и Таня, дочь, гостящая у насъ, тяжело заболѣла и теперь еще лежитъ въ жару.2
Ей безполезно болѣть, такъ кажется, по крайней мѣрѣ. А я такъ скорѣе люблю, чѣмъ не люблю болѣзни и смотрю на нихъ какъ на приготовленія, кот[орыя] дѣлаются для послѣдняго большого путешествія, отъ кот[ораго] я ожидаю только хорошаго.3 Какъ бы я желалъ, чтобы вы такъ же смотрѣли на это.
Будьте пока, какъ всегда, бодры и здоровы и пріѣзжайте.
1900. 1 Авг.
На конверте: Петербургъ. Публичная библіотека. В. В. Стасову.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским по автографу в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», стр. 249—250.
1 По возвращении из поездки за границу, 21 июля 1900 г. Стасов запросил Толстого о возможности своего приезда в Ясную поляну. Письмо Стасова опубликовано в той же книге, стр. 248—249.
2 О болезни дочери Толстой отметил в Дневнике 7 августа: «Таня заболела и теперь еще лежит». 15 августа там же: «Тане лучше».
3 О болезни Толстого см. письмо № 352.
Стасов был в Ясной поляне 9 августа и, между прочим, сообщил Толстому последние сведения о Чертковых, которых он посетил в Англии, в день их переезда из Перлей на южный берег. Черткову Толстой писал 9 августа: «У нас Стасов, порадовал нас рассказом про вас».
В ответном письме от 8 сентября 1900 г. Стасов писал: «Представьте себе, Лев Николаевич, ведь я, только воротясь в Петербург от Вас и брата Дмитрия (из Новгородской губернии), нашел здесь письмо ваше, которым вы звали меня приехать в Ясную поляну. Мы с этим письмом разъехались. Но я всего одни сутки остался покоен и радостен после моего возвращения в Петербург. На другое же утро скончалась у нас перед глазами невестка, Маргарита Матвеевна (вдова покойного брата моего Николая), которая прожила с нами вместе более сорока лет. Мы все стояли в то утро кругом ее постели, думали — обморок, а это была уже и сама Смерть. Разрыв сердца. Ах, какой это был ужас. Еще за несколько минут мы с нею разговаривали. И это таким обухом хватило меня по голове, что я и сказать вам не могу. Какой ужас, какой ужас! И тут мне поминутно всё приходили в голову слова из вашего последнего письма, что как вы довольны встретить свой конец и того же и мне бы пожелали. Ай, нет, нет, я руками и ногами толкаю от себя прочь этот будущий ужас, я проклинаю его всеми силами души, и, если бы это было какое-то осязаемое, живое существо, как бы я всеми зубами и когтями вцепился бы и стал бы биться и сражаться, как Буры против варварского нашествия проклятых Англичан. Чего только те, бедные, не настрадались, чего
