почти — того, кто я и кто люди, съ к[оторьши] я живу; и въ отношеніяхъ этихъ руковожусь этой памятью.
Съ вашимъ планомъ изданія Дрожжина я согласенъ. Въ той же книгѣ, въ концѣ, помѣстимъ статью Жени подъ заглавіемъ: общественное значеніе поступка Дрожжина.8
Прощайте пока, дѣлую васъ и Галю. —
Постараюсь повидать васъ проѣздомъ.9 Будете здоровы — хорошо. А не будете здоровы — тоже хорошо.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в книге В. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», кн. 2, М. 1928, стр. 140. На подлиннике надпись Черткова черными чернилами: «№ 394 23 (?) Мр. 95», на основании которой датируется письмо.
Ответ на письмо Черткова, датированное «20 марта 95 г. (2 часа ночи)», в котором Чертков писал: «Дорогой Лев Николаевич, у меня происходит подъем духа, как всегда доставляющий мне наивысшую радость, и к которому я на этот раз хочу, с божьей помощью, отнестись как можно бережнее, так как после каждого падения и усыпления духа, это последнее состояние становится для меня всё тягостнее и страшнее. Теперь хочется беречь в себе силу, притекающую от бога, не распускать ее попусту во все стороны, но вместе с тем, когда она имеет разумное приложение, тотчас же, в настоящем, давать ей волю, не задерживая ее из-за рассудочных расчетов. — Одним из результатов такой политики, вероятно, будет частая отсылка к вам маленьких записочек «заns queue ni tête» [без начала и конца], содержащих такие мысли о различных предметах, которыми в данную минуту буду ощущать особенно сильную потребность поделиться с вами. Вас же я решаюсь попросить в тех случаях, когда у вас не будет времени или расположения отвечать мне на эти письма, — хоть в двух словах уведомлять меня о том, что вы их получили; прошу вас об этом, во-первых, потому, что в тех случаях, когда вы не можете отвечать настоящим письмом, мне бывает очень беспокойно неведение того, дошло ли до вас каждое мое письмо; во-вторых, потому, что такие ваши коротенькие извещения я буду принимать за доказательство того, что вы желаете, чтобы я продолжал так делиться с вами моими мыслями»... «На этот раз хотел высказать вам вот что: в свободное время я занимаюсь перепиской биографии Дрожжина и потому особенно живо переживаю его жизнь и перевариваю вашу статью по поводу ее; вследствие чего особенно живо отдаю себе отчет и во впечатлении, получаемом от нее читателем. И вот что я думаю по этому поводу: ваше предисловие к этой жизни не есть предисловие, а послесловие. Это, во-первых, фактически верно, так как оно в вас было вызвано жизнью Дрожжина и после нее. А во-вторых, в интересах убедительности для читателя оно гораздо уместнее именно, как послесловие, ибо для того, чтобы понять и перечувствовать то, что вы пишете под впечатлением Дрожжина, так же ясно и сильно, как вы это понимали и чувствовали, необходимо сначала самому быть под впечатлением Дрожжина,
