«Со страхом и трепетом»1 мне слышится, когда я хочу говорить о лучшей, самой значительной и, может быть, вместе с тем самой интимной книге одного из главных наших учителей и руководителей в поэзии. Еще более понятную робость и смущение я чувствую, читая страницу посвящения2. Как многого нельзя, не сумеешь и не сможешь сказать! И приходится отвлечься от дружеских и всяческих других отношений и видеть в печатных строчках даже не то, что видишь, а то, что через них может видеть всякий, имеющий глаз и не злую волю. Тем более трудно высказываться о целой книге, когда из нее вышла всего одна половина3. Положим, это не могло бы остановить, так как как бы ни была искусно составлена книга, не писавшаяся как таковая, а являющая собою4 всегда сборник лирических стихотворений, часто случайных и объединенных лишь временем написания. Нам кажется явлением специально наших дней стремление объединять лирические стихотворения в циклы, а эти последние в книги5. Конечно, можно сослаться на «Canzoniere» Петрарки6, но дело в том, что не является ли данная книга отражением одного единственного чувства поэта? Цельность может сохранить лишь цикл, написанный залпом (напр., отдел «Эрос» в «Cor ardens»), или поддерживается она внешним намеком на фабулу, единством формы («Золотые завесы») и приемов7. Во всяком же другом случае цельность будет всегда лишь более или менее достигнута. Тем более этого трудно требовать от книги. И при всем искусстве, ловкости и логичности в составлении отделов и в группировке материала, «Cor ardens» все-таки нам представляется скорее прекрасным сборником стихов, чем планомерно сначала задуманной книгой. Потому мы решаемся говорить о ней, не дожидаясь ее окончания.
Прежде всего нужно утвердить, что Вячеслав Иванов — поэт почти исключительно лирический, если принять во внимание, что лирика бывает не только любовною, но и религиозною, пророческою, метафизическою и диалектическою (в той мере, поскольку диалектичны сонеты Шекспира, Петрарки и ранние итальянцы)8. Подобной лирике мы противополагаем монолог описания и поэзию ораторскую, если бы эти слова не были настолько несовместимы. Поэзия Вячеслава Иванова принадлежит почти всецело оде, гимну и песни; мы не хотим этим сказать, что Иванову чужды и послания (почти весь отдел «Пристрастий»), и элегии, и другие разновидности поэтических содержаний, но кажется, что душа его лежит к первым трем. Некоторые пьесы этого поэта требуют как бы комментария, вроде канцоны Кавальканти9, подвергавшейся неоднократным объяснениям. Комментариям, разумеется, не историческим, которым настанет время, когда забудутся те немногие имена современников, что упоминает автор, но философским и метафизическим. К «Сну Мелампа» Вяч. Иванов сам счел нужным приложить род краткого изъяснения10. Это происходит отнюдь не от неясности мысли или неточности, приблизительности выражений, но от насыщенной сжатости того и другого или же отдельных скачков11, минуя скучную дорогу логической связи, всегда существующей, от образа к образу, к эпитету от эпитета. Поэт не допускает пустых строк, незначащих слов, как бы не отпуская12 ни на минуту поводьев, не давая отдыха вниманию и образно-мыслительной способности слушателя. Подчас это, конечно, может и утомлять, и мы не представляем себе даму в вагоне или вернувшуюся после бала домой, которая бы стала перелистывать, мечтая и вздыхая, том Вяч. Иванова, так же как мы уверены, что ни одно стихотворение объемистого волюма не может пройти незамеченным, «в одно ухо войти, в другое выйти»; каждое, пленив, ослепив, рассердив, возмутив, — заставит к себе вернуться, вникнуть, понять, принять или отвергнуть, но не забыть. Конечно, это отчасти и работа, не только наслажденье, но иному, с чувством пробренчавшему «Lieder ohne Worte»13, может показаться непосильным трудом слушать фуги Баха. Притом «поэтический язык» Вяч. Иванова, может быть, более, чем у кого иного, разнится от литературной речи (наименее поэтической) и слишком русский14 для некоторых петербургских ушей, так что ленивому читателю симулировать непонятливость очень удобно, мы же утверждаем, что «слова» Вяч. Иванова всегда понятны и в пьесах чисто лирических (как весь отдел «Повечерие», которое — словно подвеска из слез-жемчугов на иконе) достигают высшей простоты (но не пустоты) и прозрачности. Стремление к полноте и насыщенности иногда заставляет поэта брать образы из разных эпох в одном и том же произведении, в чем скорее можно видеть непосредственность, нежели надуманность. Притом нам кажется, что некоторые образы настолько стали символами, что потеряли связь с эпохою, их породившей. Границы же между общеизвестными и претенциозно археологическими упоминаниями так неустойчивы, что руководствоваться тут можно лишь вкусом и художественным тактом. Неоднократно указывалось просто на неудобочитаемость многих строчек Вяч. Иванова15, причем упускается из виду, что всякое стихотворение, как предназначенное для слуха, а не для глаза, требует своего темпа, своих пауз, своих синкоп. Едва ли меркою благозвучности можно считать прием чтения скороговоркою любого стихотворения, и тогда, конечно, такие строки, как:
Стелетнедругукассандра
Рокасетьимрежикар —
едва ли будут ласкать ухо, но лишь коснется их темп, паузы и т. п., как всякое косноязычие пропадает:
Стелет недругу | Кассандра
Рока сеть | и мрежи | кар16.
Хотя нужно сказать, что известная невнятность слов, известное усилие и напряжение чувствуется именно в наиболее значительных и устремительных вещах. Не то чтобы язык поэта делался менее блестящ, вразумителен и полон, но волны, клубы какой-то чрезмерной насыщенности заволакивают ясные контуры. И думаешь, что прекрасно и точно сказано о глубоком, но что таимое под этим настолько близко и глубоко, что почти не поддается людской речи. И кажется, что
Еще окрылиться робело
Души несказанное слово, —
A юным очам голубела
Радость Покрова.
И долго незримого храма
Дымилось явленное чудо
И застила синь фимиама
Блеск изумруда17.
А очи и дух Вяч. Иванова всегда юны, несмотря на мудрость, оттого восторг, пыл и несомненный темперамент. Не отроческой, а зрелой юности. Где мужественность определенна, невзирая на нежность, порывистость и остановки тишины:
Сердце, стань!
Сердце, стань!18
Вяч. Иванов часто делает себя лунным, открывая свои глаза прозрению, гаданию, ночи, но состав его, более солнечный и мужественный, неудержимо влечет его на предопределенный путь, и туманы более похожи на пелену, которой кипучая кровь застилает глаза порою, на «синь фимиама», которая застит блеск изумруда, нежели на «лунный ладан», в котором любо купаться А. Блоку. Поэзия Вяч. Иванова — звук труб и флейт, шум крыльев, бег белых коней, которые станут19 с нежным ржанием только в час жертвенной тишины.
Говорить ли нам о технике? Пусть другие это сделают со спокойным духом, мы же напомним, что техника стиха, общих и частичных форм, теперь имеет лишь двух мастеров: Валерия Брюсова и Вяч. Иванова.
1912
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые: Труды и Дни: Двухмесячник издательства «Мусагет». 1913. № 1. Январь-февраль (с опечатками и без заключ. абзаца). По автографу (РГБ. Ф. 190 (Мусагет). Карт. 47. № 7. Л. 2-10) опубл. в составе работы: Богомолов Н. А. История одной рецензии: («Cor ardens» Вяч. Иванова в оценке М. Кузмина) // Philologica: Двуязычный журнал по русской и теоретической филологии. М.; Лондон, 1994. Т. 1. № 1/2. С. 135—147 (текст рецензии на с. 135—139). [Электронный ресурс] URL:http://www. rvb.ru/philologica/01rus/01rus_bogomolov.htm). Печатается по тексту первой публикации с исправлением опечаток и восстановлением последнего абзаца (по тексту, опубликованному Н. А. Богомоловым). Разночтения печатного текста с рукописным приведены ниже. Заголовок в рукописи выглядит следующим образом: Вячеслав Иванов. Cor ardens, часть первая (Москва, изд. «Скорпион», 1911, ц. 2 р. 40 <коп.>)
Кузмин Михаил Алексеевич (1872—1936) — поэт, прозаик, литературный и театральный критик, композитор. Новейшую творческую биографию Кузмина см.: Богомолов Н. А., Малмстад Дж. Э. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. СПб.: Вита Нова, 2007. См. также дневник Кузмина, относящийся к периоду наиболее тесного общения между ВИ и М. Кузминым: Кузмин М. Дневник 1905—1907 / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и СВ. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000; Кузмин М. Дневник. 1908—1915 / Подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и СВ. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005.
ВИ был автором одной из первых рецензий на прозаические произведения Кузмина: Иванов Вяч. О прозе М. Кузмина // Аполлон. 1910. № 7. Отд. 2. С. 48-51. О взаимоотношениях М. А. Кузмина и ВИ, кроме указанной биографии, см.: Богомолов Н. А. Вячеслав Иванов и Кузмин: к истории отношений // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы. М.: НЛО, 2000. С. 211—224. В дневнике 1934 г. Кузмин посвящает ВИ отдельный сюжет под названием «Башня» (июль-сентябрь), см.: Кузмин М. Дневник 1934 года / Под ред., со вст. ст. и примеч. Г. А. Морева. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998.
Рецензия М. Кузмина была написана на вышедшую первую часть книги ВИ, изданную в том же году в полном составе с включением сборника «Эрос» («Cor ardens». M.: Скорпион, 1911—1912. Ч. 1-2). После публикации рецензии в журнале «Труды и дни» Кузмин написал письмо с возражениями (см.: Кузмин М. Письмо в редакцию // Аполлон. 1912. № 5. С. 56-57). История вокруг выхода рецензии Кузмина в первой тетради «Трудов и Дней» подробно изложена в работе Н. А. Богомолова «История одной рецензии…» (Цит. соч. С. 135—147). В дополнение отметим, что лексический строй рецензии Кузмина во многом обусловлен самим предметом критики (см.: Дмитриев П. В. Вяч. Иванов и М. Кузмин: К истории одного недоразумения // Donus homini universali: Сб. статей в честь 70-летия Н. В. Котрелева. М.: ОГИ, 2011. С. 112—117). В «Cor ardens» ВИ было включено стих-ние «Анахронизм», посвященное Кузмину (из книги второй «Speculum speculorum», в цикле «Пристрастия»), а Кузминым написана музыка на сочиненный ВИ латинский гимн «BrХve aevum separatum» (нотный автограф Кузмина воспроизведен факсимиле в конце второй части «Cor ardens» // II, 211—213).
О формировании замысла и публикации книги ВИ см. коммент. О. Шор (II, 690—743) и коммент. Р. Е. Помирчего (Иванов Вяч. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. Л., 1976. Кн. 2. С. 295—298).
1 «Со страхом и трепетом»… — библейская цитата, выделенная самим Кузминым. «Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом» (в синодальном переводе «Служите Господу со страхом и радуйтесь (пред Ним) с трепетом» (Пс 2: 11). — Ср. 2 Кор 7: 15; Флп 2: 12. В данном контексте позволительно видеть в этих словах некую уважительную формулу, впрочем, и по всему тексту рецензии Кузмина разбросаны такие же уверения в совершенном почтении к фигуре ВИ и к его творчеству, возможно для того, чтобы несколько смягчить впечатление от критики. Особенность рецензии Кузмина заключается в том, что, несмотря на постоянные оговорки о значимости фигуры ВИ для русской поэзии, Кузмин-художник заявляет все же свое внутреннее несогласие с поэтикой ВИ, стараясь, однако, изо всех сил держаться традиционных форм книжного обзора и пытаясь постоянно сгладить в своих последующих суждениях впечатление от предыдущих.
2 …читая страницу посвящения.-- Текст посвящения Л. Д. Зиновьевой-Аннибал (нетрадиционно большой) занимает в книге практически две страницы (3 и 5), не считая одного из эпиграфов — поэтической строчки самой Зиновьевой-Аннибал.
3 …о целой книге, когда из нее вышла всего одна половина.-- Выпуск первой части сопровождался вклейкой специального талона, который давал право на получение («в мае с. г.», как было обещано редакцией) второй части сборника. Вторая часть «Cor ardens» появилась только в апреле 1912 г. и начинается с 4-й книги. Кузмин, без сомнения, был знаком с текстами, составившими вторую часть книги.
4 …являющая собою…-- В рукописи: из себя.
5 …объединять лирические стихотворения в циклы, а эти последние в книги.-- Кузмин, очевидно, имеет в виду сложную циклическую структуру книги, отвечающую задачам, заявленным В. Я. Брюсовым (упомянутого в конце рецензии, в ее заключительной коде) в предисловии к книге «Urbi et Orbi» (1903): «Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стих-ний, а именно книгой, замкнутым целым объединенным единой мыслью» (Брюсов В. Я. Собр. соч: В 7 т. Т. I. С. 604—605).
6 Конечно, можно сослаться на «Canzoniere» Петрарки…-- Знаменитый сборник Франческо Петрарки (1304—1374) «Canzoniere», переводившийся ВИ и несомненно повлиявший на его собственное творчество, Кузмин упоминает здесь как образец классического совершенства (в области сонетной формы), как поэтическую «книгу книг». О значении сонета в творчестве ВИ см.: Шишкин А. Сонеты Вяч. Иванова в русской и европейской сонетной традиции (Иванов. Ave Roma. С. 85-91. [Электронный ресурс] URL: http://www.v-ivanov.it/averoma/ivanovssonets.htm). О роли сонетной формы в творчестве самого Кузмина, назвавшего свой музыкальный сборник 1903 г. «Canzoniere» (как бы в подражание Петрарке), см.: Дмитриев П. В. Неузнанный Ронсар: Несколько наблюдений над сонетами М. Кузмина // Alexandro Il’usino septuagenario oblata. M.: Новое издательство, 2011. С. 96-104.
7 Цельность может сохранить лишь цикл, написанный залпом <…> или поддерживается она <…> внешним намеком на фабулу, единством формы <…> и приемов.-- «Эрос» действительно был написан в течение двух осенних месяцев 1907 г. и в том же году вышел в издательстве «Оры» отдельной книгой (III, 743). Цикл «Золотые завесы» в окончательной редакции состоит из 16 стих-ний, написанных в форме сонета (ранее он публиковался в составе 17 сонетов) и обладает единством развития лирической темы и лирического сюжета.
8 …диалектичны сонеты Шекспира, Петрарки и ранние итальянцы.-- Сонет считается поэтической диалектической формой, так как его композиция развивается по схеме: тезис-антитезис-синтез.
9 …вроде канцоны Кавальканти…-- Имеется в виду одна из канцон («Donna me prega…») — своеобразный поэтический трактат в 75 строках, посвященный философии любви, поэта Гвидо Кавальканти (1250—1300), современника и соперника Данте, одного из создателей «сладостного нового стиля» (dolce stil nuovo). Канцона вызывает ассоциации с философским трактатом, так как ее тема — онтология и феноменология любви (см.: Хлодовский Р. И. Предвозникновение и поэзия «Сладостного нового стиля» // История всемирной литературы: В 9 т. Т. 3. М.: Наука, 1985. С. 54-55).
10 …род краткого изъяснения.-- Имеется в виду «Примечание к поэме „Сон Мелампа“» («Cor ardens», 105). В печ. тексте название поэмы ВИ набрано с опечаткой.
11 …отдельных скачков…-- В рукописи: отдаленных.
12 …как бы не отпуская…-- В рукописи: не опуская.
13 «Lieder ohne Worte» — «Песни без слов» (нем.) — популярные фортепианные пьесы Ф. Мендельсона. Весь пассаж построен на противопоставлении «доходчивости» музыки Мендельсона «трудностям» восприятия Баха, являющегося традиционно символом абсолютной вершины в истории мировой музыки.
14 …и слишком русский…-- В опубл. тексте с опечаткой — слишком русской.
15 Неоднократно указывалось просто на неудобочитаемость многих строчек Вяч. Иванова…-- Например, цитирующиеся строчки из стих-ния «Суд огня» как раз стали объектом пародии. Ср., напр.: Сто очков архивной крысе! / Кинув вирши в Петроград, / Зрю, — их чтец, понять потщися, / Рвет власы Удельных врат. / Смысел лишь поймет Лександра, / Се пииты лепный дар. / «Стелет недругу Кассандра / Рока сеть о мрежи кар» (Евг. П-т-к-н. Старые знакомые: Альманах «Острова»: Вяч. Иванов // Бирж. вед. Утр. вып. СПб., 1909. № 11117. 21 мая. С. 6).
16 …Стелет недругу Кассандра / Рока сеть и мрежи кар… — Цитата из поэмы «Суд огня» (из первой книги «Cor ardens»).
17 …Еще окрылиться робело <…> Блеск изумруда.-- Цитата из стих-ния ВИ «Покров» упомянутого Кузьминым цикла «Повечерие» (II, 280).
18 …"Сердце, стань! / Сердце, стань!".-- Рефрен из открывающего книгу посвятительного стих-ния «Мэнада».
19 …бег белых коней, которые станут…-- В опубл. тексте с опечаткой — которые стонут с нежным ржанием.