По сточной трубѣ, пробираясь, сбѣжала
Змѣистая струйка за валъ городской.
За валомъ, по камешкамъ, чище кристала,
Катился въ долину потокъ ключевой.
И стала та струйка, къ нему припадая,
Роптать, лепетать: я такая-сякая…
Не мало на людяхъ намаялась я,—
Извѣдала все, даже горечь проклятій…
Прими ты меня, и, клянусь, изъ объятій
Твоихъ никогда ужъ не вырвуся я.
Недаромъ такъ долго, такъ жарко, подъ сѣнью
Тѣхъ стѣнъ, гдѣ гнѣздится безстыдный порокъ,
Мечтала я плыть,— плыть съ тобой по теченью,
Куда бы ни текъ ты и гдѣ бы ни текъ!..
И, съ лепетомъ страсти, онъ обнялъ своею
Порывистой лаской бѣглянку струю,
И дальше потекъ онъ, отравленный ею,—
Журчитъ… и разноситъ отраву свою.
По сточной трубе, пробираясь, сбежала
Змеистая струйка за вал городской.
За валом, по камешкам, чище кристалла,
Катился в долину поток ключевой.
И стала та струйка, к нему припадая,
Роптать, лепетать: я такая-сякая…
Не мало на людях намаялась я,—
Изведала всё, даже горечь проклятий…
Прими ты меня, и, клянусь, из объятий
Твоих никогда уж не вырвуся я.
Недаром так долго, так жарко, под сенью
Тех стен, где гнездится бесстыдный порок,
Мечтала я плыть,— плыть с тобой по теченью,
Куда бы ни тек ты и где бы ни тек!..
И, с лепетом страсти, он обнял своею
Порывистой лаской беглянку струю,
И дальше потек он, отравленный ею,—
Журчит… и разносит отраву свою.
