Славяне, одно из индо-европейских племен, обнимающее ряд народов и народностей, сохраняющих при всем различии языков и культуры столь много общих особенностей в языке и быту, что не может быть сомнения в их родстве между собой. На этой, главным образом, языковой близости славянства основано и сознание славянских народов в необходимости политического и культурного сближения, т. наз. идея славянской взаимности (см. ниже).
Состав и численность. Славянское племя составляют народы: 1. Русский, разделяющийся на три народные группы: великоруссов, малоруссов (украинцев) и белоруссов. 2. Польский, к которому относятся, по всей вероятности, кашубы. 3. Чешский, к которому принадлежат и словаки. 4. Лужицко-сербский. 5. Сербский, разделяющийся на сербов и хорватов. 6. Словенский. 7. Болгарский. Общая численность славянства может быть определена при разновременности переписей и при невозможности точного подсчета населения в некоторых местностях (напр., прежних турецких провинциях) лишь очень приблизительно: вероятно, между 140 и 150 милл. человек (по Флоринскому, „Славянское племя“, к концу 1906 г. было 148.521 т., по Нидерле, „Обозрение современного славянства“ — 136.500 тыс. в 1900 году). Составители сборника, посвященного обозрению славянской культуры („Slovanstvo“), полагают даже, что в 1912 г. численность славянства достигала 155 милл. По их же указанию, сравнительно интенсивный прирост населения среди славянских народов обязан своим возникновением не столько большей плодовитости С., сколько большему числу заключаемых у них браков. Большая часть С. придерживается православного вероисповедания (русский, сербский и болгарский народы), далее идут приверженцы католической церкви (поляки, чехи, словинцы, хорваты, 7/10 словаков, около 10 тыс. лужичан протестанты (большая часть лужичан, часть словаков, чехов и познанских и силезских поляков). Большая часть галицких и венгерских малоруссов, часть словаков и буковинских малороссов принадлежат к униатскому обряду. Наконец, около ½ милл. сербов и болгар — магометане.
Антропологический тип. Среди современного славянства преобладает тип умеренно короткоголовый, особенно среди чехов, хорватов и сербов; длинноголовый тип становится чаще по мере приближения к Карпатам, тогда как средний тип преобладает в средней России, в Белоруссии и в Польше. Что касается цвета волос, то темный тип более обычен среди чехов, словенцев и южных С., тогда как у русских и поляков значительно преобладает светлый цвет волос. „В направлении к северу и востоку уменьшается короткоголовость, а вместе с тем в еще больших размерах уменьшается и темный тип. Там и сям встречаются отдельные небольшие районы, которые противоречат этому правилу, но самое правило установлено с полной точностью“ (Нидерле в первом томе своих чешских „Славянских древностей“, где приведена и обширная литература, относящаяся к антропологическому типу славянства). Первоначальный тип С. Нидерле представляет скорее длинноголовым и светловолосым, нежели короткоголовым и темным; остается однако сомнительной самая возможность говорить об общеславянском типе, так как в состав славянского племени должны были, наверное, войти первоначально неславянские народности, лишь впоследствии, хотя бы и в очень раннюю эпоху ассимилировавшиеся с ним по языку и культуре, но сохранившие и свой тип, и свои известные особенности речи и быта.
Славянство среди родственных племен. В настоящее время вопрос о ближайшем языковом родстве С. с германским племенем может считаться решенным в отрицательном смысле; гораздо сложнее вопрос о родственном отношении славянства к литовско-латышской группе народов. Повидимому, его надо разрешить в смысле долгого соседского сожительства народностей, из которых впоследствии образовались С., с одной стороны, и литво-латыши, с другой, при чем необходимо предположить наличность посредствующих языковых групп, из которых часть в дальнейшем ходе передвижений народов исчезла, ушла или ассимилировалась, а другая часть развилась в отдельные самостоятельные языки. Как позже отдельные славянские народы сложились из конгломератов раздробленных племенных единиц, другие части которых вошли в состав других славянских народов (отсюда тожество одних и тех же племенных названий у разных народов), так и в состав первоначального славянства или южно-русского иранства (скифы), или других групп могли входить различные этнические элементы, частью даже не индоевропейского происхождения. Во всяком случае, славянство, как одно целое, ближе всего стоит по языку к балтийской группе (литовцы, латыши, древние пруссы и т. д.), затем к иранской и фракийской, составляя вместе с армянской и индийской (санскритской) одну группу, противопоставляемую кельтам, германцам, италийцам и грекам.
Родина славянского племени должна была лежать где-нибудь неподалеку от места образования перечисленных групп. Для более точного определения ее приходится прибегать к изучению географической номенклатуры, словарного состава славянских языков и свидетельств древних писателей о восточной Европе. Только совокупность этих методов исследования может пролить свет на этот темный вопрос, при чем под родиной племени следует подразумевать ту территорию, на которой мы не находим более древнего населения, нежели данное, и которая в свою очередь является древнейшим, доступным нашему исследованию местопребыванием племени. Родина славянского племени не могла заходить далеко на юг России, к Черному морю, так как занимавшие степную полосу России иранцы, скифы и сарматы едва ли оставили какие-нибудь давние и сильные следы своего соприкосновения со славянами в словаре этих последних, как в словаре финских народов; однако культурных связей с этими иранцами славяне не были лишены, как показывают заимствованные славянами у иранцев слова съто, бог, проникшие из иранских же языков и к финнам. Далеко на восток России С. также не проникали. Об этом свидетельствует отсутствие древнеславянских словарных заимствований в языках финнов, которые занимали среднюю лесную и восточную часть нынешней Европейской России. К западу от финских племен, которые сравнительно поздно разделились на западных и восточных, жили литовско-латышские племена, занимавшие среднюю Россию (приблизительно от Калужской губернии) и тянувшиеся к западу до Немана и Двины и по этим рекам до Балтийского моря. К северу от Припяти и Березины с ними соседили С., которые занимали своими первоначальными поселениями теперешние Волынь, Полесье, Повислье и достигали, вероятно, Балтийского моря, между устьями рек Вислы и Одера. На юге и юго-западе родина славянского племени доходила до Карпатских гор, где С. сталкивались с различными фракийскими племенами и кое-где с кельтами. В северной части своей территории древние С. должны были соприкасаться с германцами, поселившимися на морском побережьи и к западу от Одера. По-видимому, в этих пределах должна была лежать та страна, которая была искони занята С., и потому может называться в условном смысле родиной славянского племени. От кругозора древних греческих и римских писателей эта область была отдалена, так что сведения о С. проникают в географическую литературу очень поздно. Однако через скифов-иранцев, с которыми греческие черноморские колонии вступили в сношения уже в VII в. до Р. X., до эллинского мира дошли кое-какие сведения и о нескифских народностях. Среди этих последних упоминаются к северо-западу от Днепра до верхней части течения Днестра легендарные невры, которых можно с известной вероятностью принять за одно из славянских племен. О них рассказывает в V в. до Р. X. Геродот, затем на несколько веков пропадают всякие известия о С., потому что внимание культурного мира не было обращено на северный варварский мир. Только со времен войн Юлия Цезаря с галлами и последующих стремлений Рима проникнуть в неведомые раньше области Германии опять появляются известия о С., на этот раз под именем венедов. Немецкое национальное название С. до сих пор звучит Wenden или Winden, и так германские народы издревле и доныне называют теперь отдельные славянские народы, прежде С. вообще. Происхождение самого этого названия доныне не выяснено, хотя наиболее вероятно его кельтское происхождение. Современное финское название России Venäjä восходит также к Vened — и указывает на то, что через германскую среду в финский язык проникло название С., хотя, быть-может, уже в древнюю эпоху, предшествовавшую разделению С. на отдельные народы, началось общение между западными финнами и С. От германских купцов, вошедших в сношения с римскими полководцами и доставлявших северные меха и высоко ценимый балтийский янтарь, римская наука узнала о существовании венедов на реке Висле к югу от Карпатских гор и на Балтийском море. В начале I в. по Р. X. была составлена карта путей Римской империи, и на свитке оказались около реки Вислы (Vistula) венеды. Позже Тацит в своем описании Германии упоминает о тех С. венедах, которые грабили германские караваны, шедшие из финских стран на запад, вероятно, с грузом мехов. На всем пути оттуда до самых Карпатских гор эти караваны рисковали встретить бродячих славянских разбойников. В I же веке упоминает о венедах Плиний, во II — Птолемей. Эти писатели дают уже указания на северное поселение венедов у Балтийского моря, так что, как можно думать, в I—II веках по Р. X все или почти все течение Вислы было занято С. После Птолемея наши сведения о распространении славянского племени опять надолго прекращаются, но важной заменой этих сведений являются данные лингвистические, которые показывают, что где-то образовался германский центр, влиявший в культурном и политическом отношениях одновременно на С. западных финнов и литовцев. Все эти народы заимствовали из определенного одного германского центра названия административные (князь), технические (разное оружие), промышленные (названия денег) и т. под. Едва ли это влияние шло с юга России, куда уже в конце II в. по Р. Х. проникли германцы; вероятнее, что готы заняли область к северу от Вислы и поддерживали свою власть над различными народностями средней и северо-западной (отчасти и юго-западной) России с помощью разбросанных здесь административных пунктов-городов, имевших вместе с тем и торговый характер складов меновой и денежной торговли. В традициях германских народов Россия осталась „страной городов“ (gardarikî скандинавцев), и позднейшее варяжское движение должно быть генетически связано с первым готским владением в России. Римский мир не нуждался в знакомстве с Повислием и ничего не знал о С., но они в III—IV в. до Р. Х. уже начинали складываться в отдельные народы и распространяться на юг и на запад. Гуннское нашествие в конце IV в. положило конец готскому владычеству в России. Прямых указаний на то, что гунны захватили в свои полчища и С., мы не имеем, но это представляется вероятным. Во всяком случае, волна великого переселения народов коснулась и С.; они стали занимать области к западу от Вислы и Одера, покинутые германскими племенами, двинулись и в опустевшую Паннонию, и в Чехию, и в Силезию. На этот процесс медленного распространения славянства во все стороны приходится отвести V—VI века. В 527 г. по Р. Х. С., уже успевшие расселиться до Дуная, перебираются на римский берег его и начинают систематические вторжения на Балканский полуостров, которые уже к концу VI в. позволяют им покрыть сетью своих редких и немноголюдных поселений весь полуостров. К тому же времени они достигают на западе Европы берегов Эльбы и переходят через эту реку, доходя даже кое-где до Рейна. В обладании С. оказываются Бавария и Ганновер, Саксония, Альпийские земли Австрии и т. под., где С. живут отчасти самостоятельно, отчасти под властью гвар. В половине VI века славянские анты достигают в своем восточном распространении реки Дона.
Древне-славянский быт. В указанных выше пределах родина славянского племени должна была обладать лесистым и болотистым характером, чем определяется и первоначальный быт его. Скотоводство на более сухих местах среди болот или в степной полосе, земледелие на росчистях, где выжигался лес, отчасти охота, рыболовство, пчеловодство составляли занятия древних С. Поселения их, как это доказал львовский профессор Бальцер, имеют двоякий характер: в области западного распространения славянства представляют довольно обычное явление поселения круговые, с выходом на площадь, лежащую в центре поселка. Но встречаются и здесь поселения уличные, которые единственно известны на всей остальной территории славянства. Это примыкающие одна к другой постройки, вытянутые в одну или две линии. Их происхождение объясняется самым характером вселения С. в новые местности, где приходилось с трудом расчищать пахотную землю. Одиночное поселение отца развивалось постепенно с выделением его сыновей в целый ряд таких поселений, и так возникала деревня, называвшаяся патронимически по имени основателя рода (на ичи, —овичи). Ячмень и просо составляли самые обычные злаки в хозяйстве древнего славянина; из ячменя выделывали пиво с помощью хмеля, с которым познакомились от восточных соседей или тюрко-татарских народов. Благодаря трудам чешского ученого Кадлеца, польского Бальцера и сербских исследователей задруги, в настоящее время может быть признано за установленный факт, что родовая община представляет древнейшую форму славянского быта. Она заключалась в неделимости родового имущества, пока члены рода оставались на местах и не эмигрировали в поисках новых земель. Во главе рода стоял старший (староста, или домачин), который совместно со своей женой руководил всем хозяйством рода; члены рода были связаны между собою обязанностью родовой кровавой мести; общее почитание предка, его слава, и празднества, связанные с культом умерших, составляли соединительное звено. Разросшийся род развивался в племя, организация которого у современных черногорцев сохранила еще весьма много архаических пережитков. Племенем управлял, повидимому, совет старост, но по указаниям различных писателей (начиная уже с имп. Маврикия в конце VI в.), С. знали и племенных вождей, воевод, жупанов, кралей, владык и т. п., которые, однако, правили племенем в согласии с старейшинами родов. Дальнейшее объединение племен в народ совершилось уже в то время, когда славянство расселилось из своей прародины и вступило в виде вооруженных полчищ в борьбу с иноплеменными народами (греками, аварами и т. п.). Византийские писатели VI—VIII века постоянно отмечают приверженность С. к политической свободе, „демократический“ характер их первоначального быта. Этим отсутствием народной организации объясняется и слабость славянского сопротивления завоевателям (готам, гуннам, аварам, болгарам, германцам), и их последующая быстрая ассимиляция с германскими народами, с албанцами, греками и др.
Распространение С. в Западной Европе. Для изучения древнейшего расселения и истории славянского племени в Зап. Европе необходимо исследовать как местные географические названия, являющиеся иногда единственным пережитком прежней славянской колонизации края, так и данные, указывающие на юридический и государственный быт этого населения и историю его германизации. Некогда в герцогстве Люнебургском, в Саксонии, Баварии, Мекленбурге, Бранденбурге и других ныне немецких землях были раскинуты более или менее густой сетью славянские деревни. Немецкая перепись 1890 г. указала в Люнебургском герцогстве известное число людей, кот. назвали своим родным языком вендский (т.-е. славянский). Исследованиями, вызванными этой переписью (ср. А. Мика в Slovan. Prehled, 1903—4), было установлено, что язык люнебургских С. окончательно вымер около половины XVIII в., но тип и формы быта славянского населения в постройке, одежде, обычаях сохранились доныне, и самая область еще носит название Lüneburger Wendland. Это были С. полабские. До самого конца средних веков эти вымиравшие полабские С., окончательно покоренные в конце XII в. германскими государями, играли некоторую роль: еще в 1426 г. упоминается об особой земельной мере — славянском поле. Наиболее новое и строго научное исследование об этих С. на Эльбе принадлежит В. Онезорге („Ausbreitung und Ende der Slawen zwischen Nieder-Elbe und Oder“, Lübeck. 1911). После весьма обстоятельного исследования остатков С. в Мекленбурге, произведенного Г. Витте (H. Witte „Wendisch Bevölkerungsreste in Mecklenburg“, 1905), можно считать доказанным, что еще в конце XIV в. здесь слышался славянский язык, и что кое-где он сохранялся еще в XVI в. Общее количество местных названий славянского происхождения Витте определяет в 775. Еще в конце XIV в. численность славянского элемента достигала тысяч 30; в середине XV в. их язык имел известное распространение и среди немцев. В Саксонии и Баварии славянство окончательно исчезает также довольно поздно: еще в XVI в. С. жили кое-где в городах в отдельных кварталах; но, в общем, XIV в. был тем временем, когда славянский язык и славянские земельные отношения теряют свои права в этих странах. Ср. F. Frank, „Materialien zur Geschichte der Slavenzeit Oberfrankens“. Старшая литература и анализ ее в моей книге „Из истории славянских передвижений“ (1901).
Идея славянской взаимности. Расселение С. и разделение их на отдельные народы произошло так поздно, что сознание своего племенного родства еще живо хранилось у С. в начале их письменности. Наша первоначальная летопись объединяет в одно целое все славянство, зная и о западных, и о южных племенах его; чешская хроника Далимила связывает предания о происхождении католических славянских народов. Распространение крещения из Болгарии к славянским племенам Балканского полуострова и России объединило их новой культурной связью, и православное славянство поддерживало живые отношения до самого падения независимости южно-славянских народов. Уже в X в. русский князь Святослав стремится основать свою столицу в одном из городов Болгарского царства, в истории этого последнего в XIII в. также упоминается князь Святослав русского происхождения. Культурное взаимообщение в православном славянстве шло довольно интенсивно: в Россию шла масса южно-славянских рукописей (ср. А. Соболевский, „Переводная литература Московской Руси XIV—XVII веков“, СПБ., 1903). Со времени освобождения России от татарского ига и подчинения южных С. туркам взоры сербов и болгар обращаются к России. Вел. князь Иван III рисуется в мечтах южного славянства освободителем его, и современные дубровницкие писатели считают объединение русских войск с южно-славянскими во имя освобождения Балканского полуострова от турок делом возможным и даже весьма вероятным. Под именем „деда Ивана“ Россия и осталась в мечтах болгарского народа об освобождении; верил в такую роль России и последний сербский писатель (половины XV в.) Стефан Лазаревич в своем „Пророчестве“. С переходом России от Смутного времени к династии Романовых эти русско-славянские отношения становятся еще интенсивнее, и Россия выступает в качестве признанной покровительницы угнетенного славянства. При царе Алексее Михайловиче в Москву приезжает Юрий Крижанич (см.); Петр Великий вступает в сношения с черногорскими владыками и с далматинскими С.; как на своего царя, смотрит на него порабощенное южное славянство. При Петре переводят книгу М. Орбини (см. Дубровницкая литература). Имп. Елизавета поддерживает начинания, направленные к распространению русской книги среди австрийских сербов, и здесь возникает сербская письменность на славяно-сербском языке, который представляет русский тип церк.-слав. языка с примесями сербизмов. Сербы массами эмигрируют в Россию, где возникают обширные колонии в южной России. С начала XIX в. Россия выступает с вооруженной помощью сербам, восставшим в 1804 г. проти турок. В кружке канцлера Румянцева ведется пропаганда идеи славянской взаимности; сочувствует ей и Шишков, ставши мин. нар. просв., и в 1824 г. в русских университетах учреждаются кафедры славяноведения. В 40-х годах возникает группа славянофилов, в 1867 г. в Москве происходит славянский съезд, в 1877—78 г. Россия ведет войну для освобождения болгар. Общественно-реакционное направление, которое принимает славянофильство в связи с антипольской политикой правительства, отталкивает общественные круги России от интереса к славянству. Попытка придать славянофильству прогрессивный характер в виде неославизма, приведшего в 1908 году к Пражскому съезду, закончилась неудачей: неославизм пал вследствие той же антипольской политики влиятельных кругов 3-й Гос. Думы и премьера П. А. Столыпина. В общем, довольно равнодушно русское общество отнеслось и к Балканской войне 1912—13 г., видя в ней обычную завоевательную войну, сопровождавшуюся с обеих сторон жестокостями. Новое положение вещей на Балканском полуострове, созданное этой войной и необычайным подъемом славянства, застает русское общество чуждым идее славянской взаимности (ср. Панславизм). Не осуществился даже давно задуманный съезд и союз славянских академий.
В истории Польши идея славянской взаимности почти никогда не играла видной роли; только в самом конце XV в. король Казимир Ягеллонович мечтал о создании обширной Ягеллоновской федерации, в состав которой должны были войти Литва, часть Украйны, Польша, Чехия, Венгрия и Прусские земли; на престолах этих земель должны были укрепиться сыновья короля Казимира. Однако уже они разрушили эту идею. Затем, в конце XVIII в., после падения Речи Посполитой, у некоторых писателей (напр., у поэта Трембецкого) слышатся определенные славянофильские тоны: польский народ должен найти поддержку и сочувствие среди славянских братьев. Эпоха романтизма выдвинула образ идеализированного славянства; славянофильство пускает корни и в Варшаве, и особенно в Познани. События XIX в., разверзшие пропасть между Россией и Польшей, сделали невозможным для польского общества восприятие их славянской взаимности, которая так или иначе сводилась к представлениям о политической гегемонии России среди славянства. Но в Польше, особенно в Кракове, под конец XIX в. и в начале XX в. опять усиливается интерес к славянской идее; неославизм получает распространение на короткое время и здесь; в Кракове возникает и успешно развивается славянское общество, а на торжество открытия памятника по поводу 500-летия Грюнвальденского сражения (в июле 1910 г.) собираются представители различных славянских народов. В Чехии славянская идея укрепилась особенно сильно; в традициях чехов была связь с кирилло-мефодиевским богослужением, и в Сазавском монастыре долго держалось богослужение на народном языке. Со времен гуситского движения чехи, пробужденные для национальной жизни и окруженные враждебным им немецким элементом, почувствовали особенно сильно свою связь со славянским миром. Позднейшее усиление России и проникновение в нее европейской культуры заставляет чехов обратить пристальное внимание на восток. Чуждые католической исключительности в большей мере, чем поляки, чехи стремились знакомиться со славянским миром. В конце XVIII в. прохождение русских войск через Чехию пробудило здесь живое чувство своего родства с русским народом, и проникновение этого сознания в массы дало толчок для национального чешского возрождения, которое сразу окрасилось в славянофильские и руссофильские цвета. К 1848 г. идея славянского объединения в пределах Австрии приняла уже такой размах, что для выражения этой идеи главари различных славянских народов Австрии съехались в Праге, где формулировали как идеи славянской культурной взаимности, уже ранее воспетые Колларом в поэме „Дочь славы“, так и известные политические требования национального самоопределения. С этого времени политическая жизнь чешского народа складывается постоянно под углом зрения славянского единения, и идея неославизма, созданного чехами (глав. обр. К. Крамаржем) в 1908 г., и идея более узкого австрославизма (созданная Ригером и Палацким) являются естественными продуктами чешского народного развития: или объединение славянства в пределах Австрии при условии непременного существования этой последней (австрославизм), или объединение всего славянства для совместной культурной деятельности при сохранении ныне существующих государственных единиц (неославизм). Идеи неославизма прошли в 1908—1910 г. через все славянство и вызвали объединение и южного славянства. Вражда между Сербией и Болгарией восходит еще к средним векам и основывалась тогда, как и теперь, на соперничестве за обладание Македонией и политический перевес на Балканском полуострове.
Литература. Кочубинский, „Начальные годы русского славяноведения“ (1888); Францев, „Очерки по истории чешского возрождения“ (1902); его же, „Польское славяноведение конца XVIII в. и первой четверти XIX ст“. (1909); А. Погодин, „Очерки из истории славянской взаимности“. Москов. Еженед. 1910 (здесь литература о славянских съездах); E. Kolodziesczyk, „Z przeszlioci Slawianofilstwa w Polsce“. В журнале Swiat Slowianski. 1911—1912. Фундаментальное сочинение И. Первольфа, „Славяне. Их взаимные отношения и связи“, том II (1888).