«ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ».
правитьМ. Г.
Позвольте воспользоваться вашимъ почтеннымъ по безпристрастiю журналомъ, чтобы сказать нѣсколько словъ о новомъ проиведенiи А. Островскаго, подъ влiянiемъ тѣхъ свѣжихъ впечатлѣнiй, кои вынесъ я изъ вчерашняго перваго представленiя этой пьесы иъ Александринскомъ театрѣ.
Я пришелъ домой разстроенный. Я взялъ въ руки перо, бумагу, приготовилъ десятикопѣечную марку, и сѣлъ чтобы писать въ Москву, А. Н. Островскому, то, что идя изъ театра домой успѣлъ сочинить. Начиналось письмо такъ: "О, г. Островскiй! отчего вы не умерли до написанiя «Поздней Любви!?» Догадался что такъ писать не любезно, и снова началъ: "М. Г., позвольте надѣяться что «Поздняя Любовь» есть роковая ошибка, вѣроятно у васъ валялась гдѣ нибудь эта пьеска, присланная къ вамъ для исправленiя какимъ нибудь Дьяченкою, и думая посылать въ Петербургъ вашу пьесу, вы ошиблись, и послали вмѣсто нея ту, которую вчера мы видѣли, и которую вы приняли за свою. Поищите пожалуйста хорошенько у себя не найдется ли тамъ ваша пьеса, настоящая «Поздняя Любовь». Но вспомнивъ что я г. Островскаго не знаю, разорвалъ и это письмо. Легъ спать, но долго не спалось; всѣ думалъ надъ тѣмъ: что такое за существо та героиня «Поздней Любви», которую промотавшiйся адвокатъ, въ лицѣ г. Нильскаго, называетъ благородною душою, не смотря на то что она воровка, да еще воровка съ цинизмомъ? нигилистка-ли она, въ поэтическом значенiи этого слова, просто ли глупенькая, или глупенькая и безпринципная, въ одно и тоже время? Ничего не могъ придумать успокоительнаго, а потому заснулъ, рѣшивши что завтра поговорю объ этомъ съ читателями какого нибудь журнала.
Итакъ, читатели «Гражданина», послушайте и скажите мнѣ: что ciе значитъ?
Въ наши дни, въ Москвѣ живетъ старый адвокатъ Маргаритовъ — очень бѣдный. У хозяйки квартиры, гдѣ живетъ этотъ старикъ два сына: Каинъ и Авель или Николай и Дермидонтъ Шабловы. Авель выходитъ очень глупъ, но честенъ, добръ и усердно исправляетъ обязанности писца у старика стряпчаго. Каинъ поумнѣе, одѣтъ франтомъ, получилъ юридическое образованiе, попадъ въ адвокаты, началъ было хорошо, но сталъ кутить и кончилъ тѣмъ что занялся одною только бутылкою, и то въ долгъ. У старика стряпчаго есть дочь, Людмила; она что-то среднее между молоденькою и зрѣлою, но повидимому современная, и даже совсѣмъ современная, хотя въ началѣ пьесы она нѣжно цалуется съ отцомъ и обѣщаетъ ему жить какъ жила доселѣ — только для его счастья. Разумѣется, давая это обѣщанiе она лгала, ибо тотчасъ же вслѣдъ за этимъ хозяйка получаетъ длинную мотивированную записку отъ Каина своего изъ трактира, въ которой онъ пишетъ: «Мамаша, я играю въ биллiардъ; денегъ нѣтъ, проигрываю, еще меньше денегъ; проигрываю еще, денегъ и того меньше; присылайте 30 рублей, ибо я играю съ порядочнымъ человѣкомъ, а не пришлете — застрѣлюсь.» — Людмила посылаетъ ему не 30, а цѣлыхъ 50, послѣднихъ отцовскихъ денегъ, и тутъ-то мы узнаемъ что она въ него влюблена, и притомъ кàкъ еще влюблена — позднею любовью, то есть со страстью старой дѣвы, никогда мужчину вблизи невидавшей и жаждущей лучше поздно чѣмъ никогда броситься къ нему на шею и сблизиться съ нимъ на столько, чтобы его буйная, а подъ часъ и пьяная головка отдыхала на ея мирной груди; а чтобы это не показалось тaкъ прозаично, Людмила разсказываетъ вамъ о томъ что благороднѣе этого развратника Николая нѣтъ во всемъ мiрѣ души, и что любитъ она его именно ни за что другое какъ за благородство его, да и за то что онъ гулять любитъ. По крайней мѣръ такъ объясняетъ она свою любовь бѣдному Авелю-Дермидонту, который въ свою очередь влюбленъ въ Людмилу. Но пока Каинъ продувается въ биллiардъ, къ старому стряпчему сваливается съ неба нежданная фортуна, въ лицѣ какого-то чудака купчика, поручающаго ему какое-то стотысячное дѣло, и въ добавокъ взысканiе по векселю съ одной дамы-кокотки 25 т. р., на которомъ, какъ оказалось, была подложная подпись поручителя, съ тѣмъ что если старикъ стряпчiй взыщетъ эти деньги, то половина ихъ принадлежитъ ему. На этомъ кончается первое дѣйствiе.
Во второмъ актѣ мы знакомимся съ Каиномъ въ самой поэтической обстановкѣ: пропивши, проигравши и прогулявши всю ночь, онъ сидя на стулѣ спитъ, положивъ курчавую голову на столъ. Мамаша его ругаетъ, а Людмила подходитъ къ нему пока онъ такъ сладко почиваетъ, и становясь въ балетную надъ нимъ позу, говоритъ что-то въ родѣ слѣдующаго: «спи, мой милый, мой благородный, мой возлюбленный, ты такая чудная душа, и я такъ тебя люблю, такъ люблю, что и сказать не могу!» Просыпается витязь: и что же, о ужасъ! публика видитъ передъ собою, что называется, пьяную фигуру, которая кромѣ отвращенiя ничего не можетъ внушить. Побранившись съ мамашею, Николай сталъ бранить и дочь стряпчаго — не за то что та читаетъ ему мораль, но за то что ему, съ пьяна, кажется что она не можетъ не читать ему мораль, ибо онъ самъ признаетъ себя мерзавцемъ. Но нѣтъ: куда ей до морали! самъ Каинъ приходитъ въ смущенiе когда узнаетъ что она вовсе и не помышляетъ о томъ чтобы его упрекать или находить дурнымъ его поведенiе; нѣтъ, совсѣмъ не то: она подходить къ нему, и опять становясь въ балетную позу, говоритъ что-то въ родѣ слѣдующаго: «милый мой, благородный мой, я люблю тебя; все что ты дѣлаешь такъ хорошо, такъ восхитительно хорошо, но только побереги свое здоровье, голубчикъ, оно вѣдь тебѣ нужно для будущихъ кутежей».
— Какое вамъ дѣло до моего здоровья, убирайтесь*)!
— Какъ какое дѣло? я васъ люблю, безъ ума люблю!
— Будто? вотъ одолжили!
— Еще бы не одолжила, я вамъ вчера 50 рублей послала.
— Быть не можетъ! Это вы, а не матушка?
— Нѣтъ, это я; я не хотѣла вамъ это сказать изъ деликатности, но къ слову пришлось, я и сказала.
— А, такъ вотъ какъ! такъ значитъ вы меня любите, меня — негодяя, мерзавца, пьяницу, — да за что же? вотъ чудеса!
— Какъ за что? именно за то, что вы пьяница, негодяй, игрокъ, я васъ и люблю; и не только вамъ 50 рублей дамъ, но все сдѣлаю, все, рѣшительно все, слышите! — себя вамъ отдамъ — такъ просто, или замужъ, какъ хотите, всякую гадость сдѣлаю для васъ. Ну, однимъ словомъ, я ваша!
— Очень радъ, но теперь мнѣ не до васъ, спать смерть какъ хочется, прощайте! Уходитъ. Дѣва въ восторгѣ и на седьмомъ небѣ. Удалось ей выгрузить свой сердечный баластъ, — не красиво, но все равно!
Послѣ этой любовной сцены новая сила любви. Является та кокотка, съ которой старый стряпчiй долженъ взыскать 25,000 р. въ пользу купчика-чудака, является, пронюхавъ гдѣ раки зимуютъ, съ тѣмъ чтобы этотъ вексель или купить подешевле, или украсть у стараго стряпчаго. Украсть проще, тѣмъ болѣе что старуха хозяйка, мать Авеля и Каина, рекомендуетъ въ воры своего Николая, а въ сотрудницы Людмилу потому она ея Каина любитъ, и все для него сдѣлаетъ; а ключъ отъ портфеля гдѣ хранятся векселя у Людмилы. Призываютъ Каина къ кокоткѣ.
— Вы меня любите? спрашиваетъ кокотка.
— Люблю, отвѣчаетъ Николай, и какъ еще!
— Васъ любитъ Людмила?
— Любитъ, и какъ еще!
— Ну и прекрасно; не угодно-ли вамъ заставить эту Людмилу украсть вексель у отца, отдайте его мнѣ, а я вамъ зa это дамъ денегъ, и въ придачу мою любовь.
— Вѣдь это безчестно, сударыня.
— Ахъ, какой вы дуракъ! да если-бы это было честно, развѣ я пришла-бы къ вамъ съ предложенiемъ моего сердца?
— Правда, я и позабылъ; ну, идетъ, украдемъ; только смотрите не надуйте: деньги и сердце!
Расходятся.
Новая сцена любви между Николаемъ и дочерью стряпчаго.
— Вы меня, сударыня, любите?
— Еще-бы!
— Любите. Такъ знайте что меня завтра сажаютъ въ яму.
— Въ яму! о, Боже, какой позоръ, какой ужасъ! (Замѣтьте: чужiя деньги проигрывать, мать обирать, пьянствовать — не позоръ, а въ яму попасть, fi quelle horreur!) Надо васъ спасти, но какъ?
— Какъ? Меня можетъ одно только спасти.
— Что?
— Преступленiе!
— Преступленiе? неужели!?
— Да! я совершу преступленiе и въ мигъ стану честнымъ человѣкомъ.
— Прекрасно! но только преступленiе совершу я, а не вы; какое оно?
— Какое? очень просто: украсть вексель у вашего отца.
— У моего отца? какъ это гадко! но впрочемъ я васъ такъ люблю что и на это способна. Украду, даю вамъ слово.
И украла, и вручила вексель Николаю.
Приодитъ кокотка.
— Ну что вексель?
— Укралъ, а деньги?
— Деньги при мнѣ.
— Давайте!
— Нѣтъ, послѣ, давайте прежде вексель!
Николай вексель отдаетъ; она его бросаетъ въ печь, и затѣмъ говоритъ: — Спасибо; а деньги и любовь когда нибудь послѣ!
— Хорошо! вы умны, вы меня надули, но припомните что и я вѣдь не глупъ, отвѣчаетъ Николай.
Кокотка уѣзжаетъ.
Возвращается папаша стряпчiй.
— Гдѣ вексель? спрашиваетъ онъ у дочери.
— Я его, папаша, отдала.
— Кому?
— А вотъ Николаю.
— Какъ ты смѣла?
— Я должна была: честь и любовь мнѣ это велѣли.
— Да я обезчещенъ, раззоренъ; умираю!
— Все равно, за то я Николая спасла отъ ямы.
— Такъ если такъ, то прочь отъ меня, негодная! Ахъ, нѣтъ, позабылъ: ко мнѣ, моя милая, потому что я вѣдь старъ, и мнѣ нужна твоя опора!
Замѣтьте что Николай все время стоитъ, во время этой сцены, въ позѣ Бельведерскаго Аполлона, и смотритъ на нее съ высоты своего благороднаго величiя говоря: а, каковъ я, вы думаете что укралъ? нѣтъ не укралъ!
Но вотъ старикъ его замѣтилъ, и начинаетъ бранить его, подобающими положенiю и сану его словами.
— Молчи, старикъ, говоритъ Каинъ стряпчему, принимая еще болѣе благородствомъ проникнутую позу Аполлона Бельведерскаго. Но старикъ совсѣмъ не намѣренъ молчать, и продолжаетъ бранить Каина. Тогда дочь его становится между отцомъ и Николаемъ и начинаетъ усовѣщевать папашу. Папаша усовѣщевается до такой степени что предлагаетъ дочери выбирать между имъ и Николаемъ.
Казалось бы, вотъ критическое положенiе для борьбы! Вообразите — нисколько! Съ быстротою птички, просто однимъ скачкомъ, она прыгаетъ отъ папаши къ Николаю, хватаетъ его за плечи, становится опять-таки въ балетную позу, и говоритъ: — Я выбрала!
— И такъ ты меня бросаешь на этого негодяя? спрашиваетъ отецъ.
— Бросаю! отвѣчаетъ дочь.
— Успокоитесь, говоритъ вдругъ Николай старику стряпчему. Вотъ вамъ ваша дочь, а вотъ вамъ и вексель!
Удивленiе всеобщее. Оказывается что Каинъ сдержалъ свое слово, данное кокоткѣ, и одурачилъ ее, давъ ей не вексель, а копiю съ него, и сдѣлалъ это, какъ онъ объясняетъ, съ тѣмъ чтобы испытать: правдива-ли была любовь къ нему кокотки?
И такъ Николай потому такъ глядѣлъ гордо и благородно что онъ только подговорилъ Людмилу украсть вексель, и она его украла, а самъ онъ съумѣлъ надуть кокотку вò-время, и вексель случайно у него остался въ карманѣ.
Кокотка возвращается въ стряпчему съ 25 тысячами (почему съ 25 тысячами, когда она знала что вексель сожженъ — неизвѣстно); стряпчiй показываетъ ей вексель, она приходитъ въ изумленiе и изступленiе, но все-таки платитъ 25 тысячъ, и уѣзжаетъ утѣшая себя тѣмъ что и эти деньги она заняла!
Тогда старикъ беретъ себѣ половину этихъ 25-ти тысячъ и даритъ дочери съ тѣмъ, чтобы она ихъ подарила своему жениху, а дочь отдаетъ эти деньги Каину.
Отецъ въ свою очередь приходитъ въ изумленiе; но когда узнаетъ что этотъ Каинъ женихъ ея дочери, опять-таки такъ скоро успокоивается, что не только отъ изумленiя переходитъ въ восторгъ, но даже велитъ бедному Авелю, который во время всей этой сцены собирался все объясниться въ любви невѣстѣ своего брата, — написать довѣренность на имя Каина, и производитъ его не только въ зятья, но даже въ своего повѣреннаго! И вся эта метаморфоза случилась потому только что кокотка надула Николая, а не надуй она его, украденный вексель былъ бы въ печи, а не въ карманѣ у Николая.
Сцена эта прекурьозна. Полагать надо что старику стряпчему всѣ эти сюрпризы пришибли мозгъ и онъ не успѣваетъ сообразить что въ сущности Николай, какъ онъ ни гляди благородно, такимъ же мерзавцемъ и остался, какимъ былъ!
Затѣмъ всеобщая радость, но только на сценѣ.
Въ театрѣ же всеобщее смущенiе; не рѣшились даже вызвать бенефицiанта, г. Бурдина, въ роли стараго стряпчаго, ни г. Нильскаго, игравшаго очень недурно роль Каина, ни г. Сазонова, игравшаго очень талантливо роль простячка Авеля, ни даже г-жу Лядову-Сарiотти, отлично разыгравшую кокотку.
Наступила минута молчанiя всѣхъ и каждаго, посвященная какъ будто на уясненiе вопроса: да неужели все чтò мы сейчасъ видѣли была пьеса Островскаго? Да гдѣ-же его талантъ, гдѣ-же его богатые типы, гдѣ-же хотя слѣдъ какой нибудь борьбы, гдѣ-же что нибудь похожее на Островскаго?
Увы! ничего этого не было. Прозвучали отъ времени до времени меткiя фразы, напомнившiя Островскаго, но безцеремонная постройка пьесы, еще болѣе безцеремонное обращенiе съ психическою стороною своихъ героевъ, превосходящее даже безцеремонность г. Дьяченки, были слишкомъ поразительны.
Кто-то, выходя изъ театра и садясь на извощика, сказалъ про героиню этой пьесы, дочь стараго стряпчаго: «вотъ такъ настоящая нигилистка!» Выраженiе меткое, по прiѣвшееся. Бѣда въ томъ что авторъ, повидимому, задался совѣмъ другою мыслью: изобразить параллель между двумя родами любви, — любовью дочери къ отцу и позднею любовью девушки къ своему первому любовнику.
Чтò бы на такую благодарную тему можно было сочинить! Настоящую комедiю Островскаго! А вмѣсто этого авторъ просто отъ нечего делать взялъ да и пошутилъ, написавъ пародiю на какую-нибудь комедiю — подъ заглавiемъ «Поздняя Любовь».