Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
«St.-Petersburger Zeitung» о прибалтійскомъ вопросѣ
правитьНѣмецкая газета съ русскимъ двуглавымъ орломъ не убѣждается нашими доводами. Сказать по правдѣ, она вовсе и не ищетъ убѣдиться чьими бы то ни было доводами — въ справедливости, пользѣ и настоятельной необходимости предположенныхъ правительствомъ въ Прибалтійскомъ краѣ преобразованій. Съ неколебимою увѣренностью въ томъ, что занимаемая ею позиція крѣпка не силою «пользы» и справедливости", а болѣе благонадежными основаніями, и что никакими, хоть бы и самыми наиразумными аргументами, ее изъ этой позиціи не выбьютъ, — съ невозмутимымъ хладнокровіемъ противопоставляетъ «St. Petersburger Zeitung» всѣмъ нападкамъ своихъ враговъ одно и то же свое положеніе. одинъ и тотъ же Satz, не обращая вниманія на возраженія и не подкрѣпляя его никакими новыми доказательствами. При такихъ условіяхъ полемика съ нашей стороны была бы невозможна, еслибы она питалась исключительно надеждою вразумить нашихъ противниковъ, и не поддерживалась иными соображеніями, т. е. желаніемъ разъяснить дѣло русскому обществу и дать отпоръ дружному штурму на Россію нѣмецкой печати, какъ русской, такъ и заграничной. Передовымъ застрѣльщикомъ этой печати является «St. Petersburger Zeitung», и съ нимъ-то намъ и приходится имѣть дѣло чаще чѣмъ съ другими. Эта газета притомъ даритъ насъ лично особеннымъ своимъ вниманіемъ.
Ее очень занимаетъ нашъ русскій слогъ; она его положительно не одобряетъ. Такъ какъ мы и сами далеки отъ мысля считать его образцовымъ, то готовы были бы и поучиться у хорошаго мастера; гдѣ бы, казалось, и научиться русскому языку и слогу какъ не въ изданіи Императорской Академіи Наукъ, вмѣстившей въ себѣ и бывшую Россійскую Академію, хранительницу и блюстительницу чистоты и правильности русской рѣчи. Но изданіе русской академіи издается на языкѣ нѣмецкомъ, а редакторъ, хотя конечно и учитель русскаго народа въ своемъ качествѣ Нѣмца (такъ по крайней мѣрѣ всѣ Нѣмцы себя называютъ и сама «Petersburger Zeitung» о томъ свидѣтельствуетъ), все же пишетъ пока еще понѣмецки и упорно держитъ отъ насъ въ секретѣ свои русскія произведенія.
Какъ бы то ни было, но строгій пуристъ русскаго языка и стиля, г. Мейеръ изъ Вестфаліи, выступая снова, въ послѣднихъ академической нѣмецкой газеты, на защиту нѣмецкихъ притязаній въ Прибалтійскомъ краѣ, снова же ссылается и на принципъ національности, и даже на авторитетъ одного изъ нашихъ гостей, бывшихъ на московскомъ славянскомъ съѣздѣ, г. Полита. Славянскій съѣздъ сильно врѣзался въ память г. Мейера, равно какъ и прочихъ Нѣмцевъ-публицистовъ, и они возвращаются къ нему безпрестанно: «такой ужь чувствительный предметъ!» говаривалъ Павелъ Ивановичъ Чичиковъ. «Нужно же когда-нибудь положить конецъ господству одной національности надъ другою»: этими словами г. Полита, редакторъ «St. Petersburger Zeitung» и начинаетъ и кончаетъ свое возраженіе, отвѣчая между прочимъ намъ на ту самую статью, гдѣ мы именно доказали всю несообразность сравненія между славянскими національными стремленіями и притязаніями нѣмецкаго меньшинства въ трехъ русскихъ прибалтійскихъ губерніяхъ. Да, скажемъ мы, и вмѣстѣ съ г. Политомъ и вмѣстѣ съ г. Мейромъ: надо же когда-нибудь положить конецъ господству одной національности надъ другою! Надо положить конецъ господству національности 200,000 Нѣмцевъ надъ 1,700,000 Латышей и Эстовъ! Надо положить конецъ ихъ насильственному онѣмеченію! Если г. Мейеръ такой искренній врагъ господства одной національности надъ другою, то онъ долженъ бы вполнѣ сочувствовать съ нами, когда мы возстаемъ противъ преобладанія Нѣмцевъ въ прибалтійскихъ губерніяхъ. Мы потому-то и противимся германизаціи въ этомъ краѣ, что національность десятыхъ туземнаго народонаселенія постоянно, всѣми дорывающимися до насъ воплями, вопіетъ противъ господства чуждой и непріязненной имъ національности одной десятой. Что же касается русской національности, то, вопервыхъ, она предъявляетъ свои права во имя государственнаго единства на всемъ просторѣ русскаго государства, въ области государственныхъ отравленій. — насколько притомъ не врываясь въ частную жизнь и въ область личной свободы не русскаго населенія; во вторыхъ, она предъявляетъ свои права относительно русскихъ жителей края, нисколько не обязанныхъ признавать надъ собою, на русской государственной территоріи, господство не русской національности, особенно же той, которая и сама, какъ народность меньшинства, никакихъ правъ на господство и не имѣетъ; наконецъ русская національность, какъ государственная, въ мѣстности населенной разными, другъ другу враждебными, народностями, является такъ сказать необходимо, нейтральною, государственною почвой, за которой всѣ онѣ сходятся ихъ объединительнымъ началомъ какъ другъ съ другомъ такъ и съ цѣлою остальною Россіей.
Прибалтійскія губерніи поставлены въ такую дилемму: или допустить насильственное онѣмеченіе большинства меньшинствомъ, съ помощью и санкціею русской государственной власти; или же, съ сохраненіемъ и за большинствомъ и меньшинствомъ полной свободы своей народности въ частной и даже общественной жизни, напр. въ литературѣ, въ своихъ, на собственный счетъ содержимыхъ, школахъ и т. д. и т. д., — въ то же время признать русскій языкъ языкомъ государственнымъ, оффиціальнымъ, языкомъ всякой власти, общимъ для всѣхъ народностей края. Само собою разумѣется, что изъ этой дилеммы возможенъ только одинъ выходъ — послѣдній.
Не можетъ же Россія сама, добровольно, содѣйствовать насильственному онѣмеченію своей не-нѣмецкой окраины, онѣ- меченію 1,700,000 русскихъ подданныхъ не-Нѣмцевъ, въ ущербъ и ихъ, и своимъ собственнымъ интересамъ, въ угоду, повторяемъ, одной десятой населенія края!
Русская правда въ прибалтійскихъ губерніяхъ такъ очевидна, опирается на такіе разумные принципы, что противники ея противъ этихъ принциповъ никакихъ аргументовъ и не приводятъ. Они, вмѣсто всякихъ другихъ доводовъ, ссылаются, вопервыхъ, на равныя хартіи, укрѣплявшія за нѣмецкимъ населеніемъ равныя средневѣковыя права и привилегіи; вовторыхъ, на безусловную, явную преданность нѣмецкаго населенія русской царствующей династіи. Мы уже говорили однажды, но принуждены и опять повторить, такъ какъ наши противники не перестаютъ выставлять этотъ доводъ, что мы, нисколько не сомнѣваясь въ этой вѣрности и преданности, въ то же время не считаемъ однако же этихъ необходимыхъ качествъ всякаго вѣрноподданнаго исключительною монополіей Нѣмцевъ прибалтійскихъ губерній. Не могутъ же они, въ своей страсти къ привилегіямъ, считать и отношенія свои къ монархамъ Россіи какою-то особенною, политическою «остзейскою» привилегіей. Мы уже разъ позволили себѣ замѣтить, что русская вѣрность и преданность имѣютъ уже то преимущество, что онѣ не ставятъ себя въ цѣну, не кладутъ себя на вѣсы всякій разъ, какъ приходится исполнять требованіе закона или верховной власти, не посылаютъ депутацій съ ходатайствомъ о нанесеніи ущерба русскимъ государственнымъ и народнымъ интересамъ и не призываютъ, въ то же самое время, на помощь этимъ депутаціямъ, европейскаго иноземнаго дипломатическаго вмѣшательства. Затѣмъ, повторяемъ, мы никогда не дерзнемъ наводить хоть тѣнь сомнѣнія на вѣрноподданническую доблесть нѣмецкаго населенія: слишкомъ много у насъ Нѣмцевъ, послужившихъ Россіи вѣрой и правдой, отдавшихъ за нее душу, пролившихъ за нее свою кровь, — Нѣмцевъ, которыхъ имена стали народными именами и въ Россіи. Но мы разумѣемъ здѣсь не этихъ доблестныхъ мужей, каждаго отдѣльно, но Нѣмцевъ — какъ національную корпорацію и какъ корпораціи сословныя въ прибалтійскихъ губерніяхъ. Для этихъ послѣднихъ корпорацій преданность русской верховной власти отождествляется не столько съ преданностью русскимъ государственнымъ и народнымъ интересамъ, сколько съ преданностью своимъ, съ этими интересами несогласнымъ, привилегіямъ… Намъ могутъ замѣтить, что извѣстіе объ отправленіи депутаціи въ ноябрѣ мѣсяцѣ къ Государю Императору (см. 141-й No «Москвы») ложно, что приглашеніе Европы, черезъ прусскія газеты, къ дипломатическому походу на Россію есть дѣйствіе частныхъ лицъ, за которое остальное вѣрноподданное населеніе не отвѣчаетъ. Мы противъ этого не споримъ, хотя, къ сожалѣнію, категорическаго осужденія такого дѣйствія частныхъ лицъ не встрѣчали до сихъ поръ ни въ прибалтійскихъ газетахъ, ни въ нѣмецкой газетѣ Императорской Академіи Наукъ. Тѣмъ не менѣе депутаціи, съ выраженіями безусловной вѣрности и преданности русскимъ монархамъ и въ то же время съ протестами и ходатайствами объ отмѣнѣ правительственныхъ распоряженій, направленныхъ къ государственной пользѣ Россіи (слѣдовательно съ доказательствами не меньшей, если не большей преданности своимъ исключительнымъ привилегіямъ и эгоистическимъ интересамъ) — имѣли мѣсто въ продолженіи всей исторіи Прибалтійскаго края подъ русскимъ владычествомъ. Припомнимъ нѣкоторыя подобныя доказательства той и другой преданности.
Екатерина II, которой благоугодно было находить неудобнымъ, съ выгодами русской державы несовмѣстнымъ и для ея чести нѣсколько унизительнымъ, что три ея прибрежныя губерніи составляютъ какой-то особый міръ, чуждый интересамъ всей остальной Россіи и къ русской народности недружелюбный, — преднамѣревалась поставить и прибалтійскія губерніи въ рядъ прочихъ русскихъ губерній. Въ 1786 г. она повелѣла ввести во всѣ города Рижской и Ревельской губерній общее Городовое Положеніе 1785 г., принятое безпрекословно во всѣхъ городахъ имперіи. Рига и Ревель существовали тогда съ средневѣковыми, узкими, сословными привилегіями: новое же Городовое Положеніе уравнивало права гражданъ, уничтожало шлагбаумы, стѣснявшіе свободу торговли и промысла, и дававшіе полный просторъ монополіи и своеволію. Бюргеры, — признавшіе русскую власть не задолго передъ тѣмъ (въ 1710 г.) подъ условіемъ сохранить свои права, насколько они не противоречатъ общимъ законамъ государства, — послали депутацію къ императрицѣ съ особымъ меморіаломъ. Всеподданнѣйше благодаря государыню «за дарованіе Ригѣ тѣхъ самыхъ правъ и милостей, которыя ея величество соизволила излить на прочихъ ея данныхъ»", они просили однако не вводить къ нимъ Городоваго Положенія, отдѣляя себя такимъ образомъ отъ прочихъ русскихъ подданныхъ. На это притязаніе императрица отвѣчала повелѣніемъ: «немедленно ввести въ Ригѣ Городовое Положеніе, безъ самомалѣйшаго изъятія»…
Положеніе хотя и было введено, во не надолго; при императорѣ Павлѣ его отмѣнили снова.
Тѣ же вѣрноподданическія чувства, которыя заявлены были Ригою при восшествія на престолъ императора Александра І-го, побудили, вѣроятно, этотъ городъ и въ 1805 году — отправить новую депутацію въ Петербургъ, со старымъ ходатайствомъ о сохраненіи равныхъ, отжившихъ свой вѣкъ нѣмецкихъ городскихъ порядковъ. Несмотря однакожъ на всѣ заявленія преданности — не привилегіямъ только, но и монарху, — депутація, возвратясь въ Ригу, вынужденъ была (какъ мы уже упоминали однажды) выслушать публичное замѣчаніе генералъ-губернатора за то, что возила съ собою въ Петербургъ значительныя суммы денегъ, имѣвшія неблаговидное назначеніе!…[1]
Пропускаемъ всѣ не столь крупные, одиночные факты; не станемъ долго останавливаться и на томъ, напримѣръ, что 19-го октября 1833 г., Государственный Совѣтъ вынужденъ былъ напомнить «преданной» Ригѣ, не желавшей подчиниться общему закону о порядкѣ денежной отчетности, что «въ ея привилегіяхъ не отыскивается ни одного постановленія, освобождающаго рижское управленіе отъ ревизіи правительства…» Не остановимся даже и на томъ, что высочайше утвержденное 19 мая 1841 г. мнѣніе Государственнаго Совѣта о порядкѣ пріема лицъ въ городскія братства, въ томъ же году, отважно отмѣнено приговоромъ рижской скамьи старшинъ. Подобныхъ фактовъ — легіонъ: перейдемъ прямо къ 1845 г., къ эпохѣ составленія «Свода мѣстныхъ остзейскихъ законовъ.» Напомнимъ прежде всего, что наше правительство уже съ 1728 г. заботилось о составленіи этого свода; съ безпримѣрнымъ терпѣніемъ и снисходительностію, оно прививало неоднократно представителей мѣстнаго дворянства и купечества къ участію въ этой работѣ и, наконецъ, въ 1839 г. обезпечило себя ихъ письменнымъ удостовѣреніемъ, что «проектъ Свода совершенно сходенъ съ дѣйствующими въ краѣ узаконеніями». Но вотъ Сводъ изданъ, утвержденъ высочайшею властью и долженъ воспріять свою силу — въ знаменитомъ своею вѣрностью, преданностью и Loyalität краѣ…
Всѣ эти похвальныя гражданскія свойства нѣмецкаго населенія сказались въ томъ, что всѣ присутственныя мѣста прибалтійскихъ губерній, составленныя тогда, какъ и теперь, исключительно изъ лицъ нѣмецкаго происхожденія) единодушно воспротивились верховной волѣ, признали, отвергли его силу и значеніе) какъ обязательнаго закона) и видѣли въ немъ только сборникъ дѣйствующихъ уставовъ, не измѣняющій существовавшаго устройства. Противодѣйствіе закону, утвержденному высочайшею властію, было такъ сильно, что въ декабрѣ 1847 г. комитетъ гг. министровъ, «имѣя въ виду примѣры неисполненія мѣстными присутствіями и должностными лицами постановленій Остзейскаго Свода, предлогомъ, что Сводъ сей, составляя лишь собраніе дѣйствующихъ уставовъ, не измѣняетъ силы и обязанности существующаго устройства, — призналъ необходимымъ принятъ мѣры къ обузданію въ семъ отношеніи присутственныхъ мѣстъ и лицъ».
Припомнимъ же теперь пятидесятилѣтнее усиліе правительства ввести въ употребленіе въ краѣ русскій языкъ. Обо что разбивались они? Не о «вѣрноподданническую» же преданность и не о преданность интересамъ государства!… Не она же довела до того, что комитетъ гг. министровъ, 1 іюня этого года вынужденъ былъ выразиться, что одно изъ высочайшихъ повелѣній въ теченіи семи лѣтъ остается мертвою буквою, и долженъ былъ призвать всѣхъ гг. министровъ къ совокупному, усиленному дѣйствію, для приведенія въ исполненіе высочайшей воли….
Иностранная печать сулитъ намъ теперь новую нѣмецкую депутацію….
- ↑ См. «Рижскія Письма» стр. 9-я.