Наша жизнь идетъ по прежнему: также много гостей и когда я въ дурномъ горделивомъ состояніи духа, я тягочусь этимъ, когда же опомнюсь, то не обижаюсь. Какъ хорошо, покойно, когда удается не соображать о томъ, чтò предстоитъ или хочется сдѣлать, и не приписывать никакого значенія тому, чтò я могу или хочу сдѣлать, а только думать о томъ, какъ бы не ошибиться и не сдѣлать того, чего нехочетъ Пославшій меня, и не помѣшать не своему, а Его дѣлу. Пожалуйста, не возражайте на это. Я такъ убѣжденъ въ томъ, что для того, чтобы сдѣлать хорошо какое бы то ни было человѣческое дѣло, надо всѣ силы свои напрячь на то, чтобы не мѣшать дѣлу Божью, а то само выйдетъ. На велосипедѣ чтобы ѣхать (без руля), надо, главное, не смотрѣть на колесо, а впередъ, и тогда колесо пойдетъ прямо. Сравненіе не совсѣмъ подходитъ, но вы понимаете меня. Ну, прощайте пока. Будемъ почаще писать другъ другу.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 263. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: «№ 404 Янв. 96». Письмо написано не ранее 18 января, так как Толстой отвечает на письмо Черткова от 17 января, полученное в Москве 18 января, и не позднее
22 января, так как Чертков отвечал на это письмо 24 января.
В письме от 17 января Чертков писал: «Вчера я был у Н. Н. Страхова, поняв вас так, что он писал вам о подходящей книге для истории образования «Нового Завета». Он мне сказал, что ничего про это не писал вам. Пожалуйста сообщите мне, кто же вам об этом писал, так как мне очень хочется довести это дело до конца?
Николай Николаевич расспрашивал про вас и выразил удивление, что он не получил от вас ответа на письмо и книгу, которые вам послал. Последнюю неделю он страдал от новой болезни — сердцебиения с удушием, которые мешали ему спать по ночам и очень мучительны.
Кроме того, у него новая опухоль на нижней челюсти, которую доктора собираются вырезать. Но сам Николай Николаевич не придает этому большого значения. Может быть, подумал я, доктора не всё ему говорят. Несмотря на всё это, он имеет бодрый и живой вид.
Вот пока всё.
Да, про Шереметева я узнал, что мое письмо к нему произвело на него очень хорошее впечатление своим, как он выразился, истинно христианским тоном; письмо же Ивана Михайловича только вызвало с его стороны глумление по поводу того, что «какой-то господин просит, чтобы его убили вместе с духоборцами, которых никто не думает казнить», и т. п. Упоминаю об этом не потому, чтобы придавал цену оценке Шереметевым моего письма; но как подтверждение того, что письма в том тоне, в каком написал Иван Михайлович, и в котором нас всех так часто
