Страница:Russkoe slovo 1859 05.pdf/467

Эта страница выверена

душевнаго настройства, — звучитъ одна струна, струна болѣзненнаго чувства, болѣзненной поэзіи. О ней-то, объ этой струнѣ, которая особенно наивно звучала у Гейне, и намѣренъ я сказать здѣсь нѣсколько словъ, повторяя отчасти уже прежде когда-то мной сказанное… Я не поставлялъ себѣ ни біографическихъ, ни даже эстетическихъ задачъ, прекрасно выполненныхъ уже въ статьѣ о Гейне, одного изъ даровитыхъ его переводчиковъ, М. И. Михайлова.

Es liebte sie und sie liebte ihn nicht (онъ ее любилъ, а она его не любила) поставилъ въ видѣ эпиграфа Гейне надъ самымъ безалабернымъ и едва-ли не самымъ обаятельнымъ своимъ произведеніемъ надъ «Buch Legrand» въ «Reisebilder». Kennen sie das alte Stück, Madame (знаете-ли вы, сударыня, старую штуку)? — обращается онъ между-прочимъ къ той, которая его не любила, — es ist ein ausserordentliches Stück, aber zu sehr melancholisch (это штука необычайная, только слишкомъ меланхолическая). Эти слова, этотъ эпиграфъ — эпиграфъ ко всей болѣзненной поэзіи Гейне, въ которой — все ausserordentliches Stück, aber zu sehr melancholisch — и больше еще чѣмъ melancholisch; все въ ней причудливо до каприза, все тревожитъ и дразнитъ и мучитъ васъ, — но много нашего, тѣсно связаннаго съ жизнію сердца въ этой поэзіи и намъ еще не дано отъ нея отрѣшиться, хотя конечно смѣшно было-бы цѣлый вѣкъ оставаться при ней одной и потерять сочувствіе ко всему новому и свѣжему.

«Дитя мое, — расказываетъ эта поэзія — мы были дѣти, двое маленькихъ дѣтей, мы забирались въ курятникъ и прятались въ солому.

«Кричали мы пѣтухами и, проходилъ-ли кто: кукареку! такъ всѣ и думали, что это кричатъ пѣтухи.

«Лари на дворѣ обвѣшивали мы всякимъ тряпьемъ и располагалися въ нихъ на житье и обзаводились домомъ.

«Старая кошка сосѣда часто ходила къ намъ въ гости, мы ей бывало кланялись чинно, встрѣчали ее комплиментомъ.

«Мы объ ея здоровьи спрашивали заботливо и привѣтливо. Такъ бесѣдовали мы потомъ со многими старыми кошками…»

Сколько скрытой горечи въ этихъ простодушныхъ до дурачества воспоминаніяхъ, сколько грустнаго въ этомъ юморѣ, вѣчно вѣрномъ самому себѣ. Поэтъ не утерпѣлъ, чтобы не зацѣпить стороною разныхъ старыхъ кошекъ… Но, подождите не много — еще больше горечи и злой насмѣшки прольется на эти воспоминанія: