Скрипятъ тяжелыя колеса,
Теряя въ мглѣ слѣды свои;
Меня везутъ, и нѣтъ вопроса:
Бѣгутъ ли лошади мои.
Я самъ не знаю, гдѣ я ѣду,—
Заботливый слуга страстей,—
Я словно радъ ночному бреду,
Воспоминанью давнихъ дней.
И снится мнѣ,— въ холодномъ свѣтѣ
Еще есть теплый уголокъ…
Я не одинъ въ моей каретѣ…
Вотъ-вотъ сверкнулъ ея зрачекъ…
Я весь въ пару ея дыханья,—
Какъ мнѣ тепло на зло зимѣ!
Какъ сладостно благоуханье
Весны въ морозной полутьмѣ!
Очнулся — и мечта поблёкла,—
Опять, румяный отъ огней,
Морозъ забрасываетъ стекла
И вѣетъ холодомъ. Злодѣй!
Онъ подглядѣлъ, какъ сердце билось,
Любовь и страсти, и мечты,
Скрипят тяжелые колеса,
Теряя в мгле следы свои;
Меня везут, и нет вопроса:
Бегут ли лошади мои.
Я сам не знаю, где я еду,—
Заботливый слуга страстей,—
Я словно рад ночному бреду,
Воспоминанью давних дней.
И снится мне,— в холодном свете
Еще есть теплый уголок…
Я не один в моей карете…
Вот-вот сверкнул её зрачок…
Я весь в пару её дыханья,—
Как мне тепло на зло зиме!
Как сладостно благоуханье
Весны в морозной полутьме!
Очнулся — и мечта поблёкла,—
Опять, румяный от огней,
Мороз забрасывает стекла
И веет холодом. Злодей!
Он подглядел, как сердце билось,
Любовь и страсти, и мечты,
