1890.
правитьВъ виду того, что веселое исполненіе предлагаемой пьесы въ значительной мѣрѣ зависитъ отъ комическихъ данныхъ главнаго лица «Грядкиной» — пьеса печатается здѣсь такъ, что эта роль можетъ быть исполнена и какъ мужская, въ случаѣ неимѣнія на нее необходимой артистки. — Всѣ для того существенныя измѣненія указаны въ выноскахъ; тамъ-же, гдѣ таковыхъ указаній не встрѣчается, реплики роли остаются тѣ-же самыя, только съ незначительными измѣненіями: перемѣною слова «тетя» на «дядя», «сестра» на «братъ» согласованіемъ глаголовъ сообразно мужскому лицу говорящаго и т. п., что можетъ быть сдѣлано режиссеромъ при постановкѣ пьесы.
Костуева, Людмила Александровна, вдова, богатая помѣщица.
Дуня, ея дочь.
Грядкина *), Анна Александровна, старшая сестра Костуевой, 55-ти лѣтняя старуха.
Блесткинъ, женихъ Дуни.
Стронскій, Леонидъ Ивановичъ, молодой чиновникъ.
Пашниковъ.
Шляковъ.
Прядкинъ.
Лучницкая.
Филатъ, слуга Костуевой, 76-ти лѣтъ, совсѣмъ лысый.
Палашка, горничная, деревенская дѣвчонка, 15 лѣтъ.
Гости.
- ) Или Грядкинъ, Карпъ Александровичъ, старшій братъ Костуевой, 60-ти лѣтъ, толстый, съ нѣсколько медвѣжьимъ видомъ человѣкъ.
Дуня. (Поетъ.) "Не влюбляйся ты, сердце бѣдное, —
"Разобьешься ты, горемычное,
"Какъ коса моя, о горѣлый пень!..
Я пойду, пойду косить! — во зеленый лугъ…
Ты, коса-ль моя, коса острая,
Не тупися ты о младу траву.
Прядкинъ. (Особенно громко протянувъ басомъ дольше другихъ.) Октава!.. каковъ басъ?..
Лучницкая. (Которая вошла при концѣ пѣнія, здороваясь со всѣми.) Что-жь это такое у васъ?! — я думала, вы дѣломъ занимаетесь, а у васъ тутъ хоровое пѣніе… Пріѣзжаю въ клубъ — никого нѣтъ, зала пуста; развѣ сегодня не будетъ репетиціи?
Костуева. Будетъ, будетъ, милая Ольга Васильевна, но вѣдь вы знаете, какъ въ любительскихъ спектакляхъ всегда долго собираются; я и пригласила всѣхъ сперва ко мнѣ, у меня веселѣе и уютнѣе.
Прядкинъ. Какъ всѣ соберутся, и пойдемъ гурьбой въ клубъ; здѣсь вѣдь только улицу перейти.
Лучницкая. Да неужели же не всѣ собрались? — вѣдь ужъ десять часовъ!
Прядкинъ. А вамъ непремѣнно хотѣлось послѣдней пріѣхать?
Лучницкая. Пожалуйста, безъ колкостей… Только когда-же мы кончимъ? — вѣдь этакъ до утра протянется репетиція.
Костуева. Фамусова нѣтъ и Чацкаго… Не понимаю, отчего они такъ опоздали…
Лучницкая. (Оглядывая всѣхъ.) А княжны? а мелкій персоналъ?.. Да у васъ тутъ ужасно многихъ нѣтъ.
Костуева. Объ этихъ нечего заботиться, эти дома ждутъ и всегда готовы. За ними стоитъ только послать, — они прямо прибѣгутъ въ клубъ… (Входятъ Пашниковъ и Стронскій.) Наконецъ-то, Леонидъ Ивановичъ! — мы васъ заждались… И вы, Пашниковъ, ужь опаздывать стали, это ни на что не похоже…
Пашниковъ. (Скороговоркой.) Виноватъ!.. Виноватъ-съ, Людмила Александровна… Это все изъ-за него… Ей богу, все изъ-за Леонидъ Ивановича… Я зашелъ за нимъ, разговорились… Ну-съ, я вамъ скажу, вотъ талантъ! вотъ геній!.. Какую онъ штуку придумалъ!.. Тьфу! — Дьяволъ… (Увидавъ Шлякова). А! ваше превосходительство, мое почтенье…
Шляковъ. Здравствуйте, милѣйшій Савва Петровичъ, здравствуйте… Очень радъ васъ видѣть… (Отводя его къ аван-сценѣ.) Я, главнымъ образомъ, для васъ только и пріѣхалъ сюда…
Пашниковъ. (Низко кланяясь.) Для меня, ваше превосходительство?!
Шляковъ. Мнѣ вчера сказали, что вы устраиваете спектакль любителей… и хотите разыграть «Горе отъ ума».
Пашниковъ. Точно такъ, ваше превосходительство.
Шляковъ. Ну, это все прекрасно… «Горе отъ ума» — это настоящее, русское… Серьезное… Это… Но дѣло не въ томъ… Кто-же у васъ играетъ? Помилуйте, развѣ это можно такъ?
Пашниковъ. То-есть, какъ, ваше превосходительство?
Шляковъ. Софью у васъ будетъ играть madame Костуева! — Людмила Александровна.
Пашниковъ. Точно такъ, ваше превосходительство.
Шляковъ. Да развѣ это можно? Софья молодая дѣвица, а Madame Костуева… вѣдь ей подъ пятьдесятъ лѣтъ!
Пашниковъ. Ваше превосходительство…
Шляковъ. Постойте. Слушайте… Вчера пріѣзжаетъ ко мнѣ Alexandrine… (Спохватясь.) Это — жена почтмейстера… Вы знаете…
Пашниковъ. Знаю… Знаю-съ.
Шляковъ. Разливается, плачетъ… «Меня, говоритъ, обидѣли кровно: устраиваютъ спектакль, хотятъ играть „Горе отъ ума“, а роль Софьи даютъ какой-то старухѣ, а не мнѣ… Тогда какъ я рождена быть Софьей»!.. Она такъ и сказала: «я рождена быть Софьей!.. Я молода, я красива»… дѣйствительно, она такая хорошенькая…
Пашниковъ. Просто амурчикъ, ваше превосходительство.
Шляковъ. Какъ-жe вы ее забыли?.. Понимаете, — она плачетъ, она рыдаетъ… а я ей ни въ чемъ отказать не могу.
Пашниковъ. Знаю, ваше превосходительство, знаю.
Шляковъ. (Спохватись.) Да… Такъ устройте, mon cher, чтобы она играла Софью.
Пашниковъ. Ваше превосходительство, это невозможно.
Шляковъ. Какъ?!
Пашниковъ. Позвольте, ваше превосходительство… Развѣ-бы я смѣлъ!?. Ужь одно рвеніе къ начальству… Что прикажете, я съ своей, стороны для васъ на все готовъ… Да ужь не говоря объ этомъ, — развѣ я самъ не понимаю, что Людмила Александровна для своей роли стара… Да вѣдь, ей богу-съ, я тутъ ничего… Я только фирма…
Шляковъ. Вотъ какъ?
Пашниковъ. Между нами сказать, ваше превосходительство… Позвольте со всею откровенностію… Людмила Александровна добрая барыня, но на счетъ этого у нихъ совершенная дурь: никакъ понять не хотятъ, что имъ за четвертый десятокъ перевалило, — молодится, прыгаетъ, танцуетъ, кокетничаетъ, и все съ тѣхъ поръ, какъ сталъ за ней ухаживать этотъ болванъ, пѣвецъ-то нашъ, Леонидъ Стронскій… У нея умъ за разумъ зашелъ, такъ и разстаяла.
Шляковъ. Что вы?
Пашниковъ. Ей богу-съ… Посмотрите, посмотрите сами, какъ она съ нимъ кокетничаетъ… Вѣдь для него и весь спектакль-то устраивается. Она будетъ Софья — онъ Чацкій… А мнѣ что? я только распорядитель… Вѣдь всѣ деньги на устройство — все это она платитъ… Скажи я, чтобъ не она играла Софью, такъ вѣдь и спектакля не будетъ
Шляковъ. А!.. Я этого не зналъ.
Пашниковъ. Ваше превосходительство, — вы мнѣ, ради бога, простите… Я всей душой, отъ чистаго сердца, — прикажите только; а тутъ-съ я ничего не въ силахъ, ваше превосходительство.
Шляковъ. Ничего, ничего…
Пашниковъ. Простите, ваше превосходительство!..
Шляковъ. Распоряжайтесь, распоряжайтесь, я вамъ не мѣшаю.
Пашниковъ. Простите, ваше превосходительство!..
Лучницкая. Когда-же мы начнемъ?.. Пашниковъ!!.
Шляковъ (Нюхая табакъ, про себя.) Ничего, ничего… Распоряжайтесь… Только вашему спектаклю не бывать… Я мою Alexandrine въ обиду не дамъ.
Пашниковъ. Сейчасъ, сейчасъ начнемъ, господа… Только позвольте сперва сообщить, что придумалъ нашъ геніальный Леонидъ Ивановичъ…
Костуева. Что? что такое?
Пашниковъ. Нѣтъ, вы и не подозрѣваете… Это можетъ придти въ голову только человѣку необыкновенному!.. Леонидъ Ивановичъ, позвольте ноты.
Костуева. Да что? въ чемъ дѣло?
Пашниковъ. Погодите, не мѣшайте… Авдотья Сергѣевна, позвольте васъ попросить проакомпанировать.
Дуня. Что такое? можетъ, я не знаю… мнѣ трудно à livre ouvert…
Стронскій. Нѣтъ, это темпъ медленный, вы сможете.
Костуева. Пожалуйста, безъ капризовъ, Дуня.
Дуня. Я, мамаша, ничего… (Садится за рояль и смотритъ ноты.) Кажется, могу.
Пашниковъ. Можете, можете… начинайте, Леонидъ Ивановичъ будетъ пѣть…
Стронскій. (Поетъ.)[1].
"Меня жестокіе бранятъ,
"Меня безумнымъ называютъ!
"Спокойнымъ, смирнымъ быть велятъ,
"Молиться Богу заставляютъ…
"Но здѣсь, далеко отъ своихъ,
"Покой бѣжитъ очей моихъ,
"Въ чужой угрюмой сторонѣ, —
«Нѣтъ силъ молиться Богу мнѣ!»
Всѣ. Браво! браво!!
Пашниковъ. Каковъ голосъ!!
Прядкинъ. А октавы не возьметъ.
Лучницкая. Однако, въ чемъ-же тутъ выдумка?
Пашниковъ. А вотъ, извольте!.. Мы играемъ «Горе отъ ума!» — все идетъ своимъ порядкомъ. Вдругъ, въ послѣднемъ дѣйствіи, когда Чацкій выходитъ изъ швейцарской, подслушавъ, что его называютъ сумасшедшимъ, — оркестръ мрачно играетъ ритурнель, и Леонидъ Ивановичъ начинаетъ: (Поетъ.) «Меня жестокіе бранятъ, меня безумнымъ называютъ!..» (Восторгаясь.) Какова выдумка?.. а?.. все онъ, все Леонидъ Ивановичъ… вотъ геній, такъ геній… онъ можетъ быть всѣмъ: директоромъ, инспекторомъ, режиссеромъ, актеромъ, авторомъ, капельдинеромъ… тьфу, нѣтъ, капельмейстеромъ… пѣвцомъ! — всѣмъ, всѣмъ…
Лучницкая. Какъ же такъ? вѣдь Чацкій совсѣмъ не пѣвецъ.
Пашниковъ. Такъ что-жь? Это будетъ эфектъ изумительный.
Прядкинъ. О! въ такомъ случаѣ, позвольте и мнѣ… я играю Скалозуба и тоже могу спѣть:
"Бурдовъ, ёра, забіяка,
«Собутыльникъ дорогой!..»
Пашниковъ. Нѣтъ, нѣтъ, нельзя!!.
Костуева. Нельзя, нельзя!..
Прядкинъ. (Разгорячившись, ходить по сценѣ.) Почему-жь мнѣ нельзя, а ему можно?! Я не согласенъ… я октавой хвачу, стѣны задрожатъ.
Филатъ. (Шамкая.) Охъ, охъ!!… Христе Спасителѣ
Костуева. Ты зачѣмъ сюда пришелъ?
Филатъ. Да вотъ, матушка… письмо на куфню принесли, вамъ то-есть.
Костуева. Такъ его надо было отдать Павлу, чтобъ онъ подалъ; на это есть молодой лакей, а тебѣ сказано — при кухнѣ быть… лѣзетъ въ-гостинную чуть что не въ нагольномъ тулупѣ, подаетъ письмо не на подносѣ… это совсѣмъ не твое дѣло.
Филатъ. (Разрюмившись и подъ конецъ со слезами.) Я, матушка, еще родителю вашему служилъ, съ измальства васъ помню… а ужъ теперь и на глаза не показывайся!.. что-жь это, Господи… Создатель небесный…
Костуева. Объ тебѣ-же заботятся… ты слишкомъ старъ, — и лежи на печи…
Филатъ. Вотъ оно какъ со старыми-то теперь, съ вѣрными-то служителями…Творецъ милосливый!..
Костуева. Этого еще не доставало!
Пашниковъ. Что еще?
Костуева. Андреева отказывается играть графиню внучку… эти любительскіе спектакли! — всегда кто нибудь путаетъ!..
Прядкинъ. Вотъ бѣда, — графиню внучку!… ее и Авдотья Сергѣевна можетъ сыграть.
Дуня. Мнѣ мамаша не позволяетъ играть.
Костуева. Ну что вы выдумали? — Она еще такое дитя… развѣ она можетъ взять на себя какую нибудь роль!
Пашниковъ. Конечно, конечно… (Отводя Прядкина, ему тихо.) Бѣдовый человѣкъ! Старуха блажитъ, хочетъ молодую дѣвицу представлять, а вы предлагаете, чтобъ ея взрослая дочь съ ней вмѣстѣ играла, да еще роль старой дѣвы… (Громко.) Это ничего-съ, мы вамъ дадимъ внучку, Людмила Александровна… это все устроится… Однако, пора; теперь, кажется, всѣ на лицо… Пожалуйте, господа, въ клубъ на репетицію, а я сейчасъ всѣхъ остальныхъ туда приведу…
Всѣ. На репетицію, на репетицію!!..
Костуева. Леонидъ Ивановичъ, вашу руку… (Дунѣ.) Половина одиннадцатаго, Дуня; сейчасъ-же ложись въ постель… въ твои года надо рано ложиться и рано вставать.
Дуня. Très bien, maman.
Костуева. И пожалуйста, безъ этихъ чтеній… терпѣть я не могу этихъ чтеній, лежа въ постели… ложись и спи… Христосъ съ тобой, дитя мое, — ступай.
Дуня. Bonne nuit, maman.
Костуева. Всѣ разошлись! — пойдемте.
Стронскій. (Глубоко вздохнувъ.) Пойдемте!!
Костуева. (Кокетливо.) Зачѣмъ-же этотъ вздохъ?
Стронскій. Отчего я долженъ васъ видѣть только урывками? Отчего вы мнѣ не даете вамъ высказать всего? — всего?.. А! моя Софья!!
Костуева. Полноте, что съ вами?.. полноте… могутъ увидѣть.
Филтаъ. (Выступая.) Сударыня…
Костуева. Опять ты… что тебѣ нужно?
Филатъ. Свѣчи тушить прикажете?
Костуева. Какъ тушить? зачѣмъ?
Филатъ. Всѣ ушли, — ну что-жь имъ горѣть-то?
Костуева. Вотъ уйдемъ, тогда и туши.
Филатъ. Я про той-то и спрашиваю.
Костуева. (Тихо Стронскому.) Такой это у меня старый дуракъ, совсѣмъ изъ ума выжилъ… восемьдесятъ лѣтъ ему, живетъ у меня изъ милости, но всюду суется. Пойдемте.
Стронскій. Пойдемте… но вы должны меня когда нибудь выслушать.
Костуева. Потомъ, потомъ…
Филатъ. Что это, Господи!! служилъ, служилъ троимъ господамъ служилъ… съ-измальства въ одномъ домѣ… а тутъ ужъ и не гожъ сталъ… и на глаза пускать не хотятъ… лежи, молъ, на печи… царица небесная, что-жь это такое?..
Дуня. Кажется, всѣ ушли. (Заглядываетъ въ другую дверь.) Ушли. (Входитъ съ маленькой свѣчей въ маленькомъ подсвѣчникѣ.) И лакеевъ никого нѣтъ. Павелъ отправился на репетицію, Филатъ въ кухнѣ… прекрасно! — наконецъ, я свободна. Только страшно здѣсь, такъ въ полутьмѣ. (Зажигаетъ четыре большихъ свѣчи и тушитъ свою.) Такъ веселѣй, лучше… Они всѣ тамъ заняты спектаклемъ, на насъ никто и вниманія не обратитъ… (Отворяетъ окно.) Ну, мой голубочекъ, прилетай.
Приди ко мнѣ, — когда зефиръ
Колышетъ рощами лѣниво,
Когда кругомъ тебя весь міръ
Одѣнется въ покровъ сонливый…
Приди ко мнѣ, приди, приди ко мнѣ!..
Дуня. Ну, что же это значитъ? Оглохъ онъ, что-ли, сегодня?.. (Въ отворенномъ окнѣ появляется голова Блесткина; онъ карабкается на окно.) Наконецъ-то… Ну, ну, что-жь ты не влѣзаешь?
Блесткинъ. Чортъ его возьми, сучокъ тутъ одинъ обломился, никакъ не могу…
Дуня. Постой, ужъ я тебѣ помогу… Охъ ты, рыцарь влюбленный; въ первый этажъ влѣзть не умѣетъ.
Блесткинъ. Здравствуй, Дунечка!
Дуня. Здравствуй, здравствуй… Погоди обниматься то, погляди, на что ты похожъ? все платье въ известкѣ.
Блесткинъ. (Чистя платье.) Еще слава богу, что физіономія не въ крови. Этакій кустишка тутъ дрянной растетъ. Я сучокъ одинъ высмотрѣлъ и всякій разъ: станешь на него и такъ ловко, прямо, какъ по лѣсенкѣ, въ окно; а сегодня, только я на него ногу поставилъ, вдругъ — трахъ! — и проѣхалъ я по стѣнкѣ внизъ.
Дуня. Ха, ха, ха… Вотъ было бы интересно посмотрѣть!..
Блесткинъ. Да, тебѣ смѣшно, а я всю штукатурку такъ и счистилъ лицомъ да платьемъ… Руки исцарапалъ… Тьфу!!.
Дуня. Ну, ну, дурашка, не сердись… Вѣдь ты меня любишь, такъ для того, чтобъ меня видѣть, можно все это стерпѣть.
Блесткинъ. Что стерпѣть?! я и больше стерплю для тебя, если-бъ это было нужно… а тутъ безо всякой надобности стѣны физіономіей вытирать… Вѣдь я твой женихъ, я формальное предложеніе тебѣ сдѣлалъ и оно было принято. Я развѣ виноватъ, что твою мамашу какая-то дурь взяла… въ деревнѣ лѣтомъ она сама была согласна, а сюда въ городъ переѣхали, вдругъ поворотъ отъ воротъ: «не хочу, да не хочу»; оказывается, ты молода стала, рано замужъ выходить.
Дуня. Такъ ты все время и будешь ныть передо мной?
Блесткинъ. Не очень то захохочешь подъ палкой… Какія тутъ любезности да нѣжничанье на умъ пойдутъ, когда все смотри да озирайся, чтобы тебя какой лакей въ шею не вытолкалъ, — за каждое слово дрожишь… анафемское мое положеніе!
Дуня. Что-же дѣлать, дурашка мой?
Блесткинъ. Что дѣлать?.. я тебѣ давно говорю: убѣжимъ и дѣлу конецъ.
Дуня. Ну вотъ, — убѣжимъ! чтобъ совсѣмъ поссориться съ мамашей.
Блесткинъ. Да коли иначе нельзя?
Дуня. Этакій ты нетерпѣливый; подожди немножко. Ты знаешь, какая мамаша перемѣнчивая: сегодня у ней одно, а завтра совсѣмъ другое… Если прежде она была рада этой свадьбѣ, такъ тѣмъ же дѣло и кончится.
Блесткинъ. А до тѣхъ поръ я буду все по окнамъ лазить, какъ воръ?.. мнѣ прошлый разъ, какъ я отъ тебя уходилъ, ваша собака всѣ брюки оборвала… чего тутъ не натерпишься!
Дуня. Самъ ты виноватъ. Зачѣмъ ты побранился съ мамашей?
Блесткинъ. Какъ-же, когда она ни съ того ни съ сего отказала выдать тебя за меня!
Дуня. А ты бы смолчалъ, да покорился… Зачѣмъ ты съ ней бранился? зачѣмъ ты ей въ глаза непріятностей наговорилъ?
Блесткинъ. Нельзя-же…
Дуня. Ну, и терпи теперь… Ты бы долженъ дѣйствовать лаской, да лукавствомъ, да хитростью…
Блесткинъ. Надувать да принижаться?
Дуня. Важность какая! — не на вѣкъ; а только пока не добьешься, чего хочешь…
1.
Не все на свѣтѣ такъ творится,
Какъ мы хотимъ, какъ надо намъ.
Не даромъ въ людяхъ говорится:
И радъ бы въ рай, да не пускаютъ по грѣхамъ.
На все нужна своя снаровка;
Не трусь, бреди себѣ впередъ, —
Не рѣдко тамъ беретъ уловка,
Гдѣ даже наша сила не беретъ…
Полно тужить,
Жди терпѣливо…
Надо пока гнѣвъ затаить.
Но ужъ за то
Послѣ счастливо
Будемъ мы жить, какъ никто.
Блесткинъ. (Вздыхая.) Я ужь и такъ жду!!.
Дуня.
2.
Тебѣ, дружокъ, я знаю цѣну;
Стерпи, бѣда не велика,
Намъ всякій день приноситъ перемѣну:
Все перемелется и будетъ все мука.
Мы защитимъ свою любовь и право.
На то свой способъ есть у всѣхъ.
Придется дѣйствовать лукаво,
Такъ, вѣрно, Богъ проститъ намъ этотъ грѣхъ.
Полно тужить и т. д.
Блесткинъ. (Хочетъ ее поцѣловать.) Да ужъ когда ты мнѣ начнешь напѣвать, моя миленькая, я, кажется, готовъ на все согласиться; но чтожь ты такая сегодня злая… и не поцѣлуешь меня ни разу?!. Развѣ я этого не стою за всѣ мои страданья?
Дуня. Хорошо, хорошо, я тебя поцѣлую, только одинъ разъ и чуръ больше не приставать… Садись сюда. (Оба садятся на диванъ.) Нѣтъ, руки по швамъ… рукамъ воли не давать; — такъ… Теперь смирно.
Грядкина. А!!. Дунюшка!!.
Дуня. Тетушка милая… откуда вы?!
Грядкина. Прямо изъ деревни, принимай гостью-то, принимай… Куда вещи-то тащить?..
Дуня. Ваша комната всегда для васъ готова… Филатъ, проводи ихъ.
Финтъ. Пойдемъ, сюда тащи.
Грядкина. Фу!!, даже умаялась съ дороги-то… а гдѣ мать?.. прежде, кажись, она домосѣдкой была, по вечерамъ-то въ гости не таскалась. (Вспомнивъ.) Ахъ, Господи, чтобъ тамъ Палашка не разбила мнѣ чего… (Кличетъ.) Палашка!!. (Говоритъ.)[4] Какую, Дуня, я себѣ Палашку завела… посмотрѣть — смѣху подобно… у кузнеца дочь отняла… Красная да здоровенная… (Кличетъ.) Палашка!! Палашка!! гдѣ ты тамъ провалилась?!
Палашка. (Вбѣгаетъ.) Ну-те-съ… что вамъ надыть?
Грядкина. Слышишь, слышишь?, какъ говоритъ-то?.. Ахъ ты, дура, дура деревенщина!.. «Ну-те-съ»… Кто-жь такъ говоритъ? — ну-те-съ!.. Посмотри на нее, Дунечка, вѣдь желѣзная, ей Богу… (Палашка вдругъ взвизгиваетъ.) Тьфу, ты окаянная! — какъ перепутала… чего визжишь, словно тебя рѣжутъ.
Палашка. (Дрожа.) Такъ вонъ… гляньте-ко… подъ столомъ-то…
Грядкина. Что такое?
Палашка. Гляньте-ка, человѣчья нога шевелится.
Грядкина. Посторонись-ка, Дуня, посторонись… да что ты все мнешься на одномъ мѣстѣ?..
Дуня. Ничего-съ… тамъ, ей богу, никого-съ…
Грядкина. Пусти, пусти… и впрямь тутъ кто-то хоронится. (Поднимаетъ салфетку стола.) Любезный человѣкъ, выдь на свѣтъ Божій… тебѣ, чай, душно тамъ…
Палашка. Ой, матушки, убьетъ… убьетъ, убьетъ, зарѣжетъ.
Грядкина. (Палашкѣ.) Полно кудахтать! тебѣ говорятъ… (Блесткину.) Выходи, что-ль!.. ишь тебѣ тамъ полюбилось. (Блесткинъ вылѣзаетъ смущенный.) Что ты за человѣкъ?
Блесткинъ. Я… я… женихъ…
Грядкина. Женихъ?.. подъ столомъ-то сидючи, женихъ?!, чей же ты женихъ?
Блесткинъ. Вотъ ихній…
Дуня. (Смущенно.) Мой, тетя.
Грядкина. Ну, матушка, плохо ты жениха милуешь — принимаешь, коли подъ столъ его сажаешь.
Палашка. Энто что! у насъ однова Аграфена свово жениха въ печь посадила… вотъ смѣхи-то.
Грядкина. Молчи! не суйся.
Блесткинъ. Это, наконецъ, невыносимо! я не ногу больше… я не хочу терпѣть!!!
Дуня. Что-жь это такое!!.
Грядкина. Тише… чего вы сумбуръ такой подняли!..
Блесткинъ. Чего? чего?.. Это просто мученье… Когда онѣ лѣтомъ въ деревнѣ жили, мнѣ Людмила Александровна сама дала слово, что выдастъ Дуню за меня… Я у нихъ по цѣлымъ днямъ жилъ, какъ женихъ!.. А въ городъ сюда къ осени переѣхали, все вверхъ дномъ пошло!..
Грядкина. Отчего такъ?
Блесткинъ. Оттого что любезной маменькѣ на старости лѣтъ блажь пришла… Вонъ канцеляристъ Стронскій за ней ухаживать началъ, такъ она и вообразила, что молода стала… И Дунюшка теперь дитятей сдѣлалась… Рано ее выдавать замужъ!
Грядкина. Ишь ты храбрости подъ столонъ-то набрался!..
Блесткинъ. (Трагически.) Да что вы все столомъ меня корите!.. Я подъ столъ полѣзъ изъ любви! — изъ любви, понимаете!
Грядкина. Не грози, пожалуйста.
Дуня. Тетушка, милочка, душечка, вы добрая такая… Помогите намъ: уговорите мамашу, чтобъ она насъ женила…
Грядкина. Вотъ такъ-то лучше.
Блесткинъ. Я вѣдь не на васъ сержусь… Я васъ хоть въ первый разъ вижу, а сейчасъ замѣтилъ, что вы не такая, — вы добрая… Будьте заступницей…
Грядкина. Ну, ну, охъ, пустите… Замучили… Охъ, сиротки вы мои… Такъ, такъ… Все дѣло въ томъ, что сестрица заблажила… Ничего, горю поможемъ.
Блесткинъ. Пуще всего вы этого канцеляриста пѣвуна выпроводите; а тамъ все устроится…
Грядкина. Выпроводимъ, небось…
Блесткинъ. Какъ-же вы это?
Грядкинъ. Тамъ увидишь… Убирайся пока по добру по здорову… Тутъ вѣдь, чай, знаютъ, гдѣ ты живешь?
Дуня. Я знаю.
Грядкина. Я за тобой, когда нужно, пришлю.
Блесткинъ. (Цѣлуетъ ея руку.) Прощайте, прощайте, благодарю васъ.
Грядкина. Куда ты? или ошалѣлъ!
Блесткинъ. Да вѣдь я все въ окно тутъ лазаю, иначе меня не пускаютъ.
Грядкина. Ну женихъ!! Иди въ дверь, ничего; вотъ Палашка за тобой запретъ… Палашка!! (Увидавъ, что Палашка цѣлуетъ зеркало-трюмо.) Смотрите, дура, деревенщина… Не нарадуется на себя, цѣлуетъ… охъ, дура, дура… Палашка!!.
Палашка. Ась!.. Ишь ты, барыня, тамъ-то что…
Грядкина. Бери свѣчу-то, барина проводи.
Палашка. Я, пожалуй, хоть двѣ свѣчки возьму, съ двумя-то веселѣй…
Грядкіяа. (Беретъ свѣчу.) А я спать… устала.
Дуня. (Тоже беретъ свѣчу.) Я, тетечка, съ вами пойду, посмотрю, все-ли вамъ хорошо устроили. (Блесткину.) Теперь тетушка у насъ союзница.. Теперь намъ все удастся… Я тебѣ говорила…
Полно тужить,
Жди терпѣливо,
Надо пока гнѣвъ затаить!
Но ужъ зато
Послѣ счастливо
Будемъ мы жить, какъ никто…
Грядкина. (У двери направо.) Будетъ этому конецъ?
Дуня. Сейчасъ! сейчасъ!..
На сценѣ снова дѣлается свѣтло. КОСТУЕВА входитъ въ элегантномъ утреннемъ костюмѣ, за ней ДУНЯ.
Костуева. (Крайне раздраженно.) Это невозможно! это возмутительно! Твоя тетушка совсѣмъ съ ума сошла…
Дуня. Отчего-же, мамочка?
Костуева. Я всегда знала, что, она чудачка, но никогда не думала, что это можетъ дойти до такой степени… Вчера вечеромъ даже обрадовалась, когда узнала, что она пріѣхала, а она сегодня словно подрядилась безпрестанно меня злить.
Дуня. Чѣмъ, мамочка?
Костуева. Пожалуйста, не притворяйся слѣпой!.. {Полюбуйся на дядюшку! Какое безобразіе… Нарядился какъ какой нибудь фертикъ юноша, коротенькій пиджакъ, воротникъ à l’enfant, въ глазу стеклышко, наивничаетъ… Никогда у него этихъ наклонностей не было; онъ и уменъ, и тактиченъ, и вдругъ!.. Ну что можетъ быть нелѣпѣе шестидесятилѣтняго старика, который молодится!
Дуня. Развѣ ему шестьдесятъ лѣтъ? А я все думала, что онъ только двумя годами старше васъ.
Костуева. Какъ ты смѣешь мнѣ это говорить?.. Если я тоже не первой молодости, такъ, надѣюсь, все-таки веду себя прилично… Я за чаемъ просто со стыда сгорѣла… Тутъ Леонидъ Александровичъ, а дядюшка твой передъ нимъ такъ и коверкается, ловитъ какихъ то букашекъ, божьихъ коровокъ, восхищается луной и звѣздами… А какъ горничная принесла сухари, онъ взялъ ее за руку и сталъ глядѣть на нее такими томно-влюбленными глазами… Съ его-то физіономіей да нѣжничать!..
Дуня. Я не замѣтила.
Костуева. Теперь утащилъ Леонида Ивановича въ болото нарвать незабудокъ. Этотъ бѣдняжка изъ деликатности не отказался… Нѣтъ, если это такъ пойдетъ дальше… и т. д.} Полюбуйся на тетушку, на что она похожа!.. Нарядилась, какъ пятнадцатилѣтняя дѣвочка, коверкается, манерничаетъ… Ну, пристало-ли ей это? въ ея-то годы… И какая ее муха укусила!?. Никогда у ней этихъ наклонностей не было… она и умна, и тактична, и вдругъ! ну, что можетъ быть глупѣе пятидесятилѣтней старухи, которая молодится?!
Дуня. Развѣ она такая старая? а я все думала что она всего двумя годами старше васъ.
Костуева. Какъ ты смѣешь дѣлать такія замѣчанія? какъ ты смѣешь?… Развѣ я одѣваюсь, какъ она, въ пастушьи шляпки, да въ передникъ съ карманами, какъ маленькая дѣвочка? — развѣ я кокетничаю?. Я просто со стыда сгорѣла, когда въ столовую вошелъ Леонидъ Ивановичъ… Не успѣла тетушка съ нимъ познакомиться, какъ начинаетъ глазки ему дѣлать… Съ ея-то физіономіей, кокетничать!..
Дуня. Я не замѣтила.
Костуева. Гдѣ тебѣ замѣтить!.. Онъ, несчастный, корчился, не зналъ, что сказать, куда пойти, а она подхватила его подъ руку и въ садъ гулять потащила… Онъ изъ деликатности не отказался, а она… Нѣтъ, если такъ пойдетъ дальше, я уѣду отсюда она будетъ срамить меня на каждомъ шагу.
Дуня. Что это? Филатъ!..
Костуева. (Оглядываясь.) Это что за маскарадъ?
Филатъ. Я, сударыня, къ вамъ.
Костуева. Я тебя спрашиваю, что это за переодѣваніе? къ чему ты это вырядился?
Филатъ. А такъ, сударыня; потому я… Случай такой… однова въ жизни бываетъ… такъ фракъ я у Микитки… у фиціанта взялъ… Нельзя… Пришелъ просить, буде ваша милость позволите…
Костуева. Что, что такое?
Филатъ. Жениться хочу вотъ на Палашкѣ… (Палашка быстро яажняаетъ ротъ рукою.) Ты чего вертишься дура, — стой смирно… Позвольте, сударыня, мнѣ на ей жениться… Для этого вотъ и пришли къ вамъ.
Костуева. Да что, чума что-ли на васъ какая? что вы всѣ здѣсь головы потеряли?
Филатъ. Зачѣмъ терять! голова тута, на мѣстѣ; а ужь коли такіе годы подошли, что жениться пора, да ужь и все другое… Къ случаю такъ… Позвольте, сударыня…,
Костуева. Какіе годы?.. Что такое — къ случаю?…
Филатъ. Такъ ужь, обстоятельства… До необходимости мнѣ теперь жениться надо… Безъ женитьбы никакъ нельзя.,
Костуева. Какія обстоятельства?.. Что такое?
Филатъ. Самоваръ купилъ… Фалеторъ отъ купца отъ Чуркина отходилъ, такъ самоваръ дешево продавалъ, я его и купилъ… Ну, теперь самоваръ есть, такъ какъ же безъ жены?..
Костуева. Вотъ еще новости!!
Филатъ. И то думаешь: теперь я какъ есть круглая сирота… Ни папаши у меня, ни мамаши; встаю утромъ, что за человѣкъ? — все чужіе; и побить некого, своего то есть, ближняго… А тутъ все-жь таки жена .[5].
Выду-ль я на улицу,
Гляну-ль на народъ,
Сердце горемычное
Такъ вотъ и замретъ:
Ходитъ пѣтухъ съ курочкой,
А съ гусыней гусь,
Свинка съ поросятками, —
Я-жь одинъ томлюсь.
Всякая скотинушка
Тѣшится семьей,
Я же, сиротинушка,
Словно проклятой.
Маменька скончалася,
Умеръ и отецъ,
Мнѣ одно осталося
Только подъ вѣнецъ.
Костуева. Уйдите вы, оставьте меня въ покоѣ. (Дунѣ.) Что ты смѣешься! что-жь тутъ смѣшнаго? старый дуракъ изъ ума выжилъ, а она смѣется.
Филатъ. Сударыня, никакой нѣтъ возможности безъ женитьбы… Какъ вамъ будетъ угодно, — безъ эвтого нельзя… Полтинникъ фиціанту заплатилъ, фракъ на прокатъ взялъ… все для эвтого… И таперича Палашка тоже согласна… (Палашка не можетъ дольше выдержать, фыркаетъ, причемъ оказывается, что у нея былъ полонъ ротъ воды.) Ахъ ты глупая! — говорилъ, держи ротъ крѣпче…
Палашка. Никакъ, тятенька, не могу; оченно ужъ смѣшно… (Хохочетъ.) Экого я себѣ парня выбрала молодца… Краше во всей Рассеи нѣтъ… Барыня, а?
Костуева. Да вы, кажется, всѣ тутъ пришли издѣваться надо мною?!. Вонъ пошли! вонъ!.. Слышите, вонъ!!. О, Господи! что же это такое!
Грядкина. Что такое? что за шумъ?.. Leonidas, pardonnez… Чего ты сердиться, ma sœur?
Дуня. Да вотъ Филатъ пришелъ… Проситъ позволенья жениться на Палашѣ, а мама не позволяетъ.
Грядкина. Ахъ, это прелестно!.. Leonidas, не правда-ли, это прелестно!.. Я согласна… женись, Филатушка, женись, пора тебѣ остепениться… Не все же молокососничать-то… О! ma sœur, ты согласишься… Я упрошу сестру, она будетъ у тебя, Филатушка, посаженной матерью… А свадьбу я устрою на свой счетъ… Чтобы балъ былъ, непремѣнно балъ, я обожаю танцы… Leonidas, мы будемъ вмѣстѣ танцевать? не такъ-ли?.. Тра-ла-ла…
Костуева. (Тихо Дунѣ.) Смотри, ради Бога, — твоя тетка совсѣмъ одурѣла.
Грядкина. Отчего же, ma sœur, ты не соглашаешься?
Филатъ. Мнѣ безъ женитьбы теперь никакъ невозможно.
Палашка. И думать нельзя… какъ мнѣ теперь эвтакого красавца упустить.
Костуева. Да что-жь я, не хозяйка, что-ли, въ моемъ домѣ?! я вамъ говорю: вонъ пошли!!
Грядкина. Ступайте, ступайте, я за васъ попрошу. (Филатъ и Палашка уходятъ.) Я не понимаю, что ты имѣешь противъ этого брака, ma sœur?.. я не могу равнодушно видѣть, когда любящія сердца стремятся другъ къ другу…
Стронскій. (Смѣясь.) Что говорить! это была-бы свадьба хоть куда… связался старый чортъ съ младенцемъ.
Грядкина. Старый, старый… Leonidas… съ чего вы взяли, что онъ старъ?.. онъ всего на десять лѣтъ старше меня и сестры Людмилы… такъ вѣдь, милочка?
Костуева. Я не привыкла считать года… и что то, Анюта[7], за дурачество!! прошу тебя, перестань!.
Грядкина. Ты раздражена сегодня чѣмъ-то… Ну, хорошо, не будемъ говорить объ этомъ сегодня… я такъ счастлива, такъ счастлива… Ахъ, Leonidas — вы не знаете, какъ я ихъ люблю, — и сестру, и ея Дуню… Вѣдь Дуня выросла на моихъ рукахъ… Давно-ли, кажется, я ее вотъ этакой помню, а посмотрите, теперь какая большая.
Костуева. (Не безъ злобы.) Ужасно большая, ужъ это правда… растетъ просто не по лѣтамъ.
Грядкина. Именно, что ужасно растетъ… убійственно растетъ… и зачѣмъ ты такъ растешь? зачѣмъ? зачѣмъ?.. ребенку всего двадцатый годокъ пошелъ, а гляди, какъ она вытянулась?!
Костуева[8]. Сестрица! Анюта!
Грядкина. Но мнѣ кажется, ты сама отчасти тому виновата, ma sœur… ты Дуню совсѣмъ не такъ одѣваешь, какъ нужно, — это платье ее старитъ… ты ужъ меня извини, сестрица, но у меня съ утра призвана портниха и шьетъ ей другое платье, по ея годамъ… Да что тамъ шить, просто только сметать, неужели до сихъ поръ не готово?.. Пойдемъ, Дуня, пойдемъ, она вѣрно ужь кончила… переодѣнься.
Костуева. Анюта, что ты еще затѣваешь!
Грядкина. Ничего, ничего… ты увидишь, какъ это будетъ мило, прелестно, восхитительно!!. Пойдемъ, пойдемъ…
Стронскій. Наконецъ-то мы одни… Людмилу Александровна…
Костуева. Ахъ, перестаньте… совсѣмъ я не такъ настроена, чтобъ разговаривать обо всѣхъ этихъ…
Стронскій. Вы сердитесь, дорогая?.. на что?.. на кого?.. на меня?
Костуева. Да нѣтъ… меня сердитъ сестра. Вы, можетъ быть, думаете, что она искренно такъ ломается? — ничуть не бывало… она слишкомъ умна для этого… это у нея напускное, это съ цѣлью, и я начинаю понимать, что она этимъ хочетъ сказать.
Стронскій. (Подсаживаясь къ ней, нѣжно.) Что-же? Что же? скажите, свѣтлая душа…
Костуева. Оставьте мои руки… я васъ еще за вчерашнее хотѣла побранить…
Стронскій. За что?
Костуева. За кулисами цѣлуете мнѣ тайкомъ руки. Въ какое положеніе вы меня ставите? что если-бы кто нибудь замѣтилъ?..
Стронскій. Что-же мнѣ дѣлать?.. я люблю васъ!..
Костуева. Ахъ, вы всѣ тутъ меня съ ума сведете, право…
Стронскій. Господи Боже мой!!. что-жь тутъ такого ужаснаго!?. и чего вы колеблетесь?.. вы же сами сказали, что не оттолкнете меня… вы мѣняетесь, какъ бурное небо… Зачѣмъ? зачѣмъ?.. что васъ останавливаетъ?..
Костуева. Я не должна… все это глупости…
Стровскій. Неужели вы не вѣрите моей любви?!.
Костуева. (Отрывая руку, тихо ему.) Будьте сдержаны…
Палашка. Сударыня… вотъ энто вамъ баночка. (Ставитъ на столъ.) А вотъ энто вамъ пузырекъ.
Костуева. Что такое?..
Палашка.[9] Барыня прислали… отъ сестрицы, значитъ, въ подарокъ…
Костуева. Подарокъ?
Палашка. Да-съ, это у нихъ въ прошлое воскресенье жидъ въ деревню пріѣзжалъ и привезъ, — румяна и бѣлила… самыхъ первыхъ сортовъ… говоритъ, въ Москвѣ такихъ не сыскать.
Костуева. (Вставая, про себя.) Опять этотъ упрекъ! — (Громко.) Возьми, милая, эти подарки, снеси назадъ своей барынѣ… скажи, что мнѣ всего этого не нужно.
Палашка. Эво-ся!! — что-жь такъ?
Костуева. Ступай.
Палашка. Какъ вѣдь угодно… мнѣ что!..
Костуева. (Въ негодованіи ходитъ, про себя.) И чего она отъ меня хочетъ?.. отчего мнѣ не даетъ дѣйствовать, какъ мнѣ угодно? это тиранія!.. это тиранія!..
Стронскій. Людмила Александровна, — я вишу, вы сегодня совсѣмъ не въ духѣ… какъ были вы любезны, снисходительны вчера, такъ строги сегодня…
Грядкина. (Входя.) Ma sœur, ma sœur, отчего ты не хочешь брать?.. Ты думаешь, румяна не хороши? (Спохватись.) Ахъ! совсѣмъ забыла, что Leonidas здѣсь и ты его конфузишься… Pardon, pardon, ma chère… я сейчасъ все дѣло поправлю… Leonidas!.. вы, пожалуйста, не подумайте, что сестра бѣлится и румянится…
Стронскій. Я не думаю…
Грядкина. Это я ей хотѣла подарить румяна и бѣлила для спектакля… Когда играешь на сценѣ, необходимо румяниться и бѣлиться; а вы думали, что она всегда румянится?.. (Хлопая его вѣеромъ.) О, наивная душа!! мы еще совсѣмъ не такъ стары, чтобы это дѣлать.
Стронскій. Я… право…
Грядкина. Это для спектакля, для спектакля и не смѣйте воображать… Когда-же у насъ спектакль?.. мнѣ вчера все Дуня разсказала… вы играете «Горе отъ ума» и очень кстати, что я объ этомъ вспомнила… Знаете что?.. я тоже буду у васъ играть… я требую себѣ роль…
Костуева. (Озлобленно.) Всѣ роли заняты…
Грядкина. Неужели всѣ, это невозможно! {У меня большой талантъ къ сценѣ; какъ-же вы будете играть безъ меня?..
Стронскій. А что вы думаете, Людмила Александровна, у насъ князь Тугоуховскій плохъ…
Грядкинъ. Что? что? вы хотите, чтобъ я игралъ князя Тугоуховскаго, этого старика! эту развалину?.. да вы съума сошли, merci… Я требую, чтобъ вы для меня поставили сцену изъ Ромео и Юліи, — сцену въ саду… Знаете, это любовное объясненіе, вдвоемъ… я буду Ромео… Ночь! кругомъ цвѣты, благоуханіе… Юлія на балконѣ… Юлія говоритъ мнѣ: О, ты моя птичка! я-бы хотѣла держать тебя на веревочкѣ… а я ей посылаю воздушные поцѣлуи… (Дѣлаетъ ручкой.) и говорю… (Нѣжно.) О, Юлія моя, заря затрепетала!.. и солнца лучъ глядитъ на небесахъ!!.. что-то въ этомъ родѣ…
Костуева. Братъ, Карпъ Александровичъ, ты рѣшительно хочешь вывести меня изъ терпѣнія…
Грядкинъ. Что? что? смотрите, ужь ссориться начинаетъ со мной! — когда я такъ ее люблю… (Наступая,) Ты думаешь, можетъ быть, что я слишкомъ старъ для Ромео?.. вѣдь ты-же играешь Софью!.. или, можетъ быть, ты меня считаешь бездарнымъ?!
Костуева. Я тебя прошу…
Грядкинъ. (Горячась.) Она меня проситъ!. — о чемъ ты просишь? о чемъ ты можешь просить?.. чтобъ я не игралъ? Такъ позволь тебѣ сказать, сестрица, что я совсѣмъ не бездаренъ; нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!.. это въ тебѣ зависть: ты не хочешь, чтобы всѣ обратили вниманіе, на меня, въ спектаклѣ…
Костуева. Братъ, я…
Грядкинъ. Знаю, знаю, что ты, скажешь… но ужъ извини; если говорить прямо; я даже могу пѣть, у меня прекрасный теноръ, а у тебя голосъ дребезжитъ какъ старыя разбитыя клавикорды пришлаго столѣтія… да, да, пускай вотъ. Леонидъ будетъ, судьей… слушайте…
Стронскій. Позвольте, я…
Грядкинъ. Смирно!!.. слушайте…
Богъ прости вамъ, вы дитя…
Но вы жизнь мнѣ отравили,
Сердце вырвали шутя!..
Примѣч. Здѣсь нарочно поставленъ не цѣлый номеръ, а только четыре строки, которыя должны быть пропѣты безъ всякаго акомпанимента; тогда какъ при исполненіи женской роли, Грядкиной, поется полный номеръ съ оркестромъ.
Костуева. (Про себя.) Господи! неужели онъ въ самомъ дѣлѣ рехнулся?!
Грядкинъ. Ну, сестрица, попробуй теперь ты спѣть что нибудь…
Костуева. (Съ ужасомъ, тихо Стронскому.) Я рѣшительно начинаю бояться за него…
Дуня. (Выглядывая въ дверь) Дядя, я не могу.
Грядкинъ. (Втаскивая ее за руки.) Вздоръ, вздоръ, иди, иди… вотъ это твой настоящій костюмъ.
Дуня выходитъ и т. д.} Ты играешь Софью, онъ Чацкаго, я этихъ ролей себѣ и не прошу… но, ради Бога, дайте мнѣ какую нибудь роль… я умру, если вы мнѣ не дадите роли… я хочу веселиться, я хочу жить, какъ вы… Чацкій, Леонидъ, просите за меня, умоляю… я вамъ дамъ поцѣловать мою ручку.
Стронскій. А что вы думаете, Людмила Александровна, вѣдь можно, — ей Богу… прекрасная мысль… графиню-бабушку ваша сестрица сыграетъ превосходно.
Грядкина. Графиню-бабушку! — да вы съ ума сошли… развѣ я гожусь въ бабушки?.. я хочу играть Лизу, Лизу… вотъ это моя роль!!.. Ахъ, какъ я превосходно сыграю Лизу…
Она къ нему, а онъ ко мнѣ.
Одна лишь я любви до смерти трушу;
А какъ не полюбить буфетчика Петрушу!
Костуева. Анюта, ты рѣшительно хочешь вывести пени изъ терпѣнія.
Грядкина. Что? что? смотрите, она ужъ ссориться начинаетъ… со мной!! когда такъ ее люблю… (Наступая.) Что-жь? ты думаешь, я слишкомъ стара для роди Лизы?.. Вѣдь, ты-же играешь Софью!.. или, можетъ быть, ты думаешь, что ты: талантлива; а я бездарность?
Костуева. Я тебя прошу….
Грядкина (Горячась.) Она меня проситъ!.. о немъ ты просишь? о чемъ ты можешь меня просить? — чтобъ я не играла?.. такъ позволь-же тебѣ сказать, сестрица, что я совсѣмъ не бездарность, нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ, а это въ тебѣ зависть… ты не хочешь, чтобы всѣ обратили вниманіе на меня въ спектаклѣ…
Костуева. Сестра, я…
Грядкина. Знаю, знаю, что ты скажешь… но вотъ пусть Leonidas рѣшитъ это… мы пойдемъ на конкуренцію… пускай онъ рѣшитъ, кто изъ насъ талантливѣе… Садись, сестра, садитесь, Леонидъ… (Грозно.) Садитесь, говорятъ вамъ, — и смирно…
Костуева. (Про себя.) Господи! неужели она въ самомъ дѣлѣ рехнулась…
Грядкина. (Отходитъ въ глубину, потомъ идетъ оттуда, торжественно понуривъ голову, и поетъ изъ «Прекрасной Елены», музыка Оффенбаха.)
О Адонисъ, о ты, Венера!
Я вамъ молюсь, я славлю васъ!
Увы! давно святая вѣра
Въ любовь и страсть угасла въ насъ.
Услышь ты насъ, Венера, услышь насъ, богиня…
Услышь, богиня, насъ!
Всѣ мы жаждемъ любви, это наша святыня, и т. д.
Ну, сестрица! теперь ты… не угодно-ли намъ представить какую нибудь сцену.
Костуева. (Съ ужасомъ, тихо Стронскому.) Боже милосердый… знаете, я начинаю бояться, что она въ самомъ дѣлѣ съ ума сошла…
Дуня. (Выглядывая въ дверь.) Тетя, я не могу…
Грядкина. (Вытаскивая ее за руки.) Вздоръ, вздоръ, иди, иди… вотъ это твой настоящій костюмъ.
Костуева. (Вспыливъ.) А! такъ комедія еще не кончена… и ты туда-же… ну, тебѣ-то, матушка, я не позволю надъ собой издѣваться!!.
Грядкина. (Заступаясь за Дуню.) Оставь дитя, не тронь… ты объ ней, матушка, не заботишься, ты все по баламъ, да по вечерамъ, — да театры устраиваешь, такъ хоть тетушка объ бѣдняжкѣ подумала, игрушку купила… Ничего, Дунюшка, играй, малюсинька; когда-же и поиграть, какъ не дитей?.. Агу! агу!.. спой мнѣ ладушки, милая!..
Дуня. (Напѣваетъ.)
Ладушки, ладушки
Гдѣ были? у бабушки!
Что ѣли? кашку!
Что пили? бражку!
Кашка сладенька,
Бражка пьяненька,
Шу! шу! шу!.. полетѣла, полетѣли на головку сѣли…
Грядкина. А, дусеньва, какъ ты это мило дѣлаешь. (Подражая ей.) Шу! шу! шу! полетѣли, полетѣли на головку сѣли!!.
Стронскій. (Разсерженно.) Оставьте меня, сдѣлайте милость…
Грядкина. Ну вотъ!… Нельзя его и тронуть, чтобъ дитя немножко повеселить!!..
Костуева. Я вижу, сестра Анна Петровна, что мнѣ прядется отсюда уйти, потому что ты рѣшилась выжить меня изъ моего собственнаго дома…
Грядкина. Я тебя выживаю!? Господи, чѣмъ-же?
Костуева. Я очень хорошо понимаю, для чего разыгрывается вся эта комедія… это насмѣшка надо мной!!, ты хочешь сказать, что мнѣ надо въ старухи записаться, надѣть трехъ ярусный чепецъ да грязный капотъ и не показываться на свѣтъ божій…
Стронскій. Но по какому праву вы тутъ разыгрываете гувернантку?.. Людмила. Александровна свободна въ своихъ поступкахъ… хоть бы она даже влюбилась! хоть бы замужъ вышла… вамъ что за дѣло?..
Грядина. Ужъ не за тебя-ли замужъ?
Стронскій. Хоты бы и за меня…
Грядкина. (Поднимая надъ нимъ руки.) Шу! шу! шу! полетѣли, полетѣли… на головку сѣли.
Стронскій. (Сторонясь за Костуеву.) Оставьте меня, говорятъ вамъ!!.
Пашниковъ. (Входя.) Мое почтеніе всей компаніи.
Дуня. Ай, тетя, гости… я убѣгу..
Грядкина. Ничего, спрячься за меня.
Пашниковъ. А! вы здѣсь, Леонидъ Ивановичъ! васъ то мнѣ и надо… Извините, Людмила Александровна, дѣло важное, не терпитъ отлагательства… и потому я рѣшился…
Стронскій. Что такое?
Пашниковъ. Я васъ искалъ по всему городу, милостивый государь… я пришелъ вамъ сказать, что если вы сами обманщикъ, такъ вы не имѣете права всѣхъ мѣрить на свой аршинъ.
Грядкина. Вотъ кстати.
Стронскій. Что вы? что вы?
Пашниковъ. Что? что?.. вы тутъ ухаживаете За Людмилой Александровной, потому что она богата… деньги выманить у нея собираетесь, а сами ее за глаза браните и надсмѣхаетесь надъ ней… и про меня распускаете такіе же слухи, будто я къ Лучницкой…
Стронскій. (Ему тихо.) Да перестаньте, ради Бога, съ чего вы взяли…
Пашниковъ. (Такъ-же.) Ничего, ничего, я вѣдь не сержусь, я только васъ хочу поссорить…
Стронскій. Тьфу!.. зачѣмъ?
Пашниковъ. (Такъ-же.) А видите-ли: его превосходительство очень недовольны, что въ нашемъ спектаклѣ Софью играетъ Людмила Александровна, а не его почтмейстерша… они мнѣ приказали, чтобъ этотъ спектакль разстроился непремѣнно… ну вотъ, я васъ поссорю, спектакль и разстроится… я для начальства на все готовъ.
Грядкина. Гляди, гляди на твоего миленькаго, такъ его и коробитъ… шептаться сталъ…
Стронскій. (Громко.) Послушайте, Людмила Александровна, что онъ говоритъ! онъ лжецъ… онъ нарочно хочетъ насъ только поссорить, чтобъ нашъ спектакль не состоялся…
Пашниковъ. А! если такъ!.. Ты меня выдавать сталъ, такъ вѣдь у меня есть и доказательства!
Стронскій. Какія доказательства?
Пашниковъ. (Вынимая письмо.) Письмо, въ которомъ ты у меня просилъ взаймы двадцать пять рублей…
Стронскій. (Въ сильномъ негодованіи.) Ну, спасибо…. Не ожидалъ отъ тебя… Это тебѣ даромъ не пройдетъ.
Грядкина. Стой! стой! Палашка, держи его! Филатъ!
Пашниковъ. Послушайте-ка, я вамъ почитаю: «Старая дура, Костуева… Pardon, слова не выкинешь… Костуева, все больше объ амурахъ толкуетъ и пока денегъ просить совѣстно… Ради Бога, дай 25 рублей въ займы; если женюсь, сорокъ отдамъ. Твой Леонидъ Стронскій».
Костуева. Уйдите, уйдите, ради Бога, я отъ всей этой передряги въ постель слягу…
Грядкина. Вотъ ангелъ спаситель! какъ онъ кстати къ намъ съ небеси свалился.
Пашниковъ. Я для начальства въ огонь и въ воду… Простите великодушно, Людмила Александровна… Мое почтенье-съ.
Костуева. Люди, слуги… Раздѣньте меня, уложите меня… (Дуня бѣжитъ къ ней.) Поди прочь отъ меня, ты тоже противъ меня…
Грядкина. Полно, полно, сестра, не сердись… Брось это манерничанье-то, — веселиться давай, радоваться на дѣтокъ на своихъ… Дуня… Гдѣ у тебя женихъ-то?.. Не подъ столомъ-ли гдѣ здѣсь спрятанъ по вчерашнему?
Дуня. Тсс! тетя, что вы!!.
Грядкина. Палашка!! Палашка!! (Палашка вбѣгаетъ.) Тащи сюда жениха-то вчерашняго.
Палашка. (Въ дверяхъ.) Пожалуйте-съ… Нейдутъ, боятся…
Грядкина. Ахъ ты лыцарь, воитель… Иди, иди…
Блесткинъ. (Входя, Костуевой.) Простите меня, Людмила Александровна.
Костуева. Въ чемъ?.. Напротивъ, я тутъ должна оросить прощенія, что сдѣлалась дура дурой… У всѣхъ должна оросить, у всѣхъ…
Грядкина. Ахъ, сестра, ахъ, — все еще сердится… Ну, полно, помирись; женимъ ихъ и разговору будетъ конецъ.
Костуева. Анна Петровна, съ этого надо было и начать, а не насмѣхаться и не выставлять меня на посмѣшище… Я противъ Блесткина ничего не имѣю, я ужъ давно дала свое согласіе на ихъ свадьбу… Прямо бы и говорили, что вы этого добиваетесь.
Блесткинъ. Ну, скажите ради Христа!.. А когда я три недѣли тому назадъ заговорилъ объ этомъ, меня выгнали вонъ.
Дуня. Тсс! ни гугу!..
Костуева. По крайней мѣрѣ; не позволяли-бы лакеямъ надо мной смѣяться, а то вонъ эта дѣвчонка до сихъ поръ зубы скалитъ…
Грядкина. Палашка!.. Ахъ, ты сорванецъ, да какъ ты смѣешь!? Постой-же, мы тебя и взаправду за Филата замужъ отдадимъ, коли ты…
Палашка. (Реветъ). Уа!.. Вы мнѣ сами приказывали…
Дуня. Не плачь, не плачь, вѣдь съ тобой шутятъ. Перестань-же, вотъ я тебѣ барана подарю.
Блесткинъ. Когда-же свадьба?
Грядкина. Ишь ты, лыцаръ, прыткій какой!..
Блесткинъ. Довольно я намучился… по окнамъ-то…
Грядкина. Молчи! слушай другихъ! твоя рѣчь впереди… Сейчасъ всѣ соберемся — и завтра въ Москву, а тамъ черезъ недѣлю васъ и повѣнчаемъ… Такъ-ли, сестра?..
Костуева. {Костуева. (Хочетъ уйти.) Дѣлайте, какъ хотите…
Грядкинъ. Нѣтъ, нѣтъ, сестра безъ злобы!
Леди, мы съ тобой шутили!..
Грядкинъ, Блесткинъ и Дуня. (Падая на колѣни.)
Ты прости намъ, будь добра!
Костуева. (Смѣясь.) Хорошо, хорошо, перестаньте школьничать.
Грядкина. Какъ къ чему? какъ?
Услыши насъ, Венера, услышь, богиня, насъ!..
Всѣ мы жаждемъ любви, это наша святыня…
Костуева. (Смѣясь.) Хорошо, хорошо!.. Только перестаньте школьничать.
- ↑ Романсъ «Безумная» — музыка Дерфельда.
- ↑ Музыка А. Даргомыжскаго «Петербургскія серенады» № 4, литографія Брисова.
- ↑ На музыку Деккеръ-Шенка, куплеты: Voilа le chiendent, изд. Іогансена. № 7.
- ↑ Какую я тебѣ, Дунюшка, Палашку привезъ… посмотрѣть смѣху подобно… Присталъ ко мнѣ нашъ кузнецъ деревенскій: возьми у него дочь въ городъ… тамъ, говоритъ, ее къ мѣсту пристроите, чтобъ деньги заработывала. Ну, упросилъ. Можетъ, она вамъ въ хозяйствѣ понадобится… красная, да здоровенная такая… а то кому изъ знакомыхъ порекомендуй; дѣвка честная, работящая… (Кличетъ) Палашка!! Палашка!!, и т. д.
- ↑ На музыку: Не шей ты мнѣ, матушка.
- ↑ Входитъ Грядкинъ подъ руку со Стронскимъ. Онъ одѣтъ эксцентрично-молодо (свѣтлое платье, ярко красный шелковый галстухъ, на соломенной шляпѣ приколоты цвѣты, въ глазу стеклышко, въ рукахъ хлыстикъ и пучекъ незабудокъ). Всю сцену онъ ведетъ каррикатурно-молодясь. Разница между исполненіемъ женской и мужской роли въ этомъ дѣйствіи заключается въ томъ, что женская роль должна быть ведена оживленно, съ милой улыбкой, съ дѣтской наивностью. (Грядкина все время представляетъ веселую баловницу дѣвочку), мужская же роль съ оттѣнкомъ томности, напускной экзальтаціи. (Грядкинъ хочетъ изобразить каррикатурно-мечтательнаго влюбчиваго юношу, искусственно-поэтическую натуру.)
- ↑ Карпъ Александровичъ.
- ↑ Братъ! Карпъ Александровичъ.
- ↑ Баринъ прислалъ… отъ братца, значитъ, подарокъ.