Счастлив, кто мирно в пристань вступил,
И за собою оставил
Море и бури,
И тепло и спокойно
В уютном сидит погребке
В городе Бремене.
Как приятно и ясно
В рюмке зелёной весь мир отражается!
Как отрадно,
Солнечно грея, вливается
Микрокосм струистый
В жаждой-томимое сердце!
Всё в своей рюмке я вижу:
Историю древних и новых народов,
Турок и греков, Ганса и Гегеля,
Лимонные рощи и вахтпарады,
Берлин и Шильду, Тунис и Гамбург…
А главное — образ милой моей…
Херувимское личико
В золотистом сиянье рейнвейна.
О милая! как ты прекрасна!
Как ты прекрасна! Ты — роза…
Только не роза ширазская,
Гафизом воспетая,
Соловью обручённая…
Не роза шаронская,
Священно-пурпурная,
Пророками славимая…
Но роза ты погребка
В городе Бремене…[2]
О! это роза из роз!
Чем старше она, тем пышнее цветёт,
И я упоён
Её ароматом небесным —
Упоён — вдохновлён — охмелён…
И не схвати меня
За вихор погребщик,
Я наверно под стол бы свалился!
Славный малый!
Мы вместе сидели
И пили как братья.
Мы говорили о важных, тайных предметах,
Вздыхали и крепко друг друга
Сжимали в объятьях,
И он обратил меня
На истинный путь…
Я с ним пил
За здравие злейших врагов
И всем плохим поэтам простил,
Как и мне простится со временем…
Я в умилении плакал, и вот наконец
Передо мною отверзлись
Врата спасенья…
. . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
Слава! слава!
Как сладостно веют
Вокруг меня пальмы вефильские!
Как благовонно дышат
Мирры хевронские!
Как шумит священный поток
И кружится от радости!
И сам я кружусь… и меня
Выводит скорее на воздух,
На белый свет — освежиться —
Мой друг погребщик, гражданин
Города Бремена.
Ах, мой друг погребщик! погляди!
На кровлях домов все стоят
Малютки крылатые…
Пьяны они — и поют…
А там — это яркое солнце, —
Не красный ли спьяну то нос
Властителя мира Зевеса;
И около этого красного носа
Не спьяну ль весь мир кружится?
