Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 72.pdf/530

Эта страница не была вычитана

нам помощь [...] Покуда я делал зло, пил, гулял, никому с пути не сворачивал, кто меня бывало ударит в щеку, то я старался воздать ему вчетверо, — тогда меня и родные любили, и друзья меня хвалили; говорили: «вот молодец». И кто только отнимал у меня одну скибку поля, я отнимал у него две, и таким образом никто не мог воздать по делам моим мне. Но хотя меня тогда друзья захваливали, что я молодец, но меня совесть моя мучила. Я себе не мог найти покоя, потому что я знал, что истинный христианин не должен этого делать, а должен делать то, чтò заповедано каждому христианину в евангелии, что ударившему тебя в левую щеку обрати ему другую, и сказано нам, чтобы мы врагов любили, — а у меня всё это выходило наоборот: я своего родного брата не хотел любить. Когда я нахожу в послании от Иоанна сказано, что всяк не любящий брата своего находится во тьме и во тьме ходит и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза, то я думаю: боже мой, я есть эта самая тьма, потому что я не люблю даже родного брата. И думал я тогда: грешник, чтò мне теперь делать остается? Нужно заставить себя полюбить своего брата, хотя это трудно было делать, всё равно, как бы было камень глотать. Но когда я изломал первую скалу сердца моего, то тогда легче стало даже врагов любить. Я начал их любить, а они меня ненавидеть стали. Я начал им уважать и всем уступать, а они начали у меня отнимать и со всех сторон ко мне приставать и на голову влезать и клевать, как жадные птицы. Я тогда стал и думаю: боже мой, чего они от меня хотят? Я вашего ничего не хочу, отстаньте от меня. Нет, пристали и до сегоднешнего дня. Ну, слава богу, я сему радуюсь. Давно я наметил путь Христов, только трудно было встать на него, потому что он стеснен и лишен славы человеческой, а я думаю о себе, что я еще молодой, детки у меня крохотные, и я дом только что состроил и думаю, если мне стать на путь Христов, то я буду разорен, и лишат меня славы человеческой, как Иисус сказал: «будете ненавидимы всеми народами, за имя мое изгонят вас из домов ваших». Нет, — думаю, — будет мне еще время, а потом думаю опять: а чтò если захватит меня суббота, так нераскаянного в молодых летах, т. е. кончина моей жизни, тогда некогда будет каяться; а не то захватит меня зима, т. е. старость, в моих беззакониях, которые продолжал с молодых лет и до старости, то я пропитаюсь своими беззакониями, как сальная тряпка, так что трудно ее тогда обелить. Так я думаю, — если я буду продолжать мои беззакония, не спокаюся смолоду, захватит меня зима, и охладеют члены мои, тогда трудно будет мне покаяться. Нет, думаю, буду каяться, пока еще на пути, ибо сказано: ранний дождь — полезный[...] Прошу вас, дорогие читатели моего письма, не подумайте обо мне больше, чем должно думать, — не подумайте, что все это я о себе пишу, как будто бы я всего этого достиг. Нет, — только забываю то, чтò позади, и простираюсь вперед, и прошу у господа сил в надежде, не достигну ли и я, как достигали братья наши прежде нас. Ибо я еще немощен и грешник, из числа грешников грешник. Но видно из слов спасителя, что теперь то время, как он сказал, что он не хочет от грешника смерти, а ждет его покаяния и сказал так: «если только ваше имя будут бесчестить за сына человеческого, то будете блаженны»[...] Простите меня, что я так плохо пишу,

513