Не раз гостил он и в имении их Никольском-Горушках (или Никольском-Обольянинове) Дмитровского уезда Московской губ., в 20 верстах от ст. Подсолнечная Николаевской, ныне Октябрьской ж. д. В письме к Софье Андреевне из Никольского-Обольянинова от 23 декабря 1885 г., т. е. как раз во время поездки туда, Толстой характеризует семью Олсуфьевых в следующих словах: «...Очень, очень милое, честное всё семейство... Роскошь жизни их большая и, очевидно, тяготит, давит их, и им скучно, и у них скорее скучно. Выкупается всё нравственной чистотой и честностью, которая чувствуется во всех» (AT).
Отвечая на письмо Толстого по вопросу об Озмидове, Чертков пишет: «...Как paз Сытин просил рекомендовать ему развитого человека, который был бы под рукою для того, чтобы держать корректуру наших книжек перед самым их печатанием... Мне кажется, что Озмидов может хорошо это исполнять, а там может быть он еще для чего-нибудь пригодится Сытину. Сытин и теперь за эту работу готов платить. Письмо Озмидова мне также очень не понравилось. Но я рад был слышать от вас, что вы верите его искренности. Однако, я также рад, что в данном случае Озмидов войдет в деловые сношения не со мною, а с Сытиным»...
1885 г. Декабря 27.
Очень вы меня утѣшили своимъ письмомъ, милый друтъ. Я нашелъ въ немъ то самое, чего ждалъ — сочувствія и сожалѣнія — состраданія. Удивляюсь, почему люди не любятъ и стыдятся быть жалкими: мнѣ радостнѣе всего именно это чувство состраданія. Я его заслуживаю со всѣхъ сторонъ.1 Много хотѣлось бы сказать вамъ, но отложу до свиданья, если Богъ велитъ. Я пробылъ здѣсь 8 дней, и мнѣ было почти хорошо. Нехорошо — полное непониманіе того, въ чемъ моя жизнь, и роскошная праздная жизнь, а хорошо — доброта, честность и чистота и не любовь, a уваженіе ко мнѣ всѣхъ ихъ. Кромѣ того были мои: Сережа,2 Таня3 и Леля,4 и теперь еще здѣсь двое. Въ самое рождество случилось, что я пошелъ гулять по незнакомымъ пустыннымъ зимнимъ деревенскимъ дорогамъ и проходилъ весь день и все время думалъ, каялся и молился. И мнѣ стало лучше на душѣ съ тѣхъ поръ. Я твердилъ одно: Отецъ нашъ — всѣхъ насъ людей, отецъ не земной, а небесный, вѣчный, отъ к[отораго] я изшелъ и къ к[оторому] приду, свята да будетъ для насъ сущность (имя) твоя (сущность твоя есть любовь). Да будетъ царствовать твоя сущность — любовь такъ, чтобы, какъ на небѣ любовно, согласно совершаются
