Оригинал: древнегреческій. — Изъ сборника «Сочиненія Платона». Источникъ: Теэтет // Сочинения Платона : в 6 т. / пер. В. Н. Карпова — М.: Синодальная типографія, 1879. — Т. 5. — С. 320—437. • Помѣтки на поляхъ, въ видѣ цифръ и буквъ B, C, D, E, означаютъ ссылки на изданіе Стефана 1578 года.
Эвкл. Едва живаго: онъ сильно страдалъ и отъ B. нѣкоторыхъ ранъ, а особенно отъ свирѣпствовавшей въ войскѣ болѣзни.
Терп. Вѣроятно, поносомъ?
Эвкл. Да.
Терп. Каковъ этотъ человѣкъ, по твоимъ словамъ, находящійся въ опасности?
Эвкл. Человѣкъ прекрасный и добрый, Терпсіонъ: вотъ я и теперь слышалъ, какъ нѣкоторые превозносили его подвиги въ сраженіи.
Терп. Да и не странно; было бы гораздо удивительнѣе, если бы онъ оказался не такимъ. Однакожъ почему не остановился онъ здѣсь, въ Мегарѣ?C.
Эвкл. Спѣшилъ домой. Я просилъ его и совѣтовалъ; но онъ не хотѣлъ. Проводивъ его, я на возвратномъ пути вспомнилъ и удивлялся, какъ пророчески Сократъ высказывалъ и другое-таки, и относящееся къ Теэтету. Помнится, незадолго до смерти, встрѣтившись съ Теэтетомъ, еще мальчикомъ, онъ бесѣдовалъ съ нимъ и, разговорившись, восхищался естественными его способностями, а потомъ, когда я пришелъ въ Аѳины, пересказалъ мнѣ свой съ нимъ разговоръ, который стоило выслушать, и прибавилъ, что, D. пришедши въ возрастъ, этотъ мальчикъ непремѣнно сдѣлается человѣкомъ знатнымъ.
Терп. Да и правду, какъ видно, сказалъ онъ. Однакожъ какой именно былъ его разговоръ? Не можешь ли пересказать?
Эвкл. Нѣтъ, такъ-то устно, клянусь Зевсомъ, не могу: но въ то время, только что пришелъ я домой, тотчасъ набросалъ памятную записку, а потомъ на досугѣ[2] раскрывалъ, [322]сколько припоминалъ, чего же не помнилъ, всякій разъ, приходя въ Аѳины, спрашивалъ у Сократа и, возвратившись сюда, исправлялъ; такъ что у меня написанъ почти весь разговоръ.
Терп. Правда, я слышалъ это отъ тебя и прежде, и всегда съ намѣреніемъ медлилъ[3] здѣсь, чтобы попросить тебя показать мнѣ рукопись. Но что мѣшаетъ намъ заняться этимъ теперь, — тѣмъ болѣе, что я, возвратившись изъ деревни, имѣю нужду въ отдыхѣ?
B.Эвкл. Да и самъ я, проводивъ Теэтета до Эрина[4], не безъ удовольствія отдохнулъ бы. Пойдемъ же, и мальчикъ, въ минуты нашего отдыха, прочитаетъ намъ рукопись.
Терп. Правильно говоришь.
Эвкл. Вотъ эта рукопись, Терпсіонъ: я написалъ разговоръ такъ, что будто бы Сократъ не пересказываетъ его мнѣ, какъ пересказывалъ, а разговариваетъ, съ кѣмъ, по его словамъ, разговаривалъ. Бесѣда его была съ геометромъ Ѳеодоромъ[5]C. и съ Теэтетомъ. И чтобы въ рукописи не [323]затрудняли рѣчи слова вставочныя, какъ о томъ, когда говоритъ Сократъ, — напримѣръ: «я сказалъ», или — «я говорилъ», такъ и объ отвѣчающемъ: «онъ подтвердилъ», или «не согласился»; то я писалъ такъ, какъ бы Сократъ самъ разговаривалъ съ ними, и потому вставочныя слова выпустилъ.
Терп. И тутъ нѣтъ ничего необыкновеннаго, Эвклидъ.
Эвкл. Возьми же, мальчикъ, эту рукопись, и читай.
Сокр. Если бы я болѣе заботился о Киринеѣ, Ѳеодоръ, D. то спросилъ бы тебя о тамошнемъ и о тамошнихъ, — ревностно ли занимаются тамъ нѣкоторые изъ юношей геометріею, или какою иною философіею. А теперь, — такъ какъ тѣхъ люблю меньше, чѣмъ этихъ, — я больше желаю знать, которые изъ юношей у насъ подаютъ надежду сдѣлаться людьми порядочными: это и самъ я наблюдаю, сколько могу, объ этомъ спрашиваю и другихъ, съ которыми юноши, вижу, охотно обращаются. Немалое число ихъ сближается, конечно, и съ тобою, — да и справедливо: ты достоинъ того, E. какъ съ другихъ сторонъ, такъ и со стороны геометріи. Поэтому, если пришлось тебѣ встрѣтиться съ кѣмъ нибудь, стоющимъ замѣчанія, то съ удовольствіемъ получилъ бы о томъ свѣдѣніе.
Ѳеод. Да и стоитъ-таки, Сократъ, мнѣ сказать, а тебѣ послушать, съ какимъ встрѣтился я мальчикомъ изъ вашихъ гражданъ. И если бы онъ былъ прекрасенъ, я побоялся бы съ жаромъ говорить о немъ, чтобы не показаться къ нему пристрастнымъ: а то, не завидуй мнѣ, онъ некрасивъ, — походитъ на тебя, какъ сплюснутостью носа, [324]такъ и выкатившимися глазами; только то и другое въ 144. меньшей мѣрѣ, чѣмъ у тебя. Смѣло говорю: хорошо знай, что съ кѣмъ когда я ни встрѣчался, — а сближался я весьма со многими, — никого не зналъ, кто былъ бы одаренъ такими удивительными способностями. Въ ученьи онъ послушенъ, тогда какъ въ иныхъ отношеніяхъ упоренъ, отлично также кротокъ, и сверхъ того мужественъ больше, чѣмъ кто нибудь: я и не предполагалъ, и не вижу такого. Есть, конечно, острые, какъ этотъ, смѣтливые, по большой части памятливые и порывистые къ гнѣву, — несутся стремительно, будто не B. нагруженные корабли, и по природѣ больше неистовы, чѣмъ мужественны; тяжелые же опять лѣниво приступаютъ къ наукамъ и бываютъ крайне забывчивы. А этотъ направляется къ ученью и изслѣдованію такъ легко, непреткновенно, съ успѣхомъ и съ великою кротостію, подобно потоку масла[6], текущему безъ шума, что удивляешься, какъ у него дѣлается это въ такомъ возрастѣ.
Сокр. Хорошая вѣсть. Чей же онъ изъ гражданъ?
C.Ѳеод. Я слышалъ имя, да не помню. Но онъ въ массѣ этихъ подходящихъ: нѣкоторые друзья его и самъ онъ сейчасъ мазались во внѣшнемъ портикѣ[7], и вотъ, намазавшись, кажется, идутъ теперь сюда; такъ смотри, узнаешь ли его. [325]
Сокр. Знаю: это сынъ сунійца Евфронія, человѣка именно такого, другъ мой, какимъ описанъ тобою юноша, знатнаго и въ другихъ отношеніяхъ, и въ томъ, что онъ оставилъ большое состояніе. Но имени этого мальчика я не знаю.
Ѳеод. Имя-то его — Теэтетъ, а состояніе, Сократъ, кажется, D. разстроено нѣкоторыми опекунами. Впрочемъ, что касается денегъ, то и онъ удивительно щедръ.
Сокр. Ты описываешь браваго человѣка. Прикажи-ка ему сѣсть здѣсь.
Ѳеод. Это будетъ. Теэтетъ! Сюда, подлѣ Сократа.
Сокр. Конечно, Теэтетъ, чтобы мнѣ разсмотрѣть и самого себя, каковъ я лицомъ; такъ какъ Ѳеодоръ находитъ, что я похожъ на тебя. Однакожъ, если бы каждый изъ насъ E. держалъ лиру, и намъ сказалъ бы кто нибудь, что онѣ подстроены одна подъ другую, — тотчасъ ли бы повѣрили мы, или напередъ испытали, музыкантъ ли тотъ, кто говоритъ это?
Теэт. Испытали бы.
Сокр. И нашедши, что такъ, повѣрили бы, а когда музыки онъ не знаетъ, не повѣрили бы?
Теэт. Правда.
Сокр. Теперь же вотъ думаю я: если занимаетъ насъ сходство лицъ, надобно намъ разсмотрѣть, живописецъ ли 145. тотъ, кто говоритъ это, или нѣтъ.
Теэт. Мнѣ кажется.
Сокр. Такъ живописецъ ли Ѳеодоръ?
Теэт. Сколько мнѣ-то извѣстно, нѣтъ.
Сокр. Неужели и не геометръ?
Теэт. Безъ сомнѣнія, геометръ, Сократъ.
Сокр. Тоже и астрономъ, и счетчикъ, и музыкантъ, и все, что относится къ воспитанію?
Теэт. Мнѣ кажется.
Сокр. Если, стало быть, въ похвалу или порицаніе, находитъ онъ насъ въ чемъ нибудь похожими по тѣлу, то не стоитъ обращать на него вниманія. [326]
Теэт. Можетъ быть.
B.Сокр. Что же, когда похвалилъ бы онъ душу котораго либо, за ея добродѣтель и мудрость? Не слѣдовало ли бы слушающему его старательно испытать это, а хвалимому имъ усердно показать себя?
Теэт. Конечно, Сократъ.
Сокр. Такъ теперь время, любезный Теэтетъ, тебѣ показать себя, а мнѣ испытать. Хорошо знай, что Ѳеодоръ сколь ни многихъ нынѣ же хвалилъ мнѣ иностранцевъ и здѣшнихъ горожанъ, никого не хвалилъ, какъ тебя.
Теэт. Хорошо бы такъ, Сократъ; но смотри, не шутя ли C. говорилъ онъ.
Сокр. У Ѳеодора это не въ обычаѣ. Нѣтъ, не отказывайся отъ того, на что далъ согласіе, — подъ тѣмъ предлогомъ, будто онъ говоритъ шутя; чтобы ему не придти къ необходимости свидѣтельствовать. Вѣдь никто не заподозритъ его свидѣтельства. Нѣтъ, смѣло устой въ согласіи.
Теэт. Да, надобно сдѣлать это, если тебѣ угодно.
Сокр. Говори же мнѣ: вѣроятно, учишься ты у Ѳеодора чему нибудь изъ геометріи?
Теэт. Да.
D.Сокр. И чему нибудь также относительно астрономіи, гармоніи, счисленія?
Теэт. По крайней мѣрѣ стараюсь.
Сокр. Да вѣдь и я, дитя мое, учусь, и у него-таки, и у другихъ, которые, по моему мнѣнію, знаютъ нѣчто такое. Но, тогда какъ иное въ этомъ отношеніи я порядочно держу, есть немногое, въ чемъ недоумѣваю и что надобно разсмотрѣть съ тобою и съ другими. И вотъ говори мнѣ: учиться не значитъ ли дѣлаться мудрѣе въ томъ, чему учишься?
Теэт. Какъ не значитъ.
Сокр. А мудрецы мудры, конечно, мудростію.
Теэт. Да.
E.Сокр. Но это отличается ли чѣмъ нибудь отъ знанія? [327]
Теэт. Что такое — это?
Сокр. Мудрость. Или въ чемъ знатоки, въ томъ самомъ и мудрецы?
Теэт. Какъ же.
Сокр. Стало быть, знаніе и мудрость — то же самое.
Теэт. Да.
Сокр. Такъ вотъ это-то и есть, въ чемъ я недоумѣваю, и не могу достаточно понять самъ собою: — что̀ такое знаніе. Можемъ ли мы объяснить это? Какъ вы думаете? Кто изъ 146. насъ скажетъ первый? Допустившій ошибку и всегда ошибающійся пусть сидитъ осломъ, какъ говорятъ дѣти, играющіе въ мячъ[8]: а кто взялъ верхъ, не сдѣлавъ ошибки, тотъ будетъ у насъ царемъ и станетъ приказывать, чтобы отвѣчали ему по его желанію. Что вы молчите? Можетъ быть, отъ желанія бесѣдовать, Ѳеодоръ, я выхожу нѣсколько грубъ[9], когда стараюсь, чтобы мы вошли въ разговоръ и были друзьями взаимно привѣтливыми.
Ѳеод. Въ твоихъ словахъ, Сократъ, нѣтъ ничего B. грубаго; но приказывай отвѣчать кому нибудь изъ мальчиковъ. Вѣдь я-то не привыченъ къ такому собесѣдованію, да не такой уже и возрастъ мой, чтобы привыкать: мальчикамъ же это прилично и они отъ того успѣвали бы гораздо болѣе; ибо юношество дѣйствительно во всемъ получаетъ приращеніе. Такъ вотъ, какъ началъ, не отпускай Теэтета, но спрашивай его.
Сокр. Слышишь теперь, Теэтетъ, что̀ говоритъ Ѳеодоръ: [328]C. не слушаться его, какъ я думаю, и ты не захотѣлъ бы, да и не слѣдуетъ молодому человѣку показывать неповиновеніе, когда приказываетъ ему что нибудь такое человѣкъ мудрый. Скажи же прямо и благородно: чѣмъ кажется тебѣ знаніе?
Теэт. Да, надобно, Сократъ, когда вы приказываете. За то, если бы я и нѣсколько ошибся, вы, безъ сомнѣнія, поправите.
Сокр. Конечно, лишь бы только были въ состояніи.
Теэт. И такъ, мнѣ кажется, что познанія суть и то, чему можно научиться у Ѳеодора, то есть, геометрія и прочее, о чемъ сейчасъ упоминалъ ты, и опять — сапожничество и D. искусство другихъ мастеровъ: всѣ они и каждое порознь суть не иное что, какъ знаніе[10].
Сокр. Благородно-то благородно, другъ мой, и щедролюбиво: просили одного, а ты далъ многое и, вмѣсто простаго, различное.
Теэт. Какъ это говоришь ты, Сократъ?
Сокр. Можетъ быть, говорю пустяки; однакожъ я скажу, что̀ думаю. Когда приводишь ты сапожничество, тогда разумѣешь ли что иное, кромѣ знанія дѣлать обувь?
Теэт. Ничего.
E.Сокр. А что̀, когда плотничество? — иное ли что тутъ, кромѣ знанія дѣлать деревянные сосуды?
Теэт. И тутъ ничего.
Сокр. Такъ въ обоихъ не то ли ты опредѣляешь, чего знаніе есть каждое изъ нихъ?
Теэт. Да.
Сокр. Но спрашивалось-то не о томъ, Теэтетъ, чего [329]знаніе есть знаніе, и сколько ихъ; потому что, спрашивая насъ, не имѣли желанія сосчитать знанія, а хотѣли узнать, что̀ такое само знаніе. Или я ничего не говорю?
Теэт. Совершенно правильно.
Сокр. Разсмотри-ка и это. Пусть бы кто спросилъ насъ 147. о чемъ нибудь изъ вещей простыхъ и подручныхъ, — напримѣръ, о глиняной массѣ, что такое она, и мы отвѣчали бы: глиняная масса бываетъ у горшечниковъ, глиняная масса у печниковъ, глиняная масса у кирпичниковъ: — не смѣшно ли было бы?
Теэт. Можетъ быть.
Сокр. Во первыхъ, намъ кажется, что вопрошающій изъ нашего отвѣта пойметъ дѣло, если, сказавъ: глиняная масса, мы прибавимъ къ этому: масса кукольниковъ, либо — масса какихъ другихъ мастеровъ. Или ты думаешь, что можно B. понять имя чего нибудь, когда не знаешь, что̀ такое оно?
Теэт. Никакъ нельзя.
Сокр. Стало быть, не поймешь и знанія обуви, не зная знанія.
Теэт. Нѣтъ.
Сокр. Слѣдовательно тотъ не составитъ понятія ни о сапожничествѣ, ни о какомъ иномъ искусствѣ, кто не понимаетъ знанія.
Теэт. Такъ.
Сокр. Стало быть, для вопрошающаго: что̀ такое знаніе, смѣшнымъ покажется отвѣтъ, когда приведутъ имя какого нибудь искусства; потому что отвѣчающій будетъ указывать на знаніе чего нибудь, а объ этомъ его не спрашивали.C.
Теэт. Походитъ.
Сокр. Тогда какъ можно было, вѣроятно, отвѣчать просто и коротко: оно идетъ путемъ безконечнымъ; напримѣръ, и при вопросѣ о глиняной массѣ, вѣроятно, можно было сказать просто и коротко, что это есть глина, разведенная водою, а чья она, оставить.
Теэт. Теперь-то такъ кажется легко, Сократъ. Но ты [330]спрашиваешь, должно быть, о томъ же, о чемъ недавно спрашивалось и у насъ самихъ, когда мы, я и соименникъ D. твой Сократъ[11], разговаривали другъ съ другомъ.
Сокр. О чемъ, то есть, Теэтетъ?
Теэт. Этотъ Ѳеодоръ объяснялъ намъ чертежами нѣчто о потенціяхъ[12], о трехфутовой и пятифутовой величинѣ, [331]доказывая, что по долготѣ онѣ не соразмѣрны футу: такъ бралъ онъ каждую порознь потенцію до семнадцатифутовой; и на этой какъ-то остановился. Тогда пришло намъ въ голову нѣчто подобное твоему вопросу: такъ какъ потенцій представлялось безчисленное множество, то намъ вздумалось попытаться заключить ихъ въ одной, чтобы этою одною обозначить всѣ потенціи.E.
Сокр. И вы нашли нѣчто такое?
Теэт. Кажется, нашли. Смотри и ты.
Сокр. Говори.
Теэт. Всякое число мы раздѣлили на двое, и ту его [332]часть, которая могла быть равножды равною, уподобивъ четвероугольнику, назвали равностороннимъ четвероугольникомъ.
Сокр. Да и хорошо.
Теэт. А число промежуточное, какъ напримѣръ: три, пять, 148. и всякое, которому нельзя быть равножды равнымъ, но которое бываетъ корнемъ произведенія, или бо̀льшаго на меньшее, или меньшаго на большее, и за свои стороны всегда принимаетъ большее и меньшее, — такое число, уподобивъ опять фигурѣ продолговатой, мы назвали числомъ продолговатымъ.
Сокр. Прекрасно; но что потомъ?
Теэт. Всѣ линіи, изображающія число равносторонняго четвероугольника и четвероугольной плоскости, мы опредѣлили понятіемъ долготы, а всѣ, дающія число изъ различныхъ B. протяженій, — понятіемъ потенцій, такъ какъ по долготѣ эти числа соразмѣрны не тѣмъ, а плоскостямъ, на которыя указываютъ. То же самое и о твердыхъ тѣлахъ.
Теэт. Впрочемъ, Сократъ, что̀ спрашиваешь ты о знаніи, на то не могъ бы я отвѣчать, какъ о долготѣ и потенціи, хотя вопросъ-то твой мнѣ кажется такимъ же; такъ что Ѳеодоръ снова оказывается солгавшимъ.
C.Сокр. Что ты! Но если бы кто, хваля тебя за бѣганье, говорилъ, что онъ не встрѣчалъ никого изъ юношей, столь быстраго на бѣгу, а потомъ, состязаясь, ты былъ бы побѣжденъ сильнѣйшимъ и быстрѣйшимъ: то думаешь ли, что меньше былъ бы правъ хвалившій тебя?
Теэт. Не думаю.
Сокр. Найти же знаніе, какъ теперь-таки говорилъ я о немъ, маловажнымъ чѣмъ-то почитаешь ты, а не крайне высокимъ?
Теэт. О, клянусь Зевсомъ, по мнѣ-то, оно относится къ предметамъ наивысочайшимъ. [333]
Сокр. Будь же смѣлѣе въ отношеніи къ себѣ и думай, что Ѳеодоръ говоритъ не пустяки: постарайся всячески D. взяться за слово и о другихъ предметахъ, и о знаніи, что̀ такое оно.
Сокр. Ну же; вѣдь ты сейчасъ хорошо началъ: подражая отвѣту о потенціяхъ, которыя, какъ многочисленныя, соединены тобою въ одномъ видѣ, постарайся такимъ же образомъ и многія знанія высказать однимъ словомъ.
Теэт. Но знай хорошо, Сократъ, что я, выслушивая E. произносимые тобою вопросы, часто принимался разсматривать это; только и самъ себя не могу убѣдить, что говорю что-то удовлетворительное, и отъ другихъ не слышу такого отвѣта, какого ты требуешь, хотя и не думаю отстать отъ попытки.
Сокр. Потому что испытываешь боли, любезный Теэтетъ, какъ беременный, а не праздный.
Теэт. Не знаю, Сократъ; говорю именно то, что чувствую.
Сокр. Эхъ, чудакъ! ты не слышалъ, что я сынъ 149. благородной и строгой[13] повивальной бабки Фенареты?
Теэт. Это-то уже слышалъ.
Сокр. А слышалъ ли, что и я занимаюсь тѣмъ же самымъ искусствомъ?
Теэт. Вовсе нѣтъ.
Сокр. Знай же хорошо, что такъ; только не оговори меня предъ другими. Отъ иныхъ я таюсь, другъ мой, что владѣю такимъ искусствомъ, — и они, по незнанію, не говорятъ [334]о мнѣ этого, — а говорятъ то, что я человѣкъ самый несносный, привожу людей въ недоумѣніе[14]. Слышалъ ли ты по крайней мѣрѣ это?
Теэт. Слышалъ.
B.Сокр. А сказать ли причину?
Теэт. Конечно.
Сокр. Такъ размысли, какъ все бываетъ у повивальныхъ бабокъ, и легко поймешь, чего я хочу. Вѣдь ты, конечно, знаешь, что ни одна изъ нихъ, сама бременѣя и раждая, не помогала бы другимъ; но онѣ раждать уже не могутъ.
Теэт. Конечно.
Сокр. Причина же этого-то, говорятъ, — въ Артемидѣ, которая, сама будучи неплодною, получила жребій попеченія C. о родахъ. Но неплоднымъ не дала она способности бабничать, ибо человѣческая природа слабѣе, чѣмъ могла бы усвоить искусство въ томъ, чего не испытала: напротивъ, женщинамъ, неплоднымъ по возрасту, желая почтить ихъ сходство съ собою, приказала это.
Теэт. Естественно.
Сокр. А то̀ развѣ не естественно и не необходимо, что беременныя никѣмъ инымъ такъ не узнаются, какъ повивальными бабками?
Теэт. Конечно.
Сокр. Притомъ повивальныя-то бабки, давая зелья и напѣвая родильницамъ, могутъ возбуждать боли, либо, когда D. захотятъ, ослаблять ихъ, раждающимъ трудно помогаютъ родить, либо, когда покажется нужнымъ выкинуть, располагаютъ къ выкидышу.
Теэт. Такъ.
Сокр. Не извѣстно ли тебѣ о нихъ и то, что онѣ — страшнѣйшія свахи: чрезвычайно мудры узнавать, какой [335]женщинѣ надобно сойтись съ какимъ мужчиною, чтобы раждались наилучшія дѣти?
Теэт. Объ этомъ я не очень знаю.
Сокр. Такъ знай, что объ этомъ онѣ больше хлопочутъ, чѣмъ объ отрѣзаніи пупка. Подумай-ка: къ тому же, или E. къ иному искусству относится ухаживать и выращать изъ земли плоды, и знать, какое растеніе и сѣмя посадить въ какую землю?
Теэт. Не къ иному, а къ тому же.
Сокр. А въ отношеніи къ женщинѣ, иное ли, думаешь, искусство дѣлать это, и иное — выращать?
Теэт. Не естественно.
Сокр. Конечно нѣтъ. По причинѣ несправедливой и 150. безъискуственной связи мужчины съ женщиною, чему имя — обольщеніе, повивальныя бабки, какъ особы почтенныя, конечно, избѣгаютъ искусства сватать, боясь, чтобы отъ послѣдняго не сдѣлаться виновными въ первомъ; но правильное-то сватовство идетъ, точно, къ однимъ настоящимъ повивальнымъ бабкамъ.
Теэт. Видимо.
Сокр. Та̀къ вотъ велико дѣло повивальныхъ бабокъ; но оно меньше моего; потому что женщинамъ не свойственно раждать иногда призраки, иногда дѣйствительныя существа; B. а это не легко распознать. Вѣдь если бы было свойственно, то важнѣйшимъ и прекраснѣйшимъ дѣломъ повивальныхъ бабокъ оказалось бы различать истинное и не истинное. Или не думаешь?
Теэт. Думаю.
Сокр. Моему же искусству бабничанья свойственно иное, чѣмъ ихнему: мое отличается тѣмъ, что бабничанье прилагаетъ не къ женщинамъ, а къ мужчинамъ, и наблюдаетъ надъ родами не тѣлесными, а душевными. Важнѣйшее же дѣло нашего искусства есть возможность всячески испытывать, C. призракъ ли и ложь раждается въ мысли юноши, или плодъ здоровый и истинный. Вѣдь и со мной бываетъ то же, что [336]съ повивальными бабками: я не раждаю мудрости, и многіе, порицавшіе меня за то, что другихъ я спрашиваю, а самъ не даю ни на что никакого отвѣта, потому что не мудрецъ, порицаютъ справедливо. Причина же этого слѣдующая: бабничать мнѣ Богъ повелѣваетъ, а раждать запретилъ. Такъ самъ я не очень что-то мудръ, и порожденіе моей души D. не есть какое нибудь мое изобрѣтеніе. Но обращающіеся со мною, — хотя иные на первый разъ оказываются и очень не свѣдущими, — всѣ, кому Богъ помогаетъ, съ теченіемъ времени обращенія[15], удивительно до какой степени успѣваютъ, какъ представляется это и имъ самимъ, и другимъ. Отсюда ясно, что у меня они ничему не научаются, но многое и прекрасное находятъ и держатъ въ самихъ себѣ. Такимъ образомъ причина родовспоможенія — Богъ и я; а E. это явно вотъ изъ чего. Многіе уже, не уразумѣвъ того и все приписавъ себѣ, меня же, или сами собою, или подъ вліяніемъ другихъ, презрѣвъ, разошлись со мною раньше надлежащаго, — а разошедшись, чрезъ дурное обращеніе, прочее выкинули, рожденное же при моемъ бабничаньи, худо выкормивъ, погубили, потому что призрачное и ложное поставили выше истиннаго, и наконецъ какъ для самихъ себя, такъ и для другихъ стали казаться невѣждами. Однимъ изъ 151. такихъ былъ Аристидъ[16], сынъ Лизимаха, и иные, очень [337]многіе. Когда потомъ снова приходили они просить моего обращенія и дѣлали крайнія усилія, — живущій во мнѣ геній нѣкоторымъ возбранилъ обращаться со мною, нѣкоторымъ позволилъ, — и они стали снова успѣвать. Обращающіеся со мною чувствуютъ вотъ и это, общее съ раждающими женщинами: они терпятъ боли, испытываютъ затруднительность своего положенія день и ночь — гораздо болѣе, чѣмъ тѣ. Возбуждать такія боли и успокоивать можетъ мое искусство. И эти-то такъ. Но иногда бываетъ, Теэтетъ, что юноши B. какъ-то не кажутся мнѣ беременными[17]: тогда, узнавъ, что во мнѣ они не имѣютъ нужды, я радушно сватаю ихъ и, слава Богу, очень достаточно угадываю, съ кѣмъ обращаясь могутъ они получить пользу. Многихъ передалъ я Продику, многихъ инымъ мудрымъ и богоугоднымъ мужамъ. Объ этомъ я распространился съ тобою, почтеннѣйшій, подозрѣвая, какъ и самому тебѣ кажется, что ты внутренно мучишься болями чревоношенія. И такъ, относись ко мнѣ, какъ къ сыну повивальной бабки, который и самъ знаетъ повивальное искусство, — и о чемъ я буду спрашивать, C. постарайся на то какъ можешь лучше отвѣчать. И если, разсматривая, что̀ ты говоришь, я найду слова твои призракомъ, а не правдою, и потому потихоньку выну ихъ и выкину, — ты не сердись, какъ сердятся по поводу дѣтей матери, при первыхъ родахъ. Вѣдь многіе уже, почтеннѣйшій, такъ чувствовали себя въ отношеніи ко мнѣ, что готовы были просто укусить, когда я вынималъ у нихъ какія нибудь бредни: они не думаютъ, что я дѣлаю это изъ [338]добраго расположенія, и далеки отъ той мысли, что какъ ни D. одинъ богъ не мыслитъ людямъ зла, такъ и я не дѣлаю ничего такого по злому намѣренію; но вѣдь никакъ же не позволительно мнѣ уступать лжи и скрывать правду. Постарайся же, Теэтетъ, опять сначала сказать, что̀ такое знаніе. Не говори, что не можешь; если Богъ захочетъ и ты будешь мужаться, то возможешь.
Теэт. Да и въ самомъ дѣлѣ, Сократъ; когда ты-то такъ E. приказываешь, стыдно не постараться всячески сказать, что можно. Такъ вотъ мнѣ кажется, что нѣчто знающій чувствуетъ то, что̀ знаетъ; а потому теперь представляется, что знаніе есть не иное что, какъ чувствованіе.
Сокр. Хорошо, конечно, и благородно, дитя мое; такъ долженъ говорить, кто заявляетъ свое мнѣніе. Но давай разсмотримъ сообща, здраво ли оно, или пусто. Знаніе, говоришь, есть чувствованіе[18]?
Теэт. Да.
Сокр. Ты сказалъ, должно быть, не маловажное положеніе 152. о знаніи, а такое, которое объявлялъ и Протагоръ; только онъ то же самое высказалъ другимъ образомъ, ибо говорилъ, что человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей[19], — существующихъ, что онѣ существуютъ, не существующихъ, что онѣ не существуютъ. Вѣроятно, читалъ?
Теэт. Читалъ, и много разъ.
Сокр. Не говоритъ ли онъ какъ-то такъ, что какою [339]всякая вещь кажется мнѣ, такова она для меня, и какою тебѣ, такова для тебя, а ты и я — человѣкъ?
Теэт. Да, онъ говоритъ такъ.
Сокр. Мудрый человѣкъ, вѣроятно, ужъ не сумасбродничаетъ; послѣдуемъ же ему. — Но не бываетъ ли иногда, что, B. при дуновеніи того же вѣтра, одинъ изъ насъ зябнетъ, другой нѣтъ, и одинъ немного, другой сильно?
Теэт. И очень.
Сокр. Такъ тогда вѣтеръ, самъ по себѣ, холоднымъ ли назовемъ мы, или не холоднымъ? Или повѣримъ Протагору, что для зябнущаго онъ холоденъ, а для не зябнущаго нѣтъ?
Теэт. Походитъ на то.
Сокр. Не такъ ли и является это каждому?
Теэт. Да.
Сокр. А явленіе-то (τὸ φαίνεται) есть чувствованіе?
Теэт. Конечно.
Сокр. Стало быть, являемость (φαντασία) и чувствованіе — C. то же самое и въ тепломъ, и во всемъ тому подобномъ; ибо что̀ всякій чувствуетъ, то̀ для всякаго, должно быть, и есть.
Теэт. Походитъ.
Сокр. Слѣдовательно, чувствованіе, какъ знаніе, всегда есть чувствованіе существующаго[20], и никогда не бываетъ лживымъ.
Теэт. Видимо.
Сокр. Такъ, ради Харитъ, не всесвѣтнымъ ли какимъ-то мудрецомъ былъ Протагоръ, когда открылъ это намъ, пестрой толпѣ, а ученикамъ тайно говорилъ истину? [340]
D.Теэт. Какъ ты говоришь это, Сократъ?
Сокр. Я скажу тебѣ очень не малозначительное слово: что нѣтъ ничего одного самого по себѣ, что не назвать тебѣ правильно никакого качества вещи, но что̀ назовешь ты великимъ, то покажется малымъ, что̀ — тяжелымъ, то — легкимъ, и все такимъ же образомъ; такъ что нѣтъ ничего одного, ни по бытію, ни по качествамъ: все, чему неправильно приписываемъ мы понятіе бытія, происходитъ отъ стремленія, движенія и взаимнаго смѣшенія вещей; ибо ничто никогда не существуетъ, но все бываетъ. И въ этомъ, E. кромѣ Парменида, сходились всѣ по порядку[21] мудрецы: Протагоръ, Гераклитъ, Эмпедоклъ, и главы поэтовъ во всякомъ родѣ: въ комедіи Эпихармъ, въ трагедіи Омиръ, — который, сказавъ:
Видѣть безсмертныхъ отца Океана и матерь Теѳису,
прибавляетъ, что все есть порожденіе теченія и движенія. Или онъ, кажется тебѣ, не это говоритъ?
Сокр. Кто же еще могъ бы спорить противъ такого-то 153. лагеря и вождя — Омира, не дѣлаясь отъ того смѣшнымъ?
Теэт. Не легко, Сократъ.
Сокр. Конечно, нелегко, Теэтетъ, когда вотъ и достаточныя доказательства этого положенія: что кажимость бытія и явленія доставляется движеніемъ, а небытія и исчезанія — покоемъ. Напримѣръ, теплотворъ и огонь, раждающій и упорядочивающій также прочее, самъ раждается отъ усилія и тренія; а это есть движеніе. Или не таковы условія рожденія огня?
Теэт. Именно таковы.B.
Сокр. Даже и родъ-то животныхъ раждается изъ этого самаго.
Теэт. Какъ же не изъ этого!
Сокр. Что же? состояніе тѣлъ разрушается не отъ покоя ли и бездѣйствія, а сохраняется большею частію не отъ гимнастическихъ ли упражненій и движеній?
Теэт. Да.
Сокр. Состояніе же души пріобрѣтаетъ познанія, сохраняется и дѣлается лучше не отъ ученія ли и размышленія, — что̀ имѣетъ свойство движеній, — а не познаетъ и, что C. узнало, забываетъ — не отъ покоя ли, свойственнаго отсутствію мысли и невѣжеству?
Теэт. И очень.
Сокр. Стало быть, движеніе, и по душѣ и по тѣлу, есть добро, а противное тому будетъ противное?
Теэт. Походитъ.
Сокр. Не сказать ли тебѣ еще о безвѣтренной и тихой погодѣ, и о прочемъ подобномъ, — что это затишье распространяетъ гнилость и губитъ, а противное ему сохраняетъ? Сверхъ того не заставить ли тебя, въ заключеніе, привесть золотую цѣпь[22], подъ которою Омиръ разумѣетъ не иное [342]что, какъ солнце, и показываетъ, что, пока есть круговращеніе D. и солнце движется, все существуетъ и сохраняется у боговъ и людей, а какъ скоро оно остановилось бы, будто связанное, — всѣ вещи разрушились бы и все, какъ говорится, перевернулось бы кверху дномъ?
Теэт. Мнѣ кажется, Сократъ, Омиръ показываетъ то, что ты говоришь.
Сокр. Понимай же это такъ, почтеннѣйшій: во первыхъ, относительно зрѣнія, — то, что̀ называешь ты бѣлымъ цвѣтомъ, не есть нѣчто особое, внѣ твоихъ глазъ, или въ самыхъ глазахъ, и не назначай для этого какого нибудь мѣста; E. потому что иначе это уже существовало бы въ ряду вещей, какъ что-то постоянное, и потому не находилось бы въ состояніи рожденія.
Теэт. Какъ же смотрѣть на это?
Сокр. Будемъ слѣдовать недавно сказанному, полагая, что само по себѣ ничто не существуетъ. Такимъ образомъ черный, бѣлый и всякій иной цвѣтъ окажется произведеніемъ зрѣнія, приражающагося къ присущему движенію, и каждое такое прираженіе мы называемъ цвѣтомъ; хотя не будетъ 154. тутъ ни приражающагося, ни приражаемаго, а выйдетъ нѣчто среднее, свойственное тому и другому. Или [343]ты станешь утверждать, что какимъ всякій цвѣтъ представляется тебѣ, таковъ онъ и для собаки, и для иного какого хочешь животнаго?
Теэт. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ, не стану.
Сокр. Что же? думаешь ли, что нѣчто и другому человѣку представляется такимъ, какъ тебѣ? Твердо ли ты стоишь въ этомъ, или гораздо скорѣе согласишься, что и для тебя самого то же является не тѣмъ же, потому что ты никогда не бываешь подобенъ самому себѣ?
Теэт. Послѣднее мнѣ больше кажется, чѣмъ первое.
Сокр. Поэтому если бы то, что̀ мы измѣряемъ, или B. чего касаемся, было либо велико, либо бѣло, либо тепло, то, приразившись къ другому, оно не сдѣлалось бы инымъ, не измѣняясь само-то въ себѣ. И опять, если бы былъ таковъ каждый измѣряемый или осязаемый предметъ, то, по привхожденіи другаго предмета или другаго впечатлѣнія, самъ онъ, не впечатлѣваясь, не дѣлался бы инымъ. Между тѣмъ теперь-то, другъ мой, мы какъ бы съ удовольствіемъ поставляемъ себя въ необходимость говорить вещи странныя и смѣшныя, что сказалъ бы и Протагоръ и всякій рѣшающійся подтверждать его положеніе[23].
Теэт. Какъ же и что скажешь ты?
Сокр. Прими небольшой примѣръ, — и узнаешь все, чего я C. хочу. Возьми, положимъ, шесть игорныхъ костей: приложивъ къ нимъ четыре, мы скажемъ, что ихъ больше четырехъ на цѣлое съ половиною, а когда приложимъ двѣнадцать, — ихъ будетъ меньше на половину. И не потерпимъ, чтобы говорили иначе. Или ты потерпишь?
Теэт. Не потерплю.
Сокр. Что же? Пусть бы Протагоръ, или кто другой спросилъ тебя: Теэтетъ! можно ли увеличить или усложнить [344]что нибудь иначе какимъ нибудь образомъ, нежели чрезъ умноженіе? Что будешь отвѣчать?
Теэт. Если буду смотрѣть, Сократъ, на смыслъ настоящаго D. вопроса, то скажу, что нельзя; а когда посмотрю на прежній-то, — какъ бы не сказать противнаго, что можно.
Сокр. Хорошо; право, клянусь Ирою, другъ мой, божественно. Однакожъ видно, что если ты будешь отвѣчать «можно», то выйдетъ что-то эврипидовское[24], — языкъ-то у насъ будетъ неукоризненъ, а мысль укоризненна.
Теэт. Правда.
Сокр. Поэтому если бы мы были сильны и мудры, — я и ты, — то, изслѣдовавъ все, относящееся къ мыслямъ, стали бы теперь наконецъ, отъ избытка силъ, пробовать другъ друга E. и, входя софистически въ борьбу, отражать слова одного словами другаго: но такъ какъ теперь мы еще простоваты, то сперва хотимъ разсмотрѣть дѣло само по себѣ, что̀ такое то, о чемъ у насъ идетъ разсужденіе, — согласны ли между собою наши мысли, или нисколько.
Теэт. Я, конечно, хотѣлъ бы этого.
Сокр. Да и я тоже. И если такъ, то, имѣя множество досуга, что̀ иное будемъ мы дѣлать, какъ не изслѣдывать 155. легонько снова, не съ досадою, но дѣйствительно въ духѣ самоиспытанія, что̀ такое въ насъ эти представленія. Разсматривая первое изъ нихъ, мы скажемъ, какъ я думаю, что никогда ничто не бываетъ больше или меньше, ни массою, ни числомъ, пока не сдѣлается равно само себѣ. Не такъ ли?
Теэт. Да.
Сокр. А второе: къ чему ничто не прилагается и отъ чего ничто не отнимается, то и не увеличивается никогда, и не умаляется, но всегда бываетъ равно. [345]
Теэт. Совершенно такъ;
Сокр. Не положимъ ли и третьяго: чего прежде не B. было, тому быть послѣ, безъ бытности и происхожденія, невозможно?
Теэт. По крайней мѣрѣ кажется.
Сокр. Такъ эти, думаю, три принятыя нами положенія борятся въ нашей душѣ сами съ собою, когда мы говоримъ объ игорныхъ костяхъ, или когда утверждаемъ, что я, достигши такого возраста, и не выросъ, и не пришелъ въ состояніе противное, хотя, въ теченіе года твоей молодости, сперва былъ больше, потомъ сталъ меньше, — не потому, чтобы отъ моей величины было что нибудь отнято, а потому, что ты выросъ. Вѣдь я впослѣдствіи сталъ то, чѣмъ, не C. сдѣлавшись, не былъ; ибо, не сдѣлавшись, бывать не возможно, — хотя, не теряя ничего изъ величины, никогда не становился меньше. Если только мы примемъ это, то найдемъ безчисленное множество и другихъ такихъ же вещей. Ты, вѣроятно, слѣдуешь за мною, Теэтетъ; потому что кажешься не неопытнымъ въ подобныхъ вопросахъ.
Теэт. Нѣтъ, клянусь богами, Сократъ; я чрезвычайно удивляюсь, что̀ это такое, и когда пристально всматриваюсь въ это, — у меня отъ темноты кружится голова.
Сокр. Ѳеодоръ, кажется, не худо гадаетъ, другъ мой, о D. твоей природѣ: вѣдь удивляться есть[25] свойство особенно философа; ибо начало философіи не иное, какъ это, и тотъ, кто Ириду назвалъ порожденіемъ Тавманта[26] ( [346]удивляющагося), не худо знаетъ ея генеалогію. Но понимаешь ли теперь, отчего по ученію Протагора, о которомъ мы говоримъ, выходитъ такъ, или еще нѣтъ?
Теэт. Кажется, еще нѣтъ.
Сокр. Такъ будешь ли ты мнѣ благодаренъ, если я вмѣстѣ съ тобою внѣдрюсь въ смыслъ скрытой истины того E. человѣка, или, лучше, тѣхъ именитыхъ людей?
Теэт. Какъ же не быть? и очень.
Сокр. Соображай же осмотрительно, какъ бы не подслушалъ насъ кто изъ непосвященныхъ. — Вѣдь есть люди, полагающіе, что существуетъ только то, что можно ощутительно взять руками, а дѣлъ бытности и всего невидимаго въ число сущностей не принимаютъ[27].
156.Теэт. Ты говоришь, Сократъ, о людяхъ грубыхъ и упрямыхъ.
Сокр. Одни изъ нихъ — даже большіе невѣжды, дитя мое; но другіе очень образованны, и относительно ихъ-то я хочу открыть тебѣ тайну. Начало, отъ котораго все зависитъ, какъ мы и сейчасъ говорили, у нихъ таково: все есть движеніе, и кромѣ движенія нѣтъ ничего; движеніе же бываетъ двухъ родовъ, и по количеству каждое безпредѣльно, а по силѣ — одно дѣятельное, другое страдательное. Изъ взаимоотношенія и тренія ихъ происходятъ порожденія, по B. количеству тоже безпредѣльныя, но двойственныя, — чувственное и чувство, всегда совпадающее и раждающееся вмѣстѣ съ чувственнымъ. Чувство вотъ какія получило у насъ названія: зрѣніе, слухъ, обоняніе, холодъ и тепло, удовольствіе и скорбь, желаніе и страхъ, и проч.; неопредѣленное множество чувствованій не носитъ никакихъ названій, а весьма многія наименованы. Каждому изъ этихъ чувствъ, [347]по рожденію, современенъ и чувственный родъ: зрѣнію — цвѣта̀, по различію его, различные, слуху, такимъ же образомъ, звуки, — а другимъ чувствамъ представились сродными другіе чувственные предметы. Что же такое значитъ C. для насъ это разглагольствіе, Теэтетъ? Понимаешь?
Теэт. Не очень, Сократъ.
Сокр. Такъ соображай; не достигнемъ ли какъ нибудь цѣли. Оно хочетъ выразить то, что хотя все это, какъ говоримъ, движется, но въ движеніи всего есть скорость и медленность. И вотъ, восколько что медленно, востолько своимъ движеніемъ на ближайшее и дѣйствуетъ, да такъ и раждаетъ, и раждаемое такимъ образомъ бываетъ D. медленнѣйшее; напротивъ, восколько что быстро, востолько далѣе простираетъ свое движеніе, и такъ раждаетъ, и раждаемое такимъ образомъ бываетъ быстрѣйшее, ибо бѣжитъ, и въ этомъ бѣгѣ состоитъ природа движенія. И такъ, когда око (ὄμμα — смотрецъ) и что нибудь другое ему соотвѣтствующее сблизились и произвели съ одной стороны бѣлизну, съ другой — сродное бѣлизнѣ ощущеніе, чего, до взаимнаго сближенія ихъ, никогда прежде не было: тогда, въ промежуткѣ между ними, зрѣніе пошло къ глазамъ, а бѣлизна — къ тому, что̀ современно произвело цвѣтъ; такимъ образомъ E. глазъ наполнился зрѣніемъ, сталъ видѣть, и сдѣлался не зрѣніемъ какимъ-то, а глазомъ зрящимъ; произведшее же вмѣстѣ съ тѣмъ цвѣтъ наполнилось бѣлизною, и вышла опять не бѣлизна, а бѣлое, — дерево ли то случилось, или камень, или какая бы ни была вещь, окрашенная такимъ цвѣтомъ. Такъ надобно понимать и прочее, — жесткое, теплое и все другое. А самого по себѣ, какъ и прежде 157. говорили, нѣтъ ничего: все происходитъ изъ взаимоотношенія, и все разнообразіе вещей — отъ движенія; потому что объ одномъ, говорятъ, нельзя мыслить такъ, что оно неизмѣнно есть и дѣйствующее что нибудь, и опять страдающее что нибудь. Вѣдь ничто не есть дѣйствующее, прежде чѣмъ сошлось съ страдающимъ, и ничто не есть страдающее, [348]прежде чѣмъ встрѣтилось съ дѣйствующимъ: сошедшееся съ чѣмъ нибудь дѣйствующее, встрѣтивши другое, является страдающимъ; такъ что по всему этому, какъ мы вначалѣ говорили, нѣтъ ничего одного самого по себѣ, но все B. всегда находится въ отношеніи къ чему нибудь; — бытіе надобно изгнать отвсюду, хотя, по привычкѣ и незнанію, мы многократно и теперь принуждены были употреблять это слово. По ученію мудрецовъ, не должно быть допускаемо ни нѣчто, ни что нибудь, ни мое, ни это, ни то, ни иное какое имя, показывающее остановку; напротивъ, природа велитъ произносить: бывающее и дѣлающееся, погибающее и измѣняющееся; ибо кто словомъ остановилъ бы что нибудь, тотъ, дѣлая это, былъ бы легко обличенъ. Такъ говорить должно и относительно частей, и относительно многаго вмѣстѣ собраннаго, какъ, напримѣръ, собирательному C. даютъ имя человѣка, камня, извѣстнаго животнаго и вида. Скажи же, Теэтетъ, нравится ли тебѣ это, и желалъ ли бы ты наслаждаться такимъ ученіемъ, какъ нравящимся?
Теэт. Не знаю, Сократъ; потому что не могу понять, одобряешь ли ты то, что̀ говоришь, или только испытываешь меня.
Сокр. Ты не помнишь, другъ мой, что я и не знаю, и не усвояю себѣ ничего такого, потому что неплоденъ, а только бабничаю относительно тебя и потому напѣваю тебѣ и D. предлагаю отвѣдать каждое ученіе мудрецовъ, пока не выведу на свѣтъ собственнаго твоего убѣжденія. Когда же будетъ выведено, тогда уже посмотрю, пустымъ ли окажется оно, или здоровымъ. Будь же смѣлъ, твердъ и отвѣчай мужественно, что̀ покажется тебѣ относительно того, о чемъ я буду спрашивать.
Теэт. Спрашивай.
Сокр. Говори же опять: нравится ли тебѣ, чтобы и доброе, и прекрасное, и все, о чемъ мы сейчасъ разсуждали, не существовало, а происходило?
Теэт. Когда слушаю, какъ излагаешь это ты, — [349]нравится: твое изложеніе представляется удивительно основательнымъ и должно быть принято.
Сокр. Такъ не опустимъ же того, что остается еще E. разсмотрѣть. А остаются сновидѣнія[28], болѣзни, — какъ прочія, такъ и сумасшествіе, — и все, что называется недостаткомъ слуха, зрѣнія и иныхъ чувствъ. Вѣдь ты, вѣроятно, знаешь, что всѣмъ этимъ обыкновенно обличаются сейчасъ разсмотрѣнныя нами основанія; потому что въ такихъ случаяхъ 158. чувства у насъ бываютъ всего болѣе ложны, и являющееся тогда каждому изъ нихъ далеко не то, что̀ дѣйствительно есть, а совершенно напротивъ, — что представляется имъ, того вовсе нѣтъ.
Теэт. Ты говоришь, Сократъ, очень справедливо.
Сокр. Какое же основаніе остается тому, дитя мое, кто знаніе поставляетъ въ чувствѣ и утверждаетъ, что являющееся каждому чувству то̀ и есть, чѣмъ является?
Теэт. Я затрудняюсь сознаться, Сократъ, что не въ состояніи ничего сказать, такъ какъ ты теперь только укорилъ меня за такой отвѣтъ; хотя по правдѣ-то не могу сомнѣваться въ томъ, что сумасшедшіе и сновидцы имѣютъ B. ложныя представленія, когда одни изъ нихъ считаютъ себя богами, другіе — пернатыми и во снѣ летающими.
Сокр. А не имѣешь ли ты въ виду и вотъ какого спора ихъ, особенно когда говорятъ они о снѣ и бодрствованіи?
Сокр. Тебѣ, думаю, случалось уже много разъ слыхать вопросъ: какимъ доказательствомъ можно подтвердить слова того, кто изслѣдовалъ бы, что̀ теперь, въ настоящую минуту, спимъ ли мы, и обо всемъ, о чемъ разсуждаемъ, разсуждаемъ ли во снѣ, или бодрствуемъ, и то, что между собою говоримъ, C. совершается на яву?
Теэт. А вѣдь въ самомъ дѣлѣ затруднишься, Сократъ, какимъ тутъ воспользоваться доказательствомъ; потому что все въ этомъ случаѣ хоть и обратно противоположно, а идетъ къ той же цѣли. О чемъ, напримѣръ, разговаривали мы теперь, о томъ самомъ, ничто не мѣшаетъ подумать намъ, будто разговариваемъ другъ съ другомъ во снѣ; и если когда мы пересказываемъ какой нибудь сонъ, то бываетъ удивительное сходство этого съ тѣмъ.
Сокр. Такъ видишь, споры-то заводить не трудно, когда D. спорятъ и о томъ, во снѣ ли что̀ бываетъ или на яву, — тѣмъ болѣе, что равно и время, въ продолженіе котораго мы спимъ и въ продолженіе котораго бодрствуемъ, и что, какъ въ то, такъ и въ это, душа наша усиливается мнѣнія настоящей минуты выставить всего болѣе истинными; такъ что равное время мы считаемъ дѣйствительнымъ то и это, и съ равною силою утверждаемъ одно и другое.
Теэт. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Не то же ли надобно сказать о болѣзняхъ и неистовствѣ, кромѣ только времени, такъ какъ оно не равно?
Теэт. Правильно.
Сокр. Что же? долговременностію или кратковременностію опредѣлится истинное?
E.Теэт. Это было бы во всякомъ случаѣ смѣшно.
Сокр. Чѣмъ же инымъ можешь ты ясно доказать, которыя изъ этихъ мнѣній истинны?
Теэт. Не представляю.
Сокр. Слушай же меня, что стали бы говорить объ этомъ люди, полагающіе, что что̀ всегда кому кажется, то̀ для того, кому кажется, истинно. Говорить начинаютъ они, [351]какъ я думаю, предложеніемъ вотъ какого вопроса: Теэтетъ! по всему другое неужели будетъ имѣть силу ту же самую съ другимъ? — И не должно думать, что предметъ, о которомъ спрашивается, отчасти тотъ же, отчасти другой, но всецѣло другой.
Теэт. Тамъ, конечно, нельзя быть чему нибудь тѣмъ же, ни въ силѣ, ни въ иномъ чемъ либо, гдѣ совершенно другое.159.
Сокр. Такъ не необходимо ли согласиться, что это будетъ и не подобно?
Теэт. Мнѣ кажется.
Сокр. Слѣдовательно, если случится чему быть подобнымъ либо не подобнымъ, себѣ ли то, или иному, — уподобляющееся мы назовемъ тѣмъ же, а не уподобляющееся — другимъ?
Теэт. Необходимо.
Сокр. А не сказали ли мы прежде[29], что есть много, и неисчислимо много, такого, что дѣйствуетъ, равно какъ и такого, что страдаетъ?
Теэт. Да.
Сокр. И если при этомъ иное смѣшается съ инымъ и инымъ, то родитъ не то же, а другое?
Теэт. Конечно.B.
Сокр. Давай же говорить о мнѣ, о тебѣ и о всякомъ, — хотя бы, напримѣръ, о Сократѣ здоровомъ и о Сократѣ больномъ. Этотъ подобенъ ли, скажемъ, или не подобенъ тому?
Теэт. То ли ты говоришь, что цѣлаго больнаго Сократа сравниваешь съ тѣмъ цѣлымъ здоровымъ Сократомъ?
Сокр. Прекрасно понялъ. Я говорю это самое.
Теэт. Такъ не подобенъ.
Сокр. Слѣдовательно, какъ не подобенъ онъ, то и другой? [352]
Теэт. Необходимо.
C.Сокр. Скажешь то же и о спящемъ, видно, и о всемъ, о чемъ мы сейчасъ разсуждали?
Теэт. Скажу.
Сокр. Такъ всякая вещь, имѣющая способность что нибудь дѣлать, какъ скоро захватитъ Сократа здоровымъ, подѣйствуетъ на меня, какъ на другаго, а когда больнымъ, какъ на другаго?
Теэт. Почему же не быть этому?
Сокр. И съ обѣихъ сторонъ произведемъ мы другое, — я страдающій и та дѣйствующая?
Теэт. Какъ же.
Сокр. Когда я пью вино въ состояніи здоровья, не представляется ли оно мнѣ пріятнымъ и сладкимъ?
Теэт. Да.
Сокр. Потому что, согласно съ прежними соглашеніями, D. дѣйствующее и страдающее производятъ сладость и чувство, и оба эти произведенія приходятъ въ совмѣстное движеніе: чувство, исходя отъ страдающаго, дѣлаетъ чувствующимъ языкъ; а сладость, принадлежа вину и движась вокругъ него, дѣлаетъ то, что вино бываетъ и представляется здоровому языку сладкимъ.
Теэт. Прежнія наши соглашенія были, конечно, таковы.
Сокр. А когда Сократъ боленъ, не правда ли, что вино съ перваго же раза застаетъ его по истинѣ не тѣмъ? Вѣдь подходитъ-то оно къ не подобному.
Теэт. Да.
Сокр. Тогда и Сократъ въ такомъ состояніи, и питье вина, E. конечно, произведутъ другое: относительно къ языку — чувство горечи, а относительно къ вину — происходящую и движущуюся горечь; и вино будетъ не горечью, а горько, я же — не чувствомъ, а чувствующимъ.
Теэт. Совершенно такъ.
Сокр. И я, чувствуя такъ, никогда не сдѣлаюсь инымъ; потому что у иного — иное чувство, а иное чувство дѣлаетъ [353]измѣненнымъ и инымъ того, кто чувствуетъ. Да и 160. дѣйствующее на меня, сошедшись съ инымъ чѣмъ либо и производя то же, не останется такимъ же; потому что, отъ иного раждая иное, оно сдѣлается измѣненнымъ.
Теэт. Такъ.
Сокр. Ни я самъ для себя, ни то само для себя не будетъ такимъ.
Теэт. Конечно, не будетъ.
Сокр. Вѣдь когда я чувствую, чувствовать-то мнѣ необходимо что нибудь; потому что быть чувствующимъ и ничего не чувствовать невозможно. Да и то бываетъ въ отношеніи къ чему нибудь, что̀ бываетъ или сладкимъ, или B. горькимъ, или чѣмъ либо такимъ; потому что сладкому ни для чего не быть сладкимъ нельзя.
Теэт. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Такъ остается намъ, думаю, если существуемъ, существовать, если бываемъ, бывать одно для другаго; потому что необходимость хотя и связываетъ нашу сущность, однакожъ связываетъ ее не съ чѣмъ инымъ, и не съ нами самими. Слѣдовательно, намъ остается быть связанными только взаимно; такъ что если называютъ что либо существующимъ, или бывающимъ, то надобно говорить, что это существуетъ или бываетъ въ отношеніи къ чему нибудь, отъ чего нибудь, для чего нибудь; а что есть нѣчто существующее или бывающее само по себѣ, — того, какъ показываетъ изложенное нами разсужденіе, не слѣдуетъ ни самому говорить, ни отъ другаго принимать.C.
Теэт. Безъ сомнѣнія, Сократъ.
Сокр. Такъ не правда ли, что дѣйствующее на меня находится въ отношеніи ко мнѣ, а не къ иному чему либо, и что я чувствую его дѣйствіе, а не иной кто нибудь?
Теэт. Какъ же иначе?
Сокр. Слѣдовательно, мое чувство вѣрно для меня; потому что оно всегда принадлежитъ моей сущности. И я, по [354]Протагору, судья какъ сущаго во мнѣ, поколику оно существуетъ, такъ и не сущаго, поколику оно не существуетъ.
Теэт. Походитъ.
D.Сокр. И такъ, если я не ошибаюсь и не сбиваюсь съ пути мыслію относительно сущаго или бывающаго, то какъ мнѣ не знать того, что̀ я чувствую?
Теэт. Никакъ нельзя не знать.
Сокр. Стало быть, ты прекрасно сказалъ, что знаніе есть не иное что, какъ чувство: къ этому приходитъ оно и по Омиру[30], Гераклиту и ихъ послѣдователямъ, — что все течетъ на подобіе рѣки; къ этому — и по мудрѣйшему Протагору, — что человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей; къ этому — и по Теэтету, E. что если такъ, то познаніе есть чувство. Не правда ли, Теэтетъ? Скажемъ ли, что это-то — какъ бы вновь тобою рожденное и мною воспринятое дитя? Или какъ будешь говорить?
Теэт. Необходимо такъ, Сократъ.
Сокр. Каковъ бы ни былъ этотъ плодъ, мы однакожъ, какъ видно, кое-какъ родили его. Но послѣ родовъ надобно намъ своимъ словомъ по надлежащему обѣжать вокругъ оба соединенныя съ ними поприща[31], и смотрѣть, чтобы рожденное не скрыло отъ насъ чего нибудь недостойнаго питанія, 161. чего нибудь пустаго и ложнаго. Или ты думаешь, что твое непремѣнно надобно воспитывать, а не выкидывать? Будешь ли ты смотрѣть терпѣливо, какъ станутъ испытывать его, и не разсердишься ли сильно, если отнимутъ у тебя этого какъ бы твоего первенца?
Ѳеод. Теэтетъ будетъ терпѣливъ, Сократъ; потому что [355]вовсе не упоренъ. Но говори, ради боговъ. Неужели опять не такъ?
Сокр. Ты подлинно охотникъ до разсужденій, и очень добръ, Ѳеодоръ, если думаешь, будто я какой мѣшокъ рѣчей, и будто мнѣ легко вынуть изъ него одну и сказать, что раскрытое мнѣніе не годится. Ты не обращаешь вниманія B. на происходящее и не замѣчаешь, что всякое разсужденіе выходитъ не отъ меня, а отъ моего собесѣдника; я же ничего больше не знаю, кромѣ малости, — принимать всякое слово отъ другаго мудреца и скромно разсматривать его. Вотъ и теперь я буду допытываться этого отъ него, ничего не говоря самъ.
Ѳеод. Ты прекрасно говоришь, Сократъ; такъ и дѣлай.
Сокр. Знаешь ли, Ѳеодоръ, чему удивляюсь я въ другѣ твоемъ Протагорѣ?
Ѳеод. Чему?C.
Сокр. Прочее, что онъ сказалъ, мнѣ очень нравится, — что̀, напримѣръ, всякому кажется, то̀ и есть; но началу его слова я удивился: почему, начиная свою Истину[32], не сказалъ онъ, что мѣра всѣхъ вещей есть свинья, кинокефалъ, или иное, еще болѣе странное изъ чувствующихъ животныхъ. Такое начало говорило бы намъ великолѣпно и весьма презрительно, показывая, что, тогда какъ мы удивляемся этому человѣку за его мудрость, будто Богу, онъ по своему разумѣнію не лучше не только прочихъ людей, но и лягушечьяго D. помета. Или какъ скажемъ, Ѳеодоръ? — Вѣдь если для каждаго истинно будетъ то, что представляется его чувству, и одинъ не въ силахъ лучше обсудить состояніе другаго и основательнѣе изслѣдовать его мнѣніе, правильно оно или ложно, [356]но, какъ уже много разъ сказано, всякій о своемъ будетъ думать только самъ, и всѣ эти думы правильны и истинны; E. то почему, другъ мой, Протагоръ-то былъ бы мудръ, такъ что справедливо удостоился за большую цѣну учить другихъ, а мы были бы невѣжественнѣе его и должны ходить къ нему, — когда всякій самъ есть мѣра своей мудрости? Какъ не скажешь, что это говоритъ онъ въ угодность народу? О себѣ и о моемъ повивальномъ искусствѣ я молчу: сколько смѣху возбуждаемъ мы, да и вся, думаю, метода діалектическая! Вѣдь изслѣдывать и рѣшаться обличать представленія и мнѣнія другъ друга, когда у всякаго они правильны, 162. не значитъ ли вдаваться въ длинную и нескончаемую болтовню, — если Истина Протагора — истина, если изъ глубины своей книги провѣщавалъ онъ намъ не шутя?
Ѳеод. Сократъ! Протагоръ дѣйствительно мнѣ другъ, какъ ты сейчасъ сказалъ. Поэтому я не рѣшился бы, соглашаясь съ тобою, обличать его, да не хотѣлъ бы противорѣчить и тебѣ противъ моего убѣжденія. Такъ возьми опять Теэтета, который, казалось, и теперь слушалъ тебя очень внимательно.
B.Сокр. Неужели, Ѳеодоръ, пришедши хоть бы въ лакедемонскія[33] палестры, ты сталъ бы смотрѣть на другихъ — обнаженныхъ, и нѣкоторыхъ — худыхъ, а самъ не раздѣлся бы и не показалъ за то своего вида?
Ѳеод. Но почему тебѣ кажется, что я не убѣдилъ бы ихъ, если бы они стали предлагать мнѣ это? Такъ-то думаю я убѣдить теперь и васъ, чтобы вы позволили мнѣ быть только зрителемъ, а не волокли меня высохшаго въ гимназію — бороться съ человѣкомъ, который и моложе и сочнѣе, чѣмъ я.
Сокр. А если тебѣ, Ѳеодоръ, это любо, то и мнѣ не [357]противно[34], какъ говорятъ люди, выражающіеся пословицами. C. И такъ надобно снова обратиться къ мудрому Теэтету[35]. Скажи же, Теэтетъ: во первыхъ, какъ это мы сейчасъ разсматривали, не удивляешься ли ты вмѣстѣ со мною, что вдругъ явишься въ мудрости нисколько не хуже не только какихъ бы то ни было людей, но и боговъ? Или Протагорова мѣра меньше, думаешь, принадлежитъ богамъ, чѣмъ людямъ?
Теэт. Этого, клянусь Зевсомъ, я не думаю, и очень удивляюсь тому, о чемъ ты спрашиваешь. Когда мы разсматривали, какъ это говорятъ, что кому что̀ кажется, то̀ и есть для того, кому кажется, тогда это положеніе мнѣ D. представлялось хорошимъ, а теперь вышло вдругъ противное.
Сокр. Потому что ты молодъ, любезное дитя, и оттого живо выслушиваешь ораторство[36] и убѣждаешься. Но къ этому Протагоръ, или иной кто за него, скажетъ: Благородные дѣти и старцы! вы, сидя вмѣстѣ, разглагольствуете между собою и выводите на сцену боговъ, которыхъ, есть ли они, или ихъ нѣтъ, я изъемлю[37] изъ своихъ рѣчей и сочиненій. Слыша, что̀ принимаетъ толпа, вы сами говорите E. то же: какъ страшно, если въ мудрости никто изъ людей [358]ничѣмъ не будетъ отличаться отъ какого бы то ни было скота! Но доказательства и необходимаго основанія не высказываете, а руководитесь правдоподобіемъ, — съ которымъ Ѳеодоръ, или кто другой изъ геометровъ, если бы захотѣлъ прибѣгать къ нему въ геометріи, не имѣлъ бы никакого значенія. Смотрите же, ты и Ѳеодоръ, относительно столь 163. важныхъ рѣчей будете ли вы держаться вѣроятія и правдоподобія.
Теэт. Но не справедливо, Сократъ; ни ты, ни мы не сказали бы этого.
Сокр. Будемъ же разсматривать такъ: знаніе и чувство — одно ли и то же, или отличное? Вѣдь къ этому, кажется, направлялось все наше разсужденіе, и для этого тронули мы много такихъ странностей. Не такъ ли?
Теэт. Безъ сомнѣнія.
B.Сокр. Согласимся ли мы, что все, постигаемое чувствомъ зрѣнія и слуха, есть вмѣстѣ и знаніе? Напримѣръ, прежде чѣмъ изученъ нами языкъ варваровъ, скажемъ ли, что не слышимъ, когда они говорятъ, или будемъ утверждать, что какъ скоро слышимъ, то и понимаемъ ихъ говоръ? Тоже опять, не зная буквъ и смотря на нихъ, будемъ ли настаивать, что не видимъ ихъ, или, когда видимъ, станемъ говорить, что знаемъ?
Теэт. То-то самое въ нихъ, Сократъ, что̀ видимъ и слышимъ, мы назовемъ знаніемъ: образъ, то есть, и цвѣтъ ихъ C. видимъ и знаемъ; высокій и низкій тонъ ихъ слышимъ и вмѣстѣ знаемъ. Но чему относительно ихъ учатъ грамматисты и толкователи, того мы не чувствуемъ ни зрѣніемъ, ни слухомъ, и не знаемъ.
Сокр. Очень хорошо, Теэтетъ, и спорить съ тобою въ этомъ отношеніи, чтобы ты усовершился, не слѣдуетъ. [359]Но смотри, вотъ подходитъ еще нѣчто, и наблюдай, какъ бы намъ отогнать это.
Теэт. Что такое?
Сокр. Слѣдующее. Если бы спросили: возможно ли, что бы кто, узнавъ нѣкогда что нибудь, и притомъ помня это D. самое и сохраняя, тогда какъ помнитъ, не зналъ того самаго, что помнитъ? Но я, кажется, многословлю. Вотъ мой вопросъ: правда ли, что узнавшій что нибудь не знаетъ того, когда помнитъ?
Теэт. Да какъ же это, Сократъ? Ты говоришь что-то чудовищное.
Сокр. Такъ не брежу ли я? Смотри-ка. Не говоришь ли ты, что видѣть есть чувствовать, и зрѣніе есть чувство?
Теэт. Говорю.
Сокр. По сказанному сейчасъ, видящій что нибудь не сдѣлался ли знатокомъ того, что видѣлъ?
Теэт. Да.
Сокр. Что же теперь? не называешь ли ты чего нибудь E. памятью?
Теэт. Да.
Сокр. Памятью ничего, или чего нибудь?
Теэт. Конечно, чего нибудь.
Сокр. Не такого ли чего нибудь, что узнано и почувствовано?
Теэт. Какъ же.
Сокр. Такъ видѣвшій что нибудь иногда помнитъ это?
Теэт. Помнитъ.
Сокр. Хотя бы и зажмурился? Или, поступивъ такъ, забываетъ?
Теэт. Это-то, Сократъ, странно и сказать.
Сокр. Однако должно же, чтобы сберечь прежнее слово;164. а иначе убѣжитъ.
Теэт. Да и я, клянусь Зевсомъ, подозрѣваю то же, только не довольно понимаю. Скажи же, какъ?
Сокр. Вотъ какъ: видящій, говоримъ, сдѣлался знатокомъ [360]того, что видитъ; ибо мы согласились, что зрѣніе, чувство и знаніе — одно и то же.
Теэт. Конечно.
Сокр. Но видящій-то и сдѣлавшійся знатокомъ того, что видѣлъ, если зажмурится, помнитъ это, конечно, однакожъ не видитъ. Не такъ ли?
Теэт. Да.
B.Сокр. А не видѣть-то значитъ не знать: если кто видитъ, тотъ и знаетъ.
Теэт. Правда.
Сокр. Слѣдовательно, выходитъ, что чего кто сдѣлался знатокомъ, того тотъ, если не видитъ, не знаетъ, и тогда, когда помнитъ. А это, скажемъ, было бы чудомъ, если бы случилось.
Теэт. Ты говоришь весьма справедливо.
Сокр. Такъ выходитъ, явно, что-то невозможное, если и знаніе и чувство ты назовешь однимъ и тѣмъ же.
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. Стало быть, то и другое надобно назвать инымъ.
Теэт. Должно быть.
C.Сокр. Чѣмъ же бы еще могло быть знаніе? Надобно, какъ видно, говорить опять сначала. А между тѣмъ что̀ тутъ будемъ дѣлать[38], Теэтетъ?
Теэт. Относительно чего?
Сокр. Мы оказываемся похожими на трусливаго пѣтуха; отскочили и поемъ прежде побѣды.
Сокр. Мы походимъ на тѣхъ спорщиковъ[39], которые соглашаются между собою относительно принятаго ими значенія именъ и такимъ образомъ въ разсужденіи любятъ брать верхъ. Называя себя не борцами, а философами, мы и не сознаемъ, что дѣлаемъ одно и то же съ тѣми сильными D. мужами.
Теэт. Я еще не понимаю, какъ ты говоришь.
Сокр. А вотъ постараюсь объясниться относительно того, что̀ думаю-то. Вѣдь мы спрашивали, дѣйствительно ли тотъ, кто узналъ и помнитъ что либо, не знаетъ, и доказавъ, что видѣвшій и зажмурившійся помнитъ, хотя не видитъ, заключили, что не видѣвшій есть вмѣстѣ и помнящій: а это невозможно. Такимъ образомъ положеніе Протагорово и твое, что знаніе и чувство — одно и то же, потеряно.
Теэт. Явно.E.
Сокр. Но не было бы, думаю, потеряно, другъ мой, если бы отецъ этого положенія былъ живъ: онъ сильно защитилъ бы его; а теперь надъ сиротою-то мы издѣваемся. Да вотъ и оставленные Протагоромъ попечители, изъ которыхъ одинъ — этотъ Ѳеодоръ, не хотятъ помочь ему. Такъ должно быть, ради справедливости, мы сами окажемъ ему помощь.
Ѳеод. Попечитель его не я, Сократъ, а болѣе Калліасъ[40],165. сынъ Иппоника. Мы же отъ простыхъ рѣчей скоро какъ-то уклонились къ геометріи. Впрочемъ все-таки будемъ тебѣ благодарны, если поможешь ему. [362]
Сокр. Прекрасно говоришь, Ѳеодоръ. Вникай же въ мою-то помощь. Вѣдь кто не будетъ обращать вниманія на тѣ слова, которыми мы большею частію привыкли утверждать и отрицать, тотъ можетъ давать согласіе на положенія, еще ужаснѣе сейчасъ допущенныхъ.
B.Ѳеод. Обращайся къ намъ обоимъ, но отвѣчаетъ пусть младшій; потому что ошибаться ему менѣе неприлично.
Сокр. Такъ я предлагаю ужаснѣйшій вопросъ. Онъ, думаю, что-то такое: возможно ли, чтобы одинъ и тотъ же человѣкъ, зная нѣчто, не зналъ того, что̀ знаетъ?
Ѳеод. Что будемъ отвѣчать на это, Теэтетъ?
Теэт. Я-то думаю, что, вѣроятно, невозможно.
Сокр. Да, если видѣніе-то сочтешь знаніемъ. Въ самомъ дѣлѣ, что сдѣлаешь ты съ этимъ неизбѣжнымъ вопросомъ, держимый имъ, по пословицѣ, будто въ колодезѣ[41], когда какой смѣльчакъ, зажавъ рукою одинъ твой глазъ, спроситъ: C. видишь ли ты зажатымъ глазомъ свое платье?
Теэт. Не скажу, думаю, этимъ-то; но другимъ — конечно.
Сокр. Такъ правда ли, что то же самое ты видишь и не видишь?
Теэт. Какъ-то такъ.
Сокр. Не этого требую я, скажетъ онъ, и не о томъ спрашиваю — какъ, а то ли: — правда ли, то есть, что что̀ ты знаешь, того и не знаешь? Теперь тебѣ представляется, что чего не видишь, то̀ видишь. Но ты уже согласился, что видѣть значитъ знать, а не видѣть — не знать. Заключай же изъ этого, что̀ у тебя выходитъ.
D.Теэт. Я заключаю, что изъ моего положенія вытекаютъ противныя слѣдствія.
Сокр. А вѣдь можетъ быть, почтеннѣйшій, что ты испытаешь и много такихъ затрудненій, если кто спроситъ [363]тебя: можно ли знать одно и то же остро и тупо, вблизи знать, а издали не знать, знать твердо и слегка, и будетъ предлагать другіе безчисленные вопросы, — которыми этотъ пращникъ[42], вдающійся въ споры по найму, закидаетъ тебя изъ своей засады, какъ скоро ты положишь, что знаніе и чувство — то же самое: нападая на твой слухъ, на твое обоняніе и на прочія чувства, онъ будетъ опровергать тебя настойчиво и не отпуститъ, пока, связанный имъ, ты не удивишься многожеланной его мудрости и, попавшись къ E. нему въ руки, запутавшись въ его сѣти, не откупишься деньгами, сколько нужно будетъ ихъ по твоему и его мнѣнію. Но ты, можетъ быть, скажешь: какимъ же словомъ Протагоръ поможетъ своимъ положеніямъ? Не попытаться ли показать это?
Теэт. Конечно.
Сокр. Все, что мы говоримъ съ цѣлію помочь ему, онъ, думаю, соберетъ въ одно, и, выражая намъ презрѣніе, скажетъ: 166. Этотъ добрякъ Сократъ, — когда какой-то ребенокъ, испуганный его вопросомъ: возможно ли, чтобы одинъ и тотъ же одно и то же помнилъ и не зналъ, отъ страха отвѣчалъ отрицательно, потому что не могъ предвидѣть слѣдствій, — въ своихъ разсужденіяхъ поднялъ на смѣхъ меня. А это, пустѣйшій Сократъ, бываетъ у тебя вотъ какъ: когда ты которое нибудь изъ моихъ положеній изслѣдываешь чрезъ вопросъ, и спрошенный, отвѣтивъ, какъ отвѣтилъ бы я, ошибается, тогда опроверженъ я; а какъ скоро иначе, — опроверженъ B. самъ спрошенный. Между тѣмъ согласится ли, думаешь, кто нибудь съ тобою, что память о впечатлѣніяхъ удерживаетъ впечатлѣнія такими, каковы они были, когда воспринимались, у того, кѣмъ болѣе не воспринимаются? — Далеко не такъ. Или опять, усумнится ли кто нибудь допустить, что [364]возможно одно и то же знать и не знать? Или, если побоится этого, уступитъ ли когда нибудь, что измѣнившійся будетъ тотъ самый, какимъ былъ до измѣненія? Скорѣе ли допустимъ, что есть который нибудь, а не которые нибудь, и эти не дѣлаются C. безчисленными, какъ скоро происходитъ измѣненіе, — если ужъ ловли именъ-то должно избѣгать? Нѣтъ, почтеннѣйшій, скажетъ онъ, къ тому, что̀ я говорю, приступай честно: докажи, если можешь, что у каждаго изъ насъ не особыя свои чувства; или, когда они и особыя, все-таки являющееся представляется не ему одному; или, если надобно называть что нибудь бытіемъ, все-таки являющееся есть бытіе не для него одного. А что ты говоришь о свиньѣ и кинокефалѣ, то не только самъ свинствуешь, но и слушателей D. своихъ располагаешь дѣлать то же относительно моихъ сочиненій, — и такой поступокъ твой не хорошъ. Конечно, я утверждаю, что истина такова, какъ она описана мною: что, то есть, каждый изъ насъ есть мѣра существующаго и не существующаго, и одинъ отъ другаго этимъ самымъ дѣйствительно до безконечности различенъ, такъ какъ для одного есть и является то, для другаго — иное; но я далекъ отъ того, чтобы не признавать ни мудрости, ни человѣка мудраго; напротивъ, того самаго и я называю мудрецомъ, кто, если кому изъ насъ представляется и есть зло, помогаетъ это представляющееся и существующее превратить въ добро. Притомъ не привязывайся въ моемъ ученіи къ E. слову, но узнай еще яснѣе, что̀ я говорю, вотъ съ какой стороны. Припомни, напримѣръ, что̀ было сказано прежде: что, то есть, больному представляется горькою пища, которую онъ вкушаетъ, и что такова она и есть; а у здороваго бытіе и представленіе бываетъ противное. Мудрѣйшимъ изъ нихъ не слѣдуетъ почитать ни того ни другаго, да и невозможно, 167. ибо нельзя произнесть приговоръ, будто больной невѣжда, когда такъ думаетъ, или будто здоровый мудръ, когда думаетъ иначе; но надобно измѣнить одно состояніе, потому что другое лучше. Такъ и въ дѣлѣ воспитанія, — надобно [365]переводить дитя изъ извѣстнаго состоянія въ лучшее. Но врачъ измѣняетъ состоянія лѣкарствами, а софистъ — разсужденіями. Впрочемъ имѣющаго какія нибудь мнѣнія ложныя никто не заставитъ впослѣдствіи держаться мнѣній какихъ либо истинныхъ; потому что ни не существующаго, ни другаго чего, кромѣ того, чѣмъ кто впечатлѣнъ, нельзя ввести въ мнѣніе; а впечатлѣнное всегда истинно. Я думаю, что у B. людей, имѣющихъ мнѣнія въ худомъ состояніи души, сродное ей мнѣніе доброе возбуждаетъ другія такія же, — и вотъ иные, по неопытности, называютъ ихъ истинными представленіями; а я признаю одни только лучшими другихъ, но никоторыхъ не считаю самыми истинными. И мудрецовъ, любезный Сократъ, я называю далеко не лягушками, но относительно къ тѣлу — врачами, а относительно къ растительности — земледѣльцами. Вѣдь C. и земледѣльцы, когда растенія ихъ хвораютъ, по моему мнѣнію, вмѣсто худыхъ чувствъ, доставляютъ имъ хорошія, здоровыя и истинныя, а мудрые-то и добрые риторы тоже городамъ, вмѣсто худыхъ мнѣній, внушаютъ добрыя и справедливыя. Въ самомъ дѣлѣ, что̀ каждому городу кажется справедливымъ и похвальнымъ, то̀ и есть для него справедливое и похвальное, пока онъ такъ думаетъ: а мудрецъ, вмѣсто худаго существующаго въ немъ мнѣнія и бытія, внушаетъ ему доброе. Подобно этому и софистъ, имѣющій силу такъ руководствовать воспитывающееся юношество, для воспитанныхъ D. имъ есть мудрецъ, достойный многихъ денегъ. Такимъ образомъ одни становятся мудрѣе другихъ, но никто не имѣетъ понятія ложнаго, и ты, хочешь или не хочешь, а долженъ сдѣлаться мѣрою; потому что такъ только сохраняется это ученіе. Если тебѣ угодно оспаривать его съ самаго начала, оспаривай, — изложи свое мнѣніе въ непрерывной рѣчи; а когда хочешь посредствомъ вопросовъ, — посредствомъ вопросовъ; потому что человѣку умному не надобно избѣгать и этого способа, но должно болѣе всего преслѣдовать его. Дѣлай же пожалуй такъ; но не обижай своими вопросами. Потому что весьма несообразно — говорить, будто ревнуешь E.[366]о добродѣтели, а между тѣмъ ничего не домогаться въ разсужденіи, кромѣ обиды. Обида же состоитъ здѣсь въ томъ, когда бы кто велъ бесѣду скорѣе какъ противникъ, нежели какъ собесѣдникъ: въ первомъ случаѣ онъ шутилъ бы и вводилъ, сколько можетъ, въ обманъ, тогда какъ въ разговорѣ ему надлежало бы быть серьезнымъ и поправлять собесѣдника, указывая ему тѣ только погрѣшности, въ которыя онъ впалъ 168. самъ по себѣ и вслѣдствіе прежней бесѣды. И вотъ если ты будешь дѣлать такъ, то собесѣдники твои, за свою опрометчивость и сомнѣніе, станутъ винить самихъ себя, а не тебя, послѣдуютъ за тобою и, питая къ тебѣ любовь, а къ себѣ ненависть, уйдутъ отъ себя къ философіи, чтобы, сдѣлавшись иными, отстать отъ тѣхъ, съ которыми были прежде. А когда будешь дѣлать противное этому, какъ дѣлаютъ многіе, — съ тобою случится тоже противное: въ слушателяхъ своихъ ты, вмѣсто философовъ, воспитаешь людей, которые будутъ ненавидѣть B. это занятіе, какъ скоро станутъ постарше. Такъ если хочешь послушать меня, изслѣдывай, какъ и прежде было говорено, именно съ снисходительностію, — не враждебно и задорно, а благожелательно, — что̀ мы говоримъ, когда заявляемъ, что все движется, и что всякому что̀ кажется, — частный ли то будетъ человѣкъ, или городъ, — то̀ и есть; изъ этого-то смотри, одно ли и то же — знаніе и чувство, или иное, а не изъ употребленія названій и именъ (какъ дѣлалъ ты сейчасъ), которыми многіе, привлекая ихъ къ чему C. придется, по требованію случая, поставляютъ другъ друга въ различныя затрудненія. — Эту-то, Ѳеодоръ, малую отъ малаго, по моимъ силамъ, приношу я помощь твоему другу; а если бы онъ самъ былъ живъ, то помогъ бы своимъ положеніямъ гораздо сильнѣе.
Ѳеод. Шутишь, Сократъ: напротивъ, ты очень мужественно помогъ этому человѣку.
Сокр. Ты хорошо говоришь, другъ мой. Скажи же мнѣ, замѣтилъ ли ты, ка̀къ сейчасъ говорилъ Протагоръ и порицалъ D. насъ, что мы, разговаривая съ ребенкомъ, для [367]опроверженія его положеній, пользуемся робостію ребенка, и, съ одной стороны, отзываясь объ этомъ какъ о насмѣшкѣ, а съ другой — величаясь мѣрою всѣхъ вещей, приказывалъ намъ разсуждать о его ученіи серьезно?
Ѳеод. Какъ не замѣтить, Сократъ.
Сокр. Что же? прикажешь послушаться его?
Ѳеод. И очень.
Сокр. А видишь ли, что здѣсь всѣ, кромѣ тебя, — ребята? Такъ если послушаемся того человѣка, — ученіе его должны серьезно разсматривать я и ты, спрашивая и отвѣчая другъ E. другу, чтобы въ томъ-то нельзя было обвинять насъ, будто мы изслѣдывали его положенія, играя съ дѣтьми.
Ѳеод. Что же? развѣ Теэтетъ не лучше можетъ слѣдовать за разсматриваемымъ предметомъ, чѣмъ многіе съ большою бородою?
Сокр. По крайней мѣрѣ не лучше тебя-то, Ѳеодоръ. Такъ не думай, что, тогда какъ я долженъ всячески защищать умершаго твоего друга, ты не долженъ никакъ; нѣтъ, 169. почтеннѣйшій, слѣдуй-ка немного за предметомъ, до тѣхъ поръ, пока не узнаемъ, тебѣ ли надобно быть мѣрою относительно геометрическихъ чертежей, или всѣ, такъ же какъ ты, достаточны для себя и въ астрономіи, и во всемъ, въ чемъ состоитъ твое отличіе.
Ѳеод. Сидя подлѣ тебя, Сократъ, трудно не давать отчета. Я сейчасъ говорилъ вздоръ, полагая, что ты позволишь мнѣ не снимать одежды, и не станешь принуждать меня, какъ лакедемоняне; впрочемъ въ тебѣ, кажется, больше сходства съ Скиррономъ[43]. Лакедемоняне приказываютъ или B. удалиться, или раздѣться; а ты, по видимому, дѣлаешь дѣло скорѣе Антеево[44]: подошедшаго къ тебѣ не отпускаешь, [368]пока не принудишь его раздѣться и сразиться съ тобою на словахъ.
Сокр. Ты, въ самомъ дѣлѣ, отлично изобразилъ мою болѣзнь, Ѳеодоръ; только я крѣпче тѣхъ, потому что со мною встрѣчалось уже множество Иракловъ и Тезеевъ[45], сильныхъ въ словѣ, и они очень больно били меня, а я все-таки C. не отступаю, — такая страшная вселилась въ меня любовь къ этому занятію. Не отказывайся же и ты помѣряться со мною и принести пользу какъ себѣ, такъ и мнѣ.
Ѳеод. Больше не противорѣчу: веди куда хочешь; опровергнутому всячески надобно въ этомъ отношеніи терпѣть судьбу, какую ты назначишь. Впрочемъ, конечно, не далѣе же того, чѣмъ предположено тобою, буду я въ состояніи ввѣрить себя твоему водительству.
Сокр. Довольно и этого. Но будь у меня особенно внимателенъ къ тому, чтобы, разговаривая, не допустить намъ безъ сознанія какого нибудь дѣтскаго рода разговоровъ, D. и чтобы не стали насъ опять порицать за это.
Ѳеод. Да ужъ постараюсь, — по крайней мѣрѣ сколько могу.
Сокр. Возьмемся же[46], во первыхъ, снова за прежнее, и посмотримъ, правильно или неправильно досадовали мы и укоряли то разсужденіе, что оно по разумности дѣлало самодовлѣющимъ всякаго, тогда какъ Протагоръ согласился съ нами, что нѣкоторые, относительно лучшаго и худшаго, превосходятъ другихъ, и что эти именно — мудрецы. Не такъ ли? [369]
Ѳеод. Да.
Сокр. И если онъ самъ лично соглашался, а не мы, E. помогающіе, допустили это его именемъ, то признанное имъ не слѣдовало бы опять браться доказывать; но, можетъ быть, кто найдетъ, что мы не въ правѣ соглашаться за него. Посему хорошо будетъ яснѣе условиться касательно настоящаго пункта; ибо не малое различіе, такъ ли быть этому, или иначе.
Ѳеод. Ты говоришь справедливо.
Сокр. Такое условіе кратчайшимъ образомъ возьмемъ мы 170. не иначе, какъ изъ собственныхъ словъ Протагора.
Ѳеод. Какъ?
Сокр. Вотъ какъ. Кажущееся всякому, говоритъ онъ, — это и есть для того, кому кажется.
Ѳеод. Конечно, говоритъ.
Сокр. Такъ во̀тъ и мы, Протагоръ, высказываемъ мнѣнія человѣка, или лучше — мнѣнія всѣхъ людей, и полагаемъ, что нѣтъ никого, кто въ одномъ не почиталъ бы себя мудрѣе прочихъ, а въ другомъ — прочихъ мудрѣе себя, и въ величайшихъ особенно опасностяхъ, когда возстаютъ бури, или на войнѣ, или въ болѣзняхъ, или на морѣ, не смотрѣлъ бы на правителей, въ своемъ родѣ, будто на боговъ, ожидая отъ B. нихъ спасенія и приписывая имъ превосходство не въ чемъ болѣе, какъ въ знаніи. Да и все человѣческое полно тѣмъ, что люди ищутъ учителей и правителей то для себя, то для прочихъ животныхъ и для подѣлокъ, въ той мысли опять, что они способны и учить, способны и управлять. А во всемъ этомъ что̀ иное, скажемъ, скрывается, какъ не то, что люди признаютъ въ себѣ и мудрость и невѣжество?
Ѳеод. Не иное.
Сокр. Мудрость же не почитаютъ ли они истинною мыслію, а невѣжество — ложнымъ мнѣніемъ?
Ѳеод. Какъ же.C.
Сокр. Что же мы сдѣлаемъ, Протагоръ, съ твоимъ положеніемъ? Скажемъ ли, что мнѣнія у людей всегда [370]справедливы, или иногда справедливы, иногда ложны? Вѣдь изъ того и другаго, вѣроятно, слѣдуетъ, что они не всегда справедливы, но что бываютъ тѣ и эти. Смотри-ка, Ѳеодоръ, захотѣлъ ли бы кто изъ послѣдователей Протагора, или самъ ты, спорить, что никто не почитаетъ другаго ни невѣждою, ни человѣкомъ, питающимъ ложное мнѣніе?
Ѳеод. Невѣроятно, Сократъ.
D.Сокр. И однакожъ къ этой необходимости приходитъ положеніе, что человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей.
Ѳеод. Какъ же такъ?
Сокр. Когда ты, обсудивъ что нибудь самъ съ собою, открываешь мнѣ свое о чемъ либо мнѣніе, тогда это мнѣніе, по положенію Протагора, для тебя должно быть истиннымъ; а намъ-то, прочимъ, точно ли нельзя быть цѣнителями твоего сужденія, будемъ ли мы судить, что твое мнѣніе всегда вѣрно, или множество людей противопоставитъ тебѣ собственныя мнѣнія, — въ той мысли, что ты судишь и думаешь ложно?
E.Ѳеод. Клянусь Зевсомъ, Сократъ! въ самомъ дѣлѣ, нѣтъ числа такимъ, какъ говоритъ Омиръ[47], которые чрезвычайно обезпокоиваютъ меня.
Сокр. Что же? хочешь ли, скажемъ, что тогда ты, по твоему мнѣнію, говоришь правду, а по мнѣнію безчисленнаго множества людей, — ложь?
Ѳеод. Изъ твоихъ словъ это необходимо слѣдуетъ.
Сокр. Что же для самого Протагора? Если и самъ онъ не думалъ, что человѣкъ есть мѣра, и люди дѣйствительно такъ не думаютъ, — не необходимо ли, что ни для кого нѣтъ 171. той истины, которую онъ написалъ? А когда самъ-то онъ думалъ, только толпа не раздѣляетъ его мыслей, — то знаешь ли, во первыхъ, что чѣмъ больше тѣхъ, которымъ не кажется, нежели тѣхъ, которымъ кажется, тѣмъ больше не существующаго, нежели существующаго? [371]
Ѳеод. Необходимо, если съ каждымъ мнѣніемъ въ самомъ дѣлѣ будетъ соединяемо существованіе и несуществованіе.
Сокр. А потомъ вотъ и это великолѣпно. Протагоръ, вѣроятно, соглашается признавать истинными мнѣнія всѣхъ, которые противополагаютъ его мнѣнію свои собственныя и ими утверждаютъ его лживость.
Ѳеод. Конечно.
Сокр. Такъ не соглашается ли онъ, что его мнѣніе ложно, B. если согласенъ, что тѣ говорятъ правду, которые признаютъ его ложнымъ?
Ѳеод. Необходимо.
Сокр. Другіе-то не соглашаются, что они лгутъ?
Ѳеод. Конечно, нѣтъ.
Сокр. А тотъ-то опять уступаетъ, судя по написанному имъ, что и это мнѣніе вѣрно?
Ѳеод. Явно.
Сокр. Стало быть, со всѣхъ сторонъ, начиная съ Протагора, возникнетъ сомнѣніе, и онъ-то особенно допуститъ его. Когда будетъ положено, что мнѣніе того, кто говоритъ противное, справедливо, тогда и самъ Протагоръ согласится, C. что ни собака, ни любой человѣкъ не есть мѣра ни одной вещи, которая не познана. Не такъ ли?
Ѳеод. Такъ.
Сокр. А если всѣ будутъ сомнѣваться, то Протагорова истина ни для кого не будетъ истинною, — ни для иного кого либо, ни для самого Протагора.
Ѳеод. Мы уже слишкомъ, Сократъ, нападаемъ на моего друга.
Сокр. А между тѣмъ неизвѣстно, другъ мой, пройдетъ ли намъ это даромъ. Вѣдь, по всей вѣроятности, онъ какъ старше, то и мудрѣе насъ. Что̀, если вдругъ покажется онъ D. изъ земли по самую шею? — прежде чѣмъ опять погрузится и уйдетъ назадъ, вѣроятно, сильно побранитъ и меня, говорящаго вздоръ, и тебя, соглашающагося со мною? Такъ намъ необходимо, думаю, воспользоваться самими собою, [372]каковы мы ни есть, и что̀ покажется, то всегда и говорить. Вотъ и теперь, иное ли что скажемъ, кромѣ слѣдующаго: кто бы то ни былъ, всякій согласится по крайней мѣрѣ въ томъ, что изъ людей бываетъ одинъ мудрѣе другаго, бываетъ и невѣжественнѣе?
Ѳеод. И мнѣ то же кажется.
Сокр. Что жъ? устоитъ ли и такъ-то особенно то мнѣніе, которое E. мы изложили, помогая Протагору: что, то есть, многія вещи, какими кажутся, таковы и есть для каждаго, — теплыя, сухія, сладкія, и всякія того же рода? Вѣдь если по отношенію къ чему Протагоръ уступитъ, что одинъ человѣкъ преимущественнѣе другаго, то, конечно, по отношенію къ здоровому и болѣзненному, охотно скажетъ, что ни бабенка, ни мальчишка, ни звѣрекъ, не зная, что̀ имъ здорово, не способны вылѣчить самихъ себя, и гдѣ какъ, а ужъ здѣсь-то одинъ будетъ превосходнѣе другаго.
Ѳеод. Мнѣ кажется, такъ.
172.Сокр. То же и относительно дѣлъ политическихъ[48]: прекрасное и постыдное, справедливое и не справедливое, святое и не святое, — что̀ изъ этого каждый городъ, по своимъ мыслямъ, полагаетъ законнымъ для себя, то̀ для каждаго и есть на самомъ дѣлѣ, и въ этомъ отношеніи ничѣмъ не мудрѣе ни гражданинъ гражданина, ни городъ города. Но въ опредѣленіи полезнаго и не полезнаго для себя, — если гдѣ опять, то здѣсь Протагоръ согласится, что совѣтникъ превосходнѣе совѣтника и одно опредѣленіе города, для истины, B. превосходнѣе другаго, и не очень осмѣлится утверждать, будто что̀ городъ по своимъ мыслямъ полагаетъ [373]полезнымъ для себя, то болѣе всего и принесетъ ему пользу. А тамъ, о чемъ говорю, — въ справедливомъ и не справедливомъ, въ святомъ и не святомъ, — рѣшаются настаивать, что, по природѣ, нѣтъ ничего, имѣющаго свою сущность, но все вообще бываетъ истиннымъ мнѣніемъ тогда, когда мнится и во сколько времени мнится. И люди-то, не совсѣмъ раздѣляющіе[49] положеніе Протагора, какъ-то такъ проводятъ свое ученіе. — Но у насъ, Ѳеодоръ, къ разсужденію C. привходитъ[50] другое разсужденіе, — къ меньшему большее.
Ѳеод. А развѣ намъ не досугъ, Сократъ?
Сокр. По видимому. Я и въ другое-таки время часто размышлялъ, почтеннѣйшій, но особенно теперь думаю, что людямъ, послѣ того какъ они много времени провели въ философіи, пришедши въ судъ, естественно казаться смѣшными риторами.
Ѳеод. Какъ это говоришь ты?
Сокр. Съ молодости толкающіеся въ судахъ и другихъ такихъ мѣстахъ, противъ людей, воспитанныхъ въ D. философіи и въ подобныхъ занятіяхъ, отличны по воспитанію едва ли не такъ же, какъ рабы противъ свободныхъ. [374]
Ѳеод. Какъ это?
Сокр. Такъ, что у нихъ, какъ ты сказалъ, всегда есть досугъ, и они въ тишинѣ досуга разсуждаютъ. Подобно намъ, въ третій уже разъ теперь принимающимся за рѣчь послѣ рѣчи, и они, когда привзошедшая нравится имъ, какъ и намъ, больше, чѣмъ предлежащая, не заботятся, длинно или коротко говорятъ о ней, только бы найти истину. Но E. говорящіе всегда при недосугѣ, — какъ бы увлекали ихъ водяные часы, — не позволяютъ себѣ разсуждать, о чемъ желали бы: тутъ стоитъ противникъ, съ своею необходимостію[51]и съ читаемымъ обвиненіемъ; кромѣ этого ничего нельзя говорить, и это называютъ очною ставкою. Съ рѣчью здѣсь обвиняемый[52] всегда обращается къ господину, сидящему и держащему въ рукѣ свитокъ правъ, и препирательствъ 173. никогда не бываетъ о стороннемъ, а о самомъ дѣлѣ; часто подвизаются и изъ-за души. Въ числѣ этихъ случаются люди вкрадчивые и острые, умѣющіе господину польстить словомъ и угодить дѣломъ, — души маленькія и неправыя. Вѣдь рабство съ молодости отнимаетъ у нихъ развитіе, прямоту и независимость, заставляя ихъ кривить и въ еще нѣжныя души вселяя великое опасеніе и страхъ; не умѣя совмѣщать этого страха и опасенія съ справедливостію и истиною, и тотчасъ обращаясь ко лжи и къ обидамъ другъ другу, они крайне искажаются и портятся; и такимъ образомъ, не B. имѣя ничего здраваго въ умѣ, изъ дѣтей становятся мужами, полными убѣжденія, что вмѣстѣ съ тѣмъ сдѣлались они [375]сильными и мудрыми. Эти-то таковы, Ѳеодоръ; но хочешь ли, разсмотримъ и людей нашего сонма? или, оставивъ ихъ, опять возвратимся къ своему предмету, чтобы, какъ сейчасъ только говорили, не злоупотребить и намъ слишкомъ много свободою и измѣнчивостію рѣчей?
Ѳеод. Отнюдь нѣтъ, Сократъ; — разсмотримъ. Вѣдь ты очень хорошо сказалъ, что, обращаясь въ этомъ сонмѣ, не мы подчиняемся рѣчамъ; напротивъ, рѣчи — какъ бы наши слуги, C. и каждая изъ нихъ ожидаетъ, пока, по нашему произволенію, она будетъ доведена до конца; ибо насъ, какъ поэтовъ, не укоритъ ни судья, ни зритель, и нѣтъ власти, намъ предписывающей.
Сокр. Будемъ, стало быть, если тебѣ такъ кажется, говорить только о корифеяхъ: ибо что̀ можно сказать о тѣхъ-то, которые худо проводятъ жизнь въ философіи? А эти съ самой молодости не знаютъ дороги ни на площадь, ни туда, гдѣ D. находится судъ, или совѣтъ, или иное какое мѣсто общественнаго городскаго собранія; законовъ и опредѣленій, произносимыхъ или написанныхъ, и не видятъ и не слышатъ; стремленіе же къ партизанству для полученія правительственной должности, сходки, ужины, пирушки съ флейтщицами и во снѣ имъ не грезятся. Хорошо или худо чье нибудь состояніе въ городѣ, приключилось ли кому несчастіе чрезъ предковъ, либо отъ мужей, или женъ, это ему менѣе извѣстно, чѣмъ то, сколько, по пословицѣ, въ морѣ ведеръ[53]. И онъ даже не знаетъ, что всего этого не знаетъ; потому что E. чуждается такихъ познаній, — не ради молвы, а оттого, что въ городѣ находится и жительствуетъ только его тѣло, а мысль почитаетъ все это маловажнымъ и ничтожнымъ, и, по [376]словамъ Пиндара[54], съ презрѣніемъ носясь всюду, измѣряетъ глубину и поверхность земли, взлетаетъ выше неба въ астрономіи 174. и, внѣдряясь совершенно во всю природу каждаго существа, вообще не нисходитъ ни къ чему близкому.
Ѳеод. Какъ это говоришь ты, Сократъ?
Сокр. Вѣдь такъ же, Ѳеодоръ, астрономничалъ и Ѳалесъ[55], когда, смотря вверхъ, упалъ въ колодезь, а одна остроумная и шутливая ѳракійская служанка посмѣялась надъ нимъ и сказала: небесное-то домогается узнать, а что предъ глазами и подъ ногами у него, того не видитъ. Эта же насмѣшка приложима ко всѣмъ, которые проводятъ время въ философіи. B. Такой человѣкъ, по истинѣ, не знаетъ ни ближняго, ни сосѣда, — не знаетъ не только, что̀ онъ дѣлаетъ, но и человѣкъ ли онъ, или какая скотина. А между тѣмъ что̀ такое человѣкъ, и что̀ такой природѣ, преимущественно предъ другими, свойственно дѣлать или испытывать, — это онъ разыскиваетъ и изслѣдываетъ. Понимаешь, Ѳеодоръ, или нѣтъ?
Ѳеод. Понимаю, и ты говоришь правду.
Сокр. Такъ вотъ такой-то, сносясь съ кѣмъ нибудь частно или публично, другъ мой, какъ я говорилъ вначалѣ, и будучи C. принужденъ, въ судѣ ли то, или въ другомъ мѣстѣ, разсуждать о предметѣ, находящемся подъ ногами или предъ глазами, возбуждаетъ смѣхъ не только въ ѳракіянкахъ, но и во всякомъ иномъ народѣ, когда, по неопытности, попадаетъ въ колодези и въ различныя затруднительныя обстоятельства; и этотъ срамъ, дающій понятіе о глупости, бываетъ ужасенъ. Вѣдь если бранятъ его, то онъ не находитъ въ себѣ возможности отвѣчать кому нибудь бранью, такъ какъ не знаетъ ни за кѣмъ ничего худаго, не занимавшись этимъ, и въ безъисходности своей оказывается смѣшнымъ; [377]а когда хвалятся и величаются другіе, — онъ является не D. притворно, а дѣйствительно смѣющимся, и оттого кажется безумнымъ поносителемъ. Превозносятъ ли тиранна или царя, — ему представляется, что слышитъ онъ ублажаніе одного изъ пастуховъ, напримѣръ, свинопаса, или овчара, или какого нибудь волопаса, который выдаиваетъ много молока; только думаетъ, что животное у тѣхъ упрямѣе, и что тѣмъ опаснѣе пасти и доить его: а впрочемъ такого E. рода пастухъ, отъ недосуга, необходимо долженъ быть не менѣе дикъ и необразованъ, какъ и обыкновенные пастухи, обнесенный на своей горѣ стѣною, будто загономъ. Если же слышитъ онъ, что кто нибудь, пріобрѣтши десять тысячъ, или еще болѣе, плетровъ земли, владѣетъ удивительнымъ множествомъ; то ему кажется, что онъ слышитъ мелочи, потому что привыкъ смотрѣть на всю землю. Восхваляютъ ему и родъ, говоря, что у такого-то семь богатыхъ дѣдовъ: но онъ думаетъ, что это — похвала людей, смотрящихъ тупо и узко и, по невѣжеству, не могущихъ всегда 175. смотрѣть на все, и сосчитать, что дѣдовъ и прадѣдовъ у каждаго имѣлись несчетныя миріады, и что въ числѣ ихъ, у кого бы то ни было, часто являлись десятки тысячъ богатыхъ и бѣдныхъ, царей и рабовъ, варваровъ и эллиновъ. Хвалиться же спискомъ двадцати-пяти предковъ и возводить ихъ къ Ираклу, сыну Амфитріонову, представляется ему чрезвычайною мелочностію; а что двадцать-пятый вверхъ B. отъ Амфитріона и пятидесятый отъ него самого былъ такимъ, какимъ быть ему пришлось, этому онъ смѣется, такъ какъ не могутъ они объ этомъ поразмыслить и освободиться отъ суетности несмысленной своей души. Такъ этотъ за все подобное бываетъ осмѣиваемъ толпою, поколику съ одной стороны кажется гордымъ, а съ другой — не знаетъ, что̀ у него подъ ногами, и при всякомъ случаѣ впадаетъ въ затрудненіе.
Ѳеод. Ты, Сократъ, дѣйствительно говоришь быль.
Сокр. А когда самъ-то онъ влечетъ кого нибудь вверхъ, [378]другъ мой[56], и кто либо захотѣлъ бы, вышедши изъ среды C. вопросовъ: чѣмъ обидѣлъ я тебя, или ты меня? войти въ разсмотрѣніе самой справедливости и несправедливости, что̀ такое каждая изъ нихъ, и чѣмъ отличаются онѣ отъ всѣхъ, либо одна отъ другой, — или, оставивъ вопросъ: счастливъ ли царь, пріобрѣтшій много золота? разсудить вообще о царствованіи, о человѣческомъ счастіи и бѣдности, каковы они, и какимъ образомъ человѣческой природѣ свойственно одно D. изъ нихъ пріобрѣтать, а отъ другаго убѣгать; тогда, какъ скоро тому малодушному, криводушному и сутяжливому человѣку надобно дать отчетъ, онъ обнаруживаетъ опять обратно противное (философу) свойство. Чувствуя головокруженіе, вися вверху и съ высоты смотря внизъ, онъ, по непривычкѣ, мучится, находится въ затрудненіи, косноязычествуетъ[57] и возбуждаетъ смѣхъ не въ ѳракіянкахъ и не въ иномъ какомъ либо человѣкѣ необразованномъ, потому что они не замѣчаютъ этого, а во всѣхъ тѣхъ, которые получили воспитаніе, противное рабскому. — Таковъ-то характеръ того и другаго, Ѳеодоръ: одинъ принадлежитъ человѣку, E. воспитанному дѣйствительно въ свободѣ и въ досугѣ, и этого именно называешь ты философомъ, а для такого казаться простоватымъ не составляетъ вины, и ничего не значитъ, когда онъ бываетъ обязанъ къ рабскому служенію, не умѣть, напримѣръ, ни приготовлять дорожный вьюкъ, ни варить кушанье, ни произносить льстивыя рѣчи; а другой [379]во всемъ этомъ-то можетъ служить ловко и скоро, да не въ состояніи свободно бросить плащъ на правое плечо[58], равно какъ уловить гармонію словъ, чтобы правильно восхвалить 176. истинную жизнь боговъ и счастливыхъ мужей.
Ѳеод. Если бы ты, Сократъ, убѣдилъ всѣхъ, какъ меня, въ томъ, что̀ говоришь, то между людьми было бы больше мира и меньше зла.
Сокр. Но погибнуть злу, Ѳеодоръ, невозможно[59]; потому что всегда необходимо что нибудь противное добру. И не въ богахъ утвердилось оно, а обходитъ по необходимости смертную природу и это мѣсто. Потому и надобно стараться какъ можно скорѣе уходить отсюда туда[60]. Бѣгство это B. есть посильное уподобленіе Богу; а уподобляться Богу значитъ дѣлаться справедливымъ и мудро благочестивымъ[61]. [380]Но дѣло очень не легкое, почтеннѣйшій, убѣдить, что не для того надобно избѣгать порока и преслѣдовать добродѣтель, для чего говоритъ толпа, — что въ нихъ самихъ должна быть цѣль подвига, а не въ томъ, какъ бы казаться не злымъ, но добрымъ; ибо это-то мнѣ представляется, по пословицѣ, одной болтовней старухъ[62]. Истинное же мы выскажемъ слѣдующимъ образомъ: Богъ ни въ чемъ и никакъ C. не несправедливъ, но есть существо всевозможно справедливѣйшее; и ничто столько не подобно ему, какъ то, когда кто изъ насъ становится опять самымъ справедливымъ. Этимъ, по истинѣ, опредѣляется какъ сила человѣка, такъ и его ничтожество, безсиліе. Знаніе этого есть мудрость и истинная добродѣтель, а незнаніе — невѣжество и очевидное зло: прочія же кажущіяся превосходства и мудрости въ гражданскихъ правительствахъ бываютъ суетны, а въ искусствахъ D. корыстны. Поэтому кто обижаетъ и говоритъ либо поступаетъ нечестиво, тому гораздо лучше не попускать быть сильнымъ въ злодѣйствѣ; ибо такіе увеселяются укоризною и думаютъ слышать въ ней, что они не пустые люди, не лишнее бремя земли, но мужи, какіе въ городѣ должны быть сохраняемы. И такъ, надобно сказать истину, что они тѣмъ болѣе таковы, какими не почитаютъ себя, что не почитаютъ. Вѣдь имъ не извѣстно, какъ наказывается неправда, — хотя этого-то не слѣдовало бы не знать. Ибо наказаніе состоитъ не въ томъ, въ чемъ они полагаютъ его, — не въ ударахъ и не въ смертяхъ, которымъ эти люди иногда и не подвергаются, хотяE.бы поступали неправо: оно состоитъ въ томъ, чего нельзя избѣжать.
Сокр. Тогда какъ въ природѣ вещей, другъ мой, есть образцы, — одинъ божественный — образецъ счастія, другой безбожный — образецъ страданія, — люди, не видящіе, что это такъ, по глупости и крайнему безумію, не замѣчаютъ, что одному они несправедливыми дѣйствіями уподобляются, а 177. отъ другаго отступаютъ, и чрезъ это, проводя жизнь соотвѣтствующую тому, которому уподобляются, несутъ наказаніе. И скажи мы имъ, что, если не разстанутся они съ своею способностію, — по смерти, то̀ чистое отъ золъ мѣсто не приметъ ихъ, и имъ достанется всегда проводить жизнь, подобную здѣшней, — какъ злымъ, обращаться съ злыми: — эти умники и хитрецы будутъ слушать такія предостереженія, безъ сомнѣнія, будто отъ какихъ нибудь безумцевъ.
Ѳеод. И очень-таки, Сократъ.
Сокр. Да, знаю, другъ мой. Съ ними однакожъ случается нѣчто B. одно: если должны бываютъ они въ частномъ разговорѣ дать и принять отчетъ въ томъ, что̀ порицаютъ, и хотятъ мужественно выдерживать бесѣду долгое время, а не убѣгаютъ малодушно; то, — странно, почтеннѣйшій, — имъ наконецъ не нравятся собственныя ихъ рѣчи, и та риторика какъ-то увядаетъ, такъ что они оказываются ничѣмъ не лучше дѣтей. Но оставимъ это, какъ замѣчаніе, сказанное мимоходомъ; потому что иначе постоянный наплывъ ихъ будетъ C. удалять насъ отъ начальнаго предмета. Возвратимся къ прежнему, если это и тебѣ кажется.
Ѳеод. Мнѣ-то, Сократъ, не непріятно слушать объ этомъ; потому что человѣкъ моего возраста легче слѣдуетъ за рѣчью. Впрочемъ, если тебѣ угодно, возвратимся.
Сокр. Слово свое мы простерли, помнится, до того мѣста, гдѣ встрѣтились съ людьми, которые, говоря, что сущность движется, и что всегда кажущееся всякому то̀ и есть для того, кому кажется, хотятъ утверждать это какъ по отношенію къ прочему, такъ не менѣе и по отношенію къ справедливому, — что какое, то есть, дѣлаетъ городъ постановленіе, какъ ему кажущееся, то̀ для постановляющаго, пока D.[382]постановленное стоитъ, и есть всего болѣе справедливое. Что же касается до добра, то никто еще не имѣетъ столько мужества, чтобы осмѣлился настойчиво утверждать, будто бы все, что постановляетъ у себя городъ въ видахъ пользы, дѣйствительно бываетъ полезно на все то время, пока стоитъ, — если только не произноситъ одно пустое имя. А это была бы насмѣшка надъ тѣмъ, о чемъ мы говоримъ. Не такъ ли?
Ѳеод. Конечно.
E.Сокр. Пусть же будетъ у насъ рѣчь не объ имени, а о дѣлѣ, которое означается именемъ.
Ѳеод. Пусть.
Сокр. Но что̀ означается именемъ, то̀-то, вѣроятно, городъ и постановляетъ, и всѣ законы, сколько онъ понимаетъ и можетъ, даетъ себѣ, какъ самые полезные. Или при законодательствѣ имѣетъ онъ въ виду что̀ иное?
178.Ѳеод. Никакъ не иное.
Сокр. Однакожъ всегда ли онъ достигаетъ этого, или всякій во многомъ и ошибается?
Ѳеод. Думаю, и ошибается.
Сокр. Въ томъ же самомъ всякій согласится еще болѣе[63] тогда, когда кто спроситъ о всемъ родѣ, въ которомъ содержится польза. Вѣдь польза, вѣроятно, простирается и на [383]время будущее; потому что когда мы законодательствуемъ, тогда постановляемъ законы, какъ имѣющіе быть полезными во времени послѣдующемъ; а это время можно правильно назвать будущимъ.
Ѳеод. Конечно.B.
Сокр. Давай же спросимъ Протагора, или иного кого изъ тѣхъ, которые говорятъ одинаково съ нимъ, и спросимъ вотъ какъ: Человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей, утверждаете вы, Протагоръ, — мѣра бѣлыхъ, тяжелыхъ, легкихъ, не исключая никакихъ? Потому что, имѣя въ себѣ знакъ ихъ и думая, что онѣ таковы, каковы впечатлѣнія, онъ полагаетъ, что онѣ для него истинны и дѣйствительны. Не такъ ли?
Ѳеод. Такъ.
Сокр. Но имѣетъ ли онъ въ себѣ признакъ, скажемъ, и для будущихъ, Протагоръ, — такъ что какими, думаетъ, C. будутъ онѣ, такими и бываютъ для него думающаго? Напримѣръ, касательно теплоты: когда кто, не знающій врачебнаго искусства, думаетъ, что онъ получитъ горячку, и что эта теплота у него будетъ, а другой, врачъ, думаетъ о немъ противное; то по мнѣнію ли котораго нибудь скажемъ, выйдетъ будущее, или по мнѣнію обоихъ, такъ что онъ для врача будетъ и не тепелъ и не въ горячкѣ, а для себя — то и другое?
Ѳеод. Это было бы смѣшно.
Сокр. Но о будущей сладости и остротѣ вина будетъ, D. думаю, уважительно мнѣніе земледѣльца, а не цитриста.
Ѳеод. Какъ же.
Сокр. И о будущей ненастроенности и настроенности мнѣніе педотрива не можетъ быть лучше, чѣмъ мнѣніе музыканта, въ томъ, что послѣ покажется настроеннымъ самому педотриву.
Ѳеод. Никакъ не можетъ.
Сокр. И когда кто имѣетъ пировать, не зная повареннаго искусства, а между тѣмъ приготовляется пиръ, — сужденіе его о будущемъ удовольствіи не такъ важно, какъ сужденіе [384]повара. Потому что мы вовсе не препираемся о томъ, E. что̀ кому теперь пріятно, или было уже пріятно, а спрашиваемъ о будущемъ, — что̀ всякому, то есть, кажется, то̀ и будетъ; въ этомъ отношеніи всякій есть ли превосходный судья самъ для себя? Или ты, Протагоръ, лучше предусмотришь своимъ мнѣніемъ, что̀ въ словахъ каждаго изъ насъ будетъ для судилища убѣдительнымъ, чѣмъ кто либо изъ простыхъ гражданъ?
Ѳеод. И очень, Сократъ; въ этомъ-то сильно онъ ручался, что превосходитъ всѣхъ.
Сокр. Да, клянусь Зевсомъ, любезный; иначе никто вѣдь 179. не бесѣдовалъ бы съ нимъ, платя ему много денегъ, если бы собесѣдниковъ своихъ онъ не увѣрилъ, что относительно будущаго, что̀ будетъ и покажется, ни провѣщатель и никто иной не можетъ быть лучшимъ судьею, чѣмъ онъ самъ для себя.
Ѳеод. Весьма справедливо.
Сокр. Но не къ будущему ли относятся и законодательства, и польза, и не согласится ли всякій, что законодательствующій городъ часто по необходимости уклоняется отъ самаго полезнаго?
Ѳеод. И очень.
Сокр. Стало быть, мы основательно скажемъ противъ твоего B. учителя, что необходимо ему признать одного мудрѣе другаго, и что такой есть мѣра; а мнѣ, не знающему, нѣтъ никакой необходимости быть мѣрою, какъ недавно произнесенная за него рѣчь принуждала меня, хочешь — не хочешь, ею быть.
Ѳеод. Такимъ способомъ, Сократъ, положеніе его, кажется мнѣ, особенно уловляется, хотя оно ловится и на томъ, что придаетъ вѣсъ мнѣніямъ другихъ, между тѣмъ какъ открылось, что послѣднія отнюдь не полагаютъ его словъ истинными.
C.Сокр. Такое-то, Ѳеодоръ, могло бы быть уловлено и иными многими способами, такъ какъ не всякое всякаго [385]мнѣніе истинно: но что касается присущихъ каждому впечатлѣній, отъ которыхъ происходятъ ощущенія и соотвѣтственныя ощущеніямъ мнѣнія, то эти труднѣе[64] обличить въ неистинности. Впрочемъ, можетъ быть, я не то говорю: вѣдь случится пожалуй, что ихъ и не поймаешь, а тѣ, которые почитаютъ ихъ столь же ясными, какъ и знанія, можетъ быть, говорятъ дѣло, и мысль этого Теэтета не далека была отъ цѣли, когда онъ положилъ, что ощущеніе и знаніе — одно и то же. Посему надобно подойти ближе, какъ велѣла произнесенная за Протагора рѣчь, и D. изслѣдовать эту движущуюся сущность, постукивая[65], крѣпкою ли она отзывается, или дребезжащею. Борьба за нее не маловажна, и не между немногими.
Ѳеод. Далеко не маловажна, потому что чрезвычайно распространилась въ Іоніи, гдѣ друзья Гераклита съ великимъ усиліемъ проводятъ эту мысль.
Сокр. Потому-то болѣе, любезный Ѳеодоръ, и надобно изслѣдовать ее сначала, какъ она предлагается ими.E.
Ѳеод. Безъ сомнѣнія. Вѣдь что касается этихъ гераклитянъ, Сократъ, или, какъ ты говоришь, омиритянъ, и даже жившихъ еще раньше, не исключая самыхъ ефесянъ, которые выдаютъ себя за людей весьма опытныхъ, — то съ ними можно разговаривать не иначе, какъ съ бѣшеными. Они подвижны, точно слѣдуютъ въ этомъ своимъ книгамъ; а чтобы остановиться на словѣ и, по очереди, то спокойно отвѣчать на вопросъ, то спрашивать, — этого у нихъ или 180.[386]мало, или нисколько не бываетъ; даже больше, чѣмъ нисколько, — у этихъ людей нѣтъ ни на волосъ покоя. А если ты кого спросишь[66] о чемъ нибудь, — они начнутъ вытаскивать загадочныя словечки, будто стрѣлы изъ колчана, и стрѣлять ими; когда же захочешь потребовать отчета въ сказанномъ, — пораженъ будешь другимъ, снова переиначеннымъ въ значеніи словомъ, и никогда ни съ кѣмъ изъ нихъ ничего не кончишь. Да не кончаютъ они ничего и между собою, но очень остерегаются, какъ бы не допустить чего постояннаго въ словѣ, или въ душахъ своихъ, въ той B. мысли, какъ мнѣ кажется, что чрезъ это произошла бы остановка, противъ которой они сильно воюютъ и, сколько могутъ, изгоняютъ ее отовсюду.
Сокр. Можетъ быть, ты видѣлъ, Ѳеодоръ, людей воинственныхъ, а съ мирными не встрѣчался, такъ какъ они не были твоими друзьями. Я думаю, они такъ бесѣдуютъ въ школѣ съ учениками, когда желаютъ сдѣлать ихъ подобными себѣ.
C.Ѳеод. Съ какими учениками, почтеннѣйшій? У такихъ и не бываетъ одинъ ученикомъ другаго; тамъ люди образуются сами собою, когда каждому изъ нихъ случается придти въ состояніе воодушевленія; тамъ всякій думаетъ, что другой ничего не знаетъ. Отъ этихъ людей, какъ я уже [387]говорилъ, ты никогда не добьешься основанія, — ни по желанію ихъ, ни противъ желанія, и мы должны брать ихъ слова, какъ вопросъ для послѣдованія.
Сокр. Ты мѣтко-таки говоришь. А вопросъ-то иной ли приняли мы отъ древнихъ, скрывшихъ его отъ черни подъ D. поэтическою формою, какъ не тотъ, что начало всѣхъ вещей — рѣки, Океанъ и Тиѳиса, и что ничто не стоѝтъ? Послѣдующіе же, какъ болѣе мудрые, стали уже открыто доказывать это, чтобы и сапожники[67], слушая, понимали ихъ мудрость и перестали глупо думать, будто одно сущее стоитъ, а другое движется, но, узнавъ, что все находится въ движеніи, оказывали имъ уваженіе. Чуть-было не забылъ я, Ѳеодоръ, что другіе опять объявляли противное тому, представляя бытіе неподвижное, которому имя — все[68], E. — и иное многое, что, вопреки всему этому, утверждали Мелиссы и Пармениды: будто все есть одно и стоитъ само въ себѣ, такъ какъ не имѣетъ мѣста, въ которомъ могло бы двигаться; — что же дѣлать намъ со всѣмъ этимъ, другъ мой? Вѣдь, подвинувшись немного впередъ, мы незамѣтно попадаемъ въ средину между двухъ крайностей, и если какъ нибудь не защитимся и не уйдемъ, то будемъ наказаны, 181. подобно дѣтямъ, играющимъ въ палестрѣ въ линію[69], когда, схваченные обоими лагерями, они бываютъ влекомы въ противныя стороны. Мнѣ кажется, надобно сперва разсмотрѣть однихъ, къ которымъ мы уже приступали, — то есть текущихъ; [388]и если откроется, что они говорятъ дѣло, то будемъ тянуться сами на ихъ сторону, стараясь убѣжать отъ другихъ. А когда покажется, что истиннѣе мнѣніе тѣхъ, которые останавливаютъ цѣлое, — уйдемъ къ нимъ отъ этихъ, у которыхъ и неподвижное приводится въ движеніе[70]. Въ случаѣ B. же увидимъ, что ни тѣ, ни другіе не говорятъ ничего ладнаго, — мы будемъ смѣшны съ своею мыслію, будто, не смотря на свою слабость, нѣчто утверждаемъ, отвергнувъ мужей древнѣйшихъ и мудрѣйшихъ. Такъ смотри, Ѳеодоръ, выгодно ли намъ выходить на такую опасность.
Ѳеод. Нельзя удержаться, Сократъ, отъ разсмотрѣнія, что̀ говорятъ тѣ и другіе мужи.
Сокр. Ужъ когда ты такъ желаешь, надобно разсмотрѣть. C. Въ вопросѣ о движеніи, началомъ изслѣдованія представляется мнѣ то, что̀ такое разумѣютъ, полагая, что все движется. Я хочу сказать слѣдующее: одинъ ли видъ движенія понимаютъ они, или, какъ мнѣ кажется, два? Пусть однако не мнѣ только кажется это, но принимай участіе и ты, чтобы намъ сообща терпѣть, если бы дѣйствительно пришлось. Скажи мнѣ: называешь ли ты движеніемъ то, когда предметъ переходитъ изъ мѣста въ мѣсто, либо вращается въ томъ же мѣстѣ?
Ѳеод. Называю.
Сокр. Такъ пусть будетъ это одинъ видъ. Но когда, находясь D. въ томъ же мѣстѣ, старѣетъ онъ, дѣлается либо чернымъ изъ бѣлаго, либо жесткимъ изъ мягкаго, или измѣняется инымъ образомъ, — не сто́итъ ли назвать это другимъ видомъ движенія?
Ѳеод. Мнѣ кажется.
Сокр. Да и необходимо. Такъ я полагаю два вида движенія: измѣненіе и перехожденіе. [389]
Ѳеод. И правильно полагаешь.
Сокр. Раздѣливъ это такимъ образомъ, будемъ мы теперь разговаривать съ тѣми, которые утверждаютъ, что все движется, и спросимъ: обоими ли видами, полагаете вы, все движется, — стремленіемъ и измѣненіемъ, или иное обоими, E. а иное которымъ нибудь однимъ?
Ѳеод. Но, клянусь Зевсомъ, я не могу отвѣчать на это. Думаю, что сказали бы: обоими.
Сокр. А вѣдь если бы не сказали, другъ мой, то все представилось бы имъ и движущимся, и стоящимъ; и не болѣе правильно было бы утверждать, что все движется, чѣмъ то, что все стоитъ.
Ѳеод. Весьма справедливо.
Сокр. Но такъ какъ все должно двигаться, и недвижимости нѣтъ ни въ чемъ, то все движется всегда всякимъ 182. движеніемъ.
Ѳеод. Необходимо.
Сокр. Разсматривай у нихъ еще вотъ что: происхожденіе теплоты, или бѣлизны, или чего бы то ни было, не такъ ли какъ-то, говорили мы, объясняютъ они, что каждое изъ этихъ свойствъ стремится вмѣстѣ съ чувствомъ между дѣйствующимъ и страдающимъ, и страдающее бываетъ чувствуемымъ, но не чувствомъ, а дѣйствующее — качественнымъ, но не качествомъ? Можетъ быть, качество представляется тебѣ именемъ необыкновеннымъ, и ты не понимаешь его въ общемъ значеніи: такъ слушай въ частяхъ. Дѣйствующее не бываетъ вѣдь ни теплотою, ни бѣлизною, B. но бываетъ теплымъ и бѣлымъ; и прочее такимъ образомъ. Ты, вѣроятно, помнишь: мы въ прежнихъ разсужденіяхъ говорили такъ, что одно, само по себѣ, не есть ни дѣйствующее, ни страдающее, и что только изъ взаимнаго сближенія обоихъ этихъ состояній происходятъ чувства и вещи чувствопостигаемыя, становясь, съ одной стороны, такими или такими, съ другой — чувствуемыми.
C.Сокр. Пускай же прочее мы оставимъ, — иначе, или такъ говорятъ они, и, удерживая лишь то, о чемъ идетъ у насъ рѣчь, спросимъ: движется и течетъ, какъ вы полагаете, все, — не такъ ли?
Ѳеод. Да.
Сокр. И обоими, какія различили мы, движеніями, — стремленіемъ и измѣненіемъ?
Ѳеод. Какъ же иначе? — если движеніе-то будетъ полное.
Сокр. А когда бы оно состояло только въ стремленіи, измѣненія же не имѣло, мы могли бы, вѣроятно, сказать, что стремящееся течетъ такимъ-то. Или какъ скажемъ?
Ѳеод. Такъ.
D.Сокр. Но, поколику и это не стоитъ, — то есть, текущее течетъ не бѣлымъ, а измѣняется, такъ что происходитъ теченіе и этого самаго — бѣлизны, и превращеніе ея въ иной цвѣтъ, чтобы не улавливалась она пребывающею въ этомъ состояніи, — возможно ли назвать какой нибудь цвѣтъ такъ, чтобы названіе его было правильно?
Ѳеод. Какъ же это возможно, Сократъ? Вѣдь что̀ бы ни было въ этомъ родѣ, — поколику текущее, оно всегда ускользаетъ, какъ скоро произносится.
Сокр. А что скажемъ мы о какомъ нибудь чувствѣ, напримѣръ, о чувствахъ зрѣнія или слуха? пребываютъ ли E. они въ томъ же состояніи зрѣнія или слуха?
Ѳеод. Конечно, не должны, какъ скоро все движется.
Сокр. Стало быть, не больше слѣдуетъ называть что нибудь зрѣніемъ, чѣмъ не зрѣніемъ, и не больше иное чувство — чувствомъ, чѣмъ не чувствомъ, если все-то непремѣнно движется.
Ѳеод. Конечно, нѣтъ.
Сокр. И однакожъ чувство-то есть знаніе, какъ сказали мы, — я и Теэтетъ.
Ѳеод. Было сказано.
Сокр. Стало быть, вопрошающему, что̀ такое знаніе, мы скажемъ въ отвѣтъ, что оно — не больше знаніе, чѣмъ незнаніе. [391]
Ѳеод. Выходитъ.183.
Сокр. Прекрасно же пришлось намъ поправить свой отвѣтъ, по поводу нашего старанія доказать, что все движется, и съ тою цѣлію, чтобы онъ показался вѣрнымъ! Оказалось, какъ видно, что, какъ скоро все движется, и всякій отвѣтъ, о чемъ бы кто ни отвѣчалъ, равно правиленъ, поколику полагаетъ, что это и такъ и не такъ — есть, или, если угодно, бываетъ, — чтобы не останавливать ихъ на словѣ.
Ѳеод. Правильно замѣчаешь.
Сокр. Кромѣ того только, Ѳеодоръ, что сказалъ такъ и не такъ. Вѣдь и этого такъ говорить не слѣдуетъ: потому что такъ уже не движется, — равно и не такъ, которое тоже B. не есть движеніе. Впрочемъ людямъ, высказывающимъ эту мысль, можно ли даже и употребить какое слово, если для выраженія своего положенія у нихъ нѣтъ наименованій, кромѣ одного: никакимъ образомъ? Такъ-то имъ больше пристало бы то, что называется безпредѣльнымъ.
Ѳеод. Имъ, въ самомъ дѣлѣ, очень прилично это нарѣчіе.
Сокр. И такъ, отъ твоего друга, Ѳеодоръ, мы отдѣлились, и еще не уступаемъ ему, что всякій человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей, если кто не мудръ. Не согласимся мы и въ C. томъ, будто, по методѣ всеобщаго движенія, знаніе есть чувство, если только этотъ Теэтетъ не понимаетъ дѣла какъ иначе.
Ѳеод. Ты превосходно сказалъ, Сократъ. Когда это рѣшено, то и я, по условію, долженъ отдѣлиться отъ тебя съ своими отвѣтами; такъ какъ рѣчь о Протагорѣ доведена до конца.
Теэт. Не прежде однакожъ, Ѳеодоръ, пока Сократъ и ты не разсмотрите, какъ недавно предположили, мнѣнія тѣхъ, которыя утверждаютъ съ своей стороны, что все стоитъ.D.
Теэт. Пожалуй, если хотите. Но я съ бо̀льшимъ удовольствіемъ слушалъ бы о томъ, о чемъ говорю.
Ѳеод. Что̀ вызывать всадниковъ на поприще — то̀ вызывать Сократа на слово: спрашивай же, и услышишь.
Сокр. Но въ томъ-то, Ѳеодоръ, что̀ приказываетъ Теэтетъ, E. я, кажется, не послушаюсь его.
Ѳеод. Почему же не послушаться?
Сокр. Вѣдь, стыдясь слишкомъ жестко вести изслѣдованіе противъ Мелисса и другихъ, которые говорятъ, что все есть стоячее одно, я меньше стыжусь всѣхъ ихъ, чѣмъ одного Парменида. Парменидъ представляется мнѣ, говоря словами Омира[71], человѣкомъ и возбуждающимъ къ себѣ благоговѣніе, и вмѣстѣ страшнымъ. Я обращался съ этимъ мужемъ, когда былъ еще очень молодъ, а онъ очень старъ, и мнѣ тогда представлялась въ немъ чрезвычайная глубина 184. созерцанія. Такъ я боюсь, что мы не поймемъ даже и его словъ, а еще больше — отстанемъ отъ того, что̀ мыслилъ онъ, когда говорилъ. Самое же великое, къ чему направлено разсужденіе, есть дѣло знанія, что̀ такое оно: ка̀къ бы вопросъ о немъ отъ вторгающихся насильственно рѣчей не остался неразрѣшеннымъ, если поддаваться имъ. Притомъ и поднятый теперь нами, чрезвычайно широкій [393]предметъ, если изслѣдывать его мимоходомъ, можетъ потерпѣть вредъ; а когда изслѣдованіе будетъ достаточно длинно, — затемнится вопросъ о знаніи. Между тѣмъ не должно быть ни того ни другаго. Мы обязаны постараться повивальнымъ своимъ искусствомъ освободить Теэтета отъ того, чѣмъ онъ бременѣетъ относительно знанія.B.
Ѳеод. Да, если кажется, надобно сдѣлать такъ.
Сокр. Такъ относительно сказаннаго разсмотри, Теэтетъ, еще слѣдующее. Ты отвѣчалъ, что чувство есть знаніе, — не такъ ли?
Теэт. Да.
Сокр. Но если бы кто спросилъ[72] тебя такъ: чѣмъ видитъ человѣкъ бѣлое и черное, чѣмъ слышитъ высокое и низкое? Ты сказалъ бы, думаю: глазами и ушами.
Теэт. Сказалъ бы.
Сокр. Свободно употреблять имена и глаголы, не C. разсматривая ихъ съ точностію, часто бываетъ, конечно, не неблагородно, и въ противномъ этому больше рабства; однакожъ и послѣднее иногда необходимо. Вотъ и теперь приходится укорить данный тобою отвѣтъ, какъ неправильный. Смотри, [394]который отвѣтъ правильнѣе: глаза — то ли, чѣмъ видимъ, или то, чрезъ что видимъ? уши — то ли, чѣмъ слышимъ, или то, чрезъ что слышимъ?
Теэт. Чрезъ что чувствуемъ каждый предметъ, — это мнѣ больше кажется, Сократъ, нежели то, чѣмъ.
D.Сокр. Странно въ самомъ дѣлѣ было бы, дитя, если бы у насъ было много какихъ нибудь чувствъ, какъ у деревянныхъ коней, и если бы всѣ они не сходились въ нѣкоторую одну идею, въ душу ли то, или какъ ни пришлось бы назвать ее, — которою мы все чувствопостигаемое чувствуемъ посредствомъ ихъ, какъ бы посредствомъ орудій.
Теэт. Да, это представленіе мнѣ болѣе кажется, чѣмъ то.
Сокр. Но ради чего довожу я его до точности? Дѣйствительно ли чѣмъ нибудь въ насъ самихъ однимъ и тѣмъ же постигаемъ мы: чрезъ глаза — бѣлое и черное, а чрезъ другія E. чувства — опять что нибудь, и ты, — на вопросъ, — все это отнесешь къ тѣлу? Впрочемъ, можетъ быть, лучше будетъ высказать это тебѣ самому — посредствомъ отвѣтовъ, чѣмъ за тебя вдаваться въ соображенія мнѣ. Скажи же: то, чрезъ что чувствуешь теплое, жесткое, легкое, сладкое, — все это порознь, — къ тѣлу ли относишь ты, или къ чему иному?
Теэт. Ни къ чему иному.
Сокр. А захочешь ли согласиться, что чувствуемое тобою посредствомъ 185. одной силы не можетъ быть чувствуемо посредствомъ другой? напримѣръ, чувствуемое чрезъ слухъ — чрезъ зрѣніе, а чувствуемое чрезъ зрѣніе — чрезъ слухъ?
Теэт. Какъ не захотѣть.
Сокр. Если, стало быть, ты мыслишь что либо относительно обоихъ, то мыслишь уже не чрезъ особое орудіе, равно какъ не чрезъ особое опять и чувствуешь что либо относительно обоихъ.
Теэт. Конечно, нѣтъ.
Сокр. Такъ, относительно голоса и цвѣта, не мыслишь ли ты сперва объ обоихъ то самое, что это — оба?
Сокр. И то, что то̀ и другое изъ нихъ есть особое въ B. разсужденіи того и другаго, а въ разсужденіи себя тожественное?
Теэт. Какъ же.
Сокр. И что оба — два, а которое либо — одно?
Теэт. И это.
Сокр. Не въ состояніи ли ты равнымъ образомъ изслѣдовать, сходны они между собою, или не сходны?
Теэт. Можетъ быть.
Сокр. Но чрезъ что̀ все это мыслишь ты о нихъ? Вѣдь общаго имъ нельзя схватить ни слухомъ, ни зрѣніемъ. Да и вотъ еще доказательство того, о чемъ говоримъ: если бы можно было разсмотрѣть два предмета, солоны ли оба они или нѣтъ, ты, знаю, скажешь, чѣмъ будешь разсматривать, и откроется, что это не есть ни зрѣніе, ни слухъ, а что-то C. иное.
Теэт. Какъ не иное? это-то способность языка.
Сокр. Хорошо; а способность чего̀ открываетъ тебѣ въ этомъ и во всемъ общее, чѣмъ ты называешь бытіе и небытіе, и про что теперь же мы спрашивали относительно тѣхъ предметовъ? Всему этому какія припишешь ты орудія, посредствомъ которыхъ чувствуетъ что бы то ни было наше чувствующее?
Теэт. Ты разумѣешь бытіе и небытіе, подобіе и неподобіе, то же и особое, — также одно и иное относительно ихъ число; явно, что спрашиваешь также о четѣ и нечетѣ, и D. о прочемъ, что за этимъ слѣдуетъ, — чрезъ какое, то есть, орудіе тѣла мы чувствуемъ это душою?
Сокр. Ты весьма хорошо идешь за мною, Теэтетъ: это самое и есть, о чемъ я спрашиваю.
Теэт. Но, — клянусь Зевсомъ, Сократъ, — я не могу ничего сказать: мнѣ только кажется, что для этихъ предметовъ рѣшительно нѣтъ такого особаго орудія, какія были для тѣхъ; душа здѣсь, по видимому, сама собою разсматриваетъ общее E. относительно всего.
Сокр. Ты прекрасенъ, Теэтетъ, а не то, что безобразенъ, [396]какъ говорилъ Ѳеодоръ; ибо кто прекрасно говоритъ, тотъ прекрасенъ и добръ. Мало того, что прекрасенъ, — ты хорошо сдѣлалъ также, что избавилъ меня отъ весьма длиннаго разсужденія, если тебѣ представляется, что душа иное разсматриваетъ сама по себѣ, а иное — посредствомъ способностей тѣлесныхъ. Вѣдь это именно было, что̀ и мнѣ самому казалось, и что̀, по моему намѣренію, должно было показаться тебѣ.
186.Теэт. Да мнѣ-то представляется.
Сокр. Въ которой же дѣятельности ея поставляешь ты сущность? Вѣдь этимъ-то особенно сопровождается все.
Теэт. Я поставляю въ томъ, къ чему душа стремится сама по себѣ.
Сокр. Неужели также въ подобномъ и не подобномъ, въ тожественномъ и особомъ?
Теэт. Да.
Сокр. Что же? въ прекрасномъ и постыдномъ, въ добромъ и зломъ?
Теэт. Сущность и этихъ предметовъ душа разсматриваетъ, кажется, особенно въ относительности ихъ, соображая B. въ себѣ прошедшее и настоящее съ будущимъ.
Сокр. Пускай. Не правда ли, что жесткость жесткаго будетъ чувствовать она чрезъ осязаніе, и мягкость мягкаго такимъ же образомъ?
Теэт. Да.
Сокр. Но судить о сущности-то и о чемъ либо стоящемъ, также о взаимной ихъ противоположности, либо опять о существѣ противнаго, пытается у насъ сама душа, принимаясь за предметъ много разъ и сравнивая его съ другимъ.
Теэт. Конечно.
Сокр. Всѣ впечатлѣнія, получаемыя чрезъ тѣло и направляющіяся C. къ душѣ, не естественно ли людямъ и животнымъ чувствовать тотчасъ по рожденіи, тогда какъ соображенія относительно тѣхъ вещей, направленныя къ [397]сущности и пользѣ, едва достаются современемъ, чрезъ большія заботы и воспитаніе, если кому и достаются?
Теэт. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Можно ли постигнуть истину того, что̀ не постигается какъ сущность?
Теэт. Невозможно.
Сокр. А чего истины кто не постигъ, то̀ самое будетъ ли когда нибудь знать?
Теэт. Какъ же знать-то, Сократъ?D.
Сокр. Стало быть, знаніе находится не въ впечатлѣніяхъ, а въ умозаключеніи о нихъ; потому что сущности и истины можно коснуться, какъ видно, здѣсь, а тамъ невозможно.
Теэт. Видимо.
Сокр. Такъ ужели то̀ и это назовешь ты тожественнымъ, когда между ними такъ много различія?
Теэт. Да вѣдь это было бы несправедливо.
Сокр. Какое же дашь имя тому, — зрѣнію, то есть, слышанію, обонянію, охладѣванію, согрѣванію?
Теэт. Дамъ имя чувствованія; какое иначе?E.
Сокр. Стало быть, чувствованіемъ называешь ты все это?
Теэт. Необходимо.
Сокр. И этимъ-то, говоримъ, нельзя коснуться истины, такъ какъ нельзя коснуться сущности.
Теэт. Конечно, нельзя.
Сокр. Равно и знанія.
Теэт. Тоже нѣтъ.
Сокр. Стало быть, чувствованіе и знаніе, Теэтетъ, никогда не могутъ быть тожественными?
Теэт. Видимо, что не могутъ, Сократъ. И особенно теперь-то стало совершенно явно, что чувство отлично отъ знанія.
Сокр. Но не для того вѣдь однакожъ начали мы 187. разговаривать, чтобы найти, что̀ не есть знаніе, — а что̀ оно есть. Теперь мы дошли по крайней мѣрѣ до того, что будемъ уже искать его не въ чувствѣ, а въ томъ имени, какое [398]получаетъ душа, когда вдается въ разсмотрѣніе сущаго сама по себѣ.
Теэт. А это, Сократъ, называется, думаю, мнить[73].
Сокр. Правильно думаешь, другъ мой. И смотри-ка теперь B. опять сначала: изгладивъ все прежнее, болѣе ли ты видишь что нибудь, когда дошелъ до этого. Скажи снова, что̀ такое знаніе?
Теэт. Сказать, что оно есть вообще мнѣніе, невозможно, Сократъ, потому что бываютъ мнѣнія и ложныя: знаніе, должно быть, есть мнѣніе истинное, — и это пусть будетъ моимъ отвѣтомъ. А если намъ, на пути впередъ, это не покажется, какъ не показалось теперь, то мы попытаемся сказать что нибудь иное.
Сокр. Но такимъ-то вѣдь образомъ нужно, Теэтетъ, чтобы ты говорилъ съ бо̀льшимъ усердіемъ, а не какъ прежде — отвѣчалъ нерѣшительно; потому что, если поступимъ такъ, достигнемъ одного изъ двухъ: или найдемъ то, къ чему C. идемъ, или убѣдимся, что меньше знаемъ то, чего никакъ не знаемъ; а такой наградой[74] тоже пренебрегать не слѣдуетъ. И такъ, что говоришь ты теперь? Изъ двухъ идей мнѣнія, одной — истиннаго, другой — ложнаго, знаніемъ называешь ты мнѣніе истинное? [399]
Теэт. Да; потому что теперь это опять кажется мнѣ.
Сокр. Да стоитъ ли еще снова возвращаться къ мнѣнію?
Теэт. Что̀ это говоришь ты?
Сокр. Меня и теперь какъ-то безпокоитъ, и въ иныя времена часто безпокоило то, что я, и въ отношеніи къ себѣ, D. и въ отношеніи къ другому, былъ въ большомъ недоумѣніи, не умѣя сказать, что̀ это у насъ за свойство, и какимъ образомъ оно является.
Теэт. Какое свойство?
Сокр. То, что кто нибудь имѣетъ ложное мнѣніе[75]. Я и теперь смотрю съ недоумѣніемъ, оставить ли намъ этотъ вопросъ, или изслѣдовать его инымъ способомъ, чѣмъ какъ изслѣдывали немного прежде.
Теэт. Почему же не изслѣдовать, Сократъ, если въ самомъ дѣлѣ представляется, что это такъ или иначе нужно? Вѣдь вы — ты и Ѳеодоръ — не худо сейчасъ говорили о досугѣ, что въ занятіи этого рода ничто не стѣсняетъ васъ.
Сокр. Ты кстати вспомнилъ. Можетъ быть, не дурно E. было бы опять какъ бы напасть на готовый слѣдъ; потому что лучше сдѣлать немногое да хорошо, чѣмъ многое — недостаточно.
Теэт. Какъ же.
Сокр. Но какимъ образомъ? — Что тутъ сказать? Скажемъ ли, что мнѣніе бываетъ ложно всякій разъ, и что таковы мы по природѣ, слѣдуя которой, одинъ изъ насъ мнитъ ложно, а другой справедливо?
Теэт. Конечно, скажемъ.
Сокр. Не то ли именно свойственно намъ по отношенію 188. и ко всему, и къ отдѣльному, что мы или знаемъ, или не [400]знаемъ? А что̀ находится въ срединѣ между тѣмъ и другимъ, — то есть, учиться и забывать[76], — на то въ настоящее время я не обращаю вниманія; такъ какъ это теперь къ предмету нашего разсужденія не относится.
Теэт. Въ самомъ дѣлѣ, Сократъ, иного-то ничего не остается относительно каждой вещи, кромѣ какъ — знать и не знать.
Сокр. Такъ не необходимо ли, стало быть, мнящему имѣть мнѣніе или о томъ, что̀ онъ знаетъ, или о томъ, чего не знаетъ?
Теэт. Необходимо.
B.Сокр. Но знающему-то не знать того самаго (что̀ онъ знаетъ), или не знающему знать (не знаемое) невозможно.
Теэт. Какъ не невозможно!
Сокр. Посему человѣкъ, имѣющій ложное мнѣніе о томъ, что̀ онъ знаетъ, не думаетъ ли, что это — не это, а нѣчто отличное отъ того, что̀ онъ знаетъ, — и, зная то и другое, не знаетъ ни того ни другаго?
Теэт. Но это невозможно, Сократъ.
Сокр. А кто не знаетъ чего нибудь, тотъ думаетъ ли, что это есть нѣчто отличное отъ того, чего онъ не знаетъ? и не знающій ни Теэтета, ни Сократа, не заберетъ ли себѣ въ голову, что Сократъ есть Теэтетъ, или Теэтетъ — Сократъ?
C.Теэт. Да какъ же это?
Сокр. Между тѣмъ что̀ кто знаетъ, того, вѣроятно, не почитаетъ тѣмъ, чего не знаетъ, а того, чего не знаетъ, — тѣмъ, что знаетъ.
Теэт. Это будетъ чудовищно.
Сокр. Какимъ же образомъ имѣлъ бы кто нибудь ложное мнѣніе? Вѣдь внѣ этого мнить, вѣроятно, нельзя, если только [401]мы все или знаемъ, или не знаемъ; а въ этихъ предѣлахъ нигдѣ, по видимому, невозможно имѣть мнѣніе ложное.
Теэт. Весьма справедливо.
Сокр. Но, можетъ быть, не такъ надобно изслѣдывать искомое, — идти не къ знанію и незнанію, а къ бытію и къ небытію[77]?D.
Теэт. Какъ ты говоришь?
Сокр. Проще сказать, вотъ какъ: кто мнитъ, о чемъ бы ни было, то̀, чего нѣтъ, тотъ не можетъ не имѣть мнѣнія ложнаго, сколько бы впрочемъ ни было у него ума.
Теэт. И это опять естественно, Сократъ.
Сокр. Какъ же? Что скажемъ, Теэтетъ, если спросятъ насъ: возможно ли для кого нибудь то, что вы говорите? Кто изъ людей будетъ мнить не существующее, — въ разсужденіи какъ предметовъ дѣйствительныхъ, такъ и вещи самой по себѣ? Мы-то, какъ видно, дадимъ на это такой отвѣтъ: когда думающій будетъ думать по крайней мѣрѣ несправедливо. E. Или какъ скажемъ?
Теэт. Такъ.
Сокр. А бываетъ ли это и въ другихъ случаяхъ?
Теэт. Что?
Сокр. То, чтобы кто нибудь, видя нѣчто, не видѣлъ ничего?
Теэт. Какъ же это возможно?
Сокр. Однакожъ, кто видитъ одно-то, тотъ видитъ нѣчто существующее. Или ты думаешь, что одно есть и въ не существующемъ?
Теэт. Не думаю.
Сокр. Стало быть, видящій что нибудь одно-то видитъ существующее.
189.Сокр. И слѣдовательно слышащій что нибудь слышитъ также нѣчто одно, — слышитъ существующее.
Теэт. Да.
Сокр. И касающійся чего нибудь касается именно одного, — касается существующаго, какъ скоро одного.
Теэт. И это.
Сокр. А имѣющій мнѣніе не одно ли нѣчто мнитъ?
Теэт. Необходимо.
Сокр. Мнящій же нѣчто одно не то ли мнитъ, что̀ существуетъ?
Теэт. Согласенъ.
Сокр. Стало быть, кто мнитъ не существующее, тотъ ничего не мнитъ.
Теэт. По видимому; ничего.
Сокр. Но вѣдь ничего не мнящій-то вовсе и не мнитъ.
Теэт. Ясно, кажется, что такъ.
B.Сокр. Стало быть, не существующаго мнить нельзя, — ни въ разсужденіи предметовъ дѣйствительныхъ, ни въ разсужденіи вещи самой по себѣ.
Теэт. По видимому, нельзя.
Сокр. Значитъ, имѣть ложное мнѣніе есть что-то иное, чѣмъ мнить то, что не существуетъ?
Теэт. Явно, что иное.
Сокр. Посему мнѣніе у насъ бываетъ ложнымъ и не такъ, и не какъ немного прежде разсматривали мы его.
Теэт. Ужъ конечно, нѣтъ.
Сокр. Не дать ли такъ происходящему вотъ какого имени?
Теэт. Какого?
Сокр. Мнѣнія, оказывающагося ложнымъ, не назвать ли C. иномнѣніемъ[78] (ἀλλοδοξίαν), — когда кто, смѣнивъ въ своей мысли что либо существующее, считаетъ его опять инымъ [403]существующимъ? Вѣдь такимъ образомъ онъ всегда мнитъ хоть и существующее, однакожъ одно вмѣсто другаго, — и, не попадая на тотъ предметъ, который разсматривалъ, справедливо можетъ быть названъ ложно мнящимъ.
Теэт. Теперь ты сказалъ, кажется, весьма правильно; потому что, когда вмѣсто прекраснаго мнятъ постыдное, или вмѣсто постыднаго прекрасное, тогда, по справедливости, мнятъ ложно.
Сокр. Ты относишься ко мнѣ, Теэтетъ, съ презрѣніемъ, а не съ осторожностію.
Теэт. Почему такъ?
Сокр. Я кажусь тебѣ, думаю, неспособнымъ ухватиться за твое «по справедливости ложно», и спросить: развѣ можетъ D. быть скорое медленно, или легкое тяжело, или что̀ другое противное оказываться противнымъ себѣ, — не по своей природѣ, а по природѣ противнаго? Впрочемъ, чтобы отвага твоя не была напрасною, я оставляю это. Такъ тебѣ нравится, говоришь, та мысль, что имѣть ложное мнѣніе значитъ водиться иномнѣніемъ?
Теэт. Нравится.
Сокр. Стало быть, по твоему мнѣнію, одно что нибудь можно полагать въ мысли какъ другое, а не какъ это.
Теэт. Конечно, можно.
Сокр. Если же въ чьей нибудь мысли дѣлается такъ, то не необходимо ли ей мыслить или оба, или только другое?E.
Теэт. Конечно, необходимо.
Сокр. Притомъ либо вмѣстѣ, либо преемственно?
Теэт. Прекрасно.
Сокр. Но мышленіемъ то̀ ли называешь ты, что̀ я?
Теэт. А ты что называешь?
Сокр. Бесѣду, которую душа ведетъ сама съ собою, когда что нибудь разсматриваетъ. Вотъ ты видишь во мнѣ какъ бы человѣка незнающаго; въ эту минуту я представляю душу свою такъ: мнѣ воображается, что она, размышляя, не иное что дѣлаетъ, какъ разговариваетъ, — сама себя [404]190.спрашиваетъ и отвѣчаетъ, утверждаетъ и отрицаетъ. И тогда, какъ ею что нибудь опредѣлено, выходъ изъ недоумѣнія скорѣе или медленнѣе сдѣланъ, тожественное высказано и сомнѣнія больше нѣтъ, — мы приписываемъ ей мнѣніе. Поэтому мнить у меня называется говорить, мнѣніемъ же я почитаю высказанное слово, — высказанное однакожъ не другому кому и не голосомъ, а молча, себѣ самому. А ты что думаешь?
Теэт. И я то же.
Сокр. Стало быть, кто одно мнитъ другимъ, тотъ говоритъ также, какъ видно, самому себѣ, что одно есть другое,
B.Теэт. Какъ же.
Сокр. Припомни же, говорилъ ли ты когда нибудь самому себѣ, что прекрасное всего болѣе есть безобразное, либо, несправедливое — справедливое, или, — и это главное, — смотри, принимался ли ты когда нибудь увѣрять себя, что одно всего болѣе есть другое? Не совершенно ли напротивъ, ты даже и во снѣ никогда не осмѣливался сказать себѣ, что нечетъ непремѣнно есть четъ, либо что̀ иное такое же?
Теэт. Ты правду говоришь.
C.Сокр. Думаешь ли, что кто нибудь здоровый, а не сумасшедшій, дерзнетъ серьезно говорить самъ съ собою и увѣрять себя, что быкъ необходимо есть лошадь, или два — одно?
Теэт. Клянусь Зевсомъ, нѣтъ.
Сокр. И такъ, если говорить съ самимъ собою значитъ мнить, то, говоря и мня оба-то представленія и касаясь душою того и другаго, никто не могъ бы ни говорить, ни мнить, что одно есть другое. Посему и тебѣ надобно оставить рѣчь о другомъ. Вѣдь я полагаю это самое такъ: никто не мнитъ, D.что постыдное прекрасно, или иное что нибудь такое.
Теэт. И я оставляю, Сократъ; такъ какъ мнѣ нравится, что̀ ты говоришь.
Сокр. Стало быть, кто мнитъ оба представленія, тому невозможно мнить, что одно есть другое.
Сокр. Мнящій же только одно-то, а никакъ не другое, никогда не будетъ мнить, что одно есть другое.
Теэт. Справедливо; потому что иначе онъ принужденъ былъ бы касаться и того, о чемъ не мнитъ.
Сокр. Стало быть, иномнѣніе невозможно ни для того, кто мнитъ оба представленія, ни для того, кто — которое E. нибудь одно; слѣдовательно, кто опредѣлялъ бы, что ложное мнѣніе есть иномнѣніе, тотъ не сказалъ бы ничего; потому что ни этимъ образомъ, ни прежнимъ не открывается въ насъ ложнаго мнѣнія.
Теэт. Видно, что нѣтъ.
Сокр. Но вѣдь если не откроется это, Теэтетъ, то мы принуждены будемъ допустить много страннаго.
Теэт. Что именно?
Сокр. Я не скажу тебѣ, пока не попытаюсь разсмотрѣть предметъ со всѣхъ сторонъ; потому что стыдно было бы мнѣ за насъ, при настоящемъ затрудненіи, быть поставленными въ необходимость согласиться въ томъ, что̀ я говорю. 191. Но если найдемъ и выйдемъ на свободу, то, уже не опасаясь возбудить смѣхъ, скажемъ о другихъ, съ кѣмъ это случается. А когда затрудненія нисколько не преодолѣемъ, тогда смиримся, думаю, и, подобно корабельнымъ пловцамъ, предавшись слову, будемъ терпѣть и принимать, чего бы оно ни захотѣло. Послушай-ка, какой еще представляется намъ путь изслѣдованія.
Теэт. Говори.
Сокр. Скажу, что мы неправильно согласились, допустивъ, будто тому, кто знаетъ что нибудь, невозможно мнить, что чего онъ не знаетъ, есть то самое, — и обманываться: B. напротивъ, это въ нѣкоторыхъ случаяхъ возможно.
Теэт. Не то ли говоришь ты, что̀ и я подозрѣвалъ, когда мы полагали, что это таково: что, то есть, иногда я, зная Сократа, а вдали видя другаго человѣка, котораго не знаю, думалъ, что это Сократъ, котораго знаю? Въ этомъ-то вѣдь случаѣ бываетъ именно то, что ты говоришь. [406]
Сокр. Такъ не отказаться ли намъ отъ этого положенія, которое въ томъ, что̀ мы знаемъ, дѣлало насъ, знающихъ, не знающими?
Теэт. Конечно.
Сокр. Вѣдь мы положимъ не такъ, а вотъ какъ, — и дѣло C. у насъ, можетъ быть, кое-какъ уладится, — а можетъ быть и не пойдетъ на ладъ. Видишь, мы въ настоящемъ случаѣ такъ поставлены, что намъ необходимо испытывать предметъ, поворачивая его на всѣ стороны. Смотри же, дѣло ли я говорю. Возможно ли, чтобы кто, прежде не зная чего нибудь, послѣ научился?
Теэт. Конечно, возможно.
Сокр. Потомъ опять другому, третьему?
Теэт. Почему не такъ.
Сокр. Представь же, для ясности, что въ душахъ нашихъ есть[79] восковой оттискъ, у одного больше, у другаго меньше, D. и воскъ у того чище, у этого грязнѣе, у того тверже, у этого мягче, а у иныхъ онъ умѣренный.
Теэт. Представляю.
Сокр. Положимъ теперь, что этотъ воскъ есть даръ матери музъ, Мнимосины, и что на немъ, — что ни захотѣлось бы намъ помнить изъ вещей видѣнныхъ, слышанныхъ, либо, при посредствѣ чувствъ и размышленія, придуманныхъ нами самими, — мы кладемъ знаки, отпечатлѣвая ихъ будто перстнемъ. И вотъ, что отпечатлѣно, мы помнимъ и знаемъ, E. пока есть образъ отпечатлѣннаго; а когда оттискъ изгладился, или нельзя бываетъ сдѣлать его, забываемъ и не знаемъ.
Теэт. Пусть такъ.
Сокр. И такъ, знающій то, что̀ видитъ или слышитъ, и [407]разсматривающій это, — сообрази, — можетъ ли такимъ образомъ имѣть ложное мнѣніе?
Теэт. Какимъ, то есть?
Сокр. Думая, что знаемое иногда онъ знаетъ, иногда нѣтъ. Вѣдь это-то, соглашаясь въ невозможномъ, мы прежде не хорошо допустили.
Теэт. А теперь какъ ты говоришь?
Сокр. Говоря объ этомъ, надобно сперва различить[80]слѣдующее: невозможно, чтобы, кто что знаетъ, имѣя въ 192. своей душѣ память о томъ, но не чувствуетъ того, почиталъ это чѣмъ-то отличнымъ отъ знаемаго, тогда какъ носитъ въ себѣ типъ его, только не чувствуетъ; и опять, чтобы, кто что знаетъ, знаемое принималъ за то, чего не знаетъ и печати чего въ себѣ не носитъ; и опять, кто чего не знаетъ, считалъ бы за то, чего не знаетъ, а что знаетъ, — за то, что знаетъ. Невозможно также, чтобы кто, что [408]чувствуетъ, чувствовалъ какъ что-то отличное отъ того, что чувствуетъ; и кто, что чувствуетъ, принималъ бы за то, чего B. не чувствуетъ, а чего не чувствуетъ — за то, что чувствуетъ. Но и того, если можно, несбыточнѣе, чтобы кто, зная что либо, чувствуя знаемое и имѣя чувственный его признакъ, почиталъ это опять чѣмъ-то отличнымъ отъ того, что знаетъ, чувствуетъ и чего имѣетъ тоже чувственный признакъ; и чтобы, кто что знаетъ, что чувствуетъ и чего вѣрное изображеніе носитъ въ памяти, почиталъ это тѣмъ, что знаетъ, или чтобы, кто что знаетъ и чувствуетъ, имѣя такое же изображеніе, зналъ то, что чувствуетъ; или опять, чтобы, кто чего не знаетъ и не чувствуетъ, зналъ, что не знаетъ этого и не чувствуетъ; или чтобы, кто чего не знаетъ и не чувствуетъ, зналъ то, чего не знаетъ; или C. чтобы, кто чего не знаетъ и не чувствуетъ, зналъ то, что этого не чувствуетъ. Все это невозможностію перевѣшиваетъ возможность имѣть здѣсь ложное мнѣніе. И такъ, остается, что оно бываетъ, если и въ иныхъ, то, конечно, въ слѣдующихъ случаяхъ.
Теэт. Въ какихъ же? Не пойму ли я больше изъ нихъ-то? а теперь вѣдь не слѣдую за тобою.
Сокр. Въ тѣхъ, когда кто, зная что нибудь, думаетъ, что это есть нѣчто отличное отъ того, что онъ знаетъ и D. чувствуетъ; или когда кто не знаетъ чего либо, но чувствуетъ; или когда кто знаетъ и чувствуетъ что нибудь изъ того опять, что знаетъ и чувствуетъ.
Теэт. Теперь я еще больше отсталъ, чѣмъ тогда.
Сокр. Выслушай же прежнее снова вотъ какъ: зная Ѳеодора и имѣя въ самомъ себѣ память о томъ, каковъ онъ, такимъ же образомъ и Теэтета, — не бываетъ ли, что я иногда вижу ихъ, а иногда нѣтъ, иногда прикасаюсь къ нимъ, а иногда нѣтъ; тоже и слышу, или постигаю какимъ нибудь другимъ чувствомъ; а иногда относительно васъ не имѣю никакого чувства, хотя тѣмъ не менѣе помню васъ и знаю въ себѣ? [409]
Теэт. Конечно.E.
Сокр. Такъ пойми же, во первыхъ: я хочу высказать то, что можно и не чувствовать, что̀ знаешь, можно и чувствовать.
Теэт. Правда.
Сокр. Но не правда ли, что чего кто не знаетъ, того часто можетъ и не чувствовать, а часто — только чувствовать?
Теэт. Возможно и это.
Сокр. Смотри же, болѣе ли теперь будешь слѣдовать. Сократъ знаетъ Ѳеодора и Теэтета; но не видитъ 193. никотораго, и въ отношеніи къ нимъ нѣтъ у него никакого инаго чувства: вѣдь онъ не сталъ бы мнить самъ въ себѣ, что Теэтетъ есть Ѳеодоръ. Дѣло ли говорю я, или нѣтъ?
Теэт. Да, совершенную правду.
Сокр. Такъ вотъ смыслъ тѣхъ словъ, которыя сказалъ я прежде.
Теэт. Дѣйствительно, было сказано.
Сокр. Затѣмъ и второе положеніе: что одного изъ васъ зная, а другаго не зная, и никотораго не чувствуя, я никакъ опять не подумалъ бы, что кого я знаю, есть тотъ, котораго не знаю.
Теэт. Правильно.
Сокр. Третье же то, что, никотораго не зная и не B. чувствуя, я не подумалъ бы, что кого не знаю, тотъ есть кто-то иной въ отношеніи къ тѣмъ, которыхъ не знаю. Представляй, что ты по порядку снова слышалъ и всѣ прочіе прежде сказанные случаи, въ которыхъ я о тебѣ и Ѳеодорѣ не буду имѣть ложнаго мнѣнія, обоихъ ли васъ знаю или не знаю, или одного знаю, а другаго не знаю. То же самое и о чувствахъ. Слѣдуешь ли теперь?
Теэт. Слѣдую.
Сокр. И такъ, ложно мнить остается въ томъ случаѣ, когда, зная тебя и Ѳеодора и на томъ воскѣ имѣя какъ бы знаки вашихъ перстней, а между тѣмъ смотря на обоихъ C. васъ издали и недостаточно, я стараюсь собственнымъ [410]зрѣніемъ приписать каждому изъ васъ принадлежащій ему знакъ, привязать и приладить къ нему оставшійся во мнѣ самомъ его слѣдъ, чтобы вышло узнаніе; но, не достигая этого, и какъ бы при обуваньи перемѣшивая сапоги, воззрѣніе на того или другаго отношу къ знаку чужому, либо, — что̀ бываетъ, когда смотришься въ зеркало, — правую сторону вижу D. на лѣвой, и подъ вліяніемъ такого впечатлѣнія ошибаюсь. Тогда-то случается ложно мнить или имѣть иномнѣніе.
Теэт. Въ самомъ дѣлѣ, Сократъ, свойство мнѣнія чрезвычайно подходитъ къ тому, что̀ ты говоришь.
Сокр. Бываетъ еще и то, что, зная обоихъ васъ, одного не только знаю, но и постигаю чувствомъ, а другаго нѣтъ, и знаніе другаго у меня не согласно съ чувствомъ. Это говорилъ я тебѣ прежде; но тогда ты не понималъ меня.
Теэт. Дѣйствительно, не понималъ.
Сокр. Между тѣмъ то̀-то и разумѣлъ я, когда сказалъ, E. что знающій одного и чувствующій, и имѣющій знаніе, согласное съ чувственнымъ на него воззрѣніемъ, никогда не подумаетъ, что этотъ одинъ есть кто-то иной, между тѣми другими, которыхъ онъ знаетъ и чувствуетъ, и знаніе свое тоже подтверждаетъ чувствомъ. Не такъ ли было говорено?
Теэт. Да.
Сокр. И оставалось-то, кажется, то, что говоримъ теперь, — оставался случай, въ которомъ мы полагаемъ проявленіе ложнаго мнѣнія, когда, то есть, зная обоихъ васъ и обоихъ 194. видя, или постигая инымъ чувствомъ, я приписываю обоимъ знаки, не по одному и тому же чувственному воззрѣнію на того и другаго, но поступаю какъ плохой стрѣлокъ, пускающій стрѣлу не въ ту цѣль и не попадающій, — что̀ и названо ложью.
Теэт. Естественно.
Сокр. И такъ, мышленіе всячески ошибается, когда одному знаку чувство присуще, а другому нѣтъ, и когда знакъ чувства отсутствующаго принаровляется къ присущему. [411]Однимъ словомъ, чего кто не знаетъ и никогда не чувствовалъ, въ отношеніи къ тому нельзя, какъ видно, ни лгать, B. ни имѣть ложное мнѣніе, если мы говоримъ что нибудь здравое. Мнѣніе, какъ ложное, такъ и истинное, вращается и быстро движется вокругъ того, что мы знаемъ и чувствуемъ: если, то есть, сродныя впечатлѣнія и типы сводитъ оно соотвѣтственно и прямо, то бываетъ истиннымъ; а когда стороною и косо, — ложнымъ.
Теэт. Не хорошо ли это говорится, Сократъ?
Сокр. А услышавъ еще нѣчто, ты скажешь то же еще C. скорѣе. Вѣдь мнить истину прекрасно, а лгать постыдно.
Теэт. Какъ не постыдно.
Сокр. Но отсюда происходитъ, говорятъ, вотъ что. Когда въ чьей нибудь душѣ воскъ глубокъ, обиленъ, легокъ и благоприлично выработанъ, такъ что идущее чрезъ чувства напечатлѣвается въ сердцѣ души, — какъ сказалъ Омиръ, намекая на подобіе воска: — тогда знаки, отпечатавшись въ немъ чисто и будучи довольно углублены, сохраняются D. долгое время, и такіе люди бываютъ, во первыхъ, очень понятливы, потомъ памятливы, поколику знаковъ чувства не мѣняютъ, но мнятъ истину; ибо такъ какъ эти знаки ясны и положены на просторѣ, то скоро всѣ порознь распредѣляются по своимъ печатямъ, носящимъ имена вещей. И вотъ кто называются мудрецами. Или тебѣ не кажется?
Теэт. Чрезвычайно.
Сокр. Затѣмъ, когда сердце космато, — что восхвалилъ во E. всѣхъ отношеніяхъ мудрый поэтъ[81], — или когда оно грязно и наполнено нечистымъ воскомъ, либо слишкомъ мягко, или жестко, тогда, у кого оно мягко, тотъ хотя бываетъ и понятливъ, но забывчивъ; а у кого жестко, тотъ напротивъ. Косматые же и каменные, носящіе въ себѣ множество земли [412]или грязи, имѣютъ отпечатки неявственные. Неявственны также они и у людей съ сердцемъ жесткимъ, потому что въ нихъ нѣтъ глубокости; неявственны они и у мягкосердыхъ, такъ какъ въ нихъ знаки сливаются и оттого скоро становятся 195. темными. А когда, сверхъ всего этого, знаки въ нихъ, отъ тѣсноты, совпадаютъ между собою, что бываетъ въ чьей либо душонкѣ маленькой, тогда оказываются еще менѣе явственными, чѣмъ тѣ. Такъ вотъ всѣ эти способны питать мнѣнія ложныя; потому что, видя, слыша или мысля что нибудь, но не будучи въ состояніи скоро распредѣлять отдѣльные знаки по отдѣльнымъ вещамъ, они бываютъ медленны, и, приписывая имъ чужое, часто и видятъ, и слышатъ, и мыслятъ ложно, а потому называются заблуждающимися относительно сущаго и невѣждами.
B.Теэт. Ты говоришь справедливѣе, чѣмъ сказалъ бы кто нибудь, Сократъ.
Сокр. Положимъ ли, стало быть, что у насъ есть мнѣнія ложныя?
Теэт. Непремѣнно.
Сокр. Тоже и истинныя?
Теэт. И истинныя.
Сокр. Такъ, думаемъ, достаточно допущено, что всего болѣе имѣемъ мы тѣ и другія?
Теэт. Чрезвычайно достаточно.
Сокр. Досадное, Теэтетъ, и по истинѣ непріятное должно быть существо человѣкъ болтливый.
Теэт. Что̀ такъ? Къ чему это сказалъ ты?
C.Сокр. Сказалъ въ досадѣ на свою тупость и подлинно болтливость: ибо какое иное имя дать тому, кто тянетъ свою рѣчь туда и сюда[82], по медленности не убѣждаясь ни въ чемъ и съ трудомъ отрываясь отъ каждаго положенія? [413]
Теэт. Такъ тебѣ-то что же досадовать?
Сокр. Не только досадую, но и боюсь, что не въ состояніи буду отвѣчать, когда спросятъ меня: Сократъ! ты нашелъ, что ложное мнѣніе не бываетъ во взаимномъ D. отношеніи ни чувствъ, ни мыслей, а является въ соприкосновеніи чувства съ мыслію? Я подтвержу это, думаю, съ видомъ самодовольства, какъ бы мы нашли что-то прекрасное.
Теэт. Мнѣ по крайней мѣрѣ кажется, Сократъ, что доказанное теперь и не постыдно.
Сокр. Поэтому, скажутъ, ты говоришь, что человѣка, котораго только мыслимъ, а не видимъ, мы никогда не сочтемъ за коня, котораго также и не видимъ и не касаемся, а только мыслимъ, и ничего болѣе относительно его не чувствуемъ? — Да, говорю; — это будетъ, думаю, мой отвѣтъ.
Теэт. Да и правильно.
Сокр. Что же? скажутъ: число одиннадцать, которое E. можно не болѣе какъ мыслить, нельзя поэтому никогда счесть за число двѣнадцать, которое также только мыслится? Ну-ка, отвѣчай на это ты.
Теэт. Я буду отвѣчать, что, когда видишь, или осязаешь, можно принять одиннадцать за двѣнадцать; но пока эти числа держишь только въ мысли, о нихъ нельзя имѣть такого мнѣнія.
Сокр. Что же? думаешь ли, никто никогда не брался за изслѣдованіе пяти и семи самихъ въ себѣ, — говорю не о 196. пяти и семи человѣкахъ, или о чемъ другомъ, а о самыхъ [414]числахъ пять и семь, что̀ мы называли тогда знаками на печати, и говорили, что въ отношеніи къ нимъ не бываетъ ложнаго мнѣнія? Этого самаго не изслѣдовалъ ли уже когда кто нибудь изъ людей, говоря самъ себѣ и спрашивая: сколько составится изъ нихъ, — и не думалъ ли одинъ, что выйдетъ одиннадцать, а другой, — что двѣнадцать? Развѣ всѣ говорятъ и думаютъ, что сумма ихъ — двѣнадцать?
B.Теэт. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ; многіе — и одиннадцать; и чѣмъ больше разсматриваемое число, тѣмъ скорѣе ошибаются. Вѣдь я думаю, что ты говоришь о всякомъ числѣ.
Сокр. И правильно думаешь. Всмотрись же, иное ли что бываетъ тогда, кромѣ того, что самое это «двѣнадцать» представляется на печати какъ одиннадцать?
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. Поэтому не возвращаемся ли мы къ прежнимъ рѣчамъ? Вѣдь кто испытываетъ это, тотъ, что̀ знаетъ, почитаетъ отличнымъ отъ всего, что также знаетъ; а это, сказали мы, невозможно, и принуждены были положить, C. что въ этомъ отношеніи ложнаго мнѣнія не бываетъ, чтобы не поставить себя въ необходимость утверждать, что знающій есть вмѣстѣ и не знающій.
Теэт. Весьма справедливо.
Сокр. И такъ надобно постановить, что ложное мнѣніе есть что нибудь другое, а не принятіе мысли за чувство. Вѣдь если бы оно было это, то въ самыхъ помыслахъ мы никогда не обманывались бы: а теперь-то — либо нѣтъ ложнаго мнѣнія, либо что̀ кто знаетъ, того можетъ и не знать. Что изберешь ты изъ этого?
Теэт. Трудный выборъ предлагаешь ты, Сократъ.
D.Сокр. Однакожъ того-то и другаго вмѣстѣ разсудокъ, должно быть, не допуститъ. Впрочемъ надобно на все отваживаться: — что̀, если бы мы рѣшились безстыдничать?
Теэт. Какъ?
Сокр. Захотѣвши сказать, что̀ такое значитъ — знать.
Сокр. Ты какъ будто и не замѣчаешь, что все съ самаго начала разсужденіе наше клонилось къ изысканію знанія, такъ какъ мы не знаемъ, что̀ такое оно.
Теэт. Нѣтъ, замѣчаю.
Сокр. И тебѣ кажется не стыдно, — не зная знанія, заявлять, каково знаніе. Да, Теэтетъ, давно уже бесѣда наша E. полна нечистоты. Тысячекратно доселѣ повторяли мы слова: знаемое и не знаемое, знаемъ и не знаемъ, какъ будто понимая другъ друга, — тогда какъ не знаемъ еще, что̀ называется знаніемъ! Если угодно, вотъ и теперь опять мы употребляемъ слова не знать и понимать, какъ будто слѣдуетъ употреблять ихъ, когда нѣтъ у насъ знанія.
Теэт. Но какимъ образомъ будешь ты разговаривать, Сократъ, обходя ихъ?
Сокр. Никакимъ, пока только я есмь я. Когда бы, 197. конечно, былъ я спорщикомъ, или когда бы такой человѣкъ находился теперь между нами, — безъ сомнѣнія, сказалъ бы, что они должны быть обходимы, и очень укорялъ бы насъ за то, что̀ я говорю. А такъ какъ мы люди плохіе, то — хочешь ли, я осмѣлюсь сказать, что̀ такое знаніе? Мнѣ представляется, что это будетъ сказано кстати.
Теэт. Осмѣлься, ради Зевса. А что ты не будешь обходить тѣхъ словъ, въ томъ получишь совершенное прощеніе.
Сокр. Слыхалъ ли ты, что̀ нынѣ называютъ знаніемъ?
Теэт. Можетъ быть; однакожъ въ эту минуту не припомню.
Сокр. Знаніе, говорятъ, есть имѣніе знанія.B.
Теэт. Правда.
Сокр. А мы немного переиначимъ и скажемъ: владѣніе знаніемъ.
Теэт. Какое же различіе найдешь ты между этимъ и тѣмъ?
Сокр. Можетъ быть, никакого: но, что̀ покажется, слушай и вмѣстѣ со мною испытывай.
Сокр. Такъ вотъ, владѣть и имѣть, мнѣ кажется, не одно и то же. Положимъ, напримѣръ, кто нибудь, купивши платье и владѣя имъ, не носитъ его: мы не сказали бы, что онъ имѣетъ это платье, а сказали бы, что онъ владѣетъ имъ.
Теэт. И правильно.
C.Сокр. Смотри же, нельзя ли такъ, и пріобрѣтши знаніе, не имѣть его, подобно тому, кто, наловивъ дикихъ птицъ, голубей, или другихъ животныхъ, питаетъ ихъ въ построенной дома голубятнѣ. Вѣдь мы нѣкоторымъ образомъ, вѣроятно, могли бы сказать, что онъ всегда имѣетъ ихъ, потому именно, что пріобрѣлъ. Не такъ ли?
Теэт. Да.
Сокр. А другимъ-то образомъ не имѣетъ ни одного, и относительно ихъ принадлежитъ ему только власть: такъ какъ онъ заключилъ ихъ и сдѣлалъ подручными въ собственной D. своей оградѣ, то владѣетъ правомъ, поймавъ которое угодно, брать ихъ и держать, когда захочетъ, и опять отпускать; и это можетъ дѣлать, сколько разъ ему ни вздумается.
Теэт. Такъ.
Сокр. И опять, какъ прежде мы приготовляли въ душахъ какое-то, не знаю, восковое изображеніе, такъ теперь построимъ въ каждой душѣ нѣкоторыя голубятни для различныхъ птицъ, изъ которыхъ однѣ вездѣ, гдѣ случится, летаютъ особо отъ прочихъ стадами, другія — въ небольшомъ числѣ, а нѣкоторыя — по одиночкѣ.
E.Теэт. Пусть будутъ построены. Что же изъ этого?
Сокр. Пока мы въ дѣтствѣ, это помѣщеніе, надобно сказать, бываетъ пусто; а вмѣсто птицъ должно мыслить знанія. И кто, пріобрѣтши какое знаніе, заперъ его въ своей оградѣ, о томъ слѣдуетъ говорить, что онъ научился, или нашелъ дѣло, къ которому относилось это знаніе, и это называется знать.
Теэт. Пусть такъ.
198.Сокр. Потомъ опять, когда вздумается ловить знанія, [417]брать ихъ, держать и снова отпускать, смотри, какія требуются имена: тѣ ли, какія употреблялись прежде, когда знаніе было пріобрѣтаемо, или другія? — Ты яснѣе поймешь, что̀ я говорю, вотъ изъ чего. Признаешь ли ты искусство ариѳметическое?
Теэт. Да.
Сокр. Представь же, что это есть ловля знаній, относительно всякаго чета и нечета.
Теэт. Представляю.
Сокр. Этимъ-то, думаю, искусствомъ и самъ онъ знанія о числахъ держитъ въ подчиненіи, и другимъ передаетъ ихъ, B. которыя передаетъ.
Теэт. Да.
Сокр. И передающій-то, говоримъ, учитъ, а принимающій учится; тому же, кѣмъ они пріобрѣтены и содержатся въ той голубятнѣ, приписываемъ знанія.
Теэт. Конечно.
Сокр. Такъ вникни теперь, что̀ отсюда слѣдуетъ. Знающій въ совершенствѣ ариѳметику иныя ли имѣетъ знанія, какъ не знанія всѣхъ чиселъ? Вѣдь въ душѣ его есть знанія о всѣхъ числахъ.
Теэт. Какъ же.
Сокр. Но такой не будетъ ли считать что нибудь, либо C. находящееся въ немъ самомъ, либо иное нѣчто внѣ его, что̀ опредѣляется числомъ?
Теэт. Какъ не считать.
Сокр. А считать-то есть не иное что, положимъ мы, какъ разсматривать, сколь велико какое нибудь число.
Теэт. Такъ.
Сокр. Стало быть, разсматривающій то, что̀ онъ знаетъ, представляется какъ бы не знающимъ, хотя мы согласились, что ему извѣстны всѣ числа. Ты, вѣроятно, слышишь иногда такія несообразности?
Теэт. Да.
Сокр. Посему, уподобляя это пріобрѣтенію и ловлѣ [418]голубей, D. мы скажемъ, что ловля бываетъ двоякая: одна — до пріобрѣтенія, чтобы пріобрѣсть; другая — послѣ пріобрѣтенія, чтобы взять и держать въ рукахъ, что̀ нѣкогда пріобрѣтено. Такимъ образомъ человѣкъ, давно уже, посредствомъ ученія, получившій знаніе чего нибудь и узнавшій это, можетъ изучать опять то же самое, снова принимаясь за знаніе извѣстной вещи и держа его, какъ давно пріобрѣтенное, только въ умѣ кстати не возбуждавшееся.
Теэт. Правда.
E.Сокр. Объ этомъ-то я сейчасъ спрашивалъ, какія надобно употреблять имена, говоря о знаніяхъ, когда ариѳметистъ будетъ считать, или грамматистъ читать. Знающій станетъ ли въ такомъ случаѣ снова учиться у себя тому, что узналъ?
Теэт. Но это странно, Сократъ.
Сокр. Такъ, скажемъ, они не знаютъ того, что̀ читаютъ 199. и считаютъ, — тогда какъ мы уступили имъ знаніе всѣхъ буквъ и чиселъ?
Теэт. И это несообразно.
Сокр. Ну, хочешь ли, положимъ, что объ именахъ нечего намъ безпокоиться, кому куда ни заблагоразсудилось бы направлять слова: познавать и учиться, коль скоро мы опредѣлили, что иное дѣло — пріобрѣсть знаніе, и иное — имѣть его, и коль скоро невозможно, говоримъ, чтобы кто не пріобрѣлъ того, что̀ пріобрѣлъ, — отчего никогда никому и не приходится не знать, что̀ онъ знаетъ, хотя получить ложное B. объ этомъ мнѣнія можно? Вѣдь есть возможность — не имѣть объ этомъ знанія, а принять одно за другое, когда, ловя которое нибудь изъ летающихъ вокругъ знаній, по ошибкѣ, берешь одно вмѣсто другаго, когда, слѣдовательно, одиннадцать считаешь двѣнадцатью, принимая знаніе одиннадцати за знаніе двѣнадцати, какъ бы ловя въ себѣ дикаго голубя за ручнаго.
Теэт. Это сообразно.
Сокр. А когда которое намѣренъ взять, то̀ и берешь, [419]тогда лжи нѣтъ, — ты мнишь дѣйствительное: такимъ-то образомъ бываетъ мнѣніе истинное и ложное, и намъ ничто не мѣшаетъ въ томъ, на что прежде мы досадовали. C. Подтвердишь это, или какъ поступишь?
Теэт. Такъ.
Сокр. Стало быть, отъ положенія: что знаешь, того не знаешь, мы отдѣлались; ибо, пріобрѣтши нѣчто, никогда не случается не пріобрѣсть этого, ошиблись ли мы въ чемъ, или не ошиблись. Страшнѣе, по видимому, представляется мнѣ другое положеніе.
Теэт. Какое?
Сокр. Если обмѣнъ знаній будетъ ложнымъ мнѣніемъ.
Теэт. Да какъ же?
Сокр. Страшно, во первыхъ, то, что имѣющій знаніе о D. чемъ нибудь не знаетъ этого самаго, — не знаетъ не незнаніемъ, а своимъ о себѣ знаніемъ; во вторыхъ опять, мнить, что другое есть это, а это — другое. — Какъ не велика несообразность полагать, что, когда знаніе привходитъ, душа не имѣетъ никакого знанія, но все не знаетъ? Изъ этого основанія ничто не препятствуетъ заключить, что и привзошедшее незнаніе заставляетъ нѣчто знать, и слѣпота — видѣть, если знаніе заставитъ иногда кого нибудь не знать.
Теэт. Можетъ быть, не хорошо мы положили, Сократъ, E. понимая птицъ только какъ знанія: надлежало представлять, что вмѣстѣ съ ними летаютъ въ душѣ и незнанія, и что ловецъ, хватая иногда знаніе, иногда незнаніе относительно той же вещи, мнитъ ложно незнаніемъ, а справедливо — знаніемъ.
Сокр. Не легко, конечно, не хвалить тебя, Теэтетъ; однако разсмотри опять, что̀ ты сказалъ. Пусть будетъ такъ, какъ говоришь: взявшій-то незнаніе будетъ, полагаешь, имѣть 200. ложное мнѣніе? Не такъ ли?
Сокр. А справедливо, — и будетъ въ томъ убѣжденіи, что онъ знаетъ то, въ отношеніи къ чему солгалъ.
Теэт. Почему не такъ.
Сокр. Слѣдовательно будетъ думать, что онъ поймалъ знаніе, а не незнаніе.
Теэт. Явно.
Сокр. Поэтому, долго ходя вокругъ, мы опять пришли къ прежнему недоумѣнію. Вѣдь тотъ обличитель засмѣется B. теперь и скажетъ: полагаете ли вы, почтеннѣйшіе, что знающій то и другое, — знаніе и незнаніе, — думаетъ, что знаемое имъ есть нѣчто отличное отъ всего, что онъ знаетъ? Или не знающій ни того ни другаго мнитъ, что не знаемое отлично отъ всего, чего онъ не знаетъ? Или, это зная, а того не зная, знаемое принимаетъ онъ за не знаемое, а не знаемое — за знаемое? Или снова скажете мнѣ, что по отношенію къ познаніямъ и незнаніямъ есть опять знанія, пріобрѣтшій которыя заперъ ихъ въ другихъ какихъ-то смѣшныхъ голубятняхъ, или восковыхъ слѣпкахъ, и знаетъ, пока пріобрѣлъ, C. но не имѣетъ ихъ въ душѣ подъ рукою? Такъ-то вы, не дѣлая больше ничего, принуждены тысячекратно возвращаться къ тому же! Что будемъ отвѣчать на это, Теэтетъ?
Теэт. Но, — клянусь Зевсомъ, Сократъ, — я не нахожу, что тутъ говорить.
Сокр. Такъ не хорошо ли укоряетъ насъ изслѣдованіе, дитя, показывая, что мы неправильно ищемъ ложнаго мнѣнія D. прежде знанія, которое оставили? Вѣдь первое невозможно знать, пока не возьмешь по надлежащему знанія, что̀ такое оно.
Теэт. Въ настоящемъ случаѣ необходимо думать такъ, какъ ты говоришь.
Сокр. Что же будетъ знаніе? спроситъ кто нибудь опять сначала. Вѣдь мы, вѣроятно, не будемъ же отказываться отъ этого вопроса?
Теэт. Всего менѣе, если только ты-то не откажешься. [421]
Сокр. Скажи же, какъ намъ лучше отвѣчать, чтобы всего менѣе противорѣчить самимъ себѣ?
Теэт. Какъ мы взялись прежде, Сократъ; потому что я E. не представляю ничего другаго.
Сокр. Какъ?
Теэт. Сказать, что истинное мнѣніе есть знаніе. Вѣдь истинное-то мнѣніе безошибочно, и что бываетъ согласно съ нимъ, все то хорошо и прекрасно.
Сокр. Проводникъ чрезъ рѣку говоритъ, Теэтетъ: вода сама[83] покажетъ. Такъ-то и мы: если будемъ изслѣдывать предметъ на ходу, изслѣдуемое скоро само откроетъ, въ чемъ 201. заключается препятствіе; а когда будемъ стоять, ничто не откроется.
Теэт. Ты правильно говоришь; пойдемъ же и будемъ разсматривать.
Сокр. Но тутъ-то коротко разсматриваніе: цѣлое искусство[84] удостовѣряетъ тебя, что истинное мнѣніе не есть знаніе.
Теэт. Какъ такъ? Что это за искусство?
Сокр. Искусство великановъ въ мудрости, которыхъ называютъ риторами и дѣльцами въ судахъ. Вѣдь они своимъ искусствомъ убѣждаютъ не уча, а заставляя мнить, что̀ имъ угодно. Развѣ это, думаешь, какіе-то такіе сильные учители, что не много утечетъ воды, какъ они удовлетворительно докажутъ истину событій даже тѣмъ, которые и не B. видѣли ограбленныхъ, или испытавшихъ иное насиліе?
Теэт. Никакъ не думаю; но убѣждать, убѣждаютъ. [422]
Сокр. А убѣждать не значитъ ли, говоришь, заставить мнить?
Теэт. Какъ же.
Сокр. Но не правда ли, что когда судьи справедливо бываютъ убѣждены въ томъ, что̀ можно знать только видѣвшему, C. а иначе нельзя, тогда, судя о дѣлѣ по слуху и получивъ истинное мнѣніе, они, при своемъ правѣ на убѣжденіе, судятъ безъ знанія, если судятъ хорошо?
Теэт. Безъ сомнѣнія.
Сокр. А если бы истинное мнѣніе и знаніе были одно и то же, другъ мой, то судья совершенный никогда не мнилъ бы право безъ знанія. Видно, они отличны одно отъ другаго.
Теэт. Теперь пришло мнѣ на мысль то, Сократъ, что̀ я слышалъ отъ кого-то, но забылъ-было. Онъ сказалъ, что D. истинное мнѣніе съ умомъ есть знаніе[85], а безъ ума — отлично отъ знанія. И въ чемъ не представляется ума, то не познаваемо, — такъ называлъ онъ это, — а въ чемъ представляется, то познаваемо.
Сокр. Ты говоришь очень хорошо. Но скажи, какъ различается у тебя познаваемое и не познаваемое: одинаково ли слышали объ этомъ я и ты?
Теэт. Не знаю, въ состояніи ли буду раскрыть это. Но если бы говорилъ кто другой, то, думаю, слѣдовалъ бы.
Сокр. Выслушай же одинъ сонъ вмѣсто другаго. Я, кажется, E. тоже слышалъ отъ кого-то, что первыя какъ бы стихіи, изъ которыхъ сложены какъ мы, такъ и все прочее, не имѣютъ ума; потому что можно наименовать отдѣльно каждую стихію только саму по себѣ, а прибавить, что̀ такое она есть, или не есть, ничего нельзя; можно приписывать 202. ей существованіе или несуществованіе, а поставлять ее въ отношеніе не должно, если говорится о ней одной, поколику [423]не должно быть прилагаемо къ ней ни это, ни то, ни отдѣльное, ни одно, ни таково, ни многое другое подобное. Вѣдь это бѣгучее относится ко всему и отлично отъ того, къ чему прилагается; а между тѣмъ, если бы возможно было говорить о самой стихіи и имѣть соотвѣтствующее ей выраженіе, — надлежало бы говорить безъ всего другаго. Но теперь изъ первыхъ стихій словомъ ничего означить нельзя, ибо сюда ничто не идетъ, кромѣ имени: стихія имѣетъ только B. имя, а вещи, сложенныя изъ стихій, какъ сами переплетены, такъ и имена ихъ переплелись, и стали рѣчью; ибо сущность рѣчи есть сплетеніе именъ. Такимъ образомъ стихіи не умственны[86] и не познаваемы, но чувствопостижимы; а слоги познаются, выражаются, и доступны истинному мнѣнію. Поэтому кто принимаетъ истинное мнѣніе о чемъ нибудь C. безъ ума, того душа относительно этого предмета держитъ, конечно, истину, однакожъ не знаетъ его: ибо человѣкъ, не могущій ни дать, ни принять отчета въ извѣстномъ предметѣ, — не знатокъ того предмета; а кто присоединяетъ умъ, тотъ можетъ все это знать, и совершенно способенъ къ знанію. Такъ ли слышалъ ты это сновидѣніе, или иначе?
Теэт. Точно такъ.
Сокр. Что же? нравится ли тебѣ, и положишь ли такъ, что знаніе есть истинное мнѣніе съ умомъ?
Теэт. Очень охотно.
Сокр. Ужели же однако теперь, въ этотъ день, Теэтетъ, D. пріобрѣли мы то, чего многіе мудрецы давно уже искали, и, прежде чѣмъ нашли, состарѣлись?
Теэт. Мнѣ по крайней мѣрѣ кажется, Сократъ, что теперь сказанное сказано хорошо.
Сокр. Да походитъ, что такъ и есть; ибо что̀ за знаніе было бы безъ ума и правильнаго мнѣнія? Впрочемъ въ томъ, что сказано, одно нѣчто мнѣ не нравится. [424]
Теэт. Что именно?
Сокр. Кажется, слишкомъ отважно — говорить, будто стихіи E. не познаваемы, а родъ слоговъ познаваемъ.
Теэт. А развѣ это неправильно?
Сокр. Да надобно узнать. Вѣдь на примѣры, которыми сказавшій все это пользовался, мы смотримъ, какъ на ручательство за положеніе.
Теэт. На какіе примѣры?
Сокр. На стихіи и слоги грамоты. Развѣ говорившій то, что̀ мы говоримъ, смотрѣлъ, думаешь, на иное, что такъ сказалъ?
Теэт. Нѣтъ, на это.
203.Сокр. Возьмемся же за нихъ снова и испытаемъ, а особенно испытаемъ самихъ себя, такъ, или не такъ понимаемъ мы грамоту. Ну-ка, сперва это: дѣйствительно ли слоги заключаютъ въ себѣ нѣчто умственное, а стихіи не умственны?
Теэт. Можетъ быть.
Сокр. Конечно; и мнѣ представляется. Если бы, по крайней мѣрѣ, кто о первомъ слогѣ Сократа спросилъ такъ: Теэтетъ! скажи, что̀ такое Со, — какъ отвѣчалъ бы ты?
Теэт. Отвѣчалъ бы, что — С, О.
Сокр. И не указалъ ли бы въ этомъ умственную сторону слога?
Теэт. Указалъ бы.
B.Сокр. А ну-ка, скажи такъ и объ умственной сторонѣ С.
Теэт. Да какъ же спрашивать[87] о стихіи стихіи? Вѣдь С-то, Сократъ, относится къ числу безгласныхъ; это — только шумъ свистящей гортани; а вотъ в опять — ни звукъ, ни шумъ, ни составъ изъ многихъ стихій. Поэтому весьма хорошо называть ихъ неумственными, и изъ нихъ семь, [425]самыя выразительныя, имѣютъ только звукъ, а умственности — никакой.
Сокр. Стало быть, это-то, другъ мой, мы правильно постановили относительно знанія.
Теэт. Очевидно.
Сокр. Что же теперь? то̀-то правильно ли доказали мы, C. что стихія не познаваема, а слогъ познаваемъ?
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. Постой-ка: слогомъ обѣ ли стихіи называемъ мы, — и всѣ, если такихъ стихій будетъ больше двухъ, — или одну какую-то идею, происшедшую изъ соединенія ихъ?
Теэт. Мнѣ кажется, всѣ вмѣстѣ.
Сокр. Смотри же на двѣ стихіи: С и О. Обѣ онѣ составляютъ первый слогъ моего имени. Правда ли, что кто знаетъ этотъ слогъ, тотъ знаетъ обѣ ихъ?
Теэт. Почему не такъ.D.
Сокр. Слѣдовательно, онъ знаетъ С и О.
Теэт. Да.
Сокр. Что же? стало быть, не знаетъ ни той, ни другой, и, никоторой не зная, знаетъ обѣ?
Теэт. Но это странно и несообразно, Сократъ.
Сокр. Однакожъ если ужъ необходимо знать ту и другую тому, кто будетъ знать обѣ, то намѣревающемуся узнать нѣкогда слогъ необходимо знать напередъ всѣ вмѣстѣ стихіи; и такимъ образомъ прекрасное наше положеніе убѣжитъ бѣгмя.
Теэт. И притомъ еще вдругъ.E.
Сокр. Потому что мы не хорошо бережемъ его. Можетъ быть, слогомъ-то надобно почитать не стихіи, а составившійся изъ нихъ одинъ какой-то видъ, имѣющій одну собственную свою идею, отличную отъ стихій.
Теэт. Конечно; и это должно быть гораздо вѣрнѣе, чѣмъ то.
Сокр. Надобно разсмотрѣть, и не выдавать такъ малодушно положенія великаго и важнаго. [426]
Теэт. Да, не выдавать.
Сокр. Пусть же будетъ такъ, какъ теперь говоримъ. Слогъ 204. есть одна идея, составившаяся изъ отдѣльныхъ сгармонированныхъ между собою стихій; — пусть будетъ такъ и въ грамотѣ, и во всемъ иномъ.
Теэт. Конечно.
Сокр. Но та идея не должна имѣть частей.
Теэт. Почему же?
Сокр. Потому что въ чемъ были бы части, въ томъ цѣлое необходимо состояло бы изъ всѣхъ частей. Развѣ ты не говоришь, что и цѣлое, составившееся изъ частей, есть одинъ нѣкоторый видъ, отличный отъ всѣхъ ихъ?
Теэт. Говорю.
Сокр. А всѣмъ-то и цѣлымъ то же ли называешь ты, или B. отличное одно отъ другаго?
Теэт. Ясно я, конечно, не представляю этого; но такъ какъ ты велишь съ готовностію отвѣчать, то отважно говорю, что — отличное.
Сокр. Готовность-то, Теэтетъ, права́; а правъ ли и отвѣтъ, — посмотримъ.
Теэт. Да надобно-таки.
Сокр. И такъ цѣлое, какъ говоришь ты теперь, отлично отъ всего?
Теэт. Да.
Сокр. Что же будетъ? различаются ли между собою «всѣ части» и «все»? Когда, напримѣръ, мы говоримъ: одинъ, два, три, четыре, пять, шесть, и опять: дважды три, или трижды C. два, или четыре и два, или три, два и одинъ, — всѣми этими числами то же ли высказываемъ, или отличное?
Теэт. То же.
Сокр. Иное ли что, чѣмъ шесть?
Теэт. Не иное.
Сокр. Поэтому каждымъ выраженіемъ высказываемъ всѣ шесть?
Сокр. А цѣлое не то же ли будетъ, отъ чего ничто никакъ не отступаетъ? Когда же отъ чего что отступило, — не будетъ ни цѣлаго, ни всего, такъ какъ они — то же, и изъ того же вмѣстѣ происходятъ.
Теэт. Мнѣ кажется теперь, что все и цѣлое ничѣмъ не различаются,
Сокр. Развѣ не говорили мы, что въ чемъ есть части, въ томъ цѣлое и все будутъ всѣ части?
Теэт. Конечно.
Сокр. Такъ возвратимся къ тому, за что я сейчасъ взялся: если слогъ не есть стихіи, то не необходимо ли, чтобы B. онъ заключалъ въ себѣ стихіи не въ значеніи своихъ частей, — а иначе, будучи то же съ ними, онъ, подобно имъ, не будетъ познаваемъ?
Теэт. Такъ.
Сокр. Не для того ли, чтобы не было этого, и положили мы, что слогъ отличенъ отъ стихій?
Теэт. Да.
Сокр. Что же? если стихіи не суть части слога, то можешь ли указать на что иное, что̀ служитъ-таки частями слога, — и однакожъ это не стихіи его?
Теэт. Никакъ не могу. Вѣдь если бы, Сократъ, я допустилъ въ немъ частицы, то смѣшно было бы, оставивъ стихіи, обратиться къ инымъ стихіямъ.
C.Сокр. Въ самомъ дѣлѣ, Теэтетъ; по смыслу настоящаго разсужденія выходитъ, что слогъ есть одна какая-то идея, не имѣющая частей.
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. Помнишь ли, другъ мой, немного прежде мы признали за хорошее слово и согласились, что первое, изъ чего слагается прочее, не имѣетъ стороны умственной, такъ какъ отдѣльное само по себѣ не сложно, и что правильно нельзя приписать ему ни бытія, ни качества, такъ какъ эти слова отличны отъ него и чужды ему, — и эта-то причина дѣлаетъ его неумственнымъ и не познаваемымъ? [429]
Теэт. Помню.
Сокр. И иная ли какая, кромѣ нея, причина тому, что то̀ D. первое одновидно и не имѣетъ частей? Вѣдь я не вижу иной.
Теэт. Да и не представляется.
Сокр. И такъ, слогъ-видъ, если онъ не имѣетъ частей и есть одна идея, не совпадаетъ ли въ одно съ тѣмъ первымъ?
Теэт. Совершенно.
Сокр. Стало быть, если слогъ есть много стихій и нѣчто цѣлое, котораго онѣ — части, то и стихіи и слоги, какъ скоро всѣ части оказались то же съ цѣлымъ, равно познаются и выражаются.
Теэт. И очень.
Сокр. А когда онъ — одно и не имѣетъ частей, въ немъ E. видна равнымъ образомъ стихія неумственная и не познаваемая; потому что та же причина сдѣлаетъ ихъ такими.
Теэт. Иначе сказать не могу.
Сокр. Слѣдовательно мы не примемъ словъ того, кто говорилъ бы, что слогъ познается и выражается, а стихія — напротивъ.
Теэт. Не примемъ, если слѣдовать за ходомъ рѣчи.
Сокр. Что же опять? говорящаго противное не будешь 206. ли ты болѣе принимать, основываясь на своемъ сознаніи въ изученіи грамоты?
Теэт. На какомъ?
Сокр. Когда учился, ты ничего болѣе не дѣлалъ, какъ и зрѣніемъ и слухомъ старался различать стихіи, каждую саму по себѣ, — чтобы положеніе ихъ не сбивало тебя, ни въ письмѣ, ни въ рѣчи.
Теэт. Ты говоришь весьма справедливо.
Сокр. У цитриста же совершенно научился, думаю, не иному чему, какъ умѣть слѣдовать за каждымъ звукомъ, отъ B. какой струны происходитъ онъ: а этихъ звуковъ не счелъ ли бы всякій стихіями музыки?
Сокр. Стало быть, если отъ тѣхъ стихій и слоговъ, въ которыхъ мы сами опытны, должно заключать и къ инымъ, то родъ стихій, скажемъ, можетъ быть познаваемъ гораздо яснѣе и тверже, чѣмъ родъ слога, относительно совершеннаго изученія каждой науки. Поэтому кто сказалъ бы, что слогъ познаваемъ, а стихія по природѣ не познаваема, тотъ, подумали бы мы, волею-неволею шутитъ.
Теэт. Безъ сомнѣнія.
C.Сокр. Впрочемъ на это можно, мнѣ кажется, привесть и другія доказательства; но предполагаемое не забудемъ направлять къ повѣркѣ того, какую силу имѣютъ повторяемыя иногда слова, что умственность, привходящая въ истинное мнѣніе, бываетъ совершеннѣйшимъ знаніемъ.
Теэт. Да, надобно смотрѣть.
Сокр. Давай же. Что означается у насъ умственностію? Мнѣ кажется, изъ трехъ значеній, она имѣетъ одно.
Теэт. Изъ которыхъ трехъ?
D.Сокр. Первое будетъ то, когда кто свою мысль выражаетъ голосомъ посредствомъ глаголовъ и именъ, изображая мнѣніе потокомъ устной рѣчи, какъ бы въ зеркалѣ или водѣ. Или тебѣ не кажется, что такая умственность (λόγος) бываетъ?
Теэт. Кажется. Вѣдь именно того, кто такъ дѣлаетъ, мы называемъ умствователемъ (λέγειν).
Сокр. И это-то скорѣе или медленнѣе можетъ дѣлать всякій, — можетъ давать понять, что̀ кажется ему относительно каждаго предмета, кромѣ развѣ нѣмаго или глухаго отъ рожденія. А такимъ образомъ всѣ, имѣющіе о чемъ нибудь E. правильное мнѣніе, окажутся мнящими это съ умомъ, и правильное мнѣніе нигдѣ не будетъ являться безъ знанія.
Теэт. Правда.
Сокр. Поэтому, не будемъ пока легкомысленно порицать человѣка, произнесшаго разсматриваемое теперь опредѣленіе знанія, будто онъ ничего не сказалъ. Вѣдь можетъ быть, говоря, онъ не это говорилъ, но, на вопросъ о чемъ либо [431]отдѣльномъ, — что̀ такое оно, — далъ вопрошающему отвѣтъ 207. посредствомъ стихій.
Теэт. Какъ бы это, напримѣръ, Сократъ?
Сокр. Напримѣръ, и Исіодъ говоритъ[88] о колесницѣ, что она построена изъ ста деревянныхъ частей. Этихъ частей я не могъ бы перечислить, да, полагаю, и ты тоже; однакожъ, кто спросилъ бы насъ, что̀ такое колесница, мы довольны были бы своимъ отвѣтомъ, если бы могли указать на колеса, на оси, на кузовъ, на парапеты, на ярмо.
Теэт. Конечно.
Сокр. А тотъ-то, можетъ быть, нашелъ бы насъ смѣшными, что отвѣчаемъ посложно, какъ если бы отвѣчали на вопросъ о твоемъ имени, хотя мы думаемъ и говоримъ, B. что̀ говоримъ, правильно, и почитаемъ себя грамотными, умѣя грамотно произносить слово, служащее Теэтету именемъ. Между тѣмъ ни о чемъ нельзя говорить съ знаніемъ, пока не будетъ ограниченъ предметъ посредствомъ стихій, при истинномъ мнѣніи, о чемъ уже сказано было и прежде.
Теэт. Да, сказано.
Сокр. Такъ-то и о колесницѣ мы имѣемъ, конечно, правильное мнѣніе; но кто можетъ разложить ея сущность на C. тѣ сто частей, тотъ, взявъ это и къ истинному мнѣнію присоединивъ умственность, вмѣсто искусственнаго мнителя, по опредѣленіи цѣлаго стихіями, становится знатокомъ относительно сущности колесницы.
Теэт. И это, тебѣ кажется, хорошо, Сократъ?
Сокр. Если кажется тебѣ, другъ мой, и если умственность принимаешь ты, какъ путь стихіи отдѣльнаго предмета; а о неумственности въ слогахъ или еще въ бо̀льшихъ сочетаніяхъ скажи мнѣ, чтобы намъ разсмотрѣть это.D.
Теэт. Но я вполнѣ принимаю.
Сокр. Почитаешь ли ты знатокомъ кого бы то ни было, [432]когда ему кажется, что то же относится иногда къ тому же, иногда къ другому, — или, когда тому же, по его мнѣнію, принадлежитъ иногда одно, иногда другое?
Теэт. Нѣтъ, не почитаю, клянусь Зевсомъ.
Сокр. Такъ ты не помнишь, что, при начальномъ изученіи грамоты, дѣлали то же и ты и другіе?
Теэт. Не на то ли указываешь ты, что стихіею того же E. слога мы почитали иногда одну, иногда другую букву, и ту же стихію полагали относящеюся иногда къ одному, иногда къ другому слогу?
Сокр. На это самое.
Теэт. Клянусь Зевсомъ, не помню, да и не думаю, что такіе знаютъ.
Сокр. Такъ что же? когда въ то время пишетъ кто нибудь Θεαίτητος и, полагая, что надобно писать Θ и Ε, такъ и 208. будетъ писать, а намѣреваясь написать Θεόδωρος, думаетъ, что надобно писать Τ и Ε, да такъ и напишетъ, — скажемъ ли, что онъ знаетъ первый слогъ вашихъ именъ?
Теэт. Но мы сейчасъ согласились, что такой еще не знаетъ.
Сокр. А препятствуетъ ли ему что̀ быть такимъ относительно и втораго, и третьяго, и четвертаго слога?
Теэт. Ничто не препятствуетъ.
Сокр. Не тогда ли будетъ писать онъ имя Θεαίτητος съ правильнымъ мнѣніемъ, соотвѣтственно употребленію стихіи, когда будетъ писать по порядку?
Теэт. Это-то явно.
B.Сокр. Значитъ, еще не имѣя познанія, а имѣя, какъ говоримъ, правильное мнѣніе?
Теэт. Да.
Сокр. Съ правильнымъ мнѣніемъ показывая тоже и умственность; потому что писалъ, держась пути стихіи, а это признали мы умственностію?
Теэт. Правда.
Сокр. Стало быть, есть, другъ мой, правильное мнѣніе [433]съ умственностію, котораго еще не слѣдуетъ называть знаніемъ.
Теэт. Должно быть.
Сокр. Такъ мы были богаты, какъ видно, во снѣ, когда думали, что имѣемъ самое вѣрное понятіе о знаніи. Или не будемъ еще обвинять себя. Можетъ быть, иной не такъ опредѣлитъ его, но изъ трехъ видовъ возьметъ остальной, изъ которыхъ одинъ какой-то, говорили, бралъ онъ въ C. разсчетъ, опредѣляя знаніе, какъ правильное мнѣніе съ умомъ.
Теэт. Ты правильно вспомнилъ; въ самомъ дѣлѣ остается еще одно. Первое было какъ бы изображеніемъ мысли въ голосѣ; второе, высказанное сейчасъ, — путемъ стихіи къ цѣлому; а подъ третьимъ что разумѣешь ты?
Сокр. Что будутъ разумѣть и многіе: то есть, показаніе какого нибудь признака, которымъ отличается отъ всего то, о чемъ спрашивается.
Теэт. Какимъ и отъ чего взятымъ объяснишь ты мнѣ это примѣромъ?
Сокр. Для примѣра, если хочешь, я нахожу достаточнымъ D. указать тебѣ на солнце, именно съ той стороны, что оно есть самое свѣтозарное изъ небесныхъ тѣлъ, движущихся вокругъ земли.
Теэт. Конечно.
Сокр. Возьми-ка[89], для чего это сказано. Бываетъ, какъ мы сейчасъ говорили, что, какъ скоро берешь ты разницу отдѣльнаго предмета, которою отличается онъ отъ другихъ предметовъ, ты возьмешься, какъ нѣкоторые говорятъ, за умъ (λόγον); а пока касаешься чего нибудь общаго, — у тебя будетъ умъ относительно того, что представляется тебѣ въ общности. [434]
E.Теэт. Понимаю; и, мнѣ кажется, ты хорошо называешь это умомъ.
Сокр. И такъ, кто къ правильному мнѣнію о какой нибудь вещи присоединяетъ разницу ея отъ прочихъ вещей, тотъ будетъ знатокомъ ея, тогда какъ прежде былъ ея мнителемъ.
Теэт. Говоримъ-то, конечно, такъ.
Сокр. Но теперь, Теэтетъ, приблизившись къ этому положенію, я точно будто сталъ подлѣ перспективной картины, — ровно ничего не замѣчаю: а пока оно находилось вдали, по видимому, говорило мнѣ что-то.
Теэт. Это что еще?
209.Сокр. Я скажу, если буду въ состояніи. Имѣя о тебѣ правильное мнѣніе, да если присоединю твой умъ, — я дѣйствительно знаю тебя; а когда нѣтъ, — вожусь однимъ мнѣніемъ.
Теэт. Да.
Сокр. Но умъ-то былъ истолкованіемъ твоего отличія.
Теэт. Такъ.
Сокр. Посему, водясь только мнѣніемъ, не правда ли, я не касался своею мыслію ни одного изъ признаковъ, которыми ты отличаешься отъ другихъ?
Теэт. По видимому, нѣтъ.
Сокр. Стало быть, я мыслилъ что-то общее, что̀ принадлежитъ не больше тебѣ, какъ и другимъ.
B.Теэт. Необходимо.
Сокр. Объясни же, ради Зевса: какъ это въ такомъ случаѣ я мнилъ больше тебя, чѣмъ другаго кого нибудь? Положимъ, въ самомъ дѣлѣ, я размышлялъ бы: это Теэтетъ; онъ — человѣкъ, у него есть носъ, глаза, ротъ, — и такимъ образомъ пересчиталъ бы по-одиночкѣ всѣ твои члены. Такое размышленіе заставило ли бы меня представлять больше Теэтета, чѣмъ Ѳеодора, или, по пословицѣ, послѣдняго изъ мизійцевъ[90]? [435]
Теэт. Какъ можно!
Сокр. А если я буду мыслить о человѣкѣ, что у него не просто есть носъ и глаза, но что носъ его тупъ, а C. глаза выкатившіеся, то мое мнѣніе будетъ ли больше о тебѣ, чѣмъ обо мнѣ, или о другихъ такихъ же?
Теэт. Нѣтъ.
Сокр. И не прежде, думаю, устоится въ моемъ мнѣніи Теэтетъ, какъ тогда, когда эта тупость отпечатлѣется въ моей памяти признакомъ, отличающимъ ее отъ другихъ тупостей, которыя видалъ я, равно какъ и прочія, принадлежащія тебѣ черты; такъ, чтобы она, если я встрѣчусь съ тобою завтра, напомнила мнѣ о тебѣ и заставила относительно тебя составить правильное мнѣніе.
Теэт. Весьма справедливо.
Сокр. Стало быть, правильное мнѣніе о каждомъ предметѣ вращается около различія.D.
Теэт. Очевидно.
Сокр. И такъ, прилагать умъ къ правильному мнѣнію — что̀ еще будетъ? Вѣдь если бы приказывали имѣть мнѣніе о томъ, чѣмъ отличается нѣчто отъ другаго, то это приказаніе было бы смѣшно.
Теэт. Почему?
Сокр. Потому что оно предписывало бы намъ имѣть правильное мнѣніе о предметахъ, какъ различаются они отъ другихъ предметовъ, тогда какъ мы получили уже правильное о нихъ мнѣніе, если находимъ, въ чемъ состоитъ ихъ различіе отъ другихъ. А отсюда вышло бы поворачиваніе скиталы, либо песта, — вышла бы, по пословицѣ, просто болтовня; и о такомъ приказаніи нельзя было бы ничего E. сказать, а можно бы справедливѣе назвать его приказаніемъ слѣпаго. Вѣдь приказывать взять то, что уже держимъ, [436]для изученія того, о чемъ уже имѣемъ мнѣніе, по истинѣ, свойственно человѣку темному.
Теэт. Скажи же, о чемъ хотѣлъ ты говорить, предложивъ мнѣ сейчасъ свой вопросъ?
Сокр. Если приложеніемъ ума, дитя, предписывается знаніе, а не мнѣніе о различіи, то это пріятное дѣло будетъ прекраснѣйшимъ изъ всѣхъ положеній о знаніи. Потому что знать, вѣроятно, есть получить знаніе. Не такъ ли?
210.Теэт. Да.
Сокр. И такъ, на вопросъ, что̀ есть знаніе, это положеніе, какъ видно, будетъ отвѣчать: правильное мнѣніе, съ знаніемъ отличія; ибо, по силѣ его, въ томъ-то и должно состоять принятіе ума.
Теэт. Вѣроятно.
Сокр. А вѣдь вполнѣ глупо, ища знанія, называть его правильнымъ мнѣніемъ, съ знаніемъ или различія, или чего бы то ни было. Стало быть, знаніе, Теэтетъ, не есть ни B. чувство, ни истинное мнѣніе, ни умъ, соединенный съ истиннымъ мнѣніемъ.
Теэт. Вѣроятно, не есть.
Сокр. Такъ ужели мы еще бременѣемъ чѣмъ нибудь и терпимъ, относительно знанія, родильныя боли, другъ мой, — или все выродили?
Теэт. Но, клянусь Зевсомъ, благодаря тебѣ, я сказалъ больше, чѣмъ сколько во мнѣ имѣлось.
Сокр. И повивальное наше искусство не признало ли все это за фальшивое порожденіе, не стоющее воспитанія?
Теэт. Совершенно такъ.
Сокр. И такъ, если послѣ этого ты возьмешься, Теэтетъ, C. обременѣть чѣмъ нибудь инымъ и будешь раждать, то, благодаря нынѣшнему изслѣдованію, окажешься полнымъ плодовъ лучшихъ; а когда останешься празденъ, то будешь менѣе тяжелъ для тѣхъ, съ которыми обращаешься, и сдѣлаешься благоразумно кроткимъ, не думая, что знаешь то, чего не знаешь. Вотъ это только и есть, что̀ можетъ мое [437]искусство, — больше ничего; и ничто мнѣ не извѣстно изъ того, что извѣстно нынѣшнимъ и прежде бывшимъ великимъ и дивнымъ мужамъ. Это бабничанье какъ я, такъ и мать моя получили отъ боговъ, — она въ пользу женщинъ, а я — въ пользу юношей, людей благородныхъ и всѣхъ красавцевъ. D. Но теперь пора мнѣ идти въ портикъ царя, по случаю доноса, который сдѣлалъ на меня Мелитъ. Завтра поутру, Ѳеодоръ, я опять приду сюда.
Примѣчанія
↑Эвклидъ, знаменитый основатель школы мегарской или эристической, принадлежалъ къ числу извѣстнѣйшихъ учениковъ Сократа (Diog. Laërt. II, 47, 106. Cicer. Acad. II, 42), и еще въ юношествѣ, для слушанія его уроковъ, хаживалъ въ Аѳины изъ Мегары. Когда Сократъ умеръ, ученики его, боясь тридцати тиранновъ, оставили Аѳины, и многіе изъ нихъ, а въ томъ числѣ и Платонъ, удалились въ Мегару къ Эвклиду, который принялъ ихъ съ любовію (Diog. Laërt. II, 160; III, 6). Преданность его Сократу видна и изъ того, что онъ находился при смерти своего учителя (Platon. Phaedon, p. 59 B). Въ этомъ же мѣстѣ указывается причина, почему Платонъ заставилъ его разговаривать съ Терпсіономъ. Терпсіонъ былъ также весьма любимъ Сократомъ, и въ послѣдній день его жизни слушалъ бесѣду его съ учениками. Впрочемъ о Терпсіонѣ нигдѣ больше не упоминается; имя его передалъ потомству одинъ Платонъ. У Платона представляется онъ жителемъ деревни, находившейся близъ Мегары, откуда случалось ему хаживать въ городъ. Безуспѣшно искавши теперь Эвклида на мегарской площади, Терпсіонъ случайно встрѣтился съ нимъ на возвратномъ пути его изъ Аѳинъ, куда проводилъ онъ Аѳинскаго юношу Теэтета. Идучи съ Терпсіономъ домой, Эвклидъ вспомнилъ объ одной бесѣдѣ, происходившей между Сократомъ и Теэтетомъ. Терпсіонъ пожелалъ узнать ея содержаніе; но Эвклидъ сказалъ, что она изложена имъ на бумагѣ. Поэтому, когда пришли они въ домъ Эвклида, рукопись о той бесѣдѣ дана была для прочтенія Эвклидову слугѣ, и онъ прочиталъ ее вслухъ.
↑Тотчасъ набросалъ п. з., а потомъ... раскрывалъ, — по гречески употребленъ одинъ и тотъ же глаголъ, только въ различныхъ залогахъ: ἐγραψάμην, ἔγραφον. На особое значеніе того и другаго изъ нихъ въ этомъ словѣ указываетъ самъ Эвклидъ; ибо формой ἐγραψάμην выражаетъ здѣсь то, что онъ записалъ разговоръ для собственнаго употребленія, съ цѣлію помочь памяти, а форма ἔγραφον показываетъ, что тотъ же самый разговоръ обдѣлываемъ былъ имъ для передачи другимъ.
↑То есть, Терпсіонъ съ нѣкотораго времени жилъ въ деревнѣ, откуда иногда хаживалъ въ городъ. И такъ какъ ему извѣстно было о книгѣ Эвклидовой, то всякій разъ, бывая въ городѣ, онъ нарочно долѣе оставался въ немъ, — въ надеждѣ случайно встрѣтиться съ Эвклидомъ въ какомъ нибудь публичномъ мѣстѣ и вмѣстѣ съ этимъ имѣть поводъ попросить его, чтобы онъ показалъ ему свою книгу.
↑Мѣсто подъ именемъ Ἐρινεοῦ или Ἐρινοῦ напоминало Аѳинянамъ о похищеніи Прозерпины Плутономъ. См. Pausan. I, p. 19, 31, 36, 38, 92.
↑Ѳеодоръ Киринейскій, по свидѣтельству самого Платона (p. 145 A), былъ особенно γεωμετρικός, ἀστρονομικὸς καὶ λογιστικός τε καὶ μουσικός, καὶ ὅσα παιδείας ἔχεται. Поэтому не удивительно, что онъ вводится, какъ лицо говорящее, въ трехъ діалогахъ — въ Теэтетѣ, Софистѣ и Политикѣ. Но, предавшись исключительно наукамъ математическимъ, требующимъ серьезнаго хода рѣчи, онъ не такъ былъ способенъ къ веденію бесѣды сократической, и оказывался медленнымъ. Поэтому Платонъ заставляетъ его больше слушать, чѣмъ говорить. Впрочемъ познанія его въ философіи были весьма обширны; только онъ держался больше взгляда Протагорова и защищалъ его мнѣнія, такъ что наконецъ Сократъ долженъ былъ опровергать и опровергъ его. Какъ математикъ, онъ былъ человѣкъ суровый (p. 145 E), — шутка, читаемъ, была не въ характерѣ Ѳеодора. Но это не могло охладить къ нему чувствованій Платона, потому что Платонъ высоко цѣнилъ достоинства сего человѣка, и притомъ самъ такъ уважалъ науки математическія, что признавалъ ихъ лучшимъ средствомъ къ пріобрѣтенію мудрости. Кромѣ того, Діогенъ Лаерцій разсказываетъ (II, 8, 103), что Платонъ, находясь въ Киренахъ, слушалъ у Ѳеодора математику. О томъ же свидѣтельствуетъ и Апулей (De Habit. Doctr. Plat. p. 2, ed. Elm.). И это весьма правдоподобно; потому что математика хоть и была ему знакома еще въ Аѳинахъ, но, изучая потомъ философію пиѳагорейцевъ, онъ убѣдился, что нѣкоторыя ея части не могутъ быть поняты безъ знанія высшихъ математическихъ законовъ, а потому и обратился къ Ѳеодору.
↑Прекрасное уподобленіе Теэтетовой ревности къ ученію, что, то есть, она походитъ на непрестанно, но ровно и безъ шума текущее масло, повторяемо было потомъ, по подражанію Платону, многими писателями, какъ замѣчаетъ это Ruhnkenius ad Longini l. c. Не худо обратить здѣсь вниманіе и на особенную выразительность нарѣчія ἀνυσίμως, съ успѣхомъ, которое, происходя отъ глагола ἀνύειν или ἀνύτειν, у грековъ всегда употреблялось такъ, что скрывало въ себѣ подразумѣвающееся ὁδόν. О такомъ его употребленіи см. Hermann. ad Sophocl. EI v. 1344.
↑Изъ этого видно, что разговоръ происходилъ въ какой-то гимназіи; та же сцена разговора въ Хармидѣ и въ нѣкоторыхъ другихъ діалогахъ Платона. Сократъ имѣлъ обыкновеніе часто бывать въ такихъ мѣстахъ (см. Charmid. p. 153 A. B. Euthyphr. p. 2 A). О томъ, что палестры или гимназіи были окружены портиками, можно читать у Витрувія (Architect. V, II, снес. Mercurial. Gymn. I, 9). Δρόμοι, или портики, были поприща не только для состязанія въ бѣганіи, но и для прогулки (Ruhnken. ad Tim. p. 89).
↑Какъ говорятъ дѣти, играющіе въ мячъ. Schol: Ὄνος κάθου, ἐπὶ τῶν πράγματι (τινι) ἡττωμένων. Ἔιρηται δὲ ἀπὸ τῶν παίδων τῶν σφαιριζόντων καὶ τὸν νικηθέντα εἰς ὄνον καθιζόντων. Объ этой игрѣ подробнѣе Eustathius ad Odyss. p. 1601, v. 40 sqq., ed. Eom., — p. 304 ed. Lips. Pollux IX, 106.
↑Здѣсь во многихъ лучшихъ спискахъ, вмѣсто ὑμᾶς ποιῆσαι стоитъ ἡμᾶς ποιῆσαι. И справедливо: Сократу не было никакой причины стараться о дружескомъ сближеніи Ѳеодора и Теэтета и прочихъ, нѣмыхъ въ діалогѣ, лицъ; такъ какъ Ѳеодоръ былъ учитель Теэтета, а другіе юноши принадлежали къ товарищамъ послѣдняго. Но самъ онъ дѣйствительно желалъ, чтобъ они принимали участіе въ его бесѣдѣ, особенно когда сказалъ (p. 145 D.), что теперь больше ради его надобно предпринять изслѣдованіе природы знанія.
↑Явно, что при опредѣленіи знанія Теэтетъ точно такъ же погрѣшаетъ, какъ въ другихъ случаяхъ обличаемы были въ погрѣшностяхъ софисты и ихъ ученики. Требовалось, то есть, общее понятіе о знаніи, а онъ исчисляетъ нѣкоторыя отдѣльныя части и формы знанія, которыя, по безконечному различію предметовъ познаваемыхъ, безъ сомнѣнія, численностію своею могутъ простираться въ безконечность. На эту-то ошибку Сократъ очень остроумно указываетъ словами: γενναίως γε καὶ φιλοδώρως κ τ. λ.
↑Соименникъ твой Сократъ. Это — тотъ самый Сократъ младшій, который въ Политикѣ разговариваетъ съ элейскимъ иностранцемъ. Онъ, какъ видно, былъ въ дружеской связи съ Теэтетомъ, и Платонъ здѣсь не безъ причины упоминаетъ о немъ, сколько можно замѣтить это, читая въ Софистѣ p. 218.
↑О потенціяхъ, περὶ δυνάμεων, первыхъ и вторыхъ, или квадратахъ, см. Epinom. p. 991 A; Euclid. XIII, 13 sqq.; Theon Smyrn. De music. c. 17 al. Видя, что отношенія этихъ потенцій многоразличны, юноши вздумали привесть ихъ къ опредѣленнымъ нѣкоторымъ родамъ. Это значило συλλαβεῖν ихъ εἰς ἓν, обнять однимъ общимъ понятіемъ, которымъ могли бы быть означены всѣ онѣ. Они замѣтили, что потенцій есть два рода: однѣ γραμμαὶ τὸν ἰσόπλευρον καὶ ἐπίπεδον ἀριθμὸν τετραγωνίζουσι, — и ими они опредѣлили долготу, μῆκος; другія назвали τὸν ἑτερομήκη, или собственно потенціями. Такимъ образомъ всякое число распалось у нихъ на два класса и представило два рода сложныхъ величинъ. Явно, что здѣсь дѣло шло о числахъ раціональныхъ и ирраціональныхъ числахъ квадратныхъ корней. Основанія ихъ объясняются такъ, что названія для нихъ заимствуются изъ геометріи, какъ дѣлается это и теперь въ той части ариѳметики, которая разсуждаетъ о числахъ квадратныхъ и кубическихъ. Помня это, мы легко объяснимъ себѣ смыслъ настоящаго мѣста. Именно: ἡ τρίπους и πεντέπους δύναμις суть трехфутовая и пятифутовая стороны квадрата, — что не есть μήκει σύμμετρον, т. е. несоразмѣримо сторонѣ одного фута. Выраженное числами, это будетъ имѣть такой смыслъ: квадратный корень числа троичнаго или пятеричнаго будетъ число ирраціональное. И такъ, разобравши дѣло, юноши поняли сами, что однѣ потенціи суть совершенные квадраты, какъ напр. 9 = 3. 3; 4 = 2. 2, которые, по протяженію, соизмѣримы, потому что стороны ихъ равны; другія, напротивъ, не совершенно квадраты, такъ какъ рождены одною потенціею и производятся неравными факторами, наприм. 12 = 6. 2, или 2. 6, — онѣ сходны не относительно протяженности, а только относительно потенціи, и потому называются ἑτερομήκεις. Это самое можно возвесть къ очевидности геометрическими чертежами. Возьмемъ линію c въ одинъ футъ: Квадратъ ея будетъ:. Но отношеніемъ чиселъ 9 = 3. 3 выражается фигура. И такъ, начертимъ трехфутовую линію а b и на ней опишемъ а b c d. Такимъ образомъ а b будетъ τὸ μῆκος
квадрата. Если теперь квадратъ a сравнимъ съ а b c d, то найдемъ, что первый столько разъ содержится въ послѣднемъ, сколько разъ число единицы обнимается числомъ девятеричнымъ, и отсюда выходитъ фигура, справедливо называемая τετράγωνος, ἰσόπλευρος, ἐπίπεδος, — и всѣ эти имена Теэтетъ весьма вѣрно перевелъ на числа. Изъ этого очевидно, что̀ значатъ слова: τὸν μὲν (ἀριθμὸν) δυνάμενον ἴσον ἰσάκις γίγνεσθαι (которое имѣетъ равныхъ факторовъ, какъ 16 = 4. 4; 25 = 5. 5; 36 = 6. 6); τῷ τετραγώνῳ τὸ σχῆμα ἀπεικάσαντες τετράγωνόν τε καὶ ἰσόπλευρον προςείπομεν. И такъ, числа, соразмѣримыя не только по потенціямъ, но и по сторонамъ, у юношей получили названіе чиселъ опредѣленныхъ относительно къ протяженію, μῆκος, поколику они — совершенные квадраты. Но не такими, полагали они, должны выйти фигуры, построяемыя только потенціально, безъ отношенія πρ ς τὸ μῆκος. Это будутъ фигуры продолговатыя, и, такъ какъ долгота ихъ у каждой своя, онѣ называются ἑτερομήκεις. Долгота своя, — то есть свои числа, въ которыхъ факторы, слѣдовательно стороны, не равны, напр. 12 = 2. 6. Переведемъ эти самыя числа на чертежи. Возьмемъ линію c въ одинъ футъ:; потомъ протянемъ линію а b въ два фута: а————b, соотвѣтствующую фактору меньшему — 2. Къ этимъ присоединимъ еще третью линію, которая имѣла бы 6 футовъ долготы, слѣдовательно соотвѣтствовала бы фактору числа шестеричнаго; такая линія будетъ c————————————d. Приготовивъ это, изъ линій а b и c d построимъ прямолинейный четвероугольникъ а b c d:
Потомъ изъ футовой линіи c возьмемъ квадратъ и будемъ сравнивать его съ прямолинейнымъ четвероугольникомъ: откроется, что онъ столько разъ входитъ въ четвероугольникъ, сколько разъ единица содержится въ двѣнадцати. Но фигура, обусловленная, этими отношеніями, не имѣетъ равенства сторонъ, а выходитъ продолговатою. Стало быть, числа 12 = 6. 2 соразмѣряются не μήκει, а δυνάμει.
↑Благородной и строгой повивальной бабки, μαίας μάλα γενναίας τε καὶ βλοσυρᾶς. Филологи затрудняются здѣсь словомъ βλοσυρὸς, которое означаетъ человѣка и жестокаго или строгаго, и такого, который возбуждаетъ уваженіе къ себѣ. Говорятъ, что Сократъ, какъ добрый сынъ, не могъ приложить къ матери такого оскорбительнаго эпитета. Въ худую также сторону принималъ это слово Атеней и порицалъ за него Платона (V, p. 343, ed. Schw.). Но подъ именемъ βλοσυρᾶς τῆς μαίας Сократъ, конечно, разумѣлъ женщину строгую, которая самою строгостію возбуждала къ себѣ уваженіе.
↑Съ этимъ мѣстомъ хорошо снести Menon, p. 79 E, гдѣ раскрывается то же самое сравненіе съ нѣкоторою обстоятельностію и выразительностію. Удовлетворительно объясняетъ его и Plutarch. Quaest. Plat. p. 1000.
↑Объ этомъ мѣстѣ разсуждаетъ Плутархъ — Quaest. Plat. t. II, p. 999, гдѣ спрашивается, что̀ такое разумѣлъ Сократъ подъ именемъ Бога. Этотъ вопросъ дѣйствительно сто̀итъ изслѣдованія. Въ отношеніи къ нему многое высказалъ писатель діалога, носящаго имя Ѳеага, но высказалъ къ своему вреду; потому что Богомъ въ показанномъ мѣстѣ почиталъ Сократова генія, который, по его мнѣнію, не только въ Сократѣ, но и во всякомъ человѣкѣ, кто съ нимъ обращается, можетъ производить вещи дивныя, чудесныя. Потому-то, между прочимъ, писателемъ Ѳеага мы и не признали Платона, который о геніи своего учителя нигдѣ не передаетъ подобныхъ мыслей. Говоря вообще о Богѣ, Сократъ разумѣетъ не генія своего, такъ какъ послѣдняго ясно отличаетъ отъ Бога словами (p. 151 A): ἐνίοις μὲν τὸ γιγνόμενόν μοι δαιμόνιον ἀποκωλύει συνεῖνσι, Бога же признаетъ попечителемъ о повивальномъ его искусствѣ, который равно помогаетъ и его труду, и собесѣдникамъ-раждателямъ.
↑Объ Аристидѣ см. Lachet. p. 178 A. О немъ говоритъ съ обыкновенными своими прикрасами и писатель Ѳеага, p. 130. Подобное читаемъ Sympos. p. 213 D.
↑Сократъ, очевидно, говоритъ здѣсь о различныхъ способностяхъ учениковъ и о такомъ или другомъ настроеніи ихъ душъ. Предполагается въ молодомъ человѣкѣ невозможность беременности для философіи, которая требуетъ углубленія въ предметъ и разсматриванія его въ формахъ всеобщихъ, тогда какъ онъ, по легкости своихъ способностей, любитъ держаться только на поверхности предмета, — изучать его, напримѣръ, съ точки зрѣнія филологической или исторической. Такихъ молодыхъ людей Сократъ отсылалъ то къ Продику, тогдашнему филологу, то къ инымъ мудрецамъ, которыхъ называетъ этимъ именемъ, конечно, не безъ ироніи.
↑Это — первое опредѣленіе знанія. Оно принадлежитъ Протагору, и Платонъ сперва самъ тонко объясняетъ его, а потомъ, отъ p. 161 A, подвергаетъ критическому изслѣдованію и опровергаетъ. Объ этомъ мнѣніи Протагора снес. Seхt. Emрir. Pyrrh. Hyp. I, 216—219; Advers. mathem. VII, 59—64; Diog. Lаërt. IX, 51; Cicer. Acad. II, 46.
↑Объ этомъ мнѣніи Протагора, которое Платонъ колко разбираетъ также въ Кратилѣ (p. 385 E), съ большею подробностію говорится Legg. IV, p. 716 C и въ Протагорѣ. Протагоръ отвергъ въ человѣкѣ способность познавать что нибудь абсолютно и объективно, и все поставилъ въ отношеніе къ собственнымъ каждаго усмотрѣніямъ и представленіямъ, говоря, что чѣмъ кому представляется, то̀ таково и есть. Поэтому всѣ усмотрѣнія равно вѣрны.
↑Знаніе, по мысли Платона, особенно тѣмъ отличается отъ мнѣнія, что послѣднее неточно и не достигаетъ до существующаго, тогда какъ первое относится къ тому, что̀ существуетъ само по себѣ и содержитъ въ себѣ истинную силу и природу всякой вещи. Правда, и чувствованію, говоритъ Платонъ, должно также нѣчто подлежать, что̀ существовало бы: но это существующее, каково бы оно ни было, поколику будутъ разсматривать его протагоровски, не будетъ твердымъ, постояннымъ, но будетъ зависѣть отъинуду, измѣняться, оразноображиваться, и можетъ быть названо скорѣе бывающимъ, чѣмъ существующимъ.
↑Парменидъ, какъ извѣстно, почиталъ истиннымъ цѣлое сущее, вѣчное и, имѣя его въ виду, къ нему относилъ всякое свое разсужденіе (Karsten. De Parmenide p. 178 sqq). Отъ его мнѣнія далеко отступили физики, которые старались все объяснить непрестанною измѣняемостію вещей, а сужденіе объ истинѣ совершенно отвергли. Изъ нихъ особенно стоитъ упоминанія Гераклитъ, учившій, πάντα ῥεῖν ποταμοῦ δίκην (Diog. Laërt. IX, 8. Sext. Emp. Hypot. III, 115 al.) Ему слѣдовалъ и Протагоръ, отчего Сократъ и говоритъ: Πρωταγόρας τε καὶ Ἡράκλειτος. Обоихъ ихъ соединяетъ и Аристотель (Metaph. III, in). Въ сопутники ему прибавляется и Эмпедоклъ, который матерію вещей составлялъ изъ земли, воды, воздуха и огня, и причинами надъ ними поставлялъ дружбу и вражду; поэтому въ основаніе всякаго рожденія необходимо долженъ былъ положить также движеніе (Sext. Emp. Adv. mathem. VII, 115 sqq.; IX, 10; X, 317). Кромѣ этихъ упоминается еще Эпихармъ, древнѣйшій комическій поэтъ и философъ, по мнѣнію котораго вещи такъ измѣнчивы, что бывшее вчера нынѣ уже не существуетъ. De Epicharmo comoediarum seriptore, Theocrit. Epigr. 17, I: ἃτε φωνὰ Δώριος, Χωνὴρ ὁ τὰν κωμωδίαν εὑρὼν Ἐπίχαρμος. Themist. Or. XIX, p. 486: ἐπεὶ καὶ κωμωδία τὸ παλαιὸν ἤρξατω μὲν ἐκ Σικελίας, ἐκεῖθεν γὰρ ἤστην Ἐπίχαρμός τε καὶ Φόρμος. κάλλιον δὲ Αθήναζε συνηυξήθη. Къ этимъ присоединяется и Омиръ, котораго приведенный здѣсь стихъ взятъ изъ Иліады, XIV, 201, 302. Причину, по которой Платонъ называетъ его отцемъ трагедіи, см. Rep. X, p. 595 B и 598 D.
↑Объ употребленіи пословицы — τὸν κολοφῶνα ἐπιθεῖναι, сказать въ заключеніе, кромѣ Схоліаста къ этому мѣсту, см. Strab. XIV, p. 952; Ruhnken. ap. Heusdium Spec. crit. p. 33 etc. Платонъ этою формулою воспользовался также въ Эвтидемѣ, p. 301 E; Закон. II, p. 673 D, 674 C. Употребляли ее и римляне — colophonem imponere vel addere, прилагая это выраженіе къ тому, кто довелъ дѣло до конца. Но, вмѣсто ἐπιτιθεὶς, Сократъ у Платона здѣсь беретъ слово προςβιβάζων, такъ какъ для окончанія изслѣдованія считаетъ нужнымъ нѣкоторое насиліе, и упоминаетъ о золотой цѣпи, о которой идетъ рѣчь у Омира (Iliad. 8, v. 17 sqq.). Евстаѳій говоритъ: Πλάτων δὲ αὐτὸν τὸν ἥλιον χρυσέαν λέγει σειράν· αὐτῷ γὰρ ἐκδέδεσθαι τὸ πᾶν. Между тѣмъ явно, что Платонъ вноситъ сюда мысль о золотой Омировой цѣпи, имѣя въ виду показать превратное понятіе физиковъ, которые воображали, что въ этомъ мѣстѣ у Омира таится какое-то глубокое знаніе природы вещей. Оттого произошло, что онъ и самъ писателями позднѣйшаго времени, которые не поняли его насмѣшки, безразсудно введенъ въ общеніе съ этимъ превратнымъ представленіемъ; ибо позднѣйшіе платонисты долго и настойчиво прославляли эту Платонову цѣпь (см. Creuzerus ad Procl. Institut. Theolog. Plat. p. 142. Hermann. ad Lucian. De histor. conscrib. p. 56).
↑Смыслъ рѣчи такой: ни вещи, представляющіяся извнѣ, ни чувства наши и мнѣнія, если бы имѣли въ себѣ свойства, не испытывали бы никакой перемѣны или смѣненія другими свойствами; а между тѣмъ опытъ показываетъ, что дѣйствительно бываетъ такъ.
↑Указывается на извѣстный стихъ Эврипида (Hyppolit. 612, гдѣ см. объясн. Снес. Cicer. De officiis III, 29. Hug. Grotius, De jure belli et pacis, LII, 13).
↑Философъ весьма искусно пользуется словами Исіода въ Theogon. v. 780, и примѣняетъ ихъ къ своему предмету, придавая имъ совсѣмъ не тотъ смыслъ, какой былъ въ умѣ поэта. Какъ кстати Ириду, посланницу боговъ, называетъ онъ Философіею и почитаетъ ее дочерью Тавманта!
↑Платонъ, очевидно, разумѣетъ здѣсь атомистовъ, которые не допускали ничего, кромѣ пустоты и атомовъ, и потому все поставляли въ отношеніе только къ тѣлеснымъ чувствамъ. Согласно съ такимъ представленіемъ, они, по словамъ Платона, не вѣрятъ ничему, чего не могутъ ἀπρὶξ τοῖν χεροῖν λαβεῖν или συμπιζειν, какъ говорится также Sophist. p. 247 C.
↑Платонъ объясняетъ здѣсь ученіе Протагора, вѣроятно, такъ, что пользуется доказательствами, не слишкомъ далекими отъ доказательствъ, приводимыхъ самимъ Протагоромъ. Но вотъ теперь могутъ, въ опроверженіе его теоріи, указать на сновидѣнія, болѣзни, сумасшествіе, въ которыхъ чувства, очевидно, обманываютъ насъ. Это возраженіе разрушается Платономъ такъ. Каковъ я, говоритъ онъ, который чувствую, таковы и мои ощущенія. Если въ болѣзни или сумасшествіи вино кажется мнѣ горькимъ, то оно въ эту минуту таково и есть, какимъ представляется; ибо быть и казаться — одно и то же. Вѣдь ничѣмъ нельзя доказать, что представленія спящихъ или сумасшедшихъ ложны; да и нѣтъ очевидныхъ признаковъ, которыми можно бы отличить состояніе бодрствующаго отъ состоянія спящаго. Здѣсь нѣтъ основанія въ пользу истины. Основаніе же сужденія о ней по меньшей продолжительности болѣзней — недостаточно.
↑Доказательство идетъ такъ: Что совершенно отлично отъ другаго, то ни съ которой стороны не можетъ быть тѣмъ же, чѣмъ другое. Но дѣятельныя начала безчисленны, равно какъ и страдательныя; слѣдовательно, примѣшивающееся къ тому или этому произведетъ не то же, а различное. Напримѣръ, нѣчто дѣятельное, встрѣчаясь съ Сократомъ въ здоровомъ его состояніи, породитъ что либо иное, чѣмъ если бы встрѣтилось оно съ Сократомъ больнымъ.
↑Пятый день по рожденіи младенца у грековъ считался торжественнымъ. Тогда женщины, исполнявшія должность повивальныхъ бабокъ при родильницѣ, очистивъ руки торжественнымъ обрядомъ, носили младенца около очага. Въ десятый же день новорожденнымъ давали имена. См. Suidаs in v. Ἀμφιδρόμια. Athenaeus, Deipn. IX, 2, p. 370 sq. Поэтому Сократъ, принявъ на себя должность повивальной бабки, весьма кстати теперь говоритъ, что ему слѣдуетъ совершить ἀμφιδρόμια τῷ λόγῳ.
↑Слово «Истину» мы означили прописною буквою, ибо не сомнѣваемся, что здѣсь указывается на сочиненіе Протагора, озаглавленное словомъ Ἀλήθεια. Это подтверждаетъ и Схоліастъ: τὸ τοῦ Πρωταγόρου σύγγραμμα, ἐν ῷ ταῦτα δοξάζει, Ἀλήθεια ἐκαλεῖτο ὑπὸ Πρωταγόρου. Это же доказывается и мѣстомъ въ Кратилѣ (p. 386 C sqq.), и слѣдующими ниже (p. 162 A) словами въ Теэтетѣ: εἰ ἀληθής ἠ ἀλήθεια Πρωταγόρου, ἀλλὰ μὴ παίζουσα ἐκ τοῦ ἀδύτου τῆς βίβλου ἐφθέγξατο.
↑«Лакедемоняне первые обнажались и, вышедши на средину, для гимназическихъ упражненій жирно намазывались» (Thucyd. 1, 6). Этого предмета Платонъ касается также De Rep. V, p. 452 C.
↑Εἰ οὕτως σοὶ φίλον, οὐδ᾽ ἐμοὶ ἐχθρόν, — пословица, встрѣчающаяся также у Аристенета, — Epist. XXI, p. 98.
↑Причина, по которой Сократъ называетъ Теэтета мудрымъ, видна изъ слѣдующихъ далѣе словъ. Кто относитъ знаніе къ чувственнымъ впечатлѣніямъ, тотъ естественно не уступитъ никому имени мудреца; потому что, владѣя собственными чувствами, онъ поэтому такой же мудрецъ, какъ и всѣ, и никому не даетъ отчета въ своей мудрости.
↑Сократова рѣчь называется здѣсь δημηγορία, потому что произносящимъ ее представляется Протагоръ, чтобы показать себя и снискать благоволеніе народа. Такъ обыкновенно поступали народные ораторы.
↑Протагоръ о бытіи и природѣ боговъ писалъ въ выраженіяхъ, сильно обличавшихъ его сомнѣніе въ этомъ отношеніи. Protagoras, говоритъ Цицеронъ, (De nat. deor. I, 12 и 23), sophistes temporibus illis vel maximus, cum in principio libri sui sic posuisset: De divis, neque ut sint, neque ut non sint, habeo dicere: Atheniensium jussu urbe atque agro est exterminatus, libri que ejus in concione combusti. По гречески передаетъ это Sext. Emp. Adv. mathem. p. 329. Diog. Lаërt. IX, 51: Περὶ μὲν θεῶν οὐκ ἔχω εἰδέναι εἴθ ὡς εἰσὶν εἴθ᾽ ὡς οὐκ εἰσίν. πολλὰ γὰρ τὰ κωλύοντα εἰδέναι, ἤτε ἀδηλότης καὶ βραχὐς ὢν ὁ βίος τοῦ ἀνθρώπου·
↑Когда, по видимому, было уже опровергнуто мнѣніе тѣхъ, которыми αἴσθησις и ἐπιστήμη принимаемы были за одно, — Сократъ вдругъ велитъ поостеречься, чтобы не позволить себѣ торжествовать прежде побѣды; вѣдь доказательства противъ этого ученія, можетъ быть, можно опровергнуть, или по крайней мѣрѣ ослабить. Въ самомъ дѣлѣ, переставъ опровергать Протагорово мнѣніе, Сократъ опять переходитъ на сторону своихъ противниковъ и показываетъ, какимъ образомъ дѣло ихъ можетъ быть поддержано. О обычаѣ грековъ, особенно же аѳинянъ, воспитывать пѣтуховъ и пускать ихъ въ бой извѣстно всякому (см. Plat. Hypp. Maj. p. 295 D; Lysid. p. 211 E; Legg. VII, p. 789 B; Aristорh. Acharn. у. 166. Avv. v. 70 etc.).
↑Мы походимъ, говоритъ Сократъ, на тѣхъ рьяныхъ и изворотливыхъ спорщиковъ, которые, условившись между собою въ значеніи именъ, двузнаменательностію ихъ опровергаютъ мнѣніе противника. Кто таковы ἀντιλογοικοὶ, объяснено въ Федонѣ (p. 101 E). Еще же яснѣе поставляются здѣсь на видъ Эвтидемъ и Діонисіодоръ, которые пускались въ разныя словесныя хитрости, хватаясь то за то, то за другое значеніе слова. И такъ, Сократъ показываетъ, что протагорейцы могутъ помочь своему мнѣнію тогда, когда съ извѣстными словами будутъ соединять иное значеніе.
↑О Калліасѣ, аѳинскомъ богачѣ, который изъ тщеславія давалъ въ своемъ домѣ пріютъ Протагору и другимъ софистамъ, см. Plat. Protagor. p. 311 A; Cratyl. p. 391 A.
↑Пословица: ἐν φρέατι συνέχεσθαι, держать связаннымъ въ колодезѣ, примѣняется къ тѣмъ, которые поставлены въ такое затрудненіе, что высвободиться изъ него никакъ не могутъ (см. p. 174 C).
↑Ловкій тотъ спорщикъ сравнивается съ легко вооруженнымъ наемнымъ воиномъ. Здѣсь, очевидно, разумѣется софистъ, который, пуская въ ходъ свое остроуміе, будто какой торгашъ, приманиваетъ къ своему ученію другихъ и обѣщаетъ имъ важную пользу.
↑Ты походишь больше на Скиррона, который низвергалъ путешественниковъ со скалы, пока самъ не былъ убитъ Тезеемъ, отправлявшимся изъ Трезены въ Аѳины (см. Plutarch. Thes. 3; Diodоr. IV, 61; Ovid. Met. VII, 446.
↑Антей нѣкогда жилъ въ ливійской пещерѣ и всѣхъ иностранцевъ, приходившихъ въ ту страну, вызывая съ собою на бой, умерщвлялъ. Но наконецъ онъ и самъ былъ схваченъ и задушенъ Геркулесомъ, когда послѣдній, похитивъ Геріоновыхъ быковъ, прибылъ въ Ливію.
↑Разумѣетъ софистовъ, сильно нападавшихъ на Сократа; таковы были Эвтидемъ и Діонисіодоръ, описанные въ діалогѣ, озаглавленномъ именемъ Эвтидема; таковъ Тразимахъ, изображенный въ книгахъ о Государствѣ; таковъ Калликлесъ, выставленный въ Горгіасѣ, и другіе подобные.
↑То самое положеніе Протагора, которое Сократъ доселѣ такъ прекрасно объяснялъ и такъ тонко защищалъ, теперь снова вызывается на обсужденіе, чтобы сказать противъ него все, что можно. Теперь признается нужнымъ прежде всего изслѣдованіе, правильно или нѣтъ Протагоръ полагаетъ, что человѣкъ есть мѣра вещей.
↑Odyss. π' v. 121, ρ' v. 422; τ' v. 78. Fischerus.
↑По мнѣнію Протагора, и общества, постановляющія что либо для себя, въ той мысли, что это полезно для нихъ, постановляютъ не въ самомъ дѣлѣ полезное и спасительное; даже надобно уступить ему, что между людьми, публично совѣтующими что либо или не совѣтующими, относительно къ пользѣ, велико различіе. Мнѣніе Протагора, какъ мы видѣли, было таково, что мудрецы не тѣмъ превосходнѣе другихъ, что знаютъ истину лучше народа, а больше тѣмъ, что въ состояніи вѣрнымъ сужденіемъ отличить полезное отъ безполезнаго и вреднаго.
↑То есть, люди, не совсѣмъ согласные съ Протагоромъ, что человѣкъ есть мѣра вещей, полагаютъ однакожъ, что нѣтъ ничего по природѣ святаго, справедливаго, честнаго, и всякую добродѣтель и честность поставляютъ въ одномъ мнѣніи. Такимъ образомъ философъ показываетъ, что и другіе также не лучше думаютъ о добродѣтели, хотя и не соглашаются съ сужденіемъ Протагора объ истинѣ.
↑Какъ скоро привзошла мысль объ управленіи государствомъ, говоритъ Сократъ, матерія для разсужденій увеличилась; ибо вмѣстѣ съ этимъ приходятъ ему на мысль философы и ораторы, до крайности неспособные къ несенію общественныхъ обязанностей. По этому поводу здѣсь, въ видѣ эпизода, излагается сравненіе политиковъ и философовъ. Во первыхъ, Сократъ описываетъ рабское состояніе народныхъ ораторовъ и низость ихъ чувствованій; такъ какъ, примѣняясь единственно къ обстоятельствамъ времени, они не могутъ свободно заниматься дѣлами, или разсуждать о вещахъ, достойныхъ знанія. Философы же, и притомъ лучшіе, чуждаются дѣлъ общественныхъ, за что народъ не имѣетъ къ нимъ никакого уваженія и даже обвиняетъ ихъ. Съ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ говорится о неумѣньи философовъ нести общественныя обязанности, хорошо сравнить то, что излагается въ Горгіасѣ — p. 484 C sqq. и De Rep. VI. p. 487; VII, 517 D. Ораторы и философы сравниваются также въ Эвтидемѣ.
↑Необходимостью, ἀνάγκη, Сократъ называетъ, можетъ быть, водяные часы, которыми опредѣлялось время для произнесенія рѣчи. При изложеніи просьбы, надлежало смотрѣть особенно на то, что̀ относилось къ главному вопросу, а дѣлать отступленія не позволялось. Этотъ законъ особенно имѣлъ силу при рѣшеніи дѣлъ уголовныхъ. Lysias c. Sim. p. 163: ἔχοιμι δ᾽ ἂν καὶ ἄλλα πολλὰ εἰπεῖν περὶ τούτου, ἀλλ ἐπειδὴ παρ᾽ ὑμῖν οὐ νόμιμόν ἐστιν, ἔξω τοῦ πράγματος λέγειν, ἐκεῖνο ἐνθυμεῖσθε.
↑Обвиняемый, ὁμοδούλος, — который защищаетъ себя; а господинъ, δεσπότης καθήμενος — судья. Отсюда судьи вообще назывались καθήμενοι. См. Thucyd. V, 55. Такъ какъ отъ воли судьи зависѣло весьма многое, то онъ именовался господиномъ ссорящихся.
↑Сколько ведеръ въ морѣ, οἱ τῆς θαλάττης λεγόμενοι χόες: пословица, примѣняемая ἐπὶ τοῦ πολυμαθοῦς καὶ ἐμπείρου; такъ говоритъ Схоліастъ. По видимому, она имѣла такое же значеніе, какое и другая: arenas dinumerare posse. Themistius p. 97—116, ed. Dind.: διὰ τοῦτο ἄρα ὁ Πύθιος τῆς μεν ψάμμου τὸν ἀριθμὸν οὐκ ἐδίσταζεν ὁπόση εἴη, οὐδὲ τῆς θαλάττης τοὺς χόας.
↑По словамъ Пиндара. Указывается на отрывокъ, недавно разобранный Беккомъ. Tom. II, P. II, p. 668 sq. Смыслъ Пиндаровыхъ словъ передаютъ: Clem. Al. V, p. 707; Euseb. Praepar. Ev. XII, p. 672 et al.
↑Разсказъ объ этомъ можно читать у Діог. Л. I, 34.
↑Влечь кого либо вверхъ, ἑλκύσαι ἄνω τινά, приписывается философу, который, отвлекая чью либо мысль отъ разсматриванія жизни ежедневной, возноситъ ее къ созерцанію вещей высшихъ, такъ какъ и самъ онъ всегда занятъ созерцаніемъ божественнаго, и къ этому стремится свободно, безъ всякаго принужденія.
↑Здѣсь, вмѣсто βαρβαρίζων, я читаю βατταρίζων, потому что при глаголѣ βαρβαρίζειν стоящая причина τοῦ βαρβαρίζειν, ὑπὸ ἀηθείας, никакъ не можетъ быть его причиною; между тѣмъ τὸ βατταρίζειν дѣйствительно происходитъ ὑπὸ τῆς ἀηθείας. Luc. Lup. Tragoed. § 27: ἐν πλήθει δὲ εἰπεῖν ἀτολμότατός ἐστιν, καὶ τὴν φωνὴν ἰδιώτης καὶ μιξοβάρβαρος, ὣςτε γέλωτα ὀφλισκάνειν διὰ τοῦτο ἐν ταῖς συνουσίαις, οὐ συνείρων, ἀλλὰ βατταρίζων καὶ ταραττόμενος.
↑Свободно бросить плащъ на правое плечо, ἀναβάλλεσθαι ἐπιδέξια ἐλευθέρως. Плащъ, по обычаю людей благородныхъ, клали на лѣвое плечо, и потомъ откидывали его на правое, гдѣ онъ и завязывался: напротивъ, перекидывать его справа налѣво почиталось признакомъ деревенщины и необразованности. См. Casaubon. Animadvv. in Athen. I. 18, p. 54. Salmas, ad Tertull. p. 113. Böttiger, Griechische Wasengemälde, Vol. 1, P. 1, p. 55 sq.
↑Извѣстно положеніе Платона, что никакое зло не происходитъ отъ боговъ, но всякое имѣетъ свой источникъ въ слабости человѣческой природы. См. Tim. p. 47 D. E; 69 A sqq. De Rep. X, p. 613 A. Legg. X, p. 906 sqq. Politic. p. 268 E sqq.
↑Это положеніе Платона по всѣмъ вѣкамъ переходило изъ устъ въ уста, изъ книги въ книгу, такъ что въ древности почти нельзя указать писателя, который бы не цитовалъ его. Доказано же и объяснено оно больше самимъ философомъ. De Rep. VI, p. 501 B — C; X, p. 613 A, al. Нѣтъ сомнѣнія, что Платонъ заимствовалъ его у пиѳагорейцевъ; послѣ же Платона оно усвоено было стоиками и позднѣйшими платонистами, даже христіанскими. См. Wyttenbach, ad Plutarch. De ser. num. Vind. p. 27. Оно встрѣчается у КлиментаАлекс. Strom. II, p. 500 A; усильно слѣдовалъ ему и Плотинъ Ennead. I, 2. 1. p. 12 A и 3, p. 13 C.
↑Мудро благочестивымъ, ὃσιον μετὰ φρονήσεως. Природа добродѣтели у Платона такова, что всецѣло основывается на мудрости. См. Phaedon, p. 69 B. Поэтому безъ мудрости, по его мнѣнію, невозможны ни справедливость, ни разсудительность, ни мужество. Философъ вышелъ изъ того знаменитаго Сократова положенія, по которому добродѣтель должна была состоять въ знаніи. Отсюда въ книгахъ и о Государствѣ, и о Законахъ, и въ другихъ діалогахъ, онъ разсуждаетъ о добродѣтели такъ, что ко всѣмъ видамъ ея постоянно прибавляется μετὰ φρονήσεως, — въ той мысли, что добродѣтель есть произведеніе не слѣпаго чувственнаго стремленія, а разумной, сознательной дѣятельности.
↑Добродѣтель должна быть предметомъ всеобщаго благоговѣнія не за видимую или внѣшнюю ея честность, а за то, что она ближайшимъ образомъ подходитъ къ справедливости Божества. Человѣкъ называется здѣсь справедливымъ не въ томъ смыслѣ, въ какомъ этотъ предикатъ прилагается къ нему на народной площади, а въ смыслѣ справедливости совершенной, какова δικαιοσύνη въ книгахъ о Государствѣ, гдѣ завершаются и восполняются ею всѣ прочія возможныя для человѣка добродѣтели.
↑Доказательство идетъ слѣдующимъ образомъ. Протагорейцы добровольно соглашаются, что общество о добромъ и полезномъ не можетъ постановить ничего опредѣленнаго. Что это такъ, еще яснѣе можно видѣть изъ понятія о томъ, что называется полезнымъ. Полезное, въ чемъ бы оно ни состояло, относится еще ко времени будущему. И такъ, государство, излагая и постановляя законы, имѣетъ въ виду пользу на время будущее. А отсюда слѣдуетъ, что если человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей, то эту мѣру надобно прилагать и ко времени будущему, такъ какъ мы судимъ не о настоящемъ только, но и о будущемъ. Но въ этомъ отношеніи никакимъ образомъ нельзя замѣтить, что кто нибудь, снося вещи между собою, произноситъ сужденіе вѣрнѣе, чѣмъ человѣкъ не знающій. Это доказывается примѣромъ самого Протагора. Онъ утверждалъ, что о будущемъ результатѣ судебныхъ рѣчей можетъ говорить лучше и вѣрнѣе всѣхъ, — и, судя по множеству его учениковъ, ему вѣрили въ этомъ. Стало быть, Протагоръ долженъ былъ согласиться, что не всякій, а только мудрецъ можетъ быть мѣрою вещей. (Въ текстѣ нѣтъ указанія на сноску. Ред. электроннаго изданія.)
↑Гораздо труднѣе было бы, говоритъ, доказать, что не вѣрны настоящія чьи впечатлѣнія, ощущенія и мнѣнія. Даже, можетъ быть, и вовсе нельзя обличить ихъ въ обманѣ и заблужденіи, если только вѣрно положеніе гераклитянъ, что все течетъ, какъ, рѣка. И такъ, это положеніе ихъ надобно подвергнуть испытанію, хотя, по темнотѣ ихъ разсужденій, испытаніе здѣсь едва ли возможно.
↑Постукивая, διακρούοντα, — метафора, взятая отъ способа пробовать глиняную посуду, крѣпка она, или нѣтъ. Этою метафорою хорошо воспользовался Персей (Satyr. III. 45): sonat vitium percussa, maligne respondet viridi non cocta fidelia limo; (V, 17): pulsa, dignoscere cautus, quid solidum crepet, et pictae tectoria linguae.
↑Это мѣсто особенно замѣчательно. Здѣсь весьма обстоятельно говорится о способѣ разсужденій, которому слѣдовали гераклитяне того времени. Они обвиняются, во первыхъ, въ непостоянствѣ, потому что не хотѣли ни на минуту остановиться, чтобы внимательно разсмотрѣть настоящую матерію разсужденія; во вторыхъ, въ томъ, что пользовались какими-то темными остротами, которыя имѣли свой источникъ, вѣроятно, въ прославленной темнотѣ рѣчей самого Гераклита, о которой см. примѣч. ad Cicerоn. De nat. deor. I, 26; III, 14. De finib. II, 5. Diog. L. IX, 6. Aristоt. Rhet. III, 5. Гераклитъ, по видимому, оттого впадалъ въ темноты, что любилъ въ своихъ мнѣніяхъ остроумничать, старался, чтобы они производили на слушателей эффектъ, поражали, и для того употреблялъ иногда ῥηματίσκια αἰνιγματώδη; любилъ также вводить въ свою рѣчь слова въ новыхъ значеніяхъ, которыя самъ выдумывалъ, — оттого Ѳеодоръ и прибавляетъ: ἑτέρῳ πεπλήξει καινῶς μετωνομασμένω (см. Phileb. p. 45 A; Sophist. p. 252 A).
↑Въ образецъ самыхъ тупыхъ людей взяты здѣсь сапожники, потому что σκυτοτόμοι между мастеровыми, во мнѣніи народа, стояли на послѣдней степени невѣжества, такъ что вошли въ пословицу (см. Charmid. p. 163 B; De Rep. V, p. 456 D; Men. p. 90 C al.).
↑Это — стихъ Парменида; онъ читается у Карстена — 97, сн. p. 178, и Брандиса, Commentatt. Eleatice. 1, p. 118.
↑Упоминаемая здѣсь дѣтская игра состояла, кажется, въ томъ, что дѣти составляли изъ себя два строя или ряда, и между этими двумя рядами проводима была черта. Кто изъ одного котораго либо ряда подбѣгалъ къ этой чертѣ, того сторона противная старалась схватить и увлечь къ себѣ. Поллуксъ называетъ эту игру διελκυστίνδα. Polluc. IX, 112.
↑И неподвижное приводится въ движеніе, οἱ καὶ τὰ ἀκίνητα κινοῦντες. Это выраженіе имѣло силу пословицы и прилагалось къ тѣмъ, которые двигали самые алтари, жертвенники, и отваживались на всѣ виды нечестія. Legg. III, p. 684 E; p. 813 A. Erasm. Adagg. Phil. 1 Cent., p. 181 sqq.
↑Указывается Iliad. γ' 172; Odyss. θ' 122. Философъ удивляется Пармениду потому, что онъ не злоупотреблялъ, подобно другимъ, своею способностію къ наукѣ и своимъ остроуміемъ, чтобы похвастаться ученостію, но искалъ мудрости по искренней любви къ истинѣ, и способность разсуждать соединялъ съ скромностію и достоинствомъ. Поэтому, Sophist. p. 237 A, онъ называется Парμενίδης ὁ μέγας. Платонъ не только здѣсь, но и въ Парменидѣ, p. 127, 136 D, и въ Софистѣ, p. 217 C, заставляетъ Сократа разсказывать, что онъ въ дѣтствѣ слушалъ Парменида. Но на эти разсказы еще древніе навели сомнѣніе, какъ напр. Athenaeus (IX, 15), Macrobius (Saturn. 1, 1), — по мнѣнію которыхъ, Парменидъ былъ настолько древнѣе Сократа, что дѣтство послѣдняго едва ли могло встрѣтиться съ старостію перваго. Объяснить эту несообразность недавно старались Карстенъ, Parmenidis Reliqq. p. 4 sqq.; Brandis, Geschichte d. griech.-röm. Philos. p. 375; Clinton. in Fast. Hellen, t. II, p. 364. Всѣ они полагаютъ, что Парменидъ приходилъ въ Аѳины около LXXX олимп. А если это справедливо, то Сократъ могъ слушать Парменида, имѣя не болѣе пятнадцати лѣтъ отъ роду.
↑Отсюда начинается другое доказательство, что въ чувственныхъ впечатлѣніяхъ не заключается знаніе. Мы чувствуемъ окружающіе насъ предметы, если захотимъ выразиться точнѣе, не самыми чувствами, а скорѣе чрезъ чувства; потому что чувства суть только нѣкоторыя орудія, пользуясь которыми, мы постигаемъ внѣшніе предметы. А отсюда должно заключить, что, кромѣ чувствъ, есть въ насъ иная сила или способность, которою, что ни встрѣтилось бы намъ, мы понимаемъ и познаемъ. И эта сила находится въ нашемъ умѣ. Это высказывается слѣдующимъ умозаключеніемъ: Всякому чувству подчинены нѣкоторые роды вещей, такъ что постигаемое слухомъ недоступно для зрѣнія. Но впечатлѣнія отдѣльныхъ чувствъ мы обыкновенно сравниваемъ между собою и судимъ, что̀ во многихъ есть общее, что̀ — ихъ сущность, чѣмъ они различаются. Все это, очевидно, обсуживается уже не чувствами, а однимъ умомъ; потому что тѣ общія и отъ самыхъ вещей отвлеченныя понятія находятся не въ чувствахъ, а только въ душахъ. И отсюда уже ясно, что между знаніемъ и впечатлѣніями чувствъ есть большое различіе; но къ этому идетъ еще и другое замѣчаніе. Впечатлѣнія чувственныя начинаютъ производиться тотчасъ, какъ скоро мы родились; а понятія умственныя мы получаемъ иногда въ позднѣйшемъ уже возрастѣ, что̀, конечно, было бы иначе, если бы знаніе и чувственное ощущеніе были безразличны.
↑Теэтетъ, отвергнувъ прежнее положеніе, теперь утверждаетъ, что знаніе усматривается въ правильномъ мнѣніи. Потомъ объ этомъ предметѣ разсужденіе устанавливается такъ, что касается того извѣстнаго, возбуждаемаго софистами противорѣчія, будто невозможно, чтобы кто нибудь высказывалъ τὸ μὴ ὄν, или говорилъ ложь. См. Euthyd. p. 284 A; 286 C. Cratyl. p. 429 D. De Rep. V, p. 478. Diog. L. III, 35; IX, 8, 53. При этомъ надобно однакожъ замѣтить, что, какъ въ другихъ діалогахъ, наприм. въ Эвтидемѣ и Менонѣ, Платонъ выставлялъ Сократа преслѣдующимъ противниковъ колкою насмѣшкою и опровергающимъ ихъ тѣмъ самымъ, что въ своихъ разсужденіяхъ пользуется ихъ же оборотами и софизмами, такъ дѣлаетъ онъ и здѣсь. Полагавшіе, то есть, знаніе въ правильномъ мнѣніи опровергаются такъ, что осмѣиваются самыми своими хитросплетеніями и приводятся къ сознанію своего заблужденія. Это надобно твердо помнить; а иначе не легко опредѣлить, каково было объ извѣстномъ предметѣ мнѣніе самого Платона, и не трудно навязать ему ни къ чему негодныя софистическія тонкости.
↑Надобно, то есть, почитать нѣкоторою наградою незнанія, не малою выгодою, то убѣжденіе, что ты не представляешь себя понимающимъ и знающимъ то чего на самомъ дѣлѣ не знаешь.
↑Нѣтъ нужды показывать, въ чемъ именно скрывается ложь излагаемаго здѣсь умствованія. Теперь вызываетъ насъ на замѣчаніе только шуточный способъ философа утвердить положеніе тѣхъ, у которыхъ знаніе поставлялось въ правильномъ мнѣніи, — точно такой же способъ, какимъ прежде старался онъ оправдать положеніе Протагора, что человѣкъ есть мѣра всѣхъ вещей, пока самъ же не опровергъ его. Кто не обратитъ на это вниманія, тотъ, конечно, не пойметъ, къ чему относится эта часть разсужденія. (Въ текстѣ нѣтъ указанія на сноску. Ред. электроннаго изданія.)
↑Впрочемъ касательно ученія и забыванія была тогда въ ходу тоже софистическая мысль, которую легко было привнести и сюда. Говорили именно такъ, какъ излагается это Sympos. p. 208 A: λήθη ἐστὶ ἐπιστήμης ἔξοδος, μελέτη δὲ πάλιν καινὴν ἐμποιοῦσα ἀντὶ τῆς ἀπιούσης μνήμην σώζει τὴν ἐπιστήμην κ. τ. λ.
↑Здѣсь излагается второе доказательство, что ложныхъ мнѣній нѣтъ. Вѣдь если то, что̀ мы мнимъ, относится къ тому, что̀ есть, то быть не можетъ, чтобы то самое, чего нѣтъ, какимъ нибудь образомъ подлежало мнѣнію. А отсюда слѣдуетъ, что ложно мнить нельзя, такъ какъ мнящій необходимо мнитъ что нибудь.
↑Слѣдуетъ третье доказательство, что ложнаго мнѣнія нѣтъ. Вѣдь если ложнымъ мнѣніемъ должно быть какое-то иномнѣніе, въ которомъ вещи смѣняются одна на другую, то, по словамъ Сократа, такая смѣна не можетъ имѣть мѣста, объ одной ли изъ тѣхъ вещей мыслимъ мы, или объ обѣихъ.
↑Неизвѣстно, откуда взялъ Платонъ понятіе о восковомъ оттискѣ въ нашей душѣ. Но по всей вѣроятности, оно заимствовано у кого нибудь изъ тогдашнихъ умствователей, которые здѣсь осмѣиваются. Впослѣдствіи стоики и другіе позднѣйшіе философы мысль о восковомъ оттискѣ перенесли на мозгъ, и приложили ее къ объясненію природы памяти и сужденія.
↑Намѣреваясь показать начала и источники, изъ которыхъ можетъ проистекать ложное мнѣніе, философъ, вслѣдъ за своимъ замѣчаніемъ касательно возможности, зная что либо, мнить о существованіи только знаемаго и не знаемаго, перечисляетъ отчетливо, математически, всѣ случаи, въ которыхъ можетъ быть или не можетъ быть смѣшеніе чувственныхъ усмотрѣній и умственныхъ понятій. На первомъ мѣстѣ поставляетъ онъ одно понятіе ума безъ чувства, потомъ одно чувство безъ понятія ума, чтобы изслѣдовать, сколько можетъ быть случаевъ къ смѣшиванію чувственныхъ усмотрѣній. За этимъ слѣдуетъ третій способъ происхожденія заблужденій, когда знаніе и ощущеніе соединяются между собою. Здѣсь или на которой либо одной сторонѣ, или на обѣихъ полагаются ясныя и отчетливыя понятія ума и чувственныя ощущенія, такъ что одинъ образъ соотвѣтствуетъ другому и понятія умственныя бываютъ согласны съ усмотрѣніями чувствъ. Поэтому сюда заблужденіе не можетъ имѣть доступа. Философу кстати было бы прибавить къ этому: кто что хорошо знаетъ, тотъ не станетъ оспаривать того, что ясно усматривается чувствомъ. Но это онъ благоразумно оставляетъ, такъ какъ мы все-таки можемъ ошибаться, какъ скоро представятся намъ подобные признаки вещей. Философъ хочетъ напомнить только о тѣхъ условіяхъ, которыя совершенно выводятъ насъ изъ опасности ошибаться. Эти же случаи раскрываются потомъ и со стороны отрицательной. И такъ, мы видимъ, что заблужденіе, по словамъ философа, можетъ имѣть мѣсто въ тѣхъ случаяхъ, когда на которой либо сторонѣ чувствъ возникаетъ ощущеніе не довольно отчетливое, или когда прежнее познаніе оказывается мало удовлетворительнымъ; ибо теперь опускаются слова: ἔχειν τὸ μνημεῖον ἐν τῆ ψυχῇ κατὰ τὴν αἴσθησιν, и ἔχειν τὴν γνῶσιν κατὰ τὴν αἴσθησιν, что надобно внимательно замѣтить, чтобы не подумать, будто Платонъ не согласенъ самъ съ собою.
↑Сократъ очень остроумно обвиняетъ себя за неповоротливость и медленность своихъ способностей, такъ какъ все еще не можетъ успокоиться на томъ положеніи, которое уже доказано, но снова начинаетъ сомнѣваться въ немъ. Причиною этого была, конечно, не медленность его ума, а сила соображенія, которая каждый предметъ измѣряла со всѣхъ сторонъ. Поэтому нельзя не удивляться здѣсь ловкости Сократовой ироніи. Теперь Сократъ говоритъ, что ложное мнѣніе не довольно отчетливо признано происходящимъ изъ смѣшенія чувственныхъ усмотрѣній и понятій, если только и самыя понятія ума, безъ участія чувствъ, могутъ измѣняться. И такъ, ложное мнѣніе надобно опредѣлить иначе, и опытъ этого опредѣленія дѣлается такъ, что доказывается несмѣшиваемость самыхъ знаній, откуда опять слѣдуетъ, что нѣтъ у насъ мѣста обманамъ заблужденія, и что слѣдовательно знаніе и мнѣніе — одно и то же.
↑Вода сама покажетъ, ἄρα δείξειν αὐτό. Такъ отвѣчаетъ проводникъ чрезъ рѣку, ведущій кого нибудь въ бродъ, когда съ берега кричатъ ему: «глубоко, вода высока»! Этимъ сравненіемъ Сократъ хочетъ выразить ту мысль, что постепенное раскрытіе предмета само покажетъ, что̀ въ немъ есть истиннаго или ложнаго. Schol. Ruhnken. p. 33 и 133. Suidаs, t. 1, p. 385 et al.
↑Сократъ говоритъ, что искусство ораторское и судебное показываютъ, какъ несходны между собою правильное мнѣніе и знаніе; ибо часто случается, что судья, не совсѣмъ наученный ораторомъ, а только ослѣпляемый искусными оборотами рѣчи, даетъ правильные приговоры.
↑Здѣсь Теэтетъ предлагаетъ третье и послѣднее опредѣленіе знанія, говоря, что знаніе есть истинное мнѣніе съ умомъ, μετὰ λόγου. Сократъ разсматриваетъ это опредѣленіе и особенное вниманіе обращаетъ на прибавочный терминъ — μετὰ λόγου.
↑Стихіи не умственны, ἄλογα, т. е. λόγον οὐκ ἕχοντα, — не принимаютъ никакого опредѣленія.
↑Платонъ дѣлилъ буквы на гласныя, согласныя и полугласныя. Первыя называются φωνήεντα, согласныя — ἄφθογγα или ἄφωνα, а полугласныя ἡμίφωνα, μέσα, или φωνῆς μὲν οὔ, φθόγγου δὲ μετέχοντα (Cratyl. p. 424 C); φωνήεντα μεν οὔ, οὐ μέντι γε ἄφθογγα (Phileb. p. 18 C). И такъ, въ этомъ мѣстѣ сигма есть ἄφωνον, но не ἄφθογγον.
↑Hesiodi Opp. et Dies у. 454: Νήπιος, οὐδὲ τὸ γ᾽ οἶδ᾽, ἑκατὸν δέ τε δούράθ᾽ ἁμάξης.
↑Сократъ заключаетъ свое разсужденіе такъ: λόγος есть опредѣленіе, которымъ описываются частныя качества извѣстной вещи и показывается, чѣмъ она отличается отъ другихъ подобныхъ вещей. Напротивъ, δόξα никогда не имѣетъ въ виду чего либо частнаго, но всегда направляется къ общему.
↑Послѣдній изъ мизійцевъ, Μυσῶν ἔσχατος, — пословица, прилагаемая къ человѣку самому ничтожному. Cicer. pro Flacco, 27: quid in graeco sermone tam tritum et celebratum est, quam si quis despicatui ducitur, ut Mysorum ultimus esse dicatur.
._%D0%A2%D0%BE%D0%BC_5,_1879_%D1%81%D1%82%D1%80330_%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%BC2.gif)
._%D0%A2%D0%BE%D0%BC_5,_1879_%D1%81%D1%82%D1%80331_%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%BC.gif)