Я за прозу берусь, я за вирши берусь
И забвенья рѣки не боюсь, не боюсь…—
Отъ журнальнаго лая спасая поэта,
Не надолго меня спрячетъ темная Лэта.
Ходитъ мусорщикъ вдоль этой мутной рѣки,—
И нѣтъ глаза быстрѣй, нѣтъ ловчѣе руки…
Все, что̀ только въ волнахъ этой Лэты мелькаетъ,
Что̀ ни вынырнетъ, все-то онъ жадно хватаетъ,—
И не только рублевыхъ, грошевыхъ писакъ
Отъ него эта Лэта не спрячетъ никакъ.
Чуть завидитъ кого,—живо на берегъ тащитъ,
И ликуетъ душа его, аще обрящетъ.
Отъ ветошной души пусть ветошка одна
Попадется, и та будетъ имъ спасена;
И пускай цѣлый свѣтъ смысла въ ней не увидитъ,
Онъ хоть мѣтку найдетъ, а ея не обидитъ,
Я за прозу берусь, я за вирши берусь
И забвенья реки не боюсь, не боюсь… —
От журнального лая спасая поэта,
Не надолго меня спрячет темная Лэта.
Ходит мусорщик вдоль этой мутной реки, —
И нет глаза быстрей, нет ловчее руки…
Всё, что только в волнах этой Лэты мелькает,
Что ни вынырнет, всё-то он жадно хватает,—
И не только рублевых, грошовых писак
От него эта Лэта не спрячет никак.
Чуть завидит кого, — живо на берег тащит,
И ликует душа его, аще обрящет.
От ветошной души пусть ветошка одна
Попадется, и та будет им спасена;
И пускай целый свет смысла в ней не увидит,
Он хоть метку найдет, а её не обидит,
