Азина
правитьДевять часовъ только что пробило. За карточнымъ столомъ игроки въ вистъ молча сдавали карты; m-me Фошеръ дремала надъ своимъ вышиваніемъ: у піанино m-lle Фошеръ только что окончила разбирать девятую сонату, подъ пламенными взорами Генри Дюкрё. Въ большой непривѣтливой гостиной, слабо освѣщенной двумя высокими лампами, не слышно ни звука. Въ открытыя окна, изъ сада, какъ будто надвигалась тишина ночи. Издалека, едва, едва долеталъ тихій гулъ моря.
— Девять часовъ! проговорила молодая дѣвушка, отходя отъ піанино. — Г. Ворлакъ не придетъ сегодня.
— Вамъ скучно безъ него? возразилъ Генри Дюкрё съ досадой.
— Не понимаю, что вы имѣете противъ г. Ворлака, отвѣчала она недовольнымъ тономъ.
— Простите, виноватъ.
Въ эту минуту раздался ударъ молотка у дверей съ улицы; m-me Фошеръ раскрыла глаза; на щекахъ Урсулы показался легкій румянецъ, а Дюкрё рѣзко проговорилъ:
— Ну вотъ! Не долго вамъ пришлось ждать его.
Дѣйствительно, Ворлакъ вошелъ. При первомъ взглядѣ, никто бы не принялъ его за судебнаго слѣдователя; высокаго роста, съ усами, съ рѣшительнымъ, смѣлымъ взглядомъ — онъ скорѣй походилъ на кавалерійскаго офицера.
Минуту спустя, онъ уже сидѣлъ подлѣ Урсулы, между тѣмъ какъ Дюкрё слѣдилъ за игрою въ вистъ.
— Знаете вы Зеленый островъ? спросилъ Ворлакъ.
— Мнѣ никогда не случалось быть тамъ, отвѣчала Урсула, но я знаю, что это известковая скала, отдѣлившаяся отъ материка какихъ нибудь три или четыре тысячи лѣтъ тому назадъ.
— Жителей немного?
— Нѣсколько разбросанныхъ семействъ, число которыхъ трудно опредѣлить; большинство переселяется, когда дѣти достигаютъ такого возраста, что сами могутъ работать. Тѣ, которые остаются живутъ бѣдно, съ трудомъ обрабатывая бугроватую почву, женятся между своими и почти не имѣютъ сношенія съ твердой землей.
— Это должно быть первобытная страна?
— О. совершенно. Цивилизація не коснулась этихъ отшельниковъ. Впрочемъ, власти ихъ не безпокоятъ; о нихъ вспоминаютъ только для рекрутскаго набора и податей, а вообще они какъ будто маленькій независимый народъ. Представителемъ власти у нихъ особенный старшина, зависящій отъ городского управленія въ Шатовьё.
— А какъ туда ѣздятъ?
— Да… туда совсѣмъ не ѣздятъ. Если бы кому вздумалось непремѣнно попасть туда, то единственное средство нанять лодку.
— Далекое путешествіе?
— Если море спокойно, то часа два, я думаю. Вы хотите туда ѣхать?
— Долженъ ѣхать: сейчасъ получилъ извѣстіе, что тамъ совершено убійство.
— Убійство? На Зеленомъ островѣ?
Мгновенно игра въ вистъ прекратилась. Никто не помнилъ, чтобы когда бы то ни было совершилось какое нибудь преступленіе на Зеленомъ островѣ. Ворлакъ не могъ сообщить никакихъ подробностей. Онъ долженъ былъ отправиться наслѣдующій день, рано утромъ, съ прокуроромъ, письмоводителемъ и двумя жандармами.
При прощаніи ему показалось, что Урсула прощалась съ нимъ съ грустною улыбкою, долѣе обыкновеннаго жала его руку, какъ будто тревожась опасностью, которая можетъ ожидать его на морѣ, при исполненіи его обязанностей. Небо было чисто, вечеръ тихъ; идя вдоль узкихъ улицъ, обрамленныхъ садами, Ворлакъ любовался звѣздами и думалъ не объ убійствѣ на Зеленомъ островѣ, а о стройной Урсулѣ, о ея прекрасныхъ черныхъ волосахъ и въ особенности ея глазахъ, чудныхъ, скромныхъ, ласковыхъ глазахъ.
— Право, она очень мила, думалъ онъ, хороша, изящна, образована и прекрасно воспитана; изъ хорошей семьи и съ порядочнымъ состояніемъ. Лучшаго мнѣ не найти. Есть тутъ, правда, этотъ Дюкрё. Какъ можетъ умная дѣвушка выносить этого дурака? Да, и какъ ему она можетъ нравиться? Онъ богатъ, зачѣмъ ему умную жену? Или ужъ таковъ законъ возмѣщенія. Человѣкъ всегда стремится дополнить себя: маленькіе мужчины любятъ высокихъ женщинъ. Именно потому что онъ недалекъ, онъ восхищается развитой женщиной. Можетъ быть, и она не стремится имѣть мужемъ выдающагося человѣка. Говорятъ, супругамъ не слѣдуетъ вносить въ общую жизнь сходныя качества; одного ума достаточно для обоихъ. Притомъ она знала его до моего пріѣзда въ Шатовьё; нѣтъ причины гнать его. Но теперь…
Онъ улыбнулся при мысли, что ему нечего бояться отказа.
Ворлакъ, давно уже не покидавшій Шатовьё, съ удовольствіемъ отправился въ море. Это убійство кстати нарушало однообразіе провинціальной жизни. Путешествіе совершилось при благопріятной погодѣ: выбравъ удобное углубленіе на берегу, они причалили и сошли на островъ.
Они шли довольно долго, не встрѣтивъ ни души; одинъ изъ жандармовъ, завидя корову, вздумалъ попугать ее; она бросилась бѣжать и, слѣдя за ней, они пришли къ какой-то хижинѣ, гдѣ нашли дряхлаго старика, отъ котораго съ трудомъ добились, чтобы онъ указалъ имъ жилище старшины. Старшина дѣдушка Ивонекъ былъ вдовъ; дочь его Корентина развела огонь и стала готовить завтракъ.
Корентина — красивая дѣвушка: пріятно взглянуть на эту силу и здоровье; лицо, руки, покрытыя яркимъ загаромъ морского солнца, а подъ темною кожею бьетъ молодая кровь. Ни малѣйшей застѣнчивости; подавая кушанье, она разговорилась съ Ворлакомъ.
— Вы-то судьи? спросила она.
— Да.
— Вѣрно, по тому несчастному дѣлу? Очень грустію, что вы здѣсь понадобились. Видя, что Корентина не прочь поговорить, Ворлакъ хотѣлъ воспользоваться случаемъ подготовить слѣдствіе. — Знаете вы что нибудь? спросилъ онъ.
— Мнѣ-то не знать! отвѣчала она. — Бѣдный Пьеръ! Славный былъ: я еще третьяго дня видѣла его такъ, какъ васъ теперь вижу. Встрѣтились, поздоровались, смѣялись, какъ всегда. Въ голову не приходило, чтобы это было въ послѣдній разъ!
— Въ которомъ часу найденъ былъ трупъ?
— Ну, ужъ этого не знаю. Рано утромъ вышла я коровъ доить, а Жанъ-Поль мнѣ и говоритъ: «знаешь, Пьера убили». Нашли его у нихъ, въ ригѣ, съ ножомъ между плечъ. Это меня поразило; идти къ нимъ не хотѣлось — не вынесла бы такого зрѣлища. Съ тѣхъ поръ мать Дюма все плачетъ, да и отцу — горе: всего два сына было, и Пьеръ лучше брата; Луи тоже недурной малый, только ужъ работникъ не такой. Тяжело имъ теперь будетъ обработывать землю.
— Сколько лѣтъ было Пьеру Дюма?
— Лѣтъ двадцать; жребій приходилось вынимать на будущій годъ.
— Подозрѣваютъ кого нибудь? вдругъ спросилъ Ворлакъ, думая врасплохъ вырвать у Корептипы какое нибудь слово, которымъ бы онъ могъ воспользоваться.
— Я ничего не знаю, отвѣчала она, — да и лучше ничего не знать.
Ворлакъ такъ и ожидалъ, что ему трудно будетъ добиться свѣдѣній. На маленькомъ островѣ, гдѣ всѣ другъ друга знаютъ, мудрено было найти человѣка, который бы рѣшился подвергнуться неизбѣжной мести ради того, чтобы помочь судебной власти. Тѣмъ не менѣе онъ все-таки продолжалъ:
— Ограбили его?
— Что-жъ грабить? У родителей есть средства, а у него ничего не было.
— Вѣрно, какая нибудь любовная исторія. Не было ли у него знакомой женщины?
— Ничего не было слышно. Да притомъ, прибавила она съ милой улыбкой, — развѣ изъ-за этого стоитъ убивать?
— Могъ быть у него соперникъ, серьезно продолжалъ Ворлакъ.
— Ужъ это было бы извѣстно. Мало ли молодыхъ людей ухаживаетъ за дѣвушками, изъ двоихъ выбираютъ того, кто нравится и женятся рано или поздно.
— Кто нибудь на него былъ золъ?
— Надо думать, только за что?
Старикъ Ивонекъ предложилъ судьямъ проводить ихъ на мѣсто преступленія. Пришлось идти по рытвинамъ; здѣсь въ дождливое время текли цѣлые потоки; на днѣ собиралась масса камня; поля, обнесенныя плетнемъ, были расположены выше. Въ такой мѣстности убійцѣ ничего не стоило безслѣдно скрыться.
Дойдя до дома, окруженнаго хорошо обработанными полями, они вошли въ него. Видимо, это было жилище людей зажиточныхъ, но они никого по нашли въ немъ. Какая-то сосѣдка сказала имъ, что старикъ Дюма на работѣ въ полѣ съ младшимъ сыномъ и она предложила имъ проводить ихъ въ ригу, гдѣ они застали мать покойнаго Пьера, горько плачущую, и священника, читавшаго молитвы. Необходимо было составить протоколъ: въ причинѣ смерти не могло быть сомнѣнія: ударъ ножа долженъ былъ коснуться сердца и легкихъ; по мнѣнію Ворлака, не было никакой необходимости во вскрытіи, но нужно было допросить свидѣтелей. Священникъ посовѣтовалъ имъ отправиться въ домъ г. Легоффа, гдѣ они могли найти гораздо болѣе удобствъ.
Дорога въ Боръ, къ дому г. Легоффа, была извилиста и разнообразна; воздухъ былъ полонъ благоуханіемъ; птички весело щебетали. Всѣ шли молча. Ворлакъ шелъ въ задумчивости, какъ вдругъ промелькнувшая передъ нимъ тѣнь заставила его поднять глаза.
То, что онъ увидѣлъ, было такъ неожиданно, что онъ спрашивалъ себя — не сонъ ли это? Передъ нимъ была молодая дѣвушка верхомъ. Лошадь, какъ будто взятая изъ Апокалипсиса, была какой-то неопредѣленной масти, разныхъ цвѣтовъ, съ вьющейся гривой: голова огромная, крупное туловище на тощихъ ногахъ. На наѣздницѣ было желтое платье съ большими зелеными разводами, едва прикрывавшее ноги; на головѣ широкополая грубой соломы шляпа безъ лентъ, надѣтая на затылокъ, какъ носятъ моряки. Изъ нея выглядывало двадцатилѣтнее личико. Лошадь стала; дѣвушка съ изумленіемъ смотрѣла на Ворлака и его спутниковъ.
Пораженный неожиданностью, Ворлакъ поднялъ руку къ шляпѣ, чтобы поклониться, но не успѣлъ; дѣвушка быстро повернулась, галопомъ пустилась по крутому спуску и скрылась за деревьями.
— Видѣли? спросилъ прокуроръ.
— Кто это?
— M-lle Авансъ, отвѣчалъ старшина, дочь г. Легоффа. Мы сейчасъ увидимъ ее въ замкѣ.
Замокъ былъ не далеко. Это было старинное полуразрушившееся строеніе, сохранившее слѣды прежняго великолѣпія; оно простояло уже не одно столѣтіе. Но старина чувствовалась особенно внутри зданія: когда они взошли въ залъ, Ворлаку показалось, что онъ перенесенъ въ XVII-ое столѣтіе. И по костюму, и по наружности хозяинъ и хозяйка производили впечатлѣніе древнихъ портретовъ предковъ, вышедшихъ изъ рамъ. Они очень привѣтливо встрѣтили неожиданныхъ посѣтителей, и, узнавъ причину ихъ посѣщенія, Легоффъ предоставилъ въ ихъ распоряженіе небольшую пріемную для допроса свидѣтелей. Ворлакъ надѣялся получить отъ г. Легоффа какія нибудь указанія, но тотъ не могъ ничего сообщить ему по интересовавшему ихъ дѣлу.
— Вы не повѣрите, говорилъ онъ, — какъ насъ поразило это убійство. Мы здѣсь, на островѣ, вдали отъ людей, живемъ всѣ дружно, какъ одна семья. Я поименно знаю здѣсь всѣхъ жителей, знаю ихъ дѣла, да пожалуй, и чувства; я никогда не разставался съ этимъ островомъ; нѣтъ здѣсь никого, кого бы можно было заподозрить въ этомъ злодѣяніи.
Весь день прошелъ въ свидѣтельскихъ показаніяхъ родителей, друзей, сосѣдей убитаго, но ничего существеннаго для слѣдствія не выяснилось. Передъ отъѣздомъ Ворлаку и прокурору была предложена закуска въ залѣ; молоко, масло, пирожки, варенье и драже. М-me Легоффъ приказала позвать свою дочь.
M-lle Анаисъ совсѣмъ преобразилась; вмѣсто платья съ большими разводами, на ней было бѣлое кисейное платье съ розовымъ шелковымъ поясомъ, завязаннымъ большимъ бантомъ съ длинными концами; изъ полуоткрытаго корсажа виднѣлась молодая, нѣжная шейка; на рукахъ, довольно крупныхъ, красовались золотые и серебряные браслеты съ драгоцѣнными камнями. Темнорусые съ краснымъ отливомъ волосы, свернутые въ густую косу, придавали всей физіономіи пышный видъ, а сѣрозеленоватые глаза метали искры, что странно не гармонировало съ неловкой застѣнчивостью молодой дѣвушки.
Ворлакъ нѣсколько минутъ смотрѣлъ на нее, не отдавая себѣ отчета во впечатлѣніи, которое она производитъ. Было что-то забавное въ этомъ нарядѣ! Чувствовалось невинное желаніе нравиться, вызывавшее невольную улыбку.
Смѣшно, но нельзя сказать, чтобы некрасиво. Трогательно даже это неумѣлое стараніе оказать вниманіе почетнымъ незнакомымъ посѣтителямъ. Ворлакъ быстро освоился со страннымъ костюмомъ и перенесъ все вниманіе на наружность дѣвушки. Нельзя было назвать ее хорошенькой — ничего эстетическаго: глаза не миндалевидные, носъ не прямой, черты неправильныя. Въ отдѣльности ничего красиваго, а въ общемъ — прелестно, граціозно. Насмѣшка сквозила въ ея улыбкѣ; въ ней была смѣсь робости и отваги: въ ея манерѣ поднимать и опускать глаза проглядывалъ живой, порывистый нравъ.
— Я на минуту видѣлъ васъ сегодня, сказалъ Ворлакъ, — но вы такъ быстро исчезли, что я за васъ боялся. Вы съ вашей лошадью несетесь галопомъ по такимъ крутизнамъ, гдѣ я бы прошелъ съ большою осторожностью.
— Какова показалась вамъ моя лошадь? спросила она. смѣясь. — Некрасива, зато съ ней я могу отправляться всюду — и въ горы, и въ море.
— Ее въ комнатѣ не удержишь, сказала m-me Легоффъ. — Азинѣ нуженъ просторъ, воздухъ.
При имени Азина, молодая дѣвушка покраснѣла въ смущеніи.
— Азина, сказалъ Ворлакъ, — это анаграмма вашего имени?
— Да, отвѣчала она, вдругъ повеселѣвъ, — но меня не отъ того называютъ Азиной, а потому что я ничего не знаю[1].
— Никогда она ничему не хотѣла учиться, продолжалъ Легоффъ; — съ большимъ трудомъ удалось нашему священнику научить ее читать; да напрасно онъ безпокоился: она никогда книги не раскрываетъ.
— Я книгъ не люблю, сказала она, — учусь только устно. Мнѣ пріятно чувствовать вѣтеръ въ волосахъ, опустить ноги въ воду и смотрѣть на небо.
При первомъ свиданіи Ворлака съ m-lle Урсулой Фошеръ, онъ былъ пораженъ контрастомъ между ней и Азиной. Но это было впечатлѣніе мимолетное. Онъ любовался ея красотой, ея умомъ, ея умѣньемъ держать себя въ обществѣ. Невольно мыслью переносился онъ въ будущее: какая изъ нея выйдетъ прелестная жена, заботливая мать, прекрасная хозяйка дома! Все въ ней нравилось ему.
Онъ мирно наслаждался удовольствіемъ видѣть эту милую дѣвушку, какъ вдругъ неожиданныя слова Урсулы вызвали его изъ мечтаній.
— Мнѣ, можетъ быть, придется скоро сообщить вамъ новость, сказала она. Онъ взглянулъ на нее съ безпокойствомъ. Она тотчасъ же замѣтила впечатлѣніе, произведенное ея сообщеніемъ, и, какъ бы желая смягчить его, поспѣшно прибавила:
— О, еще окончательнаго ничего нѣтъ. Я еще не рѣшилась. Но отъ меня требуютъ рѣшительнаго слова. До сихъ поръ я откладывала: еслибы я думала только о себѣ, я бы еще ждала, но неделикатно тянуть положеніе, которое не для всѣхъ пріятно; въ скоромъ времени я должна дать отвѣтъ.
Ворлакъ отлично зналъ, кто этотъ нетерпѣливый претендентъ: ему стоило поднять глаза, чтобы его узнать: въ нѣсколькихъ шагахъ, прямъ противъ него, Генри Дюкрё смотрѣлъ на него уже взоромъ ревниваго мужа. Онъ не сомнѣвался, что ему легко отстранить этого неопаснаго соперника; настала минута высказать свои намѣренія. Какъ ни деликатно была выражена эта необходимость, онъ почувствовалъ себя застигнутымъ врасплохъ; онъ только что взошелъ въ домъ m-me Фошеръ вполнѣ свободнымъ человѣкомъ; неужели ему придется выдти изъ него почти женихомъ!
— Это очень важно, сказалъ онъ, наконецъ. — Нельзя вступать въ бракъ изъ любезности; когда нибудь вы можете пожалѣть, что не дали себѣ достаточно времени сдѣлать свободный выборъ между другими партіями, которыя могутъ представиться.
— О! отвѣчала она, — до окончательнаго рѣшенія у меня еще двѣ недѣли.
У Ворлака отлегло отъ сердца. Двухъ недѣль болѣе чѣмъ достаточно, чтобы обдуманно сдѣлать предложеніе. Ему хотѣлось только насладиться счастьемъ, все обсудить заранѣе; онъ вернулся домой съ радостной мыслью, что женится на Урсулѣ Фошеръ. Онъ думалъ только, что послѣ его предложенія у него явится масса хлопотъ и приготовленій всякаго рода, которыя не дадутъ ему ни времени, ни возможности работать. Ему казалось благоразумнымъ прежде привести въ порядокъ дѣло Зеленаго острова. Оно могло быть поставлено на очередь въ уголовный судъ въ слѣдующемъ мѣсяцѣ; свадьба придется какъ разъ кстати послѣ его успѣха. А успѣхъ долженъ быть несомнѣнный.
Ворлакъ очень жалѣлъ, что не ему придется произнести обвинительную рѣчь. Какую бы чудную картину развилъ онъ на тему о Зеленомъ островѣ! Цѣлый дикій народъ, забытый цивилизаціей у самаго материка! Но и въ его положеніи были свои преимущества. Первый разъ ему представлялось дѣло, которое могло его выдвинуть, заставить обратить на него вниманіе его начальства.
Но до сихъ поръ слѣдствіе не нашло обвиняемаго. Ворлакъ съ увлеченіемъ занялся изученіемъ дѣла, и у него, наконецъ, составилось убѣжденіе, что виновный — Луи Дюма. Въ показаніяхъ этого человѣка много сомнительнаго; есть разнорѣчіе въ показаніяхъ отца и матери; ножъ, орудіе убійства, принадлежитъ семьѣ Дюма. Взвѣсивъ все, Ворлакъ рѣшилъ, что надо опять ѣхать на Зеленый островъ. Не было надобности приглашать прокурора; онъ отправился съ письмоводителемъ и двумя жандармами на случай ареста. Онъ думалъ, что это его послѣдняя поѣздка по слѣдственному дѣлу, передъ женитьбой.
На этотъ разъ Ворлаку не хотѣлось составлять акты въ Борѣ; онъ желалъ избавить отъ грустнаго зрѣлища хозяевъ замка, еслибы, какъ онъ предполагалъ, ему пришлось арестовать Луи Дюма. Онъ оставилъ письмоводителя въ домѣ старшины Ивонека, заказалъ себѣ обѣдъ у Корентины, послалъ жандармовъ съ повѣстками: пользуясь свободнымъ временемъ до привода свидѣтелей, онъ отправился сдѣлать визитъ семейству Легоффъ.
Тамъ его приняли очень радушно, сожалѣли, что онъ можетъ удѣлить имъ такъ мало времени, и взяли съ него слово, что онъ пріѣдетъ еще на нѣсколько дней, на охоту, съ ружьемъ. Время пролетѣло быстро: Легоффъ свободно цитировалъ Аристотеля, основательно зналъ романы рыцарей Круглаго Стола: m-me Легоффъ бесѣдовала съ нимъ, какъ со своимъ, а Азина то показывалась, то исчезала.
— Однако мнѣ пора, сказалъ онъ, наконецъ, — я ужъ опоздалъ.
— Хотите, я васъ отвезу моремъ? спросила Азина.
— Правда, сказалъ Легоффъ, — вы такимъ образомъ выгадаете полчаса.
— Да, замѣтила Азина. — Мы спустимся по оврагу до моховой скалы, переѣдемъ бухту въ моей лодкѣ, и я высажу васъ у Чертова мыса. Оттуда до Корентины — пять минутъ.
Это предложеніе нѣсколько смутило Ворлака, но отказаться не было причины. Онъ ожидалъ, что мать посовѣтуетъ Азинѣ быть осторожной; напротивъ, m-me Легоффъ сказала:
— Отправляйтесь спокойно: Азина знаетъ море.
Нѣсколько минутъ спустя Ворлакъ и Азина спускались по оврагу среди деревьевъ и утесовъ, иногда подъ сводами ліанъ; безотчетно Ворлакъ чувствовалъ себя счастливымъ въ этомъ отдаленіи отъ цивилизованнаго міра.
Иногда Азина останавливалась, чтобы указать ему огромную сороконожку или пучекъ вереска съ вѣнчиками цвѣтовъ, напоминающихъ серебряные бубенчики.
— Ахъ! воскликнула она, — вотъ гнѣздо каравайки! Знаете вы эту птичку? Я сейчасъ ее вызову.
Она стала напѣвать какъ каравайка: жалобный, однообразный напѣвъ, какъ первобытныя пѣсни: курлю! курлю! курлерю! Птичка подлетѣла; Азина, сіяя отъ радости, положила руку на плечо Ворлака, чтобы тотъ не шевелился.
Пока она показывала ему птичку, Ворлакъ всматривался въ нее, и, въ этой позѣ, она казалась ему молодой дикаркой.
Такъ дошли они до бухты.
— Намъ удача, сказала она, — вѣтеръ попутный. Я подниму парусъ и грести не надо.
Море, хотя и спокойное, съ силою разбивалось между утесами; моховая скала была почти совсѣмъ окружена волной.
— Приливъ начинается. Мы едва успѣемъ причалить.
Азина подала ему руку, чтобы онъ не поскользнулся по камнямъ, покрытымъ мхомъ, и такъ провела его до барки. Странное ощущеніе испытывалъ онъ: обыкновенно, держа руку женщины, онъ чувствовалъ что-то нѣжное, хрупкое; въ эту минуту не онъ держалъ руку, а его вели за руку; Азина сжала его руку свободно, крѣпко, чтобы удержать его, еслибы онъ поскользнулся. Ему чудно казалось, что женщина поддерживала его; онъ чувствовалъ не столько прикосновеніе ея руки, сколько власть сильной натуры, которая захватывала его. Она почти толкнула его въ барку, прыгнула вслѣдъ за нимъ, быстро отчалила и однимъ ударомъ весла вышла на середину; они оба, въ легкомъ челнокѣ, очутились среди волнъ.
Пройдя первыя крупныя волны, барка пошла тихимъ ходомъ. Быстрымъ движеніемъ, обрисовавшимъ ея гибкій, стройный станъ, Азина подняла парусъ; вѣтеръ вздулъ его, а Азина спокойно сѣла у руля. Ворлакъ слѣдилъ за ней, пристыженный немного тѣмъ, что самъ ничего не дѣлалъ.
— Вамъ никогда не страшно, спросилъ онъ, — одной посреди моря?
— О! я на середину не пускаюсь.
— Но можетъ быть порывъ вѣтра даже и въ бухтѣ.
— Я не пускаюсь въ море, не взглянувъ на горизонтъ.
— У моря свои нравы, но и свои капризы.
— Даже, еслибы поднялся шквалъ, я всегда успѣю достигнуть мыса. Притомъ, прибавила она серьезно, — самое худшее, что можетъ случиться, это то, что я попаду въ бездну моря.
— Правда, сказалъ Ворлакъ, — передъ безконечностью не. такъ чувствуется разница между жизнью и смертью.
— Я люблю море и мнѣ кажется, что и оно меня любитъ.
Она съ наслажденіемъ вдыхала воздухъ, свободно отдаваясь колебанію барки, упоенная радостью жизни. Иногда она вставала, чтобы поправить парусъ. Ворлаку казалось, что онъ видитъ жрицу друидовъ, когда она спокойно стояла, держась за мачту, съ высоко поднятымъ лбомъ, съ полуоткрытыми губами, обнимая взоромъ безпредѣльное водное пространство. Его вдругъ возвращалъ къ дѣйствительности свѣжій, ясный, веселый, молодой голосъ Азины. Ему тоже поручалась работа, и его неловкость вызывала взрывъ хохота. Достигнувъ Чертова мыса, они уже были старыми друзьями. Ворлакъ совсѣмъ забылъ о цѣли путешествія; ступивъ на твердую землю, онъ обернулся, чтобы, въ свою очередь, подать руку Азинѣ, и съ удивленіемъ увидѣлъ, что она уже далеко; онъ вовсе не ожидалъ, что такъ скоро высадится на берегъ
— Прямо впередъ! крикнула ему Азина, — всего одна тропинка: ошибиться нельзя.
— Отъ души благодарю васъ! изо всѣхъ силъ крикнулъ Ворлакъ, чтобы голосъ его могъ быть услышанъ ею; — отъ всего сердца благодарю!
Онъ не зналъ — достигло ли до ея слуха выраженіе его благодарности. Минуту спустя челнокъ Азины казался только точкою вдали, посреди волнъ. Ворлакъ бросилъ взглядъ вокругъ себя; передъ нимъ, направо, налѣво, — одно море; мысъ такъ узокъ, что волна легко могла смыть все, что на немъ встрѣтилось бы: узкая тропинка шла, извиваясь, между гранитными утесами, осыпающимися одинъ на другой.
Ворлакъ, отдаленный въ эту минуту отъ всего человѣчества, зналъ теперь только одну маленькую, очень странную, особу, которая выбросила его на этотъ берегъ, а сама уѣхала одна. Увидитъ ли онъ ее еще когда нибудь? Да и къ чему? Мало ли у него о чемъ думать? Странно человѣку, собирающемуся жениться и занятому уголовнымъ слѣдствіемъ, мечтать о сумасбродныхъ, молодыхъ дѣвушкахъ, катающихся по морю и не имѣющихъ понятія о приличіяхъ.
По счастью допросъ свидѣтелей измѣнилъ направленіе его мыслей и привелъ къ полезнымъ разъясненіямъ. У братьевъ Дюма была старая тетка, имѣвшая относительно значительное состояніе: домъ и нѣсколько полей; при первомъ слѣдствіи, она была больна и не могла дать показанія: вызванная снова, она явилась по требованію. Знать — она ничего не знала. Но изъ ея показанія выяснилось, что за недѣлю до преступленія она сдѣлала духовное завѣщаніе въ пользу братьевъ Дюма или того изъ нихъ, который переживетъ другаго. Въ тотъ же день она сообщила имъ свои посмертныя распоряженія: выгода Луи Дюма отъ смерти брата бросалась въ глаза. Это обстоятельство было лучомъ свѣта. Онъ одинъ убилъ своего брата, чтобы воспользоваться будущимъ наслѣдствомъ.
Ворлакъ поручилъ письмоводителю приготовить постановленіе объ арестѣ Луи Дюма, выслушалъ остальныхъ свидѣтелей, и это заняло его гораздо позже часа, назначеннаго для обѣда.
Когда онъ хотѣлъ сѣсть за столъ, Корентины не оказалось дома. Ее напрасно звали и искали. Пришлось обойтись безъ нея. Она возвратилась только ночью. Она казалась встревоженной и такъ упорно смотрѣла на Ворлака, что онъ изумился. Ему даже показалось, что она ему дѣлаетъ знаки. Наконецъ, пользуясь минутою, когда никто не могъ ее видѣть, она сунула въ руку Ворлака записочку и исчезла.
Заинтересованный этою таинственностью и уважая неизвѣстную ему тайну, Ворлакъ сунулъ записку въ карманъ и пошелъ въ свою комнату, чтобы ее прочитать. Свѣчка какъ-то долго не зажигалась; онъ все-таки волновался, чувствуя въ рукѣ запечатанное письмо. Наконецъ, онъ могъ прочитать его: адресъ былъ написанъ дѣтскимъ почеркомъ; печать геральдическая, но онъ не далъ себѣ труда разобрать ее; онъ вынулъ бумажку, на которой прочиталъ слѣдующее:
«Мнѣ необходимо видѣть васъ сегодня, до вашего отъѣзда. Сегодня вечеромъ я буду на Чертовомъ мысѣ, когда луна покажется на горизонтѣ. — Азина».
Назначеніе свиданія при лунномъ свѣтѣ поразило Ворлака. Что могло побудить Азину къ такой выходкѣ? Но, во всякомъ случаѣ, нельзя же было заставить ее безполезно ждать его въ такомъ опасномъ мѣстѣ, какъ Чертовъ мысъ. Въ себѣ онъ былъ увѣренъ: онъ не позволитъ себѣ ничего лишняго. Сердце его, однако, сильно билось, когда онъ по тропинкѣ спускался къ мысу. Луна уже взошла. Море съ гуломъ разбивалось такъ близко у берега, что онъ почти не чувствовалъ земли подъ ногами; пѣна, сверкавшая на гребнѣ волнъ, блистала серебристыми искрами, лаская взоры. Ворлакъ услышалъ легкій шумъ сзади себя, какъ будто шелестъ листьевъ: оглянувшись, онъ увидѣлъ Азину, стоявшую въ трещинѣ скалы: освѣщенная лунными лучами, придававшими платью ея серебристый отливъ, она казалась чуднымъ видѣніемъ.. Въ лицѣ ея не было веселаго и задорнаго выраженія, которое такъ шло къ ея молодости; оно было серьезно и озабоченно. Ворлакъ съ стѣсненнымъ сердцемъ подошелъ къ ней. Въ тиши уединенія, передъ величіемъ моря, Азина заговорила прерывающимся голосомъ:
— Вы хотите арестовать Луи Дюма; это невозможно: онъ не виновенъ. Я знаю, — кто убилъ Пьера. Я никому не хотѣла говорить этого. Но не могу допустить несчастнаго, который ничего не сдѣлалъ, подвергнуться несправедливому обвиненію; я уважаю васъ на столько, что безъ страха довѣряю вамъ эту тайну. Пьера убила Корентина. Не спѣшите осуждать ее. Она хорошо поступила; онъ былъ негодяй. Онъ клялся Корентинѣ, что женится на ней. Она — честная дѣвушка; она любила его и вѣрила ему. Слѣдовало бы дождаться брака, но она увлеклась. Это ошибка, но не преступленіе. Когда не было уже сомнѣнія въ ея положеніи, она потребовала отъ него исполненія его клятвы. Сначала онъ тянулъ время, потомъ сталъ смѣяться надъ ней, оскорблять ее. Тогда она пришла ко мнѣ; она была какъ безумная — то ломала руки въ отчаяніи и кричала какъ звѣрь, то вдругъ начинала безъ причины смѣяться и говорить безсвязныя слова. Я не знала чѣмъ ее успокоить. Объ утѣшеніи нечего было и думать. Она славная дѣвушка: я ее очень люблю. Дѣтьми мы вмѣстѣ бѣгали по лѣсу, на берегу моря. Она была сильнѣе меня и для меня готова была на все. Я не могла оставить ее въ такомъ положеніи; одинокую, ее ожидали упреки семьи, насмѣшки подругъ, общее презрѣніе. Я сказала ей, чтобы она прислала Пьера ко мнѣ; я хотѣла поговорить съ нимъ, заставить его понять гнусность его поведенія; еслибы мнѣ не удалось, я рѣшилась все разсказать моему отцу, который съумѣлъ бы заставить его исполнить свой долгъ. Корентина оживилась надеждою; вечеромъ она пошла къ Пьеру; она могла застать его одного, не боясь встрѣтить его родныхъ, такъ какъ онъ обыкновенно ночевалъ одинъ въ хлѣву. Онъ непривѣтливо встрѣтилъ ее. Ему она наскучила; ему не хотѣлось ее выслушивать. Онъ пришелъ въ ярость, когда она передала ему, чтобы онъ пришелъ ко мнѣ. Ему стыдно было объясняться со мною. Тогда онъ ужасно оскорбилъ Корентину: онъ сказалъ, что на островѣ много молодыхъ парней и что онъ не знаетъ — почему ему слѣдуетъ быть болѣе отвѣтственнымъ чѣмъ другіе. Это было слишкомъ. Перенести такой позоръ она не могла. Онъ хорошо зналъ, что кромѣ него она никого не любила. На столѣ лежалъ ножъ, которымъ только что рѣзали барана. Быстрымъ движеніемъ она схватила его и бросилась къ Пьеру, чтобы его ударить. Она не хотѣла нанести ударъ сзади: она честно, прямо шла на него. Онъ, трусишка, чтобы избѣгнуть удара, повернулъ спину. Ударъ пришелся съ размаху: Пьеръ тутъ же упалъ. Она бросилась бѣжать, пришла ко мнѣ и разсказала мнѣ, что сдѣлала. Мой отвѣтъ былъ: на твоемъ мѣстѣ я поступила бы точно также. Вотъ и все!
Азина замолчала. Ворлакъ стоялъ неподвижно, не говоря ни слова; самыя разнородныя мысли нахлынули на него. Ему казалось, что если есть преступленіе, которое можетъ быть оправдано, то именно это: онъ находилъ что-то геройское въ честномъ порывѣ Азины: чтобы спасти невиннаго, она не поколебалась выдать не только себя, но и свою подругу, которая ей довѣрилась. Съ другой стороны, ему была обидна мысль, что онъ принялъ совершенно ложное направленіе, готовъ былъ арестовать Луи Дюма, вѣроятно, добился бы его осужденія: досадно было, что его провела, какъ ребенка, Корентина своимъ невозмутимо-невиннымъ видомъ; онъ даже не подумалъ вызвать ее, какъ свидѣтельницу, и безъ этого неожиданнаго признанія никогда не узналъ бы истины. Теперь оставалось только прекратить слѣдствіе противъ Луи Дюма и начать его противъ Корентины или пощадить ее ради смягчающихъ обстоятельствъ при преступленіи и въ особенности ради Азины.
— Я дѣйствительно, сказалъ онъ, — готовъ былъ сдѣлать постановленіе объ арестѣ Луи Дюма, отвѣты котораго показались мнѣ неудовлетворительными. Мнѣ было бы пріятно, еслибы дальнѣйшее слѣдствіе выяснило его невинность, и я не могъ бы упрекнуть себя въ судебной ошибкѣ; вы его избавили отъ предварительнаго заключенія. Что касается Корентины…
— Относительно Корентины, самымъ спокойнымъ тономъ прервала его Азина, — нѣтъ надобности говорить, что эта тайна навсегда должна остаться между вами и мною. Я желаю, чтобы она даже не подозрѣвала, что я вамъ о ней говорила.
— Какъ! воскликнулъ Ворлакъ въ изумленіи. — Вы хотите чтобы…
— Само собой разумѣется. По благородству вашихъ понятій, излишне мнѣ объяснять вамъ это. Корентина потеряла голову, услышавъ приказанія, данныя вами письмоводителю; внѣ себя она прибѣжала въ Бордъ, воображая уже, что Луи Дюма будетъ не только арестованъ, но осужденъ и казненъ. Она такъ была взволнована, что готова была сама сознаться. Я удержала ее отъ этого, взявъ все на себя. Мнѣ казалось, что единственное средство не подвергать незаслуженному подозрѣнію Луи Дюма и оградить ее — было все разсказать вамъ. Я вполнѣ увѣрена, что вы не обманете мое довѣріе.
Ворлакъ, пораженный наивностью этой хитрости, не находилъ отвѣта. Азина собиралась уходить. Не могъ же онъ отпустить ее. не объяснивъ ей, что она требовала невозможнаго.
— Видители… сказалъ онъ, наконецъ, — я понимаю — какое чувство руководило вами, но дѣло вовсе не такъ просто, какъ вамъ кажется…
— Всѣ затрудненія, сказала Азина, — я предоставляю вамъ. Я ничего не понимаю въ судебныхъ дѣлахъ. Мнѣ, чтобы быть спокойной, достаточно знать, что дѣло въ вашихъ рукахъ. Вы порядочный человѣкъ, и я разсчитываю на васъ такъ же, какъ вы можете разсчитывать на меня.
И она протянула ему открытую руку такъ мило, съ такимъ благороднымъ и граціознымъ жестомъ; лицо ея опять озарилось улыбкой: Ворлакъ взялъ ея руку, и пока онъ боролся еще съ желаніемъ прильнуть къ ней губами, Азина ускользнула отъ него, прыгнула въ барку и пустилась въ море. Долго еще стоялъ Ворлакъ на берегу, любуясь яркоосвѣщеннымъ силуэтомъ, который быстро несся, колеблемый волнами.
Возвратившись домой, въ тиши своего кабинета, Ворлакъ могъ, наконецъ, обдумать нѣсколько всю затруднительность своего положенія. О блестящемъ успѣхѣ дѣла, на которое онъ столько разсчитывалъ, нечего было и думать: по обязанности судьи онъ долженъ былъ бы преслѣдовать Корентину: по убѣжденію онъ готовъ былъ оправдать ее. Но Азина?… Не станетъ ли она презирать, ненавидѣть человѣка, обманувшаго ея довѣріе?
По долгомъ размышленіи, онъ остановился на мысли, что необходимо еще разъ побывать на Зеленомъ островѣ: кстати его приглашали туда на охоту. Ему, вѣроятно, удастся переговорить съ Азиной, напомнить ей, что онъ ничего не обѣщалъ ей, объяснить, что онъ обязанъ продолжать слѣдствіе. Онъ предполагалъ разслѣдовать все дѣло съизнова, вытребовать въ свидѣтельницы не одну Корентину, но и другихъ молодыхъ дѣвушекъ съ острова, какъ поступилъ бы онъ, еслибы невиновность Луи Дюма вполнѣ выяснилась. Что нибудь въ показаніяхъ навело бы его на истину, и, мало по малу, явились бы улики противъ Корентины совершенно независимо отъ сообщенія Азины.
Сверхъ того, Азина, предупрежденная заранѣе, имѣла бы время устроить бѣгство Корентины, еслибы это оказалось нужнымъ. Судья обязанъ открыть преступника, но не обязанъ, во что бы то ни стало, поймать его. Совѣсть его была бы покойна, и что могла бы сказать ему Азина?
Но Ворлакъ ясно слышалъ и видѣлъ, что сказала бы ему, Азина. Съ улыбкою презрѣнія, пылающимъ, гнѣвнымъ взоромъ, гордо взглянула бы она на него и крикнула: «Подлецъ!».
Взволнованный, измученный всѣми этими противорѣчіями, онъ остановился на мысли посовѣтоваться съ m-lle Фошеръ, не называя себя. Однажды вечеромъ, въ разговорѣ, онъ разсказалъ ей объ одномъ изъ своихъ друзей, который, будучи судьей, былъ поставленъ въ крайне затруднительное положеніе: онъ терзался нравственно, потому что, какъ человѣкъ, долженъ былъ молчать о преступленіи, которое по совѣсти, по обязанности долженъ былъ преслѣдовать. Урсула не колебалась.
— Еслибы, говорила она, — дѣло касалось только интересовъ самого судьи, то онъ могъ бы, даже долженъ бы былъ пожертвовать имъ ради того довѣрія, которое ему оказано. Но когда дѣло идетъ объ интересахъ общества, судья долженъ служить ему, помимо всякихъ другихъ соображеній. Ему это можетъ быть тяжело: онъ можетъ потерять въ глазахъ того, кто разсчитывалъ на его скромность, но нечего опасаться осужденія, когда слѣдуетъ исполнить долгъ.
Урсула безпристрастно высказывала свое мнѣніе, не зная, на сколько Ворлакъ заинтересованъ въ дѣлѣ: она говорила искренно то, что думала: эта умная, образованная, хорошо воспитанная молодая дѣвушка, вѣроятно, встрѣтила бы то же мнѣніе у самыхъ достойныхъ людей… Однако Ворлакъ въ первый разъ нашелъ, что Урсула не развита, что ни въ чувствахъ, ни въ мысляхъ у нея ничего нѣтъ своего; что, говоря объ общественномъ интересѣ, она какъ будто отвѣчаетъ затверженный урокъ. Невольно ему вспомнились механическія куклы, производящія жесты и издающія звуки, когда нажмешь пружину.
Урсула какъ разъ коснулась главнаго въ вопросѣ и ему не хотѣлось сознаться въ этомъ; онъ смутно чувствовалъ это, по точно формулировать не смѣлъ: выполняя свято обязанность судьи, онъ неминуемо долженъ былъ подвергнуться осужденію, презрѣнію, ненависти Азины. На это у него не хватало рѣшимости. Съ одной стороны были: великіе принципы, служебныя обязанности, общественный интересъ, голосъ совѣсти; съ другой — Азина, только — Азина! Это маленькое, первобытное, причудливое существо, которое онъ едва зналъ, сильно перетягивало вѣсы надъ его рѣшимостью.
Въ продолженіе вечера все раздражало Ворлака противъ Урсулы. Какъ-то само собою напрашивалось сравненіе: эта изящная, выдержанная, безукоризненно одѣтая m-lle Фошеръ, такъ умно принимающая гостей въ салонѣ, и то дикое, своеобразное, но увлекательное дитя природы, такъ ловко поднимающее парусъ въ открытомъ морѣ!
— О чемъ вы такъ задумались? вдругъ спросила Урсула.
— Ахъ! pardon, отвѣчалъ онъ, встрепенувшись. — Все дѣло Зеленаго острова; никакъ не могу рѣшить его!
Такъ прошелъ вечеръ; опять-таки онъ не сдѣлалъ предложенія m-lle Фошеръ.
Однако необходимо было кончить дѣло Зеленаго острова. Ворлакъ рѣшился отправиться въ Бордъ на цѣлый день. Чтобы избѣжать встрѣчи съ Корентиной, онъ велѣлъ причалить къ моховой скалѣ, гдѣ была привязана лодка Азины: нѣсколько минутъ спустя онъ былъ уже въ домѣ г. Легоффа. Азины, понятно, онъ не засталъ; никто не зналъ, гдѣ она; хотя онъ и ожидалъ этого, но ему было досадно: такъ хотѣлось ее видѣть. Наконецъ, она пришла, принесла волнушки и масленки и разложила ихъ на столѣ, чтобы разсортировать ихъ. Ворлакъ не зналъ толку въ грибахъ; она объясняла ему — какъ различать хорошіе отъ дурныхъ, указывала на особенности каждаго сорта; слушая ее, Ворлакъ спрашивалъ себя — дѣйствительно ли она такъ мало имѣетъ знаній, какъ кажется. Понятно — никакого экзамена она бы не могла выдержать; но она много видѣла; у нея есть свое собственное, оригинальное сужденіе. Еслибы имъ двоимъ пришлось быть выброшенными бурею на необитаемый островъ, онъ бы совсѣмъ потерялся, а она съумѣла бы всѣмъ воспользоваться.
Азина сама приготовила комнату для гостя, что гоже очень понравилось Ворлаку. Но слѣдуетъ ли женщинѣ самой всѣмъ заниматься въ хозяйствѣ, умѣть иногда обходиться безъ прислуги? Ужинъ, по его мнѣнію, былъ превосходенъ: молоко, овощи, фрукты и какая-то птица для него. Не удалось ему только поговорить съ Азиной наединѣ. Послѣ ужина всѣ разошлись. Она сама проводила его въ назначенную ему комнату и условилась на завтра встрѣтиться съ нимъ въ пять часовъ утра, чтобы указать ему мѣста для охоты, потомъ съ дружескою улыбкою и глубокимъ реверансомъ пожелала ему спокойной ночи.
Въ комнатѣ все дышало стариной: старинная кровать, старинная мебель, цѣлая полка книгъ прошлаго столѣтія и посреди всего этого въ маленькой фарфоровой золоченой вазочкѣ букетъ свѣжихъ, лѣсныхъ цвѣтовъ! Милое вниманіе Азины къ гостю. Съ трогательнымъ умиленіемъ, смотря на эти цвѣты Ворлакъ припоминалъ свои встрѣчи съ Азиной: сколько въ нихъ было простоты, прелести и поэзіи. Мысли быстро смѣнялись въ головѣ его: сегодня срокъ, назначенный Урсулой для ея окончательнаго рѣшенія. Ну, что-жъ? Она выйдетъ за Дюкрё — они будутъ довольны другъ другомъ. А онъ? Почему бы не жениться ему на Азинѣ? Но развѣ можно представить ее себѣ внѣ Зеленаго острова; дитя природы — она немыслима въ благовоспитанномъ обществѣ. А какое наслажденіе видѣть ее гордой, счастливой, сіяющей, еслибы онъ сдѣлалъ ей предложеніе!…
«Нечего объ этомъ и думать!» сказалъ онъ себѣ наконецъ. Завтра утромъ я объясню ей — почему я долженъ начать слѣдствіе противъ Корентины. А вечеромъ вернусь въ Шатовье, узнаю о бракѣ Урсулы и Генри Дюкре, и жизнь опять войдетъ въ свою колею".
На слѣдующее утро Ворлакъ и Азина отправились на охоту. Въ прелестной свѣжести лѣсовъ, при чудномъ пѣніи птицъ, Ворлакъ не могъ сразу приступить къ серьезному разговору. Когда они вышли на равнину, солнце ярко сіяло, тѣни не было; сѣсть было негдѣ. Сходя по спуску, они дошли до подошвы остроконечной горы, возвышавшейся на концѣ острова и составлявшей самую его высокую точку. Бесѣдуя съ Азиной, Ворлакъ чувствовалъ, какъ увлекается онъ опаснымъ удовольствіемъ видѣть ее, слушать ее; еще немного — и вся энергія его пропадетъ; надо было дѣйствовать рѣшительно.
— Я еще не могъ поговорить съ вами о Корентинѣ, вдругъ неожиданно сказалъ онъ.
— Ахъ, да, возразила она. — Бѣдняжка страшно волновалась; не умѣю выразить вамъ моей благодарности за окончаніе этого дѣла.
— Какъ!.. Да дѣло совсѣмъ не окончено.
— О! я такъ и думала, что оно доставитъ вамъ массу хлопотъ; но чѣмъ больше вы для меня безпокоитесь, тѣмъ болѣе я люблю васъ.
Ворлакъ не поддался. Вмѣсто того, чтобы поблагодарить Азину, онъ возразилъ;
— Вы, понятно, не можете знать — какъ производится уголовное слѣдствіе.
— Само собой разумѣется; я желала только одного, чтобы Корентину не тревожили; благодаря вамъ, я этого добивалась.
Слѣдовало бы отвѣчать: «Нисколько, не можетъ этого быть никакъ». Но у Ворлака не хватило духу: слова замерли при мысли огорчить Азину. Но нельзя же было оставлять ее въ заблужденіи.
— Судья, которому поручено слѣдствіе, обязанъ, если знаетъ виновнаго…
— Заряжено ваше ружье? спросила Азина.
— Нѣтъ еще.
— Положите крупной дроби на два выстрѣла.
— Я говорилъ вамъ, продолжалъ Ворлакъ, — что обязанность судьи…
— Значитъ, весело прервала Азина, — я очень счастлива, что вы мнѣ дали слово.
— Далъ слово? въ чемъ?
— Неужели вы думаете, что я бы вамъ выдала Корентину, еслибы не была въ васъ увѣрена?
— Нѣтъ.
— Неужели не все равно, — на словахъ ли вы мнѣ дали обѣщаніе или молча?
— Я этого не говорю.
— Потому-то я совсѣмъ покойна.
— Но…
— Мосье Ворлакъ! вдругъ сказала Азина.
Въ ту же минуту она подошла къ нему. Глаза ея блестѣли, въ голосѣ было столько ласки, что Ворлакъ растерялся.
— Пожалуйста, дайте мнѣ ваше ружье!
Она взяла винтовку и, давъ Ворлаку знакъ, чтобы онъ не шевелился, на цыпочкахъ сдѣлала нѣсколько шаговъ. Въ ту же минуту взвилась въ воздухѣ и полетѣла къ вершинѣ горы чайка. Азина медленно въ нее прицѣлилась, направила на нее дуло ружья и спустила курокъ. Птица, взмахнувъ крыльями, повертѣлась въ воздухѣ и упала по другую сторону горы. Чтобы достать ее. Ворлакъ и Азина должны были подняться на гору, цѣпляясь за выступы утеса и хватаясь за тощіе кустарники, которые росли въ трещинахъ. Они дошли до вершины.
Съ этой высоты открывался видъ безконечной дали: оглянувшись на тропинку, по которой они шли, они увидѣли у ногъ своихъ Зеленый островъ, какъ маленькую, едва замѣтную точку. Съ другой стороны утесъ спускался къ морю почти вертикально: вдали темною полосою виднѣлся материкъ. Вокругъ нихъ — море и безпредѣльность. Одни, въ тиши, въ уединеніи этихъ высотъ, они инстинктивно приблизились другъ къ другу. Азина сѣла на самой вершинѣ скалы; оставалось маленькое мѣстечко для Ворлака; они долго сидѣли молча въ этой лучезарной тишинѣ, сливаясь душою передъ святынею величія природы.
Придя въ себя, Ворлакъ вспомнилъ, что цѣлью его поѣздки на островъ было желаніе предупредить Азину о неизбѣжности слѣдствія противъ Корентины; до сихъ поръ онъ еще не добился ничего, но передъ величіемъ этого зрѣлища и въ томъ настроеніи, въ какомъ они находились, нечего было и думать о серьезномъ объясненіи. Онъ рѣшился подождать, пока они сойдутъ съ горы; у него даже проскользнула мысль, что общество не много потеряетъ, если это слѣдствіе совсѣмъ прекратится.
— Вамъ никогда не случалось уѣзжать съ Зеленаго острова? спросилъ онъ.
— Никогда. Нѣсколько разъ отецъ собирался отправить меня въ Шатовье, по въ послѣднюю минуту я всегда отказывалась. Мнѣ кажется, что я бы тамъ соскучилась.
При этомъ отвѣтѣ Ворлакъ подумалъ: «какъ дѣвственно чиста она умомъ и сердцемъ!» Всѣ свѣтскія дѣвушки болѣе или менѣе утрачиваютъ эту прелесть чтеніями, зрѣлищами, разговорами. Азина одна въ мірѣ, благодаря своему образу жизни, могла сохранить незапятнанную свѣжесть. Невинность особенно привлекательна, и Ворлакъ съ наслажденіемъ думалъ о тѣхъ радостяхъ, которыя могла бы принести ему Азина. Но онъ старался отстранить эти мечты.
— Вамъ никогда не бываетъ грустно одной?
— Выйти замужъ! сказала она безъ обиняковъ, — объ этомъ я думала; по встрѣчаются два затрудненія: я никому не понравлюсь, и мнѣ никто не понравится?
— Вы никому не понравитесь?
Ворлакъ вдругъ замолчалъ. Онъ боялся сказать лишнее; онъ припоминалъ, какъ ночью обсуждалъ со всѣхъ сторонъ бракъ съ Азиною и пришелъ къ убѣжденію, что это было бы безуміемъ.
— Гораздо важнѣе то, продолжалъ онъ, — что вамъ никто не понравится.
Онъ смотрѣлъ на нее, стараясь найти въ лицѣ ея опроверженіе этихъ словъ. Она не шевельнулась; онъ ясно видѣлъ, что и тѣни кокетства въ ней нѣтъ; ей, дѣйствительно, никого по надо, даже его. Слѣдовательно, они оба не допускали мысли о бракѣ между ними.
И невольно, сознавая, что онъ дѣлаетъ глупость, Ворлакъ заговорилъ:
— Всякій день представляется случай жениться, и большинство тѣхъ, кто женится ни особенно счастливы, ни особенно недовольны. Но только разъ въ жизни встрѣчается женщина, которою страстно стремишься обладать, ставя все на карту: величайшее счастье или величайшее несчастье! Вы для меня — эта женщина. Мнѣ бы хотѣлось увести васъ, овладѣть вами всецѣло, навсегда. Согласны ли вы?
Ворлакъ ждалъ отвѣта. Азина смотрѣла въ пространство: въ головѣ ея проходили мысли, возбужденныя предстоящей будущностью; она не спѣшила произнести рѣшительное слово. Взвѣсивъ все, она медленно, съ кроткою обдуманностью отвѣчала:
— Благодарю васъ; я къ вамъ искренно расположена и счастлива тѣмъ, что вы на столько любите меня, что предлагаете вмѣстѣ провести жизнь. Но нѣтъ, я не хочу выходить замужъ.
Какъ громомъ пораженный Ворлакъ думалъ, что съ вершины горы онъ падаетъ въ самую глубину моря. Онъ обдумалъ все, кромѣ возможности этого точнаго, положительнаго и безпричиннаго отказа. Стоило для этого быть Шатовьё самымъ завиднымъ женихомъ, отказаться отъ Урсулы Фошеръ, безразсудно рѣшиться на неблагоразумный бракъ, гдѣ всѣ преимущества на его сторонѣ — и все для того, чтобы печально наткнуться на капризъ ребенка. У него такъ было горько на сердцѣ, что онъ не могъ сердиться на Азину; онъ нѣжно смотрѣлъ на нее, какъ собака, которую прибили, и не хотѣлъ разстаться съ нею. Пока онъ былъ здѣсь, подлѣ нея, далеко отъ земли и ближе къ облакамъ, мечты его еще не совсѣмъ разлетѣлись. Въ глубокой тишинѣ, вдали отъ міра, онъ не чувствовалъ страданій; вокругъ него было такое величіе, что онъ — какъ точка въ пространствѣ; волненіе его души было такъ ничтожно передъ безпредѣльностью солнца, вѣтра, неба и моря.
Надо было, однако, подумать о возвращеніи. Съ горы они спустились печально, мрачно, а поднимались-то какъ весело! По мѣрѣ того, какъ они приближались къ жилью и людямъ, Ворлакъ живѣе чувствовалъ жгучую боль неудачи, разлуки, одиночества. Ему пришло въ голову, что теперь невозможно будетъ и думать объ уголовномъ преслѣдованіи Корентины: это имѣло бы видъ мести за отказъ Азины.
Приближаясь къ замку Бордъ, они пошли по изрытой дорогѣ; направо и налѣво лежали поля, обнесенныя плетнями, почти съ прямымъ откосомъ. Тропинка была такъ узка, что рядомъ идти было невозможно. Азина шла впереди. Вдругъ послышались крики страха, ужаса. Почти въ ту же минуту толпа людей, обезумѣвшихъ отъ страха, съ крикомъ пробѣжала черезъ тропинку на дорогу. Вслѣдъ за ними показался огромный быкъ, сорвавшійся съ цѣпи. Дойдя до перекрестка дороги, звѣрь съ минуту колебался, потомъ, измѣнивъ направленіе, со всѣхъ ногъ пустился по тропинкѣ. Опустивъ голову, онъ прямо устремился на Азину, которая вдругъ остановилась. Бѣжать было немыслимо: откосъ былъ неприступенъ по краямъ и было невозможно выбѣжать на дорогу.
Ворлакъ быстро сталъ впереди Азины; онъ едва успѣлъ прицѣлиться: быкъ былъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него. Раздался выстрѣлъ: зарядъ крупной дроби прошелъ сквозь глазъ въ мозги звѣря, который сдѣлалъ еще два шага и ринулся какъ громадная масса, упавъ мордою на ноги Ворлака.
Оглянувшись, Ворлакъ увидѣлъ Азину: она была неузнаваема. Глаза ея, въ которыхъ блистали слезы, сіяли гордостью и радостью.
Она не благодарила его и по возвращеніи въ Бордъ; ея цѣлый день не было видно; но на другой день, когда Ворлакъ прощался, быть можетъ, навсегда, она сказала:
— О, нѣтъ, вы возвратитесь!
Онъ не обѣщалъ, и тогда она прибавила:
— Чтобы взять меня съ собой.
- ↑ Asina — по латыни «ослица»