Алексѣй Ремизовъ. Подорожіе. Изд. к-ва «Сиринъ». СПБ. 1913.
правитьОтношеніе къ автору «Крестовыхъ сестеръ» и «Дѣйства о Георгіи Храбромъ» далеко еще не установилось въ читательскихъ кругахъ. Для многихъ Ремизовъ все еще — чудакъ, «экзотикъ», читать котораго нужно чуть что не съ академическимъ «Словаремъ русскаго языка» съ рукахъ, или, по крайней мѣрѣ, со словаремъ Даля, — такъ много забытыхъ, старинныхъ и областныхъ словъ вводитъ этотъ писатель въ нашъ газетно-фельетонный волапюкъ. Но выраженіе «не понимаю», которое такъ часто срывается съ устъ читателя, когда передъ его глазами развертывается какое-либо новое явленіе жизни или литературы, имѣетъ большею частью совершенно иной смыслъ. Оно означаетъ въ такихъ случаяхъ: не читалъ, или: не дочиталъ, или: знаю по наслышкѣ. Этотъ консерватизмъ читательскаго мышленія по отношенію къ творчеству Ремизова и до сихъ поръ цвѣтетъ довольно яркимъ цвѣтомъ, подогрѣваемый въ публикѣ господами изъ бульварной прессы, а нерѣдко и критикою…
«Подорожіе» Ремизова по счету девятая книга его, если не считать тѣхъ сборниковъ, которые выходили до изданія сочиненій (въ «Шиповникѣ» и «Сиринѣ»). Болѣе десяти лѣтъ работы. Думается, время подводить итоги наступило. Журнальная рецензія не можетъ, разумѣется, всесторонне разобрать даже одну книгу писателя, но все же нѣкоторые пути намѣтить должна и можетъ, тѣмъ болѣе, что «Подорожіе» представляется намъ книгой синтетической, завершающей первый десятокъ лѣтъ творчества Ремизова. Въ «Подорожіи» встрѣтимъ — только въ формахъ несравненно болѣе совершенныхъ — разсказы, напоминающіе прежніе, ранніе разсказы Ремизова, и повѣсть — «Пятую язву», характеризующую послѣднее самое время его творчества, когда отъ изысканныхъ вещей въ сказочномъ и апокрифическомъ родѣ — области, гдѣ, несмотря на всѣ смѣшки, онъ считался признаннымъ талантомъ, писатель обратился къ обличенію современности, вступивъ) на путь испытанный, но сумѣвъ и на этой проторенной дорогѣ быть оригинальнымъ, и нѣчто «отъ пролога» и «отъ патерика» найдетъ читатель въ «Подорожіи» — опять параллель къ прошлому, и сны, «Съ очей на очи», такая чепуха для неопытнаго глаза, и такое новое неожиданное въ русской литературѣ для взгляда внимательнаго, напомнятъ «Бѣдовую долю». Только къ драматическимъ произведеніямъ не найдется параллели. Всѣ, прежде чуть замѣтные, ростки распустились, новыхъ какъ будто не видно еще.
Творчество Ремизова въ высшей степени прихотливо, и куда метнется онъ, предсказывать не беремся. Ясно, по крайней мѣрѣ для насъ, одно: прежніе пути завершены, писатель добился большихъ достиженій, и пришла пора сказать и ней съ тою добросовѣстностью, которой заслуживаетъ это дѣло.
Ремизовъ крайне своеобразенъ. И въ рецензіи (впрочемъ, кажется, единственной изъ написанныхъ или во всякомъ случаѣ подписанныхъ имъ — въ «Вопросахъ Жизни») и въ романѣ, прислушавшись и уловивъ ритмическую конструкцію его періода, вы потомъ всегда сумѣете по незнакомому для васъ отрывку отгадать эту ремизовскую «самость». Настолько оригиналенъ его стиль. И это не оригинальничанье, а именно оригинальность, поэтическая единственность, то, что въ области формы, являясь неповторяемой особенностью даннаго художника, въ силу этой особенности своей формы возбуждаетъ въ насъ воображеніе, чувствительность или эстетическое чувство. Начавъ писать въ пору расцвѣта въ Россіи символизма, какъ искусства интимнаго, требовавшаго въ силу этого отъ призванныхъ крайняго, до эксцентричности, индивидуализма, «необщаго выраженія» лица, и въ то же время крайне требовательнаго въ вопросахъ технической виртуозности, Ремизовъ прошелъ отличную школу. Обладая яркой индивидуальностью уже изначала, онъ отмежевалъ себѣ область, близко соприкасающуюся съ народнымъ апокрифическимъ и сказочнымъ творчествомъ, и, чтобы усовершенствоваться, перечиталъ, и, можетъ быть, изучилъ многое множество произведеній этого рода литературы. Ремизовъ не оставляетъ этого рода работы и до сихъ поръ: появляющіяся иногда народныя сказки въ его передѣлкахъ и есть эта работа, представлющая большія трудности, опасность которыхъ въ возможномъ искаженіи не только духа народнаго творчества, но и самаго склада, самаго теченія сказки, или апокрифа. Мы совершенно не можемъ приводить здѣсь примѣровъ и рекомендуемъ для провѣрки нашихъ словъ обратиться къ самимъ произведеніямъ, какъ въ «Подорожіи» (отдѣлъ «Бисеръ малый»), такъ и въ другихъ книгахъ Ремизова. Самымъ совершеннымъ изъ достиженій въ этой отрасли творчества Ремизова можно по справедливости считалъ «Дѣйство о Георгіи Храбромъ».
Постигнувъ стилистическія тайны, продѣлавъ опытъ бытового романа («Прудъ»), Ремизовъ въ послѣдніе годы «Неуемнымъ бубномъ», «Крестовыми сестрами» и «Пятой язвой» вышелъ на широкую дорогу большого искусства и въ смыслѣ перехода отъ миніатюры къ повѣсти, к въ смыслѣ идейнаго содержанія своихъ, перечисленныхъ выше, произведеній. Въ «Прудѣ», несмотря на глубоко русскую трагедію сюжета, все же чувствуется, — мы разумѣемъ первую редакцію этого произведенія — какая-то смутная струя чужеземности, быть можетъ, нѣчто отъ Пшибышевскаго. Въ послѣднихъ вещахъ не то. Для ясности представленія, но и только, скажемъ: Гоголь и Достоевскій — вотъ подъ какимъ знакомъ стоятъ эти повѣсти. Закругленная сочность періодовъ и юморъ, тягостная напряженность и разрѣшеніе ея въ глубокіе сердечномъ лиризмѣ, любовь къ быту, къ такой, какъ она есть, Россіи, и праведное обличеніе ея, скрытое иной разъ за юморомъ — таковыя основныя черты повѣстей. Въ послѣдней изъ нихъ, въ «Пятой язвѣ» передъ нами трагедія гибели человѣка, державшагося всю жизнь своею вѣрой въ то, что законъ спасетъ Россію, и эту вѣру а съ нею и смыслъ своей жизни внезапно потерявшаго. Такъ, въ сущности, просто, но какъ разсказывалъ объ этомъ Ремизовъ! Не слѣдователь Бобровъ, Россія гоголевская, «Мертвыхъ душъ». Россія вопіетъ со страницъ книги, и слоноподобное «дунобожіе» губитъ слабую и беззащитную культуру.
Такъ многогранно творчество, писателя, погруженнаго въ славянскую миѳологію, въ духовный апокрифъ, и откликающагося на зовы современности.