Викитека

Франциск Скорина (Владимиров)/1/1/1/ДО

< Франциск Скорина (Владимиров)‎ | 1/1/1
← Обзор литературы предметаФранциск Скорина : его переводы, печатные издания и язык — Часть 1, глава 1.1
авторъ Пётр Владимирович Владимиров		Глава 1.2 →
Источникъ: Владимиров П. В. Доктор Франциск Скорина: его переводы, печатныя издания и язык : изследование П. В. Владимирова. — СПб: Тип. Императорской акад. наук, 1888. Индекс и скан; др. экземпляры: prlib.ru, РГБ; google

[1]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
1. Общее состояніе нравственно-религіозной и умственной жизни въ юго-западной Россіи въ XV—XVI вѣкахъ. — Упадокъ духовенства и значеніе мірянъ, братствъ въ нравственно-религіозномъ и умственномъ развитіи. — Обзоръ церковно-славянской письменности въ юго-западной Россіи съ конца XIV до половины XVI вѣка и вопросъ о народномъ «рускомъ» языкѣ въ XVI вѣкѣ. — Отношенія юго-западной Россіи къ умственному развитію западной Европы и отличительныя черты главныхъ направленій.
——————

Въ русской исторической наукѣ не разъ уже высказывалась мысль, что нравственно-религіозное и умственное развитіе, которое съ особенной силой проявилось въ концѣ XVI вѣка въ юго-западной Россіи, обязано своимъ началомъ періоду предшествующему[1]. Съ этой точки зрѣнія, немногочисленныя явленія литературы въ юго-западной Россіи, въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка, изъ которыхъ выдающимися представляются труды доктора Франциска Скорины, получаютъ особенный

[2]интересъ. Съ этой же точки зрѣнія, получаютъ надлежащее освѣщеніе скудныя и разрозненныя данныя для біографіи Скорины.

Остановимся прежде всего на особыхъ условіяхъ нравственно-религіозной и умственной жизни въ юго-западной Россіи въ XV—XVI вѣкахъ: на упадкѣ духовенства и участіи мірянъ, свѣтскихъ людей въ дѣлѣ нравственно-религіознаго и умственнаго развитія.

Высшее духовенство юго-западной Россіи — митрополиты и епископы, за немногими исключеніями, были не только необразованны и не заботились о религіозномъ развитіи своей паствы и ввѣренныхъ церковно-служителей, но и сами подавали послѣднимъ соблазнительный примѣръ своей жизнью, погоней за болѣе выгодными въ матеріальномъ отношеніи мѣстами, подкупами, стяжательностію и сутяжничествомъ. Понятно, почему, со времени Григорія Цамвлака, въ теченіе XV и почти всего XVI вѣка не вышло ни одного самостоятельнаго поученія отъ высшаго духовенства юго-западной Россіи[2] и не было подано голоса за необходимость заведенія школъ для образованія духовенства, не говоря уже о мірянахъ. Почти единственнымъ ревностнымъ дѣятелемъ среди митрополитовъ западно-русской церкви является въ началѣ XVI вѣка Іосифъ Солтанъ, извѣстный по постановленіямъ виленскаго собора 1509 года и по другимъ грамотамъ, направленнымъ къ «исправленію дѣлъ духовныхъ». Но почти всѣ стремленія Іосифа Солтана къ этому «исправленію» выражаются въ борьбѣ противъ одного зла въ западно-русской [3]церкви — патроната — права жалованья имуществъ и доходовъ, соединявшихся съ митрополичьимъ, епископскими, монастырскими и церковными мѣстами, или, по выраженію актовъ юго-западной Россіи, права «подаванья столицъ и всѣхъ хлѣбовъ духовныхъ». Право «подаванья», а вмѣстѣ съ нимъ и утвержденія на митрополичьемъ и епископскихъ мѣстахъ, находилось въ рукахъ «господаря» — короля и его вельможъ, принимавшихъ денежныя и другія приношенія, такъ называемыя «челомбитья» за «подаванье», а часто и за одно обѣщанье мѣстъ, еще при жизни занимающихъ ихъ лицъ. Этимъ правомъ патроната нарушался старинный русскій обычай избранія митрополита и епископовъ при участіи «духовенства, князей, бояръ и всего поспольства», какъ еще было въ 1490 году, при избраніи митрополита Іоны[3]. Мѣсто избранія заступила купля и продажа іерархическихъ мѣстъ, большею частію свѣтскими лицами, нисколько неподготовленными къ высокому сану, неразстававшимися съ своими свѣтскими привычками[4] и не отличавшимися ни нравственными, ни умственными достоинствами. Постановленія виленскаго собора 1509 года, отмѣтившія впервые это зло, не могли, конечно, уничтожить его, такъ какъ имѣли въ виду нравственную опору въ собственной средѣ и «чоломбитье» предъ господаремъ[5]. Достаточно привести два-три примѣра изъ числа многихъ. Въ 1520 году король выдалъ грамоту на пожалованье одной изъ самыхъ богатыхъ епископскихъ каѳедръ луцкой или Владимірской, какая прежде станетъ праздною, пану Василію Евлашковичу, по просьбѣ его сына, писаря Копти, за исполненное имъ порученіе [4]и понесенныя на службѣ издержки[6]. Въ 1534 году король Сигизмундъ I грамотой своей жалуетъ «хлѣбъ духовный митрополію кіевскую и галицкую и всея Руси» Макарію, епископу луцкому и острожскому, по его «челомбитью», при жизни митрополита Іосифа, и по ходатайствамъ за Макарія королевы Боны, виленскаго воеводы Ольбрахта Гаштольда, и др. Луцкую каѳедру, съ которой Макарій поступилъ на митрополію, онъ также выпросилъ себѣ у короля въ 1528 году, будучи епископомъ пинскимъ; а до поступленія въ монашество онъ былъ женатъ и имѣлъ дѣтей[7]. Въ 1551 году, за пять лѣтъ до смерти митрополита Макарія, король Сигизмундъ Августъ заранѣе назначилъ ему преемникомъ виленскаго скарбника и ключника Стефана Андреевича Белькевича въ награду за его «верные, пильные, николи неомешканые, цнотливые службы». Этотъ панъ Стефанъ Белькевичъ, впослѣдствіи митрополитъ Сильвестръ, человѣкъ необразованный, едва умѣвшій читать, былъ настоятелемъ виленскаго Троицкаго монастыря и даже «нареченнымъ митрополитомъ», оставаясь въ свѣтскомъ званіи[8]. И это было въ то время, когда въ Литвѣ съ особенной силой развивалось протестантское броженіе…

Монастыри юго-западной Россіи въ разсматриваемое время, во главѣ которыхъ стоятъ игумены, подобно владыкамъ достигшіе сана происками и подкупами, представляютъ полное забвеніе лучшихъ преданій древне-русскаго отшельничества. Нечего и говорить о томъ, что они почти ничего не даютъ для духовнаго [5]просвѣщенія юго-западной Россіи. Единственнымъ выдающимся монастыремъ, только что возникшимъ въ началѣ XVI вѣка, является Супрасльскій монастырь, первые монахи котораго были вызваны, по преданію, съ Аѳона[9]. Но и этотъ монастырь, пользовавшійся особеннымъ расположеніемъ митрополита Іосифа Солтана, въ уставѣ котораго обращалось особенное вниманіе на то, чтобы «не держать въ монастырѣ ничего хмѣльнаго», «не отлучаться изъ монастыря», «ребятъ въ монастырѣ не держать ни на науку, ни на послугу», и проч.[10], только при двухъ первыхъ настоятеляхъ имѣлъ братіи 40 человѣкъ, а уже при третьемъ — оставалось только 27 человѣкъ[11]. Супрасльскій монастырь въ началѣ XVI вѣка особенно славился тѣмъ, что въ немъ «черньцы безъ хмѣлю вмѣрно ся ховаютъ», поэтому митрополитъ въ 1534 году изъ всѣхъ монастырей юго-западной Россіи избралъ только Супрасльскій для исправленія недостойнаго игумена монастыря Слуцкаго, Симона; «а подлѣ которыхъ монастырей корчмы будутъ, писалъ митрополитъ, тамъ игумену Симону безъ питя не прожити»[12]. Въ Кіевопечерскомъ монастырѣ, около 1525 года, старцы и князь Острожскій жалуются королю, что настоятель Антоній не только не держитъ монастырской общины, но совсѣмъ ее исказилъ[13].

Такія же постоянныя жалобы раздаются въ теченіе XVI вѣка на «великое грубіянство и недбалость» священниковъ и низшаго духовенства. И здѣсь нерѣдко проявлялось вредное вліяніе патроната[14]. Постановленія виленскаго собора 1509 года [6]указываютъ на то, что патроны (князья и паны) берутъ часто священниковъ безъ благословенья епископа, и затѣмъ, также безъ вѣдома епископа, отнимаютъ мѣста у священниковъ, отчего церкви остаются подолгу безъ церковной службы. Священники, какъ и монахи, вели часто бродячую жизнь, переходя отъ прихода къ приходу, нерѣдко отличались зазорной жизнью и пьянствомъ[15]. Отсюда въ нѣкоторыхъ мѣстахъ юго-западной Россіи являются такіе безпорядки въ церковной жизни, на которые напр. жаловался митрополитъ Іосифъ Солтанъ въ 1509 году королю: «многіе люди, Русь, по нашимъ мѣстомъ и по князьскимъ и по панскимъ, незаконие мѣшкаютъ, жоны поимуючи не вѣнчаются и дѣтей крестити не хотятъ и на исповѣдь не ходятъ»[16]. Эти безпорядки не могутъ однако характеризовать религіознаго состоянія православныхъ юго-западной Россіи въ разсматриваемое время. Многія свидѣтельства современниковъ указываютъ на силу православія въ концѣ XV и въ началѣ XVI вѣка, на усердіе къ церковной службѣ мірянъ[17]. Приведенная жалоба [7]митрополита Іосифа Солтана можетъ указывать или на отдѣльный, мѣстный фактъ, или на оппозицію мірянъ недостойнымъ священнослужителямъ. Въ первой половинѣ XVI вѣка въ актахъ юго-западной Россіи часто встрѣчаются указанія на «великіе ростырьки и незгоды» между духовенствомъ и городскимъ сословіемъ, мѣщанами. Мѣщане въ своихъ стремленіяхъ къ широкому участію въ церковныхъ дѣлахъ, что такъ не нравилось духовенству юго-западной Россіи, опирались на старое русское право участія въ избраніи священнослужителей и на новое магдебургское право, предоставлявшее имъ болѣе самостоятельности въ управленіи городскими дѣлами. Мѣщане являлись по отношенію къ городскимъ церквамъ и священникамъ патронами, подобно князьямъ и папамъ въ ихъ владѣніяхъ. Но мѣщане выработали особыя правила въ отношеніи къ своимъ церквамъ и священникамъ, которыя и отстаивали горячо предъ королемъ противъ стремленій митрополита уничтожить или, по крайней мѣрѣ, ограничить ихъ. Вотъ въ чемъ заключались эти правила: мѣщане выбирали священнослужителей и брали съ нихъ письменныя обязательства; когда умиралъ священникъ или удалялся съ мѣста, представители мѣщанъ, бурмистръ и радцы, брали ключи церковные и все имущество церкви въ свое распоряженіе; хотя при вступленіи священника на мѣсто мѣщане и «подавали» ему ключи и церковное имущество, но тѣмъ не менѣе ежегодно какъ бы ревизовали его, составляя и провѣряя описи всему церковному имуществу (пописанье скарбу церковного[18]. Необходимость [8]послѣдней мѣры виленскіе мѣщане объясняютъ митрополиту Іосифу въ 1511 году тѣмъ, что «намъ мѣщаномъ съ того жадное корысти нѣтъ, нижли только смотримъ, штобы наклады церковныи безъ вѣдома не гинули… бо въ нѣкоторыи лѣта того (скарба церковнаго, который мѣщане называютъ — «нашъ накладъ») были есмо не осмотряли, ино шкода немалая во церкви бывала»[19]. Не смотря на то, что митрополитъ Іосифъ, опираясь на правила Свв. Отецъ, въ которыхъ «того нѣтъ, абы мірскіе люди касалися ко всякому церковному исправленію или церковью обладали»[20], стремился ограничить права мірянъ и еще въ 1509 году въ постановленіяхъ виленскаго собора запретилъ, подъ страхомъ церковнаго отлученія, держать у себя мірянамъ «Божественныя правила» (Кормчую[21]), мѣщане не соглашались отступиться отъ своихъ правъ, и какъ отъ самого митрополита Іосифа добились нѣкоторыхъ уступокъ, такъ и отъ короля, въ 1544 году — подтвержденія своихъ правъ[22]. Но распри между духовенствомъ и мѣщанами продолжались и впослѣдствіи (о вышеупомянутыхъ правахъ и — «о вольность исповѣди, о клятвы невинной въ свѣтскихъ речахъ, о покровахъ» надъ мертвыми, и проч.).

Всѣ эти распри мірянъ съ духовенствомъ, какъ и патронатъ, представляли не однѣ только дурныя стороны, имѣли не одно только отрицательное значеніе въ исторіи нравственнаго и религіознаго развитія юго-западной Россіи XVI вѣка. Изъ свѣтскихъ же людей, изъ мірянъ являлись иногда, въ первой половинѣ XVI вѣка, лучшіе представители духовенства, какъ митрополитъ [9]Іосифъ Солтанъ (1507—1522), изъ знатной фамиліи Солтановъ, какъ галицкій епископъ Макарій изъ львовскихъ мѣщанъ[23]. Извѣстно значеніе въ исторіи западно-русской церкви такихъ могущественныхъ патроновъ, какъ князья Острожскіе (Константинъ Ивановичъ — покровитель и ходатай предъ королемъ за права православныхъ и Константинъ Константиновичъ, нещадившій средствъ и трудовъ для поднятія религіознаго и умственнаго развитія юго-западной Россіи), какъ Ходкевичи (Александръ Ивановичъ, основатель Супрасльскаго монастыря, и Григорій Александровичъ, издатель книгъ въ своей типографіи, въ Заблудовѣ), и др. Ревностью патроновъ увеличивались церковныя имущества, возникали новыя церкви, поддерживались права православныхъ. Церковныя имущества, «звоны, книги, образа и прочіе въберы» — все это составлялось «накладами» мірянъ. Поля старыхъ церковныхъ книгъ (Евангелій, Миней) юго-западной Россіи XV—XVI вѣка были исписаны этими «накладами».

Но еще замѣчательнѣе и важнѣе въ исторіи нравственнаго и религіознаго развитія юго-западной Россіи крѣпкіе союзы городскаго сословія — мѣщанъ, извѣстные подъ именемъ «братствъ». По извѣстнымъ въ настоящее время грамотамъ о братствахъ, возникновеніе ихъ относится къ первой половинѣ XV вѣка[24]. Особенное развитіе братства получаютъ съ конца XVI вѣка, какъ [10]противовѣсъ уніи 1596 года. Но и въ первой половинѣ XVI вѣка къ старымъ братствамъ — успенскому во Львовѣ (1439) и кушнерскому въ Вильнѣ (1458) — прибавляются: въ Вильнѣ «панское или мѣстское» (въ концѣ XV вѣка), купецкое, кожемяцкое, роское, а во Львовѣ — въ 1542 году братство при церкви Благовѣщенія и въ 1544 году — при церкви св. Николая. Мы остановимся на виленскихъ братствахъ (въ общихъ чертахъ съ ними были сходны и львовскія). Хотя въ концѣ XV и въ началѣ XVI вѣка только панское братство состояло при церкви Пречистой Богоматери и было такимъ образомъ церковнымъ братствомъ, тѣмъ не менѣе и остальныя виленскія братства (связанныя съ купечествомъ, съ цехомъ скорняковъ) имѣли въ разсматриваемое время по преимуществу религіозный характеръ. Для характеристики виленскихъ братствъ и ихъ дѣятельности главнымъ, но не исключительнымъ матеріаломъ — служатъ ихъ уставы, утвержденные грамотами XVI вѣка[25].

Прежде всего братства представляютъ крѣпкія общественныя связи, не ограничивавшіяся одними пирами — «медовыми складами» въ дни избранныхъ церковныхъ праздниковъ. Братства, по акту 1511 года, имѣютъ въ Вильнѣ постоянные «добра и домы брацкіе»[26]. Представители городскаго управленія — бурмистры, радцы и лавники — постоянно числятся въ панскомъ братствѣ. Остальныя братства представляютъ связь съ цехами, [11]съ купечествомъ и мѣщанствомъ. Для купцовъ и мѣщанъ виленскихъ, во время ихъ торговыхъ путешествій «въ земляхъ ляцкихъ и нѣмецкихъ», братство панское около 1509 года выхлопатываетъ отъ константинопольскаго патріарха подвижной антиминсъ[27]. Старшіе братья, старосты, рочные справцы и ключники, завѣдывавшіе братской казной, выбираются на цѣлый годъ; постоянные члены братства обязываются держаться своего братства, почему и братство заботится о похоронахъ каждаго своего члена, доставляя «потребы на погребъ тѣла — оксамитъ, свѣчи братскія», участвуя всѣмъ братствомъ въ проводахъ тѣла. Въ 1522 году священникъ виленскій Матѳей въ завѣщаніи своемъ братству поручаетъ опеку надъ своимъ имуществомъ[28]. Наконецъ замѣчательно для характеристики виленскихъ братствъ непосредственное сношеніе одного изъ нихъ, около 1509 года, по поводу упомянутаго антиминса, съ константинопольскимъ патріархомъ; точно также львовское братство сносится съ молдавскимъ господаремъ, покровителемъ братской церкви[29].

Религіозное значеніе братствъ въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка характеризуется прежде всего сліяніемъ ихъ съ патронатомъ. Почти все, что мы выше говорили о распряхъ мірянъ и виленскихъ мѣщанъ съ духовенствомъ, о правилахъ патроната надъ церквами, выработанныхъ виленскими мѣщанами, все это относится и къ братствамъ. Если въ этихъ случаяхъ въ началѣ XVI вѣка въ актахъ не называются братства, а только міряне, бурмистры, радцы, лавники, то эти же самыя лица входятъ и въ братства. Тѣ и другія отношенія къ [12]церкви (патронатъ и братство) сливаются въ стремленіяхъ однихъ и тѣхъ же лицъ. Уставы братствъ XVI вѣка указываютъ церкви и церковные праздники (общіе у всѣхъ братствъ: Пасха, Рождество, св. Николая), къ которымъ пріурочена дѣятельность братствъ. «Восковая дань» (отъ сыченья медовъ) — свѣчами шла во всѣ виленскія церкви. О религіозномъ же значеніи братствъ свидѣтельствуетъ упомянутая присылка виленскому братству антиминса отъ патріарха. А этотъ фактъ, какъ и предыдущіе, указываетъ на извѣстную самостоятельность братствъ въ религіозномъ развитіи.

Но еще большее значеніе имѣли братства въ нравственномъ развитіи юго-западной Россіи. Если вѣрить свидѣтельствамъ такихъ писателей XVI вѣка, какъ Браунъ[30] и Михалонъ Литвинъ[31], то нравственное состояніе жителей Литвы вообще, въ томъ числѣ и русскихъ, и въ частности жителей Вильни, представляетъ самую печальную картину. Пьянство, о которомъ свидѣтельствуетъ еще Контарини въ XV вѣкѣ, проѣзжавшій черезъ южную Россію, было самымъ распространеннымъ и пагубнымъ порокомъ. Вотъ какъ описываетъ Михалонъ Литвинъ ужасныя проявленія этого порока въ Литвѣ: "въ городахъ литовскихъ нѣтъ болѣе частныхъ заводовъ, какъ тѣ, на которыхъ варится изъ жита водка и пиво… День начинается питьемъ водки; еще въ постели кричатъ: «вина, вина», и пьютъ этотъ ядъ мужчины, и женщины, и юноши, на улицахъ, на площадяхъ… крестьяне, оставивъ поле, идутъ въ шинки и пируютъ тамъ дни и ночи… доходятъ до голода, обращаются къ воровству и разбою, такъ что въ каждой литовской провинціи въ одинъ мѣсяцъ больше [13]людей казнятъ смертію за эти преступленія, нежели во всѣхъ земляхъ татарскихъ», и проч. Грубость, отсутствіе удобствъ жизни, убійства, самоуправство и угнетеніе господами простаго народа и рабовъ, взяточничество и продажность судей — дополняютъ картину нравственнаго состоянія юго-западной Россіи. Духовенство, какъ мы упоминали выше, раздѣляетъ многіе изъ этихъ пороковъ, и прежде всего пьянство. О томъ, какъ небезопасна была жизнь въ Вильнѣ, свидѣтельствуетъ упомянутое духовное завѣщаніе священника Матѳея, который держалъ у себя нѣсколько «ручницъ (ружей, одно изъ которыхъ называется «ручница большая») и сабель»[32].

Уставы братствъ требуютъ отъ своихъ членовъ и гостей отрѣшиться отъ этихъ пороковъ, по крайней мѣрѣ на братскихъ пирахъ. Братскій пиръ въ собственномъ домѣ состоялъ въ распиваніи меда и въ братской бесѣдѣ. Какъ постоянные члены братства, такъ и гости, «вкупившіеся на день» въ братства, вносили извѣстную сумму денегъ, на которыя и устраивались «склады медовые». Деньги, вырученныя отъ продажи оставшагося меда, освобождавшагося отъ пошлины, шли на увеличеніе средствъ братства для дѣлъ благотворительности: призрѣнія убогихъ и больныхъ, на «шпитали», на помощь раззорившимся братьямъ, погребеніе безродныхъ, на участіе въ погребеніи братьевъ, на церковныя службы и наклады въ церкви. Участвовавшимъ въ братскомъ пиру и бесѣдѣ предписывалось уставомъ не напиваться, не разливать меду, не заводить ссоръ; приходить съ оружіемъ строго возбранялось, возбранялось также заводить ссоры изъ-за мѣстъ: «и слуга, и панъ, вкупившіеся въ братство, одинаково сидятъ безъ брони… не мають мѣстами узгоржати але где [14]ся придетъ, тамъ маютъ седѣти». Всѣ возникавшія ссоры на братскихъ пирахъ разбирались братіей и старостами и не подлежали никакому другому суду — ни духовному, ни свѣтскому.

Кромѣ религіознаго и нравственнаго значенія, братства должны были имѣть значеніе и въ умственномъ развитіи юго-западной Россіи. Развернувшаяся широкая дѣятельность братствъ въ этомъ послѣднемъ отношеніи въ концѣ XVI вѣка была не только результатомъ пережитыхъ съ половины XVI вѣка религіозныхъ броженій, давленія іезуитовъ и зарожденія уніи, но и имѣла опору, какъ и многія явленія общественной жизни юго-западной Россіи, въ «стародавномъ обычаѣ».

Въ борьбѣ съ недостойными представителями духовенства, въ стремленіи заправлять церковными дѣлами, братства должны были искать опоры въ книжности. Мы знаемъ, по свидѣтельству соборнаго опредѣленія 1509 года, что міряне, простые люди, держали у себя на дому Правила Божественныя. «Христолюбцы», съ которыми мы еще встрѣтимся дальше, давали средства и пріютъ книжнымъ людямъ для «списанія божественныхъ книгъ»[33], которыя назначались не только въ церкви, но и для домашняго чтенія, для домашняго богослуженія и для обученія грамотѣ. Грамотность должна была поддерживаться въ юго-западной Россіи не только религіозными стремленіями, но и свѣтскими, пока господствовалъ «русскій языкъ» въ административной и судебной письменности.

При отсутствіи самостоятельной духовной литературы, при отсутствіи извѣстій о состояніи школъ и грамотности[34] въ [15]юго-западной Россіи въ разсматриваемое время, книги, обращавшіяся здѣсь и особенно переписанныя въ юго-западной Россіи, имѣютъ особенное значеніе, тѣмъ болѣе, что при нѣкоторыхъ изъ нихъ встрѣчаются любопытныя приписки. Но, къ сожалѣнію, число этихъ книгъ незначительно; по всей вѣроятности, большая часть ихъ исчезла отъ различныхъ причинъ, какъ исчезла большая часть актовъ и грамотъ юго-западной Россіи за то же время.

Однако, чтобы не впасть въ преувеличенное представленіе объ этихъ утратахъ, интересно обратить вниманіе на описи книгъ, сдѣланныя въ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка. Въ описи 1494 года Слуцкаго Троицкаго монастыря, въ числѣ «старыхъ речей церковныхъ» упоминаются: Миней 12, Тріоди 2, Псалтыря, Евангелія 3 — одно толковое, Апостола 2 — одинъ опракосъ, Прелоги 2, Лѣствица, Семіонъ новый богословъ и Патерикъ Печерскій; позднѣе прибавились книги: Соборники — одинъ съ житіями св., Потребники, Служебники, Часословъ, Псалтыря, Правила и Уставъ, Зморагдъ, Дороѳей, Ефремъ, Никонъ, Ѳедоръ Студитъ[35]. Замѣчательно отсутствіе книгъ ветхаго завѣта, кромѣ Псалтири, распространившейся съ древнѣйшихъ временъ въ отдѣльномъ видѣ.

Въ описи 1510 года, среди книгъ короля Сигизмунда I, въ Вильнѣ, упоминаются слѣдующія русскія книги[36]: «Напервей [16]треѳолой паркаменовый, книги на паркамени сербского языку, книги стихологей на паркамени, а еваньгели 2 на папери одно крито серою одомашкою а другое крито черленою одомашкою, книга четя на папери писана, книга летопишец киевскии, книга о мытаре трипеснец, книга о житии… (не разобралъ; Ionowie) калыштыка, книга повесте збранное, а праздничныхъ книгъ 4, книга, трефолой, а триводь цветная, а охътаик первого гласу, полуйца (?) (Połuyca), книга пророка еремея, книга прелог, а шестоденец, восмогласник, а паренея, книга светого Ивана злотовуста, а чесословец, книга четя псалтыра, книжка четья, а триводь посная, книга повнене поста, а псалтыра прелог, книга указъ служити, а псалтыра, книжка четья, книжка последоване псалмов, книга молитвы светого куприяна».

Въ описи 1557 года Супрасльскаго монастыря, заключающей до 200 книгъ, до 1532 года упоминаются слѣдующія книги[37]: Часословы, Треоди, Охтаики, Служебники, Минеи; Евангелій 6; Толковыя книги: евангелія, апостолъ и псалтырь; нѣсколько псалтирей[38], Пророчества, «Десятоглавъ» (о немъ скажемъ дальше; въ немъ богослужебныя и библейскія книги); Творенія: Григорія богослова, Григорія двоеслова, Ефрема, Діонисія ареопагита, Кирилла іерусалимскаго, Уставъ, Правила церковныя, Номоканонъ; Царственникъ съ лѣтописцемъ; Сборники словъ и житій: Прологъ, Змарагдъ, Златая Чепь, Маргариты, Отечники, Патерикъ Печерскій; Соборники неизвѣстнаго содержанія; Василей [17]Новый, 12 Іяковличовъ (апокрифъ). Въ числѣ книгъ, прибавленныхъ послѣ 1532 года, замѣчательны: Бытія, Навынъ и Царства, греческихъ книгъ 5, латинскій апостолъ и книги битыя (между ними, какъ увидимъ дальше, книги Скорины). Въ концѣ XV вѣка великой княгинѣ Еленѣ Іоановнѣ присланы были въ Вильну изъ Москвы 13 книгъ[39]; быть можетъ, онѣ вошли въ вышеприведенную опись книгъ короля Сигизмунда I. Въ духовномъ завѣщаніи Матѳея, виленскаго священника, упоминается о двадцати книгахъ, но называются только Евангелія, Правила, Номоканонъ и битыя книги Царствъ (Скорины).

Интересно также отмѣтить, что неизвѣстный авторъ «похвалы гетману К. И. Острожскому», въ Супрасльской рукописи (Кіевская лѣтопись до 1516 года[40]) подъ 1515 годомъ, пользуется книгами: пророка Исаіи, Царствъ, словами Ефрема и Нифонта, Александріей и сказаніями о «храбрыхъ рыцарехъ града Родоса».

Представляя здѣсь списокъ книгъ, писанныхъ въ юго-западной Россіи съ конца XIV до половины XVI вѣка, мы остановимся прежде всего на рукописяхъ съ опредѣленными указаніями времени и мѣста написанія, а затѣмъ отмѣтимъ и такія рукописи, которыя могутъ быть отнесены къ тому же времени и мѣсту по внутреннимъ признакамъ[41]. [18]

1. Псалтирь списана въ Кіевѣ, 1397, рукою грѣшнаго Спиридонья протодьякона, повелѣньемъ владыки Михаила (находится въ Петербургѣ, въ библіотекѣ Императорскаго общества любителей древней письменности, № 1252; приготовляется къ изданію. См. о ней Труды III Археологію. Съѣзда, Кіевъ, 1878, II, 147—150).

2. «Четья» списана въ градѣ оу камянци, 1397, псалъ Березка Поповичь з Новагородка литовскаго (наход. въ Кіевѣ. Труды кіев. духовн. акад., 1880, Сентябрь, 147, и Русскій Филологич. Вѣстникъ, 1881, кн. III, 54—57).

3. Прологъ, мѣсяцы мартъ—августъ, желаніемъ пана Солтана Солтановича, намѣстника бѣльскаго, 1406 (Добрянскій, 198—199).

4. Минея мѣсячная, мартъ съ априлемъ, 1487, повелѣніемъ папа Солтана, маршалка литовскаго, рукою діака Сенка, родомъ смолнянина (Добрянскій, 287).

5. «Десятоглавъ» — библейскія и богослужебныя книги, Вильна — Супрасль, 1502—1507 (о ней подробнѣе скажемъ дальше. Къ сожалѣнію, не можемъ указать, гдѣ находится эта интересная рукопись, «пріобрѣтенная около 1859 года архимандритомъ Павломъ Доброхотовымъ въ Литвѣ». — См. Извѣстія Академіи Наукъ, по отд. русскаго яз., т. VIII, 144—150). [19]

6. Прологъ, сентябрь — февраль, діаконець Іоакимець, а рукою многихъ дьяковъ, 1512, замышленіемъ и повелѣніемъ митрополита Іосифа, переплетена книга рукою іерея Пръѳирія иж в Любчи, 1512 года, слѣстовалъ діаконъ Игнатъ у Вилни (Добрянскій, 193—195).

7. Пятокнижіе Моисеево, 1514, въ Вильнѣ, въ обители пречистыя Богоматери, рукою дьяка митропольі Ѳедора, повелѣ кіемъ митрополита Іосифа (Добрянскій, 63).

8. Прологъ писанъ въ Спасѣ (въ Старосамборскомъ околѣ), 1518 (находится во Львовѣ. См. «Русалка Днѣстровая», у Будимѣ, 1837, стр. 123, и Труды III Археологич. Съѣзда, стр. 287).

9. Евангеліе тетро, писалъ дьякъ Савастіанъ Авраамовичъ иж в Нобли, 1520, повелѣніемъ христолюбиваго мужа Семіона Батыевича Рака, старца хвоеньскаго (Добрянскій, 47).

10. Прологъ, іюнь — августъ, писанъ въ Луцкѣ, 1530, рукою сщ҃енноинока Макаріа Лвовича з Голшанъ родом, повеленіем епископа Макарія владыки Луцкаго и Острозскаго (Добрянскій, 199—201).

11. Псалтирь, писалъ Порѳенъ, з росказаня пана Ивана Михайловича старосты пинского, 1543 (Быть можетъ, это списокъ съ рукописи, содержавшей особую редакцію Псалтири Скорины. См. Чтенія Общ. Исторіи и Древн., 1884: Описаніе нѣкоторыхъ южно-русскихъ и западно-русскихъ рукописей, находящихся въ рукой. собран. Е. В. Барсова).

12. Апостолъ Феодосія владыкы Луцького и Острозьского (см. Чистовичъ: Исторія западно-русск. церкви, 1882 года, стр. 174. Ѳеодосій изъ дому Гулевичей, съ 1540; упомин. въ 1548 году). Императ. Публичн. библ., F. I. 407. Водяные знаки кабана и медвѣдя. Особенности языка: повчатисѧ, жона; русское правописаніе смѣшано съ ѫ и ь (вм. ъ).

По внутреннимъ признакамъ (палеографическ. и языку), къ [20]памятникамъ юго-западной Россіи, съ конца XIV до половины XVI, относятся слѣдующіе:

1. Градецкій отрывокъ Евангелія (Соболевскій: Очерки изъ исторіи русскаго языка, № 13, стр. 48, къ XIV—XV вѣку).

2. Приписки къ Вѣнскому Октоиху (Тамъ же, № 14, стр. 48—50, тоже XIV—XV).

3. «Соборникъ» — собраніе словъ поучительныхъ, полууст. XV вѣка (Востоковъ: Описаніе рукоп. Румянц. Муз., № 406. Ср. Журн. Мин. Нар. Пр., 1883, № 5: Соболевскій, по поводу «Древнихъ памяти. рус. письма и яз.», Срезневскаго, 2 изд.).

4. Поникловское Евангеліе, сп. XV вѣка (въ Вильнѣ, см. Гильтебрандтъ: Рукописн. отд. Виленск. библ., 1871, стр. 31—32; особенности языка: навчить, вродивы, и проч.).

5. Толковая псалтирь, исхода XV вѣка (Востоковъ: Описаніе рукоп. Румянцевск. Музеума, № 334. См. замѣчанія о языкѣ, стр. 471—472).

6. Евангеліе XV вѣка кіевское (Срезневскій: Свѣдѣнія и замѣтки о малоизв. и неизв. рукоп. 1876 года, стр. 392).

7. Евангеліе, XV вѣка («Писано въ Польшѣ». — Обстоятельн. описаніе рукоп. гр. Толстаго, 1825 года, стр. 121). Императ. Публичн. библ., F, I, 9; бумажн. знакъ — виноградная кисть; особенности языка: частая мѣна предлоговъ въ и оу, есми (часто); евхимъꙗ (220 об.); пришедче, сѣдче, шедче; род. п. ед. ч.: ст҃ое (221); правописаніе западно-русское, безъ ѫ.

8. Евангеліе, XV вѣка («Писано въ Польшѣ». — Тамъ же, стр. 702). Императ. Публичн. библ., F, I, 10; бумажн. знакъ — кабанъ; правописаніе болѣе церковнославянское съ ѫ; но есть и немногіе примѣры западно-русскаго языка; въ мѣсяцословѣ память пр. Ѳеодосія Печерскаго.

9. Кирилла Іерусалимскаго поученія, житіе Іоанна Златоустаго и слово Григорія Цамвлака (судя по припискѣ до 1537 [21]года, по правописанію и языку несомнѣнно писано въ юго-западной Россіи. Добрянскій, 90—92).

10. Поученія Ефрема Сирина — Супрасльскаго монастыря, до 1532 года, судя по описи книгъ мон. (Добрянскій, стр. 79. По языку списокъ юго-западной Россіи, вѣроятно съ такого бы списка, какъ и Императ. Публичн. библ.[42]).

11. Толковая псалтирь, начала XVI вѣка (о пей скажемъ подробнѣе въ своемъ мѣстѣ; исправлена по псалтири Скорины. Ср. Добрянскій, 61—62).

Одною изъ самыхъ интересныхъ рукописей, не только по своему составу, но и по послѣсловію, представляется названный сборникъ «Десятоглавъ». Нѣкогда онъ принадлежалъ Супрасльскому монастырю, куда былъ отданъ самимъ списателемъ[43]. Въ началѣ сборника — «главы въ настоящей книгѣ»: «Якоже пчела събираетъ… тако и сіа книги изложены отъ всѣхъ въ едину»; 16 пророковъ (текстъ тотъ же, что и въ Геннадіевской библіи [22]1499 года, съ незначительными отличіями; кромѣ того, книга пророка Даніила начинается исторіей Сусанны и сопровождается краткими историческими статьями изъ хронографа Ѳеофила, и др.). Далѣе, изъ книгъ ветхаго завѣта въ полныхъ текстахъ помѣщены: Притчи, Екклесіастъ, Премудрость, Пѣсни Пѣснемъ, Исусъ Сираховь и Псалтирь съ предисловіемъ и различными замѣчаніями, а изъ Книгъ Царствъ и Іова приводятся только пареміи. Текстъ во всѣхъ перечисленныхъ книгахъ, но замѣчанію преосв. Филарета, тотъ же, что въ Геннадіевской библіи; слѣдовательно, и «Премудрость» — въ новомъ переводѣ съ латинскаго, сдѣланномъ въ XV вѣкѣ въ Новгородѣ. Списатель Десятоглава въ числѣ книгъ ветхаго завѣта помѣстилъ и «Менандра», о которомъ упоминаетъ архіепископъ новгородскій Геннадій, но который не былъ внесенъ въ составъ Геннадіевской библіи. Списатель, происходившій изъ пограничныхъ жителей Литовскаго княжества, близко къ Пскову и Новгороду, не зналъ однако о полномъ сводѣ библіи, совершенномъ въ Новгородѣ сотрудниками архіепископа Геннадія. Послѣ названныхъ ветхозавѣтныхъ книгъ въ сборникѣ слѣдуютъ: «4 Евангелисты, ключь Евангелію, Апокалипси, о Апостолѣхъ 12, Дѣяніа Апостольска, Съборнаа посланіа, Павла Апостола посланіи, Ключь Апостолу; Типикъ церковнѣй службѣ, Тропари, Свѣтильна, Отпустъ презъ все лѣто, Кондаки, Припѣлы, Руки Іоанна Дамаскина, Пасхаліа, Зодіи, Лунное теченіе на 19 лѣтъ; о писавшемъ книги сія». — Въ послѣдней статьѣ передается интересная семейная исторія списателя и разсказъ о его отношеніи къ западной Россіи. Списатель по происхожденію былъ изъ города Торопца, который въ 1500 былъ взятъ московскими войсками и, по перемирію 1503 года, отошелъ къ Москвѣ[44]. Родители его имѣли большую семью, [23]coстоявшую изъ десяти сыновей (поэтому списатель назывался Матѳей десятый) и трехъ дочерей. И вся эта многочисленная семья избрала одинъ путь — путь аскетизма, иночества. Одни изъ членовъ этой семьи постриглись въ Торопцѣ, другіе въ великомъ Новгородѣ, а иные въ Полоцкѣ и въ Супраслѣ. Такова была связь пограничныхъ жителей Литовскаго государства съ сѣверо-восточной Россіей. Одинъ изъ сыновей (родители постриглись въ Новгородѣ), въ иночествѣ Евфимій, достигъ сана игумена въ Полоцкомъ монастырѣ св. Іоанна Предтечи на островѣ и участвовалъ на упомянутомъ много разъ виленскомъ соборѣ 1509 года. Списатель этой любопытной семейной исторіи и «Десятоглава» Матѳей десятый дольше всѣхъ членовъ своей семьи «пребылъ въ мірстимъ пребываніи, боляромъ служилъ и упражненіе и тщаніе великое о семъ имѣя колико лѣтъ». Какъ видно, въ этомъ младшемъ членѣ аскетической семьи менѣе другихъ было побужденій къ монашеству; но изъ семьи, изъ своего отечества, онъ вынесъ «талантъ, отъ Бога преданный — писати своею рукою книги». Въ Вильнѣ онъ нашелъ «христолюбца», о какихъ мы упоминали выше. Вотъ какъ онъ самъ говоритъ объ этомъ: «И въ коего вельможи пребывахъ ему же имя Ѳеодоръ, писаремъ бывый въ великомъ княжествѣ литовскомъ, бѣ бо христолюбецъ. И вътого испросихъ обрѣсти отъ службы въпокоя. Онъ же ми даде по моему усердію. И начахъ писати сію книгу… и кончахъ ю за пять лѣтъ отъ нелѣже начахъ писати» (1502—1507). Но кончилъ книгу Матѳей десятый въ Супрасльскомъ монастырѣ, гдѣ и принялъ иночество.

Къ сожалѣнію, мы не знаемъ, гдѣ находится въ настоящее время этотъ сборникъ «Десятоглавъ», напоминающій отчасти по своему составу рядъ изданій, предпринятыхъ Скориной. На сколько можно судить по выпискамъ и замѣчаніямъ въ упомянутой статьѣ преосвященнаго Филарета, списатель [24]«Десятоглава» держался одного правописанія съ юго-славянскими пріемами, введенными и въ русское правописаніе XV—XVI вѣковъ Кипріаномъ, Пахоміемъ Сербомъ, и др. За отсутствіемъ самаго сборника, трудно судить, насколько въ немъ проявилась самостоятельность Матѳея десятаго, замѣчательнаго каллиграфа и миніатюриста. Неизвѣстно также, насколько онъ отклонялся отъ своихъ оригиналовъ. По всей вѣроятности, онъ обладалъ такимъ же талантомъ «списателя», умѣвшаго придать однообразный характеръ правописанія различнаго рода оригиналамъ, съ какимъ мы еще не разъ встрѣтимся въ одной изъ слѣдующихъ главъ.

Разсмотрѣнный нами рядъ церковно-славянскихъ памятниковъ юго-западной Россіи должно еще дополнить нѣсколькими печатными книгами, первенцами церковнославянскаго книгопечатанія, изданными въ Краковѣ, въ 1491 году, нѣмцемъ Швайпольтомъ Фѣолемъ. Книги эти слѣдующія: Осмогласникъ и Часословецъ съ указаніями времени и мѣста изданія; двѣ Тріоди, — безъ этихъ указаній, и Псалтирь съ возслѣдованіемъ, извѣстная только по свидѣтельству архіепископа Питирима въ «Пращицѣ» (1721 года). Мы еще будемъ говорить объ отношеніи изданій Фѣоля къ изданіямъ Скорины въ типографскомъ отношеніи, здѣсь же считаемъ необходимымъ остановиться на книгахъ Фѣоля въ отношеніи ихъ къ церковно-славянской письменности юго-западной Россіи. Изъ всѣхъ изданій Фѣоля всего яснѣе это отношеніе выступаетъ въ Часословцѣ[45]. [25]

Прежде всего интересно отмѣтить въ «послѣдованіи всему лѣту» (мѣсяцословѣ) слѣдующіе праздники, которые являются принадлежностью только русскихъ «послѣдованій»: 21 декабря (л. 141): «Въ тъи дн҃ь престависѧ. пресщ҃еныи митрополить Петръ всеѧ роуси. въ г҃ чаⷭ҇ нощи влѣто, ѕ҃ тысѫща .ѿл҃д. насъ црковь бію̄ лѣтъ .ні. и мцⷭ҇ь .ѕ҃. иположень быⷭ҇. въ градѣ Москвѣ, въ цр҃кви оуспеньѧ ст҃ыѧ бц҃а юже самь създаль. иподають исцѣленіѧ чьст҃ныѧ его мощи. приходѧщим, съ вѣрою и до сего дни». — 11 генваря: «препод. ѡц҃а нашего Федосьѧ. начальника общежитью». — 14 февраля: «ст҃го ѡц҃а нашего, Кирила. еппⷭ҇а катаѡньскаго оучтлѧ словѣномь. и болгаромь. иже преложи рꙋскꙋю грамоту. съ греческое, и кръстиль словѣны. и больгары». — 2 мая: «пренесеніе мощем. ст҃ых мнⷱ҇кь Бориса и Глѣба». — 3 мая: «оуспеніе преподобнаго Ѳеѡдосиѧ игумена печерскаго»… «звѣздꙋ pꙋcкꙋю днⷭ҇ь почтем» и пр. — 20 мая: «ст҃ѫѧ мч҃нкоу Бориса и Глѣба». — 15 іюля: «ст҃го равпаапⷭ҇ломь. великого кнѧзѧ володимера. оуспение. именемь василиѧ. крⷭ҇тившаго землю рꙋскꙋю». — Замѣтимъ еще: 1 октября — «Покровъ ст҃ыѧ бц҃а» и почти полное отсутствіе не только сербскихъ святыхъ, но и вообще юго-славянскихъ. Другимъ свидѣтельствомъ объ отношеніи Часослова Фѣоля къ русскимъ церковно-славянскимъ памятникамъ можетъ служить языкъ. Мы уже говорили о юго-славянскихъ особенностяхъ въ правописаніи списателя «Десятоглава»; поэтому насъ не удивитъ смѣшанное правописаніе Часослова: встрѣчается ѫ, но рядомъ съ нимъ и ꙋ и другія гласныя, напр. «но» и нѫ; ѣ — всѣкоѧ, но и «въсѧкоѧ» (225), и часто «трава» рядомъ съ «трѣва»; различіе ы и и большею частію выдержано порусски, за исключеніемъ церковно-славянскихъ кы, гы, хы; о=ъ — иди во мир, во единь о6ол'ксѧ ꙗко во бронѧ, во кровь, ко твоему (62) и множество другихъ примѣровъ; е=ъ — богатество (150), воинества (222); ье=іе даютъ массу примѣровъ: чтенье (88), зачѧтье (97), питье [26](194 б.), славословье (86 б.), ильѧ, ильи (222 б.), софьи (93 б.), кровью (187 б.), октенью (9 б.), братьѧ, людье, хрⷭ҇тьѧне и крⷭ҇тьѧне (226 б.), третьѧго (104 б.), вина пьемь по красоволю (249), и проч., и проч.; ж = жд: одежю (158 б.), одежею (180), межи (154), ражаеть (159 б.), рожество (везде), надежи (94 б.), и множество другихъ примѣровъ; ч — щ: твою помоч (62); полногласіе: володимера, съвол'късѧ (266); еи = іи: змеа (58), сергѣѧ (105 б.), андреѧ (115 б.), и проч., мучителей (108), напастеи (128); наконецъ отмѣтимъ предлоги оу и въ, во, какъ въ послѣсловіи Фѣоля: — «оу городѣ, у краковѣ»; въ текстѣ изъ Евангелія: (294) «аще кто исънес ѿ хлѣба сег живь бѫде ꙋ вѣкы». Тамъ же въ текстѣ изъ Апостола: «се творите оу мое въспоминание, аще пьете ꙋ мое въспоминание, смерть гн҃ю оуспоминаеть, сего ради оу (вм. в) вась мнозии немощнии». Эти особенности, вмѣстѣ съ 1 лиц. множ. числа (166 и 262 б.) «придѣте вси въспоимо», съ выдержанностью ѣ, съ формой род. п. ед. ч. прилагательн. — «съ греческое» (грамоты), и проч., заставляютъ отнести разсмотрѣнное изданіе Фѣоля къ южно-русскимъ памятникамъ. Ограничиваемся пока этими примѣрами, такъ какъ о языкѣ Скорины и другихъ, относящихся къ этому вопросу памятникахъ — будемъ говорить особо, во второй части изслѣдованія. Мы не считаемъ себя въ правѣ относить наши замѣчанія о Часословѣ ко всѣмъ изданіямъ Фѣоля, въ которыхъ также встрѣчаются признаки русскаго правописанія; но изданія эти требуютъ еще опредѣленія редакціи оригиналовъ, которые могли быть, какъ это и признается, юго-славянскими[46]. Въ этомъ случаѣ признаки русскаго правописанія въ изданіяхъ Фѣоля могутъ быть объяснены слѣдующимъ образомъ: или юго-славянскія [27]рукописи, послужившія основаніемъ для изданія, были переписаны и приготовлены къ изданію русскими писцами, или русскіе были типографщиками и корректорами у Фѣоля. Во всякомъ случаѣ, только признаки правописанія и такія особенности, какъ «послѣдованіе» при Часословѣ, даютъ право назвать изданія Фѣоля важнымъ явленіемъ въ умственной и литературной жизни юго-западной Россіи конца XV вѣка[47].

Изданія Фѣоля, какъ и всѣ упомянутые выше церковнославянскіе памятники юго-западной Россіи, представляютъ колебаніе между церковно-славянскимъ языкомъ древнихъ оригиналовъ и формами языка народнаго. Это колебаніе можно отмѣтить по памятникамъ юго-западной Россіи, начиная съ XII вѣка[48]. Къ началу XVI вѣка изъ этого колебанія, при отсутствіи въ юго-западной Россіи оригинальной духовной литературы на церковнославянскомъ языкѣ, постепенно выросъ вопросъ о языкѣ народномъ, общепонятномъ взамѣнъ церковно-славянскаго. Вопросъ этотъ имѣетъ интересную исторію въ теченіе всего XVI вѣка, начиная съ трудовъ Скорины, въ которыхъ онъ выразился въ опредѣленной формѣ. Но еще задолго до Скорины въ церковнославянской письменности юго-западной Россіи можно отмѣтить явленія, которыя подготовляютъ выраженіе разсматриваемаго нами вопроса и вмѣстѣ съ тѣмъ объясняютъ направленіе Скорины. Эти явленія представляются въ толкованіяхъ церковнославянскихъ словъ на поляхъ рукописей (глоссы), въ введеніи ихъ въ текстъ, при исправленіяхъ церковно-славянскихъ книгъ, и въ нѣкоторыхъ попыткахъ новыхъ переводовъ. Въ «Четьѣ» 1397 года находится много народныхъ словъ, введенныхъ въ текстъ церковно-славянскихъ житій и поученій[49]. Въ [28]Прологахъ и Минеяхъ конца XV и начала XVI вѣка еще чаще встрѣчаются формы и слова юго-западной Россіи и даже есть попытки излагать цѣлыя статьи на русскомъ языкѣ[50]. Что касается книгъ библейскихъ и богослужебныхъ, то и въ нихъ замѣчаются слѣды разсматриваемаго направленія. Такъ, въ виленскомъ спискѣ Пятокнижія Моисея 1514 года, о которомъ мы упоминали выше, на поляхъ рукописи тою же рукою написаны слѣдующія толкованія: борзо (съ тщаніемь, 89 б.), коруну (дъску, тамъ же), воевода (вл҃дка, 97), шапкы (клобукы, 133), и проч. — Авторъ упомянутой уже похвалы гетману К. И. Острожскому (Супрасльская рукопись Кіевской лѣтописи: 1515 года) приводитъ тексты св. писанія съ выраженіями и формами юго-западной Россіи. Говоря о нѣкоторыхъ попыткахъ новыхъ переводовъ и исправленіяхъ церковно-славянскихъ книгъ, мы имѣли въ виду переводъ книги Есѳирь, вошедшій въ составъ Геннадіевской библіи XV вѣка[51] и совершенныя въ томъ же вѣкѣ исправленія Пятокнижія[52]. И переводъ книги Есѳирь и исправленія Пятокнижія сдѣланы по еврейскому тексту библіи, но неизвѣстно въ [29]точности когда, гдѣ и кѣмъ совершены эти работы. Во всякомъ случаѣ, какъ справедливо замѣтили Горскій и Невоструевъ, «нѣкоторыя выраженія и обороты рѣчи показываютъ, что переводъ сдѣланъ вѣроятно близь Польши, или выходцемъ изъ тѣхъ странъ», т.-е., вѣрнѣе, изъ юго-западной Россіи. Можно думать, что въ юго-западной Россіи существовали тѣ переводы жидовствующихъ, о которыхъ упоминаетъ архіепископъ новгородскій Геннадій, такъ какъ жидовствующіе, по его же словамъ, вышли изъ Литвы и туда же бѣжали, когда ихъ стали ревностно преслѣдовать въ сѣверо-восточной Россіи. Эти связи юго-западной Россіи съ сѣверо-восточной, связи литературныя, могутъ служить характеристикой состоянія литературы юго-западной Россіи въ XV вѣкѣ, слѣды которой утратились на мѣстѣ происхожденія и перешли въ сѣверо-восточную Россію. Только слѣдами отъ первоначальнаго перевода можно считать нѣкоторыя выраженія юго-западной Россіи, сохранившіяся въ книгѣ Есѳирь, среди большей части общерусскихъ и старославянскихъ выраженій.

Для насъ достаточно того, что въ юго-западной Россіи, еще до Скорины, существовало два стремленія: выставлять на поляхъ церковнославянскихъ рукописей объясненія нѣкоторыхъ непонятныхъ старо-славянскихъ выраженій — русскими словами и введеніе этихъ словъ въ большемъ количествѣ въ новые [30]переводы и исправленія библейскихъ книгъ. У Скорины мы увидимъ опредѣленное выраженіе этихъ стремленій: издавая церковно-славянскія книги, онъ выставляетъ на поляхъ «рускія слова» противъ старославянскихъ, которыя, по его выраженію, «неразумныи простымъ людемъ», а въ исправленіяхъ и новыхъ переводахъ вводитъ «рускій языкъ», придерживаясь однако и нѣкоторыхъ старославянскихъ выраженій. Въ этомъ видѣ книги Скорины отвѣчаютъ главной цѣли его литературной дѣятельности — «наученію простыхъ людей руского языка». Пользуясь русскими словами и русскимъ языкомъ, Скорина имѣлъ въ виду сдѣлать книги св. писанія понятными для людей «руского языка», «они же восхотятъ ихъ чести добрымъ умысломъ». Затѣмъ въ теченіе XVI вѣка въ рукописной и печатной литературѣ юго-западной Россіи мы не разъ встрѣчаемся съ переводами на «русскій языкъ» св. писанія, причемъ выставляется одна и та же цѣль — «для лепшого выразумленя люду христіанского посполитого» (Пересопницкое Евангеліе 1556—61 года[53], «выразумѣнія ради простыхъ людей» (Учительное Евангеліе 1569, предисловіе), «для лѣпшого разсоудкоу» (Евангеліе печатное Тяпинскаго, около 1570 года[54]. Переводчики, какъ Тяпинскій, указываютъ на упадокъ духовенства, на отсутствіе школъ, науки, проповѣди, на отсутствіе въ современномъ духовенствѣ и обществѣ познаній въ церковно-славянскомъ языкѣ, наконецъ на худшее зло — распространеніе польскаго и другихъ языковъ и презрѣніе какъ къ церковно-славянскому, такъ и къ русскому своему [31]«прирожоному», что дѣйствительно сильно развилось среди магнатовъ и пановъ русскихъ съ половины XVI вѣка, вслѣдствіе сліянія съ польскими магнатами и шляхтой (Унія 1569 года) и съ отступленіями отъ православія.

Переводчики св. писанія въ юго-западной Россіи XVI вѣка придерживались однако и церковно-славянскаго языка и особенностей церковно-славянскихъ книгъ (дѣленія по зачаламъ церковныхъ чтеній), потому что, по свидѣтельству упомянутаго уже Тяпинскаго, въ церквахъ юго-западной Россіи «вси везде во всих своих цр҃квах чтут и мают.. книги словенскимъ языкомъ», какъ и «по всѣх цр҃квах сербских, московских, волоских, булъгарских, харвацких ииных чтут». Такимъ образомъ вопросъ объ отношеніи новыхъ переводовъ къ старославянскимъ, вопросъ о славянскомъ и русскомъ языкѣ въ книгахъ церковныхъ — могъ быть спорнымъ.

И дѣйствительно, въ 1569 году Григорій Александровичъ Ходкевичъ въ предисловіи къ своему изданію Евангелія Учительнаго сознается, что, предпринимая изданіе «кнаученію людемъ христіяньскимъ закону нашего греческаго. Помыслилъ же былъ и се, иже бы сію книгу (Евангеліе учительное) выразумѣнія ради простых людей, преложити на простую молву и имѣлъ есми о том попеченіе великое и совещаша ми люди мудрые, втом писмѣ оученые (замѣтимъ, что печатали извѣстные московскіе типографщики, Иванъ Ѳедоровъ и Петръ Тимоѳеевъ, переиздававшіе затѣмъ въ юго-западной Россіи нѣкоторыя рукописи и книги, взятыя изъ Москвы, напр. Апостолъ), иже прекладаніемъ здавныхъ пословицъ на новые помылка чинится немалая якоже и нынѣ обрѣтается вкнигахъ новаго переводу[55]. Того ради сію книгу яко здавна писаную, велѣлъ есми ее [32]выдруковати, которая каждому не есть закрыта и квыразумѣнію не трудна». Князь Курбскій, сознававшійся въ томъ, что онъ «не до конца навыкъ книжнаго словенскаго языка» и сбивавшійся въ своихъ переводахъ на выраженія русскаго языка, стоялъ однако за церковно-славянскій языкъ и въ этомъ смыслѣ не разъ писалъ князю К. К. Острожскому, издателю важныхъ въ разсматриваемомъ вопросѣ книгъ: «Новаго Завѣта» 1580 года и полной церковно-славянской Библіи 1580—81 года. Виленскіе издатели Мамоничи напечатали въ концѣ XVI вѣка много изданій на церковно-славянскомъ языкѣ и главное — Евангелій, Апостоловъ и Псалтирей. Важное значеніе въ этомъ утвержденіи церковно-славянскаго языка въ богослужебныхъ книгахъ юго-западной Россіи принадлежитъ сѣверо-восточной Россіи, въ частности Москвѣ, откуда только и могли получить болѣе полные и правильные списки церковно-славянскихъ книгъ, какихъ не было въ юго-западной Россіи. Однакоже переводы на русскомъ языкѣ церковныхъ книгъ распространялись въ XVI—XVII вѣкѣ для домашняго чтенія не только среди мірянъ, свѣтскихъ людей, но и среди духовенства юго-западной Россіи; и дальнѣйшая церковная литература — проповѣдническая, богословская и переводная — стала развиваться въ юго-западной Россіи на «русскомъ языкѣ»[56], какъ онъ называется въ переводахъ и сочиненіяхъ XVI вѣка и въ Литовскомъ Статутѣ, въ которомъ предписывается, согласно «стародавнему обычаю» великаго княжества Литовскаго: «писарь земскій маеть по Руску литерами и словы Рускими вси [33]листы и позвы писати, а не иншымъ языкомъ и словы» (розд. IV, арт. 1).

Но не въ одномъ только введеніи народнаго «рускаго» языка въ церковно-славянскую письменность, въ желаніи овладѣть имъ для литературнаго развитія выразились стремленія мірянъ, братствъ къ книжности, къ умственному развитію. Мы видѣли, какъ недостаточны были собственныя средства православныхъ юго-западной Россіи въ этомъ послѣднемъ отношеніи. Приходилось обращаться за чужими средствами, представлявшимися и у себя дома, въ нѣкоторыхъ городахъ, а болѣе того — въ Польшѣ и наконецъ за границей, въ Западной Европѣ. Главными центрами, гдѣ находились средства у себя же, были города: Вильна въ западной Россіи и Львовъ въ южной (послѣ того, какъ Кіевъ, а въ XIII—XIV вѣкѣ Владиміръ Волынскій утратили свое образовательное значеніе). Смѣшанное населеніе этихъ городовъ по религіи, народности, степени умственнаго развитія, должно было служить проводникомъ въ развитіи юго-западной Россіи, особенно въ такое время, какъ первая половина XVI вѣка, когда установились мирныя отношенія между господствующимъ католическимъ вѣроисповѣданіемъ и православной вѣрой, «русской вѣрой, греческимъ или русскимъ закономъ», по выраженію актовъ[57]. Короли Александръ и Сигизмундъ I своими грамотами не разъ подтверждали права православныхъ, давали имъ нѣкоторыя привилегіи и вообще не притѣсняли. Въ Вильнѣ должно было установиться особенное общеніе между православными и католиками. По магдебургскому праву, въ городскомъ управленіи участвовали совмѣстно выборные бурмистры, радцы, лавники въ одинаковомъ [34]числѣ отъ православной стороны и отъ «латинской», точно также мѣщане, купцы того и другаго вѣроисповѣданія соединены были въ цехахъ. Какъ въ городахъ Волыни, Галиціи, такъ и въ Вильнѣ существовали смѣшанные браки между исповѣдывавшими католическую и православную вѣру. Правда, въ Волыни и Галиціи существовали и отступленія отъ православной вѣры, вслѣдствіе преобладающаго вліянія католичества, но бывали и возвращенія изъ католичества въ православіе[58]. Король Александръ въ 1503 году издалъ замѣчательную грамоту, показывающую вѣротерпимость и большую силу православія въ сѣверо-восточной части великаго княжества Литовскаго — въ Полоцкомъ, Витебскомъ и Смоленскомъ воеводствахъ: «который будуть, литвинъ або ляхъ, крещены были у Витебску въ рускую вѣру, а хто изъ того роду и тепере живетъ, того намъ нерушити, права ихъ хрестіяньского ни въ чомъ не ломити»[59]. Вслѣдствіе такихъ мирныхъ отношеній и со стороны православныхъ выражается болѣе общенія съ католиками. Въ братствахъ на бесѣду и пиры братскіе принимаются не только католики, но и католическіе духовные[60]. Въ Пересопницкомъ Евангеліи (1556—61 года, устроенномъ Григоріемъ архимандритомъ Пересопницкимъ) объясняется, что главы (сверхъ зачалъ) «написаны для людій закону римского, сиреч латинянь иже внихь не взываются зачала едно капитулы а по нашемоу языкоу главы. Боуде ли онь тебе о што просити абы еси емоу немедло, сиречь борзо нашедьши оуказаль»[61].

Лучшимъ свидѣтельствомъ о томъ, какъ русскіе могли [35]находить дома чужеземныя средства просвѣщенія, служатъ извѣстныя свидѣтельства князя Курбскаго о баккалаврѣ и юношѣ Амброжіи «въ писаніи искусномъ и верха философіи внѣшныя достигшемъ», у котораго Курбскій учился латинскому языку и «внѣшнимъ наукомъ» въ Волыни. Но болѣе прочныя средства просвѣщенія представлялись для русскихъ въ центрахъ умственной жизни Литвы и Польши — въ Вильнѣ и въ Краковѣ. Въ началѣ XVI вѣка въ Вильнѣ были уже католическія школы съ опредѣленнымъ кругомъ преподаванія; были доктора медицины и аптеки. Иностранцы, преимущественно нѣмцы, занимали цѣлую улицу, носившую названіе «Нѣмецкой», о которой, можетъ быть, и пристрастію отзывается Браунъ, расхваливая великолѣпіе, удобства и чистоту домовъ иностранцевъ, въ противоположность домамъ туземцевъ — русскихъ и литовцевъ[62]. Впрочемъ онъ находитъ, что дворцы великаго князя въ Вильнѣ также замѣчательны. Здѣсь находилась библіотека Сигизмунда I, изъ описи которой мы привели выше русскія книги. Въ той же описи отмѣчено много латинскихъ книгъ (замѣчательны, кромѣ церковныхъ, лѣкарскія, юридическія книги и собранія повѣстей: «есты романором, спыкулюм иксымплюром, троя, олександрѣя, езопусъ зысторіями»), три книги чешскихъ (библія, книга светого Яна златовуста и книга «polica» (?) — не разобралъ) и одна польская «олександрѣя». Вильна, какъ столица великаго князя литовскаго, находилась въ постоянныхъ сношеніяхъ съ Краковомъ — столицей Польши, представительницей ея умственнаго развитія. Магистры и доктора краковскаго университета являлись въ Литвѣ и въ Вильнѣ въ качествѣ канониковъ и учителей[63]. Для литовцевъ въ краковскомъ университетѣ существовала особая [36]коллегія. Несомнѣнно, что здѣсь получилъ свое образованіе Скорина, какъ позднѣе здѣсь учился князь Михаилъ Оболенскій — сотрудникъ князя Курбскаго, закончившій свое образованіе въ Италіи. Краковъ же былъ мѣстомъ первой типографіи для юго-западной Россіи (1491 года Фѣоль). Церковно-славянское книгопечатаніе встрѣтило однако препятствія въ столицѣ Польши и послѣ опыта Фѣоля не возобновлялось. Несомнѣнно, что дѣятельность Фѣоля, какъ мы уже говорили выше, была важнымъ явленіемъ въ умственной и литературной жизни юго-западной Россіи и должна была вызвать стремленіе къ продолженію церковно-славянскаго и русскаго книгопечатанія. Дальнѣйшіе дѣятели, какъ Скорина, ищутъ мѣста для русскаго и церковно-славянскаго книгопечатанія за границей, а затѣмъ и у себя на родинѣ — въ Вильнѣ.

Поѣздки русскихъ за границу въ концѣ XV и въ XVI вѣкѣ вызывались различными побужденіями, между которыми однако имѣли важное значеніе и образовательныя цѣли. Въ концѣ XV вѣка князь Михаилъ Глинскій 12 лѣтъ провелъ за границей, изучая военное искусство въ войскахъ Альбрехта Саксонскаго и цесаря Максимильяна, и усвоилъ обычаи западной цивилизаціи[64]. Неизвѣстно переходилъ ли Глинскій во время своего пребыванія за границей въ католичество, или оставался православнымъ. Единственный примѣръ поѣздки за границу, съ переходомъ въ католичество, представляетъ поѣздка Ивана Сапѣги въ Римъ въ концѣ XV вѣка. Въ Прагѣ Чешской съ конца XIV вѣка существовала литовская коллегія, основанная Ядвигой (1397), при пражскомъ университетѣ. Здѣсь же сталъ печатать въ началѣ XVI вѣка русскія книги Скорина. [37]

Отношенія Скорины къ Прагѣ и къ чешскому книгопечатанію, на которыхъ мы еще остановимся дальше, объясняются общими отношеніями Польши и юго-западной Россіи къ чехамъ[65]. Чешскій языкъ и чешская литература были въ большомъ ходу въ Польшѣ въ періодъ XIV—XVI вѣковъ. Среди польскаго общества, по свидѣтельству Лукаша Гурницкаго, (czeszczyzna[66]) чешскій языкъ служилъ признакомъ образованности. Древніе польскіе переводы св. писанія[67] были совершены непосредственно съ чешскаго. Даже первое печатное изданіе польской библіи (1561 года, Краковъ) исполнено по переводу начала XVI вѣка съ чешской библіи. Кромѣ св. писанія съ чешскаго же языка переводились на польскій языкъ легенды, повѣсти, лѣчебныя книги, и проч. Скорина, какъ увидимъ дальше, руководствовался чешской библіей и при помощи ея совершилъ большую часть перевода библіи на русскій языкъ. Чешскія библіи были распространены не только въ Польшѣ, но и въ юго-западной Россіи. Въ Острожской библіи 1580—81 года упоминается и чешская библія, въ числѣ главныхъ пособій. Всѣ эти явленія чешскаго вліянія могли проявляться независимо отъ направленія гуситства и чешскихъ братьевъ, хотя общины братьевъ были въ Польшѣ и отсюда же чешскіе братья направлялись не только въ Литву, но и въ Москву[68]. Точно также [38]независимо отъ католическаго направленія совершались въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка переводы на русскій языкъ католическихъ повѣстей, легендъ и католической библіи. Къ числу такихъ немногихъ замѣчательныхъ переводовъ, совершонныхъ въ юго-западной Россіи, въ концѣ XV вѣка[69], относятся три повѣсти: Никодимово евангеліе, повѣсть о трехъ волхвахъ и легенда о св. Алексѣѣ. Эти повѣсти были извѣстны въ чешской и польской литературахъ въ стихотворныхъ и прозаическихъ [39]переводахъ. О первомъ большомъ апокрифѣ, неизвѣстномъ въ настоящее время въ польской библіографіи, упоминаетъ князь Курбскій, видѣвшій его на польскомъ языкѣ[70]. Замѣчательное содержаніе второй повѣсти (самой большой изъ трехъ) представляетъ рядъ космографическихъ средневѣковыхъ свѣдѣній, связанныхъ съ повѣстью о трехъ короляхъ и со сказаніемъ о попѣ Янѣ. Легенда о св. Алексѣѣ, быть можетъ переведенная па русскій языкъ непосредственно съ чешскаго, представляетъ особую редакцію сказанія объ Алексѣѣ Божіемъ человѣкѣ по извѣстному сборнику XIII вѣка Legenda Aurea. Переводы этихъ повѣстей вмѣстѣ съ трудами Скорины замѣчательны по связи съ католической наукой, знакомство съ которой такимъ образомъ распространялось въ обществѣ юго-западной Россіи въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка.

Не должно смѣшивать однако этихъ литературныхъ отношеній юго-западной Россіи въ первой половинѣ XVI вѣка къ католической литературѣ и наукѣ съ позднѣйшими стремленіями іезуитовъ въ концѣ XVI вѣка къ изданіямъ на русскомъ языкѣ въ интересахъ распространенія католичества[71]. Изданія эти не имѣли особеннаго успѣха. Представители русскаго высшаго сословія, переходившіе въ католичество, перемѣняли и вѣру и родной языкъ. То же самое еще раньше выразилось въ протестантскомъ движеніи, особенно сильномъ въ юго-западной Россіи съ сороковыхъ годовъ XVI столѣтія[72]. [40]Мы уже упоминали, что протестантское движеніе, оторвавшее многихъ представителей высшаго русскаго общества отъ православія, повело ихъ къ презрительному отношенію къ своему родному языку и перемѣнѣ его на иностранные языки, и преимущественно на польскій. На польскомъ языкѣ явились протестантскія изданія библіи (Брестское 1563 и Несвижское 1572)[73]. Мы знаемъ только одинъ опытъ перевода евангелія на русскій языкъ, въ интересахъ реформаціи (социніанства), совершонный Валентиномъ Негалевскимъ, въ 1581 году, въ с. Хорошовѣ (нынѣ Острожскаго уѣзда, Волынской губерніи)[74] — «съ польского языка (съ польскаго перевода Мартина Чеховича, изд. въ Раковѣ, 1577 года) на речь рускую письма нашого нового тестаменту. . . а учинилъ то, объясняетъ русскій переводчикъ, за иамовою и напоминанемъ многихъ учоныхъ, богобойныхъ, а слово Божее милуючихъ людей, которые писма полского читати не умеютъ, а языка словенского читаючи, писмомъ рускимъ выкладу з словъ его не розумѣютъ». Текстъ этого перевода снабженъ многочисленными примѣчаніями. Таковъ былъ характеръ всѣхъ первыхъ протестантскихъ изданій св. писанія (начиная съ Лютера). Въ этихъ примѣчаніяхъ, кромѣ объясненій собственно св. писанія, въ духѣ протестанства, комментаторы полемизировали съ католичествомъ. Мы не знаемъ, находятся ли въ примѣчаніяхъ Негалевскаго нападенія на православное вѣроученіе, но знаемъ подобныя нападенія въ печатной книгѣ па русскомъ языкѣ, излагающей протестантское вѣроученіе — « [41]Катихизисъ», напечатан. въ Несвижѣ (1562), при участіи Симона Буднаго, переводчика упомянутой польской библіи 1572 года[75].

Въ нашу задачу не входитъ разсмотрѣніе значенія протестантскаго движенія въ умственномъ развитіи юго-западной Россіи во второй половинѣ XVI вѣка, намъ необходимо остановиться па протестантскомъ движеніи въ отношеніи къ трудамъ Скорины. Въ обзорѣ литературы предмета мы указали мнѣніе о протестантскомъ направленіи трудовъ Скорины. Такое же мнѣніе было высказано еще во второй половинѣ XVI вѣка кн. Курбскимъ, видѣвшимъ въ Литвѣ, по его словамъ, книги «ветхаго и новаго завѣта и пророческіе вси, а переводъ Скорины полоцкаго, переведены не въ давнихъ лѣтехъ аки лѣтъ 50.... съ препорченыхъ книгъ жидовскихъ». Кромѣ того, кн. Курбскій, смѣшивавшій католичество, протестантство и жидовство, безъ всякаго различія, въ одну ересь, замѣтилъ, что видѣлъ у лютеранъ «Библій Люторовъ переводъ, согласующе по всему съ Скорининымъ Библіемъ»[76]. Мнѣніе это не выдерживаетъ критики. Достаточно пока коснуться характеристическихъ особенностей упомянутой уже польской библіи Симона Буднаго (1572 года)[77]. [42]Эти особенности, отличающія вообще протестантскія изданія библіи отъ католическихъ, состоятъ прежде всего въ критическомъ отношеніи къ тексту и къ отдѣльнымъ книгамъ библіи. Протестантскія изданія библіи, въ томъ числѣ и Симона Буднаго, исключительно опираются въ ветхомъ завѣтѣ на еврейскомъ текстѣ, причемъ строго отдѣляютъ каноническія книги отъ апокрифическихъ (подъ этимъ названіемъ помѣщаются отдѣльно: Варухъ, Товитъ, Юдиѳь, Премудрость Соломона, Премудрость Сираха, книги Маккавейскія, Ездры 3 и 4 и прибавленія къ Есѳири, Даніилу и пр.). Будный, слѣдуя, по его собственнымъ словамъ, примѣру Лютера, Кальвина, Эразма и др., приводитъ въ своей библіи всѣ собственныя имена въ еврейской формѣ, избѣгаетъ латинскихъ выраженій (напр. вм. capitula — rozdział, głowa) и такъ называемой модернизаціи (перевода старыхъ понятій на новыя) — что особенно было распространено въ католическихъ переводахъ, напр. Будный указываетъ на названія Самуила, Захаріи — Kapłanami (въ чешскихъ и въ польскихъ переводахъ часто встрѣчаются подобныя названія — канцлеры, старосты и пр.; ихъ мы встрѣчаемъ и у Скорины); «простой человѣкъ, говоритъ Будный, можетъ подумать, что они были тоже, что римскіе, католическіе каплапы». Взглядъ Буднаго па русскій языкъ выражается въ слѣдующемъ замѣчательномъ мѣстѣ предисловія въ библію: «znaydziesz tu (въ польскомъ переводѣ) słowa wielgopolskie znaydziesz Krakowskie Mazowieckie Podlaskie sędomirskie á bez małay Ruskie. Głupstwo to iest mową iedney krainy gardzić á drugiey słowka pod niebiosa wynosić»[78]. [43]

Дальше мы увидимъ, что переводъ библіи, совершенный Скориною, не имѣетъ ничего общаго съ протестантскимъ направленіемъ: въ изданіяхъ Скорины нѣтъ ни полемики, ни критическаго отношенія къ тексту св. писанія. Переходимъ къ скуднымъ біографическимъ свѣдѣніямъ о Скоринѣ, которыя однако, въ сопоставленіи съ только что изложеннымъ очеркомъ состоянія юго-западной Россіи, показываютъ, къ какому именно направленію изъ разсмотрѣнныхъ нами всего ближе подходитъ дѣятельность Скорины.

Примечания

  1. ↑ Бестужевъ-Рюминъ: Русская исторія. II, 1, стр. 134—135. Митр. Макарій: Исторія Русской Церкви, т. IX. Викторовъ: Бесѣды въ обществѣ любителей россійской словесности, вып. 1 (1867), стр. 20, и проч.
  2. ↑ Нѣкоторыя поученія западно-русскихъ митрополитовъ и епископовъ, какъ напр. болѣе выдающееся «Поученіе новопоставленному іерею», за подписью митрополита Сильвестра (Акты Зап. Россіи, т. III, стр. 116 (1562); ср. Чистовичъ: Очеркъ исторіи западно-русской церкви, ч. I, стр. 213), по справедливому замѣчанію митрополита Макарія (Исторія Русск. Церкви, IX, стр. 336), не представляютъ самостоятельныхъ трудовъ, а составлены по готовой формѣ.
  3. ↑ См. Виленскій Археографич. Сборникъ, т. I, № 2.
  4. ↑ Памятники Русской старины въ западныхъ губерн. Имперіи, Спб., 1874, в. VI, стр. 168: «Нѣкоторый епіскопи нехотяще… на съборъ збиратися и о паствинѣ своей попеченіе имѣти, и мірьски деи и справы на себе берутъ».
  5. ↑ Там же, стр. 169 — «о твръдости оуставленіа»
  6. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 193. Акты Ю. и 3. Р., т. II, № 105.
  7. ↑ Акты Зап. Рос., т. II, № 151. Архивъ юго-западной Россіи, ч. I, т. VI (1883), стр. 41; митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 234. Ср. о женѣ полоцкаго епископа Луки. Чистовичъ: Очеркъ исторіи западно-русской церкви. Спб., 1882, I, стр. 153.
  8. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 329—330.
  9. ↑ Чистовичъ: Очеркъ исторіи западно-русской церкви. Спб., 1882, ч. I, стр. 127.
  10. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 184.
  11. ↑ Тамъ же, стр. 290.
  12. ↑ Тамъ же, стр. 223. Ср. Виленскій Археографіи. Сборникъ, т. V, № 5.
  13. ↑ Тамъ же, стр. 230.
  14. ↑ Но и епископы ставили иногда священниковъ за «великіе подарки» — «людей простыхъ» и неудовлетворявшихъ требованіямъ мірянъ. — Чистовичъ: Очеркъ исторіи западно-русской церкви, Спб. 1882 года, ч. I, стр. 151.
  15. ↑ Соборныя постановленія 1509 года называютъ поповъ «безчинниками»; такіе безчинники держали у себя наложницъ, утаивали передъ посвященіемъ тяжкіе грѣхи.
  16. ↑ Акты Западной Россіи, т. II, № 51.
  17. ↑ О приверженности русскихъ въ Литвѣ къ своей православной вѣрѣ свидѣтельствуетъ краковскій каноникъ Иванъ Сокранъ, написавшій около 1500 года сочиненіе, подъ заглавіемъ «Истолкователь заблужденій русской вѣры» (Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. III, стр. 140, и д.). Браунъ въ описаніяхъ городовъ западной Россіи (Civitates orbis terrarum), во второй половинѣ XVI вѣка, съ удивленіемъ описываетъ «особенное усердіе и сокрушеніе» православныхъ во время совершенія св. тайнъ, говоритъ о молитвенныхъ стояніяхъ и крестныхъ ходахъ съ иконами св. Павла и св. Николая (тамъ же, стр. 305). Прибавимъ къ этому постоянное недовѣріе папъ въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка къ переходамъ православныхъ въ католичество и къ неудавшимся попыткамъ уніи; упомянутый Сокранъ также говоритъ, что не слѣдуетъ вѣрить русскимъ, переходящимъ въ католичество, и немедленно ихъ принимать. Замѣчательно также ходатайство папы Иннокентія VIII за перешедшаго въ Римѣ въ католичество Ивана Сопѣгу, боявшагося подвергнуться притѣсненіямъ въ Литвѣ отъ своихъ бывшихъ единовѣрцевъ (тамъ же, стр. 148).
  18. ↑ Акты Западной Россіи, т. II, стр. 398, и д.
  19. ↑ Виленскій Археографич. Сборникъ, т. VI, № 4.
  20. ↑ Тамъ же.
  21. ↑ «Занеже держаще ихъ мірьскіи люди нѣвкоторыхъ дѣлехъ законъ презираютъ и пастырей своихъ преслушаются… Сами собѣ законъ бываютъ». Памятники Русск. Старины въ западн. губ., вып. VI, стр. 168.
  22. ↑ Акты Западн. Россіи, т. II, стр. 398, и д.
  23. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 239.
  24. ↑ Мы не касаемся здѣсь спорнаго вопроса о происхожденіи западно-русскихъ братствъ, такъ какъ для нашей цѣли достаточно представленія ихъ общаго состоянія въ концѣ XV и въ первой половинѣ XVI вѣка. Замѣтимъ однако, что въ этомъ вопросѣ мы раздѣляемъ мнѣніе, высказанное недавно авторомъ «Исторіи Кіевской Духовной Академіи» (С. Голубевъ: вып. I, Кіевъ 1886 года, стр. 79, и д.). Авторъ, не отрицая значенія духовныхъ гильдій и цеховъ въ развитіи братствъ (Н. Скабаллановичъ: Западноевроп. гильдіи, и проч. Христіанск. Чтеніе, 1875 года, т. V), придаетъ особенное значеніе коллективному патронату въ городахъ надъ непривилегированными церквами.
  25. ↑ Акты Западной Россіи, т. III, № 131: «артыкулы братства купецкаго-виленскаго», утвержд. 1582 года. — Собраніе древнихъ грамотъ и актовъ городовъ: Вильны, Ковны и др.; 1843 года, ч. II, № 1, 2, 16 и 17, уставы панскаго и кушнерскаго братствъ 1585 и 1608 года. — Акты, издав. Виленск. Археографіи. Коммис., 1875 года, т. VIII, стр. 236, и д., уставы братства виленскаго-кушнерскаго, подтвержден. 1669 года. Интересно бы собрать по актамъ и грамотамъ юго-западной Россіи до уніи всѣ указанія на братства и ихъ разнообразныя отношенія.
  26. ↑ Виленскій Археограф. Сборникъ, т. VI, стр. 4.
  27. ↑ Акты Западн. Россіи, т. II, № 55.
  28. ↑ Виленскій Археографич. Сборникъ, т. VI, стр. 14: «а што если въ сей моей духовници отписалъ… то все маеть быти подъ свѣдомомъ бурмистровъ братства Пречистое Богоматере».
  29. ↑ Митр. Макарій: Ист. Русск. Церкви, т. IX, стр. 348.
  30. ↑ Браунъ: Civitates orbis terrarum.
  31. ↑ Извлеченія изъ сочиненія Михалона Литвина «О нравахъ Татаръ, Литовцевъ и Москвитянъ» въ Архивѣ историко-юридич. свѣдѣній о Россіи, кн. II, отд. V.
  32. ↑ У Михалона Литвина (1. с., стр. 15): «о надобности дома обкладывать себя оружіемъ для своей защиты»… Путешествіе съ оружіемъ.
  33. ↑ Добрянскій: Описаніе рукоп. Виленской публичн. библ. (1882), стр. 75: «Книги любящей тииж суть христолюбци, любяй бо книгу, въ правду христолюбецъ прозывается».
  34. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 298. Въ первой половинѣ XVI вѣка испытаніе желавшихъ получить священнослужительскія мѣста производилось «по псалтырю, апостолу и евангелію». Даже во второй половинѣ XVI вѣка въ церковныхъ школахъ, по свидѣтельству пастора Павла Одерборна (писалъ около 1581 года), предлагаютъ дѣтямъ только молитвы къ Пресв. Дѣвѣ и св. Николаю, «затѣмъ слѣдуютъ псалмы Давида, которые они употребляютъ и днемъ и ночью» (Тамъ же, стр. 410). Мы увидимъ дальше, что Скорина, издавая церковнославянскую Псалтырь въ 1517 году, назначалъ ее для изученія «грамоты дѣтемъ» и для постояннаго употребленія взрослымъ.
  35. ↑ Акты Западн. Россіи, т. I, № 115.
  36. ↑ Эта опись напечатана: у Лелевеля — Bibliograficznych Ksiąg dwoie, т. II, стр. 97; у Крашевскаго — Wilno, etc., 1842 года, т. IV, стр. 107, и д., и въ Biblioteka Warszawska, 1875 года, т. I, стр. 277—281; но вездѣ съ значительными ошибками; приводимъ ее здѣсь по книгѣ литовской Метрики, Судныхъ Дѣлъ II. А. 3.
  37. ↑ Виленск. Археогр. Сборникъ IX, стр. 53, и д.; ср. Митр. Макарій: Исторія Русск. Церкви, т. IX, стр. 295 и 301.
  38. ↑ Псалтири съ слѣдующими названіями: «великая келейная, по которой въ церкви говорятъ, проходенка».
  39. ↑ Чтенія Общ. Ист. и Древн., 1860, IV, отд. II, стр. 29; но не сказано, какія именно книги присланы. — Замѣчательна приписка на Прологѣ XVI вѣка (Добрянскій: Описаніе рук. Виленской библ., 191), показывающая, какъ рукопись эта попала въ западную Россію: «пожалована отъ Псковскихъ посацкихъ людей». Вообще въ западной Россіи распространялись рукописи изъ сѣверо-восточной Россіи, какъ въ южной Россіи (въ Галиціи и др.) югославянскія рукописи и молдавскія. См. Записки Новороссійскаго Университета. 1875, XVIII, стр. 208.
  40. ↑ Изд. Москва, 1836 года, стр. 149—154. — Въ Луцкомъ Евангеліи XIV вѣка записано пожертвованіе 1429 года: Евангеліе, половина прилога, осмогласникъ, уставъ, златоустъ, парем(іи), минѣи, Соболевскій: Очерки изъ исторіи русскаго яз., стр. 41.
  41. ↑ Отмѣчаемъ изъ послѣсловій указанія на время, мѣсто и лицо списателя. Подробныя послѣсловія можно найти въ указанныхъ сочиненіяхъ. Единственное полное описаніе западно-русскихъ руно, писей представляетъ книга Добрянскаго (Ф. Н.): Описаніе рукописей Виленской Публичн. библ., Вильна, (1882). Ссылаемся на нее сокращенно: «Добрянскій». «Обзоръ славянорусск. памятниковъ, наход. въ библіот. и архивахъ львовскихъ» Калужняцкаго (Труды III Археологическ. Съѣзда,II, Приложенія, 214—321) страдаетъ существеннымъ недостаткомъ: отсутствіемъ правильнаго библіографическаго описанія рукописей. По этому «Обзору» нельзя сдѣлать никакихъ заключеній о времени и мѣстѣ написанія рукописей. Поэтому мы и не можемъ претендовать на полноту нашего списка памятниковъ юго-западной Россіи, хотя мы старались указать и львовскія рукописи по другимъ пособіямъ.
  42. ↑ Рукопись поученій Ефрема Сирина Имп. Публ. библ., имѣющая запись, напечатанную въ «Свѣдѣніяхъ и Замѣткахъ» Срезневскаго. Спб., 1867, № ІV, и въ книгѣ Соболевскаго: Очерки изъ исторіи русск. яз. Время происхожденія этой чрезвычайно замѣчательной рукописи, заключающей много южнорусскихъ особенностей въ языкѣ, остается до сихъ поръ спорнымъ. Срезневскій (И. И.) относилъ ее ко времени до 1288 года (такъ и въ «Славянорусской Палеографіи», Спб., 1885 года, стр. 210—213); но пр. Соболевскій въ критической статьѣ по поводу 2-го изд. «Древнихъ Памятниковъ русск. письма» Срезневскаго, въ Журн. Мин. Нар. Пр. (1883, № 5) высказался за 1492 годъ, и то же повторилъ въ своей книгѣ «Очерки изъ исторіи русск. яз.». Профес. Ягичъ (Archiv für Slavische Philol., 1884, т. VII, стр. 655) несогласенъ съ доводами Соболевскаго: «sie ist entschieden älter».
  43. ↑ Гильтебрандтъ: Рукоп. Отд. Вилен. биб. 1871 года, стр. 17, и Добрянскій (Оп. рук. виленск. б.), стр. 185 — въ помянникѣ Супрасльскаго монастыря: «Род з Торопща мѣста з Москвы благороднаго Матѳея Іоанновича написавшаго и падавшаго в монастыр Супрасльскій книгу великую рекомую Десятоглавъ, 1507 года». — То же названіе книги см. въ Описи книгъ Супрасльскаго мон.: Виленскій Археогр. Сборн., т. IX.
  44. ↑ Соловьевъ: Исторія Россіи (1882), V, стр. 149.
  45. ↑ Будемъ дальше отмѣчать листы Часословца по современной намъ помѣтѣ въ экз. Императ. Публичн. библ. Замѣтимъ, что текстъ изданій Фѣоля относится всѣми писавшими о его книгахъ къ юго-славянской письменности, и только въ послѣсловіяхъ и замѣчаніяхъ издателя усматривается связь съ письменностью юго-западной Россіи: «то есть личба до тои книгы яко имають тетради быти ѿпочатку азь до конца. ѡдна тетрадь подлѧ единоѣ. и тыжь ѡдинь листь подлѧ другого»; «докопана сиѧ книга у великомъ градѣ оу краковѣ», и проч.
  46. ↑ См. напр. Archiv für Slavische Philologie, т. VII 1884), стр. 657: валахо-булгарская редакція рукописей оригинала. — Ср. ниже, глава II, 3.
  47. ↑ Ср. Бестужевъ-Рюминъ: Русская Исторія, II, 1 (1885), стр. 136.
  48. ↑ См. Соболевскій: Очерки изъ исторіи русскаго языка.
  49. ↑ См. Русскій филологич. вѣстникъ (1881), № 3, стр. 54—57.
  50. ↑ Добрянскій: Описаніе рукописей Виленской библ., стр. 206, 210, 216, 217. Въ «Донесеніи адъюнкта Срезневскаго» (И. И.): Журн. Мин. Нар. Пр., 1843, отд. IV, стр. 65 — упоминается рукопись XV—XVI вв., съ записью 1558 года, писанная на «южно-русскомъ горскомъ нарѣчіи съ примѣсью церковнославянскихъ и польскихъ словъ». Приведены примѣры: воунъ, вувця, хвустъ, барзо, вшитко, и др. Къ сожалѣнію, другихъ подробностей объ этой рукописи не приведено.
  51. ↑ Описаніе славян. рукописей Московск. Синод. библ. 1855 года, т. I, стр. 53—56. Ср. Сборникъ статей, читан. въ Отд. русск. яз. и слов. акад. наукъ, т. VII, стр. 65—66; замѣчательны выраженія: абы, оуврѣдити, расповѣда, оулюбіе, оулюбіе, волникъ.
  52. ↑ Прибавленія къ Твореніямъ свв. Отецъ, т. XIX — замѣчательны выраженія: али, ачи, чи, и др. Архіеп. Филаретъ (Обзоръ русской духовн. литературы. Ученыя Зап. 2-го Отд. ак. н., кн. III, стр. 102) приписываетъ переводъ Есѳири, поправки въ Пятокнижіи и даже переводы «жидовствующихъ» — Псалтирь и Пророчества — новокрещеному еврею Ѳеодору, воспитаннику митрополита Филиппа (1464—1474). Ср. въ Отчетѣ о девятнадцатомъ присужденіи наградъ графа Уварова (1878), стр. 44—45. Противъ этого предположенія высказался Гаркави (Слѣды знакомства съ еврейскимъ языкомъ въ древней русской письменности. Еврейск. Обозрѣніе, 1884 года, № 1), указывая на значеніе литовско-русскихъ евреевъ, употреблявшихъ уже въ XV вѣкѣ русскій языкъ (обязательный въ то время, особенно въ XVI вѣкѣ, въ административныхъ и судебныхъ актахъ) и даже переходившихъ въ христіанство. См. фактическія указанія на это же въ книгѣ проф. Бершадскаго: Литовскіе Евреи. Спб., 1883, стр. 395, и д.
  53. ↑ Описаніе Пересопницкаго Евангелія и выдержки изъ него помѣщены Житецкимъ въ Трудахъ III Археологич. Съѣзда.
  54. ↑ О Евангеліи Тяпинскаго скажемъ подробнѣе въ своемъ мѣстѣ. Теперь же замѣтимъ, что въ экз. Импер. Публ. библ. вмѣстѣ съ печатными листами Евангелія соединена рукопись, въ которой, передъ самымъ Евангеліемъ, находится предисловіе Тяпинскаго.
  55. ↑ Быть можетъ, здѣсь скрывается указаніе на Апостолъ Скорины, который и могли сличить прежде всего московскіе типографщики съ своимъ московскимъ изданіемъ 1564 года. — Мы увидимъ дальше, чѣмъ отличается Апостолъ Скорины отъ церковно-славянскихъ текстовъ.
  56. ↑ Должно замѣтить, что и при церковно-славянскихъ изданіяхъ XVI вѣка юго-западной Россіи — послѣсловія и предисловія на русскомъ языкѣ. — Въ книгѣ Стефана Зизанія «Казанье св. Кирилла Іерусалимскаго», 1596 года, приводится чтеніе изъ Евангелія на «русскомъ» языкѣ.
  57. ↑ Szujski (Odrodzenie i reformacya, стр. 73) говоритъ, что въ концѣ XV вѣка, въ Польшѣ, среди католиковъ была мысль объ уніи съ восточнымъ вѣроисповѣданіемъ на началахъ, благопріятныхъ для послѣдняго.
  58. ↑ Митр. Макарій: Исторія Русской Церкви, т. IX, стр. 205 и 216.
  59. ↑ Акты Западной Россіи, т. I, № 204.
  60. ↑ Акты Западной Россіи, т. III, стр. 270 — «которые бы люди духовные якогожъ кольвекъ стану, римской вѣры и греческой, будучи вписаные въ тое ихъ братство».
  61. ↑ Труды III Археологическ. Съѣзда. Приложенія, стр. 54.
  62. ↑ Памятники русской старины въ западныхъ губерніяхъ, вып. VI, стр. 115, и д. Переводъ изъ сочиненія Брауна: «Civitates orbis terrarum».
  63. ↑ Łukaszewicz: Historya Szkół… Poznań. 1849—51, т. I и III.
  64. ↑ Acta Tomiciana, т. I, стр. 15. См. еще Бестужевъ-Рюминъ: Русская Исторія, т. II, в. 1, стр. 177.
  65. ↑ Мы не останавливаемся здѣсь на указанныхъ уже не разъ фактахъ общенія между чехами и представителями юго-западной Россіи: посѣщеніе Іеронимомъ Пражскимъ юго-западной Россіи, помощь и сочувствіе чехамъ въ 1422 году. См., между прочимъ, о кн. Ѳедорѣ Даниловичѣ Острожскомъ. Грамоты великихъ князей литовскихъ. Кіевъ. 1868 года, стр. 2—4. — Palack. Děj. česk. nar. D. III, ч. 1, стр. 482.
  66. ↑ Biblioteka Polska. Kraków, 1858 года. L. Górnicki: Dworzanin Polski, стр. 43—44: «czeskich słów miasto polskich używa».
  67. ↑ Псалтирь въ рукописяхъ: Флоріанская и Пулавская; Библія королевы Софіи, иначе Шарошпатацкая рукопись. См. статьи Неринга: «Ueber den Einfluss der altčechischen Sprache und Literatur auf die altpoluische». Archiv für Slavische Philologie, томы I, II, V, VI.
  68. ↑ Марешъ Роковецъ, въ 1491 году, Янъ Рокита, въ 1570 году. См. «Гуситы въ Россіи въ XV и въ XVI столѣтіяхъ». Странникъ, 1878 года, Мартъ. Въ книгѣ Józefa Łukaszewicza: O Kościołach Braci Czeskich w dawnéj Wiclkiejpolsce (W Poznaniu. 1835) фактическія данныя о распространеніи гуситства въ Польшѣ только со второй половины XVI вѣка. См. литературу предмета по этому вопросу въ книгѣ пр. Карѣева: Очеркъ исторіи реформацкаго движенія и католической реакціи въ Польшѣ. Москва (1886), стр. 15—16.
  69. ↑ Сборникъ Императ. Публ. библ., Q, I, 391. Изъ трехъ легендъ этого сборника двѣ первыя: 1) «о оумученіи пана нашего езус криста» (этого заглавія нѣтъ въ сборникѣ Имп. Публ. б.) и 2) (безъ заглавія) повѣсть о трехъ волхвахъ встрѣчаются въ сборникахъ, конца XV — начала XVI вѣка: Москов. Синод. библ., №№ 367 и 558 (по старому каталогу). См. «Описаніе слав. рукоп. москов. Синод. б.». Отд. 2, II, стр. 636—639. Легенда «о оумученіи», и проч., не что иное, какъ извѣстное апокрифическое Никодимово евангеліе. Вторая повѣсть о трехъ волхвахъ, въ сборникѣ Q, I, 391, имѣетъ 49 главъ и еще похвалу Кёльну, тогда какъ въ сборникахъ москов. Синод. библ. обрывается на 32 главѣ. Сборникъ Публ. библ. представляетъ списокъ (съ первоначальнаго перевода на русскій языкъ) совершенный въ юго-западной Россіи; списки же москов. Синод. библ. сдѣланы въ сѣверо-восточной Россіи, что видно изъ правописанія и перемѣны многихъ словъ, иныя изъ которыхъ искажены. Въ сборникѣ Импер. Публ. библ. бумага имѣетъ одинъ водяной знакъ, конца XV вѣка — бычачья голова, съ возвышающейся звѣздой и крестомъ въ рогахъ. Приводимъ начальныя слова отдѣльныхъ статей сборника: 1) «Моука гаⷭ҇ нашого исоус хаⷭ҇ ѡд преворотных жидов таким ѡбычаемъ сталасе есть. колижь немилостивые а ѡкрутные жидова», и проч. 2) «Колиж превелебных трох чорнокнижников и певно правдивых трох королевъ преславных вес свѣтъ... некаке речи по нашому свычаю соут пописаны, с розмаитых книгъ водны сстоплены албо Стлꙋмены» (этого начала нѣтъ въ сборникахъ Москов. Синод. библ.); 3) «Ст҃ыи ѡлексѣи был сн҃ъ евфимиѧном моужа прешлѧхетного римлѧнина оу дому цесарской», и проч.
  70. ↑ Православный Собесѣдникъ 1863 года, кн. VIII, стр. 551.
  71. ↑ См. Архіеп. Филаретъ: Обзоръ русск. духовн. литер., № 108 (1-е изд.). Митр. Макарій: Исторія Русской Церкви, IX, стр. 421. Пр. Васильевскій: Очеркъ исторіи города Вильны. Памятники русской старины въ западн. губ., в. V, стр. 39. Неудачныя изданія Поссевина: 1582 — Римъ, 1585 — Вильна.
  72. ↑ Первымъ проповѣдникомъ протестантства въ Вильнѣ считается итальянецъ Лисманини (1521); послѣ него болѣе значенія въ дѣлѣ распространенія протестантства имѣлъ природный литвинъ Авраамъ Кульва, докторъ богословія (1539 или 1542); но болѣе широкое и свободное распространеніе протестантства въ Литвѣ и въ Польшѣ относится ко времени Сигизмунда Августа (1548 — 1572).
  73. ↑ Первая библія — изданіе кальвинистовъ, вторая — социніанъ, или унитаріевъ, отчего библія несвижская носила еще названіе «унитарской».
  74. ↑ Архивъ юго-западной Россіи. Кіевъ. 1883, ч. I, т. VI, стр. 138—140.
  75. ↑ Другая книжка Буднаго на русскомъ языкѣ «О оправданіи грѣшнаго человѣка передъ Богомъ», Несвижъ, 1562 года, извѣстна только по заглавію, по указанію Сопикова и еще болѣе важному указанію современника Буднаго, старца Артемія (Русская Историческ. Библіотека, т. IV, 1321).
  76. ↑ Православный Собесѣдникъ 1863 года, ч. 2, стр. 569—571. Въ сборникѣ гр. Уварова, № 346 (бывшій Царскаго, № 461) эта статья имѣетъ особое заглавіе — «о скорининыхъ книгахъ печатныхъ полоцкихъ». Статья эта, также, какъ и напечатанная въ Православномъ Собесѣдникѣ, слѣдуетъ послѣ «Посланія к҃нзя Андрея Курбскаго... в печерской мнтрь нѣкоему старцу», съ которымъ и имѣетъ много общаго. Замѣтимъ, что списокъ гр. Уварова представляетъ интересныя исправленія и дополненія къ напечатанному.
  77. ↑ Это весьма рѣдкое изданіе находится въ московской Типографской библіотекѣ; экземпляръ, которымъ я пользовался, хорошо сохранился. Польская библія С. Буднаго издана въ четверку, въ 2 столбца, мелкой печати (въ предисловіи указывается на неудобную величину Брестской библіи, въ большой листъ, которую «возить трудно, не только что носить»), Въ концѣ книги: Drukowano w drukarni у nakładem godney pamięci Pana Macieia Kawieczynskiego starosty Nieswiskiego.
  78. ↑ По упомянутому экз. москов. Типогр. библ., стр. 5.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Франциск_Скорина_(Владимиров)/1/1/1/ДО&oldid=4039354