учения вне азбуки как-то: св. история, арифметика, только замедляет, по его мнению, необходимое выучивание азбуки. Все без исключения требуют, чтобы детей их били и учили по азбучкам и кроме азбучки ничего другого не учили. Как только требования их не исполняются, опять везде повторяется неизменно одинаковое явление, рождается раскол, глухой ропот и самые непонятные, безобразные слухи, клонящиеся ко вреду новых школ и приемов и вообще образования. Является суеверие, тайные ораторы — солдаты и мещане, рассказывающие невероятный вздор. Наш крестьянин ничего не говорит на вопросы о качестве школы, нешто печально ответит: «должно быть так нужно», а между собою у них уже решено, что не бьют в школах потому, что всех детей готовят везти в Москву, в козаки или солдаты, что детей ничему не учат, только для того, чтобы потом сказать: «мало сбору» и еще наложить новую подать; что учение не по азам и букам есть чертовское учение и смертный грех, что еще больший грех есть учение арифметике и что раз начавши такое учение, оно должно продолжаться ровно двенадцать лет, и тому подобные непонятные своею нелепостию слухи. Надо заметить, что слухи эти были порождены только недоразумением в том, что устройство школ обязательно; трудно себе представить, до каких размеров возрасло бы оно, ежели бы размещение школ и плата за учение были насильственны.
Мы сказали, что нам удалось победить это неудовольствие народа против возникших в последние шесть месяцев 23-х школ в нашем участке; победой этой мы обязаны только предоставлению крестьянам полной свободы брать или оставлять своих детей, говорить чтò им угодно, свободой конкурренции других школ и сравнению школ образования с школами грамотности, спорам и объяснениям с крестьянами. Приведу несколько примеров. В Яснополянской школе, существующей третий год и потому имевшей время заявить свое достоинство и направление во мнении народа, слышались сначала те же упреки в баловстве и тому подобном; теперь же приводят учеников за тридцать и пятьдесят верст; родители, взявшие вначале своих детей из школы, теперь вновь отдают их. В Л-ой школе ропот народа был сильнее, чем в прочих. Слабость и необщительность учителя, не пытавшегося объяснять крестьянам преимущества своих приемов, и — главное — уступки их требованиям еще более испортили дело. В Колпенской и других школах, где учитель ни на шаг не
