Въ лучшемъ мужѣ — вѣчнаго врага,
Будешь усыплять его вниманье,
Прятать отъ него свои мечты…
Наконецъ, вполнѣ постигнешь ты,
Что тебя сковалъ одинъ обычай,
Что съ огнемъ жаровню подъ цвѣты
Трудно спрятать ради всѣхъ приличій,
И, смѣясь надъ мужемъ и стыдомъ,
Проклянешь ты свой семейный домъ…
Людямъ роли розданы природой,
Съ ней борьба — не всѣмъ доступный трудъ:
Все, что̀ будетъ для тебя свободой,
То другіе рабствомъ назовутъ;
То, что̀ будетъ для тебя цѣпями,
Для другихъ — гирлянда изъ цвѣтовъ;
Людямъ роли розданы богами,—
Каждый узнавай своихъ боговъ.
Но судьба перемѣшала роли,
Навязавъ намъ маску поневолѣ.
Не спасаетъ ветхій нашъ законъ
Сладострастью проданныхъ мадоннъ;
Подъ личиною мадонны скромной
В лучшем муже — вечного врага,
Будешь усыплять его вниманье,
Прятать от него свои мечты…
Наконец, вполне постигнешь ты,
Что тебя сковал один обычай,
Что с огнем жаровню под цветы
Трудно спрятать ради всех приличий,
И, смеясь над мужем и стыдом,
Проклянешь ты свой семейный дом…
Людям роли розданы природой,
С ней борьба — не всем доступный труд:
Всё, что будет для тебя свободой,
То другие рабством назовут;
То, что будет для тебя цепями,
Для других — гирлянда из цветов;
Людям роли розданы богами,—
Каждый узнавай своих богов.
Но судьба перемешала роли,
Навязав нам маску поневоле.
Не спасает ветхий наш закон
Сладострастью проданных мадонн;
Под личиною мадонны скромной
