Алексѣй Ѳеофилактовичъ Писемскій. Критико-біографическій очеркъ С. А. Венгерова. Извѣстный французскій писатель Пьеръ Веронъ, въ своей умной разсмотрѣнной нами (см. «Беллетристика») книжкѣ «Paris qui grouille», говоритъ, между прочимъ, нижеслѣдующее объ эпидеміи литературнаго сплетничества: «Едва успѣетъ испустить послѣдній вздохъ какой-нибудь извѣстный литераторъ, художникъ, музыкантъ, какъ начинается мелкая возня по всей линіи. Бѣгутъ къ швейцарамъ домовъ, гдѣ жили покойники, развѣдывать о мелочныхъ подробностяхъ ихъ повседневной жизни, выспрашиваютъ лакеевъ, обшариваютъ углы шкафовъ, нюхаютъ въ кострюляхъ, забираются въ ихъ уборныя, приподнимаютъ занавѣсы алькововъ. Другіе, съ такимъ же рвеніемъ, кидаются въ погоню за клочками бумаги, валяющимися въ ящикахъ, за обрывками записокъ… и, подъ предлогомъ ознакомленія насъ съ выдающимися личностями, пускаются въ неприличныя разоблаченія. На нашъ взглядъ, это крайне прискорбный обычай. Буало въ свое время протестовалъ противъ тѣхъ, кто, „дабы почтить мертвецовъ, лишалъ жизни живыхъ“. Нынче же, ради потѣхи живыхъ, не задумываются опозоривать покойниковъ. Туда сюда еще, если бы это могло послужить къ чему-нибудь, если бы приносило хотя какую-нибудь пользу исторіи литературы или искусства! Ничуть не бывало. Скажите, какой толкъ для исторіи отъ свѣдѣній о томъ, что господинъ „такой-то“ объѣдался капустномъ супомъ или заигрывалъ съ горничными. Меня, — публику, — можетъ интересовать лишь то, что касается его произведеній, что можетъ выяснить мнѣ вложенную въ нихъ авторомъ идею, что можетъ облегчить мнѣ его пониманіе. Такъ въ былые годы и понимала критика свои обязанности. Теперь все измѣнилось…» Все сказанное относится слово въ слово къ намъ, русскимъ, вообще, и какъ нельзя лучше примѣнимо къ книжкѣ г. Венгерова, въ частности. На 1, 2 и 3 страницахъ своего очерка г. Венгеровъ говоритъ, что, съ разрѣшенія супруги покойнаго Алексѣя Ѳеофилактовича, пользовался его неизданною автобіографіей, черновыми письмами къ разнымъ лицамъ и письмами къ нему многихъ знакомыхъ. «Правда, — замѣчаетъ авторъ очерка, — вся эта обширная переписка, представляющая не малый литературно-историческій интересъ, больше имѣетъ значенія для характеристики авторовъ писемъ, нежели для характеристики Писемскаго…» и т. д. Не касаясь правъ вдовы писателя располагать каждымъ клочкомъ бумаги, исписанной рукой умершаго мужа, какъ наслѣдственною литературною собственностью, мы позволимъ себѣ заявить нѣкоторое сомнѣніе относительно такового же ея права на письма живыхъ еще лицъ, адресованныхъ къ ея супругу, какой бы литературно-историческій интересъ они ни представляли. Еще большему сомнѣнію подвергаемъ мы право литератора пользоваться такимъ матеріаломъ, не заручившись, по меньшей мѣрѣ, согласіемъ авторовъ такихъ писемъ на опубликованіе полностью или отчасти содержанія писемъ и записокъ, извлеченныхъ изъ шкафовъ, ящиковъ, корзинъ подъ столомъ и мало ли еще откуда. Это уже не просто подсматриваніе на кухнѣ или въ спальной, а безшабашно-нахальный «сыскъ», предпринятый съ единственною цѣлью доказать, что одинъ изъ лучшихъ нашихъ писателей былъ въ своей интимной жизни «грязнымъ циникомъ, рѣшительнымъ рабомъ желудочныхъ инстинктовъ, ѣлъ и пилъ больше, чѣмъ на славу. А въ особенности пилъ… что къ трехъ основнымъ качествамъ англійскаго Фальстафа — трусливости, циничности и чревоугодничеству, А. Ѳ. присоединялъ черты чисто русской, помѣщичьей распущенности, — именно былъ неряшливъ и невоспитанъ до безобразія…» Но правдѣ говоря, такого литературнаго безобразія, какое представляетъ собою «критико-біографическій очеркъ» г. Венгерова, такой нравственной «неряшливости» и литературной невоспитанности, какія проявилъ авторъ «очерка», мы давно уже не встрѣчали. Всячески опозоривши покойнаго Писемскаго, какъ человѣка, въ его интимной жизни, г. Венгеровъ пытается доказать, что одинъ изъ первыхъ русскихъ романистовъ и драматурговъ былъ очень-грубъ, почти глупъ, необразованъ и неразвитъ. «Въ 1840 г. Писемскій кончилъ курсъ гимназіи. Не особенно иного онъ изъ нея вынесъ. — Въ итогѣ математическій факультетъ ничего не далъ Писемскому. — Какое же вліяніе оказалъ на него университетъ? Сравнительно, незначительное. — На сценѣ Писемскій игралъ не болѣе, какъ сносно — и то комическія роли (это сыгравши Подколесина превосходно). — Констатируя фактъ малой образованности и малаго развитія Писемскаго, мы, конечно, прежде всего, руководились долгомъ добросовѣстности. — Но куда же онъ былъ годенъ, какъ писатель съ „идеями“, когда у него идей-то никакихъ не было?…» Такъ раздѣлываетъ біографъ А. Ѳ. Писемскаго при оцѣнкѣ его литературной дѣятельности. Возражать на все это мы г. Венгерову не станемъ; онъ самъ себѣ возразилъ, сказавши, что Писемскій «обличалъ, смѣялся, боролся, преслѣдовалъ (рѣчь идетъ о безобразіяхъ русской жизни и всякихъ мерзостяхъ), — вотъ въ чемъ прошла вся литературная дѣятельность Писемскаго Ни одной положительной задачи». Въ другомъ мѣстѣ говорится: «А. Ѳ. показываетъ пахъ, сколько мерзости и дрянности^ сидитъ въ каждомъ такъ называемомъ ? порядочномъ» человѣкѣ. И жизнь, къ сожалѣнію, за него". Въ третьемъ мѣстѣ: «Всѣ они (произведенія Писемскаго до 60 года) и теперь, по прошествіи болѣе тридцати лѣтъ со дня своего появленія, читаются съ такимъ же неослабнымъ интересомъ и въ такой же степени поражаютъ читателя необыкновенною жизненностью своихъ героевъ, необыкновенною силою реалистическаго отношенія къ выводимымъ типамъ…» Или еще; «Считается, что первый разъ типъ Рудиныхъ былъ воспроизведенъ, въ русской литературѣ Тургеневымъ. Считается и вмѣняется Тургеневу въ первоклассную заслугу… тогда какъ одинъ изъ героевъ Писемскаго — Шамиловъ (Богатый женихъ) есть родоначальникъ литературнаго воспроизведенія рудинскаго типа…» Мы не станемъ дѣлать дальнѣйшихъ ссылокъ на книжку г. Венгерова; вышеприведеннаго достаточно, кажется, для уясненія критической силы автора, полагающаго, что все имъ сказанное могъ сдѣлать человѣкъ не умный, не развитой, не образованный, грубый, не имѣющій въ головѣ никакой «идеи» и т. д. Весь «критико-біографическій очеркъ» г. Венгерова есть не болѣе, какъ комъ грязи, брошенный на могилу человѣка и первокласснаго писателя за его Взбаломученное море. Будемъ надѣяться, что эта грязь послѣдняя и что найдется, наконецъ, серьезный и безпристрастный критикъ, который дастъ настоящую оцѣнку исключительно литературной дѣятельности Писемскаго и ея значенія въ нашемъ обществѣ.
Алексей Феофилактович Писемский. Критико-биографический очерк С. А. Венгерова (Михайловский)/ДО
| Алексей Феофилактович Писемский. Критико-биографический очерк С. А. Венгерова |
| Опубл.: 1884. Источникъ: az.lib.ru |
Викт. Михайловскій.
"Русская Мысль", № 11, 1884