9 задором,
10 С. А. Толстая писала 29 октября: «Ты мне пишешь, что я не зову тебя? Ах, Левочка, если б я писала в те минуты, когда хочу тебя видеть, писала бы всё то, что я чувствую, — то я разразилась бы такими потоками страстных, нежных и требовательных слов, что ты не остался бы и тем доволен» (стр. 271).
11 С. А. Толстая отвечала 29 октября: «О твоем намерении, как хозяйничать, я поняла именно так, но тут это вечное но; ведь без средств не проживешь, этого нельзя забывать, а то пойдут те ужасные отношения к деньгам, страдание, что их нет, требованья всё-таки со всех сторон и проч. неприятности, которые прямо жизни мешают» (стр. 271).
1884 г. Октября 28. Я. П.
Вчерашнее письмо твое1 очень меня огорчило, — очень. Если бы не затѣянная перемѣна управленія, я бы сейчасъ пріѣхалъ, что я и сдѣлаю теперь очень скоро. Мнѣ очень грустно всѣ эти дни. Не знаю, — участвуетъ ли тутъ физическое и какой-то переворотъ, совершающійся во мнѣ, или мое одиночество, но твое состояніе — представляется мнѣ главнымъ. Что скажетъ завтрашнее письмо? —
Нынче я вспомнилъ, что мнѣ 56 лѣтъ, и я слыхалъ и замѣчалъ, что семилѣтній періодъ — перемѣна въ человѣкѣ. Главный переворотъ во мнѣ былъ: 7×7= 49, именно, когда я сталъ на тотъ путь, на к[оторомъ] теперь стою. Семь лѣтъ эти были страшно полны внутренней жизнью,2 уясненіемъ, задоромъ и ломкой. Теперь, мнѣ кажется, это прошло, это вошло въ плоть и кровь, и я ищу дѣятельности на этомъ пути. И или я умру, или буду очень несчастливъ, или найду дѣятельность, кот[орая] поглотитъ меня всего на моемъ пути. Разумѣется, писательская, — самая мнѣ родственная и тянущая къ себѣ. — Ахъ только бы ты не была несчастлива, — какою ты мнѣ представляешься въ послѣднемъ письмѣ.
Я нынче обошелъ все хозяйство, — все узналъ и завтра возьму ключи. Дѣла особеннаго нѣтъ, но нѣтъ человѣка, кот[орому] бы поручить, когда уѣдешь. Особенно домъ и все принадлежащее къ нашей жизни. Если я теперь уѣду, то поручу Филипу на время. Онъ все таки не запьетъ, не потеряетъ денегъ, не дастъ растащить.
