написано начерно, предисловие к Амиелю, послесловие к Ц[арству] Б[ожию] тоже написано почти, статью об искусстве. И тогда только буду в состоянии взяться за художеств[енное], начатое и не начатое, к кот[орому] особенно тянет. Вы мне признавались в своих слабостях, и я признаюсь вам: часто думал и думаю: вот если бы посадили меня в тюрьму и дали бы бумагу и перо, как бы я радостно стал писать художественное. Разумеется, это так же, как ваши мечты о путешествиях, так же несбыточно и напрасно. Вы больше всех других людей влечете меня к художеств[енной] работе, не тем, что вы советуете мне ее, а тем, что на себе показываете, так она может хорошо, благотворно действовать.
Ну, пока прощайте, до следующего письма. Помогай вам бог всё так же и всё больше жить истинной жизнью и, приближаясь к смерти, всё больше и больше уходить от нее. Целую вас и ваших детей. Дружеский привет Антонине Алексеевне.
3 декабря 1893.
На конверте: Воронеж, Покровский пер., д. Рабец. Гавриле Андреевичу Русанову.
Впервые опубликовано в журнале «Вестник Европы» 1915, 3, стр. 23—25. Дата начала письма устанавливается на основании почтового штемпеля получения письма Г. А. Русанова.
Ответ на письмо Г. А. Русанова от 18 октября — 24 ноября 1893 г., в котором Русанов писал о своей жизни, своих мыслях и о состоянии своего здоровья.
1 Андрей Гаврилович Русанов (р. 1874), впоследствии профессор Воронежского государственного университета, доктор медицины, выдающийся хирург; депутат Верховного Совета СССР 1946 г.
2 Павел Александрович Буланже (1864—1925), в то время служивший по министерству путей сообщения. См. о нем в т. 63, стр. 350.
3 А. А. Русанова, жена Г. А. Русанова.
4 Абзац редактора.
1893 г. Декабря 3. Москва.
Тимофей Михайлович!
Очень был я обрадован вашим письмом, во-первых, потому, что из него узнал, что вы живы и здоровы и меня помните, а
