Мужиковъ, я сказалъ Ал[ексѣю], что я не могу принимать, и никто, кромѣ нищихъ, кот[орыхъ] я не видалъ, — не былъ.
Вчера спалъ одинъ, и очень хорошо. Свечера Аг[аѳья] Мих[айловна] усыпительно болтала.
Я думаю, что лучше, спокойнѣе мнѣ нигдѣ бы не могло быть. Ты вѣчно въ домѣ и въ заботахъ семьи не можешь чувствовать ту разницу, какую составляетъ для меня городъ и деревня. Впрочемъ, нечего говорить и писать въ письмѣ; я объ этомъ самомъ пишу теперь, и ты прочтешь яснѣе, если удастся написать.2
Главное зло города для меня и для всѣхъ людей мысли (о чемъ я не пишу) это то, что безпрестанно приходится или спорить, опровергать ложныя сужденія, или соглашаться съ ними безъ спора, что еще хуже. А спорить и опровергать пустяки и ложь — самое праздное занятіе, и ему конца нѣтъ, п[отому] ч[то] лжей можетъ быть и есть безчисленное количество. А занимаешься этимъ, и начинаешь воображать, что это дѣло, а это самое большое бездѣлье. — Если же не споришь, то что-нибудь уяснишь себѣ такъ, что оно исключаетъ возможность спора. А это дѣлается только въ тишинѣ и уединеніи. — Я знаю, что нужно и общеніе съ подобными себѣ, и очень нужны и мои три мѣсяца въ Москвѣ, съ одной стороны, мнѣ дали очень много, не говоря уже объ Орловѣ,3 Ник[олаѣ] [Ѳедоровичѣ,]4 Сютаевѣ, — ближе узнать людей, общества даже, кот[орое] холодно осуждалъ издалека, мнѣ дало очень много. И я разбираюсь со всѣмъ этимъ матерьяломъ. — Перепись5 и Сютаевъ уяснили мнѣ очень многое.
Такъ не безпокойся обо мнѣ. Случиться все можетъ и вездѣ, но я здѣсь въ условіяхъ самыхъ хорошихъ и безопасныхъ. Дай Богъ, чтобы у тебя все было хорошо. Цѣлуй дѣтей. Налажено все хорошо, но боюсь, масляница возьметъ свое и засуетятъ они тебя. Танѣ вѣрно ужъ теперь придумалось удовольствіе, да и вѣрно не одно. А и не придумается, то только лучше для нея и для насъ. Зачѣмъ она молодымъ людямъ подаетъ руку, не поворачиваясь къ нимъ и съ какимъ-то звѣрскимъ выраженіемъ? —
Ты, Таня, понимай, что если я пишу это, то потому, что я тебя вижу какъ живую передъ глазами, а вижу я такъ только тѣхъ, кого очень люблю.
Прощай, душенька, писать нечего. Говорить — говорилъ бы
