Въ гаремѣ брань и плачъ… но — входитъ падишахъ,
И одалиска еле дышитъ,—
Мутитъ ей душу гнѣвъ, отчаянье и страхъ…—
Но развѣ не сверкнетъ восторгъ у ней въ очахъ,
Когда ей ласка грудь всколышетъ!..
Холодный Сѣверъ нашъ печаленъ и суровъ,—
Но развѣ онъ весны не приметъ,
Когда владычица въ предѣлъ его снѣговъ
Внесетъ и ландыши, и трели соловьевъ,
И горячо его обниметъ!
И небо, и земля, и жизнь моя въ цѣпяхъ,
На жизнь я тщетно негодую,
Сжимаетъ душу мнѣ отчаянье и страхъ…—
Но развѣ не сквозитъ любовь въ моихъ рѣчахъ,
Когда я Бога сердцемъ чую…
В гареме брань и плач… но — входит падишах,
И одалиска еле дышит,—
Мутит ей душу гнев, отчаянье и страх…—
Но разве не сверкнет восторг у ней в очах,
Когда ей ласка грудь всколышет!..
Холодный Север наш печален и суров,—
Но разве он весны не примет,
Когда владычица в предел его снегов
Внесет и ландыши, и трели соловьев,
И горячо его обнимет!
И небо, и земля, и жизнь моя в цепях,
На жизнь я тщетно негодую,
Сжимает душу мне отчаянье и страх…—
Но разве не сквозит любовь в моих речах,
Когда я Бога сердцем чую…
