Я бѣжалъ отъ вакханалій
Обезумѣвшаго Рима,
Отъ его побѣдныхъ криковъ
И его предсмертныхъ стоновъ,
Отъ цѣпей, повитыхъ лавромъ,
И отъ собственнаго рабства;
Я бѣжалъ на лоно міра,
Въ горы, въ лѣсъ,— и одинокій,
Тамъ, среди глухой пустыни,
На песокъ упалъ съ молитвой
И, на крыльяхъ сновидѣнья,
Былъ восхищенъ до Зевеса.
Изъ-за тучъ, въ румяномъ блескѣ
Возникающаго утра,
Увидалъ я ликъ, вѣнчанный
Я бежал от вакханалий
Обезумевшего Рима,
От его победных криков
И его предсмертных стонов,
От цепей, повитых лавром,
И от собственного рабства;
Я бежал на лоно мира,
В горы, в лес,— и одинокий,
Там, среди глухой пустыни,
На песок упал с молитвой
И, на крыльях сновиденья,
Был восхищен до Зевеса.
Из-за туч, в румяном блеске
Возникающего утра,
Увидал я лик, венчанный
