Азраил (Лермонтов)

‹Азраил› («Дождуся здесь; мне не жестка…»)
автор Михаил Юрьевич Лермонтов
См. Поэмы. Дата создания: 1831, опубл.: ССЛ. 1876, 26 февр. с некоторыми неточностями. — ПСС-2, т. 1. Источник: Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений в 2 томах. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1989. — Т. 2. Стихотворения и поэмы. 1837—1841. — С. 179.

440. ‹АЗРАИЛ›

Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший конь
лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Всё дико.

Азраил
 


(сидит на кургане)



Дождуся здесь; мне не жестка
Земля кургана. Ветер дует,
Серебряный ковыль волнует
И быстро гонит облака.
Кругом всё дико и бесплодно.
Издохший конь передо мной
Лежит, и коршуны свободно
Добычу делят меж собой.
Уж хладные белеют кости,
10  И скоро пир кровавый свой
Незваные оставят гости.
Так точно и в душе моей:
Всё пусто, лишь одно мученье
Грызет ее с давнишних дней
И гонит прочь отдохновенье;
Но никогда не устает
Его отчаянная злоба,

И в темной, темной келье гроба
Оно вовеки не уснет.
20  Всё умирает, всё проходит.
Гляжу, за веком век уводит
Толпы народов и миров
И с ними вместе исчезает.
Но дух мой гибели не знает;
Живу один средь мертвецов,
Законом общим позабытый,
С своими чувствами в борьбе,
С душой, страданьями облитой,
Не зная равного себе.
30  Полуземной, полунебесный,
Гонимый участью чудесной,
Я всё мгновенное люблю,
Утрата мучит грудь мою.
И я бессмертен, и за что же!
Чем, чем возможно заслужить
Такую пытку? Боже, боже!
Хотя бы мог я не любить!

Она придет сюда, я обниму
Красавицу и грудь к груди прижму,
40  У сердца сердце будет горячей;
Уста к устам чем ближе, тем сильней
Немая речь любви. Я расскажу
Ей всё и мир и вечность покажу;
Она слезу уронит надо мной,
Смягчит творца молитвой молодой,
Поймет меня, поймет мои мечты
И скажет: «Как велик, как жалок ты».
Сей речи звук мне будет жизни звук,
И этот час последний долгих мук.
50  Клянусь воспоминание об нем
Глубоко в сердце схоронить моем,
Хотя бы на меня восстал весь ад.
Тот угол, где я спрячу этот клад,
Не осквернит ни ропот, ни упрек,
Ни месть, ни зависть. Пусть свирепый рок
Сбирает тучи, пусть моя звезда
В тумане вечном тонет навсегда,
Я не боюсь: есть сердце у меня,
Надменное и полное огня,
60  Есть в нем любви ее святой залог,
Последнего ж не отнимает бог...

Но слышен звук шагов, она, она.
Но для чего печальна и бледна?
Венок пестреет над ее челом,
Играет солнце медленным лучом
На белых персях, на ее кудрях, —
Идет. Ужель меня тревожит страх?

Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест
на груди у нее.

Дева

Ветер гудёт,
Месяц плывет,
70  Девушка плачет,
Милый в чужбину скачет.
Ни дева, ни ветер
Не замолкнут.
Месяц погаснет,
Милый изменит.

Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом.)

Азраил. Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь, смерть — уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, — она все равно поглотит свои жертвы.


Дева. Полно с такими черными мыслями.


Азраил. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.


Дева. Кто ты?


Азраил. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?


Дева. Что с тобою? Ты побледнел приметно, дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.


Азраил. Не бойся, все опять прошло.


Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?


Азраил.Ни то ни другое.


Дева. Расскажи мне твою повесть. Если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о, возьми все, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей твою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть!


Азраил. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию предшественников? О люди! Вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя все то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть.

РАССКАЗ АЗРАИЛА

 

Когда еще ряды светил
Земли не знали меж собой,
В те годы я уж в мире был,
Смотрел очами и душой,
80  Молился, действовал, любил.
И не один я сотворен,
Нас было много; чудный край
Мы населяли, только он,
Как ваш давно забытый рай,
Был преступленьем осквернен.
Я власть великую имел,
Летал, как мысль, куда хотел,
Мог звезды навещать порой
И любоваться их красой
90  Вблизи, не утомляя взор;
Как перелетный метеор,
Я мог исчезнуть и блеснуть.
Везде мне был свободный путь.

Я часто ангелов видал
 И громким песням их внимал,
Когда в багряных облаках
 Они, качаясь на крылах,
Все вместе славили творца,
И не было хвалам конца.
100  Я им завидовал: они
Беспечно проводили дни,
Не знали тайных беспокойств,
Душевных болей и расстройств,
Волнения враждебных дум
И горьких слез; их светлый ум
Безвестной цели не искал,
Любовью грешной не страдал,
Не знал пристрастия к вещам,
Он весь был отдан небесам.
110  Но я, блуждая много лет,
Искал — чего, быть может, нет:
Творенье, сходное со мной
Хотя бы мукою одной.
И начал громко я роптать,
Мое рожденье проклинать
 И говорил: «Всесильный бог,
Ты знать про будущее мог,
Зачем же сотворил меня?
Желанье глупое храня,
120  Везде искать мне суждено
Призра́к, видение одно.
Ужели мил тебе мой стон?
И если я уж сотворен,
Чтобы игрушкою служить,
Душой, бессмертной может быть,
Зачем меня ты одарил?
Зачем я верил и любил?»

И наказание в ответ
Упало на главу мою.
130  О, не скажу какое, нет!
Твою беспечность не убью,
Не дам понятия о том,
Что лишь с возвышенным умом
И с непреклонною душой
Изведать велено судьбой.
Чем дольше мука тяготит,
 
Тем глубже рана от нее;
Обливши смертью бытие,
Она опять его живит,
140  И эта жизнь пуста, мрачна,
Как пропасть, где не знают дна:
Глотая всё, добро и зло,
Не наполняется она.
Взгляни на бледное чело,
Приметь морщин печальный ряд,
Неровный ход моих речей,
Мой горький смех, мой дикий взгляд
При вспоминанье прошлых дней,
И если тотчас не прочтешь
150  Ты ясно всех моих страстей,
То вечно, вечно не поймешь
 Того, кто за безумный сон,
За миг столетьями казнен.

Я пережил звезду свою, —
Как дым рассыпалась она,
Рукой творца раздроблена;
Но смерти верной на краю,
Взирая на погибший мир,
Я жил один, забыт и сир.
160  По беспредельности небес
Блуждал я много, много лет
И зрел, как старый мир исчез
И как родился новый свет;
И страсти первые людей
Не скрылись от моих очей.
И ныне я живу меж вас,
Бессмертный, смертную люблю
И с трепетом свиданья час,
Как пылкий юноша, ловлю.
170  Когда же род людей пройдет
И землю вечность разобьет,
Услышав грозную трубу,
Я в новый удалюся мир
И стану там, как прежде сир,
Свою оплакивать судьбу.

Вот повесть чудная моя.
Поверь иль нет — мне всё равно:
 
Доверчивое сердце я
Привык не находить давно.
180  Однако ж я молю: поверь
И тем тоску мою умерь.
Никто не мог тебя любить
Так пламенно, как я теперь.
Что сердце попусту язвить,
Зачем вдвойне его казнить?
Но нет, ты плачешь. Я любим,
Хоть только существом одним,
Хоть в первый и последний раз.
Мой ум светлей отныне стал,
190  И, признаюсь, лишь в этот час
Я умереть бы не желал.

———

Дева. Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас.

Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли.

Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать.

Азраил бледнеет.

Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии.

Азраил. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому!

Дева. Что сказал ты? О, не сердись.

Азраил. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться?

1831

Примечания править

440. ССЛ. 1876, 26 февр. с некоторыми неточностями. - - ПСС-2, т. 1. - - Печ. по копии ПД, тетр. 20. Загл., отсутствующее в копии, восстановлено по тексту начала поэмы (ст. 1—37), вписанному приятелем Лермонтова А. Д. Закревским в альбом литератора Ю. Н. Бартенева (ПД) с датой: 15 авг. 1831 г. За год перед этим Пушкин вписал в альбом Ю. Н. Бартенева свой сонет «Мадона». Песня девушки («Ветер гудёт...») была также с вар. ст. 1—2 использована в юношеском романе Лермонтова «Вадим».

Азраил (Исфраил) — ангел смерти у мусульман; здесь: отверженное богом бессмертное существо. В поэме ощутимо воздействие «Каина» Байрона и его же мистерии «Земля и небо». Возможно, миф об Азраиле привлек внимание Лермонтова благодаря ст-нию Пушкина «Из Гафиза» («Не пленяйся бранной славой...») 1829 г. или «Невестой Абидосской» того же Байрона (гл. 11) в переводе И. И. Козлова (опубл. 1826). В Азраиле есть черты, роднящие его с образом Демона. Поэма близка к третьей ред. «Демона»: ропот на бога, одиночество, любовь к смертной девушке. Стилистическим диссонансом в «Азраиле», сюжет которого, очевидно, привязан к Ближнему Востоку, выглядит навеянная русским фольклором песня Девы («Ветер гудёт...»)

Закон Моисея — здесь: Пятикнижие Ветхого завета, в котором рассказывается о творении богом мира и людей. О существовании каких-либо духов до создания земли и людей там действительно ничего не сказано. Автором Пятикнижия считается Моисей — первосвященник и вождь древних евреев. Упоминание о кресте на груди девушки (в одной из ремарок) указывает на то, что действие поэмы отнесено к эпохе христианства.