1883 г. Ноября 15. Я. П.
Нынче въ первый разъ спалъ почеловѣчески, и проснулся рано. Снѣгъ шелъ все утро, и надежды не было на хорошую порошу, но я всетаки поѣхалъ. Получилъ утромъ твои два — за разъ, — оба хорошія письма1 и поѣхалъ съ болѣе спокойнымъ духомъ. Пороши не было, но я всетаки нашелъ 3-хъ зайцевъ; но или отъ того, что бойко, или отъ того, что не задача, ни однаго не затравилъ. Одинъ запищалъ у молодаго Спорта въ зубахъ; но крикъ этотъ такъ вѣрно удивилъ его, что онъ его выпустилъ, и онъ ушелъ. Но пріятно усталъ, проѣздивъ отъ 8 до 5 часовъ. Опять обѣдалъ одинъ, опять Аг[афья] Мих[айловна], toujours avec un nouveau plaisir.2 Былъ еще Сергѣй.3 Онъ очень жалокъ и смѣшенъ, какъ смѣшны бываютъ сумашедшіе. Я боюсь, что онъ не справится. Я совѣтовалъ ему помѣститься въ Тулѣ въ лакеи и порекомендую его къ знакомымъ. — Въ глазахъ снѣгъ, слѣды чуть видные, въ ушахъ голосъ Аг[афьи] Мих[айловны], въ головѣ пустота, въ сердцѣ бы полное спокойствіе, если бъ не безпокойство о васъ.
Извѣстіе о твоемъ нездоровьи — подробности я очень радъ былъ узнать. Если это такъ, то ты должна быть не въ нормальномъ состояніи. Я знаю, — слыхалъ, что это ужасно дѣйствуетъ на душу.4 На счастье, что ты знаешь это. Душенька, если бы ты могла привыкнуть къ той мысли, къ которой мы всѣ волей неволей привыкнемъ, что мы физически никогда не въ нашей власти, но за то нравственно всегда полная свобода и власть. Какъ легче жить, когда не то что поймешь это, — ты понимаешь, — но когда повѣришь и на дѣлѣ живешь такъ.
Завтра будетъ настоящая пороша, я опять поѣду, и послѣзавтра буду съ тобой, если живъ буду. Какой Кошелевъ?5 Если это старикъ, к[оторый] б[ылъ] у меня въ день моего отъѣзда, то мнѣ это очень поразительно. — Онъ говорилъ про политику, а я видѣлъ въ немъ смерть.
Обнимаю тебя, поцѣлуй дѣтей. Какъ бы хорошо было, коли бы ты перестала болѣть! —
11-й часъ. Ложусь спать.
На конверте: Москва. Хамовники. Домъ Гр. Толстаго. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.
