особенно п[отому], ч[то] возможно б[ыло] облегчить ей ее положение, но, видно, так надо. Помогай ей бог, к[оторый] в ней и во всех нас. Хочется помочь вам, но чувствую, что вы на таком испытании, в к[отор]ом только ваша духовная сущность может помочь вам.
Хотя вы всё это знаете так же, как и я, хочется сказать вам одно-единственное и главное, что в вашем положении может быть трудно, но в вашем-то положении особенно и нужно, это то, чтобы при общении с людьми (это самое трудное) помнить о том, что в нем, с кем общаешься, то же самое высшее, святое, чем я живу, и что в общении этом важнее, главнее всех других поводов общения мое духовное единение с ним, достигаемое только одним, если я могу, любовью, а не могу, то хоть уважением. Я пишу это п[отому], ч[то] сам страдаю слабостью в этом. Не успеешь оглянуться, и сделал, сказал, что не надо, или не сказал, что надо. И каешься, да поздно. Помогай вам бог. Да давайте поручени[я].1 Это мне большое бы удовольствие доставило.
7 июля.
Впервые опубликовано под датой «7 июня 1908 г.» в воспоминаниях В. Молочникова «О Л. Н. Толстом» — «Жизнь для всех» 1910, 12, столб. 79.
Ответ на бодрое письмо В. А. Молочникова от 30 июня написанное в первый день его пребывания в тюрьме.
1 Воспользовавшись этой просьбой, В. А. Молочников сообщил Толстому о крестьянах, сидевших в Новгородской тюрьме. Толстой написал о них П. А. Столыпину. См. письмо № 230.
1908 г. Июля 8. Я. П.
Сейчас получил ваше письмо, милый Илья Петрович, и очень был рад ему. Оно очень хорошо в сильно выражает одно из тех зол, с которыми нам предстоит невольно бороться, осуществляя в своей жизни то, что мы считаем своим назначением.
Ложное воспитание зиждется, не скажу, на ложной вере, а на извращении веры, потому на отсутствии веры. Мы не можем быть с вами несогласны, п[отому] ч[то] верим одному и
