Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 83.pdf/469

Эта страница не была вычитана

двери? А это, говоритъ, племянница изъ Телятинокъ, у ней лошадь стала, такъ вотъ я свою заложу, ее довезу. Я говорю: подвези и меня, и пошелъ. На горѣ меня догнала баба, двѣ дѣвочки и два мальчика, и сзади ставшая лошадь. Я сѣлъ къ нимъ въ сани. Баба стала разсказывать про свою несчастную участь, — хлѣба нѣтъ, три дѣвочки, одна грудная (я, чай, накричалась безъ меня, и сама чуть не замерзла); ѣздила къ матери на Бароломку,10 не дастъ ли денегъ на хлѣбъ; а у отца, онъ сторожъ въ лѣсу, украли дрова и вычли 3 р[убля]. Такъ ни съ чѣмъ и ворочается, да еще лошадь стала, чуть не замерзла, падала лошадь 3 раза. Баба плачется, a дѣвочки и мальчики (это ясенскіе сѣли прокатиться), хохочатъ, шумятъ и то и дѣло ломаютъ вѣтки и подгоняютъ лошадь. Она и за санями не идетъ. — Дорога ужасно тяжелая, непроѣзжанная, подъ кручь Кочака. Лошадь сзади совсѣмъ стала. Мнѣ было пріятно, что я имъ помогъ, и главное лошади. Она старая, худая, и пройдетъ шаговъ 100 и станетъ, и сколько ни бьютъ ее ребята, не двигается. Я взялся за лошадь и подружился съ ней, и безъ боя довелъ ее до Телятинокъ. Тамъ я вошелъ въ избу, чтобъ посмотрѣть, какъ они живутъ. Живутъ чисто и лучше, чѣмъ плакалась баба. Ребята играютъ въ карты, дѣвочка крошечная пѣсни поетъ. — Мать пришла и тотчасъ хотѣла бѣжать за грудной Парашкой.11 Парашка эта была у сосѣдки. A сосѣдка сама пришла. Сосѣдка эта Марѳа, Матвѣя Егорова.12 У нея свой ребенокъ, и она цѣлый день кормила эту Парашку. Онѣ пошли за Парашкой, а я съ дѣвочками и мальчиками поѣхалъ домой, а то мужикъ хотѣлъ провожать ихъ. Дѣвочки, одна Авдотьи вдовы дочь,13 другая Зорина;14 мальчикъ одинъ Зоринъ,15 другой Николая Ермилова.16 Пошелъ снѣгъ и темно стало, и мои товарищи стали робѣть и храбриться, особенно Грушка, Авдотьина дочь. Лица я ея не видалъ, но голосъ и говоръ пѣвучій, и складный, и бойкій, какъ у матери. Когда она била лошадь, я ей говорю: сама старая будешь. Нѣтъ, я старая не буду никогда. Такъ все маленькой и буду. А умрешь? — Это не знаю, а старой никогда не буду. Тутъ, когда мы поѣхали подъ гору, онѣ стали поминать про волковъ и про пыль (метель), и все вѣшки на дорогѣ смотрѣли. Я говорю: вотъ насъ занесетъ снѣгомъ, мы повернемъ сани, сядемъ подъ нихъ и будемъ сказки сказывать. — А студено будетъ мы руками будемъ хлопать. И всѣ хохочутъ.

456