1887 г. Февраля 13. Москва.
Азбуку послалъ вамъ черезъ Петрова.1 Очень — не смѣялся, а улыбался, читая ваши ироническіе укоры за мои сюрпризы. Не буду больше ихъ вамъ дѣлать въ этомъ родѣ, хотя мнѣ казалось, что мой приготовленъ былъ отлично. Но дѣло главное въ томъ, что азбука-то очень, очень желательна. Мнѣ кажется, что это, если она пройдетъ (и нельзя придумать причины, почему бы ее не пропустить), это будетъ любимая, единственная азбука русск[ихъ] людей. А если это будетъ, то будетъ очень важная перемѣна въ тѣхъ первыхъ (столь сильныхъ) впечатлѣніяхъ, кот[орыя] получаетъ ребенокъ, начиная учиться: вмѣсто запутывающаго тумана Свящ[енной] исторіи и непонятныхъ молитвъ — ясность, святость чувства и радость. — Помогай вамъ Богъ. Спасибо, что вы приняли любовно мои замѣчанія — можетъ быть, онѣ вамъ пригодятся, ваша же строгость въ смыслѣ правдивости уже давно мнѣ пригодилась и помогла. Чтò вы не пишете про себя, про свое душевное состояніе? По послѣднимъ двумъ письмамъ вашимъ, по тону ихъ, мнѣ чуется ослабленіе любви. Дай Богъ, чтобъ я ошибался. Напишите, хорошо ли вамъ? Михайлова разсказъ не хочется отнимать у Тани — она начала его. Иванову работу нужно свою — пріучаться строго относиться къ самому себѣ, къ своей работѣ. (Я пишу это ему).2 Онъ прислалъ комедію, чтеніе к[оторой] было мнѣ больно. Это ужасно дурно, видно совершенное отсутствіе критики надъ собой. Надо, чтобы онъ выучился задерживать въ себѣ свои мысли съ тѣмъ, чтобы они перерабатывались, чтобы изъ 1000 мыслей избиралась одна, и потомъ эта одна мысль изъ 1000 мѣстъ, въ к[оторыя] она можетъ быть помѣщена, находила бы наконецъ одно свойственное ей мѣсто. Въ этомъ и еще мн[огомъ] др[угомъ] подобномъ состоитъ внутренняя работа писателя, предшествующая писанію, работа, к[оторую] онъ, Ивановъ, не знаетъ или дѣлаетъ, выписывая на бумагу то, что должно дѣлать въ головѣ. Не сердитесь, милый другъ, а подумайте, прикиньте это къ себѣ, можетъ быть — это правда, и это-то вамъ и нужно. Пиѳагорейцы3 5 лѣтъ должны были молчать, такъ и вамъ надо помолчать.
«Взрывая возмутишь ключи.
Питайся ими и молчи».
(Тютчевъ).4
