«Парламент» и урядник (Станюкович)/ДО

"Парламент" и урядник
авторъ Константин Михайлович Станюкович
Опубл.: 1881. Источникъ: az.lib.ru

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
K. М. СТАНЮКОВИЧА.
Томъ VII.
Картинки общественной жизни.

Изданіе А. А. Карцева.

править
МОСКВА.
Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровая, д. № 17, Савостьяновой.

«Парламентъ» и урядникъ.

править

Синица моря не зажгла, а чиновничій «парламентъ» подъ названіемъ сельско-хозяйственнаго съѣзда (не правда ли, странно: «чиновникъ» и «сельское хозяйство») не только уподобился пернатому, но, можно сказать, даже превзошелъ его въ посрамленіи. По правдѣ говоря, никто и не ожидалъ (кромѣ, развѣ, самихъ изобрѣтателей) чего-либо серьезнаго отъ собранія «департаментскихъ» сельскихъ хозяевъ по назначенію, съ придачей нѣсколькихъ земцевъ, настолько не ожидалъ, что даже нѣкоторыя газеты, охотно придирающіяся ко всякому удобному случаю изъ выѣденнаго яйца смастерить если не важное событіе, то, по крайности, «шагъ впередъ», а изъ каждаго генерала, не изобрѣтающаго какихъ-нибудь новыхъ видовъ ограниченій, если не Лафайета, то по малости Вашингтона, — и тѣ, говорю, чуть ли не въ одинъ голосъ предрекли синицѣ, вдругъ вылетѣвшей изъ департаментскаго кабинета, что ей никоимъ образомъ не зажечь моря, хотя… хотя, быть можетъ, съ одной стороны, отчего и не попытаться, а съ другой — отчего и не увидать тщету попытки.

Пророчествуя такимъ образомъ, никто, однако, не ожидалъ (а если и ожидалъ, то въ печати не высказывалъ), чтобы господа статскіе совѣтники сельскаго хозяйства явились на собраніе во всеоружіи такого незнанія и съ запасомъ такихъ предложеній, что въ концѣ-концовъ результатъ получился въ высшей степени комическій. Оказалось, что главнымъ образомъ «статскій совѣтникъ» сталъ поучать мужика, какъ беречь скотину, воспретилъ продавать сѣно и даже, въ видѣ противопожарной мѣры, предлагалъ: «всѣхъ пьяныхъ, находящихся внѣ своего дома или внѣ кабаковъ, подвергать отвѣтственности передъ мировыми судьями». Я, право, не изобрѣтаю игривый матеріалъ для юмористическаго журнала, написавши предъ идущія строки. Все это въ самомъ дѣлѣ предлагалось, подвергалось обсужденію и постановлялось. Вы, читатель, вообразите только себѣ слѣдующую сцену. Пріѣзжаетъ, положимъ, какой-нибудь департаментскій землевладѣлецъ въ деревню и учитъ мужика, какъ ходить за скотиной… Мужика-то?.. Чиновникъ! — За скотиной, которую мужикъ такъ цѣнитъ и такъ холитъ! Подобное зрѣлище было бы не лишено значительной доли комизма, но еще болѣе комизма являютъ собой якобы серьезные дебаты и постановленія о внушеніи мужику выгодъ скотоводства, объ обязательномъ насажденіи деревьевъ лиственныхъ породъ въ улицахъ деревни, объ увеличеніи наказанія за порубки садовыхъ деревьевъ и т. д. и т. д. и т. д…

И все въ такомъ родѣ, все въ смыслѣ «поучить» мужика ходить за скотомъ или «обязать» его въ пьяномъ видѣ сидѣть дома или въ кабакѣ, а буде онъ будетъ застигнутъ на пути изъ кабака домой, то… то подвергать его отвѣтственности… Не правда ли, занятно?

Но еще интереснѣе, какъ на этомъ съѣздѣ нѣтъ-нѣтъ да и прорвется наружу крѣпостническая жилка… Бесѣдовали о травосѣяніи… Одинъ изъ представителей вольно-экономическаго общества, между прочимъ, заявилъ, что община — учрежденіе полезное, какъ вдругъ графъ Бобринскій сразу вознегодовалъ и произнесъ:

— Прежде, чѣмъ ставить вопросъ о травосѣяніи, надо вотировать вопросъ о пользѣ или вредѣ общины. Теперь же, въ этомъ засѣданіи, нужно дать генеральное сраженіе этому вопросу, чтобы навсегда покончить съ нимъ. Пришла пора!..

Почтенный графъ не утерпѣлъ… Надо «покончить» сейчасъ, сію минуту, сію секунду, въ этомъ же засѣданіи!.. Съ чѣмъ «покончить»? Съ учрежденіемъ, составляющимъ основу русскаго землевладѣнія!.. И кѣмъ покончить? Тридцатью членами сельско-хозяйственнаго съѣзда!! Пе напоминаетъ ли вамъ, читатель, это предложеніе достопочтеннаго ландъ-лорда тѣхъ прелестныхъ, но капризныхъ малютокъ, которыя требуютъ сейчасъ, сію минуту, чтобы имъ подали «чорта въ стулѣ»… Напрасно нянька говоритъ, что чорта да еще въ стулѣ нельзя подать.. «Подай… Подай!».

Проф. Совѣтовъ, какъ передаютъ отчеты, исполнилъ на этотъ разъ роль доброй няни. Онъ совѣтовалъ графу не горячиться «по-пусту», и, слава Богу, съѣздъ генеральнаго сраженія не далъ и общину еще не уничтожилъ. А то бы вдругъ да уничтожилъ, о чемъ и записалъ бы у себя въ. протоколѣ!..

Цѣлыхъ пятнадцать засѣданій посвящено было на то, чтобы рѣшать вопросы, болѣе или менѣе похожіе на вопросъ: «долженъ ли быть у коровы хвостъ сзади или спереди?» Порѣшивъ, что сзади, съѣздъ переходилъ къ другимъ подобнымъ вопросамъ. Но нѣкоторымъ членамъ подобные «сельско-хозяйственные» вопросы начинали надоѣдать. Такъ, на одномъ изъ засѣданій, проф. Совѣтовъ не выдержалъ и деликатно заявилъ о несоотвѣтствіи съѣздовъ съ жизнью… И изъ кого состояли съѣзды? Два-три спеціалиста, а затѣмъ лица, ни получившія никакого образованія или только общее… Бѣдная синица!

Всему, однако, бываетъ конецъ. Пришелъ конецъ и засѣданіямъ съѣзда (подъ конецъ въ засѣданіяхъ присутствовала мало членовъ, большинство благоразумно разбѣжалось), такъ какъ всѣ вопросы были исчерпаны, и мужикъ всему наученъ, отчасти даже облагодѣтельствованъ, отчасти и наказанъ за порубку садовъ. (Это г. Зарудный настаивалъ, и даже очень настаивалъ, чтобы съѣздъ за порубку садовыхъ деревьевъ ходатайствовалъ передъ правительствомъ объ увеличеніи наказаній). Само собою разумѣется, рѣчь предсѣдателя въ концѣ. Однако, рѣчь предсѣдателя была скромна. Онъ заявилъ, что съѣздъ сдѣлалъ все, что могъ сдѣлать по своимъ силамъ.

Но г. Зарудный произнесъ похвальное слово съѣзду и, какъ водится, бросилъ камнемъ и въ печать. Вотъ какую приблизительно рѣчь произнесъ г. Зарудный:

«Мы умираемъ; позвольте мнѣ предъ смертью сказать нѣсколько словъ. Я желаю выразить свой взглядъ на наше учрежденіе. Гг., вамъ извѣстны отзывы печати, непризнающей съѣзда за учрежденіе, могущее принести пользу: онъ составленъ изъ чиновниковъ, онъ мертворожденное дитя, въ немъ принимаютъ участіе прикомандированные необразованные чиновники министерства государственныхъ имуществъ и т. п. Вотъ отзывы печати. Но все это вздоръ. Учрежденіе окружныхъ съѣздовъ есть дѣло великой мудрости. Мы должны благодарить управляющаго министерствомъ государственныхъ имуществъ за преподнесенный намъ драгоцѣнный подарокъ. Вся организація такъ совершенна и безупречна, что желать лучшаго и не слѣдуетъ. Члены его не чиновники — это люди дѣла. Мы видимъ, что всѣ они — или сельскіе хозяева, или лица, интересующіяся различными сельско-хозяйственными вопросами, или спеціалисты. Повторяю: чиновниковъ нѣтъ. Если мы сдѣлали что-нибудь — и я убѣжденъ, что мы сдѣлали многое, чѣмъ могутъ воспользоваться послѣдующіе окружные съѣзды, — то благодаря нашему почтенному предсѣдателю, благодарить котораго наша первая и священная обязанность (громъ рукоплесканій). Мы, господа, не можемъ судить, что сдѣлали. Но скажу афоризмомъ Бэкона: „Нельзя въ одно и то же время и сѣять, и жать; прежде всего нужно подготовить почву, на которой можетъ возростать хорошая жатва“. Мы вспахали и засѣяли; слѣдующій съѣздъ, можетъ быть, третій и четвертый, только начнутъ жать, а пятому придется воспользоваться урожаемъ».

Хотя достопочтенный ораторъ и заявилъ, что печать говоритъ вздоръ, хотя онъ и цитировалъ Бэконовскій афоризмъ, извѣстный каждому мужику и, очень можетъ быть, не всякому изъ членовъ съѣзда, хотя онъ, достоуважаемый членъ сельско-хозяйственнаго парламента, и удивлялся великой мудрости и благодарилъ за драгоцѣнный подарокъ, тѣмъ не менѣе я, фельетонистъ, съ своей стороны полагаю, что говоритъ вздоръ не печать, сдѣлавшая, по моему мнѣнію, справедливую оцѣнку этихъ съѣздовъ, а достопочтенный членъ С. X. П. (Сельско-хозяйственный парламентъ). Впрочемъ, вѣроятно, каждый изъ насъ останется при своемъ мнѣніи. Я, съ своей стороны, вижу въ засѣданіяхъ съѣзда много мудренаго и курьезнаго, но, къ глубочайшему сожалѣнію, даже и тѣни мудрости не уловилъ, а вѣдь очень любопытно мудрыхъ людей послушать.

Впрочемъ и то — мудрость каждый понимаетъ на свой ладъ, особенно россіянинъ, такъ или иначе прикосновенный къ государственной мудрости… Очень затѣйливое это словечко и многое множество продѣлывали во имя этого словечка всевозможные государственные мудрецы, начиная съ Наполеона ІІІ-го и кончая становымъ приставомъ. Вѣдь и онъ поступаетъ во имя государственной мудрости, когда «такъ и такъ», заарестуетъ у васъ въ захолустьѣ словарь и напрасно ждетъ благосклонной улыбки начальства.

Да, «государственная мудрость» весьма удобная формула для многаго мудренаго, происходящаго на свѣтѣ. Любопытно было бы прослѣдить, какъ понятіе о государственной мудрости, спускаясь по длинной іерархической лѣстницѣ, доходитъ до… ну хоть до полицейскаго урядника и отражается на любезномъ простолюдинѣ. Этюдъ, не лишенный интереса…

Но какъ быстро мѣняются у насъ, однако, понятія о плодахъ государственной мудрости, про то свидѣтельствуетъ вопросъ объ урядникахъ. Давно ли это учрежденіе трактовалось (по крайней мѣрѣ, въ «Губернскихъ Вѣдомостяхъ»), какъ одинъ изъ наиболѣе сочныхъ плодовъ мудрости, а не успѣли еще гг. урядники окончательно показать всѣ плоды своей дѣятельности, какъ г. ковенскій губернаторъ въ циркулярѣ уже выразилъ о нихъ такое мнѣніе, какъ будто бы никакой государственной мудрости въ учрежденіи урядниковъ и не было. Циркуляръ свидѣтельствуетъ, напротивъ, что будто бы «въ интересахъ населенія выгоднѣе не имѣть штатнаго числа полицейскихъ служителей, чѣмъ мѣста ихъ замѣщать пьяницами, мошенниками и разбойниками». Но я позволю себѣ познакомить читателя съ подлиннымъ текстомъ циркуляра г. ковенскаго губернатора, напечатаннаго въ тѣхъ же самыхъ «Ковенскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ», въ которыхъ — давно ли? — тотъ же урядникъ трактовался съ другой точки зрѣнія. Вотъ самый циркуляръ:

"Въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, протекшихъ со времени вступленія моего въ управленіе губерніей, узналъ я о многихъ весьма грустныхъ фактахъ дѣятельности полицейскихъ урядниковъ. Возможность частаго повторенія со стороны урядниковъ случаевъ безобразнаго пьянства, буйства и т. п. проступковъ доказываетъ двѣ вещи: 1) что при выборѣ личнаго состава урядниковъ было мало обращаемо вниманія на качества назначаемыхъ и 2) что за служебною дѣятельностью урядниковъ гг. исправники и помощники ихъ не слѣдятъ съ должнымъ вниманіемъ и къ проступкамъ ихъ не относятся съ должною строгостью.

"Возмутительное происшествіе, бывшее 25-го января въ Тіоневѣжѣ, вынуждаетъ меня принять энергичныя мѣры къ безотлагательному прекращенію столь частыхъ безчинствъ урядниковъ, а потому покорнѣйше прошу гг. исправниковъ, въ теченіи трехъ дней отъ полученія этого циркуляра, представить мнѣ именные списки тѣхъ изъ урядниковъ, поступки которыхъ исправники не могутъ принять на свою отвѣтственность.

«Худшихъ изъ упоминаемыхъ урядниковъ предлагаю немедленно устранить отъ исправленія ими служебныхъ обязанностей. Прошу гг. исправниковъ, при буквальномъ исполненіи этого распоряженія, нисколько не стѣсняться тѣмъ, что многія изъ должностей урядниковъ могутъ остаться, по неимѣнію надежныхъ кандидатовъ, незанятыми. Какъ для цѣлей правительства, такъ и неминуемо связанныхъ съ ними интересовъ населенія, гораздо выгоднѣе не имѣть штатнаго числа полицейскихъ служителей, чѣмъ мѣста ихъ замѣщать пьяницами, мошенниками и разбойниками».

Указывая на возможность уменьшенія штата полицейскихъ урядниковъ, циркуляръ какъ бы этимъ самымъ свидѣтельствуетъ, что можно не безъ пользы для населенія и совсѣмъ жить безъ нихъ.

Но не пострадаютъ ли отъ этого интересы «государственной мудрости»? вотъ вопросъ, который невольно задашь себѣ послѣ прочтенія циркуляра… Вѣдь только вчера урядникъ — «восторгъ», а сегодня — «пьяница, разбойникъ и мошенникъ!» Согласитесь, что переходъ отъ одной «мудрости» къ другой нѣсколько быстръ.

На этотъ счетъ просвѣтилъ меня одинъ маленькій мудрецъ въ глухомъ захолустьѣ. Несмотря на маленькое свое званіе (онъ только становой приставъ), мой знакомецъ могъ бы съ успѣхомъ управлять большой территоріей, такъ какъ въ своихъ сужденіяхъ и дѣйствіяхъ онъ выказываетъ такія глубины государственной прозорливости, что вчужѣ жаль, что такой административный талантъ глохнетъ въ захолустьѣ, вмѣсто того, чтобы цвѣсти на свободѣ. Онъ, какъ по большей части всѣ наши начальники, тоже добрый и мягкій человѣкъ, хотя зачастую ему приходится по службѣ быть жестокимъ, до того жестокимъ, что мужики чуть, было, благодаря ему, не устроили «вооруженнаго сопротивленія», т.-е., по-просту, переводя эту формулу на болѣе упрощенный языкъ, — чуть, было, не побросали своихъ домовъ и не ушли всей деревней «куда глаза глядятъ». Изъ этого вы можете видѣть, каково приходилось мужику, но если, основываясь на этихъ же данныхъ, вы заключите, что становой Петръ Иванычъ Рейкинъ былъ жестокаго характера человѣкъ, то крайне ошибетесь. Въ томъ-то и дѣло, что у насъ, въ большинствѣ случаевъ, и жестокости нѣтъ въ человѣкѣ, а вопіющая жестокость происходитъ и не одна жестокость, но и безтолковость такая, что самый мудрый человѣкъ разведетъ только руками и скажетъ: «великъ Богъ земли русской!..» Я, напр., понимаю, что французскій бонапартистъ-жандармъ можетъ перервать своему соотечественнику горло не только съ искреннимъ убѣжденіемъ, что онъ свершилъ доброе дѣло, но вмѣстѣ съ тѣмъ съ какимъ-то скотоподобнымъ остервенѣніемъ. Точно такъ прусскій охранитель, методически и не спѣша, памятуя своего Мольтке, задушитъ своего ближняго, если ему будетъ на то дана памятная бланка съ разграфленной табличкой, въ тѣ самыя 22 минуты перваго часа, какъ это было приказано; но въ одно и то же время производить жестокости и жалѣть человѣка, котораго терзаешь, — и терзаешь, самъ хорошенько не зная, почему и за что, — на это, кажется, способенъ только русскій человѣкъ. И что любопытно: онъ пожалѣетъ сегодня, а завтра опять такой, какъ ни въ чемъ ни бывало, пріѣзжаетъ снова терзать и, конечно, какъ и всегда, оправдывается дѣтьми, женой и т. п.

Такъ поступалъ и г. Рейкинъ. Надѣнетъ онъ свою амуницію и поѣдетъ въ волость — звѣрь; вернется домой, сниметъ амуницію — какъ будто и звѣрство снялъ, и даже — вотъ тутъ-то и разбирайте — насчетъ либеральныхъ идей прохаживается и соболѣзнуетъ объ обстоятельствахъ… Заснетъ онъ въ этакомъ настроеніи, а проснется, надѣнетъ форму, прикатитъ въ волость и гаркнетъ вдругъ ни съ того, ни съ сего:

— Взыскать!

Отвѣтъ извѣстный. Собравшіеся мужики съ мольбой глядятъ на г. Рейкина.

Но, казалось, этотъ-то молящій взглядъ устремленныхъ на него глазъ еще болѣе раздражаетъ Петра Иваныча, и онъ уже какимъ-то нечеловѣческимъ голосомъ рычитъ:

— Запорю!.. Чтобы было!..

Опять молчаніе, прерываемое какими-то не то вздохами, не то икотой.

— Чтобы было, а не то!..

Но что меня болѣе всего поражало въ г. Рейкинѣ, это способность его даже забывать о сценахъ, которыя онъ устраивалъ иногда даже и безъ предписанія начальства. Онъ какъ будто и не раскаивался, хотя въ то же время и жалѣлъ, но жалость-то эта была какая-то омерзительная…

— Что дѣлать? — говорилъ онъ. — Приходится исполнять предписанія… А вы сами знаете — куда я пойду…

Слѣдовали обыкновенныя изліянія о женѣ и дѣтяхъ.

— Бросилъ бы все, если бъ было другое мѣсто… Вы не повѣрите… точно я самъ не понимаю, что имъ не откуда достать.

— И вы все-таки порете, зная, что не откуда?

— Порю!.. Что дѣлать?… Намедни исправникъ пріѣзжалъ и строжайше приказалъ, а исправникъ добрый человѣкъ, но и надъ нимъ начальство… Такъ все и идетъ. Вотъ еслибы не приказывали…

Скажите, читатель, въ какой странѣ вы найдете образецъ такихъ исполнителей!.. Если прикажутъ такому Рейкину спалить деревню, то онъ спалитъ, хотя, быть можетъ, и зальется слезами…

А вѣдь Рейкиными полна наша земля…

И что всего ужаснѣе, — Рейкины составляютъ подавляющее большинство на всѣхъ поприщахъ. Онъ, этотъ самый Рейкинъ, и въ администраціи, и въ земствѣ, и въ праздношатающихся и даже въ литературѣ, какъ послѣднее казалось бы невѣроятнымъ. Сегодня напишетъ пакость, — утѣшаетъ себя, что такъ нужно въ видахъ высшихъ соображеній, поплачетъ надъ грустнымъ положеніемъ литературы, а завтра опять учинитъ пакость… Какая-то тряпичность и индифферентизмъ, свидѣтельствующіе, что извѣстныя условія, подъ которыми пришлось вырабатываться дѣйствующему поколѣнію, — составляютъ — увы! — отличительное качество. Иногда просто страшно становится: всѣ признаки разложенія на лицо… Ни вѣры, ни идеала, ни даже какой-нибудь зацѣпки… Такъ живутъ люди, грабятъ, подхалимствуютъ, пакостятъ — и безъ всякаго увлеченія, а точно въ силу какой-то роковой необходимости. И самое слово «идеалъ», проявленія въ жизни этого «идеала» пугаютъ лучшихъ изъ этихъ тряпичныхъ душъ, а въ болѣе безстыжихъ вызываютъ смѣхъ и желаніе во чтобы то ни стало опоганить это самое понятіе… Но иногда эта двойственность лучшихъ изъ «тряпичныхъ» людей доводитъ до потрясающей драмы — именно потрясающей.