопросовъ на прямое обсужденіе гражданъ. А, главное, даже когда съ формальной стороны дѣло остается въ рукахъ депутатовъ, они ведутъ его, обязательно сообразуясь съ направленіемъ общественнаго мнѣнія. Такой порядокъ сильно затрудняетъ смѣлую иниціативу, геніальную новизну замысла продуманную цѣльность построеній; но кто станетъ отрицать, что этотъ порядокъ ручается за тѣсную связь между жизнью и закономъ, устраняете формализмъ и самодовольную безплодность воцарившейся надъ обществомъ канцеляріи? Обратимся ли къ исполнительной власти президента, губернатора, мэра, — главнымъ орудіемъ ея оказывается контроль надъ представительными собраніями, — контроль, который всецѣло основанъ на довѣріи на селенія и популяренъ, потому что представляетъ какъ бы делегацію общественнаго мнѣнія. Самыя партіи, наконецъ, со всѣми ихъ интригамъ и подтасовками, въ главномъ и общемъ, опять-таки не ведутъ, а слѣдуютъ слѣдуютъ за расположеніемъ избирателей. И что бы ни думали объ этой руководствѣ общественнаго сознанія, какъ бы оно ни было неразумно и неловко въ отдѣльныхъ случаяхъ, опытъ Америки доказываетъ, если эти нужно только доказывать, что оно представляетъ великую и благотворна силу. Здравый смыслъ и безкорыстіе черезъ него проходятъ въ управленіе и, благодаря имъ, эгоизмъ и испорченность отдѣльныхъ лицъ обезвреживаются въ цѣломъ. Общество не будетъ эксплуатировать само себя и, въ концѣ-концовъ, устранитъ попытки эксплуатаціи со стороны классовъ мѣстностей или личностей.

Весьма виднымъ факторомъ въ образованіи общественнаго мнѣнія является пресса, въ особенности ежедневныя изданія. Въ Европѣ распространено невыгодное мнѣніе объ американскомъ журнализмѣ, и больше часть людей, интересовавшихся Америкой, представляетъ себѣ этихъ журналистовъ такими же безсовѣстными и циническими, какъ присяжные политиканы. Брайсъ рѣшительно протестуетъ противъ такого взгляда. Въ журнализмѣ Соединенныхъ Штатовъ много грубаго, вульгарнаго, много неразборчивости на средства и стремленія польстить вкусамъ толпы, но безъ недостатковъ никакое дѣло обойтись не можетъ, а въ общемъ можно сказать, что если „американская пресса и не возвышается надъ нравственный“ уровнемъ хорошихъ гражданъ, — ни въ одной странѣ этого не бываетъ, — то она, во всякомъ случаѣ, гораздо выше политикановъ машины». А затѣмъ и о прессѣ приходится сказать то же, что о партіяхъ. Она не столько руководитъ общественнымъ движеніемъ, сколько подчиняется ему и служитъ наиболѣе нагляднымъ выраженіемъ взглядовъ, формирующихся среди гражданъ.

Въ связи съ всемогуществомъ общественнаго мнѣнія стоитъ одно явленіе, которой также подавало поводъ къ ложнымъ толкованіямъ. Мнѣніе общества, поскольку оно получаетъ практическое осуществленіе, сводится, главнымъ образомъ, къ взглядамъ большинства. И какъ разъ очень авторитетные наблюдатели американской жизни, наприм., Токвилль, отмѣчая вліяніе этого большинства, называли его тираніей, передъ которою должны преклоняться всѣ разномнѣнія. Въ этой степени характеристика несправедлива. Въ Америкѣ, какъ въ Англіи, самостоятельность отдѣльныхъ лицъ и твердость духа, вырабатываемая этою самостоятельностью, настолько значительны, что не можетъ быть и рѣчи о подавленіи разномнѣній: самыя малочисленныя группы настойчиво отстаиваютъ свои убѣжденія, не смущаясь осужденіемъ сосѣдей. Во, дѣйствительно, есть условіе, которое объясняетъ ошибку европейскихъ наблюдателей. Въ массѣ американскаго народа глубоко укоренилось убѣжденіе, что мнѣніе большинства, если оно, такъ сказать, устоялось и потеряло случайный характеръ, есть мнѣніе правильное и должно взять верхъ; такое отношеніе можно, пожалуй, нажать фаталистическимъ. Оно тѣсно связано, съ одной стороны, съ фактическимъ вліяніемъ, предоставленнымъ численному большинству въ демократіи, съ другой — съ историческимъ опытомъ, который дѣйствительно обнаружилъ здравый смыслъ и гражданскую силу этой преобладающей части общества. Нѣтъ надобности распространяться о томъ, насколько важно и характерно подобное убѣжденіе; его одного достаточно было бы, чтобы ползать, гдѣ ключъ къ пониманію Америки.

Политическій оптимизмъ, господствующій въ Соединенныхъ Штатахъ, находитъ себѣ опору еще въ одной культурной чертѣ населенія. Для американцевъ государство является никакъ не высшею организаціей, которой должна подчиняться индивидуальная жизнь, потому что только въ живой вязи съ государствомъ и подъ его вліяніемъ возможно совершенствованіе индивидуума. Такой взглядъ на значеніе политическаго союза господствовалъ въ древности, возродился въ новое время, въ эпоху, когда правительство опережало Общество и руководило имъ въ просвѣтительныхъ цѣляхъ; съ Извѣстными видоизмѣненіями онъ приложимъ и къ новѣйшимъ теоріямъ соціальнаго переустройства, отправляющимся отъ ограниченія личности въ пользу цѣлаго. Онъ пока остается чуждъ американцамъ. Они и безсознательно, и сознательно держатся точки зрѣнія крайняго индивидуализма. Государство есть необходимое ограниченіе личной независимости до чѣмъ слабѣе это ограниченіе, тѣмъ лучше, и цѣль всякаго политическаго устройства должна состоять въ томъ, чтобы держать эту служебную силу на ея мѣстѣ, не давать ей возвышаться надъ интересами гражданъ и жить самостоятельною жизнью. Права и функціи государства должны быть сведены на minimum. Пусть раздѣленіе властей ведетъ къ нескладности въ дѣйствіяхъ правительства и даже къ столкновеніямъ, пусть короткіе сроки представительныхъ собраній и частая смѣна уполномоченный понижаетъ уровень законодательства, пусть выборъ судей подъ вліяніемъ партій невыгодно отражается на дѣятельности трибуналовъ, — со всѣми этими неудобствами можно помириться, потому что всѣ они вытекаютъ изъ началъ, обезпечивающихъ ограниченіе государственной власти. Ни администрація, ни законодательныя собранія, ни суды не должны высвобождаться изъ-подъ постояннаго контроля общественнаго мнѣнія. Отсюда много техническихъ несовершенствъ: путаница, неловкости, злоупотребленія въ подробностяхъ. За то обезпечено главное — государство является слугой общества, а не его господиномъ. Вотъ точка зрѣнія, которая позволяетъ американцамъ съ гордостью сравнивать свой государственный быть съ европейскими порядками, несмотря на то, что въ Европѣ политическая техника стоитъ несомнѣнно выше — и министры распорядительнѣе, и законы пишутся съ большею точностью и обстоятельностью, и администрація заботливѣе.

Не можетъ быть сомнѣнія, однако, что золотой вѣкъ индивидуалъ не всегда будетъ господствовать въ Америкѣ. Внѣшнія задачи осложнятъ а, главное, внутренняя дѣятельность государства не можетъ остановкѣ на теперешнихъ запросахъ при скопленіи народонаселенія и ростѣ col ильной борьбы. Уже и теперь не мало признаковъ движенія въ сторнѣ государственнаго вмѣшательства. До извѣстной степени уже протекціонизма Соединенныхъ Штатовъ служитъ признакомъ въ данномъ направленіи, но объясняется онъ не столько стремленіемъ государства устроить промышленностъ по извѣстному плану, сколько громаднымъ вліяніемъ промышленныя сѣверныхъ Штатовъ въ Союзѣ, но какъ разъ наиболѣе жгучіе вопросы современной политики — мѣры противъ китайской иммиграціи, попытки уменьшить пьянство посредствомъ законодательства, регулирующаго продажу спиртныхъ напитковъ, наконецъ, соціалистическіе планы «партія труда», — все это въ дальнѣйшемъ развитіи должно несомнѣнно привести къ расширенію принципа государственнаго вмѣшательства. Какъ бы то ни было, переходъ къ новымъ порядкамъ будетъ несомнѣнно постепенный и вполнѣ сознательный. Какія будутъ приняты мѣры для того, чтобы согласовать эти новые порядки съ основнымъ началомъ американской демократіи, сказать въ настоящее время трудно, но можно ручаться, что американцы не откажутся отъ этого руководящаго начала, которое оказало имъ такія неоцѣнимыя услуги и въ такой степени вошло въ плоть и кровь народа. Какъ разъ однимъ изъ условій, которымъ они оправдываютъ свой оптимистическій взглядъ на будущее, является способность примѣняться іъ окружающей обстановкѣ.

Можно сказать одно: какъ бы мы скептически ни отнеслись къ безграничнымъ надеждамъ, которыми проникнуты граждане Соединенныхъ Штатовъ, опытъ прошедшаго является, несмотря на всѣ его неизбѣжные разочарованія и недостатки, блестящею апологіей народнаго управленія. Это Призналъ послѣдній крупный противникъ демократіи — Мэнъ. Всѣми способами и во всѣхъ возможныхъ оборотахъ настаиваетъ на этомъ Брайсъ. Даже современное, въ значительной степени извращенное положеніе свидѣтельствуетъ, что масса американскаго народа обладаетъ «большею мудростью и справедливостью, нежели предполагалось возможнымъ», а недавнее дошлое даетъ примѣръ настойчиваго подвига, сознательной гражданской добрести со стороны людей скромныхъ, мирныхъ профессій. Значитъ, не просто фраза высказанное Брайсомъ убѣжденіе, что въ этихъ американцахъ, которые на первый взглядъ безпорядочно пользуются своею свободой, — свобода является источникомъ дѣятельнаго и самоотверженнаго патріотизма.

На этой утѣшительной мысли я и закончу изложеніе главныхъ результатовъ книги Брайса. Не повторяя возраженій, которыя приходилось дѣлать по поводу частныхъ пунктовъ, замѣчу только, что почти всѣ они сосредоточивались около одного главнаго недостатка: предметъ взятъ слишкомъ современно, мало освѣщенъ исторіей, которую тѣмъ легче и важнѣе было привлечь къ разсмотрѣнію, что въ Америкѣ приходится сравнительно рѣдко углубляться въ отдаленныя эпохи. Брайсъ пользуется ею, но недостаточно внимательно и послѣдовательно. За этимъ ограниченіемъ его работа остается капитальнымъ вкладомъ въ политическую литературу. Это не философія демократіи, не руководство по государственному праву и не ученое изслѣдованіе генезиса учрежденій. Это — безпристрастная, обстоятельная, ясно продуманная и ясно изложенная оцѣнка политическаго положенія, сдѣланная опытнымъ и образованнымъ государственнымъ дѣятелемъ.

Павелъ Виноградовъ.

"Русская Мысль", кн.XI—XII, 1890

↑ Мэнъ съ удареніемъ указываетъ на это въ своемъ Народномъ правленіи (стр. 277 и 263 французскаго перевода. Paris, 1887).
↑ Особенно любопытно изложеніе Вайда въ Grundzüge der Politik (Kiel, 1862).
↑ Cp. Treitschke: «Historische und politische Aufsätze, II Bundestaat und Einheits-Staat».
↑ Первое изданіе Демократіи въ Америкѣ вышло въ 1838 году.
↑ «Démocratie en Amérique», I, 19: «les émigrants qui vinrent se fixer en Amérique au commencement du dix-septième siècle, dégagèrent en quelque faèon le principe de la démocratie de tous ceux contre lesquels il luttait dans le sein des milles sociétés de l’Europe, et le transplantèrent seul sur les rivages du nouveau mondé».
↑ Интересно вышедшее недавно собраніе его статей подъ заглавіемъ: How we became home-rulers (какъ мы стали гомрулерами).
↑ The Holy Roman Empire. Надняхъ долженъ появиться русскій переводъ этой напг, сдѣланный Д. М. Петрушевскимъ.
↑ Первый томъ вышелъ подъ заглавіемъ: Verfassung und Demokratie der Vereinigten Staaten. Затѣмъ появились второй, третій, четвертый и начало пятаго подъ названіемъ Verfassungsgeschichte der Vereinigten Staaten. Изложеніе доведено пока до 1869 года.
↑ Брайса сильно упрекаетъ за это лордъ Актонъ въ интересной рецензіи, помѣщенной въ Englishe Historical Review.
↑ Verfassung und Demokratie, 59: «Auch Tocqueville’s vielgepriesenes Werk trägt diesen Charakter (des allgemeinen Raisonnement ober einzelne Verfassungsbeetimmungen). Und durch das Ganze geht ein Zug des Doktrinarismus und der Vagheit, der etwas ungemein Verführerisches für alle oberflächlichen Beobachter hat. Das ganze Werk liefert den Beweis, dass Tocqueville niemals die amerikanische Geschichte eingehend studirt hat, und daran trägt es ein so durchaus verchiedenes Gepräge von Beinen meisterhaften Schriften über die französische Geschichte».
↑ Introduction to the study of the Law of the Constitution, London, 3 edition. 1889. Русскій переводъ этого сочиненія появится вскорѣ подъ моею редакціей.
↑ Popular government. 1886. Кембриджскія лекціи Меня по международному праву изданы уже послѣ его смерти Гаррисономъ и Поллокомъ.
↑ Знаменитый опытъ Милля о Представительномъ правленіи (Representative government) слишкомъ элементаренъ и его положенія слишкомъ вошли въ плоть и кровь либеральной партіи, если можно такъ выразиться, чтобы можно было говорить о немъ шъ объ отдѣльной литературной оцѣнкѣ. Сочиненія Нѣмецкаго американца Ф. Лидера (особенно Civil Libert and Self-goverument) богаты оригинальными наблюденіями глубокими мыслями, но Брайсъ, повидимому, не пользовался ими.
↑ Если билль вновь пройдетъ большинствомъ двухъ третей, то veto прецедентъ теряетъ силу.
↑ Цитирую по русскому переводу Американской республики (стр. 123). Онъ сдѣланъ г. Невѣдомскимъ и хотя не свободенъ отъ погрѣшностей, но читается легко вг общемъ удовлетворителенъ.
↑ Démocratie en Amérique I, 182.
↑ Негръ Дредъ Скоттъ былъ перевезенъ своимъ владѣльцемъ изъ невольническаго штата въ свободный, а затѣмъ опять возвращенъ на невольническую почву и проданъ. Онъ предъявилъ искъ противъ покупщика, основываясь на пребываніи въ свободной мѣстности. Большинство главнаго федеральнаго суда, къ которому въ апелляціонномъ порядкѣ перешелъ процессъ, высказалось въ томъ смыслѣ, что суды Соединенныхъ Штатовъ не могутъ вмѣшаться въ дѣло, и, при этомъ, такъ какъ негры не граждане, не имѣютъ право иска въ этихъ судахъ.
↑ Гольстъ рѣзко критикуетъ рѣшеніе, но признаетъ, что оно опиралось на пре цеденты. Verfassungsgeschickte, IV, 27, 28.
↑ Въ 1866 году конгрессъ законодательствовалъ относительно числа судей съ явною цѣлью стѣснить президента. Запрещено было назначать новыхъ судей, пока число ихъ будетъ болѣе семи. Въ 1869 году число это было доведено до 10.
↑ О практикѣ и значеніи швейцарскаго referendum см. замѣчательную статью Дайси въ Contemporary review за текущій годъ.
↑ Въ силу такъ называемаго Pendleton Act 1883 года, 16,000 назначеній по, федеральной администраціи поставлено въ зависимость отъ экзаменовъ. Всѣхъ федеральныхъ мѣстъ 120,000.

[1] Мэнъ съ удареніемъ указываетъ на это въ своемъ Народномъ правленіи (стр. 277 и 263 французскаго перевода. Paris, 1887).

[2] Особенно любопытно изложеніе Вайда въ Grundzüge der Politik (Kiel, 1862).

[3] Cp. Treitschke: «Historische und politische Aufsätze, II Bundestaat und Einheits-Staat».

[4] Первое изданіе Демократіи въ Америкѣ вышло въ 1838 году.

[5] «Démocratie en Amérique», I, 19: «les émigrants qui vinrent se fixer en Amérique au commencement du dix-septième siècle, dégagèrent en quelque faèon le principe de la démocratie de tous ceux contre lesquels il luttait dans le sein des milles sociétés de l’Europe, et le transplantèrent seul sur les rivages du nouveau mondé».

[6] Интересно вышедшее недавно собраніе его статей подъ заглавіемъ: How we became home-rulers (какъ мы стали гомрулерами).

[7] The Holy Roman Empire. Надняхъ долженъ появиться русскій переводъ этой напг, сдѣланный Д. М. Петрушевскимъ.

[8] Первый томъ вышелъ подъ заглавіемъ: Verfassung und Demokratie der Vereinigten Staaten. Затѣмъ появились второй, третій, четвертый и начало пятаго подъ названіемъ Verfassungsgeschichte der Vereinigten Staaten. Изложеніе доведено пока до 1869 года.

[9] Брайса сильно упрекаетъ за это лордъ Актонъ въ интересной рецензіи, помѣщенной въ Englishe Historical Review.

[10] Verfassung und Demokratie, 59: «Auch Tocqueville’s vielgepriesenes Werk trägt diesen Charakter (des allgemeinen Raisonnement ober einzelne Verfassungsbeetimmungen). Und durch das Ganze geht ein Zug des Doktrinarismus und der Vagheit, der etwas ungemein Verführerisches für alle oberflächlichen Beobachter hat. Das ganze Werk liefert den Beweis, dass Tocqueville niemals die amerikanische Geschichte eingehend studirt hat, und daran trägt es ein so durchaus verchiedenes Gepräge von Beinen meisterhaften Schriften über die französische Geschichte».

[11] Introduction to the study of the Law of the Constitution, London, 3 edition. 1889. Русскій переводъ этого сочиненія появится вскорѣ подъ моею редакціей.

[12] Popular government. 1886. Кембриджскія лекціи Меня по международному праву изданы уже послѣ его смерти Гаррисономъ и Поллокомъ.

[13] Знаменитый опытъ Милля о Представительномъ правленіи (Representative government) слишкомъ элементаренъ и его положенія слишкомъ вошли въ плоть и кровь либеральной партіи, если можно такъ выразиться, чтобы можно было говорить о немъ шъ объ отдѣльной литературной оцѣнкѣ. Сочиненія Нѣмецкаго американца Ф. Лидера (особенно Civil Libert and Self-goverument) богаты оригинальными наблюденіями глубокими мыслями, но Брайсъ, повидимому, не пользовался ими.

[14] Если билль вновь пройдетъ большинствомъ двухъ третей, то veto прецедентъ теряетъ силу.

[15] Цитирую по русскому переводу Американской республики (стр. 123). Онъ сдѣланъ г. Невѣдомскимъ и хотя не свободенъ отъ погрѣшностей, но читается легко вг общемъ удовлетворителенъ.

[16] Démocratie en Amérique I, 182.

[17] Негръ Дредъ Скоттъ былъ перевезенъ своимъ владѣльцемъ изъ невольническаго штата въ свободный, а затѣмъ опять возвращенъ на невольническую почву и проданъ. Онъ предъявилъ искъ противъ покупщика, основываясь на пребываніи въ свободной мѣстности. Большинство главнаго федеральнаго суда, къ которому въ апелляціонномъ порядкѣ перешелъ процессъ, высказалось въ томъ смыслѣ, что суды Соединенныхъ Штатовъ не могутъ вмѣшаться въ дѣло, и, при этомъ, такъ какъ негры не граждане, не имѣютъ право иска въ этихъ судахъ.

[18] Гольстъ рѣзко критикуетъ рѣшеніе, но признаетъ, что оно опиралось на пре цеденты. Verfassungsgeschickte, IV, 27, 28.

[19] Въ 1866 году конгрессъ законодательствовалъ относительно числа судей съ явною цѣлью стѣснить президента. Запрещено было назначать новыхъ судей, пока число ихъ будетъ болѣе семи. Въ 1869 году число это было доведено до 10.

[20] О практикѣ и значеніи швейцарскаго referendum см. замѣчательную статью Дайси въ Contemporary review за текущій годъ.

[21] Въ силу такъ называемаго Pendleton Act 1883 года, 16,000 назначеній по, федеральной администраціи поставлено въ зависимость отъ экзаменовъ. Всѣхъ федеральныхъ мѣстъ 120,000.

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]

[17]

[18]

[19]

[20]

[21]