Въ томъ велѣніе царицы, чтобъ воспѣть ея рѣсницы,
Нѣжность губъ, очей зарницы, и зубовъ жемчужный рядъ.
Милый обликъ чернобровой. Наковальнею свинцовой 20 Камень твердый и суровый руки мѣткія дробятъ.
О, теперь слова мнѣ нужны. Да пребудутъ въ связи дружной.
Да звенитъ напѣвъ жемчужный. Встрѣтитъ помощь Таріэль.
Мысль о немъ — въ словахъ завѣтныхъ, вспоминательно привѣтныхъ.
Трехъ героевъ звѣздосвѣтныхъ воспоетъ моя свирѣль.
Сядьте вы, что съ колыбели тѣхъ же судебъ волю зрѣли.
Вотъ запѣлъ я, Руставели, въ сердце мнѣ вошло копье.
До сихъ поръ былъ сказки связной тихій звукъ однообразный,
А теперь размѣръ алмазный, пѣсня, слушайте ее.
Тотъ, кто любитъ, кто влюбленный, долженъ быть весь озаренный, 30 Юный, быстрый, умудренный, долженъ ярко видѣть сонъ,
Быть побѣднымъ надъ врагами, знать, что̀ выразить словами,
Тѣшить мысль, какъ мотыльками, — если жь нѣтъ, не любитъ онъ.
О, любить! любовь есть тайна, свѣтъ, что льнетъ необычайно.
Неразгаданно, безкрайно свѣтитъ свѣтъ того огня.
Не простое лишь хотѣнье, это — дымно, это — тлѣнье,
Здѣсь есть тонкость различенья, — услыхавъ, пойми меня.
Кто упоренъ въ чувствѣ жданномъ, онъ пребудетъ постояннымъ,
Неизмѣннымъ, необманнымъ, — гнетъ разлуки приметъ онъ.
Приметъ гнѣвъ онъ, если надо, будетъ грусть ему отрада. 40 Тотъ, кто зналъ лишь сладость взгляда, ласки лишь, — не любитъ онъ.
Кто, горя сердечной кровью, льнулъ съ тоскою къ изголовью,
Назоветъ ли онъ любовью эту легкую игру.
Льнуть къ одной, смѣнять другою, это я зову игрою.
Если-жь я люблю душою, — цѣлый міръ скорбей беру.
Только въ томъ любовь достойна, что, любя тревожно, знойно,
Пряча боль, проходитъ стройно, уходя въ безлюдье, въ сонъ,
Лишь съ собой забыться смѣетъ, бьется, плачетъ, пламенѣетъ,
И царей онъ не робѣетъ, но любви робѣетъ онъ.
50 Не предастъ нескромнымъ стономъ имя милой для стыда.
И, бѣжа разоблаченья, приметъ съ радостью мученья,
Все для милой, хоть сожженье, въ томъ восторгъ, а не бѣда.
Кто тому повѣрить можетъ, что любимой имя вложитъ
Въ пересуды? Онъ тревожитъ — и ее и съ ней себя.
Разъ ославишь, нѣтъ въ томъ славы, лишь дыханіе отравы.
Тотъ, кто сердцемъ нелукавый, бережетъ любовь, любя.
Сказку Персовъ, ихъ намеки, влилъ въ Грузинскія я строки.
Цѣнный жемчугъ былъ въ потокѣ. Красота глубинъ тиха.
Но во имя той прекрасной, передъ кѣмъ я въ пыткѣ страстной,
Я жемчужинъ отсвѣтъ ясный сжалъ оправою стиха.
Взоръ, увидѣвъ свѣтъ однажды, преисполненъ вѣчной жажды
Съ милой быть въ минутѣ каждой. Я безуменъ. Я погасъ.
Тѣло все опять — горѣнье. Кто поможетъ! Только пѣнье.
Троекратное хваленье — той, въ которой все — алмазъ.
Что̀ Судьба намъ присудила, намъ должно быть это мило. 70 Неизмѣнно, что бъ ни было, любимъ мы родимый край.
У работника — работа, у бойца — война забота,
Если жь любишь, такъ безъ счета вѣрь любви, и въ ней сгорай.
Пѣть напѣвъ четырестрочно, это — мудрость, знанье — точно.
Кто отъ Бога, — полномочно онъ поетъ, перегорѣвъ.
Въ малословьи много скажетъ. Духъ свой съ слушателемъ свяжетъ.
Мысль всегда пѣвца уважитъ. Въ мірѣ властвуетъ напѣвъ.
Какъ легко бѣжитъ свободный конь породы благородной,
Какъ мячомъ игрокъ природный попадаетъ мѣтко въ цѣль,
Такъ поэтъ въ поэмѣ сложной ходъ направитъ безтревожный, 80 Ткани будто невозможной четко выпрядетъ кудель.
Кто когда-то сложитъ гдѣ-то двѣ-три строчки, пѣсня спѣта,
Все же — пламенемъ поэта онъ еще не проблеснулъ.
Двѣ-три пѣсни, онъ слагатель, но, когда такой даятель
Мнитъ, что вправду онъ создатель, онъ упрямый только мулъ.
И потомъ. Кто знаетъ пѣнье, кто пойметъ стихотворенье, 90 Но не вѣдаетъ пронзенья, сердце жгущихъ, острыхъ словъ,
Тотъ еще охотникъ малый, и въ ловитвахъ не бывалый,
Онъ съ стрѣлою запоздалой къ крупной дичи не готовъ.
И еще. Забавныхъ пѣсенъ въ пирный часъ напѣвъ чудесенъ.
Кругъ сомкнется, веселъ, тѣсенъ. Эти пѣсни тѣшатъ насъ.
Вѣрно спѣтыя при этомъ. Но лишь тотъ отмѣченъ свѣтомъ,
Назовется тотъ поэтомъ, долгій кто пропѣлъ разсказъ.
Знаетъ счетъ поэтъ усилью. Пѣсенъ даръ не броситъ пылью.
И всему онъ изобилью быть велитъ усладой - ей,
Той, кого зоветъ любовью, передъ кѣмъ блеснетъ онъ новью, 100 Кто, его владѣя кровью, пѣть ему велитъ звучнѣй.
Только ей — его горѣнья. Пусть же слышатъ той хваленья,
Въ комъ нашелъ я прославленье, въ комъ удѣлъ блестящій мой.
Хоть жестока, какъ пантера, въ ней вся жизнь моя и вѣра.
Это имя въ токъ размѣра я позднѣй внесу съ хвалой.
О любви пою верховной — неземной и безгрѣховной.
Стихъ объ этомъ полнословный трудно спѣть, бѣгутъ слова.
Та любовь отъ доли тѣсной душу мчитъ въ просторъ небесный.
Свѣтъ сверкаетъ въ ней безвѣстный, здѣсь лишь видимый едва.
Говорить объ этомъ трудно. Даже мудрымъ многочудна 110 Та любовь. И здѣсь не скудно, — многощедро, — пой и пой.
Все сказать о ней нѣтъ власти. Лишь скажу: Земные страсти
Подражаютъ ей отчасти, зажигая отблескъ свой.
По-Арабски, кто влюбленный, тотъ безумный. Точно сонный,
Видитъ онъ невоплощенной уводящую мечту.
Тѣмъ желанна близость Бога. Но пространна та дорога.
Эти прямо, отъ порога, досягаютъ красоту.
Я дивлюсь, зачѣмъ безправно, то, что тайно, дѣлать явно.
Мысль людская своенравна. Для чего любовь — стыдить?
Всякій срокъ здѣсь — слишкомъ рано. День придетъ, не тронь тумана. 120 О, любовь — сплошная рана. Рану — нужно ль бередить?
Если тотъ, кто любитъ, плачетъ, это только то и значитъ,
Что въ себѣ онъ жало прячетъ. Любишь, — знай же тишину.
И среди людей, средь шума, объ одной пусть будетъ дума,
Но красиво, не угрюмо, скрытно, все люби одну.
Примечания
Текст произведения разбит на группы по 4 строчки, т.к. это говорится в названии + текст в оригинале также разбит по 4 строки. В сборнике текст дан без разбивки. (прим. редактора Викитеки)
К. Д. Бальмонтъ. Изъ Міровой Поэзіи — Берлинъ: Изд. Слово, 1921. — С. 19—26.