Ты мертвецу стятыней слова
Обручена!
У другихъ нѣтъ этого трагическаго колорита или, лучше сказать, они не въ силахъ его выдержать по вѣтренности своей натуры… И другой конечно вообразитъ себя мертвымъ и съ ранами въ головѣ и т. д.; и онъ пожалуй погрозитъ своей милой:
«Какъ можешь ты спать покойно, зная, что я еще живъ: старый гнѣвъ проснется и свергну я свое иго.
«Ты знаешь-ли старинную пѣсню, какъ нѣкогда мертвецъ въ полночный часъ утащилъ съ собой въ гробъ свою милую?
«Вѣрь мнѣ, чудно прекрасное, чудно милое дитя. — Я живъ и сильнѣе всѣхъ мертвецовъ».
Но вѣдь другой грозится какъ Гамлетъ. — И ему какъ Гамлету, любо и привольно въ фантастическомъ мірѣ призраковъ. Это просто — фантастическое настройство души, а не тотъ недугъ de la melancholie ardente, который терзаетъ героевъ Байрона и Лермонтова, болѣе или менѣе виновныхъ въ уголовныхъ преступленіяхъ.
Современному, болѣзненно настроенному человѣку нравится самый процессъ страданія: ему любо окружать себя мрачными и горестными представленіями.
Изъ слезъ моихъ много родится
Роскошныхъ и пестрыхъ цвѣтовъ
И вздохи мои обратятся
Въ полуночный хоръ соловьевъ…
Онъ самъ очень хорошо это знаетъ, и иногда даже до цинизма разоблачаетъ свое невѣріе въ собственное страданіе.
Habe auch in jungen Jahren
Manches bitt’re Leid erfahren
Von der Liebe Gluth.
Doch das Holz ist gar zu theuer
Und erlöchen will das Feuer,
Ma foi! — und das ist gut!..
Т. е. «Я тоже въ молодые годы испыталъ много горя отъ любовнаго огня, но теперь дрова дороже, и огонь гаснетъ. Ma foi — тѣмъ лучше!»
Чѣмъ-же объяснитъ всѣ подобныя противорѣчія? Намъ кажется, что ключь къ объясненію данъ самимъ поэтомъ, въ одномъ стихотвореніи:
