Одинъ Эдипъ, въ расцвѣтѣ дней,
Пошелъ искать съ нимъ страшной встрѣчи…
И что-жъ? При встрѣчѣ съ нимъ, не обнажа меча,
Герой, испытанный въ кровавыхъ распряхъ вѣка,—
Онъ Сфинксу заглянулъ въ лицо, не трепеща,
И далъ ему отвѣтъ достойный человѣка.
И Сфинксъ, на лапы привскочивъ,
Затрепеталъ, сверкнулъ очами,—
Съ размаху бросился въ заливъ
И скрылся въ безднѣ подъ волнами…
И каждому въ горахъ открылся вольный путь;
Эдипа, какъ царя встрѣчали и какъ брата;
Царица приняла героя грудь на грудь…
Казалось, полузвѣрь погибнулъ безъ возврата.
Увы! Изъ опѣненныхъ волнъ
Съ тѣхъ поръ онъ въ міръ не разъ являлся;
Былъ кровожадной злобы полнъ
И лицемѣрно улыбался.
И въ нашъ бурливый вѣкъ,— межъ нивъ и городовъ
Не онъ ли сталъ блуждать, загадочно-опасный,
Когтисто-злой, какъ левъ, голодный царь лѣсовъ,
Какъ дѣва трепетный, и лживо-сладкогласный?
Не онъ ли дерзко задаетъ
Задачи всѣмъ, кого ни встрѣтитъ,
И угрожаетъ, что пожретъ
Один Эдип, в расцвете дней,
Пошел искать с ним страшной встречи…
И что ж? При встрече с ним, не обнажа меча,
Герой, испытанный в кровавых распрях века,—
Он Сфинксу заглянул в лицо, не трепеща,
И дал ему ответ достойный человека.
И Сфинкс, на лапы привскочив,
Затрепетал, сверкнул очами,—
С размаху бросился в залив
И скрылся в бездне под волнами…
И каждому в горах открылся вольный путь;
Эдипа как царя встречали и как брата;
Царица приняла героя грудь на грудь…
Казалось, полузверь погибнул без возврата.
Увы! Из опененных волн
С тех пор он в мир не раз являлся;
Был кровожадной злобы полн
И лицемерно улыбался.
И в наш бурливый век,— меж нив и городов
Не он ли стал блуждать, загадочно-опасный,
Когтисто-злой, как лев, голодный царь лесов,
Как дева трепетный, и лживо-сладкогласный?
Не он ли дерзко задает
Задачи всем, кого ни встретит,
И угрожает, что пожрет
