которая на двенадцать лет его старше. Желая иметь детей, он теперь женился на другой женщине. Первая (гражданская) жена, узнав об его женитьбе, тяжело переносила разрыв. Все это осложнило его жизнь. Просил совета.
1909 г. Сентября 8. Крекшино.
Спасибо, милый Ник[олай] Ник[олаевич], что пишете и подробно о себе и в телесном и в духовном отношении. Знаю, что, пишущий к любящим людям, невольно скрываешь всё для себя тяжелое, чтобы не огорчить их — любящих. Так делаете, наверно, и вы. Но, как ни трудно вам, милый Н[иколай] Н[иколаевич], я в минуты слабости желаю быть на вашем месте. Но это минуты слабости, и знаю, что «всё в табе», как говорил Сютаев,1 и, слава богу, нахожу «в сабе» всё, что мне нужно. Знаю, что и у вас то, что «в сабе», нужно, близко, на виду, ничем не заслонено. Ведь тем-то и велико (велико — дурное слово, да другого не найду) это сознание своего духовного начала и жизнь во имя его, что оно до такой степени несоизмеримо со всем тем, что представляется бедствием, что одинаково уничтожает, обращает в ничто самую маленькую неприятность: зубную боль и потерю любимых людей, свободы, жизни.
Ну,2 да будет философствовать, расскажу про себя, так же, как и вы, спасибо вам, делаете. Я с Сашей, Душан[ом] и Ил[ьей] Вас[ильевичем]3 4-й день у Чертк[овых]4, и мне очень хорошо. Одно было тяжело, это в Москве и отчасти здесь особенное, не подобающее мне (совершенно искренне говорю) почтение, восхваление. Это тяжело п[отому], ч[то] расчесывает больную, заживающую рану тщеславия. А то уж так хорошо. Так много, не скажу, меня любящих, но одно со мною любящих людей. Я занят был последнее время избранием и редактированием мыслей Лаодзе и предисловием к нему5 и еще ответом Польке, к[оторое]6 Душан назначил для журнала Поссе, но к[оторое] разрослось и стало совсем нецензурно.7 Сытина я устыдил,8 и оба Круга обещают скоро выпустить. Главная же работа и самая радостная, п[отому] ч[то] непрестанно подвигается, и что дальше, то радостнее, это та работа, к[отор]ую
