«Этой трагедіи или драматической балладѣ я по справедливости долженъ отвести мѣсто въ собраніи моихъ стихотвореній, потому что она принадлежитъ къ числу значительныхъ документовъ, поясняющихъ процессъ моей авторской жизни. Ею резюмируется мой бурно-стремительный періодъ (Sturm- und Drang-Periode), дающій о себѣ весьма неполныя и темныя свѣдѣнія, въ «юныхъ страданіяхъ» книги пѣсенъ. Молодой авторъ, лепечущій тамъ, тяжелымъ, неповоротливымъ языкомъ одни мечтательные звуки природы, — здѣсь, въ Ратклиффѣ говоритъ уже твердо и смѣло, и не скрываясь высказываетъ свое послѣднее слово. Это слово сдѣлалось впослѣдствіи лозунгомъ, отъ котораго прояснялись унылыя черты бѣдняка и вытягивались жирныя физіономіи сыновъ счастья. У очага почтеннаго Тома уже слышится запахъ этого великаго вопроса — о супѣ, за который принялись теперь столько плохихъ поваровъ, и который со дня на день все больше и больше перекипаетъ. Счастливецъ поэтъ! Онъ видитъ дубовые лѣса, таящіеся въ жолудѣ, бесѣдуетъ съ поколѣніями еще не родившимися. Они шепчутъ ему свои тайны; а онъ
