Лэди Снируэл. Итак, м-р Снэйк, все напечатано?
Снэйк. Да, милэди; я сам переписывал измененным почерком, так что никто и не догадается, откуда все это идет.
Лэди Снируэл. А что, распустили вы слух о связи лэди Бритл с капитаном Бостол?
Снэйк. Я повел это так тонко, что лучше и желать нельзя. Если все пойдет нормально, то, я думаю, слух достигнет до ушей м-с Клаккит 42в двадцать четыре часа, а уж тогда, вы знаете, — дело сделано.
Лэди Снируэл. Да, это верно: у миссис Клаккит большой талант и много усердия.
Снэйк. Совершенно справедливо, миледи; и до сих пор действовала она не без успеха. По моим сведениям из-за нее расстроилось шесть свадеб, три сына лишились наследства, случилось четыре скандальных побега и столько же арестов, девять супружеских пар разъехались и две развелись. Кроме того, в журнале «Столица и провинция» она печатает происходившие tête-à-tête разговоры людей, которые даже и в глаза друг друга не видели. Я не раз ее на этом ловил.
Лэди Снируэл. Да, конечно, она талантлива, но грубовата.
Снэйк. Совершенно справедливо. Вообще она описывает недурно, язык у ней свободный и смелое воображение; но краски она кладет слишком густо и часто хватает через край. Ей недостает той мягкости колорита, той приятной веселости, какою отличается злословие вашего сиятельства.
Лэди Снируэл. Вы пристрастны, Снэйк.
Снэйк. Нимало. Лэди Снируэл словом или взглядом выразит больше, чем иные подробнейшим описанием, хотя бы на их стороне и была крупица истины. Это всем известно.
Лэди Снируэл. Да, милейший Снэйк; без всякой ложной скромности, я скажу, что удовлетворена своими успехами. В юности и меня ранил ядовитый язык сплетни, и с той поры я не знаю наслаждения выше, чем доводить 43репутацию других до уровня моей собственной.
Снэйк. Это вполне понятно. Но знаете, лэди Снируэл, что касается последнего вашего поручения, то тут, признаюсь, ваши намерения мне не ясны.
Лэди Снируэл. А, это насчет моего соседа, сэра Питера Тизл и его семейства?
Снэйк. Вот, вот! Речь идет о двух молодых людях, для которых сэр Питер со времени смерти их отца был как бы опекуном; у старшего — превосходный характер, и о нем говорят только хорошее; младший — самый распущенный и сумасбродный юноша во всем королевстве; у него нет ни друзей, ни доброго имени; первый — ваш призванный поклонник и, видимо, пользуется вашею благосклонностью; второй влюблен в Марию, воспитанницу сэра Питера, и бесспорно любим ею. При таких обстоятельствах для меня совершенно непонятно, почему бы вам, имеющей после смерти мужа хорошее имя и хорошее состояние, не вступить в союз с человеком, имеющим такую репутацию и будущность, словом — с м-ром Сэрфэсом. И еще более непонятно, почему это для вас так важно расстроить взаимную привязанность его брата Чарльза и Марии.
Лэди Снируэл. Ну, чтобы сразу же объяснить эту тайну, я должна сказать вам, что в моих отношениях к м-ру Сэрфэсу любовь совершенно не при чем.
Снэйк. Нет!
Лэди Снируэл. На самом деле — он 44влюблен в Марию, или в ее приданое. Но он нашел счастливого соперника в своем брате, и ему пришлось замаскировать свои намерения, а также прибегнуть к моей помощи.
Снэйк. И все-таки для меня остается загадкой, почему вы заинтересованы в его успехе.
Лэди Снируэл. Боже, как вы бестолковы! Неужели же вы не можете догадаться о слабости, которую я из стыда до сих пор скрывала даже от вас? Не прикажете ли мне сознаться, что только ради Чарльза, — ради этого гуляки, этого сумасброда, потерявшего состояние и репутацию, — я так беспокоюсь и злюсь? Я всем готова пожертвовать, чтобы только завладеть им.
Снэйк. Ну, вот, теперь ваша тактика мне понятна. Но что же вас так сблизило с м-ром Сэрфэсом?
Лэди Снируэл. Наша взаимная выгода. Я давно разгадала его. Я знаю, что он ловок, себялюбив и зол, короче, это — умный плут, тогда как сэр Питер и все знакомые Джозэфа Сэрфэса считают его чудом ума и доброты.
Снэйк. Да, сэр Питер уверяет, что нет ему равного во всей Англии; особенно расхваливает его, как человека высокой морали.
Лэди Снируэл. Вот этой самой моралью и своим ханжеством м-р Сэрфэс совсем покорил старика, и тот выдаст за него Марию. А у бедного Чарльза нет ни одного друга в доме, но я боюсь, у него сильный друг в сердце Марии,— против нее-то мы и должны направить нашу атаку.
45Слуга. М-р Сэрфес.
Лэди Снируэл. Проси. (Слуга уходит.) Он всегда является примерно в этот час. Не удивительно, что его считают моим любов- видеть[1].
Джозэф Сэрфэс. Дорогая лэди Снируэл, как ваше здоровье? М-р Снэйк, рад видеть.
Лэди Снируэл. Снэйк только что подшучивал над нашей взаимной привязанностью. Пришлось объяснить ему действительные наши намерения. Вы знаете, как он был нам полезен; поверьте мне, он стоит доверия.
Джозэф Сэрфэс. По-моему нельзя даже и сомневаться в человеке, одаренном такой проницательностью и таким вкусом.
Лэди Снируэл. Ну, ну, без комплиментов. Скажите мне лучше, когда вы видели вашу возлюбленную Марию, — или нет: вашего брата?
Джозэф Сэрфэс. Ни того, ни другой я не видел после моего последнего свидания с вами; могу, впрочем, сказать вам, что они не встречались друг с другом. Некоторые из ваших историй хорошо подействовали на Марию.
Лэди Снируэл. Ну, милейший Снэйк, это уж ваша заслуга! А как ваш брат? Дела его все хуже?
Джозэф Сэрфэс. Час от часу. Мне говорили, что вчера опять наложили арест на его 46имущество. Словом, его расточительность и сумасбродство неслыханны.
Лэди Снируэл. Бедный Чарльз!
Джозэф Сэрфэс. Да, несмотря на все его пороки, о нем нельзя не пожалеть. Бедный Чарльз! Если бы я только мог по-настоящему помочь ему! Человек, который оставляет брата своего в несчастьи, даже если тот заслуживает этого своими пороками, — такой человек…
Лэди Снируэл. О, боже, вы, кажется собираетесь читать проповедь! Не забывайте что тут — ваши друзья.
Джозэф Сэрфэс. Вы правы. Я приберегу эту сентенцию для сэра Питера. Как бы то ни было, но ведь это сущее благодеяние — избавить Марию от кутилы, которого если и может кто-нибудь исправить, то разве только особа с такими высокими совершенствами и с таким умом, как у вас.
Снэйк. Мне кажется, лэди Снируэл, сюда идут посторонние. Пойду переписывать письмо, о котором говорил вам. М-р Сэрфэс — ваш всепокорнейший...
Джозэф Сэрфэс. Сэр, свидетельствую вам свое глубочайшее… (Снэйк уходит.) Лэди Снируэл, очень жаль, что вы доверились этому типу.
Лэди Снируэл. Но почему?
Джозэф Сэрфэс. Я не раз заставал его в беседах со старым Раули, который прежде был дворецким у моего отца и, как вам известно, никогда не был мне другом.
Лэди Снируэл. И вы думаете, что он может изменить нам?
47Джозэф Сэрфэс. Нет ничего вероятнее. Верьте моему слову, лэди Снируэл, у этого человека не хватит совести быть верным даже собственной своей подлости. Ах, Мария!
Лэди Снируэл. Мария, дорогая моя, что с вами? Что случилось?
Мария. Этот противный мой поклонник, сэр Бэнджамэн Бэкбайт, только что явился к моему опекуну со своим несносным дядей, Крэбтри. Я ускользнула и прибежала сюда, чтобы не встретиться с ними.
Лэди Снируэл. И это все?
Джозэф Сэрфэс. Если б мой брат был в их компании, может быть, вы бы их так не испугались?
Лэди Снируэл. Не придирайтесь. Мария просто услышала, что вы здесь, — ручаюсь, в этом все дело. Но, дорогая моя, что такое вам сделал сэр Бэнджамэн? Почему вы его так избегаете?
Мария. Мне он ничего не сделал, но я не выношу его языка. Его разговор — это сплошной пасквиль на всех его знакомых.
Джозэф Сэрфэс. Да, и хуже всего то, что нет никакой выгоды быть с ним незнакомым. Он такой же охотник насплетничать про незнакомого, как и про своего лучшего друга; да и его дядя — тоже не лучше.
Лэди Снируэл. Нельзя же так, нужно быть снисходительной. Сэр Бэнджамрн — человек остроумный, и он — поэт.
48Мария. Что касается меня, то, право, остроумие теряет в моих глазах, если оно неразлучно со злостью. Как вы думаете, м-р Сэрфэс?
Джозэф Сэрфэс. Ну, конечно — так! Улыбаться шутке, которая должна уколоть нашего ближнего — это значит быть соучастником злодеяния.
Лэди Снируэл. Ну! Невозможно быть остроумным без некоторой доли злости; в злости вся соль. Как ваше мнение, м-р Сэрфэс?
Джозэф Сэрфэс. Совершенно правильно: если запретить в разговоре насмешку, он непременно покажется скучным и безвкусным.
Мария. Хорошо, я не стану спорить, насколько допустимо злословие; но уж в мужчине-то оно всегда противно. В нас есть тщеславие, зависть, соперничество и тысячи причин ставить ни во что друг друга; но мужчина-сплетник должен обладать трусостью женщины, чтобы решиться на клевету.
Слуга. Миссис Кэндэр ждет внизу. Если у вашего сиятельства есть время, она выйдет из кареты.
Лэди Снируэл. Просите ее войти. (Слуга уходит.) Вот, Мария, особа в вашем вкусе: хоть м-с Кэндэр немного и болтлива, но все согласны, что она добрейшая и превосходнейшая женщина.
Мария. Да, щеголяя своим добродушием и доброжелательством, она делает больше зла, чем явная злость старого Крэбтри.
49Джозэф Сэрфэс. Честное слово, лэди Снируэл, — это верно; всякий раз, как я слышу, что разговор начинает переходить на репутации моих друзей, я больше всего боюсь за них, если их примется защищать миссис Кэндэр.
Лэди Снируэл. — Шш... — вот она!
Миссис Кэндэр. Дорогая моя лэди Снируэл, мы не виделись целую вечность! М-р Сэрфэс, что слышно нового? Впрочем, мне все равно; ведь, я думаю, кроме дурного, ничего не услышишь.
Джозэф Сэрфэс. Именно так. Вы правы, сударыня.
Миссис Кэндэр. А, Мария! Ну, милое дитя, как у вас с Чарльзом? Не вышло дело, а? Да, уж эти его сумасбродства... в городе ни о чем другом не говорят...
Мария. Очень жаль, что им больше нечего делать.
Миссис Кэндэр. Верно, верно, дитя; да ведь рот людям не зашьешь. Мне приходилось слышать, — очень мне надо было это знать! — что ваш опекун, сэр Питер, и лэди Тизл не совсем-то поладили друг с другом. Сознаюсь: мне это было неприятно.
Мария. Удивительная наглость — лезть не в свое дело.
Миссис Кэндэр. Совершенно верно, дитя, но как же быть? Люди вечно болтают — ничего не поделаешь. Вот не далее, как вчера, мне передавали, что мисс Гадабаут убежала с сэром Филигри Флэрт. Но, боже мой, нечего обращать 50внимание на слухи; правда, этот слух идет из верного источника...
Мария. Такие сплетни просто возмутительны!
Миссис Кэндэр. Именно так, дитя, это совершенно неприлично, да, неприлично. Но свет так любит сплетни — никого не пощадит. Ну вот, кто бы мог заподозрить в нескромности вашего друга, мисс Прим? Но люди так злы: они уверяют, будто на прошлой неделе ее дядя задержал ее как раз в тот момент, когда она садилась в Йоркский дилижанс со своим учителем танцев.
Мария. Я ручаюсь, что этот слух не имеет никаких оснований.
Миссис Кэндэр. Ну, да — никаких оснований! Во всем этом, пожалуй, не больше правды, чем в истории насчет м-с Фестино и полковника Кассино, — помните? — об этом говорили прошлый месяц. Впрочем, этот случай так и остался невыясненным...
Джозэф Сэрфэс. Наглость иных клеветников просто чудовищна.
Мария. Это так, но по-моему одинаково виновны и те, кто разносит эти сплетни по городу.
Миссис Кэндэр. Ну, ясно: пересказчики не лучше выдумщиков — это старое замечание и очень верное, но что же делать, скажите на милость? Как помешаешь людям болтать? Сегодня м-с Клаккит уверяла меня, что м-р и м-с Хонимун[2] стали, наконец, настоящими мужем и женой. 51Она также намекнула мне, что некоторая вдова, — она живет на соседней улице, — неожиданно оправилась от своей «водянки» и удивительнейшим образом приобрела прежнюю талию. А по словам мисс Таттл[3] — она своими глазами это видела! — лорд Буффало застал свою супругу в доме довольно-таки неважной репутации; а сэр Гарри Букет и Том Соунтэр[4] дрались на дуэли по тому же поводу. Но, боже мой, неужели вы думаете, что я стану распространять эти сплетни? Нет, нет! Пересказчики, повторяю, не лучше выдумщиков.
Джозэф Сэрфэс. Ах, м-с Кэндэр, если б все были так добродушны и снисходительны, как вы!
Миссис Кэндэр. Откровенно скажу, м-р Сэрфэс, я терпеть не могу, когда на людей нападают за глаза; если даже какие-нибудь некрасивые факты говорят против моих знакомых, то я все-таки предпочитаю думать о них самое лучшее. Кстати, это ведь, надеюсь, не верно, будто бы ваш брат совершенно разорился?
Джозэф Сэрфэс. Боюсь, что его дела и в самом деле очень плохи.
Миссис Кэндэр. Ах, я это слышала… но вы должны передать ему, чтобы он не падал духом: почти все идут к тому же — лорд Спиндл, сэр Томас Сплинт, капитан Квинз и м-р Никкит, — все они, я слышала, вылетят в трубу на этой неделе; так что, если Чарльз погиб, то он 52увидит, что и половина его знакомых разорилась, а это, знаете ли, утешение.
Джозэф Сэрфэс. Еще бы, и даже очень большое.
Слуга. М-р Крэбтри и сэр Бэнджамэн Бэкбайт. (Уходит.)
Лэди Снируэл. Как видите, Мария, обожатель преследует вас; теперь уж вам наверное не уйти от него.
Крэбтри. Лэди Снируэл, целую ваши ручки. М-с Кэндэр, кажется, вы незнакомы с моим племянником? Сэр Бэнджамэн Бэкбайт. Ей-богу, он очень неглуп и к тому же отличный поэт. Не так ли, лэди Снируэл?
Сэр Бэнджамэн. Ну, дядя, что это!
Крэбтри. Нет, ей-богу, это верно; по части ребуса или шарады он, по-моему, поспорит с лучшим стихотворцем в королевстве. Слышали ли вы, ваше сиятельство, его эпиграмму насчет того, как загорелись перья на шляпе лэди Фризл?[5] А ну, Бенджамэн, повтори ее. Или скажи шараду, которую ты экспромтом сочинил на вечере у м-с Драуэи.[6] Ну, как это: первое — название рыбы, второе — великий мореплаватель...
Сэр Бэнджамэн. Дядя, ну… пожалуйста…
Крэбтри. Честное слово, вы просто 53поразились бы, если б только слышали, какой он мастер на такие штуки.
Лэди Снируэл. Удивляюсь, сэр Бэнджамэн, почему вы это до сих пор не напечатали ни одной из своих вещей?
Сэр Бэнджамэн. По правде говоря, очень уж это вульгарно — печатать свои произведения. Мои безделушки — по большей части шутки и сатиры на отдельных лиц, и я нахожу, что они лучше расходятся втихомолку, между друзьями этих лиц. Впрочем, у меня готово несколько любовных элегий, которые я думаю отдать на суд публики, но в том только случае, если они будут одобрены улыбкой этой лэди (указывает на Марию).
Крэбтри. Клянусь богом, милэди, он обессмертит вас. Вы будете известны потомству, как Петраркова Лаура или Уоллерова[7] Сахарисса.
Сэр Бэнджамэн (Марии). Да, я думаю, они вам понравятся, когда вы их увидите в прекрасном томе in quatro, где милый ручеек текста будет струиться по нежному лугу страницы. Клянусь богом, эти элегантные стихи будут совершенством в своем роде!
Крэбтри. Все это прекрасно — но слышали ли вы новость?
Миссис Кэндэр. Как, сэр, вы намекаете на слух о…
54Крэбтри. Нет, нет не то. Мисс Найсли[8] выходит замуж за собственного лакея.
Миссис Кэндэр. Не может быть!
Крэбтри. Спросите сэра Бэнджамэна.
Сэр Бэнджамэн. Это верно: дело решеное; уже заказаны свадебные… ливреи.
Крэбтри. Да — и говорят были причины спешить с этой свадьбой.
Лэди Снируэл. Ну, я кое-что об этом и раньше слышала.
Миссис Кэндэр. Этого не может быть, — и я удивляюсь, как можно верить сплетне насчет такой благоразумной лэди, как мисс Найсли.
Сэр Бэнджамэн. Да, боже мой, именно потому сразу и поверили. Она всегда была так осторожна и сдержанна, что для этого, конечно, были свои причины. Все в этом уверены.
Миссис Кэндэр. Да, да: для репутации женщин ее типа скандал так же пагубен, как горячка для людей с крепким телосложением. И наоборот, слабые, болезненные, вечно прихварывающие репутации переживают сотню репутаций более прочных.
Сэр Бэнджамэн. Верно, милэди. Люди с плохой репутацией поступают так же, как люди с плохим здоровьем: зная свои слабые стороны, они избегают малейшего дуновения ветерка и заменяют недостаток жизненной силы заботливостью и осторожностью.
Миссис Кэндэр. Хорошо, но все-таки это, может быть, только сплетня. Вы знаете, 55Бэнджамэн, из-за таких пустяков часто возникают самые несправедливые слухи.
Крэбтри. Что это так, я ручаюсь. Слышали ли вы, как мисс Пайпер этим летом Тэнбридже потеряла жениха и доброе имя. Сэр Бэнджамэн, вы помните?
Сэр Бэнджамэн. О, конечно, — презабавная история.
Лэди Снируэл. Как это было? Пожалуйста…
Крэбтри. Как-то вечером у м-с Понто зашел разговор о разведении у нас в Англии овец ново-шотландской породы. Одна из присутствовавших молодых лэди и говорит: «Я Знаю такой случай: мисс Летиция Пайпер, моя кузина, купила ново-шотландскую овцу, от которой родились двойни». «Как! — восклицает вдовствующая лэди Дэндиззи (вы ведь знаете, она глуха, как колода), — как, — говорит, — у мисс Пайпер родились двойни?» Это недоразумение, как вы можете себе вообразить, вызвало взрыв хохота. На утро слух об этом пошел по всему городу, через три дня уже все поверили, что мисс Летиция Пайпер родила прехорошеньких мальчика и девочку, а через неделю уже стали называть имя отца и даже имя фермера, которому малютки отданы на воспитание.
Лэди Снируэл. Странно!
Крэбтри. Это факт, уверяю вас. Ей-богу! М-р Сэрфэс, извините, правда ли, что ваш дядя, сэр Оливер, возвращается на родину?
Джозэф Сэрфэс. Насколько мне известно — нет, сэр.
56Крэбтри. Долгонько он пробыл в Ост-Индии. Вы едва ли его помните, — правда, ведь? Плохое для него будет утешение, когда он вернется и узнает, до чего дошел ваш брат!
Джозэф Сэрфэс. Чарльз был неблагоразумен, сэр, это, конечно, так; но я надеюсь, никто не станет восстанавливать против него сэра Оливера. Он еще может исправиться.
Сэр Бэнджамэн. Конечно, может; что касается меня, то я никогда не думал о нем, что это человек без всяких принципов. Конечно, он растерял всех своих друзей, но я слышал, что евреи ни о ком так хорошо не отзываются, как о нем.
Крэбтри. Ей-богу, верно, племянник. Будь у евреев свое управление, я думаю, Чарльз был бы у них олдэрмэном; он у них так популярен, ей-богу! Я слышал, с него в год дерут столько же процентов, сколько с ирландского займа. А когда он болен, о его выздоровлении молятся во всех синагогах.
Сэр Бэнджамэн. Однако, никто не живет роскошнее его. Мне передавали, что когда он угощает своих друзей, то за обед вместе с ним садится целая дюжина его поручителей; в это время десятка два кредиторов ждут в передней, а за каждым гостем стоит по судебному приставу.
Джозэф Сэрфэс. Вам, господа, это может быть и забавно, но вы совсем не щадите мои братские чувства.
Мария. Эти сплетни невыносимы. (Громко.) Лэди Снируэл, я должна проститься с вами; мне нездоровится. (Уходит.)
57Миссис Кэндэр. Господи! Как она побледнела!
Лэди Снируэл. Пожалуйста, м-с Кэндэр, проводите ее: ей может понадобиться ваша помощь.
Миссис Кэндэр. С величайшим удовольствием. Бедная девушка! Кто знает, в каком она положении? (Уходит.)
Лэди Снируэл. Ничего особенного. Все дело в том, что она не выносит нападок на Чарльза, несмотря на размолвку с ним.
Сэр Бэнджамэн. Явное доказательство, что она к нему неравнодушна.
Крэбтри. Но, Бэнджамэн, из этого еще не следует, что ты должен от нее отказаться: ступай за ней и развесели ее. Почитай ей свои стихи. Пойдем, я тебе помогу.
Сэр Бэнджамэн. М-р Сэрфэс, я не имел намерения огорчать вас, но будьте уверены, что ваш брат — человек конченый.
Крэбтри. Совсем, совсем конченый. Ей-богу! Ему и гинеи не поверят в долг.
Сэр Бэнджамэн. И говорят, он уже распродал все, что только можно.
Крэбтри. Ничего не осталось, кроме нескольких незамеченных приставом пустых бутылок и фамильных портретов, и то, кажется, только потому, что портреты вделаны в стену.
Сэр Бэнджамэн. К сожалению, я слышал о нем и еще кое-какие скверные истории.
Крэбтри. Да, да, есть-таки за ним грешки, это уж верно!
Сэр Бэнджамэн (уходя). Впрочем, так как он ваш брат…
58Крэбтри. Мы вам все расскажем в другой раз.
Лэди Снируэл. Ха, ха! До чего тяжело им бросить такой сюжет, не обработав его до конца.
Джозэф Сэрфэс. Мне кажется, вам слушать все это было не более приятно, чем Марии.
Лэди Снируэл. Может быть ее чувства сильнее, чем мы думаем. Вся семья будет здесь вечером, поэтому можете остаться здесь обедать: нам представится случай для дальнейших наблюдений. Пока что, я пойду разработать план интриги, а вы готовьтесь к роли влюбленного. (Уходят.)
Сэр Питер. Когда старый холостяк берет молодую жену, чего следует ждать? Уже шесть месяцев назад лэди Тизл, как говорится, сделала меня счастливейшим человеком, а на самом деле я несчастен, как собака. По дороге в церковь — мы уже немножко поспорили, а прежде чем отзвонили в колокола —мы уже великолепно переругались. Во время медового месяца я чуть не задохнулся от злости; и я потерял всякую отраду в жизни раньше, чем 59знакомые кончили меня поздравлять. А ведь, уж кажется, я выбирал осторожно: я взял девушку, воспитанную в деревне; верхом роскоши ей казалось шелковое платье, а наилучшим развлечением — ежегодный бал во время скачек. А теперь она так вошла во вкус всяких модных столичных дурачеств, как будто весь век свой не видела ни кустика, ни былинки дальше Гровенор-сквера. Знакомые издеваются надо мной, а в газетах на меня пишут пасквили. Она бросает на ветер мои деньги и противоречит всякому моему желанию; но хуже всего то, что, боюсь, я люблю ее, иначе я не мог бы вынести всего этого. Как бы то ни было, я никогда не дойду до такой слабости, чтобы сказать вслух об этом.
Раули. Мое почтение, сэр Питер. Как поживаете, сэр?
Сэр Питер. Прескверно, мистер Раули, прескверно. У меня одни огорчения и неприятности.
Раули. Что же такое случилось за один день?
Сэр Питер. Задавать такой вопрос женатому человеку!
Раули. Но не может же ваша супруга быть причиной ваших огорчений?
Сэр Питер. Как? Вам кто-нибудь сказал, что она умерла?
Раули. Вот, вот, сэр Питер, вы же ее люоите, хоть вы и не совсем сошлись характерами.
60Сэр Питер. Она одна во всем виновата, мистер Раули. Я — кротчайший человек в мире и ненавижу людей с тяжелым характером; я ей это повторяю по сто раз в день.
Раули. Скажите!
Сэр Питер. Да, и что особенно странно, во всех наших спорах всегда неправа она. А лэди Снируэл и вся компания, с которой моя жена встречается в ее доме, еще больше подстрекают ее. В довершение всего, Мария, которой я все равно что отец, вздумала тоже бунтоваться против меня. Она решительно отказывает человеку, которого я, ее опекун, давно наметил ей в мужья. Она, кажется, хочет выйти за его беспутного брата.
Раули. Вам известно, сэр Питер, что я всегда брал на себя смелость не соглашаться с вами во взглядах на этих двух юношей. Смотрите, не ошибитесь в своем мнении относительно старшего. За Чарльза — я головой ручаюсь, что он еще загладит все свои грехи. Его достойный отец, когда-то — мой уважаемый господин, был таким же гулякой в молодые годы; однако после его смерти не осталось ни одного хорошего человека, который бы его не оплакивал.
Сэр Питер. Вы неправы, мистер Раули. Вы знаете, после смерти их отца я был их опекуном до тех пор, пока они не стали преждевременно независимы, благодаря щедрости дяди их, сэра Оливера. Уж, конечно, никто не имел больше меня случаев оценить их сердце, а я во всю свою жизнь никогда не ошибался. Джозэф — это прямой образец для наших 61молодых людей. Он человек высокой морали и живет согласно моральным правилам, которые исповедует. А другой… Даю вам слово: если он унаследовал хоть зерно нравственности, то уж давно промотал его вместе с прочим наследством. Да, старый друг, сэр Оливер, будет глубоко огорчен, когда поймет, как плохо воспользовались его щедростью.
Раули. Мне очень жаль, что вы так строги к этому юноше. Теперь в судьбе его наступает кризис. Я явился к вам с новостями удивительными.
Сэр Питер. Вот что? Послушаем.
Раули. Приехал сэр Оливер. В эту самую минуту он уже в Лондоне.
Сэр Питер. Что вы? Вы меня изумляете. Я думал, что в этом месяце вы его приезда никак не ждали.
Раули. Я и не ждал: его путешествие кончилось удивительно скоро.
Сэр Питер. Ей-богу, я буду очень рад увидеть старого друга. Ведь целых шестнадцать лет мы с ним не видались. Немало дней провели мы вместе… И что же, он пока не извещает племянников о своем приезде?
Раули. И извещать запретил строго-настрого. Он хочет сначала подвергнуть некоторому испытанию их характеры.
Сэр Питер. О, для того, чтобы оценить их по достоинству, никаких хитростей не нужно; впрочем, пусть его делает, как знает. Известно ему, что я женился?
Раули. Да, — и он скоро явится сюда поздравить вас.
62Сэр Питер. Ну, это то же, что пить за здоровье человека, больного чахоткой… Ах, и посмеется же надо мной Оливер! Бывало, мы вместе издевались над браком, и он остался верен себе. Так, значит, он скоро будет у меня? Пойду распорядиться относительно его приема. Только прошу вас, мистер Раули: пожалуйста, ни слова насчет того, что лэди Тизл и я… иной раз, случается… поспорим…
Раули. Будьте спокойны.
Сэр Питер. Я не перенесу насмешек старика Нолля. Заставлю его думать, — прости мне господи! — что мы очень счастливая парочка.
Раули. Понимаю вас. Но в таком случае, пока он будет здесь, вы должны остерегаться всяких размолвок с женой.
Сэр Питер. Должны — ей-богу, так. Но как раз это и невозможно. Ах, мистер Раули, когда старый холостяк берет себе молодую жену, то его бы за это… впрочем, нет, — преступление в самом себе несет и наказание. (Уходит.)
Примечания править
- ↑ Возможно пропущена строка. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ «Хонимун» — медовый месяц.
- ↑ «Таттл» — от глагола tattle — сплетничать.
- ↑ «Соунтэр» — гуляка.
- ↑ «Фризл» — кудряшка.
- ↑ «Драуэи» — соня.
- ↑ Петрарка — прославленный итальянский поэт (XIV в.); своей возлюбленной Лауре он посвятил целый ряд своих стихов. Эдм. Уоллер — английский поэт XVII в., современник Оливера Кромвеля; под именем «Сахариссы» в поэме Уоллера воспета лэди Доротея Сиднэй.
- ↑ От слова «nice» — красивый.