и это давало ему возможность подняться в художественных произведениях до небывалых, никем до него не достигнутых высот реалистического изображения жизни. Но Толстой отражал и «отчаяние» крестьянских масс, их политическую невоспитанность и слабость, и это в известной мере сковывало его как художника; сковывало не только потому, что предрассудки входили в образную ткань его произведений, но и потому, что эти предрассудки приводили его порою к неверным взглядам на собственное творчество,
В письме к П. И. Бирюкову от 17 января 1890 г. Толстой говорит о своей работе над комедией «Плоды просвещения»: «По случаю игры комедии я всё поправлял ее и даже после исправлял ее. Очень низкое и увлекающее занятие...» Даже свою работу над «Воскресением» он характеризует как «низкое ремесленное занятие», к которому «полезно относиться презрительно»[1].
Мы видим здесь яркое свидетельство той внутренней борьбы, которая происходила в Толстом. Заложенная в нем могучая творческая сила властно влекла его к работе над художественными произведениями, но ложная христианская мораль побуждала его смотреть на писательскую деятельность, — на ту именно деятельность, которая принесла ему бессмертие! — как на «низкое» занятие. Религиозные воззрения Толстого таким образом вступали в острейший конфликт с природой его художественного творчества. И то, что Толстой, наперекор собственным неверным взглядам, не отказывался от литературной работы, не прекращал ее, знаменовало торжество творческого разума художника над его заблуждениями.
Борьба противоречий в сознании Толстого особенно ясно видна в его письмах, адресованных приверженцам его доктрины.
«Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, — писал Ленин, — и поэтому совсем мизерны заграничные и русские «толстовцы», пожелавшие превратить в догму как раз самую слабую сторону его учения»[2].
