«Монна Ванна» (Дорошевич)/ДО
| «Монна-Ванна» : Меттерлинка |
| Опубл.: «Русское слово», 1903, № 7, 7 января. Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VIII. Сцена. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 162. |
Есть такой еврейскій анекдотъ.
Старый еврей разсказываетъ:
— Ай, ай, ай! До чего нынче народъ шарлатанъ пошелъ.
— А что?
— Присватался къ нашей дочкѣ одинъ себѣ женихъ. Человѣкъ совсѣмъ подходящій. Поговорили о приданомъ, обо всемъ. Совсѣмъ сошлись. «Только, извините, — говоритъ, — я не могу жениться иначе, какъ на одномъ условіи». — «Что такое?» — «Теперича, — говоритъ, — все резиновое дѣлаютъ. Не разберешь, или человѣкъ кривобокій, или человѣкъ прямой! А я на всю жизнь жениться долженъ. Я не могу жениться, если вашей дочери совсѣмъ безо всего не увижу. Можетъ-быть, у нея есть недостатки». Ну, мы съ женой подумали:
«Все равно мужемъ ея будетъ! А никакихъ такихъ недостатковъ за нашей Ривкой, слава Богу, нѣтъ».
— Хорошо, — говоримъ, — если ваша такая фантазія!
Посмотрѣлъ онъ на Ривочку безо всего.
— Извините, — говоритъ, — я на вашей дочери жениться не могу! У нея для меня физическій недостатокъ есть.
— Что такое? — спрашиваемъ.
— Мнѣ ея глаза не нравятся.
Не шарлатанъ?
Можетъ-быть, оттого, что я знаю этотъ анекдотъ, но я не могу смотрѣть «Монны-Ванны» безъ смѣха.
Мнѣ все время приходитъ въ голову вопросъ:
— Не шарлатанъ?
Принцевалле, предводитель флорентійскихъ войскъ, осаждающихъ городъ Пизу, требуетъ, чтобы Монна-Ванна, жена пизанскаго вождя Гвидо, пришла къ нему ночью въ лагерь.
Тогда онъ пощадитъ городъ.
Но непремѣнно голая, въ одномъ плащѣ.
Не шарлатанъ?
Ночью вездѣ и въ Италіи прохладно. Зачѣмъ ему потребовалось, чтобы женщина простужалась, отправляясь ночью за городъ въ чемъ мать родила?
— Ахъ, — говорятъ чувствительныя души, — это для униженія!
Но позвольте! Порядочная женщина пойдетъ въ лагерь ко врагу, согласится ему отдаться.
Большаго униженія и такъ быть не можетъ! Для чего же еще требовать, чтобъ эта женщина простудилась!
Шарлатанъ! Положительно, шарлатанъ!
Джіованна является, какъ гоголевская «гарниза проклятая» въ «Ревизорѣ» — сверху плащъ, внизу нѣтъ ничего.
Раздается выстрѣлъ, и Монну-Ванну ранятъ въ плечо.
Я начинаю думать, что этотъ Принцевалле не только шарлатанъ, но и дуракъ.
Какъ же онъ и распоряженія даже не далъ:
— Придетъ, молъ, женщина. Такъ пропустите!
На аванпостахъ непремѣнно палить будутъ во всякаго, кто ночью подходитъ къ лагерю. На то военная служба и уставъ.
Вершкомъ правѣе или лѣвѣе, — и Монны-Ванны не было бы на свѣтѣ.
Зачѣмъ же тогда было требовать, чтобъ она приходила, чтобъ она раздѣвалась?
Преглупый шарлатанъ!
У себя въ шатрѣ Принцевалле цѣлуетъ Монну-Ванну въ лобъ.
Ну, скажите, развѣ же это не шарлатанъ изъ анекдота?
Кто жъ заставляетъ человѣка раздѣваться догола, чтобъ поцѣловать въ лобъ?
Монна-Ванна ведетъ такого благороднаго человѣка представить мужу.
Извините меня, но мнѣ кажется, что Меттерлинкъ издѣвается надъ публикой, разсказывая ей невѣроятный анекдотъ изъ дурацкаго быта!
Во всей этой, поистинѣ, глупой исторіи одинъ Гвидо кажется мнѣ правымъ.
Онъ не желаетъ обниматься съ Принцевалле.
— Возмутительно, — говоритъ публика, — оказать Принцевалле такой холодный пріемъ!
Гвидо выставленъ какъ отрицательный типъ:
— Ахъ, онъ слишкомъ низменно смотритъ на вещи! Какъ можно во всемъ предполагать одно дурное!
Это когда его жену потребовали голой въ лагерь?!
Тогда нельзя предполагать дурное?
Яго говоритъ Отелло:
— Ну, что же, если Дездемона и Кассіо, раздѣвшись, лежали въ постели?! Если и только?
— И только? — восклицаетъ Отелло. — О, нѣтъ, поступать такъ значило бы искушать самого дьявола!
И всякій, на мѣстѣ Отелло, воскликнулъ бы то же.
Кто же, дѣйствительно, повѣритъ такому глупому анекдоту? Человѣку сказали:
— Раздѣньтесь догола. Я васъ поцѣлую въ лобъ!
И гнѣвъ, и ревность, и невѣріе Гвидо совершенно понятны, естественны, нормальны. Онъ кажется единственнымъ нормальнымъ человѣкомъ среди этихъ ненормальныхъ людей, творящихъ необъяснимыя глупости.
Я сказалъ бы, что Гвидо кажется мнѣ даже умнымъ человѣкомъ, если бъ у него не было преглупой привычки: говорить все время самому, когда ему хочется услыхать что-нибудь отъ другихъ.
Онъ мучится, онъ требуетъ отвѣтовъ, а потому говоритъ, говоритъ, говоритъ, никому не даетъ сказать ни слова.
— Отвѣть мнѣ! — кричитъ онъ и читаетъ монологъ, не давая никому вставить ни звука.
— Да отвѣчай же! — вопитъ онъ и закатываетъ новый монологъ.
— Что жъ ты молчишь?! Развѣ ты не видишь, какъ я мучусь! — хватается онъ за голову и, прежде чѣмъ кто-нибудь успѣетъ раскрыть ротъ, начинаетъ третій монологъ, еще длиннѣе прежнихъ.
Странный и глупый способъ что-нибудь узнать!
— Ахъ, — возразятъ мнѣ на все это, — но вѣдь это же поэзія! Это же романтизмъ!
Но позвольте, развѣ поэзія и романтизмъ должны быть глупы и невѣроятны?
А «Монна-Ванна» — это невѣроятный анекдотъ изъ быта изумительно глупыхъ людей.